Юлия Эльм
Крылатые
– Я одного не понимаю, – решился подать голос Макс, – Но, если Сире можно было арестовать уже за махинации, зачем было планировать такую масштабную операцию, и так… Морочиться?
– А за тем, что Сире – был лишь пешкой в большой игре. Если бы наша операция удалась, мы смогли бы выследить всех, кто связан с этой террористической организацией на территории нашей страны. Возможно, вышли бы и на главарей. Добрались бы до самого корня. И не было бы сейчас всей этой вспышки вируса-«наследия Сире Вейнэ». А так, наши доблестные политики обрубили веточку, если продолжать метафору, и радовались.
– Ну да, а ствол новые ветки пустил, – тихо, на выдохе закончил Макс.
– Короче, вся наша работа пошла коту под хвост. И вот сейчас вы имеете то, что имеете, – на пару минут Рок погрузился в раздумья, а после добавил, – И всё это расхлёбывать приходится вашему министру внутренней безопасности. Как я ему сейчас не завидую.
– А как Вы думаете, – видимо, Лия вспомнила один вопрос из листка Мейда Йовича, – Кто мог остаться в Совете из людей Сире и сейчас?
– Да кто ж его знает? Я уже тринадцать лет на земле, и что там на самом верху делается – мне не известно. Может, кто-то и остался. У Сире много людей в штабе было. Даже я всех не знал.
– Ясно. Тогда и о современной вспышке АЛЬВИ-вируса Вы вряд ли…
– Я вообще о нём только от вас услышал. Так что не знаю, чем помогут вашему министру дела тринадцатилетней давности. За столько времени вся информация уже устарела.
Разговор стих. В повисшем молчании каждый думал о своём. Получается, они узнали много, и в то же время не узнали ничего. Снимут ли с них обвинения, если они прилетят только с этим? Вдруг министр скажет, что этого недостаточно, и из его кабинета они отправятся прямиком в камеру? Да и… Не только это беспокоило. Вернее, совсем не это.
На плечи ребят свалилась одна ужасная правда. Если всё так, как предположил Мейд Йович, и эта вспышка вируса действительно имеет отношение к террористам, то… Сейчас, от того, что сделают здесь на земле Лия и Макс напрямую зависят жизни всех живущих в столице. Макс не был уверен, справится ли он с такой ответственностью. Это чувство свалилось на него тяжёлой глыбой, и от накатившего ужаса хотелось закрыть глаза.
А может, он взваливает на себя слишком много? Может, не всё зависит от них, и что могли они уже сделали? Может… Но нет. Как ни уговаривай себя, всё равно не убедишь, что сделал всё, что было возможно.
На периферии сознания назойливо маячила мысль об отрезанных крыльях Рока. Что же с ними случилось?
– Надо бы костёр разжечь, – прежде, чем Макс успел что-то сказать, Рок хлопнул ладонями по коленям и поднялся, – Пошли-ка со мной, парень. Поможешь мне дров принести.
Наколотая поленница, укрытая брезентом, незаметно примкнула к другой стороне дома. Здесь были и порубленные ветки, и сухое распиленные бревно. Пока Рок нагружал в руки Макса дрова, парень всё смотрел на его спину. В коричневом свитере прорези для крыльев тоже были зашиты, но уже гораздо более умело.
Словно прочитав его мысли, не оборачиваясь мужчина сказал:
– Это одна женщина… Сотрудница с шахт мне его зашивала. Давно ещё. Потом уволилась, вернулась в небо, вот и пришлось куртку самому латать.
– Наверное, Вам бы хотелось с ней увидеться? – невпопад спросил парень, и только после подумал, какую глупость ляпнул.
Рок на него не обернулся, лишь чуть повернул голову в его сторону. И усмехнулся, так ничего и не сказав.
Когда они вернулись, Лия уже выложила на подобие стола принесённые ими продукты. При виде печенья у Рока особенно оттаяло сердце, и он ещё долго рассказывал о том, как можно добыть еды в лесу, и как же порой хочется обычного, дешёвого печенья.
– М-м-м, вкус, как в детстве… Вот за такой подарок благодарствую.
