Юлия Эльм
Крылатые
Она бросила в него злосчастную зелёную тетрадь, и листы с шорохом разлетелись по всему дому.
Рок лишь наблюдал у входа за её истерикой. Молча… Спокойно. Выжидающе.
– Лия, пожалуйста, не волнуйся, – Макс примирительно вскинул руки, но вряд ли это смогло бы помочь, – Понимаешь, ты… Ты – больна.
– Чушь! – она чувствовала, как жар поднимается в теле всё больше и больше, – И ты это прекрасно знаешь! Я не была…
– Я видел твои анализы.
Этот короткий факт припечатал её к месту. А жар всё больше поднимался, волнами растекаясь по всему телу. В голове поселилась опасная лёгкость.
– Какие… Ещё анализы? – сглотнув, спросила она.
– В больнице, у тебя брали кровь. Конечно, анализов на АЛЬВИ-вирус ещё нет, но есть специфический белок в организме, который говорит о наличии восполения. И он у тебя заоблачный. Из-за загруженности лаборатории эти анализы готовились очень долго, но… Я их видел. И с такими цифрами нет ни единого шанса на то, что ты не больна.
– Да? – она вдруг вскипела с новой силой, – Тогда почему я не умерла до сих пор? Сколько там держатся люди, больные этим вирусом, если не отрубить крылья?
– После того, как пройдёт лихорадка – не больше четырёх часов, – Макс постарался приблизиться, но девушка резко шарахнулась от него на шаг назад, – И для нас загадка, как ты до сих пор живёшь, но…
Что-то ей подсказывало, что это «но» может стать решающим в её жизни.
– Но?
– Но… – протянул парень, и, отведя глаза, сказал совсем тихо, – Но ты можешь умереть в любой момент. Твой иммунитет борется, но никто не знает, когда иссякнут силы. Теперь тебя не сможет спасти даже ампутация. Скорее всего ты уже обречена…
Последних слов она не услышала.
«Я могу умереть? – туго, с задержками соображал мозг, – В любой момент?». Жизнь, ставшая в одночасье такой короткой, оказалась и такой… прекрасной. С ней не хотелось прощаться вот так… Скоропостижно.
«Неужели я всё-таки?..» – она даже додумать не успела.
Мысли оборвались, сознание закатилось. Лия не почувствовала и боли от удара. Она её просто не успела застать.
Глава 16. 19 сентября.
Его разбудила Сейя.
– Мейд Йович, – её голос ни с чьим не спутаешь.
Девушка мягко постукивала ему по плечу в надежде, что его это разбудит.
Глаза припухли и болели, словно в них кто-то насыпал стекла. И совершенно не хотели открываться. Плечи затекли, руки ниже локтя вообще умерли, без желания воскресать. Оказалось, он заснул на столе.
– Вы не забыли, что у Вас сегодня заседание Совета?
С трудом оторвав голову от рук, он разлепил веки и посмотрел на Сейю снизу вверх.
– Какое ещё заседание? – и тут же вспомнил, – А… Черт, точно! А сколько?..
Министр кинул беглый взгляд на часы – 10:15. Совет был назначен на 10:00.
– Они уже начали?
– Да. Меня попросили Вас найти.
– Сейчас… Иду.
Он поднялся на ватных ногах. Голова не соображала. После десяти часов сна ощущение было хуже, чем после двух.
Перед тем, как идти, Мейд забежал в туалет, и увидев в зеркале свою помятую физиономию, в первую секунду ужаснулся. Но ничего… Холодная вода привела его в порядок.
Теперь он опаздывал на двадцать минут. По негласным правилам Совета, заседание в любом случае начиналось вовремя. Опоздавшие присоединялись, хотя особенно пунктуальный Лим Ланге и покрывал их взглядом с выражением вселенского презрения. Но это, пожалуй, было меньшим, о чём сейчас стоило переживать.
При входе в Зал заседаний, Мейд вдруг испытал странное чувство… Опасности, что ли. Он привык доверять своей интуиции ещё с войны, но сейчас поводов для беспокойства не было объективно. Так в чём же тогда дело?
