– А ну-ка дайте мне запись. Я лично хочу ознакомиться с тем, что тут без моего ведома происходит.
О, несомненно ректора ждало то ещё потрясение. Но, к счастью для профессора Аллиэра, испытал он его гораздо позднее. Стоило тёмному эльфу с недовольством вздохнуть и начать переносить всё произошедшее в вымышленной реальности на материальный носитель, как один из выпускников восторженно зашептал:
– Профессор. Профессор, вы должны это увидеть!
Само собой сказанное воодушевило абсолютно всех присутствующих погрузиться в намеренно созданный вымысел. Во всяком случае, Олаф фон Дали перестал ждать запись. Он сосредоточился, проник вглубь чар и вскоре с высоты птичьего полёта увидел жуткий лабиринт. Кажется, подобный он видел в каком-то из своих наихудших кошмаров.
«Нет-нет, сюда нужно смотреть», – уловил глава академии мысленное указание студента и сместил точку восприятия.
Всего мгновение, и перед взглядом Олафа фон Дали предстала узкая горная тропа, расположенная на такой высоте, что даже у него – мага-воздушника, голова закружилась. По этой тропе, прижимаясь спинами к едва ли не отвесной скале, двигалась цепочка угрюмых и очень худых людей. В них с трудом узнавались второкурсники факультета Чёрной Магии. Считай что обнажённые (так истрепалась их одежда), дрожащие от холода и покрытые с ног до головы шрамами, как бывают порой покрыты татуировками заморские наёмники, они медленно делали шаг за шагом.
– На этот раз мы не свалимся. Мы дойдём, – услышал Олаф фон Дали шёпот Николаса Дорадо. – Мы дойдём. Мы справимся. Мы обязательно…
– Заткни свою пасть и иди тихо! – злобно шикнул на него обычно флегматичный ко всему Яков Нарроу.
У студентов действительно получилось дойти до конца. Вот на площадку, где находилось подобие алтаря с неким светящимся артефактом, ступил Вигор Рейн. За ним сошёл Натан Ворк, Михей Браун, Саймон Сильвер и Мила Свон. Молодая женщина едва ступила на твердь, как тут же встала на четвереньки и отползла в сторонку. Олафу фон Дали показалось, что она целует землю, и от того, он пропустил момент, как на площадку ступили Сэм Лёгьер, Сэм Догман, Николас Дорадо, Яков Нарроу, Джейкоб Виндог, Филипп Оуэн и… Антуан Грумберг замыкал процессию и в самом конце несвоевременно расслабился. Он оступился. Камень начал крошиться под его левой ступнёй, и молодой лорд замахал руками. Но, само собой, это не помогло ему удержать равновесие, он начал падать.
– Не-е-ет! – истерично завопили прочие студенты, но лишь Мила Свон смогла среагировать так, как нужно. Она рывком дёрнулась вперёд, проехала телом по земле и кое‑как сумела ухватить Антуана Грумберга за запястье.
– Держу!
Крик радости вышел преждевременным. Мужчина был значительно тяжелее, а потому хрупкую Милу Свон поволокло за край пропасти. Если бы не Яков Нарроу и Джейкоб Виндог она бы сверзилась вслед за своим заклятым врагом.
– Только попробуй отпустить меня! – прикрикнул на Милу Свон Антуан Грумберг, и Олаф фон Дали похолодел. Главе академии произошедшее в заброшенном бастионе было известно во всех подробностях, и потому он прекрасно понял, какой соблазн пришлось преодолеть молодой женщине. Вместо того, чтобы разжать хватку, она, напротив, смело и не раздумывая потянулась второй рукой к запястью Антуана Грумберга и ухватила его ещё крепче.
– Размечтался! Я тебя вытащу, и ты мне по гроб жизни будешь должен, сука!