– Хех, не за что, – весело хохотнула Лия, нарезая черный хлеб, – Нам специально положили побольше всего такого – печенья, шоколадок – чтобы мы Вам передали.
Рок улыбнулся:
– Тогда стоило с этого начинать наш разговор.
– Да-а, уже вижу эту картину, как мы бросаем шоколадку в человека с ружьём.
Все дружно, весело рассмеялись. Атмосфера потеплела… А может это из-за того, что разгорелся огонь?
Подкинув набирающему силы костру ещё несколько сухих веток, Макс всё-таки решил спросить:
– Рок… Я понимаю, что это не самый приятный вопрос, но… Что случилось с Вашими крыльями? Знаю, что это не моё собачье дело, но спрашиваю я не просто так.
Мужчина смерил его таким же серьёзным взглядом, и настала очередь Макса выдерживать натиск. А когда глаза уже совсем хотелось отвести Рок видимо решил, что парнишка прошел испытание.
– Они не восстановились. После первой ампутации сразу же. Перед судом я серьёзно заболел. Не знаю, чем именно, но врачи пытались вытащить меня из горячки, которая всё не кончалась. Почему суд не перенесли, я понятия не имею, но меня даже на землю отправляли полуживого. А здесь тюремные врачи быстро оттяпали мне крылья, и вроде… Как-то полегчало. Температура прошла. Вот только, когда порезы совсем затянулись, через полгода стало ясно, что новые крылья не прорежутся.
– Но как же?..
– Как же я тогда отсидел срок? – снова словно прочитал мысли мужчина, – Да всё просто. Медики прикинули примерно, что крылья отрастают девять месяцев с небольшим, помножили на пятнадцать, и сказали, сколько лет мне сидеть. А когда срок прошел, меня выпустили.
В голове Макса лихорадочно крутились шестерёнки. Он отчаянно соображал, и с каждой секундой казалось, что разгадка уже здесь, рядом. Он всё ближе и ближе, уже может ухватить эту мысль, и…
– А-а-а! – вдруг неистово завопил он, что Лия и Рок резко подскочили, – Я понял! Это… Это же!..
– Ты чего орёшь-то? – усмехнулся мужчина.
– Слушайте, – парень тараторил сбивчиво и вдохновлённо, – Вас перед судом кто-то заразил АЛЬВИ-вирусом! Судя по всему, тем самым, который разрабатывался для Сире Вейнэ! То есть единицу вируса кто-то поднял на наши высоты и смог пронести к Вам в камеру. И Вам повезло, что Ваш организм так долго сопротивлялся, а тюремные врачи быстро отрубили Вам крылья. Они спасли Вам жизнь!
– Вот оно что, – теперь задумался уже Рок, – Постой-постой, не сходится мозаика. Смотри, лабораторию для размножения вируса Сире сделал внутри города. А вот сам вирус синтезировался за пределами нашей страны, это я точно знаю. Последняя поставка была так важна, потому что в ней должны были быть и образцы вируса, и формулы, и несколько учёных, способных вирус размножить. Но её не состоялось…
– А точно ли? – подключилась Лия.
В её лице читалось то же хищное понимание, что и у Макса:
– Что, если поставка всё-таки куда-то осуществилась? И кто-то её принял? Да, она до Сире не дошла – просто не успела.
– Тогда получается, – Рок потёр пальцами подбородок, – Что кто-то сначала пытался избавиться от меня, а потом молча сидел на этом богатстве тринадцать лет и ждал?
– Но чего?
– Да это не так важно, подходящего момента. Главное… – мужчина хлопнул рукой по столу от неожиданного озарения, – …образцы нужно было где-то хранить, для них нужны специальные условия. Такое «богатство» не станешь держать в кладовке или на балконе, да и не доверишь никому. После ареста Сире мы обыскали лаборатории, ничего не нашли, и успокоились. Потом меня арестовали, и про эти лаборатории вообще все забыли. А ведь это идеальное место хранения.
Лия в задумчивости прикусила губу:
– Никто не будет искать беглецов в опечатанной квартире. Никто не станет искать образцы в уже обысканной лаборатории.
– Именно! А между тем, когда шумиха поутихла, всё могли перенести туда.
– А если… Мы добудем готовую единицу вируса, создать лекарство от него будет гораздо легче! – Макс внезапно просиял от радости.
