Элтэнно. Хранимая Звездой
Рукопись несбывшихся ожиданий. Таинство посвящения
Глава 9. Дом, где царит тишина, не дом
Понимание какую глупость ты совершаешь не всегда может остановить от дурного поступка. Рано или поздно каждый человек спотыкается обо что-то, что заставляет его действовать на эмоциях. Это верно даже для самых рассудительных из людей, и поэтому не было ничего удивительного, что выбитый из колеи открывшимися обстоятельствами Люций последовал отнюдь не голосу разума. Обманутый мужчина чувствовал острую необходимость посмотреть своей невесте в глаза. Он убедил себя, что желает лично услышать от неё некое признание, а потому отправился далеко не в Вирград, как ему рекомендовал мистер Саммер.
– Мэтр Орион, возвращайтесь в академию, – в строгом тоне настаивал сыщик. – Ваши эмоции понятны, но присутствовать при аресте, допросе и тому подобное полиция вам всё равно не дозволит. Да и дурная эта затея. Так вы сделаете свою рану намного глубже.
– Но мне нужно это.
– Ошибаетесь. На самом деле вы хватаетесь за глупую надежду, что всё не так, как я объяснил вам. И это ещё одна причина, отчего я настаиваю на вашем отъезде в академию. Сообщать властям Долграда о необходимости ареста мисс Браун я поеду один и это не обсуждается.
Люций был вынужден признать правоту мистера Саммера. Однако, бессонная ночь изменила его решение. Кругами вышагивая по гостиничному номеру, несостоявшийся муж в конце концов понял, что просто неспособен остаться в стороне. Тогда он поспешно выбежал на улицу и несмотря на раннее время нашёл готовый отвезти его в Долград экипаж. Люцию верилось, что в Долград он прибудет раньше мистера Саммера, и это означало, что у него в запасе останется некоторое время, чтобы поговорить с Анной наедине.
Именно ощущение, что сыщик будет наступать ему на пятки, заставило Люция столь решительно подойти к знакомой входной двери и постучать по её белому дереву специальным молоточком. При этом Люций нисколько не сомневался, что Анна дома. Раз на верхнем этаже горел свет, девушка находилась в своей мастерской. Она часто говорила ему, что именно там проводит вечера, а сейчас был как раз вечер.
«Но что же она на самом деле там делает? Теперь мне слабо верится, что ей так нравится шить шляпки», – с грустью прозвучало у него в голове, прежде чем входная дверь открылась.
– Эм-м, мэтр Орион? – с удивлением спросил знакомый Люцию Айвер Стоун. Этот человек и его жена жили в доме Анны как слуги.
– Да. Я решил устроить мисс Браун сюрприз, – заставил он себя улыбнуться.
– Боюсь, хозяйка сейчас…
Лицо стоящего перед ним мужчины сделалось виноватым, и Люций понял, что ему вот‑вот скажут что-то, что должно заставить его уйти. Он даже внутренне собрался с тем, чтобы уличить Айвера Стоуна во лжи. Но вмешались обстоятельства. До Люция донёсся звонкий голосок Анны.
– Айвер, кто там пришёл?
– Я хотел сказать, что мисс Браун сейчас занята и просила никого её не беспокоить, но, видимо, она уже освободилась, – нашёлся с объяснениями мужчина и, поворачиваясь к Люцию спиной, громко сообщил: – Мисс Браун, к вам приехал мэтр Орион.
На некоторое время дом погрузился в тишину. Люций отчётливо слышал лишь ход часов и при этом чувствовал, как гулко бьётся его сердце.
– О, какая приятная неожиданность! Впусти же его скорее.
Слова Анны прозвучали неподдельно радостно. А когда Люций вошёл в дом, девушка со счастливой улыбкой на лице подошла к нему и, взяв его ладони в свои, с нежностью сказала:
– Милый, как же я по тебе соскучилась.
– Я тоже… тоже очень хотел тебя увидеть.
Пожалуй, Анна что-то заподозрила, раз взгляд её изменился, но к расспросам перейти она не осмелилась. Сперва хозяйка дома пригласила своего гостя занять кресло в гостиной.
– Мари, подай нам чай. Мэтр Орион, не иначе, устал с дороги. Будь расторопнее.