Антуан Грумберг на сказанное словесно не отреагировал. То ли потому, что его вслед за Милой Свон подтягивали наверх и ему было важнее остаться целым и невредимым. То ли метод профессора Аллиэра по сплочению коллектива удался. Олаф фон Дали наверняка не знал, но склонялся к последнему. Группа нынешних второкурсников (несмотря на свой гротескный вид) отчего‑то начала действовать очень слаженно. Они ловко и со взаимовыручкой преодолели последнее препятствие, а затем…
– Мать моя, они взялись за руки, – в изумлении пробормотал Олаф фон Дали.
– Да, до них наконец-то дошло, – довольно усмехнулся профессор Аллиэр.
Студенты между тем начали сужать круг. Они приближались к артефакту всё ближе и ближе и, наконец, одновременно коснулись его. В этот же миг яркая вспышка света озарила несуществующую реальность, и измотанные выпускники плавно завершили творимые ими чары. Вздохи облегчения были слышны в каждом уголке зала Маттиса. А затем и второкурсники на своих пьедесталах зашевелились.
– Поздравляю! – громко зааплодировал Олаф фон Дали. – Поздравляю, вы справились!
Ректор действительно ощущал восторг. Он ещё не знал, что было до итога, но сам итог ему очень и очень понравился.
– Вот видите, – обратился к нему профессор Аллиэр. – Я же говорил вам, что это лучший способ сплочения, казалось бы, абсолютно разных людей.
– Браво! – ещё раз воскликнул Олаф фон Дали, прежде чем довольно улыбнулся профессору Аллиэру и, потрепав Люция Ориона по плечу, сказал: – Пойду посмотрю как идёт подготовка к посвящению у прочих групп, но вы… ваша группа, мэтр Орион, меня с самого утра порадовала.
Глава академии ушёл. Второкурсники между тем либо садились, либо сползали с пьедесталов на пол. Стоять ни у кого из них сил не было, да и в целом их поведение можно было назвать странным. Они суетно ощупывали самих себя, полными удивления взглядами обводили окружающее их пространство… едва ли не синхронно шарахнулись в сторону, когда им навстречу сделал несколько шагов их декан.
– Вы успешно прошли ритуал посвящения в магическое братство, – сухо и безо всякой улыбки сказал Найтэ Аллиэр, – и этим заслужили новое к себе обращение. Отныне к вам будут обращаться иначе. Теперь вы аир Рейн, аир Сильвер, аир Догман, аир Лёгьер, аир Свон, аир Нарроу, аир Виндог, аир Грумберг, аир Оуэн, аир Дорадо и, если вы двое всё же решите продолжить обучение на моём факультете, аир Браун и аир Ворк.
– Нет-нет, я перевожусь. Господин фон Дали уже всё давно одобрил! – с ноткой панки тут же сообщил Михей Браун, и Натан Ворк, вцепившись в его руку, заскулил:
– Мне некуда переводиться, но я готов к запечатыванию дара. Выпустите только меня отсюда, пожалуйста! Отпустите!
Он истерично зарыдал. Найтэ Аллиэр тут же брезгливо поморщился и, выразительно поглядев на Люция Ориона, приказал:
– Проследите, чтобы отсюда увели лишних.
Куратор группы жестом подозвал к себе двух выпускников, и они помогли Михею Брауну и Натану Ворку покинуть зал Маттиса. Но в полной тишине этого не произошло.
– Профессор Аллиэр, – подал хрипловатый голос Николас Дорадо. – Простите, но я тоже понял, что ошибся с выбором факультета. Понимаете, ваше испытание… Оно меня словно отрезвило. Я понял, что не на то растрачиваю свою единственную жизнь.
– Хотите подать заявление на запечатывание дара? – приподнял брови декан. – Жаль. Я вот, глядя на вас, убедился, что со специальностью некроманта вы способны совладать.
– Может быть и способен, – растерялся от неожиданной похвалы Николас. – Просто суметь с чем-то совладать и наслаждаться этим – вещи разные. Поэтому, если факультет Водной Стихии для меня уже закрыт, я бы наделся на перевод на кафедру, эм-м, наверное, сглаза и проклятий.
– Вы же вроде как травоведением увлеклись, – не преминул усмехнуться вредный профессор. – Быть может, акцент на токсикологию?