Он сам того не желал, но на его лицо пёрла и пёрла улыбка, как у ребёнка в Новый год. Принести миру почти готовое спасение! Вот это был бы подвиг! Это было бы то, чем можно гордиться всю жизнь.
– Да! А ещё, мы сможем найти там документы или бумаги, которые прольют свет на зачинщиков нынешнего заговора! – Лия захлопала в ладоши, – Мейд Йович сможет их арестовать, и мы – полностью свободны.
– Эй-эй, поумерьте пыл, – несмотря на то, что Рок их успокаивал, было видно, что сам он тоже воодушевился, – Не рассчитывайте слишком на многое. Но согласен, слетать до города и этих лабораторий вам двоим следует.
Ребята быстро переглянулись.
– А Вы разве с нами не… – Макс хотел сказать «не полетите», но вовремя исправился, – …не отправитесь?
– Нет, – Рок между тем отреагировал вполне спокойно, – Пешком туда не добраться, а крылья мои не такие маневренные, чтобы долететь. На них вообще-то далеко не улетишь.
Вот тут ребята откровенно удивились. Это вроде была не шутка, но тогда… О каких крыльях речь?
Заметив их замешательство, мужчина весело, со старческой хитрецой рассмеялся:
– Эх молодёжь, молодёжь. Неужели вы думали, что я, если мне крылья насовсем отрезали, не буду пытаться летать?
Он вышел из дома. И Макс с Лией в трепете предвкушения двинулись за ним. Рок подошел к своей странной конструкции, похожей на огромный бумажный самолётик, и с гордостью указал на неё:
– Вот они – мои новые крылья. Моя «Ласточка». Не знаю пока, как назвать по-другому.
– Ух ты! – Лия неподдельно восхищалась, а вот Макс, откровенно говоря, впал в ступор.
А это что, летает? И каким, собственно, образом?
– Эх ты, санитар, – усмехнулся Рок по-отечески, совершенно не строго, – Аэродинамику надо было в школе учить.
«Нет, он точно мысли читает!» – ужаснулся парень уже на полном серьёзе. Неужели все его раздумья настолько написаны у него на лице?
– Ва-а-ау! Крылья такие длинные для парения, да? Он так и летит по воздушным потокам? А угол в центре для лучшего прохождения сквозь воздух? Это тогда надо разгоняться и прыгать с ними с чего-то высокого, да? – восторженно порхала над механическими крыльями девушка, стараясь не упустить ни одной детали.
Рок только довольно ухмыльнулся, и пихнул парня локтем в бок:
– Смотри-ка, соображает.
«Не то, что я» – мрачно добавил Макс.
– Ничего, к тебе это тоже в своё время придёт. Когда захочется узнать о небе, в котором ты живёшь, чуть побольше. А если не придёт, то и не надо, значит.
Казалось бы, Рок не сказал ничего такого, но… Макс уже обернулся и смотрел на него во все глаза. Да, к нему это тоже придёт. Не обязательно сейчас. В своё время.
Сознание разделилось на две части. На одной чаше весов роились нестройной гурьбой вечные слова отца: «Смотри, он уже умеет складывать дроби, не то, что ты», «Смотри, она выиграла олимпиаду по биологии, не то, что ты», «Смотри, все твои одноклассники уже в ВУЗах, а ты?», а на другой… А на другой стороне одна короткая фраза этого едва знакомого мужчины: «К тебе это тоже придёт. А не придёт, то и не надо, значит». Последнее перевешивало… И как будто раскололо всё сознание, пошатнуло мировоззрение. «Не придёт, то и не надо!». Не обязательно стараться быть первым во всём. Не обязательно равняться на достижения других. Эта прописная истина припечатала парня к земле, надолго не отпуская его мысли.
– Так-так, в итоге! – он даже повысил голос, будто желая заглушить рой голосов в голове, – Мы летим в лаборатории?
– Конечно! – Лия, уже полностью залезшая под механические крылья, высунула из-под них голову.
– Сегодня?
– Нет, – Рок подошёл к конструкции, чуть поправил положение «Ласточки», пуская под неё больше света, – Так ведь виднее?