Служанка умчалась на кухню. Её муж Айвер Стоун тоже куда-то ушёл, но перед этим окинул Люция тревожным взглядом. И, быть может, это было следствие его удивления нежданному приезду, но Люций из-за этого насторожился.
– Великие Стихии, вот это сюрприз! – между тем от радости захлопала в ладоши Анна. – Как только ты решился покинуть свою академию? У тебя ведь студенты сложные, ты сам говорил.
– Я подумал, что для будущих молодожёнов мы крайне редко видим друг друга, – кашлянув в кулак, ответил Люций. – А это неправильно. Очень неправильно.
– Так приятно это слышать.
Анна зарделась, но затем стало понятно отчего. В порыве желания выразить свои чувства, она решилась погладить Люция по ладони. И всё было так естественно, столь непорочно, что у него защемило в душе.
– Ты любишь меня, Анна? – с замиранием сердца спросил он.
– Да, ты ведь знаешь.
– Ты действительно меня любишь? – продолжил настаивать Люций. – Потому что если да, то давай уедем из Долграда прямо сейчас. Давай уедем куда угодно! Я давно хотел увидеть другие страны. Что ты думаешь о том, чтобы пожениться и жить в Сеттии?
Личико хорошенькой девушки нахмурилось. Сказанное настолько удивило её, что она замолчала в своей попытке понять, отчего жених предложил ей такое. И из-за этого Анна ненадолго утратила контроль над собой. Миг и Люция как будто обволокло лёгким морским бризом, он вдруг ощутил какую силу скрывала от него его невеста. Анна Браун действительно много чего могла в магии воздушной стихии, но он сделал вид, что нисколько не заметил этого. Вместо этого Люций с тревогой спросил:
– Что же ты молчишь, Анна?
Девушка часто заморгала, а затем словно опомнилась. Прежде всего, она вновь скрыла свой дар, а затем как-то ощутимо напряглась и посерьёзнела.
– Люций, тебя что, уволили? – наконец, тихо спросила она.
– А даже если так? Я сделал тебе предложение бросить всё и начать новую жизнь вместе со мной в другой стране. Ты готова к такому?
Анна резко встала с дивана и, начиная нервно мять руки, подошла к окну. Люций не отрывал от неё глаз и вот-вот повторился бы с вопросом, но тут подоспела служанка.
– Вот ваш чай. И, мэтр Орион, я принесла ваше любимое печение.
– Спасибо, Мари.
Он даже не посмотрел на служанку, когда произносил сухие слова благодарности, и видно мудрая женщина мигом поняла, что что-то не так. Она с тревогой посмотрела сначала на Люция, затем на свою встревоженную хозяйку, а после поспешно удалилась. И, едва дверь за ней закрылась, Анна вновь повернулась к жениху лицом.
– Люций, да ты хоть понимаешь, от чего просишь меня отказаться? У меня здесь дом, друзья. Здесь вся моя жизнь.
– Но переезд в Вирград тебя нисколько не пугал, – проницательно заметил он.
– Потому что Вирград та же Верлония. Мне не надо было бы годами думать о том, что я никак не могу навестить друзей или родителей. Ты хотя бы подумал о том, что между мной и ними будет почти три месяца пути? При таком расстоянии частых визитов быть не может, а родители так волнуются за меня. Я ведь их единственная дочь.
Анна жалобно всхлипнула, но сделала она это зря. В правде о «родителях» Анны Люций нисколько не сомневался, так как присутствовал при беседе мистера Саммера с ними. С помощью фактов сыщик вынудил этих людей сознаться в том, что их настоящая дочь умерла от лихорадки семь лет назад.
– Хорошо, – далеко не добрым тоном сказал он. – Тогда, чтобы не рушить твою жизнь, пожалуй, это мне стоит обосноваться в Долграде.
– Люций, ты что, обиделся?
– Нет, – ответил он, а затем понял, что не хочет лгать. Он был именно что обижен, а потому решил пойти ва-банк. – Скорее, я ужасно расстроен. Видишь ли, Анна, буквально четыре дня назад я был у твоих родителей. Они действительно опечалены судьбой своей дочери. Я бы даже сказал, они скорбят. И это неудивительно, если учесть, что их единственное дитя покоится в могиле.