– Быть может. Только… только не на некроманта. Пожалуйста.
– Услышал вас, – сказал Найтэ Аллиэр, прежде чем обвёл прочих второкурсников насмешливым взглядом. – Ещё пожелания будут?
Все молчали.
– Что же, тогда пожелание, а, вернее, требование будет у меня. Аир Рейн, я перевожу вас к себе на кафедру.
– Эм-м, а зачем? – с подозрением осведомился студент.
– Видите ли, я веду книгу своих выпускников и мне нравится, когда в графе напротив их имени подходит время вписывать перечень достижений. Пропусков обычно не бывает, и уж с вами такого точно не произойдёт. На этом всё. До утра понедельника вы свободны.
– Да-да, вы свободны, – подтвердил Люций Орион. – Но в полдень понедельника жду вас в пятьдесят третью аудиторию левого крыла главного корпуса. Будем обсуждать, как отблагодарить… эм-м, нам предстоит придумать, как именно организовать для будущих выпускников их праздничную церемонию.
– Да я готов внести предложения прямо сейчас! – мрачно сообщил Вильям Далберг, и Вигор Рейн, достав из-за голенища сапога нож, выразительно улыбнулся:
– Думаю, эти предложения все мы поддержим.
– Эм-м, нет-нет, все обсуждения состоятся только в понедельник, – с наигранной улыбкой поспешил напомнить Люций Орион. – А сейчас прошу, вот эликсиры для бодрости. Идите домой, отдыхайте. Вы это заслужили.
Грозно вышагивая по пустынному коридору (в недели экзаменов оно всегда было так) он столкнулся с Адьиром Морриэнтэ. Светлый эльф вышел из аудитории в тот момент, когда Найтэ вот-вот должен был пройти мимо. Ему не хватило считаных секунд, чтобы разминуться с тем, кто был ему крайне неприятен.
Эльфы застыли друг напротив друга. Им полагалось произнести хоть какие-то слова приветствия, но никто не хотел начинать говорить первым. Найтэ заупрямился, решив, что на территории академии действует свой собственный этикет, а, значит, приветствие первым должен произнести студент и точка. Но принц Адьир считал себя выше того, чтобы первым приветствовать ненавистного ему дроу. И, собственно, вот отчего последующая беседа имела столь неприятный тон.
– Пережиток прошлого, – нарушая повисшую тишину, с презрением произнёс на эльфийском Адьир Морриэнтэ. – Реликт прежних дней, мнящий себя живым только потому, что он прячется от своего истинного наследия. Ты, называющий себя последним из дроу, воистину жалок. Будь у тебя честь, ты бы давно убил себя подобно матери.
– Смешно говорить мне о трусости, да и немыслимо глупо называть меня пережитком прошлого, – ответил Найтэ со спокойствием и высокомерием на том же древнем наречии. – Я ведь сделал то, на что вы, светлые эльфы, оказались ничуть не способны.
– Да, на пресмыкание перед людьми мы не способны.
– Сказал мне никто, – усмехнулся Найтэ, и волна наслаждения прошла по его телу, когда он понял насколько сильно эти слова ранили его собеседника. – Светлые эльфы не выиграли войну с дроу. Вы стали тенью самих себя, так мало вас в результате этой войны осталось. Называешь меня живым мертвецом, а сам-то кто? Светлые эльфы ещё живут в этом мире, но вы уже превратились в легенду, детскую сказку, миф. Ослеплённые своей ненавистью, вы раз и навсегда уступили главенствующее положение расе людей, и теперь тихо вымираете на своём, похожем на мечту, клочке земли. А я, я вот справился. Я не строю иллюзии прошлого, не живу ими. В отличие от вас я принял настоящее и живу в нём.
– Ты раб людей. Ты склоняешься перед ними, – от уничижительного взгляда лазурных глаз Найтэ покоробило, но он не подал вида.
