Элтэнно. Хранимая Звездой
Рукопись несбывшихся ожиданий. Таинство посвящения
«Вы это серьёзно? – с укором посмотрел архимаг на следователя. – Вы хотите, чтобы суд вынес обвинительный приговор такой силы едва ли не единственному здесь добропорядочному студенту?».
Да, лишь по воле случая Катрина Флетчер избежала всеобщего позора, клейма отравительницы, огромного штрафа и даже пожизненного срока в тюрьме.
– Ваши намерения меня радуют, – между тем похвалил Антуана профессор Аллиэр. – Вот только хочу обратить ваше внимание на некий неприятный момент. Хотя лер Флетчер достаточна умна, чтобы клятвенно заверить всех в своём молчании о неких подробностях, никто ведь не знает к чему приведёт её женская эмоциональность в будущем. Девушка она общительная, подруг, которым она может довериться, у неё предостаточно. Вы понимаете?
– Да, – хмурясь, ответил Антуан. – Из-за такого помимо официальной версии по академии могут также начать гулять нежелательные слухи.
Было очень неприятно осознавать, но в настоящий момент Антуан не мог сказать, что хуже. То ли то, что над ним начнут насмехаться из-за его внезапного милосердия по отношению к Твари (и это тогда, когда он всего лишь дозволил Катрине делать, всё, что она хочет).
«Это твоя жизнь, поступай как тебе заблагорассудится. Но если результат замысла будет мне хоть в чём-то полезен, я подумаю о том, чтобы наградить тебя», – сказал он бывшей любовнице и всего-то.
А, быть может, хуже было то, что в это его внезапное милосердие далеко не все бы поверили. Многим бы стало предпочтительнее думать, что так он намеревался воспользоваться доверчивостью Катрины и хотел убить Тварь чужими руками. А это вызвало бы толки. Катрина могла превратиться в жертву, а его репутация значительно бы ухудшилась. В высшем свете не принято было выставлять напоказ что-то помимо добродетелей.
– Хорошо, что вы это понимаете, лер Грумберг, – сказал профессор Аллиэр. – Поэтому даю вам дружеский совет, на вашем месте я бы действовал на опережение. Воспользуйтесь тем, что в лазарет к лер Флетчер посторонние пока не допускаются, и сделайте так, чтобы любой слух, который она может пустить, первым делом вызвал бы недоверие к себе.
Антуан сходу задумался над тем, как осуществить такое. Прочие студенты с интересом поглядывали то на него, то друг на друга, но вскоре одному из них это надоело.
– Профессор Аллиэр, вы сказали, что мы будем действовать согласно вашему плану. Но чем он так отличен от наших замыслов? Чем он столь лучше того, что время от времени обсуждаем мы? – вернул тему к главному вопросу Вильям Далберг, и тёмный эльф с улыбкой ответил:
– Тем, что вы не будете действовать с наскока. Время, лер Далберг, нельзя тянуть, но и действовать поспешно, как нынче делаете вы, тоже нельзя. Узнать, подготовить, устранить нежелательные последствия… Только если выполнить все эти этапы, вы можете рассчитывать на желаемый результат.
Вильям Далберг от сказанного стал выглядеть ещё недовольнее. Было очевидно, что он считает себя состоявшимся хитрецом. Вот только вид профессора Аллиэра дал Антуану понять кое-что другое – тёмный эльф их тут всех за детей неразумных считал, и понимание этого оказалось для него крайне неприятно.
***
Саймон Сильвер недолюбливал Вигора Рейна, а Вигор Рейн недолюбливал Саймона Сильвера. Казалось, этого достаточно, чтобы эти двое никогда не общались, но сегодня всё вышло иначе. Оба мужчины вместе с Милой Свон сидели на дальнем от белокаменной дорожки берегу озера и с энтузиазмом обсуждали что-то.