– Так ты узнал… – прошептала побледневшая Анна, а затем её глаза недобро сощурились. – Но как ты узнал?
– Ты оставила в Вирграде достаточно следов, чтобы нашлись те, кто указал мне на твои изъяны.
Само собой, Люций не собирался раскрывать имя Адьира Морриэнтэ. Оно не должно было прозвучать ни в коем случае, это могло разозлить самого короля. Однако, проявленное благоразумие послужило тому, что Анна домыслила сама.
– Ах, так получается Мартин всё же разболтал обо мне кому-то! – гневно воскликнула девушка. – Вот уж не зря я сомневалась брать его в пособники или нет. Он был слишком самоуверенным и наглым вором, такой всегда думает только о своей выгоде. Ну же, Люций, кому он рассказал всё? Кому-то из одногруппников или же сознался властям, когда его швырнули в тюремную камеру?
По чести сказать, Люций едва понял, что Анна ведёт речь про Мартина Шедоу. Этот студент умер больше года назад, а потому его имя и облик порядком стёрлись из памяти куратора группы нынешних второкурсников факультета Чёрной Магии. Пожалуй, если бы на эмоциях не были озвучены некоторые факты, то он бы ни за что не догадался. Но дальнейшее это мало изменило.
– Это был не Мартин, – покачал головой Люций, прежде чем невесело усмехнулся. – Я даже не знал о твоём с ним знакомстве, но зато теперь мне понятно кто мог поспособствовать его побегу.
– Да, это была я, – не стала скрывать Анна. – Вот только когда я добралась до его холодной подземной камеры, в ней было уже пусто. Кто-то ещё решил помочь Мартину, а я… я едва не попалась. Какой-то стражник заметил меня со спины. Была объявлена тревога, и ты не представляешь, Люций, как страшно мне тогда было! – глаза девушки ярко выражали тот испуг, что она пережила. – Я бежала сломя голову. Продолжая кутаться в грубый бесформенный плащ, я проносилась мимо камер, заполненных воняющими, как свиньи, людьми. От их вони меня не могла защитить даже надетая на лицо повязка. А эти люди хохотали. Они говорили гадости, смеялись надо мной, пытались схватить протянутыми через прутья решёток руками. И поэтому, Люций, мне очень жаль, но я вынуждена поступить именно так.
– Как? – сперва не понял он, но тут вокруг него возник плотный воздушный кокон.
– Прости. Я на самом деле привязалась к тебе. Я всё время думала, как бы вовлечь тебя в свой план, чтобы мы были вместе. Всегда были вместе! Но в тюрьму я не отправлюсь. Ни за что! Только не туда.
Губы Анны дрожали, но кокон всё равно продолжал сжиматься вокруг Люция. Крайне неторопливо сжиматься. Люцию даже пришло в голову, что лучше бы его невеста не медлила. Милосерднее такие чары всё же творить так, чтобы человек ощутил себя прихлопнутой мухой. Раз и всё на этом. Но Анна очевидно сомневалась, и оттого тянула.
– Анна, ты зря это делаешь. Давай уедем из Верлонии, давай начнём новую жизнь, – попытался воззвать он к любимой.
– Но я не могу, – плаксиво ответила Анна. – Мне нужно в это книгохранилище. Нужно. Я должна войти туда любой ценой.
Сказанное укрепило решимость девушки. Люций почувствовал, что кокон начал сжиматься сильнее. Ему сделалось больно настолько, что он закричал в голос. Анна из-за этого отвернулась к окну и зажала уши руками.
– Анна, не глупи, Анна!
Магии стихии воздуха Люций ничего толкового не мог противопоставить. Ему достался очень узконаправленный дар. Помимо нескольких базовых заклинаний, он был сведущ исключительно в своей специализации, а потому некогда и остался преподавать в академии. Люций не видел для себя будущего в качестве практикующего специалиста по сглазу и проклятиям, но конкретно в настоящий момент жизнь выбора ему не предоставила. Скрепя сердце, он зашептал до боли знакомые слова, и даже оберег Анны не защитил её от его магии.