– А ты разве нет? – всего-то осведомился он. – Меня в отличии от людей обмануть не так просто. Я знаю, что ты не так юн, как хочешь казаться, и королевской крови в тебе нет ни капли. Ты выдумка от и до. Не то что черты лица, даже цвет глаз у тебя ненастоящий.
– Звучит так, будто ты догадался кто я.
– Да, но мне неважно, что именно заставило Владыку Стихий Ралгана изображать из себя эльфийского юнца. Мне приятно видеть другое. На твоём примере, Владыка, предо мной ясно открылось насколько светлые эльфы боятся расу людей. Вы, даже такие великие и могущественные, как ты, всё равно вынуждены действовать исподтишка.
– Не бывает достойного мастера без достойного ученичества. Вот отчего меня направили именно сюда и именно в таком образе. Так я смогу достоверно оценить силу магов людей.
«А, пребывая среди раскованной аристократии, можно услышать и настоящую оценку событий. У нас ведь учатся взрослые люди, облечённые властью люди, и ты, Владыка, временно стал для них кем-то своим. От тебя они не держат тайн», – с лёгкостью додумал Найтэ, но вслух сказал совсем иное:
– Ха, как же это смешно. Владыка Стихий Ралган оценивает насколько удобно великие светлые эльфы смогут спрятаться за спинами презираемых ими людишек.
Напряжение между собеседниками накалялось. Воздух, казалось, искрил. Каждый из них ненавидел другого и при этом с горечью понимал, насколько этот другой прав. Вот только мира между дроу и светлыми эльфами в принципе быть не могло.
– Хорошо, что ты понял кто я, – наконец негромко сказал Владыка Стихий Ралган, – потому что так ты ещё лучше поймёшь моё презрение к тебе. Для меня отвратительна мысль пытаться возродить расу эльфов, даже тёмных эльфов, через вливание человеческой крови. Лучше окончательно стать прошлым, нежели по своей воле смешать свою суть с презренной человеческой. А потому я презираю тебя всем сердцем.
Найтэ было очень приятно, что он смог рассмеяться над сказанным. Жизненный опыт позволил ему скрыть истинные эмоции, а потому по лицу Владыки Стихий Ралгана пробежала тень удивления.
– Меня так забавляла ваша эльфийская настойчивость в том, чтобы Мила Свон оставалась здесь учиться, – даже сказал он. – Давно уж я ждал упрёка в свою сторону, чтобы сообщить – светлые эльфы никогда не смогут позлорадствовать в этом ключе над дроу и причина тому проста. Лер Свон не мой потомок и не потомок тех, кого бы я мог знать. Более того, в этой человеческой женщине я, последний из своего народа, никогда не был заинтересован. Быть может, в среде светлых эльфов истина о том забыта, но величие не может рождаться из грязи.
Не иначе сказанное порядком разрушило иллюзии Владыки Стихий Ралгана. У этого эльфа уже сложилось своё видение будущего, и потеря его была для него отчасти болезненной.
– Хоть какая-то мудрость и честь от предков тебе достались, – наконец с презрением сказал светлый эльф, прежде чем повернулся и стремительным шагом пошёл прочь по коридору. Владыка Стихий Ралган сделал это только потому, что он прекрасно слышал – к двери подходил очередной сдавший экзамен студент.
– Эм-м, добрый день профессор Аллиэр, – поприветствовал его щуплый светловолосый мужчина лет тридцати.
– Добрый, – буркнул Найтэ в ответ и, так как нисколько не хотел идти вслед за Владыкой Стихий Ралганом, развернулся и направился в другую сторону.
Шагал он привычно для себя быстро и, само собой, молча. Но это не значит, что в голове Найтэ не было мыслей. Скорее, наоборот. Он думал о том, что, быть может, прав в своём предположении, вдруг Милу Свон светлые эльфы специально издевательски ему под нос подсунули. Откуда‑то же она взялась такая особенная в этом мире.
«Очень даже может быть, что она появилась в Вирграде только благодаря им, светлым эльфам. Думают, что я увлекусь какой-то грязнокровкой настолько, чтобы забыть кто я на самом деле… Ещё и Владыку Стихий Ралгана наблюдать за всем приставили», – злило его предположение.