– Ага, спасибо! – гулко раздалось из-под ткани, – Какая механика тут интересная!
– Почему не сегодня?
– Потому что добираться туда далеко. К вечеру только долетите, а лететь по темноте, ещё и не зная дороги – не лучшая идея. Поэтому отправляйтесь завтра рано утром. Если обернётесь быстро, то до темноты будете уже на полпути сюда.
– Надо бы Мейду Йовичу позвонить, – парень полез, было, в карман за телефоном, но Рок его остановил.
– Не пытайся, парень. На земле нет связи.
Макс украдкой посмотрел на заветные полосочки… Действительно, связи здесь не было от слова «совсем».
– Ладно, – кивнул Макс, и подал руку вылезающей из-под крылатой конструкции, Лие.
Отряхивая крылья и спину от листьев, девушка сияла от восторга:
– Это невероятно! Просто, но невероятно!
Рок улыбнулся в бороду:
– Рождённый летать, детишки – будет летать. При любом раскладе.
***
Ещё один вечер на работе. Мейд Йович уже не пытался выглядывать в окно. Он знал, что к миру приближается ночь только потому, что в кабинете стало темно. Но включать свет не хотелось до ужаса. Так он и сидел, окруженный тусклым, мертвым сиянием монитора, и буквы расплывались у него перед глазами. Он прятался… Прятался в здании Правительства, на своей ненавистной работе, потому что сейчас это было для него самым безопасным местом. Несмотря на все подозрения, что в Совете Двенадцати крыльев есть крыса.
Если организаторы эпидемии решились в открытую убить его, когда он только начал копать эту историю с Сире, значит, они и дальше не остановятся. Он не мог подвергать такой опасности семью. А в Правительстве, где на каждом шагу камеры, ему не стоит опасаться пули в лоб. Слишком заметно. И пусть говорить о полной безопасности не приходилось, этот вариант укрытия всё же был самым лучшим.
Его путешествие в больницу на пятый уровень прошло более чем удачно. Во-первых, Лия Скорен и Макс Эвлио были официально завербованы, и уже преступили к выполнению своего задания. Во-вторых, отсутствия министра и его команды никто не заметил. Для всех они весь день не вылезали из кабинета. Значит, теперь они стали на шаг ближе к вечно опережающим их преступникам. Это радовало…
В то же время, Мейд почти перестал спать. И дело было не в том, что он не мог заснуть на диване в кабинете, а в том… Что он просто не мог отдыхать, находясь на рабочем месте. Здесь сама обстановка давила на то, что времени мало и люди гибнут. Вот как в такой атмосфере уснёшь? В итоге Мейд позволял себе поспать часа два в сутки, и посвящал всё остальное время работе.
Вит и Демит отправились на обыск в бывший дом Сире Вейнэ. Сейя пробивает его связи, Рейни пытается получить историю его банковских переводов. Все при деле…
Когда буквы совсем смешались в неразборчивую кашу, Мейд отвёл взгляд от монитора и с силой потёр глаза. Стрелки на часах лениво переступали к десятому часу.
Когда зазвонил телефон, министр не сразу даже смог это осознать. На экране высветилось «Нико», и Мейд в недоумении снял трубку.
– Сынок?
– Привет, пап! – раздалось по ту сторону бойким шепотом, – Как у тебя дела?
Какой очаровательный вопрос… Как может ответить на него министр внутренней безопасности своему шестилетнему сыну, зная, что в столице, где они оба живут, готовится биологический теракт?
– Всё нормально, мой хороший. А почему ты говоришь шепотом?
– Мама уже уложила нас с Тришей спать. А я уснуть не могу. Ты когда вернёшься домой?
– М-м… Надеюсь, что скоро. Сейчас у меня на работе… Полный завал.
– Понимаю, – ответил сын… Прям, как взрослый, – Пап, а расскажешь мне историю на ночь?
Мейд потёр висок краем ручки и улыбнулся:
– Расскажу. Какую ты хочешь?
– Про храброго воробья, – даже удивился Нико, – Ты же обещал. Ты что, не помнишь?
– Помню, конечно, помню… Я обещал её тебе ещё тогда рассказать, – министр выдохнул, отложил ручку и немного отодвинул от себя бумаги, – Ну тогда устраивайся поудобнее, закрывай глазки и слушай.
