Аалека Вальц
Междумирье
Однако Серентус, в отличие от Катерины, не полагал, что это “глупости”. Он в панике перебегал от одного устройства к другому. Катастрофа лавиной неслась за ним.
– Фактор “сопротивления”?! – шептал он. – Не может быть, не может… если… если хозяин поймёт, как эти гуманоиды работают, то я застряну здесь навечно! Этот проект никогда не закончится, а я закончу свою бесконечную жизнь среди них! Как ты, супруга господина, можешь быть такой глупой! О, местные боги, почему Вы не дали ей хоть немного женской гордости. Эта девчонка опасна. Она… вот, она в отличие от тебя, недостойная супруга – умная. И она разгадает ключ к алгоритму, она своими разговорами и своим поведением точно даст ему разгадку. Что мне делать…?! Я хочу убраться отсюда, я хочу домой! Если бы не она, да мы бы уже давно переехали. Господин оставался, тянул время из-за неё, а теперь! А теперь и проект может получиться, и планету включат в межгалактический состав, и мы навсегда… Я. Я навсегда застряну…
Истерика Серентуса завершилась, он разложил пасьянс (“приставучая человеческая игра”) и, обыгрывая самого себя, понял, что приобрёл слишком много человеческих качеств. Он не просто улетит с этой планеты. Объективно нет никаких причин, чтобы её одобрили в качестве члена межгалактических союзов, ведь господин ненавидит человечество так же, как и Серентус, а значит, не станет лоббировать. Мотив господина выше, он не оставляет нерешенных задач – не было аватаров, которые не смогли бы подключить к “crossworlds”. Конечно, это “вызов” с одной стороны, а с другой стороны – он делает этот проект ради своего брата.
И тут Серентус вспомнил о своей настоящей миссии: он должен защищать господина и его брата от нападок супруги господина и её любовника. И тут он начал обдумывать и пересматривать всю историю событий, открыл профайл Катерины, прокрутил диалоги, что он подслушал в библиотеке, недавний конфликт с Мариной, разговоры со скрипучей старой женщиной. В профайле у Серентуса была табличка с оценками личности, и не удивительно, что Серентус позабыл про неё. Катерина для него была отличницей, идеальной женой – амбициозная, тщеславная, находчивая, красивая, заботящаяся о статусе семьи… Но это всё были характеристики отдельно от контекста. Серентус запустил анализ связей Катерины, мотивов поступков, исходя из структуры её отношений с людьми и понял…
Конечно, Земле не попасть в межгалактический союз, но тягомотина с исследованиями и решением может длится ещё годы, а если он немного ускорит… То к чему все эти бюрократические дрязги, ведь мы же не люди?
–
В гостиной Анкельсонов был выключен свет. Катерина сидела на диване, сложив ноги в позу йоги. Она держала в руках стакан с ромом и не понимала, почему так хочет разбить его. Особенно после редких минут, когда женщина предавалась тоске и подобию обиды, чувствовала себя разбитой, растерянной и сожалела об потраченной энергии впустую. Но частота, с которой подобные мысли посещали её в этом году, заставляла задуматься. Катерина была хорошим психологом не только для остальных, но и себя могла "подлечить". Главное понять, что заставило её замедлить темп, что скребёт по сердцу. Брак был весёлым, пока… пока она держалась за идею его "временности" и использования в качестве инструмента, чтобы стать женой своей настоящей любви. Но разве можно игнорировать те желания, что появляются теперь: её страсть к Вадиму остыла, нет больше удовольствия от приключения, от совместной борьбы против братьев, от интриг. Сладкое чувство тайной игры вначале поблекло, а теперь превратилось в рутину и наскучило. Ничего нового не добавляется. Одинаковые атаки, одинаковые противодействия. И на ленте серых будней ярче проступают чёрные пятна: её чувства, её раны, которые она игнорировала, отбрасывала, как невостребованные, как несущественные в контексте "большой добычи" – будущем браке. И вот сейчас перед ней мусорное ведро, из которого ворохом торчат обиды: он не обратил на неё никакого внимания, показательно предпочитает других. Матвей никогда не встает на её защиту (конечно, с точки зрения общественной справедливости он прав… но он семья!). И она столько усилий вкладывает, чтобы о них думали только в таком ключе: равнялись подражали, стремились услужить, угодить просто по одному факту того, что они Анкельсоны… а он! Но размышления, подбирающиеся к ядру огорчения, оборвались от звука, пришедшего e-mail. Катерина открыла почту, и мусорное ведро, с уже потухшим содержимым выброшенных чувств, было позабыто в том же углу. Какой-то индивидуальный предприниматель и учёный, осознающий свои провалы в коммерции, предлагал её компании "эко-продуктов" сотрудничество. Он разработал уникальную формулу синтетических грибов. Для их разведения идеально подходит почва региона, в котором построено Аукшино.