Уже у самой двери министр остановился. Положил руку на ручку, чуть приоткрыл дверь, и… Сладко зевнул. Он так и остался из-за этого стоять в дверях, стараясь подавить сонливость, и наблюдая в щель за тем, как идёт заседание.
Пара сидящих с краю министров обернулись на открывающуюся дверь, но не более того. Все взгляды были прикованы к Эстену Риму, который делал доклад уж очень слабым голосом. Его практически не было слышно.
За те короткие секунды, пока министр не входил, борясь с зевотой, он успел оценить обстановку. Напряженная… Сейчас это и не удивительно. Помимо Ирэ, которая всё ещё лежала в больнице в тяжелом состоянии, за столом отсутствовали Були Ливона и Серг Лонче – министр транспорта. Интересно, где они?
Эстен делал доклад о положении дел на медицинском фронте. Хотя по его зелёному, болезненному лицу и так всё было понятно. Но если задуматься, вид у него уж очень усталый. Конечно, министр охраны здоровья сейчас тот, кто о сне забыл уже подавно, но что, если… Есть и другая причина?
Додумать Мейд не успел. Внезапно, оборвавшись на полуслове, Эстен… Этот молодой, красивый и здоровый щёголь, остановился, пошатнулся, и рухнул лицом вниз прямо на стол заседаний. У основания вставших торчком крыльев, Мейд заметил пару ярких, чёрных пятен. Всё сразу стало ясно.
Что тут началось, какой переполох! Министры повскакивали со своих мест, отбегая и отлетая подальше. Многие ещё не понимали, что случилось и в панике оглядывались по сторонам. Открылась служебная дверь с другого конца зала, и тут же, как по команде, в него вбежали люди в белых защитных костюмах, призывая всех оставаться на местах. Какая удивительно быстрая реакция. Словно они… Мейд осознал это с ужасом – ждали. Они знали, что случится. Это заранее спланированная операция, чтобы вывести из строя Совет Двенадцати крыльев!
Министр развернулся и быстрым шагом отправился прочь. На ходу набрал номер Сейи, сказал спокойно, но торопливо:
– Собирай всех, и уходите из здания. Постарайтесь спрятаться там, где вас трудно будет найти. Все остальные инструкции я передам позже.
– Поняла.
Она никогда не задавала лишних вопросов.
Мейд отключился, и даже не заходя в кабинет за плащом или документами, торопливо пошел к лифту. Нужно успеть выбраться. Нужно успеть до того, как его хватятся.
– Мейд Йович! – послышалось в соседнем коридоре.
Мужчина, в таком же плотном белом костюме. За маской, капюшоном и очками совершенно ничего не разобрать.
Не дожидаясь, пока тот подойдёт, министр бросился бежать. Сейчас было уже всё равно на то, что взрослому мужчине, тем более в таком высоком статусе, как-то не пристало бегать. Со стороны зрелище, должно быть, было удивительным.
Мейд пробегал по фешенебельным коридорам, а второй такой же мужчина, в защитной экипировке, преградил ему путь:
– Простите, мы не можем Вас выпустить. С этого момента в здании Правительства вводится карантинный режим.
Они решили убить двух зайцев одновременно. Вывести из строя Совет, и выкурить Мейда из своего укрытия. Умно, ничего не скажешь. Но министр не собирался сдаваться так легко.
С силой взмахнув крыльями, он оторвался от пола и поднялся в воздух. Да, летать здесь трудно, но возможно. Противники, чьи крылья были замотаны защитными рукавами, этого явно не предусмотрели. На мгновение, когда министр пролетал над головой мужчины, ему показалось, что за стеклом защитных очков мелькнуло неподдельное удивление.
Он снова летел по этим коридорам. Конечно, противники быстро перегруппировались и бросились за Мейдом в погоню, но на стороне министра было несколько секунд преимущества. В это мгновение он почувствовал себя на войне. Вспомнил то самое состояние, ощутил то самое покалывание в подушечках пальцев. Давно забытое, и в то же время такое живое. Ощущение смертельной опасности. Оживившее и его. Сонливость в один миг пропала, голова стала ясной и соображала быстро.
