Юлия Эльм
Крылатые
Глава 12. 15 сентября.
– Ну, где ты там копаешься? – шикнул Стен, прижавшись всем телом к краю платформы.
– А ты думаешь, легко всё это на себе тащить?
Бен летел грузно, тяжело, и его огромный рюкзак гремел и шуршал при каждом взмахе его крыльев.
– Так я тоже тащу. И вообще, не надо было столько брать. У тебя одних книг только…
– А у тебя чипсы и пистолет игрушечный! Вот зачем он нам?
– Да он выглядит, как настоящий! Вдруг это… Обороняться придётся. Тш-ш-ш! – Стен резко шикнул на брата.
Мимо укрытия ребят, по платформе прошел машинист, оценивающе оглядывая процесс загрузки вагонов.
Этот день был полон приключений. И у обоих захватывало дух от того, что они только начинались.
Родители близняшек неожиданно полетели в другой город:
– Мою коллекцию хотят представить на Ежегодной неделе моды – это выставка такая, – сказала мама ещё с утра, сияя, как рассветное солнце, – И поэтому нам с папой надо улететь на пару дней. Может, поедете с нами?
Бен уже хотел было согласиться, но Стен резко встрял перед ним:
– Не-е, мы тут останемся. У нас же это… Учителя… Уроки, – а сам ткнул локтем брата, и тот запоздало сообразил:
– Ах, да. Не очень хочется пропускать занятия, мы и так из-за разъездов отстаём немного от школьной программы.
– А-а, – протянула мама озадаченно хотя бы потому, что Стен не часто выказывал такое рвение к занятиям, – Ну ладно, тогда оставайтесь. Но вам точно будет не скучно?
Стен заговорщицки улыбнулся во все тридцать два, и сказал с самым невинным видом, на который только был способен:
– Нам совершенно точно будет не скучно.
Ну разве не удача? Самое время, чтобы быстренько свалить и отправиться в своё первое путешествие! Конечно, няне они ничего не сказали. Но Стен надеялся в тайне, что та слишком испугается говорить родителям, что их дети пропали. А к их возвращению с недели моды, ребята уже будут дома.
Платформа капсульной магистрали была… Огромной. Такая махина, длиной не меньше ста метров, и совершенно-совершенно открытая, только щиты сбоку. Проглядывалась вся. Вот как по ней незаметно пробраться в вагон?
Ребята прятались на небольшом выступе под боковыми звукоотражающими щитами и думали, как проскочить мимо машиниста. В небольшую щель между платформой и листом щита им было видно, что все грузовые люки капсул открыты, а ящики с грузом въезжали в них по специальным погрузочным лентам. Как эскалатор, но без ступенек.
Они едва успели оглядеться, как вдруг лакированные ботинки машиниста оказались так близко… Что братья тут же юркнули вниз.
– Ну? Есть идеи, как забраться?
– Может, отвлечем его? – Бен оглядел глухую сталь полукруглого щита.
– Интересно, как? Споём ему пиратский гимн?
– Нет, но…
– У меня есть идея получше, – Стен кивнул на погрузочные ленты, – Спрячемся за ящиками, нас никто и не заметит.
– Да? – передразнил брат, – А как мы туда проберемся? Придётся перелетать щит сверху – нас заметят. Нужно, чтобы тот дядька хоть на две секунды посмотрел в другую сторону. Но он наблюдает за погрузкой.
Брат хотел ещё что-то сказать, но резко осёкся, увидев хитрющую улыбку Стена.
– Ты… Чего это?
– Знал, что они когда-нибудь мне пригодятся! – ЭмСи быстро стряхнул с плеч лямки рюкзака, приткнул его к стене и стал рыться внутри.
Засовывал руку по локоть, переворачивая всё разноцветное содержимое, и наконец достал.
– Та-дам! – он продемонстрировал брату несколько петард с длинным фитилём, и у Бена в буквальном смысле отпала челюсть.
– Где?.. – он даже закрыл лицо руками и говорил сквозь пальцы, – Где ты их взял? Это же очень опасно… А если бы родители нашли?
