Мерно шагая по дороге на кафедру, Найтэ только со стороны выглядел как обычно. Внутри него царили сумятица и сильное раздражение. Трели по-весеннему звонко поющих птиц лишь усиливали его неприязнь к окружающему миру. Весь этот стрекот, щебетание, ор за защиту гнезда… Найтэ не находил в этих звуках ничего чарующего, а тут ещё и громко жужжащий майский жук сел ему на плечо.
– А ну сгинь, – тихо и зло потребовал тёмный эльф, когда скосил взгляд на наглое насекомое.
Увы, даже на такую мелкую тварь повлиять у Найтэ не вышло. Жук продолжил копошиться. Ему словно нравилось перебирать своими тонкими лапками складки одежды, что образовывала пряжка наплечного ремня.
– Сам виноват, – ещё злее произнёс Найтэ и слегка прищурил глаза. Тело майского жука тут же содрогнулось, а затем насекомое упало на землю и, прежде чем в последний раз замерло, вяло шевельнуло лапками.
Событие нисколько не подняло тёмному эльфу настроение. Обычно он бы криво усмехнулся, но тут не смог. Ему подумалось, что только с жуками ему и суждено расправляться так, как ему хочется. Со всеми остальными нет.
«Проклятье! – мысленно негодовал Найтэ. – Неужели этот мерзавец и дальше будет действовать мне на нервы? Какого, демоны его побери, он не отсаживается от Милы Свон? Уже третье занятие кряду преспокойно сидит рядом с ней, да ещё улыбается, чтобы я ни на миг не забыл про его публичную наглость!»
Само собой, думал Найтэ про Адьира Морриэнтэ, но если бы только о нём он думал. Куда как больше на него давило понимание, что проклятый светлый эльф прав! Будь все дроу такими, как он – Найтэ, над ними бы смеялись, как над жалкими гоблинами – глупым и трусливым народцем, давно исчезнувшим бы, если бы не плодовитость.
«Плодовитость. Дроу, как и всем эльфам, она не присуща. Подобно гоблинам или людям мы никогда не размножались быстро, – сама собой возникла в голове Найтэ угрюмая мысль, и её тут же продолжила другая, ещё более неприятная. – Теперь и не размножимся. Никогда».
– Здравствуйте, профессор, – вдруг отвлёк Найтэ от размышлений чей-то бодрый мужской голос, и, конечно, тёмный эльф с лёгкостью узнал заговорившего с ним студента.
– А, лер Сильвер. Снова решили выбраться в город?
– Да, – поправляя рукав новенького камзола (самого обычного, а не форменного) ответил мужчина. Было видно, что Саймон Сильвер доволен собой и своим внешним видом.
… Конечно же, это заставило Найтэ внести свою ложку дёгтя. Его в принципе раздражало, когда кто-то вблизи него радовался жизни, а тут ещё и у него самого настроение никакое было. Поэтому он состроил вежливую улыбку и «похвалил»:
– Это правильно. Идите, присматривайте место, где откроете торговую лавочку.
– Эм-м, да я как-то не собирался в Вирграде ничем торговать, – сверкая удивлением в глазах, ответил студент. – Сюда я приехал магии учиться.
– Знаете, как-то оно не очень заметно, – едко ответил Найтэ, и Саймона Сильвера это разозлило. Он нахмурился, когда сказал:
– И всё же я студент академии, а не купец.
– Что же, в таком случае, для вас не будет ударом известие, что не одному мне ваше торгашество не нравится. Ковен ответил положительно на запрос господина фон Дали, и в скором времени то непотребство, что вы устроили на территории академии, будет официально запрещено.
Едкая улыбка Найтэ сделалась по-настоящему искренней, так как ему до ужаса понравилось растерянное выражение лица Саймона Сильвера. «Как же это приятно выбивать у людей землю из-под ног», – даже довольно подумал он, прежде чем вновь сосредоточился на разговоре. Студент достаточно пришёл в себя, чтобы с возмущением засопеть и сказать:
– Быть не может. Как ещё приобрести что-то, что можно купить только за деньги? Да такая практика, которой я занимаюсь, здесь сотни лет существовала!