– Да это же золотая жила… Это свобода… – прошептала Катерина и побежала за ноутбуком, чтобы завтра же собрать совещание со своими помощниками –библиотекарем и Александрой в Аукшино, Ольгой и её лабораторией в столице.
Жизнь снова повернулась к ней солнечной стороной. Катерина залпом выпила ром и махнула рукой на слюни по поводу Матвея.
– Пусть забавляется. Потом будет локти кусать, что не смог ценить меня. А кукла его ещё и пригодится.
–
Перед каменным фонтаном Шрек стоял на задних лапах с высунутым языком, ловил капли воды. Раздались женские рыдания, и пёс присел на попу.
– Да не бойся ты, не бойся, – женщина умывала лицо и пила. – Скоро я буду такая же, как ты… (рыдания…) как ты… бездомная.
Шрек стряхнул ушами. Он бы возмутился, что далеко не бездомный.
– Вера, ну ты чаго… я как лучше та хацел, – к плачущей даме шёл напуганный (и от того протрезвевший) мужчина.
Ссора вышла душераздирающей. Мужчина бесконечно повторял, что хотел, как лучше, ведь его жена всегда страдала на огороде, кряхтела… а сколько пилила его, сколько они ссорились. Он хотел, как лучше, и теперь она сможет отдохнуть, поехать на море….
Агата выходила из ворот, где была гостиница, и присела подозвать Шрека. Вокруг семьи собралось уже немало людей, расспрашивали. Переговаривались между собой:
– …Так хорошее дело… и мне предлагали.
– …Горе-то какое!
– …Он же пропьёт
– …Та пусть прячет, купит вон лучше ещё в соседней деревне.
– …Да какое сейчас купишь. Она ж им цену заплатила, как десять лет назад, а сейчас цены какие… столичные свои дачи накупают.
– …Да-а-а… это ж семейное… жалко…
Стало понятно, что Катерина выкупила у людей участок. Они расшумелись, и очаги споров сместились от пострадавшей женщины.
– А вон, Василич… пошли спросим у него, – предложил кто-то.
Директор Аукшинского магазина подошёл к толпе сам. Он держал в руке пакет с с кипами бумаг, куртку, и что-то в нём выдавало состояние после тяжёлого периода. Он был уставшим, но улыбался людям. Растрёпанный, и с расстёгнутой на волосатой груди рубашкой.
– Чего вы шумите? – спросил он дружелюбно.
– Да вот, говорят: председательница покупает участки местных, – сказали из толпы.
– И я слышал, – подтвердили там же.
– Есть такое, – ответил директор магазина.
– Да цена там… – закачала головой одна женщина.
– Ну цена, как на рынке. Какую наторговал – та и будет. Она не ниже положенной, но… Вера, иди сюда, – он приобнял снова зарыдавшую женщину.
– Василич… так может, это ты поможешь… отменить всё, – попросил муж Веры.
– Я бы с радостью… Вам надо в исполком. Там поговорить, – сказал директор.
– А ты поговори с ней. Всё-таки ты ж… – сказал ещё кто-то
– Нет, друг, я не поговорю. Меня только что уволили, – он потёр плечо удивлённой Веры, – к лучшему, друзья. К лучшему это.
Агата стояла в толпе, потому что Шрек вернулся к фонтану и пытался среди истерик жителей попить воды, покамее не солили слезами. Сцена и новости про увольнение директора, проработавшего в магазине не менее пятнадцати лет, шокировали Агату. Она обернулась на гостиницу "Терем". Недалеко от самих ворот поставили мусорные баки. Марина была в шоке от того, что вдруг кто-то организовал такое всего за ночь. Успел и пять мусорных баков привезти, и площадку забетонировать. Это был удар в спину, удар, на который ничего не ответишь. Оказывается, все документы были подготовлены очень давно, оказывается, так и положено. “В будущем они станут подземными. Аукшино участвует в проекте современных деревень. Мы за экологию”. Марина покачала головой. Она столько переживала, что пошла к ним в дом отстаивать свои права, вот она, “дружба”. Теперь им приходилось самостоятельно каждое утро мыть эти баки. В них забрасывали тухлые продукты (мясо, рыбу), так что ветер приносил затхлый запах прямо в окна к постояльцам. А по округе начали ходить небольшие слушки, как шорох, маленькие оговорочки, выскакивали – и тут же прятались в тень. “Ну вы поняли… я про ту, которая в мусорках копается, про “бомжиху”…”.