Собственно, так вышло только по тому, что Вигора вызвал пред свои грозные очи профессор Аллиэр, а затем, когда смуглый каторжник, проклиная некоего мерзкого эльфа, поплёлся обратно, он столкнулся нос к носу с Милой и Саймоном. Они поприветствовали друг друга, но не разошлись по своим делам дальше. Все трое застыли, переглянулись и после Мила сказала:
– Я тут неплохое такое местечко знаю. Тихое. Можем поговорить.
– Детка, я только за когда собираются трое, но с двумя бабами мне как-то бы оно понравилось, а вот вместе с ним нет, – всё же решил позлословить Вигор, и щёки Саймона даже побагровели от злости.
– Виселица по тебе плачет.
– А по тебе нож. С малолетства такую деятельную купчину не перевариваю. Тошнит аж. А прирежешь, так вроде как легче на душе становится.
– Хватит вам, – шикнула Мила. – Один разбойник, другой торгаш, у меня совесть тоже ой как нечиста. Все мы тут с изъяном вообще-то.
Саймону эти слова не понравились, но зато Вигор усмехнулся и успокоился.
– Ладно, веди давай. Где там твоё укромное местечко? – сказал он. И Саймон добавил бы что-нибудь, но Мила на него очень выразительно посмотрела. Вот он и промолчал.
Как уже писалось, пришли они на другой берег озера, благо идти надо было недолго (это самое озеро по размеру больше напоминало пруд). Сухие веточки и трава при этом шуршали под ногами, первая зелень только начинала появляться. Даже почки ещё не набухли, хотя то здесь, то там можно было увидеть крокусы, подснежники и ярко-жёлтые цветы мать‑и‑мачехи. В последних числах марта подобное не часто можно было увидеть в этих краях, всё-таки север. Настоящая весна в Вирград редко спешила, и Мила втайне надеялась, что нынешняя погода затянется. Ей нравилось, конечно, что заморозки прошли. Но пока не было у озера столь надоедливых оводов, слепней и мелкой мошкары – это ей ещё больше нравилось. Лучше уж наслаждаться яркими крыльями первых бабочек, нежели бороться с постоянно зудящими укусами насекомых.
Вигор снял с себя плащ и, постелив его на землю, сел. Ноги бывший каторжник при этом привычно для себя вытянул, а потому казалось, что он не разговаривать сюда пришёл, а просто понежиться на солнышке. Саймон прислонился к дереву и скрестил руки на груди. Мила осталась стоять между мужчинами.
– Я вот что сказать хочу, – первой начала говорить она. – Побывала я в доме лера Грумберга.
– Это когда же? – удивился Вигор.
– В ночь со вторника на среду. Позавчера то есть.
– И мне не сказала, – недобрым голосом протянул Саймон.
Вынужденно Мила на друга виновато взглянула и только затем призналась:
– Прости, но я предполагала, что ты мне по этому поводу высказать можешь. А мне собственных укоров, знаешь ли, с головой хватало.
– Хм, – между тем нахмурился Вигор. – Выходит, ты впустую туда нос сунула? Или всё же нашла что-то? Если да, то скажи. Я могу свести тебя с кое-какими людьми, кто в таком товаре очень заинтересован.
– И это я торгаш, значит, – тут же презрительно фыркнул Саймон, и его слова заставили Вигора задумчиво прикусить нижнюю губу.
– Может, что-то дельное в секретере Грумберга и лежит, – стараясь игнорировать распри, продолжила Мила, – но вскрыть замок у меня не вышло. Извини, Вигор, ты меня учил, конечно, но вот такой из меня ученик никудышный. Поэтому на, вот твои отмычки.
Молодая женщина вытащила из кармана замотанные в ткань воровские инструменты и бросила их Вигору. Тот ловко поймал свёрток в полёте, и Саймон, глядя на это, возмутился так, что даже позу сменил:
– То есть это ты его просила тебя отмычками учить пользоваться, да?
– Ну, да.
– Пф-ф, тогда неудивительно, что у тебя ничего не вышло. Наш Вигор людей резать мастак, а не замки вскрывать. Надо было меня просить тебя этому делу выучить.