Вот только намерений его мысль об этом не изменила. Найтэ знал, как он хочет использовать Милу Свон. Как бы ни терзалась его честь, другую возможность возродить расу дроу судьба вряд ли бы ему подарила, и по этой причине вскоре он сосредоточился на другом. Были моменты куда как актуальнее. Например, ему следовало как можно скорее ослабить связь между Милой Свон и Саймоном Сильвером. Ему не нужна была конкуренция за право обладать нужной ему женщиной. Также, в настоящем было важно, чтобы Мила Свон развивала свои способности. Это повысило бы вероятность рождения магически одарённых детей.
«Вот только как же мне из-за последнего будет сложно!» – всерьёз задумался Найтэ.
Он прекрасно понимал, что за время обучения невзрачная гусеница запросто смогла бы превратиться в бабочку, которую так просто уже не поймаешь. Поэтому от Найтэ требовалось аккуратно отчислить молодую женщину из академии (ведь намного проще распоряжаться рабыней, если эту рабыню толком никто не ищет), но далеко не сразу. Чтобы она смогла исполнить своё предназначение с более высокой вероятностью нежели нынче, магией ей следовало научиться управлять лучше. Главное в этом деле было найти баланс. А ещё…
«А ещё мне нужно что-то придумать. Что-то, чтобы Ковен и эльфы перестали покровительствовать ей, так у меня будет больше рычагов влияния», – начал размышлять Найтэ, как вдруг остановился от поразившей его словно молния идеи. В этот миг он также понял, что судьба преподнесла ему приятный подарок – шагая в избранном им направлении, можно было в самый короткий срок дойти до кабинета ректора. И Найтэ так обрадовался тому, что внезапно пришедший ему в голову план столь гладко идёт с самого начала, что слова Вильяма Брука всерьёз разозлили его.
– Профессор Аллиэр, вы куда? Господин фон Дали сейчас занят.
– Мистер Брук, если я ещё хоть раз от вас услышу, что мне не назначено, то вы и после смерти занимать свою должность будете! – непривычно для себя посмел рявкнуть на секретаря Найтэ. – Мне нужно срочно увидеть господина фон Дали, это касается аир Свон.
Названное имя уже казалось Найтэ чем-то сродни волшебному заклинанию. Касательно Милы Свон ректор принимал его всегда. Так вышло и сейчас. Минуты не прошло, как глава академии дозволил ему войти в свой кабинет.
– Что ещё произошло? – с тревогой спросил Олаф фон Дали.
– Нет, ещё не произошло, но вот-вот должно произойти. Обязательно должно произойти. Я требую предоставить аир Свон летнюю трудовую отработку. Видеть её в академии я в этот июль не намерен и точка!
Чтобы аргументировать свои слова, Найтэ даже демонстративно ударил кулаком по столу.
***
– Скотина, – злобно прошипела Мила, когда не удержалась от того, чтобы пройти мимо одиноко стоящего Антуана Грумберга. – В твоём роду не благородные, а одни мясники.
– Вспомнила, Тварь, как я отбивал твоё мясо? – усмехнулся он, напоказ разминая пальцы, но улыбка быстро сползла с нахального лица молодого лорда.
– Да, но намного чаще я вспоминаю другое, – язвительно улыбнулась Мила в ответ. – Как я держала тебя за руку, и ты до говна в штанах боялся, что я тебя отпущу. Твоего благородства и гордости не хватило, чтобы отказаться от моей, Твари, помощи. Тебя затащили наверх, как мешок картохи. Вот, что теперь я вижу, глядя на такого высокомерного тебя. Это и то, как ловко мне удалось придушить тебя той колючей лианой. Помнишь?
Она сделала вид, как будто затягивает верёвку на невидимой шее, и искренне порадовалась тому, как потянулась рука Антуана Грумберга к его горлу. Он сам не заметил своей оплошности, но, увы, посмеяться над этим моментом молодая женщина не успела.