– Пойдём, – прошептала Агата Шреку, – пойдём прогуляемся.
Август чувствовался в воздухе, пахло холодом. Деревья ещё стояли зелёные, но вода темнела, теряла золотой оттенок июльской жары. Одеваться уже надо было в длинный рукав, чтобы ветер не запускал мурашки по коже.
В сосновом бору Шрек унюхал Клыка и убежал играться. Они встречались каждый вечер, и Агата не избегала Матвея. После библиотеки разговоры вертелись вокруг лингвистики, антропологии. Это были любимые темы девушки. Говорила она беспрерывно, но бывали моменты, что замолкала, и мысли глухим эхом тонули в ней. В такие дни Матвей пристально рассматривал её лицо.
– Извините, мне кажется, я попала в интровертную волну, – сказала Агата.
– Ни к чему извинения, – сказал Матвей. – Твои разговоры почти всегда – чистые эмоции – “радости” или “гнева”. Две точки, между которыми почти нет ничего другого.
– А-ха-ха, – Агата почему-то рассмеялась, – анализ всех ситуаций не считается? Я так стараюсь…
– Это просто формат, – Матвей вернул её улыбку во взгляде, – формат, в который ты упаковываешь свою речь.
– В деревне ходят слухи, что… уже многие продали участки, – сказала Агата.
– Да, я слышал, – Матвей нахмурился, потому что не придавал этим новостям никакой значимости. И видя, что Агата не хочет говорить свои предположения до конца, подтолкнул её: – Ну же.
– Марину тоже хотели заставить, – ответила Агата и замолчала.
– И?.. – сказал Матвей.
– Это многих беспокоит… – уклончиво сказала девушка.
– Договаривай, Агата, – сказал Матвей.
Девушка упрямо молчала, отвернувшись в сторону. Она, видимо, сердилась на себя за полумеры. “К чему было начинать?”. Но подчёркнутую Матвеем паузу выдержать не смогла.
– Их покупают для Катерины, вашей супруги. Для её бизнеса, – сказала Агата, – наверное, может быть, это слухи…
– Может быть? – иронично переспросил Матвей. – А кто ещё на примете, кроме Катерины?
– У меня нет никаких доказательств. Никто. Это только слухи, я, возможно, зря их повторяю, – ответила Агата.
– Скажи, тобой руководствует страх, что я уличу тебя в ревности к Катерине… и от этого в желании распространять о ней слухи… или ты так заботишься о “лице” других, не хочешь им навредить, соблюдая вежливые формулировки и растворяя в них ответственность? – сказал Матвей недовольно.
– Но пока нет доказательств… – Агата начинала сердится.
– Ну так в чём проблема? – спросил Матвей, и девушка вдруг почувствовала, что ей нравится этот вопрос. Это лингвистическая игра: один вопрос, но из-за контекста у него сразу два значения! Проблема сказать и смысл того, что необходимо сказать.
– Проблема в том, как покупают, – Агата развернулась лицом к мужчине. – Покупают через обман. Это как социальный хаккинг. Знаете? Ну, когда мошенник обманывает человека, а тот под его управлением входит в свою учётную запись, например, банковского счёта, и переводит мошеннику всю сумму. То есть человек сам всё совершает… Но это мошенничество.
– И Катерина мошенничает? – спросил Матвей.
– Я думаю, что да, – сказала Агата, – но не одна.
– Хм… с кем и как? – Матвей сложил руки на груди.
– С библиотекарем. И, частично, с бабушкой, – Агате загрустила. – Помните нашего библиотекаря?
– Да, помню, – ответил Матвей, – не ожидала, что она может быть причастна?
– Нет… – Агата вздохнула, – глупо, да? То, что людей объединяет один интерес, не значит, что они похожи.
