Аалека Вальц
Междумирье
ПРОЛОГ
*** Доски
Полдень, природа тлеет от палящего солнца. Волны тихой рябью шумят, плещутся о мелкий камень, ветер приносит свежесть, смешанную с запахами реки. Пары сосновой смолы от только уложенных на крыльце досок наполняют мужчину сном. Он с закрытыми глазами лежит на спине, всматривается в красные круги усталости, забвение сна почти забирает его, как вдруг раздаётся громкий, будоражащий всплеск воды. Мелодичный голос с берега, зазвучавший вначале громко и раздражительно, сливается с шумом реки и, в извинение за своё вторжение, грустными ритмами убаюкивает его вновь.
Матвей просыпается с тяжёлой после позднего сна головой, вспоминает про незваных гостей у прибрежного края его участка, но там, в сумерках, уже никого нет. Он готовит себе еду и думает о делах, мысли текут вяло.
И вот опять его отвлекает шум, вернее, грохот и знакомый крик человека. Подойдя к месту аварии, Матвей застаёт только яму из песка и уходящую вдаль фигуру девушки. Прихрамывая, она ведёт рядом с собой велосипед. Мужчина провожает её взглядом, а поворачиваясь, чтобы идти назад, ботинок наступает на книгу. Девушка уже скрылась за поворотом. Приходится, отряхнув ее, забрать с собой. А дома, при свете, книга оказывается дневником. Матвей личное не читает. Теперь будет забота вернуть пропажу хозяйке. То ещё приключение. Видимо, удачнее всего выяснить, где она живет, а после – анонимно оставить дневник на участке.
Проходит год, самый красивый дом дачной деревни стремительно строится. Матвей приезжает проверить работы, и, осмотрев всё, идёт купаться на реку. Там, на мостках, сидит русалка. Так ему чудится. Длинные волнистые волосы и гибкость морской дивы завораживают его. Мелодичным голосом русалка шутит над своей собакой. Не доходя до причала, Матвей разворачивается обратно. С русалками он не готов ни купаться, ни нарушать их дивный мир вечерья. В доме Матвея что-то манит, невероятный мысленный зуд гоняет по комнатам. И вдруг он вспоминает – дневник! Заброшенный, лежит в комоде. Он достаёт его и вновь осматривает. Толсто-пухлый, как том энциклопедии, в которую постоянно забывают включить важные детали, и потому вклеивают на ходу всякую отсебятину. Имеет ли смысл его возвращать? Он смотрит на закрытый блокнот – и его охватывает желание. Певучее, оно рождает образ волнистоволосой, её смех, воображение обвивает его, нежно целует холодными губами, и тонкие пальцы лукаво толкают его руку к блокноту. Матвей берёт из холодильника пиво, включает бра и, не борясь с моралью, начинает чтение.
Дневник оказался той ещё пыткой. Будто прочитал медицинскую карту: ни одного реального факта о девушке не узнал, лишь впечатления и ощущения – смесь всего, что она читала и смотрела по телевизору ночью, соединённая максималистским взглядом крайне романтичной особы. Романтика человека, который не встречал в жизни невзгод, имела оттенок грусти. Но было между строк цитат и размышлений ломаного языка что-то такое тягучее, ритмичное, ночное, что-то такое… Матвей открыл дверцу камина и бросил дневник в огонь.
Прошло ещё пару лет, девичий дневник сгорел, а искра зажглась в памяти. Редким вечером Матвей слышал аромат пепла – прозрачной тенью шутила волнистоволосая над собакой.
*** Травинка
Деревня Аукшино растянулась вдоль берега реки. Небольшая, спокойная, с одной главной улицей советских одноэтажных построек. Они сбились в ветхое ядро, которое облепили новые дома – дачи столичных жителей.
В отличие от деревянных одноэтажных домиков, на просторных участках дач стояли настоящие произведения искусства. Большие дома с балконами, беседки, бани, гаражи для катеров, гостевые домики, даже дома для садовников – все они ограждались от соседей высокими металлическими заборами. Огородов на этих дачах почти не вели, растили в основном газоны, искусственные пруды и сады.