– Если бы да кабы! – передразнил Стен, светящийся от гордости, – Мне было нелегко их раздобыть. И ещё сложнее прятать… Но сейчас мы пускаем их на благое дело. Бабушка, жди нас!
Он выудил из кармашка рюкзака зажигалку, и осторожно поджог фитили. Потом быстро затолкал петарды в щель, и едва схватив рюкзак, рванулся вперёд, подхватывая брата под руку:
– Ходу, ходу!
Они успели отлететь на тридцать метров, когда петарды оглушительно бабахнули. Даже не смотря на мужчину, мальчишки быстро перелетели через щиты, и рыбкой нырнули на погрузочную ленту за один из больших ящиков.
Уже в вагоне до них донёсся мат и ругань машиниста:
– Вот черти! Ну погодите, бесенята, я вам ещё покажу!
Сердца у обоих колотились бешено. Прячась в самом дальнем углу, братья с замиранием смотрели на открытый люк, до ужаса боясь увидеть в нём красное от гнева лицо машиниста. Но… Шли секунды, и никого не было. Яростные возгласы удалялись, а вагон постепенно заполнялся всё больше и больше. Лишь когда просвет совсем закрылся ящиками, и ребята оказались в полной темноте, они смогли выдохнуть с облегчением.
– Фух… Чуть не засыпались. Ты там цел, ЭмБи?
– Угу, – Бен всё ещё пытался отдышаться, – Знаешь, ЭмСи, если бы не ты… Я бы… Не смог перелететь. Ты так перетащил меня, я даже испугаться не успел.
Стен весело хохотнул:
– Испугаться-то мы оба успели, – и чуть помедлив, продолжил, – Но ты тоже молодец. Без тебя я бы точно не нашел ни платформу, ни капсулу.
Они устроились на полу, между ящиками. Конечно, пол был холодным и жёстким, но оба молча решили, что великим путешественникам к трудностям не привыкать. Они смогут вытерпеть всё, даже кромешную, глухую темноту, в которой не видно дальше собственного носа.
Но всё же было не по себе. Ведь они убежали от родителей, и, если те узнают, братьям точно несдобровать. Правда, все эти опасения с лихвой перекрывались накатившей на них волной восторга от того, что они смогли.
– Она ведь будет идти один день? – спросил Стен на всякий случай.
– Да, – Бен вытащил из кармана телефон и сверился с расписанием, – Это не самая скоростная капсула, она идёт отсюда до столицы нашей страны почти сутки. Учитывая все остановки на таможне, проверки деклараций, можно сказать, что уже завтра к обеду мы будем у бабушки.
– Класс! – пока экран телефона не погас, Стен весело хлопнул брата по плечу, и увидел, как тот улыбается.
В следующую секунду капсула тронулась.
***
Наконец, этот длинный рабочий день был окончен. Мейд Йович за последние дни уже забыл, как это бывает. Несколько ночей он спал в своём кабинете, но сегодня всё, покой. До ужаса хотелось побывать дома… Поцеловать жену, обнять детей, поспать в своей постели.
Конечно, как истинный трудоголик он не мог бросить всё в один момент. Даже на несколько часов. Потому ненавязчиво продлевал себе работу дополнительными визитами, хотя от вида людей уже начинало тошнить. Сегодня он направлялся к Свету Уоррену прежде, чем отправиться домой.
Свет Уоррен – министр торговли и сельского хозяйства, хоть и был на вид добрым дедушкой, имел огромный опыт политических интриг. Хитрый, коварный, в прошлом жестокий… Его путь к власти был тернистым, и для достижения своей цели, Свет никогда не чурался любых методов. Вряд ли годы его изменили. Лишь создали ему более безобидную внешность. В прочем, в последнее время Свет всё меньше и меньше выходил на большую политическую арену, предпочитая любым интригам уют собственного кресла в кабинете Совета. И потому говорить предпочитал в самом безопасном для себя месте – в собственном доме. Мейд направлялся туда.