– Верно. Вот только не в тех масштабах, лер Сильвер, не в тех масштабах. Поэтому всё. Руководство академии, конечно, будет закрывать глаза на разовые нарушения, но подобных вам ушлых проходимцев терпеть отныне никто не станет.
Найтэ было приятно видеть, как морщится от недовольства лицо лера Сильвера, и это немного подняло ему настроение. Шагать по дороге тёмному эльфу стало не так тяжело, хотя его мысли вновь вернулись к прежней теме. К теме плодовитости и… Тут Найтэ обернулся, и, хотя он увидел только по медвежьи широкую спину лера Сильвера, подумал он о кое-ком совсем другом. Саймон Сильвер прочно ассоциировался для Найтэ с некой хамоватой студенткой, а потому именно о ней он вдруг подумал. При этом тёмный эльф ощутил, какое тепло желания охватило его тело.
«Мила Свон, – мысленно протянул имя своей студентки Найтэ. – Ты намного больше человек нежели дроу. В силу этого твой век, как и для всех людей, будет короток. И поэтому… поэтому что будет, если я упущу свой шанс? Вероятность, что возможность никогда не повторится, слишком высока, а это серьёзная причина переосмыслить твоё будущее. Быть может, я вовсе не прав, желая лишь телесного удовлетворения».
Найтэ нахмурился. Будучи чистокровным дроу, он знал сколь унизительно вносить в свой род низкую кровь. Подобное считалось отвратительным как в среде тёмных, так и светлых эльфов. Пусть человечество давно заняло главенствующую позицию в мире, эльфы по-прежнему никак не могли признать людей равными себе. Человечество для них, долгожителей, выглядело второсортной расой.
Собственно, а как ещё можно воспринимать народ, что только за одну твою жизнь сменяет до нескольких сотен правителей? Ты здороваешься с человеком и вот, считай что на другой день, он уже лежит в могиле, над которой рыдают его внуки. Чувствовать немощность и приближение старости (внутренней, а не внешней) эльфы начинали в возрасте от трёх тысяч лет. Продолжительность жизни обычного человека нечасто превышала цифру шестьдесят.
Однако, об этом Найтэ подумал лишь вскользь. Его сознание сосредоточилось на другом – на том, что в одиночку нужные ему перемены не совершить. Никогда. Ему требовались соратники, именно поэтому он из века в век молился своим богам о приходе новых дроу.
«Но если боги бездействуют, то не пора ли уже начать создавать события самому?» – всерьёз задумался Найтэ.
Да, пусть Мила Свон являлась намного более человеком нежели дроу, пусть её потомство с ним никогда не обладало бы желаемой чистотой, но эти дети… эти дети могли стать орудием Найтэ. Они могли бы стать его верными приспешниками, а там (кто знает?), быть может, он всё же сумел бы добраться до врат Лиадолла.
«Раз боги никак не могут заняться тем, о чём я веками их молю, так я сам открою врата и сам впущу в этот мир дроу. Я ещё заставлю всех вспомнить, кому этот мир принадлежал изначально! Благодаря мне, все живущие однажды склонят колени у подножия нового чёрного трона», – воинственно подумал Найтэ и даже решительно сжал ладони в кулаки, так как его намерения действительно имели все шансы осуществиться.
Главным здесь было решиться на первый шаг в столь опасном направлении. Чтобы взрастить соратников, всецело заинтересованных в том же, что и он, ему требовалось сделать Милу Свон своей женщиной. Ему следовало начать с этого, а дальше… дальше пути назад уже бы не существовало.
***
Студентов, занимающихся на дополнительных курсах по целительству, поубавилось, и другого Мила не ожидала. Если что-то её и удивило, так это то, что в её группе осталось аж пятнадцать человек вместе с ней. Молодой женщине виделось, что даже десятка не наберётся, но по факту бросили занятия далеко не все. Многих не сломило случайное происшествие. Скорее, оно даже сплотило студентов. К удивлению Милы, ребята на занятиях перестали относиться к ней столь отчуждённо. Пусть не в коридорах академии, а только на занятиях (как если бы имелось желание сохранить всё в тайне) они теперь здоровались с Милой и даже начали включать её в обсуждение домашних заданий и прочих учебных тем. Для молодой женщины подобное было столь же непривычно, насколько видеть мэтра Оллена столь угрюмым. Преподаватель перестал шутить, всё время был серьёзен и так дотошно напоминал о технике безопасности, что странности за ним заметили абсолютно все. Однако, большинство студентов считало, что это вскоре пройдёт, и Мила думала точно так же.