– И это я ещё разбойник получается? – демонстративно рассмеялся Вигор.
– А то ж! Мне сундуки вскрывать было надобно, так как товар то туда, то сюда, а сундуков этих на складе обычно до жопы, а ключи от них вечно то теряются, то путаются между собой. С хорошими отмычками оно сподручнее, знаешь ли.
– Хватит! – пришлось рявкнуть Миле. – Короче, ничего я у Грумберга дельного стащить не смогла и во второй раз я к нему ни за что не полезу. Отчего? Да оттого, что я через мэтра Оллена пробралась к Катрине Флетчер, и она мне рассказала, что все отцовские письма эта сволочь Грумберг сразу после прочтения сжигает.
– Это бы я и так тебе рассказал, – тут же буркнул Саймон.
– Так чего не рассказал? – гневно воззрилась на него Мила. – Ты почему молчал вообще?
– Да потому, – в раздражённом тоне начал отвечать друг, – что, когда ты про свою затею речь повела, мне отчего-то сперва захотелось в твоей бестолковой голове пробудить разумную мысль, что в принципе лезть к леру Грумбергу не надобно. Но нет, ты же умнее всех. И в результате ты так на этой идее зациклилась, что в моё объяснение не поверила бы, вот почему! Ты, Милка, вечно найдёшь кому довериться. Кому угодно, но только не мне.
– Я тебе доверяю, Саймон, – стараясь сдержать свою горячность, сказала Мила. В конце концов, Саймон ради неё такую сложную комбинацию хотел провернуть. Теперь ведь Мила достоверно знала, что ой как не Катрине Флетчер идея изменить состав зелья в голову пришла.
… Другое дело, что вышло всё оно паршиво, и сыпать соль на рану друга никак не стоило.
– Слышьте, вы свои шуры-муры при себе держите, а? – вклинился Вигор. – У меня тут дурное настроение вообще-то, мою мечту о куче лёгких бабок вы взяли и похерили.
– Ты мечту о куче лёгких бабок похерил, а я вот мечту жизнь себе сохранить похоронила! – мигом вспылила Мила, и после едва не расплакалась. – Потому что всё, ребят, всё. Я действительно не знаю, что ещё мне делать.
– Тебе нужно отчислиться и уехать в другую страну хотя бы на пару-тройку лет, – уверенно сказал Саймон, и Вигор, не задумываясь, поддержал его.
– Ну вот теперь да, теперь вот я с ним согласен.
– Но я этого сделать не смогу. Просто-напросто не смогу, – жалобно пролепетала Мила и замолкла.
Молодая женщина не знала, как объяснить, что не готова всё начинать с нуля. Другая страна только на словах выглядела хорошо. Ведь там, в этой другой стране, Миле предстояло вновь сделаться никем, ей предстояло вновь раз за разом искать любую возможность заработать, чтобы элементарно не ложиться спать на пустой желудок. Там, в этой другой стране, Милу не ждало ничего, что могло бы поддержать её на плаву. Ей досталась бы только боязнь, что руки Антуана Грумберга всё же дотянутся до неё. Ей досталась бы дрожь в коленях, что однажды её личность будет кем-нибудь раскрыта и тогда всё… Тогда всё ей, Миле, припомнят. И исчезновение из Верлонии без оплаты долга, и сокрытие настоящего имени…
– Вы, наверное, не поймёте, – наконец, сказала она. – Ты, Вигор, привык жить как перекати-поле и только рад что-либо вопреки закону совершить. А ты, Саймон, не знаешь, что такое бедность. В полной мере ты ни разу не ощутил её, и, тем более, у тебя есть всецело готовая поддержать тебя родня. Вы просто не понимаете, я не могу написать заявление на отчисление.
Она не выдержала и заплакала. Миле было стыдно плакать, но эти слёзы она не могла сдержать, как бы ни тёрла лицо рукавом платья.