Надевая на выходе из кабинета плащ, министр думал об Эне. Она звонила ему несколько раз, но из-за завала на работе, им так и не удалось нормально поговорить. Мысли о жене заполнили сознание министра, и мимо него прошло, как Мейд отпустил секретаря, как распрощался со следственной группой, и длинный коридор тоже как-то стёрся из памяти.
Он пришел в себя только у лифта от осознания неловкости. Какой-то странной неловкости. И не без удивления смог найти стоящую рядом с собой Ирэ Макнагенн. Она тоже ждала лифт и напряженно молчала, вцепившись обеими руками в ручку небольшой дамской сумочки.
Ах вот, почему стало так неловко… Бывшие враги, или как минимум недоброжелатели, после задушевного разговора так и не выяснили, кто они теперь друг к другу. Более близкие знакомые? Приятели? Или, упаси небеса, друзья?
Нет… В Совете не заводят друзей. Но Мейд точно знал, что не пустит тайну Ирэ против неё же. Почему? Наверное, по той же причине, почему он тогда помог её сыну. Правда, самому Мейду эта причина до сих пор была неизвестна.
– Добрый вечер, Ирэ, – и всё-таки вежливость никто не отменял.
Женщина скосила на него взгляд, не поворачивая головы, но всё же отозвалась:
– Добрый вечер, Мейд.
Они помолчали ещё немного. А лифт всё не ехал и не ехал… Почему сегодня так долго?
– Слушай, на счёт того разговора… – всё-таки начала женщина, но Мейд знал, что она так и не закончит:
– Ты можешь не переживать. Выдавать твою тайну я не собираюсь. В конце концов, ты права… Все мы делаем одно общее дело.
Настал черед Ирэ обернуться на собеседника. Пускай Мейд не поворачивал головы в ее сторону, боковым зрением видел, как она вперила в него долгий взгляд. А потом… Улыбнулась.
– Что ж, спасибо.
За широкими окнами постепенно умирал день. Солнце садилось где-то очень-очень низко, в густые тучи, и мир был серым, с небольшими цветными проблесками. Как хочется, чтобы зажглись звёзды… Но в городе из-за большого числа фонарей их не увидеть.
Двери лифта наконец разъехались. На удивление, он был пуст, и в таком случае непонятно, почему так долго ехал. Мейд вежливо пропустил Ирэ вперёд, и она кивнула головой в знак признательности. Сам мужчина вошёл следом.
Створки закрылись, и молчание стало ещё более напряженным. Оно липкой паутиной повисло над ними, и так давило на плечи, что обязательно нужно было что-то сказать.
– Как… Дела у Марка?
– Очень неплохо. Он звонил с утра, – Ирэ пыталась удержать голос все таким же холодным, но при упоминании сына он заметно потеплел, – Они с Белль уехали на Ежегодную неделю моды, представлять её коллекцию. Это успех. Поэтому я сегодня и тороплюсь домой – хочу посмотреть онлайн-трансляцию показа.
– Поздравляю, – отозвался Мейд устало, но искренне.
– Спасибо. А как дела у Эны?
– Она заканчивает проект городского парка на третьем уровне. Говорит, ей не хватает только сердца для него.
– Сердца?
– Чего-то символичного, что придало бы всей композиции законченность.
– Думаю, она обязательно его найдёт.
И оба улыбнулись так нежно. Хотя каждый прятал улыбку от другого, как мог.
– Обязательно приду на открытие, – кивнула Ирэ сама себе.
– Это будет не скоро, Эне ещё представлять проект в Городском комитете мэрии.
– Ей не в первый раз. Мне кажется, добрая половина парков во всей стране построена по её чертежам.
– Удивлён, что ты знаешь об этом.
– Разумеется, ведь я выделяю на это деньги, – Ирэ весело хохотнула, и Мейд поддержал её смешок, – У Эны есть особое чувство прекрасного.