Он слышал топот множества ног за своей спиной. Лихо, с разворотом корпуса перпендикулярно полу влетая в поворот, Мейд заметил, что несколько человек из погони остановились и пытаются снять с крыльев защитные рукава. Пустая затея – всё равно не успеют.
На секунду его утащила инерция разворота, так, что он чиркнул крайними перьями по полу. На пару сантиметров дальше к крылу, и он бы покатился кубарем. Но времени задумываться об этом не было.
Впереди показался лифтовый холл. Последний рубеж. Если он успеет отъехать на лифте раньше, чем погоня добежит до кнопки, значит он спасён. Вот сейчас, уже близко.
На бешеной скорости несясь к лифту, он уже выставил руку, чтобы нажать на кнопку, как вдруг… Двери лифта начали открываться. Ну разве бывает такая удача?
«Судьба нам благоволит» – улыбнулся мужчина про себя.
Перепуганный тем, что на него мчался со всей скорости целый министр, какой-то депутат Высотного совета еле успел выпрыгнуть из лифта. Мейд сложил крылья и на полной скорости впечатался в стенку кабины. Не глядя ткнул пальцем по кнопке, и двери закрылись. Боли от столкновения почти не было, мужчина успел сгруппироваться.
Закрылись двери, лифт с характерным звяком отъехал.
Отпрянув от стены, и всё же потерев грудь, на которую пришелся основной удар, Мейд глянул на табло этажей. Да, верно. Кабина стремительно несётся вниз. Теперь осталось преодолеть только КПП.
Но к вящему удивлению, когда двери лифта вновь открылись, Мейд не встретил на пропускном пункте ни единого препятствия. Странно… То есть организаторы операции смогли провести целую группу лжемедиков в здание Правительства, но банально не догадались перекрыть единственный выход? Это ещё раз говорило о том, что его противники не были на войне, и не знают основ.
Беспрепятственно и спокойно выйдя за пределы здания, Мейд летел по городу, быстро размышляя, где ему укрыться теперь. Домой нельзя, и ни в одно из мест, где он был замечен ранее – тоже. Нужно было спрятаться там, где его не будут искать.
В памяти непроизвольно всплыла опечатанная квартира Лии Скорент.
***
Осень – пора печальная, но прекрасная. Осенью уставший от этой жизни мир готовится к смертельному сну, чтобы потом возродиться с новыми силами. Осень… Преддверие зимы. Несмотря на то, что в эту пору много печали и тревог, в ней есть и надежда. Именно это у неё и осталось… Надежда.
Эна летела медленно, через совершенно пустой и серый второй уровень. Два часа назад в здании Правительства объявили карантин. Когда она увидела это сообщение по телевизору, навалившаяся тревога не дала нормально думать. Единственное, что отпечаталось в голове чётко, это вопрос: «Где Мейд?».
Она знала, на работе он прятался, так как возвращаться домой ему было опасно. Все бескрайние небеса, что же происходит? Насколько ужасными могут быть события, о которых она даже не знает, что её муж – на минутку, министр внутренней безопасности вынужден скрываться? Неизвестность пугала ещё больше.
Но у Эны всегда оставалась вера. Вера в Мейда и надежда на лучшее. Она знала, он выберется из любой беды. А пока он решает проблемы, ей остаётся лишь верить в него и справляться со всем, что есть своими силами. Правда, иногда его так катастрофически не хватает рядом…
Вот сейчас, чтобы немного успокоиться, Эна летела в парк. Дети остались дома, под присмотром няни, в работе наступило временное затишье, и женщина пользовалась этими часами вынужденного ожидания, решив уделить немного времени себе. Забавно… Обычно, когда женщины её круга решают «уделить время себе», они летят в салон красоты или дорогущий ресторан, а Эна летела в парк. Но не просто в парк.
Этот кусочек земли – невероятное творение лучших ландшафтных дизайнеров, был одним из её профессиональных детищ. Но не за то она любила именно это место. Здесь, в самом центре, как будто выбиваясь из стройной картины, стояла Стела памяти героям Южной войны. Именно туда она и держала путь.
Сегодня было сухо и ясно. Серые облака, обступившие столицу в последние несколько дней, наконец опали ниже уровня города. Но светлее не стало. Казалось бы, солнце горит одинаково, но ощущается всякий раз как-то по-разному. Сегодняшний день, несмотря на ясное небо и яркое солнце, был серым. Серым бесповоротно, то ли из-за осени, то ли от тревоги.