***
В тоже самое время как мэтр Орион стучался в дом Анны Браун, которая Анной Браун вовсе не была, Мила тоже совершала не самый благоразумный поступок – она готовилась к проникновению в коттедж Антуана Грумберга. И, само собой, готовилась она к этому тайком. Мила ничего не рассказала о своём намерении Саймону или же Вигору, а они её нисколько не заподозрили в подобном. Всё же был первый день, как молодую женщину выпустили из лазарета, кто бы полез в пекло?
«А я вот такая, я сама неожиданность», – злорадно подумала о самой себе Мила.
Само собой, риск был велик, так как несмотря на вечер вторника Антуан Грумберг мог остаться дома, а не отправиться в Вирград. О планах этого аристократишки Миле ничего не было известно, а ведь у него же ещё слуга имелся, и кто знал, насколько крепок у этого слуги сон?
– Успокойся, – потребовала от себя Мила. – Ты уже решилась, так давай, действуй, а не трясись от страха.
Добавляло Миле решимости также понимание, что раз у Антуана не вышло использовать Катрину, так он кого-нибудь другого для своей цели обязательно найдёт. Быть может, кто-то прямо в этот момент уже готовился к её убийству. И из-за этого молодая женщина даже зло засопела.
Однако, когда настал назначенный час, ноги Милы всё равно подрагивали. А, быть может, так было ещё и от того, что пробиралась она к коттеджному городку крайне замысловатой дорогой. Мила двинулась туда напрямую, и да, не будь сейчас конец марта, подобное у неё никогда бы не вышло. Освободившаяся от снега земля была сухой и жёсткой. Ночной холод сковал её, а дожди, способные превратить твердь в непроходимую хлябь, пока ещё не начались. Не оставалось за Милой вследствие этого никаких следов, тут ожидания молодой женщины оправдались. Но вот не зря заросли сухой сорной травы и шиповника служили природной стеной для закрытого от широкой публики сада факультета Земной Стихии. Ох не зря. Причём стеной они были настолько хорошей, что стражи академии давно отвыкли ждать с этой стороны какого-либо нарушителя.
«И яснее некуда почему», – угрюмо подумала Мила, попутно стараясь стряхнуть со своей одежды сор и колючие иголки. Эти дюймовые иглы оцарапали до крови её руки и лицо. Всё же по ночному времени многое не разглядишь.
– Твою мать, хорошо хоть глаза целы остались, – буркнула себе под нос Мила, прежде чем спряталась за куда как более ухоженным и безопасным кустарником. Было глупо торчать на виду, опоясывающая сад дорожка в этом месте хорошо освещалась.
Молодая женщина сама удивилась тому, как быстро она достигла коттеджного городка. Это зная только направление-то. Справилась она и с лабиринтом улочек. Немного прошло времени, как она оказалась перед нужным ей домом и украдкой подошла к нему. Сердце Милы при этом отчаянно стучало. Пусть в окнах не горел свет, она всё равно ощущала жуткий страх. Проникать в чужие дома ей до этой ночи не приходилось.
«Так, сперва я проверю заперта ли дверь», – размыслила Мила, но тут, увы, удача традиционно повернулась к молодой женщине задом. Ей оставалось только не пойми как открывать какое-либо окно, и, увы, по итогу эти старания ни к чему не привели.
– Либо бить, либо нахрена я сюда припёрлась? – в какой-то момент прошептала Мила, когда, подняв с клумбы камень, подбросила его на ладони. Камень был тяжёлым. Такой с лёгкостью бы любое окно разбил вдребезги. Прям так, что б на шум все, кому не лень, сбежались.
– Проклятье, – тихо ругнулась Мила и, вернув камень на место, пригляделась к свисающему над ней балкону. Кажется… кажется его дверь была приоткрыта. Поэтому если забраться на ветвистую вишню, а там по ветке проползти, перепрыгнуть…
Мила даже замотала головой от ужаса. Она нисколько не верила, что способна на подобную акробатику, вот только… половина дела уже была сделана, отказываться теперь от задумки, что ли?
