Аалека Вальц
Междумирье
– Не понял, – Михаил нахмурился, а Агата закусила губу, пытаясь собраться и рассказать доступнее.
– Ты знаешь, что люди, иногда вследствие травм и сопровождающих эти травмы событий, теряют память. Пропадают воспоминания или полностью, или частично, в зависимости от того, как сознание решает защитить индивида. Цель сознания – сделать возможным наше существование. Плохие моменты мы помним, чтобы в будущем не испытывать их вновь – это маячки, ограждающие нас от боли. Мы стремимся к счастью, грубо говоря, к тому состоянию, когда не будет тревоги. Это повышает выживаемость. Мы помним плохие моменты слабой интенсивности: горячая плита – не трогай, грубый человек – не разговаривай, прогул урока – домашнее наказание. Но если происходит что-то в крайне степени плохое, настолько болезненное, что испытай такую боль ещё раз – можно погибнуть… И тогда сознание включает защиту, например, стирает неудобные эпизоды. Первый раз со мной произошло это несколько лет назад. Но я, – она прервалась и отдышалась, – не хотела “не помнить”. Я хотела… свои воспоминания обратно. Знала, что они у меня есть. Это был мой логический вывод. Иначе… не важно. Я восстановила память. Что-то было стёрто. А что-то (самое сложное) было изменено. Ты знал, что мы помним не само воспоминание, а своё последнее “воспоминание о нём”, копию. И тогда я заметила, что события не просто переписаны, перепридуманы мной. Они соединены с похожими событиями, но более удачным, счастливыми, либо просто два-три события, как одно. Были даже куски, смешанные с кинофильмами. Я, как реставратор, убрала все фальшивки. Понимаешь? – Агата взглянула на Михаила.
– Да, и…
– И… сейчас я чувствую, что вспоминаю фальшивки. Их очень мало, но я не доверяю им. Я не “Не верю” тебе. Просто, у меня каша в голове из разных круп.
– Теперь кое-что понятно, – он помолчал. – Значит, события сдваиваются?… Хм, – Михаил зло усмехнулся, – проблемы только начинаются. Пойдём вместе. Теперь шанс того, что я мерзавец, повышается. Не так ли?
***(3) цап-царап. не уйдёшь из наших лап
Больница за бетонным забором с ромбиком располагалась на окраине, недалеко от речного порта. Привычное советское здание в четыре этажа прямоугольной формы выполнили с изюминкой. Архитектор использовал для лестницы центрального входа мрамор. Белоснежная балюстрада опоясывала круглое просторное крыльцо, а периметр здания украшали пилястры с ордерами коринфского стиля. Аллея высоких тополей и каштанов, ведущая пациентов от КПП до главного входа, скрывала вид на потрёпанный забор. Видимо, её живописность и стала причиной чудной архитектурной придумки. Деревья остались с дореволюционных времён, пережили многих, но их листья не шумели грустью, не напевали мелодию покоя. Напротив, лиственные гиганты стояли памятниками победы в обстоятельствах, где ничто не зависит от них. Жизнь продолжится.
Агата спешила. Внутри они поднялись на третий этаж. Михаил отставал на пару шагов, переписываясь по телефону. Нервозность девушки гулко передавалась в шагах, повторяемых эхом пустого и погружённого в полумрак коридора. Деревья дарили тень и прохладу не только на улице. Они также закрывали единственное окно в конце этажа. Медсестры на больничном посту не было, у некоторых дверей палат стояли тележки с едой. Обеденное время. Агата на ходу читала таблички на дверях, цифры менялись, а коридор почти заканчивался. Оставалось несколько помещений. Вот наконец-то двери с надписью “ординаторская”. Девушка остановилась, чтобы отдышаться, тихо постучала и с порога спросила разрешения войти. Доктор улыбнулся:
– Быстро Вы. Решили ещё полежать у нас? – он отложил больничные карты и пригласил её внутрь.
Скромная комната больше напоминала учительскую. Лакированная мебель из тёмной ольхи, пузатые шкафы со стопками документов и медицинских карт, кипа журналов и целая паутина проводов. Розетки и место, где современная техника могла расположиться, находились в разных местах. На стене показывал новости телевизор.
– Нет, – улыбнулась в ответ Агата.
– Что-то случилось? – и тут врач увидел в коридоре уже разговаривающего по телефону Михаила. – Вы что, приехали с ним?