– На этом сегодня всё, – подытожив новую тему, сказал мэтр Оллен в намерении завершить лекцию.
Студенты тут же начали собираться. Кое-кто даже умудрился заранее незаметно сложить вещи в сумку, а потому уже спешил к выходу из аудитории. Мила завистливо посмотрела на этих парней. Дополнительные занятия заканчивались в восемь вечера, поэтому ей тоже хотелось как можно скорее прийти домой и вытянуть ноги лёжа в постели. А ведь ещё столько до кафедры некромантии топать. Ужас.
Грустный вздох Милы вдруг прервали слова мэтра Оллена:
– Лер Свон, задержитесь ненадолго.
Так как больше ничего другого не оставалось, Мила согласно кивнула. Затем она собрала свои вещи и подошла к мэтру Оллену, но тот отчего-то ничего не говорил и вообще делал вид, что не видит студентки. Подобно своим слушателям он складывал бумаги в портфель, а потому Мила подумала-подумала и осведомилась:
– Эм-м, мэтр Оллен, а для чего мне нужно задержаться?
– Погодите, сейчас прочие выйдут.
Слова преподавателя вызвали любопытство. Многие парни, покидая аудиторию, начали заинтересованно коситься в сторону Милы, но молодая женщина послушно ждала, покуда за последним из студентов закроется дверь, и не задавала новых вопросов. И это было правильно, мэтр Оллен сам перешёл к делу.
– Лер Свон, вчера утром я обнаружил в своём почтовом ящике письмо.
– Я вам ничего не писала, мэтр Оллен, – тут же насторожилась Мила. – Не знаю кто и какие гадости вам написал, но я заверяю вас – это точно не я.
– Нет-нет, не об этом речь, – охладил её негодование мэтр Оллен. – Просто я привык получать письма для себя, а не для кого-то ещё, а внутри конверта с моим адресом помимо записки лежало ещё одно запечатанное послание. Для вас.
– Как для меня? От кого? – удивилась до глубины души Мила.
– От лер Фле… – тут преподаватель поморщился и исправился. – От Катрины Флетчер.
– Эм-м, и что она мне написала?
– Видите ли, лер Свон, я не имею привычки читать чужие письма, и по этой причине очень рад, что это не мне правила академии предписывают обязательство ознакомляться с любыми весточками от родни и друзей, – с высокомерием сообщил мэтр Оллен. – Собственно, именно из-за правил я больше суток сомневался, что мне делать с вашим письмом, и, наконец, во мне победило отнюдь не благоразумие. Поэтому вот, держите.
Преподаватель вытащил из портфеля лист дешёвой бумаги, свёрнутой так, что сургуч на ней сдавливал все четыре края. Подобное защищало содержимое от чужих глаз, и поэтому Мила ощутила острое любопытство. Что же хотела сообщить ей Катрина, раз не решилась передать письмо обычным способом?
– Я благодарна вам, мэтр Оллен, – беря в руки письмо, сказала она.
– А я был бы благодарен вам, если бы вы объяснили свой подруге насколько содеянное ею недопустимо, – в строгом и крайне недовольном тоне произнёс преподаватель. – Если бы я не видел, что вы, лер Свон, оказались единственным человеком, кто после процедуры запечатывания дара удосужился пожелать Катрине Флетчер доброго пути, то ни за что не стал бы участвовать в нынешнем безобразии. Я против того, чтобы проблему возможного изъятия любых писем для вас, решали через меня. Понятно вам?
– Да-да, я понимаю, – виновато ответила Мила. Она видела, что мэтр Оллен в таком состоянии, когда лучше ему не перечить. Тем более, говорил он всё верно. Не должны его были тревожить мысли о том, что раз за доставку корреспонденции для второкурсников в настоящее время отвечает профессор Аллиэр, а не более сочувствующий Миле мэтр Орион, то письмо просто-напросто не дошло бы до адресата в принципе.