Парк показался уже за следующим поворотом улицы. Женщина не опустилась сразу у центрального входа – она полетела дальше, над деревьями, замечая в прогалинах тропинок редких прохожих, пока наконец не оказалась над площадью. А там уже изящно приземлилась на тротуарную плитку.
Между двумя, обрамляющими её фонтанами, уже отключенными почему-то, всё также стояла стела. С другой стороны, как её может здесь не быть? Абсурд, она не может исчезнуть просто так. Но Эна каждый раз боялась её не найти. Боялась увидеть на её месте большую зияющую дыру.
Стела памяти героям Южной войны была изначально тем, что ландшафтные дизайнеры, входившие в её команду, не хотели помещать в этот проект. Но Эна настояла. Для неё она очень много значила. Для неё это была единственная память об отце.
Всё-таки, есть в традиции последнего полёта на похоронах и некоторая губительная сторона. Конечно, нет лучшего способа почтить память усопшего, чем развеять его прах в небесах, но всё-таки… Всё-таки. У родственников в таком случае не остаётся места, куда можно прийти и поплакать о своей потере. Человек уходит, и словно бы он уходит навсегда. Да, остаются фотографии, остаются воспоминания, но всё равно для Эны всегда чего-то не хватало. А она очень любила отца.
Подойдя в плотную к стеле, женщина провела пальцем по любимой фамилии: «Ф. Мистем». Излюбленный ритуал.
Её отец во времена Южной войны, командовал одним из фронтов. Эна так боялась его потерять… Но тот пережил множество опасных сражений, оправился от двух тяжелейших ранений, а сгубил его рак, буквально в полгода. Она даже не успела как следует осознать, что её отец болен, когда врачи уже выдали ей урну с прахом и короткое заключение о смерти.
– Ну здравствуй, – она тяжело, с шумом выдохнула, – Папа.
Генерал Федо Мистем был суровым, порою даже жестким, но мировым. И лишь с дочерью позволял себе проявлять ту мягкость и заботу, которую, как он считал, Эна не получила из-за смерти матери. Но дочь всегда думала по-другому. С самого детства она росла истинной девочкой, настоящей, способной на нежность, мягкость и любовь, и всё это лишь благодаря её отцу. Когда его подчинённые говорили при маленькой Эне, что Федо – деспот и тиран, она никогда этому не верила. Не верит и до сих пор. Для неё он навсегда остаётся любимым папулей, к которому можно прийти за советом, поплакаться из-за того, что поссорилась с подружкой, или посмеяться над забавным случаем в школе. А сейчас ей так много хотелось ему рассказать.
– Мне так тебя… Не хватает, – она сильнее обхватила край колонны, – Знаешь, у Мейда… Похоже, очень серьёзные неприятности. Он не возвращался домой несколько дней, а сейчас в Правительстве объявили карантин, и… Я очень за него боюсь. Боюсь, потому что не знаю, где он, и что с ним.
Эна вспомнила, как её отец впервые привёл Мейда в их дом. Смурной и печальный, её будущий муж тогда только пришел с войны. Разница в их возрасте была не такой уж большой, но ей в тот момент показалось, что между их жизнями огромная пропасть. Он столько видел… Столькое испытал – выжил. И она влюбилась в него с первого взгляда.
– Да, я знаю… Знаю, что ты скажешь, – улыбнулась она, всё также не отводя взгляда от короткой золотистой надписи, – «Мейд у нас – бравый парень. Он точно выпутается из любой беды». Так ты всегда про него говорил. Но это не отменяет того, что я волнуюсь.
Конечно, Мейду тогда было, мягко говоря, не до её любви. Война оставила на нём серьёзный рубец, который ничто не смогло бы залатать. Ничто… Но она попыталась.
– Не переживай, – улыбнулась женщина, чуть отходя, словно хотела окинуть всю стелу взглядом, – Моё волнение ему не помешает. Я прекрасно понимаю, что он чувствует. А он понимает меня. И как только у него появится возможность, он обязательно свяжется со мной. Что я тогда здесь делаю – спросишь ты? Да, логичный вопрос. Я и сама не знаю… Наверное… Просто хотела тебя увидеть. Просто хотела, чтобы ты меня немного успокоил. Пока я жду.