– А? Да… – Агата покраснела, запнулась, – я бы хотела забрать выписку. И Вы так мне и не рассказали. Помните, мы договаривались поговорить, когда я поправлюсь?
– Да, – он подошёл к столу в поисках карты девушки, – вот Ваша выписка.
На сером листе буквы мелким бисером наскакивали друг на друга. Врачебный почерк – практически врачебная тайна. Агата в нетерпении выхватывала знакомые слова, пытаясь определить по структуре обследования, где написано про насилие.
– Что хотите услышать? – врач сложил руки на груди.
– Как я сюда попала… – руки дрожали, и чтение выглядело совсем бессмысленным.
– Ты попала сюда с отравлением. Кто тебя привёз, я не знаю. Меня вызвали из дома в 4 утра. Ты была бледнее снега, вся в крови и блевоте, с судорогами.
Агата почувствовала, как икры ног закололо от напряжения. А доктор продолжал вбивать в нее факты медицинского обследования:
– На твоих запястьях были синяки, на затылке прощупывалась гематома. Мы тебя откачивали несколько часов. А потом тебе резко стало лучше. В твоей крови нашли интересное вещество. И знаешь, у кого его ещё нашли?
– Укого? – тихо спросила Агата, под негодующий хруст челюсти мужчины.
– У этого типчика в коридоре. Оказывается, к обеду он тоже поступил сюда, ему делали перевязку на нос. Хоть тут и захолустная провинция, но кровь на анализы взяли и у него, так, на всякий случай. И, может хочешь узнать, что это за вещество?
– Да… если можно, – сказала Агата шёпотом.
– Это синтетический наркотик, его принимают в очень небольших количествах. Он повышает либидо, снижает сопротивляемость желаниям, раскрепощает.
Агата впервые встретилась с ним взглядом.
– Если добавить вместе с седативными, то можно получить мягкую, тёплую, но готовую физиологически, живую куклу для секса, – не стал миндальничать молодой врач, называя всё своими именами.
Агата дрожащими руками сложила начинающий рваться листок в целлофановый пакет с телефоном, который носила с собой.
– Но тебе не повезло, – он не сбавлял обороты, – тот, кто дал тебе эту смесь просчитался с дозировкой – и практически убил тебя. Спасло две вещи: крепкий физически организм и чудо, что ты получила медицинскую помощь.
Агата молчала. Страх, вызванный тоном и ненавистью в голосе доктора, мешал ей задать самый главный вопрос.
– Но тут ничего не написано про… близость… насилие…
– А ничего и не может быть написано, – врач облокотился бедром о стол, – мы получили труп, пытающийся выплюнуть своё нутро. Никто не осматривал тебя с гинекологической точки зрения. Если бы померла, тогда патологоанатом сделал бы процедуры. Но мы не вызывали гинеколога. Ты была не в том состоянии, на грани смерти. Я зафиксировал все синяки. Если хочешь, можешь сходить в смотровую. Но, скорее всего, уже поздно, прошло четыре дня. Своё мнение высказывать не стану. Но рекомендовал бы тебе держаться от этого типа подальше. Только дурак не сложит дважды два.
Доктор старался говорить резко, хотя девушку ему было жаль. Красивая, наивная, сколько ещё она проживёт в режиме беспомощности? Сейчас она попала под жернов желаний богача, а завтра?
– Но… – её вопрос прервался выпуском финансовых новостей.
Агата обернулась в удивлении – интересный канал для медицинской ординаторской. И вздрогнула: пакет завибрировал и стал издавать громкое тональное пиликанье. Вытащив агрегат звуковых пыток, прочитала на оранжевом дисплее “Катерина Анкельсон”.
– Простите, я лучше отвечу.
– Конечно, если ещё понадоблюсь – весь в твоём распоряжении.
Агата нажала зелёную кнопку принятия звонка и нерешительно сказала:
– Да-а-а? – её взгляд зацепился за горящую строку эфира.
На рынке акций случился переполох. Один из разработчиков игр стремительно терял свои позиции. Ведущий называл причиной слухи о потере патента компании, а также пошатнувшийся авторитет его владельцев…
– Агата, Агата… ты меня слышишь? – раздражённый голос Катерины перекричал телевизор.
– Да, я слышу. Здравствуйте. Бабушка, видимо, забыла свой телефон.