Однако “богатое” великолепие не портило деревню. Природа вокруг оставалась зачарованной, а воздух – чистым. Тёмно-зелёная жёсткая трава стрекотала насекомыми в полуденном зное, хвойный лес дарил аромат и тень. Небо, покрытое лёгкими вытянутыми облаками, отражалось в реке. Пастельные оттенки серого возвращали солнечные блики холодной воды. Вечером река покрывалась маслянистой плёнкой от пролитого бензина и тяжести дня, смываемого купальщиками.
Акварельная красота – так называла любимые места своего детства и юности молодая девушка Агата. Каждое лето она приезжала гостить к бабушке и большой семье родной тётушки. Жили они в дачной части деревни и считались прекрасными соседями, как по достатку, так и по роли в садовом товариществе, где бабушка занимала должность заместителя председателя.
С Агатой часто происходили бытовые истории. По характеру она была щебетухой – наивной, приветливой, ластящейся при встрече. Её просили об одолжениях: сходить в магазин, привезти коз, присмотреть за малышнёй, договориться с рабочими, не знающими русского языка, съездить на велосипеде позвать дядьку Ондрея, заступиться за продавщицу перед милицией (нет у той больше никаких сил терпеть выходки алкашки Аньки – вот это она руки не распускала, а просто выпроводила ее).
“Да, да” – кивала Агата и терпеливо ждала, не отказывала, с радостью заполняла свои часы досуга. Вечером, на месте, где собирались её подружки, делилась воспоминаниями, облекая всё в “приключения”. Подружки не сидели, раскрывши рот, а язвительно комментировали, долго хохотали, потягивали пиво вперемешку с мороженным, вяленной рыбой, огурцами из теплицы, ворованными сливами соседей. Потом расходились по домам, нежно обнявшись и поцеловав друг друга то в волосы, то в шею.
От деревни девушка шла пешком, платье мерно било по коленкам, иногда она кружилась, вспоминая что-то весёлое или напевая песенку. Её встречал у ворот участка Шрек, она присаживалась, а юбка взлетала и топорщилась от движения, длинные пальцы обнимали морду керн-терьера, взъерошивали шерсть на голове. Пёс вставал на задние лапы, пытаясь облизать любимого человека, но Агата, смеясь, уворачивалась.
– Шрек, чисти зубы! Фу-фу-фу! – говорила она, но потом сдавалась и подставляла для собачьей ласки щёку. А он скептически смотрел на нее, намекая на брожение и явно не лучший запах отрыжки от смешения всех подростковых яств. Пёс тянул её на мостки, посмотреть закаты. Там Агата ложилась на лавку, опуская одну руку на лоб – второй она гладила устроившегося внизу Шрека. Он был задумчив, иногда вздыхал, поводил носом и стряхивал ушами травинку, которой она дразнила своего не в меру серьёзного друга.
Бывало, возвращаясь уже в сумерках, Агата сталкивалась с тем самым высоким и тонко сложенным, но сильным мужчиной. Узнавая друг друга, они проходили мимо молчаливо. Девушка боковым зрением тренированной охотницы отмечала его стан, широкие прямые плечи, красоту запястий, изгиб губ и особый захват сигареты, от которого у нее сжималось сердце и потели ладони.
*** Я просил не любить меня
Дом был просторный, обставленный далеко не дачным интерьером. Сориентироваться, где лестница, оказалось просто, а вот подняться было не так легко. Высокие винтовые ступени кружили голову, явно намекая, что вид со второго этажа может быть ещё более головокружительным. Отдышавшись, будто прошла километровое восхождение, и практически позабыв своё поручение, Агата стала осматриваться.
На втором этаже однозначно проживал только Матвей, вряд ли холёная Катерина согласилась бы на такие подъёмы каждый день.
Середину пространства занимала библиотека, от нее лучами уходили коридоры в несколько комнат. Круговые стены библиотеки были до потолка заполнены стеллажами книг, в центре располагался рабочий остров. На нём, как варочная панель, лежал огромный планшет, и стояли (но издалека казалось – висели в воздухе) мониторы.