Да, это действительно так… В столице, где каждый квадратный метр на вес золота, мысль о сооружении парков уже кажется абсурдной. К тому же поднимать цветы и деревья на такую высоту… Чего ради? Чтобы на них можно было полюбоваться? Бесполезная затея. По крайней мере, так думали большинство людей в Городском комитете. Но не Эна… Она смогла сделать невозможное не только возможным, но и реальным. Смогла создать парки – зелёные, чудесные оазисы среди стекла, бетона и стали, не забрав при этом солидный кусок городской площади.
Её первый проект подвесного парка имел вначале ошеломительный успех. А ведь она не придумала ничего принципиально нового. Всё гениальное просто. Взяв за основу идею подвесных веранд ресторанов, Эна просто предложила сделать одну большую веранду между двумя домами.
Конструкция крепилась на огромные титановые сваи, вмонтированные в два рядом стоящих здания, и представляла собой, по сути, поддон на упорах, наполненный землёй. Уже из этого пустынного пространства Эна могла сделать настоящее произведение искусства. Раскидистые деревья, газоны и цветы, стелы, статуи и фонтаны… Всё пребывало в гармонии. Буйство красок наряду с уютным спокойствием завораживало. Мейд, конечно, понимал, что ни он один чувствует то прекрасное, что создаёт его жена. Но всё же его удивляло, что это же чувствует Ирэ, вечно холодная и колючая, словно сотканная из зимы.
Можно сказать, что из лифта они выходили добрыми друзьями. Если бы в Совете принято было заводить друзей. Мейд сам не заметил, как проходя через КПП, они уже смеялись какой-то забавной шутке, и мимолётное чувство единения было таким лёгким… Что приносило за собой облегчение.
– …да-да, а потом ещё и… – но Ирэ не успела договорить, в её сумке зазвонил телефон, – Момент.
Она изящным движением вытащила смартфон из клатча:
– Как раз сын.
Мейд кивнул понимающе. Они уже прошли турникеты и будку охраны, и медленно двигались по холодным мраморным плитам к воротам.
Ночь уже рвалась в мозаичные грани купола, и свет тускло поблескивал на них с внутренней стороны. Как будто свет и тьма стояли у барьера, и разделяло их только десятисантиметровое пуленепробиваемое стекло.
– Привет, Марк. Как показ? – в интонации Ирэ слышалась улыбка.
Мейд лишь шел рядом, но всё же искоса бросал взгляды на министра финансов. Кто бы мог подумать, что она может так улыбаться…
Впрочем, после первой реплики сына, выражение её лица резко изменилось. Женщина остановилась, и слишком слабо опустились её руки. Сначала из пальцев упала сумка, потом телефон. Она побледнела, и дыхание её стало прерывистым, будто воздуха не хватало.
Мейд обернулся на неё:
– Что случилось?
Женщина лишь посмотрела на него снизу вверх, глазами совершенно пустыми. Ответила едва слышно:
– Дети… Пропали.
И тут же рухнула на пол, лишь распластались по мраморным плитам её идеально ухоженные крылья.
***
Скорая помощь, больница, объяснения с врачами. В общем, Мейд добрался до дома Света Уоррена ближе к одиннадцати часам вечера.
У Ирэ диагностировали инфаркт. Её успели откачать, сейчас её жизни ничего не угрожает, но она не приходила в сознание.
Мейд в свою очередь позвонил Марку. Тот рассказал, что подключил к поискам все силы, какие мог, но в конце концов, они находятся на территории другой страны. Мейд обещал через Бена Сталлера поднять на уши всё консульство, и за пару звонков всё было сделано. Но шли часы, а куда пропали двое сорванцов, так и не было понятно. Они вылетели из отеля, и как будто растворились в воздухе. Мейд не понимал, то ли за границей такая проблема с уличными камерами, то ли ими просто не умеют пользоваться, но ребят так и не удавалось обнаружить.
Раздражала своя беспомощность. Ведь он бы мог сейчас направить к Марку своих людей, лучших людей, да и сам помогать с поисками, но… Увы, он должен быть здесь. Искать печать и распутывать весь этот клубок с вирусом и старыми тайнами. Потому сейчас он стоял у двери не своего дома.