– Девочка, где ты?
– Я в больнице.
– Тебе опять стало плохо? Я встретила Алесю и Вику, они рассказали, что ты вернулась домой. Но дома тебя нет, твоя бабушка в недоумении. Что случилось?
– Ничего, просто я вернулась, кое-что забыла.
– Я скоро подъеду, Агата, я понимаю, что у тебя сложный период. Ты попала в чудовищную ситуацию. И поверь, я понимаю, что ты чувствуешь. Я понимаю твой страх. Твою растерянность. Но не переживай, я смогу защитить тебя и помочь.
– Защитить от чего? – Агата спиной выходила из комнаты, чтобы иметь возможность продолжать смотреть новости.
Доктор и Михаил оставили свои дела и каждый со своих мест тоже с напряжением слушали репортаж.
– Агата… Агата… оставайся в больнице у врача Неминкевича, я уже выехала. Мы должны действовать сообща, и тогда ты сможешь восстановить своё имя и хорошее отношение. Я твой единственный союзник… ты должна поступить правильно…
– Да… Конечно… Извините… – и она отключила телефон.
Видеоряд репортажа переместился к офису компании, вокруг которой бушевал шторм финансовых неурядиц. Наперебой голосили репортеры, отдельными частями слышались вопросы о раскрытии технологии, что долгие годы давала компании лавры лидера на рынке. И вопросы о некотором семейном кризисе. Репортёры обступили владельца. Он говорил низким голосом: “Нашим акционерам не стоит беспокоиться: мы держим ситуацию под контролем. Игрокам также. Эта ситуация не отразится на них”.
“А правда ли, что Ваш брат и совладелец компании находится под арестом? А что стало причиной?” – спросил один из журналистов.
Волосы дыбом встали у Агаты на руках. Обернувшись, она встретилась взглядом с Михаилом, потом снова взглянула на телевизор, а пальцы сами разжались. Пакет и телефон с грохотом рассыпались на полу. Врач и Михаил мгновенно подошли помочь их собрать.
– Я вызову полицию, – сказал Неминкевич Агате. (Точно, у него был бейдж на халате).
– Хотите меня арестовать, – ухмыльнулся Михаил, передавая девушке собранный телефон.
– Агата, оставайтесь тут, я смогу… – но Агата не слушала, она выбежала из кабинета и поспешила к выходу.
Стало слишком тесно и душно, паника, поднимаемая разговорами, намёками и всплывшими воспоминаниями, гнала её по коридору. Сначала она побежала к боковому выходу, чтобы выбраться наружу со служебного входа. Спустилась вниз, но двери оказались запертыми.
Поднялась на второй этаж, дёрнула дверь и ввалилась в коридор. Тяжёлая громадина с резной ручкой открылась со скрипом и, не успела Агата протиснуться, как доводчик двери подтолкнул в спину. Тут было хозяйственное крыло, дальше следовала гинекология, лаборатория и выход на центральную лестницу. Из кабинета вышла молодая врач.
– Что за шум? – строго спросила сидящую на корточках девушку, и они вместе пошли в небольшой светлый холл у лаборатории больницы.
Окно процедурного кабинета выходило на сторону центрального входа в больницу. Девушки от увиденного переглянулись. На улицу спустилось неожиданно много пациентов и медперсонала. Разговаривали о какой-то приехавшей прессе в белом микроавтобусе. Всем было интересно поглазеть, что стало поводом. Толпа гудела и встречала журналистов, узнаваемым по фотоаппаратам на груди и мохнатым микрофонам.
– А как можно выйти еще? – спросила Агата.
– Никак. Если летать не умеешь, – сухо ответила врач.
Агата заплела волосы в пучок и попробовала выбраться из больницы на свободу. В единственном выходе люди стояли плотно. Аккуратно используя каждый миллиметр, она пробиралась по стеночке к улице. Никто не обращал внимания, пока один из мужчин не закричал:
– Вот она! – и разом все повернулись к девушке.
Журналисты начали включать портативную камеру и очень близко подносить к лицу микрофоны. Невысокий светловолосый мужчина пробирался к ней, крича вопросы:
– Почему Вы оказались в больнице? Правда, что Вы стали причиной распада семьи Анкельсонов? Как Вы себя чувствуете… Где сейчас Михаил? Вы – охотница за состоянием? Вас изнасиловали, Вы будете писать заявление?