Абсолютная чистота: ни пыли, ни безделушек, ни бумаг, ни еды или кружек – ничего. Совершенный порядок мог бы быть отталкивающим, если бы не освещение. Огромная стеклянная стена с выходом на веранду практически не пропускала свет, а круговая иллюминация, совершенно не заметная с первого взгляда в прозрачных трубках-лампах, давала мягкий жёлтый свет.
Атмосфера полумрака в окружении книг и технологий расслабляла, давала чувство радостного предвкушения от погружения в миры, исследование текстовых троп. Матвей сидел в кресле возле стеклянной стены и с поднятой бровью терпеливо дожидался, пока Агата заметит его.
– Здравствуйте! – радостно воскликнула девушка. – Какая красота!
– Здравствуй, – он отложил книгу и встал навстречу приближающейся гостье, которая продолжала искренне улыбаться.
– Вот это библиотека! Обалдеть. А можно посмотреть?
– Да, – ответил он ровным, приглушённым голосом. – Посмотри.
– Я… Тут.. – Агата уловила холодность от приёма и вспомнила, что надо бы объяснить причины своего прихода. – А-ха-ха, знаете, меня послали к Вам поговорить по поводу шлагбаумов…
Радость от встречи и место действовало на нее опьяняюще. Но Матвей отвечал односложно, недовольство читалось в его позе.
– Продолжай, – сказал он, а лёгкие, еле уловимые движения, заставили Агату почувствовать угрозу.
Она объясняла, заученно повторяя бабушкины аргументы. Её тон с каждым последующим словом терял энтузиазм, и эйфорическая радость менялась на мелкую мурашку по всему телу.
– Ой… кажется, Вам и правда не нравится эта тема, – она виноватой улыбкой попыталась сгладить нарастающую тревогу. – Мне не стоило, видимо, лезть.
– Не стоило, – сказал Матвей.
– А… Ну, я… – она несмело посмотрела на него, сердце, как и в прошлом году, сладко заныло.
Всё-таки в её чувствах есть немного больше, чем просто юношеская влюблённость. Высокие северные черты лица, движения, широкие прямые плечи, манера складывать губы в ироничную усмешку и взгляд (даже в этой недружелюбной встрече) – всё казалось родным. Агата обрадовалась: получается, она хорошо его помнила, почти ничего не придумала.
– Я… Бабушка и Катерина, они заметили, что между нами, – она по-детски улыбнулась и продолжила: – Э… нежная дружба. А-ха-хах.
И смех прервался. Агата невольно стала отступать назад, пока Матвей молчаливо надвигался, неумолимый в каком-то холодном намерении.
– Какие они… наблюдательные, – тихо сказал он. – Нежная дружба, Агата?
Еще несколько шагов – и девушка упёрлась спиной в книжные полки.
– Мне казалось, что ты поняла моё предупреждение о том, что не нужно лезть в игры твоей бабушки и моей жены? М-м-м? – он стоял совсем близко.
– Да. Просто… – Агата тихо попыталась объяснить.
– Просто что? Что ты здесь делаешь, Агата? – Матвей перебил неправдивое оправдание.
– Я, – девушка судорожно поправила волос, который залез в рот. – Я просто решила, что я давно Вас не видела. И…
– И? – сказал он.
Агата молчала. Платье на груди дрожало от сердечного ритма.
– Ты скучала? – Матвей сделал шаг.
– Да, – облегчённо прошептала пересохшими губами, радуясь небольшой надежде, что разговор сворачивает на душевный лад, и он поможет ей выбраться из неловкости в… в… в нежную дружбу.
– Значит, ты по мне скучаешь?
Еще шаг – и расстояние между ними сократилось. Он стоял вплотную, исходящее от него тепло заставляло мурашки бегать по всему телу.
Матвей провёл по прядке волос, упавшей на лицо, и лёгким движением своих длинных изящных пальцев дотронулся до её щеки, взял за подбородок, который сразу же стало трясти от новой волны льда.
– Ты думаешь обо мне, Агата? – он удерживал её лицо несколькими пальцами, но это не давало возможности отвести глаза. И Матвей продолжал, тихо понижая голос: – Мечтаешь…? Как я целую тебя. Владею тобой. Ты ласкаешь себя с мыслями обо мне?