Конечно, памятник ответить ей вряд ли мог, но… Она ответа и не требовала. Она просто села на лавочку в отдалении, и смотрела на стелу. Долго… Так долго, пока от её волнения не осталось и следа. Когда она смогла спокойно выдохнуть, то мягко, пружинисто поднялась на ноги.
Вновь подошла к памятнику и провела пальцам по любимой фамилии:
– Даже после смерти ты умудряешься меня успокоить. Да, ты не можешь ни обнять меня, на поцеловать в висок, как прежде. Но всё равно тебе каждый раз удаётся помочь мне, даже оттуда… Из… Рая.
К горлу подкатил ком, но она сдержала слёзы. Она уже всё выплакала, когда потеряла его. И лишь эта стела… Эта стела стала для неё местом встречи с тем, с кем она никогда уже не будет вместе. Там, на фотографиях, её отец уже как будто мёртв. А здесь… Здесь он есть. Не жив, а просто есть. Всегда, когда ей это необходимо, он здесь. Она и чувствовала, и верила в это одновременно.
Нежный, осенний порыв ветра взъерошил тяжелые кудри и тонкие перья. Словно отец погладил её по голове на прощание. Она улетала, и чувствовала, как с каждым взмахом крыла, тревогу её заменяет надежда. Надежда на лучше.
А когда Эна уже вылетела за пределы парка, вдруг увидела на лавке у входа двоих мальчишек. Таких измотанных, грязных, и… До ужаса знакомых. Неужели это?..
– Бен! Стен! – женщина резко сменила траекторию, и близнецы, завидев её, бросились к ней с радостными воплями:
– Тётя Эна! Тётя Эна!
Конечно же, Эна прекрасно знала внуков Ирэ Макнагенн. И Мейд говорил ей, что они пропали какое-то время назад.
– Бен, Стен, вы что здесь делаете оба? – она опустилась на тротуар, прижала ребятишек к себе, и те синхронно расплакались, утыкаясь мокрыми носами в её пиджак.
– Мы… Мы просто хотели к бабушке! – выли они наперебой, отчаянно цепляясь за её тёплые руки, – Мы застряли в поезде! Потом еле выбрались! Потом… Потом не могли найти бабушкин до-о-о-ом!
– Тётя Эна, – Стен поднял голову, и шмыгнув носом, посмотрел женщине в глаза взглядом полным надежды, – Отведите нас к бабушке. Пожалуйста! Вы же знаете дорогу, да?
– Конечно, знаю, но… – она резко остановилась, и теперь уже оба брата смотрели на неё во все глаза.
Да… А сказать-то эту новость оказалось не так просто.
– Оболтусы, – женщина дала обоим лёгкие подзатыльники, – Кто ж от родителей-то убегает, особенно сейчас?! Бабушка ваша… – тут она сбавила тон, потому что ребята уже не на шутку испугались, – Бабушка ваша в больнице. Она так переволновалась, когда узнала, что вы пропали.
И пришлось спешно продолжить до того, как близняшки разразятся очередной истерикой:
– Но не переживайте. Она обязательно поправится, когда узнает, что Вы нашлись. А пока что мне нужно позвонить вашим родителям и успокоить их.
Успокаивать, конечно, было затруднительно. Ничего хорошего в том, что дети пробрались в перекрытый город, заражённый опасным вирусом, уж точно не было. Если они ещё не заболели каким-то чудом, то это можно считать небывалой удачей. Но всё равно родители не смогут за ними приехать. И до конца карантина, или до того момента, пока Ирэ не придёт в себя, их нужно куда-то деть.
Всё время, пока Эна слушала радостный плач их родителей в трубке, она напряженно соображала, что же делать с ребятами.
Сначала женщина хотела взять близняшек к себе домой. Но потом вспомнила о муже… Он в большой опасности, и, если вдруг случится что-то непредвиденное, и ей тоже придётся бежать – убегать с двумя детьми куда легче, чем с четырьмя. И пристроить двоих много проще. Она, конечно, не могла даже подумать о том, чтобы где-то оставить своих детей, но, если рассуждать без эмоций, такой вариант тоже нельзя отбрасывать. Тогда что же делать?