– Хм. Ну, из-за того, что кое-какое следствие в академии только-только закончилось, группа покамест пришла к мнению на какое-то время оставить тебя в покое, – задумчиво глядя на неё, сообщил Вигор. – Это для тебя хорошая новость или как?
– Не знаю, – ответила Мила и, не желая больше показывать охватившие её эмоции, уверенно пошла прочь. Ей хотелось побыть наедине с собой какое-то время.
Глава 11. Иллюзии заставляют людей предавать самих себя
Неспешно шагая по белокаменной дорожке, Поль думал о бедной лер Флетчер и о том, что, пожалуй, тоже мог бы перепутать лежащие в двух одинаковых ящичках инструменты. Кто там на надписи «чистые», «грязные» (мелким шрифтом, да ещё сбоку!) смотрит? Он бы абсолютно также визуально оценил ложки и положил бы понравившиеся на поднос.
«Какой был бы позор», – аж мысленно содрогался Поль, представляя подобное. И ладно бы только это. Куда как больше Поля мучила совесть. Он чувствовал глубокую вину из-за трагедии, произошедшей с лер Флетчер.
– Зачем? Ну зачем вы пригласили её на это занятие? – едва сдерживая себя от крика, не так давно выговаривал ректор своему незадачливому преподавателю. – Для вас одного правила академии не писаны, что ли?
– Господин фон Дали, лер Флетчер сказала мне, что очень хочет в дальнейшем заниматься преподаванием, но переживает, что может не справиться, – стараясь игнорировать суровые взгляды архимага и следователя, попытался объясниться Поль. – Она настойчиво просила дать ей попробовать себя хотя бы в нескольких занятиях и, так как девушка она толковая, то я подумал… Простите, я не должен был этого делать!
«Я не должен был этого делать», – мысленно повторил про себя Поль, и из-за этого портфель, что он нёс в руке, казалось, стал в разы тяжелее. Всё дело в том, что там лежало заявление на увольнение. Понимая, что всего один день отделяет лер Флетчер от того, чтобы навсегда утратить возможность стать магом по его (именно его!) вине, Поль решил, что так будет правильнее. В конце концов, в академии теперь долго на слуху будет как он лихо двадцать два студента в лазарет положил. Всё же столь много пациентов всего за один день в последний раз академический лазарет видел аж целых четыреста восемьдесят три года назад, во время кровопролитных войн Железного Века.
Нет, никто не смеялся Полю в лицо. Преподаватели искренне сочувствовали даже. Но совесть умеет портить жизнь и более стойким людям.
– О, мэтр Оллен, – вдруг нарушил сосредоточенность Поля на угрюмых мыслях чей‑то голос. В результате Поль словно очнулся. Она часто заморгал и наконец-то увидел не образы своих мрачных дум, а дорогу перед собой. Она была пустынна. Лишь по аллее, ведущей из парка, неторопливо шёл лер Морриэнтэ в компании одного из своих слуг. Смотрел эльф прямо на Поля. Он даже приподнял шляпу в приветствии, а потому не оставалось сомнений – нарушивший задумчивость голос принадлежал именно ему.
Вынужденно подняв в ответ свою шляпу, Поль хотел было отвернуться от лера Морриэнтэ, но тот широко улыбнулся и, ускорив шаг, оказался на пересечении дорожек одновременно с ним. Слуга знатного эльфа при этом тактично отстал, он остановился в метрах шести и сделал вид, что занят рассматриванием куста сирени.
– Мэтр Оллен, мне так давно хотелось увидеть вас, – сказал лер Морриэнтэ, продолжая приветливо улыбаться, – но вы словно превратились в неуловимого призрака. То вы на занятиях, то помогаете в закрытом отделении лазарета, то просто никто не может подсказать, где вы находитесь. Надеюсь, в данный момент вы не так заняты, чтобы не уделить мне несколько минут своего времени?