– Что?? – хрипло произнесла девушка и попыталась увернуться от странного разговора, шагая вбок. Матвей молниеносным движением схватил две её руки в захват и прислонил Агату к книжной стене.
– Но ведь ты ещё ничего не умеешь, не так ли? Не знаешь, как быть, что делать с этим комком волнения внизу… как справиться, – он склонился к её губам и прошептал: – Я покажу. Запоминай как следует.
Девушка сначала вжала голову в книги и смотрела распахнутыми от шока глазами, но стоило ей только прикрыть их от соприкосновения с губами Матвея, как поцелуй занял всё внимание. Она даже не заметила, что уже не он держит – Агата обнимала его сама. Матвей же медленно расстегнул платье. Провёл по белоснежным линиям, не обожжённым загаром. Пальцы гладили от рёбер – к тонкой талии, потом поднимались вверх, сжимали. Большой палец надавливал чуть ниже сонной артерии, над ключицей. Приоткрытым ртом девушка ловила воздух. Матвей не останавливался, он пил её нарастающее желание.
Агате казалось, что она теряет форму, библиотека рябила и плыла, ноги становились ватными, возбуждение тянуло влажной болью. Её руки словно погружались, задевали линии широкой клетки на его рубашке, цеплялись. Агата тихо застонала. Матвей коленом нажал между напряжённо сдвинутых бёдер, освобождая территорию для ласки. Это движение отрезвило:
– Не надо! – и Агата вновь попыталась вырваться. Уперлась ладонями, но это всё равно, что проходить сквозь стену. Холодные, твёрдые мышцы Матвея неподвижно стояли преградой, не замечая её попыток. Девушка замотала головой:
– Матвей, пожалуйста… не надо. Не де…лай э.. я не хочу, не хочу… пожалуйста, только не так…
В комнате будто включили кондиционер на полную. Похолодало. Время остановилось. Мерцание дня замерло. Он ждал. И вот не страх, а любовная тоска всплеснулась во взгляде Агаты. Секунда – и её руки вскинулись вверх, закрыли изгибами локтей глаза, зубы вцепились в запястье. Агата дёрнулась, но Матвей теперь не позволил уйти. Ласки потеряли свою знойность, стыд затопил. Перед глазами был водоворот мелочей: треск цепочки, синий корешок книги, вырванной взглядом, разбитое выдохом “нет-т-т”, твердый пол, мягкость его причёски между пальцев, его поцелуи в самой чувствительной точке. Матвей ласкал губами, и сил понять “что происходит, что делать…” – не осталось. Она отдалась его воле. Всё закончилось достаточно быстро. Но самое неприятное её только поджидало, с волнами ушедшего возбуждения будто ушли все краски.
Матвей поднялся и смотрел на девушку, закрывающую себя платьем. Она открыла полные слёз глаза, неловко встала и вновь попала в плен к мужчине:
– Ты хорошо запомнила, что следует делать? – ровный приглушённый голос прозвучал возле её виска. Матвей, держа Агату близко к себе за талию, взял её руку и положил к себе на брюки. – Это тоже запомни, – она виновато подняла глаза и посмотрела на него.
– Больше не смей, я понятно объясняю? – кивок волнистой головы. – Не смей больше ввязываться ни в какие игры моей жены, – он отпустил её руку и протянул трусы. Скомкав их в кулаке, Агата развернулась и пошла из дома.
За калиткой она остановилась: как теперь быть, что делать? Пустота заняла её всю, вытеснив чувства. Ей вспомнились виденные в кино методы побега. Побежать ли без оглядки? Но куда? И что там, лечь ли на полу в позу эмбриона…? Слёз нет. Ничего нет, что может отвлечь. Пустое и глухое чувство окончания вытеснило всё.
Агата с единственным желанием никого не встретить пошла домой. Бабушка оставила записку, что уехала в город к подруге по срочному делу до завтра.
Хотела поесть, но не смогла. Зашла в душевую кабину и просто стояла, облокотившись о стену. Хотелось включить воду, но ведь это дача – следует экономить.