Не хотелось оставлять братьев на попечение кого-то малознакомого. А всех членов Совета посадили на карантин, и… Но тут Эну резко осенило.
– Ребята, вы помните тётю Були? Вы должны были видеть её на каком-то из благотворительных вечеров, куда члены Советы приходили с семьями.
Стен ещё какое-то время соображал, а Бен ответил без раздумий:
– Були Ливона – министр науки и образования? Я помню её.
Как раз Були не должна была сегодня быть в Совете. Её унесла бригада скорой помощи с ужасным переутомлением, но к сегодняшнему дню вроде бы уже отпустили домой. Если так, то это был лучший вариант.
– Хорошо. Я, пожалуй, оставлю вас ей. Поживёте под её присмотром, пока бабушка ваша не поправится. Поняли?
– Угу.
– Понятно.
– И, если вдруг захотите бабушку навестить – снова сбегать не надо. Просто скажите Були – она вас к ней с удовольствием проводит.
Близняшки коротко переглянулись, опустили повинные головы, уставили в пол виноватые взгляды, и… С самым озорным видом протянули:
– Ла-а-а-адно.
***
Були никогда не думала, что сможет доработаться до обморока. Но из-за всех этих гадостей в социальных сетях, она так загнала себя – не давала даже минутки передохнуть. В итоге её нашел её собственный секретарь на полу её собственного кабинета. Как иронично. Её убивает дело, которому она посвятила всю жизнь.
И вот сейчас она в домашней пижаме, без каблуков и причёски, совершенно по-девчоночьи сидела на диване, ела из большого ведёрка мороженое и смотрела слезливую мелодраму. Правда, ни одной слезы сюжет пока не выбил. То ли она так очерствела, то ли фильмы разучились снимать.
А режиссёры, между тем, не забыли упомянуть злых, продажных чиновников. Прямо какое-то культивирование работников государственного аппарата, словно все на этих постах только и сидят для того, чтобы брать взятки и набивать карманы. Так широкая публика и забывает, что есть в этом аппарате люди, занимающиеся реальным делом.
С другой стороны, может быть ей просто нужна была причина, чтобы оправдать себя? Себя и свои действия. Чтобы не свалиться в пучину отчаяния, и не разделить в итоге с Ирэ Макнагенн одну палату.
– Но ты не понимаешь… – актриса кричала яро, эмоционально, и самые наигранные, неестественные слёзы катились гроздьями по её щекам, – Я его люблю! И если мы не сможем быть вместе…
– Какая… Чушь, – она щелкнула кнопкой переключения каналов.
Мысли о муже всплыли очень не кстати. Так на что же она в итоге злилась? На актрису, или на то, что ровно так же кричала пару лет назад: «Но вы не понимаете, я же его люблю!» на все попытки хоть как-то её вразумить.
– Все бескрайние небеса, ну взрослая ведь женщина! А ведёшь себя хуже прыщавой девятиклассницы, – со вздохом бросила она телевизору.
В её огромном двухэтажном доме было совершенно пусто. И идеально чисто, потому что сама Були обитала лишь на кровати в спальне и на диване в гостиной. А до развода по всему дому валялись вещи… И она всё мечтала, когда же среди мужских носков и рубашек появятся ещё и детские игрушки.
Забавно, обычно в семье, где зарабатывает женщина, инициатором рождения ребёнка становится мужчина. Но её муж сразу был против… Он прикрывал это заботой о её здоровье, и она верила в этот лицемерный вздор. А теперь уже поздно было что-то менять. Только невыносимо горестно становилось от мысли, что она так и умрёт в этом доме в одиночестве, и никто, кроме коллег, так и не придёт на её похороны. Никто не будет плакать по ней. Жила она, жила, а когда умрёт, то никто и не расстроится. Печально…
Да и новости как раз были одна ужаснее другой. В здании Правительства объявили карантин. У Эстена Рима обнаружили АЛЬВИ-вирус, и теперь по домам на изоляцию посадили всех, кто с ним хоть немного контактировал. Весь Совет Двенадцати крыльев был временно парализован. Остался лишь Серг Лонче – министр транспорта, каким-то чудом не присутствовавший на заседании. Он-то и взял бразды временного правления в свои руки. Что ж, пожалуй, это и хорошо. Пока Правительство на карантине, она может спокойно отдохнуть.