– Аир Свон, немедленно ко мне! – вдруг послышался зычный голос, на который Мила не могла не обернуться. Далеко по коридору (а, значит, он не мог подслушать ведущийся здесь разговор) стоял профессор Аллиэр.
– Беги-беги, собачка. Тебя зовут, – хмыкнул Антуан Грумберг, и Мила, скрепя сердце, в полном молчании отошла от молодого лорда. Зубоскалить при профессоре Аллиэре никак не стоило – это раз. А два – беседовать с её любимым деканом следовало в более спокойном состоянии духа, нежели «Ах, вот бы разнести тут всё к праматери демонов!».
– Что вы так медленно, аир Свон? – остался недоволен её нерасторопностью тёмный эльф.
– Да я не думала как-то, что куда-то опаздываю.
– Опаздываете. Сию минуту ступайте к мистеру Бруку, вам нужно подписать все документы.
– Какие ещё документы?
– Вас определили на каникулярную трудовую отработку.
– То есть? – опешила Мила. Она только-только примирилась с Саймоном. Работа по украшению зала вновь сплотила их настолько, что сегодня они прошлись по коридору, украдкой касаясь рук друг друга. У Милы уже имелись большие планы на эти каникулы!
– Когда это вы успели оглохнуть? – между тем возмутился профессор Аллиэр. – Я говорю, что вас определили на каникулярную трудовую отработку. Более того, так как речь о работе за пределами академии, то, по-хорошему, выехать вам отсюда предполагалось ещё три дня назад. Поэтому быстро давайте к мистеру Бруку! А там либо подписывайте отказ, либо через час вы уже должны выехать.
– Как выехать? Куда выехать? Да почему вообще за пределы академии? Я же только второй курс закончила, какая мне работа с практикой?
Вопросы так и сыпались из Милы, словно зерно из сумы с прорехой. Она была растеряна, смятена. «Быть может, он так шутит?» – даже пришла к ней мысль.
– Вы экзамен по криомагии на какую оценку сдали? – вдруг сурово осведомился профессор Аллиэр.
– На отлично.
– Ну вот, значит ошибок нет. Вас правильно назначили.
С этими словами профессор ухватил Милу под локоть и бесцеремонно потащил на этаж выше. Молодая женщина с ужасом думала, что если бы имела на то право, то упиралась бы пятками в пол лишь бы никуда не идти. Но, само собой, она не сопротивлялась, а потому вскоре уже стояла в приёмной ректора и выслушивала монотонную речь Вильяма Брука. Секретарь объяснял ей условия работы, требования и всё остальное прочее, от чего у Милы глаза сделались словно два блюдца.
– Да вы чего вообще? – пролепетала она с возмущением. – Я же такое не потяну.
– Аир Свон, если вы отказываетесь, то подписывайте вот эти документы, – подтолкнул к ней два листа Вильям Брук, и Мила, если что и видела на них, так это сумму неустойки. То есть цифру, на которую увеличится её долг академии.
– Что? Неужели за отказ я должна буду выплатить почти золотой? Это же грабёж посреди дня!
– Это не грабёж, – опроверг профессор Аллиэр. – Вы сами при поступлении ставили подпись согласия с правилами академии, поэтому всё законно.
– Знаете, найду я вам этот золотой, – подумав, заявила Мила, и ей очень не понравилось, каком взглядом смерил её столь любимый ею декан.
– Выйдемте на минуту, – потребовал он и, не слушая никаких возражений, силком вывел Милу из приёмной. – Аир Свон, вы ведь не надеетесь использовать аира Сильвера для выплаты вашего долга? Я бы на вашем месте на это не рассчитывал, деньги от отца он теперь будет получать в очень ограниченном количестве.
– Это ещё почему? – нахмурилась Мила.
И да, она знала, что хорошо бы сперва опровергнуть слова о том, что она подумывает как бы ей использовать друга, но… правда об этом ей самой была известна, а вот чем прогневал Саймон родителя – нет.