Сознание ещё не предложило, как расценивать произошедшее. Закрыв глаза, она вспомнила поцелуй и нежные, бережные движения рук. Она его так любила и хотела, и он прикасался к ней. Как жаль, что ей нельзя было дотронуться до него в ответ. Слёзы медленно закапали, с ними получилось открыть душ.
Он отверг ее. Отверг.
Все следующие дни были глухими, невозможно было ни смотреть, ни читать. Утром Агата всё так же вставала, надевала форму и шла на мостки. Садилась у подножия лавки, смотрела на восходы.
Бесконечная спираль пробуждения. Зацикленность, которой нет окончания, но было начало. Однажды в школе она прочитала книгу Камю, в которой герой проснулся рано утром и прожил рассветные часы. Такие простые строки не давали ей покоя, тревожили, словно внутренний будильник встроился.
Агата просыпалась в 4.35 и всматривалась в расшторенное окно: летние месяцы дарили первые лучи и прохладу, а зимой мгла окутывала тёплым сном батарей. Чего можно страшиться на рассвете, разве стоит переживать интеллигентские страдания там, где многие люди встают и начинают свой бесконечный труд? Но время перед рассветом давило и изо дня в день переживалось, словно бесконечное зацикленное приключение. Агата начала тренироваться, чтобы не тратить на меланхолию время.
Почему же сейчас нет слёз, нет воли что-то сделать? Бесконечная пустота, глухота и полное неприятие любых эмоций. Тёплое солнце медленно всходило над лесным берегом, проникало в росу и свежесть утра. Агата ни о чём не думала, стазис её чувств должен пройти, и тогда она сможет понять, что с ней произошло. К Матвею не было ненависти, он тренировался на своём месте, хорошо просматриваемом с её мостков, но девушка ни разу не поискала его глазами. Быть может, при встрече она бы его даже и не узнала, быть может, она даже и не помнила, почему наступила такая глухота чувств и как выглядел кто-то важный для нее.
Глаза Агаты будто смотрели внутрь себя. Прохожие, приятели натыкались на зеркальное отражение своих улыбок – она с удовольствием их возвращала. Спокойно слушала любую болтовню, помнила интересы каждого. Шутила и ёмко в ответ сочувствовала одной или двумя фразами.
ГЛАВА 1 Фестиваль
*** 1 (незнакомая пара)
На открытой летней кухне пар клубился ото всех конфорок сразу. Три девушки в передниках, поварских полиэтиленовых чепчиках помогали готовить блюда к большому деревенскому застолью. Каждый год в “Аукшино” проходил фестиваль фермерства. Все дома деревни и дачного посёлка подготавливали его, как при толоке в крепостные времена – сообща. Устанавливали столы, сцену для концерта, площадку для танцев, приносили еду – а потом так же дружно отмечали. Но в этом году Катерина Анкельсон – председательница дачного товарищества и негласная руководительница деревни – решила добавить празднику масштаба. Поэтому список приглашённых расширили до гостей “столицы” из связей самой Катерины. Приготовление пищи “централизовали”, поставив специальную летнюю кухню и определив список блюд для каждой семьи. На самом празднике обещали, что будут работать официанты, а развлекательную часть возьмёт на себя приглашённый ведущий с командой аниматоров.
Летний послеполуденный зной и пар от плиты покрывал кожу девушек испариной. Они весело переговаривались, перебрасывали друг другу то овощи, то полотенце, то шутки. Старшее поколение уже завершило свои кулинарные задачи: пироги, жаркое, отбивные, запечённую птицу, фаршированные яйца, грибы, рулеты, кучу изысканных блюд: меланзану, террин из печени по-датски, крокеты из курицы, крокеты из трески, хумус, инжир с ветчиной, запечённые мидии, сардины в уксусе, карпаччо из говядины с трюфелями. Оставалось доварить суп-пюре по собственному рецепту Катерины и нарезать, “но не заправлять!” зелёные салаты. Для этого на дежурство и оставили весёлую троицу. Вика, самая языкастая из них, разложила морковь и огурцы и, подражая поварихе в советской столовой, рассказывала бородатые анекдоты:
– Галя, – она опускала тембр своего голоса до грубого и твёрдо проговаривала “г”, – смАтры, мАрковка, как “причиндалы” моего мужа! – меняла голос на писклявый, добавляла: – Что, такой же большой? – Нет, такой жА грязный!