Мысленно чертыхаясь, Мила полезла на дерево. И о, как хорошо, что она додумалась стащить у Саймона его старые брюки. Он хотел разорвать их на тряпки, но…
«Как же в них удобно! – стараясь подняться на дерево, размышляла Мила и, так как в очередной раз заскользила вниз, тут же додумала: – А ещё их нисколечко не жалко!».
Чтобы поглядеть на то, что происходит во дворе лера Грумберга, можно было продавать билеты. Мила сама прекрасно осознавала, что выглядит отнюдь не как воришка, а, скорее, как клоун. Брюки и блузка и так были грязными и рваными донельзя (после такого путешествия через заросли-то!), а теперь они и вовсе начали расходиться по швам. Кора щедро облетала с несчастной вишни. Но терпенье и труд всё перетрут. Мила на дерево вскарабкалась и даже на нужный сук перебралась.
«Мама! Да он же сейчас отвалится», – испугалась она послышавшегося треска, а потому не просидела на вишне до рассвета, а всё же крепко зажмурилась и прыгнула на балкон.
Пожалуй, от того грохота, с которым это произошло, стоило бы проснуться. Мила даже с замиранием сердца застыла в неудобной позе (в той самой, в которой приземлилась), но всё было тихо. Свет тоже нигде не зажёгся.
«Да чтоб я ещё хоть раз» – мысленно застонала Мила, прежде чем на карачках двинулась к балконной двери. И да, дверь действительно была приоткрыта. Не иначе Антуану Грумбергу хотелось спать, дыша свежим воздухом. Всё же свежий воздух придаёт сну крепость. Вот ровно такую, чтобы Мила, затаив дыхание, смогла незамеченной прокрасться мимо кровати с мирно сопящим лордом. Антуану Грумбергу было хорошо, он крепко обнимал распутную светловолосую девицу, и думать не думал, что некая Мила Свон крадётся в его кабинет.
Дверь в смежный со спальней кабинет была открыта нараспашку, а потому Мила беспрепятственно подошла к секретеру. Раз дело касалось писем, то ей казалось логичным держать их там. Вот только секретер преподнёс ей сюрприз, он оказался заперт. И так как открывать замки отмычками Мила не особо наловчилась, то зря она ковырялась в замке, да ещё так шумно. В какой-то момент из комнаты донёсся тихий мужской голос:
– А?
Естественно, Мила тут же затаилась. Она юркнула в угол между конторкой и диваном и даже, казалось, перестала дышать. Но никто в кабинет не вошёл. Антуан Грумберг всего-то повернулся на другой бок и продолжил досматривать сон, не зная, что его проклинают всеми нехорошими словами. Однако, у произошедшего оказался свой положительный момент. Так бы вряд ли Мила сосредоточила свой взгляд на корзине для мусора, а ведь там лежало письмо.
Вид этого письма пробудил в Миле чувство радости. Ей нисколько не подумалось, что не стал бы виконт выбрасывать в мусор опасную для себя вещь, а потому молодая женщина с трепетом вытащила бумагу из корзины и поспешно подошла к окну. Она надеялась воспользоваться лунным светом, чтобы прочитать содержимое. И да, лучше бы Мила этого не делала, так как письмо оказалось написано не кем-то, а Катриной Флетчер.
Глава 10. Чужие надежды часто кажутся бессмысленными
– Эм-м?
Увидев посетителя, Катрина испытала такое удивление и так насторожилась, что резко отложила книгу на прикроватную тумбочку и приняла сидячее положение. Она не спускала с Милы хмурого взгляда всё то время, что молодая женщина закрывала за собой дверь. И не сказать, чтобы Миле это было неприятно. Она даже криво улыбнулась перед тем, как с насмешкой сказала:
– Да, это я. И да, палатой я не ошиблась.
– Но… но зачем? Да и вообще, как?
– Ну, было не так уж сложно получить разрешение навестить тебя, – принялась самодовольно рассказывать Мила. – Я наплела мэтру Оллену слезливую историю про то, как глубоко меня тронуло твоё состояние, и всего-то.
– Нет-нет, – нахмурилась Катрина ещё сильнее, – он бы не пропустил никого по такой причине. Ко мне запрещено пускать посетителей, ты лжёшь.