– Угу… Угу…
Мальчик отзывался уже сонно, но Мейд прекрасно знал, что эту историю сын дослушает до конца. Она была его любимой.
– Жил был на свете один воробей. Он жил в стае, где все воробьи друг с другом дружили, и каждый был готов помочь другому. Воробьи жили очень хорошо, их красивым скворечникам завидовали подчас даже другие птицы. А так как наш воробей был сильным ещё с детства, он, как и другие такие же сильные воробьи, стоял на страже спокойствия всей стаи.
– И был очень храбрым! – восторженным шепотом отозвался Нико.
– Да… Хе-хе, был, – Мейд добро, по-отечески усмехнулся, – Но вот однажды на мирно живущую стаю воробьёв напали кровожадные вороны. Они сильно завидовали скворечникам маленьких птичек, и хотели отобрать их. Выгнать воробьёв с их гнёзд.
– Но ведь вороны большие. Они в скворечниках не поместятся. Зачем тогда нападать?
Нико всегда задавал этот вопрос. Каждый раз. И у Мейда был уже заготовленный ответ:
– Воронам было всё равно. Они всего лишь хотели выгнать воробьёв, такими они были кровожадными.
– У-ух, мерзкие!
– Да-а… Не без этого. И вот вороны напали на поселение воробьёв. Воробьи храбро бились, не щадя себя, желая защитить своих родных и близких. И смогли-таки дать отпор кровожадным врагам.
– Да! Молодцы! Воробьи крутые!
– Ага… Крутые.
Эта история была не так далека от истины. Её очень любил Нико… Но ненавидел сам Мейд. Каждый раз, рассказывая её, он не мог удержать своих воспоминаний.
Это случилось на войне. Они были на территории другой страны, их часть разместилась в маленькой деревушке, совсем не высоко над землёй. Гражданские встречали их части опасливо, но не агрессивно. Мейду, до этого отслужившему десять лет в полиции, этот маленький уголок почему-то напоминал о доме. Враг напал на них, чтобы выбить с этой позиции.
– Но после поражения вороны не сдались. Такими хитрыми они были, и коварными, что пошли на ужасный шаг. Забрали они с собой несколько птенчиков у воробьёв, и поставили воробьям ультиматум: «Улетайте из своих скворечников, только тогда вернём вам птенцов».
– У-у-у, злыдни. Но ведь храбрые воробьи не растерялись?
– Нет… Не растерялись. Они решили отбить своих птенцов. С плачем провожали воробьихи своих мужей, старых воробьёв, вместе с молодыми защитниками воробьиной стаи. И всё равно, на защиту птенчиков поднялись все.
Мейд хорошо помнил этот момент. С их отрядом, освобождать похищенных гражданских детей отправились и их отцы. Солдаты и гражданские не знали языков друг друга, не могли разобрать ни слова, но в то же время понимали то, что нужно делать и без разговоров. А жены плакали, обнимая мужей, и заранее прощались с ними.
– Чтобы спасти птенцов был разработан хитрый план. Часть воробьёв отправилась к воронам – поговорить. Сказать о том, что они покидают свои скворечники.
– Это была обманка, да? Воробьи не так просты, – Нико на той стороне сладко зевнул.
– Да, это был такой манёвр. В это время вторая группа воробьёв отправилась туда, где держали птенцов, чтобы забрать их.
Выяснить, где находились дети, было не так сложно. Встречу назначили в городе на самой линии фронта, откуда уже эвакуировали всех гражданских. Там было пусто, и солнце жарило так, что не вздохнуть, ни глаз открыть. Словно они летали над пустыней. А воздух был таким сухим и колючим… Как хорошо он всё помнил. Как плохо, что он этого никогда не забудет.
– Они обхитрили ворон, ведь так? Да, пап?
– Да, – министр постарался улыбнуться и услышал, как улыбается сын в ответ, – Но не всё было так просто. Когда переговоры были в самом разгаре, вороны вдруг услышали, что в их гнёздах происходит что-то странное.