Дом Света Уоррена находился в политическом секторе чуть поодаль от всех остальных. И, несомненно, был самым уютным. На его окнах красовались белые наличники с витиеватыми крылышками, под старину, а перед домом был разбит небольшой сад. С буйством доцветали свою жизнь бархатцы, да купались в жёлтом оконном свете осенние астры.
Стоило только позвонить в дверь, как та открылась. Горничная в длинном фартуке приняла у Мейда пальто и проводила по дому до кухни. Пока министр шел по длинному коридору, он видел в открытые проёмы комнат, как в них играют дети. Много… Устало переговариваясь между собой, за ними присматривают взрослые, а ребятня бегает из комнаты в комнату, играя кто во что. В войнушку, куклы, приставку на телевизоре. Те взрослые, что видели Мейда, опасливо кивали ему в знак приветствия. Должно быть, появление в их доме министра внутренней безопасности не казалось им чем-то хорошим.
Свет Уоррен был на кухне. Уже при входе Мейд почувствовал, как из неё пахнуло жаром, и вскоре понял почему. Понял и удивился.
Привыкший видеть самого старого политика Совета в строгом костюме и галстуке, сейчас министр наблюдал его в синих тапочках, поношенной домашней одежде, моды прошлого века, и в цветастом ситцевом фартуке на поясе. Фартуке, явно сшитом чьими-то руками, но никак не купленном.
На газовой плите, в видавшем виды кофейнике стерилизовалась паром банка. Рядом в огромной кастрюле закипала вода, а на столе уже стояли в ряд такие же банки, набитые огурцами, листами смородины и хрена, перцем и сухими веточками укропа. Сам Свет запихивал такой же набор в ещё одну банку.
– А, здравствуйте, Мейд Йович, – завидев гостя, он не прекратил своего занятия, но с улыбкой кивнул коллеге в знак приветствия.
– Добрый вечер, Свет Уоррен, – министр ещё раз окинул взглядом кухню, – Непривычно видеть Вас за подобным занятием.
– Да, – старик мягко улыбнулся, вытаскивая из таза с водой ещё один отмоченный огурец и впихивая его в банку к остальным, – За всеми этими строгими костюмами мы как-то забываем, что все мы люди. А между тем, ко мне вот внуки приехали.
– Я заметил… Сколько их у Вас?
– У-у, аж четырнадцать штук.
Мейд многозначительно угукнул, что можно было принять за выражение немого восхищения.
– Да. Четверо детей, четырнадцать внуков, и никто не откажется от моих солёных огурцов. У меня ведь дача в деревне… Тут, недалеко от столицы. Совсем не высоко, чуть-чуть над линией погоды. А там и огород, и огурцы с помидорами. Ягоды… В этом году такой урожай смородины, вот гадаю, что с ней делать.
Не зная, что ответить, Мейд кивнул ещё раз. Ведь он явился сюда явно не за историей о даче.
– Обычно-то я там, в деревне банки закрываю. Там и хранить есть где. А в этот раз из-за срочно собранного Совета пришлось всё сюда переносить. Как чувствовал. Ведь всё пропало бы, если б осталось там.
– Да, было бы неприятно. Но Свет…
– А вот ещё, хочу спросить у Ирэ Макнагенн рецепт её фирменного шоколадного печенья, – перебил его Уоррен, – Такое вкусное оно у нее получается. Я сколько ни пробовал печь, у меня так не выходит.
Мейд наблюдал за тем, как Свет снимал толстым полотенцем банку с кофейника, переворачивал, ставил на стол, и его осенило. Разумеется, он знает, зачем Йович к нему пришел. Знает… Но просто не хочет говорить. Что же в той истории Сире Вейнэ такого ужасного, что даже Свет не хотел говорить об этом?
Как бы ни был обманчив его внешний вид – его седые волосы, пепельные крылья, слабеющие с каждым годом, на самом деле этот человек мог вознести вас до небес, или уничтожить парой умело вставленных слов. Так, что вы никогда не сможете понять, откуда прилетел ураган. Такой власти в Совете, таких связей, как у Света Уоррена, не было даже у Лима Ланге. И, пожалуй, то, что Свет подчинялся Лиму, было очень странно.