Алеся и Агата покатывались со смеху, не столько с анекдота, сколько с манеры Вики передразнивать старые шутки.
– Ох, – вздохнула Алеся, поправила свой тёмный хвост и, сладко потянувшись, как кошка, запрыгнула на стол между мисками с уже нарезанными салатами.
– Работай давай, – Вика запустила в нее полотенцем, – а то барыня-государыня недовольна будет.
Кухню построили однокомнатную, около 30 квадратных метров, но так как использовать её планировали пару дней на фестивале, то никто не озадачился удобством расположения плиты и ящиков для хранения. При входе справа стояли духовые шкафы и огромная газовая плита. Агата отвернулась от плиты на звук упавшего полотенца и из-за плеча посмотрела на подруг. Она занималась супом – “большая ответственность”, как сказала её бабушка.
– Ой, а вы слышали? Сегодня на празднике будет Анкельсон, – произнесла Алеся. Агата вздрогнула и через секундное колебание спросила:
– Матвей тут?
– Нет, – Алеся фыркнула, – при чём тут Матвей? Он никогда не участвует в праздниках своей жены. Приедет его брат Михаил.
– Ого! – удивилась Вика. – Откуда у тебя эти новости?
– От верблюда, – съязвила Алеся (не выдавая своих осведомителей), закинула ногу на ногу и принялась крутить свой локон. – Ох… Вот бы произвести на него впечатление. Интересно, какие девушки ему нравятся…
– А это важно? – спросила Агата.
– Ё-моё, конечно! Ты его фотки видела? – Алеся перешла в оборону.
– Нет, – Агата улыбнулась и продолжила помешивать суп, поддерживая в большой кастрюле правильную температуру. Еда у нее выходила чудесной, это знали все в деревне.
– Там такая фигура, – пояснила интонацией Алеся, – и, главное, говорят, что он умный, как Гейтс. Умный, богатый, красивый мужик. И мой поклонник, разве не круто?
– Очень круто, – рассмеялась Агата.
– Ну вот, и я о том же, – подтвердила Алеся и, спрыгнув со стола, встала рядом с Викой, опираясь бедром о стол. Она выхватила с разделочной доски сладкий перец и продолжила:
– Я вам больше скажу: он уже приехал, и я вчера его встретила в магазине.
– И чё, как? – поинтересовалась Вика, сосредоточенно стуча по овощам.
– Даже лучше, чем на фотках, – ответила Алеся.
– Познакомилась? – механически спросила Вика.
– Пока нет, – ответила Алеся, что-то задумчиво планируя.
– А-а-а, девочки, наверное, и я его видела, – Агата выключила плиту, накрыла кастрюлю крышкой и повернулась к ним. – А-ха-ха! Помните, я вам рассказывала?
Вика с Алесей, как по струнке, встали напротив Агаты, которая складывала полотенце и широко улыбалась.
– Это, наверное, тот самый “мистер широкие плечи”, которого я встретила на берегу, – подруги странно молчали, поэтому девушка им пояснила.
– Ну, такой весь из себя “красапетка”, уходил с берега, а я только пришла. Помните? Он идёт походкой тигра, и я такая думаю: это настоящее, истинное мужское божество. Жнец сердец спустился собирать поклонниц. А смешно самой-то. Сама пялюсь всё это время! Что он даже удивлённо остановился и смотрел, не понимая, в чём дело…а-ха-ха-ха-ха…
– То есть даже не «красапет», а «красапетка»? – раздался голос позади.
Агата, увлечённая одной ей смешным воспоминанием, не услышала входящих шагов. Однако теперь она догадалась, почему девочки, повёрнутые ко входу лицом, не реагировали на рассказ.