Мейд хорошо помнил, как за спиной человека, с которым он говорил, раздался выстрел. Не оглушительно, скорее совсем тихо. Но Мейд уже понял, что им конец. Вторую группу засекли.
Как именно ему удалось выжить, он до сих пор не понимал. При срыве операции его, в составе делегации переговорщиков, должны были убить первым. Но отчего-то все бросились в сторону здания, где держали детей.
– Вороны полетели к своим гнёздам, увидели воробьёв, и поняли, что их обманули. Завязалась такая драка!
Дети оказались в самом центре перестрелки. Вокруг творилось какое-то безумие. Кучка ребят жались друг к другу, старшие закрывали крыльями младших, а рядом с ними свистели пули. И похитителей, и освободителей. Казалось, все уже забыли про эту группку заложников, и в раже сражения просто пытались уничтожить друг друга.
– И птенцы оказались прямо в центре драки.
– Ой-ой. Они перепугались, наверное.
– Да, очень сильно.
– И тогда в бой вступил храбрый воробей?
– Самое время ему было вмешаться. Он полетел прямо в центр побоища, чтобы спасти птенцов.
Мейд помнил, как оторвал металлическую дверь. Тонкую, не тяжелую, со входа какого-то склада. Закрылся, и полетел прямо к детям. Он знал, свои палить по нему не будут, а вот от вражеских выстрелов его отделял тонкий лист крашенного железа. На первый взгляд – самоубийство, но Мейд-то знал… Пуля автомата сохраняет убойную силу на небольшой дальности. И при незначительном отклонении траектории она отлетает в рикошет. А ровно попасть по движущейся цели, в полёте, в пылу сражения практически невозможно.
– Он закрыл птенцов своими крыльями, и погнал их в безопасное место.
– Но птенцы же не умеют летать.
– Захочешь жить – полетишь, – улыбнулся Мейд Йович, и Нико в трубке тихо, весело рассмеялся.
Эти же дети летали превосходно. Как они всей гурьбой уместились за маленькой дверью – мужчина до сих пор не понимал. Но, захочешь жить, и не такое провернёшь… Они летели все вместе, кучей, и уже почти вылетели за зону сражения…
– Как вдруг один птенчик углядел среди дерущихся птиц своего папку.
Мейд не сразу понял тогда, что случилось. Услышал только восторженный возглас. Непонятное слово чуждого языка, и ответ на него из-за стены, где укрылись стрелки.
Это была девочка, лет семи, наверное… Не больше. И на ней было грязно розовое платьице.
– Этот птенчик был так напуган, что в голове его что-то перекосило. И он полетел к своему папе.
– О нет! Его же могли поранить в пылу сражения!
– Он тогда этого не понимал.
Мейд помнил лишь резко накативший ужас. Тошнотворное чувство, подступившее к голове. Девочка бросилась прямо через пули со всех крыльев к своему отцу, который тоже вылетел из укрытия ей навстречу.
– Но с ним же ничего не случилось? – затаив дыхание, спросил сынишка, – Ведь не случилось?
Мейд сглотнул подкативший к горлу ком:
– Нет. Не случилось. Храбрый воробей вовремя остановил птенчика, забрал его с собой, и они все отлетели в безопасное место.
На самом же деле всё было не так. Это война, на ней жизни большинства ценнее одной единственной. Девочка бросилась к отцу, и практически уже долетела. Седой мужчина расставил руки, чтобы обнять её, как вдруг… Её зацепила пуля. Она стала падать, отец бросился за ней, но через секунду и его снял из окна квартиры вражеский снайпер. Мейд до сих пор помнил два этих безвольных силуэта, проваливающихся в жаркую, светлую бездну летнего дня.
Он всё смотрел и смотрел на них. Его растолкали лишь дети. Он помнил отчаяние и страх в их глазах, но и надежду тоже. Он помнил… А их лица, чужие, непривычные черты смешались в воспоминаниях. Что было дальше – тоже ощущалось очень смутно. Мейд не думал тогда о всех спасённых. Он помнил лишь маленькую девочку в грязно розовом платьице. Он помнил, что не смог её спасти.
– И всё у них было хорошо, да? – голос сына резко вернул Мейда Йовича из чужой страны в его кабинет в здании Правительства.