– Пожалуй, некоторое время я вам уделить смогу, – нехотя ответил Поль. Ему, конечно, не хотелось в настоящем ни с кем общаться, но занятие у восьмикурсников должно было начаться только через час, он по-любому успевал на него. – Зачем вы искали встречи со мной? И… и разве вы не должны быть сейчас на какой-либо лекции?
– Профессор Аллиэр имел неосторожность в ответ на просьбу некоего студента во всеуслышание заявить, что он любого из присутствующих готов отпустить на все четыре стороны. Но вот либо навсегда, либо как только этот самый студент озвучит двенадцать принципов ван Ашера, являющихся темой его нынешней лекции. И в этот момент я поднял руку, – самодовольная улыбка лера Морриэнтэ стала ещё шире. – Что же касаемо моей надежды увидеть вас, мэтр Оллен, то этого мне хотелось по следующей причине. Будучи очарованным токсикологией, как наукой о взаимодействии различных веществ, я бы хотел через вас подтвердить или опровергнуть одну свою догадку.
– Эм-м, какую? – с ещё большей неохотой осведомился Поль. То, что его считают специалистом в токсикологии, ему до смерти надоело.
– Сперва позвольте сказать, что я всецело понимаю важность сохранения тайны во имя благополучия общества. Ни к чему раззадоривать смутьянов и дарить им опасный дар знания. Однако, мой интерес обусловлен исключительно пытливостью моего ума, – с совершенной серьёзностью продолжил говорить эльф. – Собственно, поэтому я ни в коем случае не настаиваю на подробном ответе, если моя догадка всё же неверна. Мне нужно только ваше да или нет.
– Лер Морриэнтэ, ваши слова заставляют меня насторожиться. Пожалуй, будет лучше, если вы зададите свой вопрос прямо.
– Хорошо, – согласился эльф. – Раз вы и ваши студенты впали в столь глубокий сон, что впоследствии некоторым из вас даже пришлось делать инъекции ательбитулина, то в отравившем вас составе должен был содержаться эмхатриаш. Причём концентрированный. Прав ли я?
Адьир Морриэнтэ мог не смотреть столь пристально на Поля. Вывод о правдивости ответа по тому удивлению, что возникло на его лице, сделать было невозможно.
– «Эмха» чего? – переспросил озадаченный Поль.
– Эмхатриаш, – негромко повторил эльф и нахмурился. Однако, мгновение спустя он просиял. – О, быть может, я использую не то название? Всё же токсикологию в Лиадолле я изучал по книгам, что у вас, людей, уже давно вышли из обихода.
– Не думаю, что дело в этом, лер Морриэнтэ, – не стал скрывать Поль. – Просто вы сказали правильные слова про тайны и благополучие общества. Я сам интересовался составом яда, но мне сказали, что это покамест засекреченная информация. Ковен ещё только будет решать стоит ли делать спонтанное открытие нового состава знанием публичным.
– Да, это более чем разумно, – понимающе кивнул лер Морриэнтэ, но от своего не отступил. – Вот только вы, как настоящий мастер в токсикологии, всё же можете ответить на другой мой простой вопрос. Скажите, когда вы пытались нейтрализовать яд в своём организме, вы использовали что-то, способное блокировать альтамдестройные вещества?
– «Альтам» чего? – вновь невольно переспросил Поль. Озвученное эльфом название (в отличие от некоего эмхатриаша) было ему отдалённо знакомо, но именно что отдалённо. А между тем реакция Адьира Морриэнтэ не заставила себя ждать. И на этот раз он не просто нахмурился. О нет, на его лице возникло откровенное раздражение.
– Что вы применили, чтобы блокировать яд? – вдруг столь требовательно, как имеющий на то право следователь, спросил эльф, и из-за этого Поль далеко не сразу подумал, что он вообще-то может ничего не отвечать. Поль растерялся и невольно сказал то, что относительно недавно говорил целителю в лазарете.
– Я успел только немного замедлить ток крови и всё. Этот яд действовал незаметно и стремительно.