– Руководство академии уведомило его о тесной связи сына с особой определённой репутации, и к нам уже пришёл от него запрос отправлять в Форкрест подробную историю начисления долга аира Сильвера.
– Да что вы за люди такие! – даже покраснела от злости и стыда Мила. Мечта отправиться в путешествие с Саймоном за какую-то минуту растаяла как мираж. Вместо неё осталась острая душевная боль.
– Вы, кажется, забыли, что я не человек, – улыбнулся ей профессор Аллиэр. – Ну, да люди в принципе забывчивы, иначе бы вы, аир Свон, всё время держали в голове данное мной вам слово. Я обещал сделать для вас каждый день в академии памятным.
Миле сделалось противно от того, как издевательски тёмный эльф приблизился, чтобы коснуться её подбородка. Ему было приятно приподнять её лицо. Так он мог рассмотреть разочарование Милы вплотную, и она из-за этого окончательно разозлилась.
– Только гадости втихаря устраивать и горазды, – смело прошипела молодая женщина, прежде чем решительно вернулась в приёмную.
– Ну? – тут же поглядел на неё Вильям Брук. – Какие бумаги вы будете подписывать?
– Эти, – указала Мила на согласие.
Она поставила свою подпись и на миг застыла. Было ли это правильно? Стоило ли ей – студентке, только-только закончившей с теорией, бросаться в омут какой-то работы, где следовало применять практические умения? Нет, наверное. Но Милу грела надежда. Она никак не хотела верить, что где-то там, куда её отправят, её будут окружать такие же люди, которых и за людей не принять!
«Я выдержу. Справлюсь», – сосредоточилась она на мысли и, выйдя в коридор, прошла мимо профессора Аллиэра так, словно его не видела.
***
– Отец, как же я рад твоему приезду, – совершенно искренне сказал Антуан. – Это лучший сюрприз, что только мог бы быть.
– Не мог же я не поздравить сына с таким значимым днём, – усмехнулся пожилой граф, прежде чем положил на стол небольшую коробочку, в каких обычно дамам дарили драгоценности.
Вид упаковки подарка удивил Антуана. Однако, стоило ему поднять крышку, как глаза его восхищённо засверкали. Лежащее внутри коробочки кольцо было необычайно красиво. Белое и красное золото переплетались с чернёным серебром, и узоры повторяли герб Грумбергов. И всё же не это было главным в подарке. С внутренней стороны кольца Антуан увидел один из значимых стихийных кругов, его обрисовывала змейка крошечных рубинов.
– Кажется, на экзамены мне придётся это кольцо снимать. Пользоваться артефактами на них запрещено.
– Верно, сын, – с улыбкой подтвердил Герман Грумберг. – Но, вижу, тебе всё равно понравилось это кольцо.
– Да, очень!
– Хорошо. Выходит, я не зря ехал в эту глушь.
Герман Грумберг обычно предпочитал сентиментальности практичность, а потому Антуан более чем оценил поступок своего отца. Кроме того, он был рад увидеть родного его сердцу человека. Из-за этого разговор тёк легко. Ненадолго Антуан даже забыл, что сидит в гостиной одного из номеров отеля. Он ощутил тепло родного дома, и улыбка не сходила у него с лица. А, может, так было ещё и потому, что его расслабило креплёное вино.
Как бы то ни было, но атмосфера стала такой непринуждённой, что если бы речь вновь не зашла про учёбу, то Антуан вспоминал бы этот вечер как один из самых счастливых в своей жизни.
– Вот мы и пришли к тому, с чего начали, – беззаботно усмехнулся захмелевший граф. – Ты теперь совсем взрослый, мой мальчик. В нашем роду снова появился аир Грумберг и, знаешь, вспоминая твой прошлый приезд домой я не могу не спросить – ритуал посвящения в магическое братство наладил взаимоотношения в твоей группе?
– Да. Наладил, – вмиг помрачнел Антуан, и, само собой, его вид заставил опытного придворного насторожиться. Герман Грумберг напрямую уточнил:
– Мне наиболее интересны твои отношения с той дикаркой. Что-нибудь изменилось?