– А, да. Да. И всё у них потом было хорошо. Птенцов воробьи спасли, и скворечники свои отстояли. Вороны больше не нападали на них. И все жили долго и счастливо. Конец.
Да, всё верно… Это детская сказка на ночь, она и должна заканчиваться счастливо. Не важно, что было на самом деле.
– Я рад, что всё хорошо закончилось, – сонно произнёс Нико, ещё раз протяжно зевнув.
– Ты ведь уже слышал эту историю столько раз, – усмехнулся отец.
– Ну и пусть… Тебя всегда интересно слушать.
И от этой простой фразы сердце защемила такая тоска. По дому… По жене и детям. По мирной жизни.
– Я… Не переживай. Я обязательно скоро вернусь. И расскажу тебе другую историю. Ещё лучше и ещё интереснее. И там тоже всё кончится хорошо.
– Обещаешь?
Мейд с силой сжал кулак:
– Обещаю. Веришь мне?
– Конечно верю, пап, – сонно произнёс мальчик ни секунды не колеблясь, – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, родной. Спи крепко.
Сын отключился, и Мейд положил телефон на стол. Ещё раз оглядел невидящим взглядом монитор и бумаги. И резко, с силой сдавил пальцами глаза, чтобы прекратить внезапно проступившие слёзы.
***
Вдохновение и запал Лии и Макса поутихли быстро, наткнувшись на камни ожидания. На земле на удивление быстро темнело, и рациональности ради полёт пришлось отложить. Оставался свободный день. От нечего делать, Рок решил показать гостям свои новые крылья в действии, и три человека с «Ласточкой» потопали через лес к ближайшему холму.
В полёте крылья оказались куда резвее, чем можно было подумать. Рок разбежался и совершенно без страха спрыгнул с высокого песчаного утёса, а «Ласточка» подхватила его тело и резво понесла ввысь. Захватывающее зрелище… Конечно, из-за отсутствия способности взмахнуть ими, Рок был сильно ограничен в воздухе. И пусть все это понимали, впечатления это не снижало. Ребята восторженно носились рядом с ним и вокруг него так, что в глазах рябило, а мужчина тем временем объяснял им устройство этих крыльев.
Вернулись ближе к ночи. Уставшие, но довольные, они помогли Року пронести его «Ласточку» обратно к дому, и, вернув её на своё почётное место, с шумом выдохнули.
– А здорово у Вас получилось! – в сумраке почти ничего не было видно, лишь свет фонарика на телефоне Макса тускло рассеивался по земле, – Только я всё никак не могу понять, почему Вы отказались от идеи сделать крылья, которыми можно махать?
– Да я пытался по первости… – Рок с улыбкой взъерошил волосы на затылке, – Столько разных вариантов испробовал. Да только всё никак не получалось. Бесполезное это занятие – полностью крылья, разумеется, не воссоздашь. Но когда я понял, что летать можно и только при помощи парения, дело пошло лучше.
– Всё равно невероятно. Это же надо до такого додуматься. Я полагаю, никому из людей это вообще в голову не приходило, – Лия широко вытянула крылья, разминая мышцы, – И какое техническое образование надо иметь.
– Ну, мастерить я с детства люблю. И по технике, и по механике в шахтах лучше меня специалиста не было. Сейчас вот тоже приносят мне иногда на починку вещи. Правда, если их уже не спасти, они у меня и оседают, – Рок многозначительно обозрел сумеречные очертания всей своей свалки-коллекции, – А на счёт того, что никому не приходило. Да не, обязательно найдётся человек, который делает то, в чём ты считаешь себя уникальным специалистом – лучше, чем ты.
– Разве это не лишает смысла вообще какие-либо усилия? – заметил Макс, но не меланхолически, а скорее с интересом.
– Запомни, парниша, – Рок наставительно поднял палец к небу, – Даже если кто-то делает что-то лучше тебя, это не отменяет твоих усилий. Жизнь – это не соревнование, и тебе не засчитают победу или поражение. Всё, что ты можешь, это делать то, что любишь, и ни на кого не оглядываться.
Даже в тусклом свете фонарика видны были наполненные уважением глаза ребят. От такого неприкрытого восхищения, Рок немного смутился и усмехнулся:
– В тюрьме и не такой философией проникнешься.