Как раз вчера перед ужином Агата, крадучись, пробиралась к калитке, чтобы выскользнуть незамеченной. Бабушка остановила её сердитым окриком. Зачем купаться в реке, если в доме есть душ – и ещё целый список дел. Но ничто не останавливало внучку. Девушка бежала вприпрыжку по гравийной дороге к мосткам на реке. Крупный камень дороги, который насыпало товарищество собственников, чтобы удобнее было выводить речные катера из гаражей, создавал небольшие, но опасные препятствия. Босиком не пробежишь, а в шлёпанцах ноги подворачивались. Агата с ловкостью горной козы мчалась вниз. Она растопыривала пальцы рук, удерживала баланс, когда колени подкашивались от очередного камня. Полосатый терьер, следовавший за ней, возмущённо лаял всякий раз, но та лишь хохотала в ответ на эту собачью заботу и продолжала свою гонку. “Старушка Шрек!” – так она его называла и временами запрокидывала от счастливого смеха голову, если кто-нибудь удивлялся, ведь собака была кобелём.
Река к вечеру, словно парное молоко, покрывалась маслянистой пленкой. Возле мостков пришлось замедлить шаг, а потом и вовсе остановится сбоку от них. Навстречу шёл человек. Агата поймала себя на мысли, что дольше требуемого и даже приличного рассматривает его широкоплечую фигуру с модельным прессом. Мужчина взгляд заметил, остановился, ожидая пояснения, но девушка отвернулась и продолжила бег. На ходу, без всякой остановки, скинула шлепки и, разбежавшись, прыгнула. Вода окутала её теплом и тиной. Обычно Агата ныряла и проплывала, сколько хватало воздуха, однако слишком резкий прыжок отправил её ко дну. Не успев досчитать и до пяти, девушка опёрлась ногами о дно. Ворох водорослей повис на волосах зелёными щупальцами. Агата двумя руками чистила их, освобождая пряди, а потом вдруг обернулась на ушедшего парня и расхохоталась.
Сейчас, на кухне, щёки опалил не смех, а стыд. Уже разгорячённые жаром работавшей плиты, они покрылись дополнительным слоем красноты. Рассказывать слегка приукрашенные истории за глаза всегда неловко, ведь ты намеренно искажаешь действительность, а когда тебя ловят с поличным… ай-ай, совесть, будто пробудившаяся статуя греческой богини, надменно качает головой, а ожившие на её голове змеи распахивают пасть в презрительном шипении, и внутри у Агаты всё каменеет.
– Извините, – пробормотала она. Парень с мостков, одетый в черную футболку и джинсы иронично хмыкнул, оценивающе смерил её взглядом и спросил:
– Ты Агата?
– Да, – девушка несмело посмотрела ему в лицо, невольно подумав, не ошиблась ли она в оценке его красоты: точёный прямой нос, тёмно-синие глаза, высокие скулы и сужающийся подбородок. Он был похож на голливудскую звезду 60-х, только более современный, резкий в чертах лица, а в фигуре поджарый.
– Это тебе. Катерина просила передать для какого-то супа, – и он протянул свёрток из крафт-бумаги.
Агата, нахмурившись, стала его разворачивать. Парень задумчиво следил за ловкостью её пальцев. Длинные, загорелые, с розоватым цветом не накрашенных ногтей, они быстрыми и выверенными движениями разрывали пакет. Внутри оказались грибы. Девушка прикрыла рот ладонью и обернулась к подружкам:
– Ой, я забыла про грибы.
– Забывать, видимо, твоё хобби, – сказал парень.
– Что? – Агата напряжённо посмотрела на него, не понимая причину сарказма, но парень не пояснил, лишь снова улыбнулся уголком губ и вышел из кухни. А она, чтобы не терять времени, бросилась на поиски термометра. Суп не должен сильно остыть, иначе добавить грибы не удастся, и блюдо будет испорчено. Загремела посудой в мойке, включила газ под кастрюлей – Агата выглядела в крайне степени растерянной.
– Вот тебе и Анкельсон, – сказала Вика. Алеся же, не прощаясь, уже вышла за молодым мужчиной. Догнала его и, как бы невзначай, пошла в его компании домой.
– Ладно, Агат. Пойду и я. Надо ещё переодеться перед праздником.