– Боюсь, в скором времени Вам спросить Ирэ ни о чем не удастся – она в больнице, – Мейд решил немного сменить тактику.
Раз Свет не хочет начинать этот разговор, то лучше всё же зайти издалека.
С другой стороны, так до ужаса хотелось домой… Что лишние минуты промедления казались уже невыносимыми.
– Да-да, я знаю. Какой ужас. У неё пропали дети?
– Удивлён Вашей осведомленности. Всего три часа, как об этом узнала сама Ирэ.
Свет улыбнулся. Уже не так мягко, скорее устало. Как будто сам был этой осведомленности не рад.
– Ох, знали бы Вы, Мейд Йович, сколько я отдал бы за неведение, – он со вздохом сел на стул, и плечи его опустились, как будто на них в единый момент всей своей тяжестью рухнули все победы этого человека.
Лицо из мягкого, нестареющего, сделалось усталым… Исчезла весёлость. И возраст накрутил Свету ещё десяток лет в добавок к его шестидесяти пяти.
– Уже третий год прошу Лима дать мне отставку.
– И что же председатель?
– Не отпускает. Вот не отпускает и всё. Говорит, что я ему ещё нужен. А я так устал, если говорить по совести… Хочу уже просто на дачу. Выращивать огурцы, закрывать варенье, и заботиться только о том, как бы птицы не поклевали мои груши и яблоки.
– А птицы клюют яблоки?
– Скворцы-то? Ещё как, за милую душу. Летом от них никакого спасения. Налетят целыми стаями, и только успевай отгонять от яблони, груши да вишни.
На пару секунд старик воодушевился, но тут же опять поник. Присутствие Мейда было неумолимым.
– Ну ладно-ладно, не смотрите на меня так испытующе, – Свет вытер руки о фартук, и расправил его на коленях, – Конечно же я знаю, о чём именно Вы хотите со мной поговорить. Ваше загадочное: «Пара вопросов» могут усыпить бдительность кого-то, но уж точно не меня. Слишком долго живу. Вы пришли ко мне за историей Сире?
– Мне интересно, как именно Вы догадались.
– Это не сложно. У Вас позавчера была Ирэ… да, мне это тоже известно… и судя по тому, что от неё Вы пошли ко мне, не трудно догадаться, что ей в голову пришли те же выводы, что и мне.
– Но Вы ими со мной не соизволили поделиться до этого.
Старик вздохнул многозначительно, и с нотой старческого покровительства:
– Мой дорогой Мейд Йович, я нисколько не сомневался, что Вы сами в состоянии найти ответы. И мешать Вам подсказками – только вредить ходу дела.
Вода в кастрюле закипела, с шипением выплескиваясь через край. Свет тут же подскочил с табуретки. Выключив газ, он стал половником разливать кипяток по банкам, тут же прикрывая их крышками, варившимися до этого в маленьком ковшике.
– И так, что же Вас интересует? Мне будет легче ответить на вопросы, если Вы начнёте их задавать.
Мейд выдохнул устало. Как же всё-таки хочется домой. Но уже поздно поворачивать назад.
– Что именно Вы нашли, когда копали под Сире перед его последними выборами?
– Финансовые махинации, расхищение государственного бюджета… – лениво перечислял Свет, и в такт его словам на горлышки банок со звоном падали горячие крышки.
– Это мне известно. Я читал его дело. Но ведь это не всё?
Монументально рухнула последняя крышка. Перехватив полотенце поудобнее, и взяв одну банку, Свет стал через крышку сливать разлитый кипяток обратно в кастрюлю:
– После того, как мы ошпарили огурцы, бульон для них лучше ещё раз проварить. Так вкуснее… Ну разумеется, я отыскал не только махинации. Хотя и этого было достаточно, чтобы Сире сняли с выборов, а впоследствии арестовали.