«Конечно, если не сдохну здесь от одиночества уже завтра» – в меланхолическом раздражении мысленно добавила она.
Эфир сменился сюжетом о международной образовательной конференции, и Були навострила уши, но вдруг… В дверь позвонили. Как странно. Она даже не знала, что у неё есть звонок.
Нехотя слезая с дивана, укрывая спину и крылья клетчатым пледом, она как была, босиком отправилась открывать. Какого же было её удивление, когда она застала на пороге жену Мейда Йовича – Эну Мистем, и двух внуков Ирэ Макнагенн. Она же слышала, что те пропали аж в другой стране. Как они здесь-то оказались?
– Здравствуйте, тётя Були! – оглушительно, в один голос гаркнули близняшки, и женщина оторопела.
– Э… М-м…
– Здравствуй, – Эна подвинула её в дверях мягко, но бесцеремонно, проходя из светлого дня в полутёмный коридор, – Тут такое дело. Эти два оболтуса…
– Тётя Эна, ну мы сами всё расскажем! – тут же прервал её один из братьев.
Та с улыбкой на него поглядела и вновь перевела торопливый взгляд:
– Короче, они у тебя поживут пока Ирэ в больнице?
– А?.. – от неожиданности Були не смогла найти слов, но Эна её поняла:
– А у себя я их оставить не могу. Сложная теперь ситуация, и у меня, и у мужа. Короче, ты присмотришь за ними? Мне больше не к кому обратиться.
– А… Ну… Да, конечно. Оставляй, я…
Но Эна не дала ей договорить:
– Отлично!
Она хлопнула рукой по плечу близнеца с более умным видом:
– Это Бен, – потом по плечу второго, – Это Стен. Они… Ну не очень послушные, так что спуску им не давай.
Були взглянула на лицо одного, затем другого. Да они же одинаковые! Вот и как ей их различать?
– Ну тётя Эна! – сконфуженно воскликнул вроде бы Стен.
– Ничего не знаю! Короче, не позволяй им шалить, и отведи как-нибудь к Ирэ в больницу.
– А… Ага… Хорошо.
Эна быстро обняла близняшек на прощание и наставительно сказала:
– Слушайтесь тётю Були и не хулиганьте. Как только ваша бабушка придёт в себя, мы что-нибудь дальше придумаем. А пока, если узнаю, что вы опять куда-нибудь удрали – лично найду и уши надеру! Понятно?
Дети вытянулись по струнке и хором отозвались:
– Да, капитан!
– Вот и договорились. Ну всё, пока! – она помахала рукой и улетела, а Були ещё какое-то время смотрела на её удаляющийся силуэт.
Со взрослыми Эна совсем другая… Були встречалась с женой Мейда на благотворительных вечерах редко, но навсегда запомнила её спокойствие, рассудительность. Сейчас, видеть её с этими детьми такой живой, задорной и торопливой было так непривычно. Словно два разных человека.
Запоздало сообразив, что близняшки смотрят на неё, Були перевела на них взгляд. И только сейчас осознала, что осталась один на один с детьми. Вот и что ей делать? Все мысли улетучились в одно мгновение, и она впала в ступор.
А дети всё смотрели на неё выжидающими взглядами. Что им сказать? Заметив, что вся одежда у них грязнее некуда, женщина ляпнула неуверенно:
– Может, вы… В душ хотите?
– Да, – кивнул вроде бы Бен, – Был бы очень здорово.
– Ну… Идите, – она только и нашлась, что пробурчать что-то и сумбурно показать направление в ванную.
Близняшки наперебой побежали в указанное место, шутливо отпихивая друг друга.
– Кто первый, того и ванная! – крикнул один из них.
Все бескрайние небеса, какие же они шумные… В этом доме так давно уже никто не шумел.