В толпе галдели:
– Хто такой Анкельсон?!
– Да богач местный.
– А чего он на девок лезет?
– Да кто там лезет! ещё одна лахудра хотела охомутать…
Агата развернулась, чтобы пройти назад, но и там стояли пациенты.
– Пожалуйста, разрешите пройти, – сказала девушка.
– А чего эт пройти. Отвечай на вопросы, – закричали в толпе и толкнули её обратно к камерам.
Она закашлялась, журналисты продолжали задавать вопросы. Агата поворачивалась в разные стороны, но люди подходили всё ближе и ближе. Паника нарастала, вопросы и насмешки усиливались. Вдруг запястье больно сжала костлявая рука в кольцах, ухватили крепко.
– Уважаемые господа, – Катерина заголосила своим медовым тоном, и гомон прекратился.
Женщина в белом брючном костюме с идеально уложенными волосами и улыбкой, полной наивного расположения к окружающим, обняла Агату за плечи.
– Девушка сейчас нуждается в отдыхе и реабилитации. Но вы сможете задать свои вопросы после. Свяжитесь с моим секретарём Алесей. А пока, я рада, что вы прибыли в наши края. Прошу вас, располагайтесь и наслаждайтесь волжской природой, замечательной едой. Передаю вас в распоряжение Алеси. Милая, организуй комфорт гостей. А вам. уважаемые пациенты – скорейшего выздоровления. И, конечно, низкий поклон медперсоналу, за то, что стоите на страже наших жизней. Наш фонд отблагодарит вас не только на словах.
Она взяла более высокую Агату за руку и повела через расступающуюся перед ней толпу.
– Чуть успела! – воскликнула Катерина, улыбнулась, заглядывая в лицо Агате, и решительно повела за ворота больницы.
Асфальт был усыпан ямами. Одуванчики золотились по краю, а топкая, не просыхающая даже в жару земля лоснилась влагой. К огромному удивлению, возле шлагбаума уже стояла припаркованная милицейская машина аукшинского отделения. Доктор только недавно угрожал – а сотрудники уже тут как тут. Агата, чтобы иметь возможность отвернуться от Катерины, специально споткнулась о край ямы и закашляла. Приступ начался с новой силой, она немного перестаралась. Катерина не была предупредительна, так же, как и Михаил: ни салфеток, ни воды не подала, лишь нетерпеливо постукивала каблуком и посматривала в сторону больницы. Михаила Анкельсона выводили два сотрудника в форме, он был спокоен и искал взглядом девушку. Предчувствие недоброго охватило Агату: убегала от леопарда, а попала в лапы тигрицы.
***(4) кредитор Аукшино
Машина приятно заурчала, и они с Катериной тронулись в путь.
– Алеся доберётся сама, – сказала Катерина, – твоя бабушка прекрасно справлялась со всеми задачами. Но возраст, Агата. Ты же понимаешь, что любое потрясение выбивает из колеи. А, кроме обыкновенной рутины, сейчас самый настоящий кризис. Но мы с ним справимся, правда же?
Агата просто повернула голову в сторону женщины.
– Александра Владимировна – незаменимый человек, но пока всё не образуется, ей лучше меньше волноваться… Да?
Женщина ехала быстро, иногда цыкала, и на мгновение брови встречались на переносице, но тут же разбегались, словно оттолкнувшиеся магнитики с одинаковыми полюсами. Никаких морщин! Встречающиеся по обочине дорог велосипедисты или прогуливающиеся группы заставляли снижать скорость, поэтому молчание Агаты она воспринимала как естественное. После продолжала разговор:
– Твоя семья, Агата, отличается редкими качествами. Почти утраченными в современном мире: достоинством, нравственностью, честью. Люди сейчас разучились поступать по доброте, мир бизнеса жесток. Там ходят по головам, не просто друг от друга избавляются, а закатывают бульдозерами в асфальт. В переносном смысле, конечно, – Катерина, рассмеявшись, посмотрела на реакцию девушки. И удовлетворившись тишиной и задумчивостью, она одобрительно кивнула: – То, что с тобой случилось, это не редкость. И ужас ситуации в том, что для тебя социальный мир, считай, похоронен, но ты для мира – ничто, пылинка. Люди, как ты видела, журналисты, они сделают на тебе деньги, отработают свой восьмичасовой день, получат премию к командировочным. Пациентам просто будет о чём молоть языками вместо телевизора, но потом они забудут… до тех пор, пока ты не пойдёшь искать работу. На тебе уже клеймо, ты помечена. И я, как руководитель, скажу: да, я понимаю, если твоя карьера не сложится, если тебе после работы будут делать намёки и предложения, от которых дома ты будешь в ванной сдирать свою кожу в кровь, только бы отмыться, только бы отстраниться. И, если влюбишься, то родители парня будут задавать вопросы, и их тоже можно понять. Они любят своего сына, они вырастили его хорошим, достойным любви. А кто ты? – Катерина мельком взглянула на Агату. – Кто ты? Почему такая ситуация произошла с тобой? Это случайность? Я скажу тебе, что только родные и любящие готовы верить в случайности… Прости, я понимаю, насколько тебе больно слышать эти слова.