– Очень хорошо. Тогда я требую, чтобы вы исполнили ещё две мои просьбы.
– Какие? – с готовностью спросила Мила.
– Не вздумайте никому говорить о том, что вы получили это письмо от меня. А ещё… Ещё найдите способ донести до Катрины Флетчер, что пусть я считаю слухи об её желании сблизиться со мной сущей нелепицей, последующая её корреспонденция на мой адрес заставит меня задуматься над тем, что это не так. Я буду крайне разочарован ею, – сказав так, мэтр Оллен резким движением застегнул пряжки портфеля. – На этом всё, лер Свон, вы свободны.
Собственно, Мила нисколько не расстроилась разрешению покинуть аудиторию, пусть оно даже было сказано таким неприятным тоном. Молодая женщина прекрасно поняла недовольство своего преподавателя и могла только благодарить его за участливость. Однако, вслух всякие спасибо говорить не стоило. Она это понимала тоже, а потому присела в неловком книксене и, попутно пряча письмо в сумку, вышла в длинный коридор. При этом к Миле сразу пришло облегчение. Относительно недалеко, шагах эдак в пятидесяти, возле окна стоял профессор Аллиэр, и было бы совсем нехорошо, если бы он письмо заметил. Но декан повернул голову в сторону Милы только тогда, когда она письмо уже спрятала.
– Лер Свон, – сразу строго подозвал он её к себе.
– Да, профессор Аллиэр, – плетясь к тёмному эльфу ближе, угрюмо произнесла Мила, а затем невольно содрогнулась – таким неприятно оценивающим взглядом окинул он её.
«Уже столько месяцев едва ли не каждый день его вижу, а всё привыкнуть не могу», – при этом подумала она про себя.
– Идёмте, побеседуем по дороге. Мне не хочется оставаться в корпусе факультета Белой Магии дольше необходимого, здесь всё напрочь пропахло если не лекарствами, так благословениями. Жуткая вонь.
Пожалуй, среда одиннадцатого апреля нынешнего года была тем исключительным днём, в который Мила раз за разом проявляла благоразумие, а не горячность и дурость. Она не стала говорить, что вонь ощущает только от кое-кого конкретного, а лёгкий травяной аромат вокруг очень даже приятен. Нет. Вместо этого она послушно двинулась вслед за своим деканом. Мила держалась на пару шагов позади него, но вскоре профессора Аллиэра это перестало устраивать.
– Вы думаете, я буду кричать будто крестьяне в лесу? – с привычной для него язвительностью, осведомился тёмный эльф. – Из-за вашего несовершенного слуха я вынужден требовать от вас идти вровень со мной.
– Да, профессор Аллиэр, – ещё угрюмее буркнула Мила и действительно пристроилась ближе. Вот только между ней и профессором всё равно осталось такое расстояние, что через него могли свободно пройти сразу двое студентов. Профессор, судя по взгляду, на это обратил внимание, но новое недовольство не высказал. Вместо этого он сообщил:
– Мне стало известно, что на дополнительных курсах по иллюзиям и криомагии ваше обучение перешло к практике. Вы подтверждаете это?
– Да, это так, – удивилась вопросу Мила.
– Что же, более чем разумно. Времени на изучение дополнительных дисциплин даётся в разы меньше, чем по основной специальности, и правильнее давать студентам практические моменты, нежели, к примеру, историческую сводку, – отрешённо рассудил профессор Аллиэр, прежде чем выразительно посмотрел на Милу. – Вы, как я понимаю, столкнулись с трудностями в этих практических занятиях?
– Не совсем, – опровергла Мила. Ей не хотелось, чтобы разговор свёлся к тому, что она полная неудачница, и потому обязана покинуть академию как можно скорее. Так что она задрала подбородок повыше и похвасталась: – На первых практических занятиях по иллюзиям я вообще показывала отличные результаты.
– Но потом что-то изменилось, верно? – опуская её с небес на землю, высокомерно усмехнулся профессор Аллиэр.
– Да. Из-за отравления я пока не способна к практике, но это ненадолго. Целители сказали, что к маю всё должно прийти в норму.
– Уверен, просто так этого не произойдёт.