Когда дети скрылись за дверью, женщина смогла выдохнуть. Когда же в последний раз она вот так разговаривала с детьми? От былого опыта преподавательства остались одни воспоминания. Что же делать?
Она снова прошла в высокую гостиную, и в полном недоумении опустилась на диван. Вот те раз… Свалились на её шею два ребёнка. Она даже не знала, сетовать ей или радоваться.
Запоздало сообразив, что одежда мальчикам нужна новая, Були пошла рыться в своих многочисленных шкафах. От мужа что-то оставалось, но не будет ли оно велико?
В итоге найдя два комплекта шорт и футболок, женщина отдала их одному из братьев в дверях ванной. Выходит, один из них забег всё-таки выиграл. Забавно…
Так, ванная… Что же дальше? Ах да, точно. Еда. Були отправилась в кухню, попутно думая, сколько же вдруг появилось новых хлопот. И так неожиданно.
А когда открыла холодильник, то могла только скорбно вздохнуть. Как там раньше говорили? Мышь повесилась? Так вот, у неё в холодильнике было именно это – чистота, порядок, белые сияющие решётки, наполированные стёкла, и никакого намёка на продукты. Зато запасов мороженого и кофе хоть отбавляй.
Она уже думала накормить детей мороженым – они точно не откажутся, но тут вспомнила осуждающий взгляд мамы и её слова: «А ну не перебивай аппетит! Сейчас суп будет». От этих воспоминаний стало необычайно тепло.
К горлу подкатил ком, Були чуть не расплакалась. С чего бы? Всё же хорошо… И всё-таки сдержать слёзы стало очень сложно. Она с силой надавила на глаза, закрыла холодильник, и стала напряженно думать. Собственно, ответ пришёл сам собой – доставку еды никто не отменял.
Близняшки ещё не вышли из ванной, когда приехал курьер с тремя порциями куриного супа «По-домашнему», салатом, запеканкой, и ещё чёрт знает чем, что она поназаказывала с перепугу. Потому что кто знает, что ребята будут есть?
Погрев всё ещё раз в контейнерах, она опять же не сразу сообразила, что стоило бы переложить еду на тарелки. Но даже посуду у себя дома она смогла найти далеко не сразу.
А когда нашла, переливая суп в атмосферные, с квадратными краями глубокие тарелки, всё удивлялась, какие же они красивые. И, пожалуй, было бы не плохо иногда их использовать. А то они, идеально чистые и блестящие, так и лежат в шкафу.
Дети прибежали на запах еды с шумом и толкотнёй. В дверях кухни остановились и вошли уже спокойно. Ну да, Эна же сказала им не хулиганить… Но всё можно, пока никто не видит.
– Да ладно, – улыбнулась женщина их попыткам изображать светское воспитание, – Кушайте, голодные небось.
– Ага! – близнецы тут же залетели на стулья.
Даже не сели, а залетели. Схватились за ложки. Одежда взрослого мужчины висела на них, как на вешалках, и Були про себя отметила, что надо будет купить им сменные вещи.
– Мы три дня ничего не ели.
– Угу, почти четыре.
А тут женщина не на шутку перепугалась, закричав:
– Стойте, не ешьте!
Уже было поднёсшие ложки ко ртам, дети внезапно оторопели. Даже испугались. А женщина испугалась того, что испугались они.
«Теперь они наверное думают, что я какая-нибудь злая тётка» – прокатилось по сознанию.
– Если вы долго не ели, то пока что много есть нельзя. Вернее… Вообще пока нельзя.
– Что же, – усмехнулся один из братьев, откладывая ложку, – Голодать дальше?
– Нет… Но… – вот куда деваются слова, когда они так нужны?
Язык застыл, словно в нём были кости, и они никак не хотели ворочаться:
– Если резко начать есть, будет очень плохо. Даже умереть можно.
Второй близнец хлопнул себя по лбу:
– Точно! Я же это в энциклопедии читал! Сейчас можно съесть только несколько ложек бульона и выпить немного сока. А дальше постепенно увеличивать.
– Бен, ты… Такой умный, аж бесишь иногда! – рассмеялся его брат, и тот озорно ответил:
– За этим всегда пожалуйста, обращайся.