– Хм… а может, её не объединяет с тобой один интерес? Почему ты так решила?– спросил Матвей.
– Но, она… – Агата снова заулыбалась, – она библиотекарь. А-ха-ха-ха… мы так много разговаривали и делали для библиотеки, что мне казалось: книги – её страсть.
– Тщеславие – её страсть. Она работала в библиотеке, выделяясь над окружающими. Книги сохраняют в провинции особый статус. По моим наблюдениям, она охотилась за уникальными «сокровищами». Она получала уважение и элитность, работая в библиотеке.
– А теперь? – спросила Агата.
– Я сначала бы хотел узнать, что ты расскажешь, – сказал Матвей.
– В деревенской библиотеке она работала очень долгое время. И, ну как бы это сказать. Была, словно таксист или бармен. Люди приходили – и многое ей рассказывали. Она иногда обмолвлялась, что в неё скидывают «секретки и не только», но я думала тогда, что она иронизирует о своей роли. И это замечание близко по духу к какому-нибудь писательскому рассуждению про человеческую природу. А получается, надо воспринимать его напрямую. Она знает про местных в округе и городе. Наверное, у неё в голове картотека с профайлами на всех нас. Она знает, у кого какие сложности в жизни, кому принадлежит участок. И использует это. Вот почему она месяц назад встречалась с Катериной на открытии кофейной комнаты. Они придумывают схему, как подобраться к семье. Заманивают, атакуют, участок продаётся. Но стоимость продажи идёт просто по базовой величине.
– Слухи? – уточнил Матвей в отношении цены.
– Нет. Бабушка оставляла документы на столе. Я прочитала, а потом сравнила с рыночными объявлениями, – сказала Агата.
– Но, формально, никаких нарушений… – Матвей задумался.
– Да, но… я понимаю, это сложная ситуация. Может, надо оповестить жителей. Или поговорить с библиотекарем. Как Вы думаете? – спросила Агата, но не дождалась ответа и продолжила: – Я не понимаю…
– Не понимаешь мотива? – Матвей усмехнулся.
– Да, как она теперь тешит своё тщеславие в такой низкой деятельности, неужели она способна на такие вещи…
– Деньги, – коротко сказал Матвей.
– То есть, теперь она выше остальных, потому что богаче? – Агата нахмурилась. – И как быть… Может быть, они перестанут это делать? – спросила Агата, когда они уже направлялись в сторону участков.
– С чего бы им это прекращать, – сказал Матвей и поймал споткнувшуюся о корень в земле девушку.
– Если формально, – Агата начала с уступки своим же опасениям. Мужчина держал её локоть на расстоянии от себя, а она смотрела на него во все глаза и продолжила, – Если формально всё хорошо, то может быть, всё в порядке?
– Не в порядке. – Матвей ответил. – Вопрос в том, готова ли ты вступить в бой и вывести их наружу.
– Зачем вывести наружу? Это же конфликт, – ответила Агата.
– У справедливости одна цель. Виновные должны нести наказание, – сказал Матвей.
– Только так? – спросила девушка
– Да, – ответил Матвей.
– А если конструктивно поговорить, как по правилам переговоров, и они просто перестанут. И всё дипломатично.
– Дипломатично, – Матвей грустно скривил губу. Это было бы похоже на иронию, но он был слишком погружён в свои параллельные размышления о девушке, её желании решить всё «дипломатично».
Вспыхнули тысячи воспоминаний из других миров про дипломатические попытки решать конфликты, и вдруг чреда остановилась, и материализовалось то воспоминание, которое он позабыл совсем. Он подростком стоял, облокотившись о стену в коридоре, гладил голову своему киборгу-собаке. Отец находился у стола в гостинной, положив руку на рукоять кинжала, воткнутого в поверхность. А женщина с голубыми, как лазурь, глазами, в точности как у Михаэля сказала: «Мы можем решить всё дипломатично. Высшие разумы – на то и высшие. Любимый… дай им шанс». Отец посмотрел сыну тогда в глаза в последний раз. Они погибли ещё на подлёте с дипломатической миссией к миру, который придумывал очень хитрые стратегии для выживаемости и накопления богатства. Турнах…
Агата облокотилась на ствол сосны и тихонько дышала, рассматривая мысли, бежавшие на лице Матвея. Сердце сжалось от внезапного понимания чего-то неотвратимого. Момента, когда не обернуть часы тряпкой, заглушая тиканье механизма, не пойти против течения времени. Свершившееся необратимо. Матвей повернул голову в сторону девушки, их взгляды встретились и понимание остановило им мгновение. Он сделал к ней шаг, взял ее упругий локон, сжал. И, сохраняя между ними неизменное расстояние, поднял ладонь, обхватил затылок. Он провел большим пальцем по хрупкой линии, по бархатистой коже шеи к ключице.