– Но в таком случае, вы не пришли бы в себя одним из первых, – прожигал его недоверчивым взглядом эльф. – Вы не покидали закрытую аудиторию, вы не принимали противоядия, и вы хотите уверить меня, что не применили никаких толковых чар? Быть такого не может.
– Да что за недоверие! – приходя в себя от непомерного удивления, неподдельно яро возмутился Поль. – Мне, как и прочим, основательно помог выпитый немногим ранее укрепляющий иммунитет состав.
– Вы лжёте, ничего такого вы не пили, – без тени сомнений озвучил лер Морриэнтэ, и Поль даже вскипел:
– Как вы смеете обвинять меня во лжи? Да чтоб вы знали, я блюду традиции факультета Белой Магии и всегда вместе со своими студентами разделяю их триумф!
– Не держите меня за глупца. Мне прекрасно известно, что все преподаватели при этом пьют обычную воду, разве что подкрашенную. Никто не стал бы на постоянной основе вливать в себя столь несбалансированный поток разных по свойствам зелий, если только не желает проблем со здоровьем самому себе.
Поль ошеломлённо заморгал. Нет, он понимал, что из-за академической традиции может навредить своему организму, а потому завсегда разбавлял практические занятия по зельеварению другими моментами, да ещё не забывал про регулярную профилактическую очистку организма. Но то, что столь сложный и неприятный вопрос элементарно решается обычной подкрашенной водой, ему даже в голову не приходило. И, не иначе, лер Морриэнтэ это вдруг понял.
– Что вы пили между вашей последней очисткой организма и отравлением? – задал он совсем другой вопрос, и, так как Поль был ошеломлён, он ответил:
– Зелья Аценуса, Громтроя, Визальда, Эрика Браунберга и, самое последнее, то, что мы со вторым курсом вместе варили. Для укрепления иммунитета.
Повисла тишина. Поль, казалось, смотрел в никуда. Он ощущал себя вконец никудышным преподавателем. Эльф тем временем смотрел на него со злостью и брезгливостью. При этом он несколько раз кривил губы, как если бы намеревался что-то сказать, но в последний момент передумывал. Однако, по итогу подходящие слова к леру Морриэнтэ пришли.
– Скажите, мэтр Оллен, а кто-либо ещё вас об таком спрашивал?
– Эм-м, нет.
– Тогда рекомендую вам самому не распространяться. Всё же… – тут Адьир Морриэнтэ ненадолго прикрыл глаза, как если бы пытался унять кипящие в нём эмоции. Вот только на этот раз сдержать себя у эльфа не получилось. Едва он открыл веки, как с презрением оглядел Поля сверху вниз и сказал следующее: – О вас, мэтр Оллен, по академии ходит молва, как об очень толковом специалисте, но это далеко не так. Сперва вы разочаровали меня как преподаватель, а теперь я сделал вывод, что вы не только нисколько не разбираетесь в токсикологии, так и доверять вам обучение студентов целительству было сущей воды безумием. И да, пусть распространять правду о вас я не намерен, высказать её вам в лицо я счёл своим долгом.
На этих словах Адьир Морриэнтэ развернулся и с высокоподнятой головой вернулся на аллею, с которой пришёл. Поль некоторое время смотрел ему вослед, а затем сел на скамейку и, достав из портфеля заявление на увольнение, во все глаза уставился на него. Кажется, причин отдать эту бумагу ректору только прибавилось. Поль поверил в иллюзию, что стал хорошим преподавателем так легко и быстро, что теперь внутри него царили боль и пустота.
«Нет, не стоит тешить самолюбие. И хватит терять время», – подумал спустя пару минут Поль и решительно зашагал в сторону главного корпуса. Он рассчитывал без промедления увидеть господина фон Дали, чтобы донести до него весть о своём желании покинуть академию как можно скорее и навсегда.