Мейду это переливание показалось совершенно бессмысленным. Да и нервы уже порядком сдавали. Но он держался… Стоически держался до конца.
Свет вылил последнюю банку, и снова включил под кастрюлей газ. Вернулся за стол, вновь расправляя фартук на коленях:
– Внучка сшила на уроке труда. Говорит: «Держи тебе, дедушка, подарок, чтобы готовил и всегда помнил обо мне», – он усмехнулся нежно, и продолжил, – Конечно, было кое-что ещё. Кое-что, чего все мы тогда сильно опасались. Оно и случилось.
Мейд едва удержался от того, чтобы нетерпеливо не воскликнуть: «Ну?!».
– Сире не только был приверженцем идеи о «чистом обществе», он был её радикальным последователем. И город, который он строил у самой земли, был вовсе не актом заботы о тех, кому трудно находиться на высотах… В этом городе строилась лаборатория. Нанятые учёные так выводили новый вид биологического оружия. Сире замышлял биологический теракт. Скорее всего, всё списали бы на вспышку земной болезни, которая не живёт на высотах, а потому у людей нет к ней иммунитета. Или что-то вроде того. Но это было бы массовое убийство… Когда я всё это узнал, у меня волосы встали дыбом. Сколько людей погибло бы, если б у этого фанатика всё получилось. Я даже не представляю. Я видел многое на своём веку, но тогда… От этого лицемерия, от этой жестокости, поданной народу с заботливой улыбкой, мне стало действительно страшно. Неужели один человек может быть таким чудовищем? Не желая, чтобы началась паника, ведь процесс обещал быть шумным, я скрыл всё, что узнал о замыслах Вейнэ. Благо, и поверхностных данных хватило, чтобы он умер за решеткой. Но теперь… Не скрою, когда этот вирус появился в столице, я вспомнил о Сире. Сам он уже точно мертв, но кто-то мог найти его разработки.
Ещё несколько секунд понадобилось, чтобы переварить услышанное. Вода в кастрюле снова начинала кипеть. И на этот раз нужно было отдать ей должное за эту вынужденную паузу. Свет вновь принялся разливать бульон по банкам, и по всему видно, тоже был рад ненадолго прерваться.
– А что стало с этими разработками?
– Я не знаю. Знаю только, что лаборатория была где-то в городе. После того, как арестовали Сире, туда направили несколько групп спецназа, но уже никого не застали. Люди собирались в большой спешке, но как мне передали, все ценные документы и образцы успели унести с собой.
– Их кто-то предупредил.
– Без сомнения. Но мы так и не нашли крысу. А позже стало как-то не до этого.
– То есть… – Мейда поразила мысль, – Не исключено, что человек Сире, которого не арестовали, и который успел предупредить лабораторию, до сих пор может находиться в Совете?
– Не исключено. Хотя, возможно, его арестовали позже. Или сам Сире как-то успел… В общем, много чего нельзя исключать. Я ведь тоже не знаю всей истории, – Свет резко остановился, половник замер над банкой, – Хотя… Мне кажется, я знаю, кто может знать.
Министр беззастенчиво вперил в своего собеседника взгляд. Да неужели? Есть такой человек, и он до сих пор молчал?
– Рок Сандеро. Его внедрили в группировку Сире ещё в самом начале его председательства.
– Кто?
– Дэв Мартис. Отец нашего Хранителя печати – Эда, и на тот момент министр внутренней безопасности. Старый генерал, вояка, как и ты, он не доверял Сире. Чувствовал, что тот занял пост председателя не самым честным путём. Потому приставил к нему Рока… Разумеется, первое, что сделал Сире, став председателем – убрал Дэва из Совета. Но вот на его человека не подумал. А к тому моменту, когда Сире арестовали, Дэв уже умер. Доказать то, что Рок был внедрён к нему в группу, возможным уже не представлялось, и потому его тоже осудили. Срок его давно прошел, но он, кажется, до сих пор остался на земле, не вернулся в небо. По какой причине – мне не известно.