– Наказание очень важно, Агата. Безнаказанность ведёт к ужасающим последствиям. – произнес те слова, что его отец должен был сказать тогда матери Микхаэля. Или он сам должен был сказать этим двум взрослым, ослеплённым нежностью и миром.
Девушка шла к Марине, спотыкалась от кучерявых виражей мысли. Прикосновения Матвея вне тренировки запускали в ней пропасть. Она падала. Потом думала: отчего сложно летать в ущелье? И вспоминала об острых краях скал, которые могут поранить крылья. Потом волна чувств припечатывала её на месте, и она останавливалась. Шрек оборачивался и ожидал хозяйку. Во дворе гостиницы стояла Оля и Алеся со своими мамами. Они выходили после чаепития, которое теперь для многих стало традицией. Кофейная комната была отличной альтернативой кафе. Шрек завилял хвостом и весело со всеми поздоровался, Агата тоже разулыбалась навстречу.
– Агатка, – улыбнулась мама Оли. Крупная женщина, такая же боевая и бойкая, – солнышко, вот кому фасон А-силуэта точно подойдёт. И как это твою псину ещё не сожрал тот конь.
– Да они же с детства вместе, дружат, – ответила Агата.
– Ну да, если каждый вечер гулять, то подружишься. Куда уж тут деваться, –сказала мама Алеси.
– А ты всё с Матвеем гуляешь? – спросила как-то утвердительно мама Оли. – а чего? Старики – такая скучная компания.
– Тоже, Оль, скажешь. Матвей младше нас. Да и видный, чего уж тут не погулять, – встала на защиту мама Алеси.
– Да старый он и женатый, а значит, по вечерам, девчонки, гулять надо с молодёжью, – сказала мама Оли.
– Это ещё зачем? Что, шаркаться с кем попало из местных? – скривила губы Алеся.
– Нет, – возмутилась мама Оли, что на неё напали со всех сторон, – а что, женатый – это что, хорошая компания? Надо хлопцев хватать, пока молодые. И с ними богатство это получать. Как Катерина. Она что, мало работала? Она фактически вырастила Матвея.
– А-ха-ха, – рассмеялась Марина, – Катерина получила как раз-таки всё готовое. А что вы обсуждаете?
– Да ничего, Марина. У кого это платье можно заказать, – и родительницы быстро переключились на другую тему, позабыв о сиюминутных рассуждениях.
– О-ой… – Алеся поспешила отойти, девушки пошли по дороге к дачным участкам.
– Ты чего нахмурилась? – спросила Оля.
– Да просто, – ответила Агата.
– Ну, конечно, думаешь приятно, когда указывают на то, что дружишь с женатым мужиком… Но Агата, это действительно «фу-у-у». Чисто с моральной точки зрения. А если с экономической – тоже так вариант, – сказала Алеся.
– Мы просто гуляем. Мы даже не договариваемся, – сказала Агата.
– Не принимай близко к сердцу. Мать ничего такого не имела в виду, – сказала Оля.
– Она может и не имела, но все сразу поняли. Дыма без огня не бывает. И тут всё правильно. Свободные дружат со свободными. Женатые – варятся в своей семье, – сказала Алеся, – и я тут на стороне женской солидарности. Среди свободных есть, из чего выбрать. Не надо поступать, как воровка, зариться на чужое.
– Я не зарюсь, – огрызнулась Агата.
– Никогда не понимала этих женщин и барышень, что согласны унижаться и быть любовницами. Никакого самоуважения. Как будто ради секса готовы поступиться всем, чем угодно, хуже мужиков, – продолжила Алеся.
– Почему хуже? – Агата не поняла этого сравнения.
– Да потому что… это насколько надо быть развратными, чтобы добиваться от мужчины секса? – сказала Агата.
– То есть добиваться денег и красивой жизни через секс – это нормально? А просто любить или просто следовать своей страсти, особенно если она взаимна, нет? – спросила Агата.