***
Третье апреля, вторник. А вторники – это выходной день для факультета Водной Стихии, а никак не Белой Магии. И потому, пожалуй, именно на это обстоятельство (на то, что в настоящий момент в самом разгаре занятия) и можно было бы списать отсутствие одногруппников и одногруппниц Катрины. Ведь едва девушка, бледная и пошатывающаяся после совершённой над ней процедуры, вышла на улицу, она первым делом с надеждой осмотрелась. Ей хотелось увидеть знакомые лица. Она надеялась, что кто-либо придёт поддержать её и скажет последнее прощай. Но кроме одиноко сидящей на лавочке Твари никого вокруг не было, а потому Катрина ощутила, как по новой защипало от слёз глаза.
– Эй, – заметив её, энергично помахала рукой Тварь.
Катрина легонько взмахнула рукой в ответ и, отворачиваясь, двинулась в сторону ворот академии. Девушке нисколько не виделось, что Тварь намеренно пришла сюда. Ей показалось, что они просто ненароком оказались в одном месте и всего-то. Это было бы даже хорошо. Вот уж кого, а Тварь Катрина видеть не хотела. Однако, та её нагнала и бодро зашагала рядом.
– Я знаю, что это вопреки традициям, – сказала при этом Тварь, – провожать отчисленных принято до того, как дар будет запечатан. Но меня здесь не жалуют, поэтому… попрощаться я хотела, а вот создавать тебе проблемы – нет.
– Можешь не извиняться, – угрюмо буркнула Катрина. – И, кстати, ты могла бы раньше прийти, всё равно никто провожать меня не пришёл.
– Да ну, неужели все испугались?
– Испугались? Нет, мэтр Оллен, когда я высматривала в окно своих, сказал, что не иначе ненароком объявили другое время. Так бывает, что в объявлениях что-то путают, а мне, знаешь, ли в последнее время исключительно везёт.
– Брехал он, я ведь знала, что с опозданием приду, – уверенно сообщила Тварь, но мигом прикусила язык. К ней быстро пришло понимание, что произнесла она кое-что совсем не подумав.
Лицо Катрины резко помрачнело. А затем девушка даже остановилась и выразительно посмотрела на однокурсницу.
– А чего все должны были испугаться? И чего не испугалась ты? А ну говори.
– Ну-у, сейчас ведь лекция у профессора Аллиэра. Если бы кто-то пошёл тебя провожать, то на неё опоздать бы мог, а суровый нрав нашего декана всей академии известен, – усмехнулась Тварь, но как-то наигранно. Катрина сразу поняла, что лапшу ей на уши вешают.
– А если по-честному, Мила? Не так давно мы ведь много друг другу тайн рассказали. Мы же вроде как договорились – ты мне без утайки, а я тебе.
– Хм, – задумчиво опустила взгляд к земле Тварь, прежде чем виновато посмотрела на Катрину. – Право слово, я бы очень не хотела делать тебе больно снова.
– Больно? Снова? – переспросила Катрина, как вдруг догадалась. – Речь об Антуане, верно?
– Да, – прозвучал тихий ответ. – Сперва тебе вовсю сочувствовали из-за случайности с ложками, но он всё это переиначил.
– И как?
– Ну, о том, что ты к леру Грумбергу клинья подбивала, слухи давно ходили. Но тогда он молчал, а сейчас вот принялся насмехаться. Вроде как, что когда ты поняла, что ничего тебе с ним не светит, то подумала-подумала и на мэтра Оллена глаз положила.
– Ужас, – даже прижала руку к сердцу Катрина. – То-то мэтр Оллен на меня сегодня косился и даже… даже до ворот, как изначально обещал, не проводил. Вот, значит, какие это были дела и обстоятельства.
– Тебе же лучше, что он провожать тебя не пошёл, – верно подметила Тварь.
– Но неужели все в эту глупость поверили?
– Катрина, всё легко переворачивается с ног на голову, если это кому-то надо. Теперь на слуху, что ты на занятии про просеивающие ложки речь завела, только чтобы внимание мэтра Оллена к себе так привлечь. А перепутала ты их, так как далеко не о зельеварении думала. В голове у тебя сидело, как бы его соблазнить и за ночь с собой цену выгоднее назначить.