– Быть может, никого другого мэтр Оллен бы и не пропустил, но я сказала, что намерена простить тебя. А мир в твою душу ему вернуть хочется. Ты, я так понимаю, его любимица. Недаром же он тебя даже в помощницы взять намеревался.
Мила говорила надменно, так как хорошо помнила пренебрежительное отношение Катрины к себе. Ей хотелось проявить мстительность, а потому она никак не могла изменить своих интонаций. Естественно, что Катрина тут же набычилась.
– Но ведь ты не по этой причине пришла ко мне, верно? – попыталась узнать больше девушка, и Мила, как только швырнула на кровать Катрины её мятое письмо, с улыбкой подтвердила:
– Верно… Я пришла вернуть тебе эти душещипательные писульки и заодно выяснить, что именно на занятии по целительству произошло. Что-то в том, что было сказано мне, и в том, что ты Антуану Грумбергу написала, никак не стыкуется. Поэтому я хочу знать правду, и да, эту правду я готова из тебя клещами вытаскивать.
– Письмо вскрыто, прочитано, – побледнев на глазах, тихо сказала Катрина, а затем вновь нахохлилась. – Тебе известно содержание, а потому что за ерунду ты несёшь? Правда тебе уже известна! Мне нужны были деньги, вот я и решилась навредить тебе.
– О нет. Я не наивная дурочка, которая слепо доверяет словам, что всё у неё до свадьбы между ног заживёт. Будь тебе нужны деньги Грумберга, не приходил бы к тебе тайком Саймон. Я нюхом чувствую какой-то сговор. У всего этого есть второе дно, и я требую, чтобы ты рассказала мне правду!
Пожалуй, не зря Мила повысила голос. Некоторое время Катрина молчала, поджав губы до узкой черты, и по тому молчанию, что возникло, уже можно было сделать вывод, что некое подозрение Милы имеет под собой твёрдую почву. Мила поняла, что далеко не зря она решила пробраться в лазарет к Катрине. А та тем временем требовательно и зло посмотрела на молодую женщину. Она смотрела на неё долго, но, в конце концов, сказала:
– Я расскажу тебе правду, если и ты со мной будешь честна. Откуда у тебя это письмо? Оно предназначалось леру Грумбергу, а не тебе, Тварь!
– Не злись там, где нет нужды злиться, – снова напоказ усмехнулась Мила. – Лер Грумберг прочитал твоё письмо, мне оно досталось из мусорной корзины.
– Как из мусорной корзины? – вдруг ошеломлённо захлопала ресницами Катрина, и глаза её округлились. Затем у неё задрожали руки, а взгляд выразил такую опустошённость, что Миле вмиг стало стыдно за своё поведение. В своём письме Катрина излила всё то, что камнем лежало у неё на душе. Она писала трогательно, искренне, правдиво. Без малейшей утайки она обнажала своё сердце и раскрывала свою трепетную надежду.
… это письмо было подобно священному дару. Чтобы доверить такие строки кому‑то, нужно было обладать полной уверенностью, что читающий сохранит их втайне. Даже у порядком зачерствевшей к невзгодам других Милы ненадолго защемило сердце, когда она прочитала едва разбираемые в лунном свете слова. Но Антуан Грумберг… Тот, кому это письмо было предназначено, взял и безжалостно отправил письмо в мусор. Даже совесть его не кольнула, когда он бросил яблочный огрызок сверху.
– Ты лжёшь! Ты лгунья! – вдруг громко воскликнула Катрина, и Миле сделалось ещё более стыдно за своё поведение. Она вмиг осознала, что нынче ведёт себя ничуть не лучше тех, кого так невзлюбила за время обучения в академии. Она поступила крайне некрасиво, даже подло. И это понимание нанесло по ней такой сильный удар, что молодая женщина очевидно сникла, прежде чем негромко произнесла:
– Клянусь, Катрина, я сказала тебе правду. Ну как ещё это письмо могло бы оказаться у меня? Сама подумай, меня даже к порогу приличного дома никто не подпустит. А вот в помоях рыться – все считают, что это самое то место для Твари.
Мила внимательно посмотрела на Катрину. Выражение лица девушки из-за её объяснения сделалось ещё печальнее. Её губы тряслись, когда она едва слышно прошептала:
– Он… он выбросил моё письмо в мусор? Даже не сжёг его?