Макс многозначительно кивнул. А Лия хлопнула себя по лбу, и вдруг чуть не подскочила на месте:
– Голова моя – дырявая! Я ж совсем забыла.
– Что?
– Мейд Йович сказал мне передать Вам письмо от него. Оно у меня в рюкзаке – я сейчас принесу.
Девушка пулей полетела в дом, не взяв с собой даже фонарика.
– Свет там включи! – крикнул ей вдогонку мужчина, – На генераторе тумблером щёлкни.
Лия забежала внутрь и на секунду застыла. Если в лесу было ещё хоть что-то видно, то в доме полная темнота. Ничего не разглядеть. Не хотелось бы врезаться в костёр впотьмах. Она примерно помнила, где находится генератор, и аккуратно, по стеночке двинулась в его направлении. Нужный тумблер наощупь пришлось искать ещё дольше, но она справилась.
Лампочка загорелась тёплым, желтоватым светом, напоминающим фонари в столице. Какой неожиданный кусочек цивилизации в этом царстве первозданного хаоса.
Привыкнув к свету, Лия стала торопливо обыскивать свой рюкзак. Странно, но письма нигде не было. Она перетряхнула все карманы, выложила продукты, перевернула и высыпала всё на землю. А конверт всё не находился.
– Да где?.. – шипела она, бесполезно перебирая продукты, – Не могла же я…
Тут её осенило. Она перекладывала какие-то вещи в рюкзак Макса, когда они перекусывали по прилёту. Может, и письмо там же затерялось? В итоге рюкзак парня тоже пришлось перетряхнуть и полностью высыпать из него всё содержимое. Конечно, неприлично было так беспардонно рыться в чужих вещах, но положение обязывало.
Из недр рюкзака письмо всё же выпало… Вместе с толстой зелёной тетрадкой. Девушка не обратила бы на её внимания – она вообще взяла письмо и уже собиралась уходить, но… Из тетради показался край исписанного листа, и Лия увидела всего одно слово: «Бусинка».
«Что? – на мгновение мозг потерял связь со всем остальным миром, – Как это?.. Макс не мог об этом знать, я ему не говорила».
Особых терзаний от того, что она прочитает чужие записи, Лия не испытывала. Сейчас для неё важнее было понять…
Она открыла тетрадь с самой первой страницы, и вгрызлась взглядом в написанный текст.
«День 1. Состояние пациентки – стабильное. Проявление симптомов АЛЬВИ-вируса не обнаружено.
Позже мною будут описаны все предшествующие этому дню события, но так как я начинаю вести этот дневник сегодня, считаю необходимым обозначить первым днём именно эту дату.
Итак, в утренние часы было замечено незначительное колебание температуры…».
– Эй, Лия, ну ты чего там? – послышалось с другой стороны дома, и Макс, входя вместе с Роком, откинул полог плаща от входа, – Наш… ла?
– Нашла, – какое-то мгновение она просто не отрывалась от текста.
Её словно ударили. Сильно, подло, сзади. Сейчас она чувствовала, как в голове поднимается что-то опасное и горячее. Пальцы немели, и дыхание совершенно сбивалось.
На выдохе, будто забыв, как вообще нужно дышать, она пролистала оставшиеся страницы. День второй, третий, четвёртый… Здесь было подробно описано её состояние за всё время их добровольного заточения в её квартире. Как будто он следил за ней. Как будто она была подопытной для него. Мышью… Под увеличительным стеклом. Бусинка упоминался в этих записях, как то, о чём она говорила во сне.
Невпопад вспомнив про письмо в своих руках, Лия аккуратно положила его на лавку. Движения были медленными и скованными, она постепенно застывала, как густой цемент.
– Макс, – голос сбился на хрип, – Что… это… такое?
– Лия… – и лишь когда она смогла поднять на него глаза, то заметила тот намертво прицепившийся к его лицу ужас, – Я… Всё тебе объясню! Уверяю, я…
– Ты вёл эти записи, как протокол эксперимента!
– …хотел, как лучше, – договорил он обрывок фразы.
А девушка уже не могла сдержаться. Она кричала в голос:
– Что значит «как лучше»?! Кому?!