– Нет, не могу слышать эти гадости, – едва слышно пролепетала Катрина. – И все поверили в это? Даже Аманда?
– Это ты про лер Дикерман? – уточнила Тварь по причине того, что очень плохо в подругах Катрины разбиралась. Пожалуй, если бы она не присматривалась некоторое время к Катрине Флетчер, то и это предположение не прозвучало бы.
– Да.
– Она и некоторые другие сначала в твою защиту что-то ещё говорили, но ты же знаешь – уж если Грумбергу кого-то нужно в грязь втоптать, то эта грязь всё равно прилипнет. Поэтому ты теперь такой же изгой как я.
– Но зачем? Зачем ему это было нужно? – не могла понять Катрина.
– Быть может, чтобы ты больше не писала ему каких-либо писем от слова совсем?
Катрине действительно сделалось больно. Снова больно. Всегда тяжело, когда любимый человек отдаляется от тебя или же ты сам вынужден отдалиться от него. Но когда тягостное игнорирование друг друга перерастает в такое вот, то через боль на месте любви начинает рождаться ненависть. И чем ярче и светлее было нежное чувство, тем горячее и яростнее будет пылать цветок гнева.
В силу своих чувств Катрина быстро и уверенно зашагала по дорожке так, что Тварь едва поспевала за ней. Таким образом она надеялась убежать от своих иллюзий. До этого она даже не предполагала, что человек, которого она полюбит всей душой, однажды сможет так подло поступить с ней.
– Мила, – совсем немного не дойдя до ворот академии, вновь остановилась Катрина.
– Да?
– Прости меня, Мила. Прости. Я почти два года носила в сердце неприязнь и ненависть к тебе. Я столько времени поддерживала и даже сама разносила грязные сплетни. Я была одной из тех, из-за кого ты страдала, – со слезами в глазах вдруг произнесла Катрина, прежде чем горячо обняла опешившую от такого Тварь. – Прости меня. Прости.
Некоторое время Катрине казалось, что её желание получить прощение останется неуслышанным. Но вот мгновение, и Тварь перестала быть столь напряжённой. Молодая женщина тоже всхлипнула и обняла Катрину в ответ.
– Ты тоже прости. Прости, что всё так из-за меня вышло.
Катрина не могла сказать, сколько они так стояли, обнимаясь и плача. Но это было не важно. Главное, на душе у обеих девушек в какой-то момент разом полегчало настолько, что они смогли отстранится друг от друга с улыбкой на лице.
– Всего хорошего тебе, Катрина. И, если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, дай знать. Вообще, возьми и напиши мне. Пожалуйста. Я так давно хочу получить хоть от кого-нибудь письмо, – сказала Мила Свон.
– Обязательно напишу. А тебе я желаю долгой жизни и удачи. Знаешь, я даже намеренно не уеду из Вирграда до тех пор, пока ты не пройдёшь ритуал посвящения в магическое братство.
– Да уж, – тут же кисло поморщилась Мила, но Катрина встряхнула её за плечи.
– Ты пройдёшь это посвящение, за нас обеих пройдёшь. И никакой Антуан Грумберг тебя не остановит, никто из твоей группы тебя не остановит и не сломает. Ты поняла меня?
– Поняла.
Катрина ещё раз обняла Милу, а после уверенно и не оборачиваясь подошла к проходной. Ей предстояло в последний раз в своей жизни пройти за эти ворота, но грусть из-за этого отчего-то отступила. Она посмотрела на привратника, широко улыбнулась ему и бойко сделала свой последний шаг, навеки стирающий мечту и возможность стать целителем. Всего один шаг, и Катрина оказалась в Вирграде. Она вмиг стала девушкой с совсем другой судьбой, но уже не так жалела об этом.
… Она ведь не знала, что за их с Милой Свон прощанием украдкой наблюдал выгнанный профессором Аллиэром с лекции Вильям Далберг.