Катрина никак не могла принять то, что ей сказали. Она поверила Миле, но принять такую правду оказалось слишком тяжело для неё. Её глаза заблестели от слёз, затем по щекам побежали самые настоящие ручьи. Катрина, будучи не в силах сдержать своих эмоций при постороннем человеке, начала жалобно всхлипывать. И вот отчего стоять и злорадствовать Мила не смогла. В этот момент она испытала глубокое сострадание. Женская солидарность оказалась в разы сильнее всего остального, а потому после недолгих колебаний Мила села на кровать Катрины и, неуверенно обняв её за плечи, начала утешать.
– Мне жаль, – искренне зашептала она. – Наверное, лучше бы ты этого не знала. Я же читала твоё письмо, я должна была понять это. Зря я его тебе принесла, зря.
Катрина ничего не сказала. Вместо этого она расплакалась в голос ещё горше, а затем, с силой ухватившись за Милу, опустила голову ей на плечо. Эта хрупкая девушка в настоящий момент походила на маленькую и до смерти обиженную девочку, а потому заглянувший в палату мэтр Оллен округлил глаза от удивления. Но вскоре под требовательным взглядом Милы он закрыл дверь. Катрина не заметила появления мэтра Оллена, она всё плакала и плакала. Она плакала очень долго, а Мила нисколько не мешала ей. Молодая женщина знала, как это важно выплакаться, когда у тебя горе, так и рвущее на части душу. И прекрасно знала она, что хуже нет, когда такие слёзы всё-таки кончаются.
***
– Ради чего он собирает нас в этой аудитории? – шёпотом поинтересовался Филипп у Антуана, и Антуан вынужденно пожал плечами. Такое ему самому не было известно, но обстановка вокруг выглядела уж очень неприятной. Профессор Аллиэр сидел за учительским столом и то и дело обводил грозным взглядом своих студентов. А те сидели даже не за партами. Несколько стульев были выдвинуты вперёд, а потому Антуан и прочие находились как на ладони. Это заставляло нервничать, так как ещё и расстояние между стульями было таковым, что особо не побеседуешь.
– Наконец-то, вот и последний, – между тем прокомментировал профессор Аллиэр, едва скрипнула дверь. А там он указал запоздавшему Николасу на оставшийся свободным стул и потребовал. – Давайте, лер Дорадо, присаживайтесь скорее.
Николас обвёл ничего не понимающим взглядом одногруппников и неуверенной походкой подошёл к предназначенному для него месту. После чего сел. Профессор Аллиэр тут же, напротив, встал и, сделав вдоль доски несколько широких шагов, остановился, чтобы пристально поглядеть на каждого вызванного им студента.
– Лер Грумберг, лер Оуэн, лер Далберг, лер Виндог, лер Дорадо, лер Лёгьер, – негромко произносил он, едва шевеля губами. – Полагаю, вы уже поняли, что находитесь здесь не просто так. Ну-с, какая между вами общность?
– Все мы студенты второго курса и все мы люди благородных кровей, – без промедления ответил Вильям Далберг угрюмым голосом.
– Верно, – словно нисколько не заметив интонации маркиза, довольно кивнул тёмный эльф. – Я выбрал вас потому, что именно второй курс меня сейчас интересует, и именно потому, что ваше происхождение подразумевает ваше умение управлять другими людьми.
– Эм-м, мы что-то должны для вас сделать? – с настороженностью осведомился Антуан, и на лице декана факультета Чёрной Магии возникла неприятная улыбка.
– Снова верно. И да, хочу заметить, что меня проявленная здесь проницательность радует. Судя по всему, я без промедления могу перейти к делу, ради которого вас собрал, – тут профессор Аллиэр сделал паузу и, обведя студентов насмешливым взглядом, с наигранностью спросил. – Вы ведь не против нашего собрания? Думаю, что нет, так как собираться вместе вам привычно. То в академии, то в Вирграде вы собираетесь ради обсуждений, как вам лучше избавиться от лер Свон.