– А Вы знали, что его осудили не законно, и не вмешались?
Свет пожал плечами совершенно безразлично:
– Мне не было дела до судьбы одного человека – нужно было спасать страну.
Он достал из ящика старомодную закаточную машинку. Поставил банку на табурет, чтобы было легче, и стал крутить ручку:
– Сила уже не та, что прежде. Хорошо машинка выручает. А ведь она производства прошлого века, почти мне ровесница.
– И этот Рок о Сире знает всё? – не дал вновь увести тему Мейд.
– Да. Однако не думаю, что после всего произошедшего, он захочет помогать Совету. Всё-таки… Тринадцать лет на земле.
– Я попробую его уговорить.
– О самом Роке Сандеро Вам могут рассказать только наши верные друзья – Лен и Ив. Поговорите с ними. Они тоже были людьми Сире, но ещё до арестов переметнулись на нашу сторону.
– Почему же?
– Хм… – закатав одну банку, Свет покрутил её в полотенце, не протекает ли, и положил крышкой вниз на старое пальто, расстеленное в углу кухни, – Нам сказали, что тоже боятся за страну. И смутно что-то подозревают. А там уж, сами у них спросите.
– Непременно.
Под резкий скрип железной машинки, мысли наматывались такими же порывистыми кольцами. Это многое меняет. Это почти всё меняет! Получается, распространение АЛЬВИ-вируса, это не просто внезапная вспышка эпидемии, это спланированный теракт. И по логике вещей, заражение мирного населения – только первая фаза. В таком случае, эти люди ни перед чем не остановятся.
Непонятным оставалось лишь одно – цель. Насилие ради насилия? Для акции устрашения слишком сложно и тихо, а требований к Совету никто не предъявлял. Тогда для чего всё это? Ради какой цели понадобилось столько смертей и искалеченных жизней?
Голова начинала болеть. То ли от жара и духоты в кухне, то ли от мыслей. Мейд Йович встал, поблагодарил Света, и уже собирался уходить, как тот остановил его:
– Постойте-ка, – он ушел на несколько минут в кладовку, дверь которой незаметно пряталась в кухне, а вернулся уже с банкой солёных огурцов, – Вот, возьмите.
– Э… Нет, спасибо, – попытался, было, отказаться Мейд, но это было бесполезно.
– Берите-берите. Съедите с женой, с детьми. Ещё за добавкой вернётесь. Берите.
И уходил Мейд Йович с грузом невероятно тяжёлых мыслей, и двухлитровой банкой огурцов. Что так комично смотрелась в сочетании с его строгим костюмом и плащом.
Эна ждала его дома. Когда он прилетел, перевалило за первый час ночи. Она ни о чем не спросила, лишь помогла снять плащ, и с удивлением воззрилась на банку.
– Свет Уоррен передал, – устало отозвался муж.
– Отлично. Значит, съедим за ужином.
Эна, разумеется, не сказала, что это будет очень поздний ужин. В её глазах не было укора, лишь то едва заметное беспокойство, за которое её хотелось прижать к себе и никогда-никогда не отпускать. Чтобы она точно знала, что всё будет хорошо. Правда теперь, Мейд Йович и сам не знал, а будет ли?
Пока жена разогревала ужин, мужчина зашёл в детскую поцеловать детей. Старшая дочка Триша, и младший сын Нико. Оба уже спали, свернувшись под одеялами на кроватях, и видели десятый сон. Как бы хотелось ему сейчас отправить их как можно дальше отсюда… К своим родителям, в другой город. Он решил, что стоит обсудить это с Эной.
Трепетный мрак детской сменился на теплый свет кухни. Они вновь сели за барную стойку, не желая тревожить покой большого стола. Эна поставила на ней тарелки, на этот раз она ужинала вместе с мужем.
А на небольшом блюдце лежали нарезанные кружочками соленые огурцы. Наколов один из них на вилку, и тщательно прожевав, Мейд Йович сказал так, словно это была самая грустная новость в его жизни:
– Черт, а они действительно вкусные.