– Ну, сдерживаться надо, обуздывать себя. Как бы, – подчеркнула Алеся.
– А зачем? Что плохого в желании, если оно взаимно? Ты же сама собираешься замуж по большой любви, – сказала Агата.
– Именно. Я хочу замуж, – подчеркнула Алеся, – за-муж. Я не собираюсь просто так бегать за парнями, особенно если потом он не женится на мне.
–
Августовское утро начиналось туманами. Холодная трава, прозрачный воздух с полосками на небе, означающими, что природа готовится к засыпанию. Бодрости не было, скорее сожаление и тоска о заканчивающемся лете, свободных днях. Впереди университет, асфальт и расставание. Агата училась в другом городе: не могла выдержать в столичной родительской квартире и недели.
На обрыве она бросила мастерку на траву. В ней кипело желание измениться. Слова подруг, намёки, хитрые схемы библиотекаря жужжали в голове. «Надо себя сдерживать», «интеллект нужен, чтобы обуздывать страсти», «надо…», «надо…», «надо…». Агата хотела смириться, а серые чувства наполняли её. Неуверенность сковывала: «Я хочу быть обыкновенной, такой же, как и остальные, хочу, чтобы мне нравились вещи, как остальным, я хочу желать вещей, как остальные: богатого принца, машины, внимания, чего там ещё… Я хочу гордиться тем, что умею готовить. О, чёрт, я же умею готовить. Тогда вязать или делать маникюр. У меня никогда не было парня, я избегаю их, вся эта влюбленность – попытка сбежать, ведь так легко быть чьим-то поклонником. Идеальный образ недостижимого человека, идеальные мечты. Так легко быть поклонником: ничего реального не надо делать, только вздыхать и упиваться эмоциями, как растение питается солнцем. Так легко и так унизительно. Неразделённая симпатия – есть в этом что-то жалкое. Слабое». И остальные мысли, почему её не выбирают. Может быть, она недостаточно красивая, может быть, недостаточно лёгкая, может быть, в ней нет кокетства, она так старается обычно, что чувствует, как с первых минут её относят во френд-зону. А может, это просто всё не для неё: молодость… она чувствует себя старушкой, взрослой и упустившей самую суть. Она «старая дева», да все факты (и её чрезмерно богатая воображением жизнь на фоне домоседства – как главный аргумент) говорят именно об этом.
– Чёрт, – ругнулась девушка, и глаза её застелились зеркальной гладью, закрыли доступ к тому, что она чувствует. – И пусть так.
Они встретились с Матвеем взглядом, она перекинула свою косу назад, встала в позицию. Мужчина не ответил. А бой не начинался. Агата прикрыла глаза, повторяя себе, что она не разрыдается, что она сильная, что она заслуживает то, что с ней происходит.
– Я не буду жертвой, – тихо сказала она, – я выбираю не быть жертвой.
– Хорошо, Агата, – ответил Матвей.
– Вы обещали мне, что если я смогу Вас победить на спарринге, то Вы мне сделаете подарок, – сказала она.
– Да, – сказал Матвей, – всё так.
– Вы сказали, что обучите меня приёму удара «любви». Прямого удара в сердце, после которого оно останавливается.
– Да. Обучу. Но для этого нужно победить, – Матвей подтвердил, – ты уже выбрала, чьё сердце будешь останавливать?
– Выбрала, – сказала Агата.
– Тогда я желаю тебе сегодня удачи, – сказал Матвей.
– К сожалению, но она понадобится Вам, – ответила Агата.
– Хм-м… – Матвей усмехнулся.
Удары захлопали эхом в утренней тишине. Агата изучила противника, знала его ответы на её выпады наперёд. И когда Матвей понял, что «предсказуем», то уже улыбнулся полностью. Он остановился и сбросил футболку, девушка скривилась:
– Решили грязно играть, – сказала она.
– Почему же? – парировал наигранным удивлением Матвей.
– Отвлекать меня своими красивыми мускулами, – сказала Агата.
– А ты отвлекаешься? – спросил Матвей.
– Заставлять меня бить прямо в тело, а не по одежде. Вы же знаете, что я…
– Именно, ты должна не боятся бить прямо. Ты отлично изучила меня, используй это, чтобы победить, –сказал Матвей. – Хотя, может, сегодняшний бой действительно жаркий, и мне приходится снять футболку.