Не иначе декан наслаждался происходящим, раз его неприятная улыбка стала такой хищной. Ему понравилось, что его студенты либо побледнели, либо вздрогнули, либо с тревогой переглянулись. По чести сказать, Антуан даже испытал зависть к Вильяму Далбергу, который (один из всех) остался сидеть спокойно. Сам он не сумел проявить такую же выдержку.
– Можете не гадать, кто на вас донёс, – наконец, сказал профессор, и студентам показалось, что он читает их мысли. – На вашу удачу, группа у вас сплочённая, наушничеством никто не стал заниматься. Но жизненного опыта в том, как не оставлять за собой следов, вам определённо не хватило. И да, лер Далберг, не хмурьтесь столь возмущённо, я знаю о чём говорю.
Вильям Далберг всё равно сердито фыркнул и даже напоказ руки на груди скрестил. Однако, он промолчал, а потому профессор Аллиэр не стал делать ему новые замечания. Вместо этого он продолжил:
– Итак, я вызвал вас, чтобы сообщить – я возлагаю на ваши плечи обязанность убеждения ваших одногруппников в том, что они обязаны прекратить любые происки против лер Свон.
– Вы приказываете нам оставить Тварь в покое? – с возмущением осведомился Антуан. – Неужели вы не понимаете, что для таких как мы немыслимо проходить ритуал посвящения в магическое братство вместе… вместе с этой грязной девкой!
– Нет-нет, лер Грумберг, это уже ваши личные домыслы, – уставились на Антуана алые глаза. – Я говорю лишь о том, что все вы начнёте держать своих одногруппников под жёстким контролем. Потому что раз уж вам самим не хватает ума разработать и привести в действие достойный план, то отныне избавляться от лер Свон вы будете под моим руководством. Хватит с вас дурной самодеятельности. В конце концов, не пусти вы ситуацию на самотёк, останови вы своевременно лер Флетчер (это я сейчас конкретно вам лер Грумберг упрёк высказываю), то сложившаяся ситуация с вашим посвящением не стала бы предметом обсуждений не где‑то, а в самом Ковене.
Чем подобное нежелательно (и это мягко сказано ещё) было понятно абсолютно всем. По этой причине лица аристократов сделались серьёзными, они глубоко задумались, а затем едва ли не синхронно уставились на своего декана. Они приготовились внимательно его слушать, и, само собой, Найтэ это понравилось. Он ведь всё ещё хотел заполучить Милу Свон, и при этом благоразумно рассчитывал, что следствие из-за её исчезновения ни в коем случае не начнётся.
– Разрешите вопрос, – вдруг поднял руку Джейкоб Виндог.
– Да?
– Быть может, я один чего-то не знаю, но причём здесь лер Флетчер? Разве всё было отнюдь не несчастным случаем?
– О, подробности вы можете уточнить у лера Грумберга. Быть может, он пожелает ими с вами поделиться, – с едкой улыбкой ответил Джейкобу профессор Аллиэр, и Антуан почувствовал, как наливаются краской его щёки. – От себя скажу только то, что всё было не совсем несчастным случаем. Кое-что произошло намеренно. Кое-что нет. Но для вас самих будет лучше, если на слуху останется исключительно официальная версия – лер Флетчер ненароком принесла среди чистых просеивающих ложек использованную, из-за этого состав зелья лер Свон изменился, а дальше произошло то, что произошло. Лер Флетчер зря столь необдуманно выпила не предназначенный для неё состав.
Далеко не всех студентов эти слова удовлетворили. Они требовательно и с интересом уставились на Антуана, но он, сделав каменное лицо, сказал только:
– Я не намерен распространяться о чём-то другом, меня полностью устраивает официальная версия.
Антуан прекрасно понимал, что все присутствующие пришли к выводу о его желании совершить убийство чужими руками. Но признаваться им (даже друзьям) в истинном намерении Катрины молодому лорду не хотелось. Это выглядело бы как-то неправильно. Так что он искренне обрадовался, когда его пожелания совпали с интересами академии и даже всего королевства. Господину фон Дали не хотелось делать достоянием общественности студенческие дрязги. В недопущении урона репутации академии, покуда там учится лер Морриэнтэ, был заинтересован не кто-то, а сам король. Да ещё архимагу (об этом Антуан не знал, конечно) стало жаль девушку, смело рискнувшую жизнью ради других.