Девушка в ответ лишь мило улыбнулась и кивнула. Грибное блюдо было под угрозой полного провала. Достала рецепт, несколько раз перечитала, совершенно не понимая – где тут про грибы, о которых она вроде и знала, но забыла. На обратной стороне листка, с середины, расплывчатым почерком был написан порядок бланширования и тушения грибов. Выглядел он так, будто это другой рецепт или просто заметка, вырванная из стопки кулинарных советов. Может, поэтому и произошла накладка? Агата шёпотом проговорила все специи, посчитала время приготовления – и снова ахнула. Суп приготовится прямо к началу застолья, а она не успеет переодеться. Не медля, девушка приялась за дело.
На большом противне медленно золотился лук, Агата выложила грибы и аккуратно переворачивала каждый кусочек, вдыхая, вбирая аромат, контролируя приготовление по запаху. Землистый запах должен уйти и оставить сладковатый анисовый. Она и торопилась, и тут же себя останавливала. Технологию приготовления можно исполнить на скорости, но вероятность ошибки слишком высока. Нужен либо опыт, либо постоянные повторения одного и того же. Медленно помешивая суп одной рукой, по ложечке перекладывала грибы в кастрюлю. Они кружились вслед за деревянной лопаткой, сталкивались, а потом, “о, чудо”, оседали на дно кастрюли и растворялись, словно сахар.
На кухню стали приходить официанты, они забирали блюда и уносили к столам. Один мужчина завертелся возле Агаты:
– Бог ты мой, какой аромат! – сказал он, наклоняясь над кастрюлей. Девушка в ужасе прикрыла суп, но на его удивленный взгляд ответила улыбкой.
– Ой, такой рецепт сложный, – Агата выключила плиту. – Сейчас перелью в супницу, и Вы сможете попробовать…
– Да чего, я могу и так, – и официант начал искать ложку, чтобы зачерпнуть суп сразу из кастрюли.
Агата растерялась. Одна только мысль, что человек будет есть из общей кастрюли, заставляла поёжиться. Кастрюля супа, который она готовила два часа по замысловатому рецепту. И времени уже не было, ведь она прямо сейчас опаздывает на праздник. Надо бежать переодеваться, а не беспокоиться о никому не нужном супе. Вероятнее всего, он будет поставлен возле самой Катерины и её вип-гостей. Переживания менее чем уместны, но бабушка сказала: “Это большая ответственность, я рассчитываю на тебя”. И Агата, закусив губу, смотрела, как мужчина, с замасленными от предвкушения вкуснятины глазами, вытягивает губы, чтобы вдуть в себя только-только сваренный суп. Что делать?! Останавливать вежливым намёком, что еда ему не положена, она уже не сумеет, – сама же предложила покушать. Отпихнуть – слишком грубо, допустить попрание – невозможно. Чем ближе он подносил ложку ко рту, тем сильнее сжимала она кулак и сдерживала свои метания и нарастающую истерику.
– Дать ему подзатыльник – самая лучшая из твоих идей, – раздался голос справа.
– Что? – девушка обернулась.
Михаил Анкельсон, прислонившись к дверному косяку плечом со скрещенными руками на груди, наблюдал за происходящим. Официант сразу стушевался, спрятал в карман ложку и поскорее занялся своим делом. Агата тут же схватила кастрюлю, перелила суп в фарфоровую супницу, а остальное положила на тарелку, и со спины подошла к мужчине, делавшего серьёзный вид обиженного человека.
– Пожалуйста, покушайте. Остывший будет лучше. А ещё лучше с гренками, – она извинялась всем видом. Несколько секунд колебалась, а после поставила тарелку на свободное место стола. Официант кивнул, не поднимая глаз.
– Хм, – проронил Михаил, – благими намерениями, Агата… Вы могли бы сказать «спасибо». Девушка всё-таки несколько часов готовила.
– Спасибо, – буркнул официант и быстрее вышел из кухни.
Агата нахмурила брови, сверкнула глазами, как кошка на свету, и решила не удостаивать Михаила беседой, а поспешить домой переодеваться.
– Не так быстро, красавица, – Михаил остановил девушку, перехватив за локоть, попытался развернуть к себе, обняв за талию, но Агата с негодованием ловко вывернулась из захвата. Михаил же лишь больше улыбнулся и предпринял новую попытку. В этот раз уйти не удалось, она была полностью парализована в объятиях молодого мужчины.