– Эм-м, – нахмурилась Мила и неподдельно встревожилась. – Вы решили поговорить со мной, так как вам стали известны новые нюансы отравления? Чтобы вылечиться, мне нужные какие-то особые процедуры?
Её беспокойные слова заставили профессора задуматься о чём-то нехорошем. На миг на его лице возникла такая коварная улыбка, что Мила внутренне сжалась. Она предчувствовала, что вот-вот услышит что-то совсем нехорошее и явно лживое, вот только затем всё изменилось. Профессор Аллиэр вдруг посмотрел на неё серьёзно и проницательно.
– Дело не в этом, и не надо изображать, будто для вас в диковинку то, о чём я сейчас скажу. У вас, лер Свон, способности получше, чем у большинства других студентов, но отчего-то вы стали основательно отставать в практических моментах и намного раньше, нежели произошёл инцидент с отравлением. Причём, чем больше стараний вы прикладываете, тем хуже выходит, так?
Вынужденно Мила опустила взгляд к полу. Всё было именно так, но обсуждать этот момент ей не хотелось. Достаточно было, что об её волнениях по этому вопросу знал Саймон. Никого другого (а уж тем более своего «любимого» декана!) Мила посвящать в сей вопрос не желала. Но и опровергнуть сказанное профессором Аллиэром она не могла, и поэтому, поджав губы, молчала, словно не желающий сдавать своих подельников ловкач на допросе.
– Причина ваших неудач, лер Свон, достаточно проста, – перестав требовательно смотреть на неё, вдруг начал говорить профессор Аллиэр. – Вы делаете практики по развитию работы энергоцентров, но они не подходят вам. Положа руку на сердце, меня всерьёз удивляет, что вы хоть какое-то время по иллюзиям себя проявляли. Пожалуй, не начни профессор Винтер практические занятия столь рано, этого бы не произошло. Вы начали бы с того, что происходит сейчас – у вас ничего не получалось бы ровно так же, как у любого мага со способностями, но без знаний в голове. Ведь магия просто так невозможна. Нужно иметь талант, нужно понимание процесса как этот талант развить и, собственно, само развитие. Без этих трёх составляющих маг, как маг, себя никогда не проявит.
– Так что же я делаю неправильно? – с затаённой надеждой в голосе спросила Мила. Она была более чем уверена, что не услышит ничего, кроме насмешки, однако ранее сказанное (и интонации, с которыми эта речь прозвучала) позволили ей переступить через себя и задать вопрос.
– Элементарные практики, которыми вы столь упорно занимаетесь, подошли бы обычному человеку, – взгляд профессора Аллиэра был серьёзным, но нисколько не надменным или злым. – А вас природа разнонаправленно одарила, поэтому вы, конечно, смогли заставить свои энергоцентры начать работать, но на этом всё. Даже больше, в настоящий момент вы целенаправленно угнетаете свои способности своими же стараниями.
– И как… как…
– Как же вам тогда быть? – промелькнуло в алых глазах привычное Миле высокомерие.
– Да. Как мне тогда быть?
– Прежде чем вернуться к элементарным практикам, вам нужно расшатать себя по стихиям жизни и смерти, – сказал профессор Аллиэр, но быстро понял, что своими словами ничего не объяснил. – Чтобы понять, о чём я говорю, вам стоит представить три оси координат. Это вам под силу?
– Конечно, – даже обиделась Мила.
– Хорошо. Тогда вы должны понимать, что благодаря этим координатам можно определить местонахождение любого предмета в трёхмерном пространстве, – тут тёмный эльф скосил на молодую женщину такой полный подозрения взгляд, что Мила не удержалась и фыркнула.
– Да понимаю я это!
– Ну вот, – походу, остался доволен её всплеском эмоций эльф, – а ваша уникальна способность, образно говоря, даёт по одной оси сразу два значения. Это вызывает противоречие в существующем трёхмерном пространстве, предмет ведь по-прежнему остаётся один, и поэтому… эм-м…
– Пространство зависает, – вдруг поняла Мила, и, увидев на лице профессора Аллиэра удивление, пояснила. – Ну, что-то вроде такого, да?