– Это комплимент? – Агата нахмурилась. – В середине боя? Нет…
– Правильно, Агата, – сказал Матвей и перешёл в нападение.
Девушка уворачивалась, как кузнечик, блокировала удары, а он загонял её в угол, вынуждал нападать в ответ, бить в открытые участки тела. Так Агата не хотела.
– Защищайся, держи периметр, – говорил Матвей. – Не просто уворачивайся! Атакуй, это тоже защита.
Они остановились, и мужчина подошёл к девушке. Она упёрла руки в колени, но с его приближением встала. Вокруг них поляна превратилась в вытоптанный круг: они дрались неистово. Её скорость держала его в тонусе весь бой. Она уже не была такой беззащитной, как при битве с Серпентином, но всё же отказывалась наступать открыто, намеренно доводить свои атаки до победы. Она хотела «дипломатического решения боя», чтобы они просто классно подрались, он бы её похвалил и присудил бы ей выигрыш за старания и качество борьбы.
– Бей в наступлении, – сказал Матвей и протянул ладонь, показывая, чтобы девушка протянула и положила свою в неё.
Агата медленно поднесла руку, Матвей по очереди складывал её пальцы в особую фигуру, потом взял предплечье и согнул её руку. А после медленно выпрямил к себе в грудь. Повторил ещё и ещё раз.
– Никуда от этого не деться. Придётся бить. Мне как-то тоскливо произносить эти максимы, но в оборонительной стратегии тоже приходится бить, отвечать и делать контратаку. Иначе тебя просто загонят, пока не закончатся силы. Победа за результат, – сказал Матвей и просто встал, скрестив руки.
И тогда Агата кивнула, что поняла и приняла.
– Изучи и победи, – она смахнула со лба пот и встала в позицию, потом сделала шаг, вскрикнула, схватившись за сердце, резко упала на землю.
Матвей тут же подбежал к девушке, присел на колено – и просто не успел. Агата моментально очнулась, ударила по щеке для дезориентации, а потом, из нижнего положения, схватила его за шею ногами, повалила на землю под себя. Колени сжимали его голову, а замершие руки показывали, что следующий удар отправит его в нокаут.
Он лежал на земле, обескураженный её неожиданной атакой, просчитанной и исполненной на такой скорости, что если бы уворачивался, то он мог бы нанести ей рану.
– Победа? – спросил Матвей и довольно улыбнулся.
Агата сделала то, чего он добивался: атаковала его, поняла его слабое место. Соперница расслабилась, выдохнула от напряжения и села сверху ему на грудь, упёрлась руками в землю. Лёгкие хотели воздуха, мышцы горели и скручивались от боли. Она сделала глубокие вдохи, а после снова застыла в напряжении. Матвей провёл ладонями по её бедрам и положил их на талию. Щёки вспыхнули огнём, губы приоткрылись и… Агата полетела в траву. Матвей бросил её от себя, словно надувной мячик. Она полетела вверх, он сгруппировался, словил её на лету, бросил на землю и придавил сверху так, что малейшее движение – и позвонки на её шее захрустят в переломе.
– Но не окончательная, – сказал он.
– Зуб за зуб? – констатировала Агата. Они поднялись. Проигрыш отозвался очередным приступом недовольства к себе.
– Вот поэтому я и не хочу «бить», – сказала Агата с горечью, – нужно быть жестокой, чтобы бить по слабому месту противника. Это нужно для победы, и это очень жестоко!
– А тренировка ещё не окончена, – сказал Матвей холодно, – почему ты себя оправдываешь? Получи то, что хочешь.
– Но я… не могу получить этого, – сказала смущённо Агата.
– Тогда ты проиграла, – они поклонились.
Агата подняла мастерку и, не глядя в сторону Матвея, пошла к участку. Усталость щитом легла на сознание: ей было всё равно, а мысли и эмоции ушли.
– Постой, – сказал Матвей. Он оказался близко. В руке девушки оказалась коробчка. Отщелкнулась крышка и перед ней засверкал медальон: белая платиновая цепочка с широкими кольцами удерживала пластину, на ней чёрными скобами был закреплён сапфир треугольной формы.
– Это был отличный бой. Спасибо, – сказал Матвей, и Агата, как ребёнок, разулыбалась. Сейчас он впервые открыто улыбнулся ей навстречу.