Как назло, Антуану тут же вспомнилось сколь унизительно было ему держаться за руку Твари там, над пропастью. Её по-кошачьи зелёные глаза словно смеялись над ним. И это было так мерзко, что Антуан стиснул зубы и зло засопел.
– Хм, – обратил внимание на его состояние граф и, подумав, налил в бокалы ещё вина. – Пожалуй, я нарушу правила академии и всё же поделюсь тем, как ритуал посвящения в магическое братство проходил у меня. Это был сущий кошмар, сын, и вот почему я так старательно скрыл от тебя всё, что со мной тогда произошло.
– Правда? Над вашей группой тоже издевались? – оживился Антуан. Он вмиг почувствовал такое облегчение, словно с его души валун свалился.
– Правда-правда, – с ноткой веселья подтвердил Герман Грумберг. – Видишь ли, так вышло, что в мой год поступления на кафедру некромантии были зачислены в основном простолюдины и подобное стерпеть нам, кучке аристократов, оказалось очень тяжело. Группа сама собой поделилась на два лагеря, и, чтобы сблизить нас, выпускники придумали нечто совсем невообразимое.
– Да что вы говорите? – даже придвинулся к отцу Антуан.
– Да, сынок. Нас всей группой усадили вокруг прозрачной и высокой колонны, внутри которой, на самом полу, лежал цветок чёрного пиона. А дальше… – от смеха Герман Грумберг даже стёр с лица слезу.
– Что дальше?
– Дальше нам озвучили, что испытание будет считаться пройдённым, если мы за одну ночь сможем достать цветок из колонны. А сделать это можно было одним только способом.
– Разбить колонну? – с энтузиазмом предположил Антуан.
– Нет-нет, всё хитрее. Цветок сам упал бы к нашим ногам, если бы мы наполнили колонну водой. Но тут были задействованы чары. Вода в колонне прибавлялась только в случае, когда кто-то из нас испытывал ужасный стыд. Да! – воскликнул Герман Грумберг, глядя какое недоверие возникло на лице его сына. – В целом, мы оказались вынуждены пить принесённое нам вино и по очереди, как последние идиоты, рассказывали самые постыдные истории, что с нами только происходили. А там… в общем, к утру мы добыли не только цветок, но и хороших товарищей. Было бы странно не подружиться после всего того, что мы узнали друг о друге. А как оно было у вас?
– А после того, как оно было у нас, я сплю с закрытой дверью и вполглаза, – угрюмо буркнул Антуан, прежде чем залпом выпил налитое ему вино до дна.
– Но, – нахмурился граф, – ты же сказал, что ритуал отношения в вашей группе наладил. Разве оно не так?
– Да, так. Просто… Клянусь тебе, отец, я больших мерзавцев в жизни своей ещё не встречал! Ссориться с ними себе дороже. Поэтому Тварь… Только Тварь я убью, как только эту проклятую академию закончу. Остальных надеюсь больше никогда в своей жизни не видеть. Поверь, даже такому человеку как ты лучше их обходить стороной.
Антуан говорил предельно серьёзно, а потому неудивительно, что его отец так сильно встревожился. Однако, большего молодой лорд своему родителю не сообщил. Он отчего-то вмиг вспомнил, что ему нужно вернуться в академию и собрать вещи для предстоящей поездки домой.
Подумав, Герман Грумберг не стал настаивать. Ему виделось, что за время совместного пути он сумеет выяснить подробности, но, к его удивлению, сын и в дальнейшем неизменно уходил от темы ритуала. Также, Антуан в принципе не желал обсуждать свою учёбу, кроме тех моментов, которые казались некой Милы Свон. Вот её он упоминал постоянно и при этом отчего-то всенепременно начинал тереть себе шею.
«С чего бы это у него появилась такая дурная привычка?» – насторожился Герман Грумберг и твёрдо решил, что, если по окончании будущего учебного года сын не остынет в отношении своей однокурсницы, вмешаться ему всё-таки придётся.
Третья книга из семи в цикле
13/05/2023