Молодая женщина резко застыла в нелепой позе. Одна её рука оказалась поднята вверх, правая нога застыла, как будто только-только намеревалась сделать шаг, наигранная улыбка при этом была больше похожа на оскал. Однако, взгляд профессора Аллиэра быстро поспособствовал тому, чтобы Мила отмерла и вернулась к естественности.
– Зависает. Ужас, что это ещё за сравнение? Вообще-то для того, что я имел в виду, существует свой термин. Научный, – горячо возмутился он, прежде чем задумался и смилостивился. – Правда, этот термин такой древний, что… Неважно. Зависает, так зависает. Главное, причину вы поняли. А раз ясна причина, то теперь вы сами видите, что исправить ситуацию вам поможет очень простое действие. Сперва вам следует приспособить свой организм так, чтобы по собственному желанию соединять способность к магии жизни и смерти в некой одной точке. К той, которая для ваших целей в тот или иной момент будет удобна.
– И какие упражнения надо для этого делать? – оживилась Мила. Раз уж профессор Аллиэр ни с того ни с сего решил проявить снисходительность к ней, то она решила ковать железо пока оно горячо.
– Возьмите за основу практику Литтерштейна. Она, конечно, учит подобному для иной цели, но вы сможете приспособиться… Возможно, сможете приспособиться, – исправился тёмный эльф, заметив какое удивление испытывает Мила. Молодая женщина нисколько не верила, что её декан вдруг возьмёт и всё толково разложит по полочкам.
– Спасибо, профессор Аллиэр, – даже с недоверием в то, что происходящее ей не снится, протянула Мила.
– Ну что вы, лер Свон, к чему благодарности? Так процедура запечатывания дара станет для вас в разы памятнее.
Профессор Аллиэр улыбнулся столь противно, что Миле сразу захотелось расцарапать ему лицо. Но день, как уже писалось, выдался для неё совсем иным. Мила проявила благоразумие, элементарно проигнорировав колкость. Она лишь попрощалась со своим деканом, ссылаясь на надобность заглянуть в библиотеку. Такая причина избавиться от профессора Аллиэра, конечно, выглядела высосанной из пальца, к этому времени общественная библиотека выдворяла вон всех читателей, а не принимала новых. Но тёмный эльф не стал язвить по этому поводу. Стоило им выйти на главную площадь академии, он преспокойно ушёл своей дорогой, а Мила, так и не дойдя до главного корпуса, остановилась, чтобы обдумать ранее услышанное. Она, кстати, так и не нашла к чему придраться, и по этой причине её мысли быстро вернулись к письму.
– Что же такого ты решила написать мне, Катрина? – тихо молвила Мила, когда села на ярко освещённую светом фонаря скамейку и сломала сургуч. Затем молодая женщина пробежалась взглядом по строкам. Лоб её при этом хмурился. Известия были дурными. В Вирграде Катрина из-за лера Грумберга столкнулась с не самыми приятными обстоятельствами, и по этой причине девушка нынче просила Милу встретиться с ней загородом.
«…а если возле этого дуба повернуть налево, то ты выйдешь к полуразрушенному бастиону. Я буду ждать тебя там в башне каждый день, вплоть до ближайшего новолуния. И, умоляю, приходи. В городе я показаться больше не смею, а то, что ты сможешь, благодаря мне, открыть миру про Антуана, спасёт нас обеих», – гласили заключительные строки.
– О, мэтр Оллен, – едва слышно простонала Мила. – О, если бы вы отдали мне это письмо сразу, а не сегодня вечером.
Сердце молодой женщины сжималось от боли. Увы, послание Катрины дошло до неё поздно. Нынче был вечер среды, выходной день для факультета некромантии подходил к концу, а потому последний шанс добраться до башни до новолуния выпадал только на воскресенье. А по воскресениям право покидать академию имели исключительно те студенты, кто получал на это разрешение. Точнее не исключительно, а абсолютно все студенты, которые не умудрились впасть по неким причинам в немилость.
«Кажется, у меня новая проблема из проблем», – поняла Мила. Помимо попытки адаптировать некую практику Литтерштейна под свои уникальные, мать их за ногу, способности, ей сперва ещё предстояло заполучить подписанное профессором Аллиэром разрешение на посещение Вирграда.
… Или же подделать его.