И женщина дотронулась до ладони Агаты. Она оставалась безучастной.
– Холодная рука. Они у тебя всегда такие?
– Часто, – сказала Агата.
– Видишь, – Катерина выдала улыбку “тепла”, – близкие люди готовы принимать друг друга такими, какие мы есть. И никогда не бросать в беде. Мы сможем с этим справиться, Агата. Я гарантирую, с тобой не случится ничего из описанного, – и опять рассмеялась. – Мы будем счастливы, будем провожать тебя к алтарю к самому прекрасному на свете парню, и твоя жизнь будет безоблачной. Мы победим прошлое. Мы друзья.
– Друзья? – прошептала Агата.
– Конечно! Возможно, ты сомневалась в этом. Да что там, может, просто не задумывалась. А сейчас видишь, что друзья познаются в беде! Я помогу тебе. И ты сможешь отплатить мне такой же дружбой. Помочь мне. Нам стоит держаться вместе против этих Анкельсонов....
Беседа в этот раз оборвалась с неловкостью. Катерина ждала ответной реакции, но прошло несколько минут в тишине. Машина скоро неслась по дороге. Берега, покрытые травой, выгоревшей на палящей жаре до жёлтого цвета, пестрели фиолетовыми цветами с плохо запоминаемым названием “Агератум Хоустона”. Пыль, поднимаемая колёсами, застывала прямо у обочины, безветрие не гнало её на луга. А ватные облака отражались в реке и лобовом стекле машины.
– Агата? – начала Катерина без улыбки. – Почему ты молчишь? Знаешь, мне сложно понять, о чём ты думаешь. Мне хотелось бы, чтобы между нами не было недопонимания. Понимаешь?
– Да, – ответила Агата.
– Я бы хотела, чтобы ты доверяла мне, – она посмотрела в сторону девушки, безотрывно следящей за дорогой. – Так что скажешь?
– Я ни о чём не думаю, – Агата помолчала и дотронулась до лба. – Признаться, Вы говорите, а я слушаю. Немного болит голова.
– Ах, вот как, понимаю, – закивала женщина. – Скоро приедем, и будет возможность отдохнуть. А скажи, что ты помнишь с фестиваля?
– Только фестиваль.
– А потом?
– Ничего.
– Понятно. Это объясняет, почему ты была с Михаилом в больнице. Как вышло, что вы были вместе?
– Он предложил подвезти в город. У меня не было денег на автобус, я и согласилась, – Агата повернулась к боковому стеклу. – А что с ним будет? Почему его арестовали?
– Это временно. Скорее всего, с его изворотливостью и связями, он выйдет очень быстро, – Катерина поправила выбившуюся прядь. Её она сначала подкидывала вверх, чтобы она зацепилась и приклеилась к остальной причёске, но напрасно.
– Но мы сможем выкроить время. Ты заметила, что его забирали в наше местное отделение. У меня там друзья, – её тон механически расставлял эмоциональные акценты. – Хорошие люди, с сердцем. Им не нужна бумажка, чтобы посадить преступника, они не станут ждать бюрократического маховика. И они очень тебе сочувствуют. Все мы тебе очень сочувствуем. Поэтому и решили помочь.
В этот раз Катерина повернулась к Агате с оскалом, на секунду показалось, что лицо женщины перерыто морщинами от усталости, борьбы, гонки и просто маниакальной целеустремлённости. Под ребрами неприятно заныло, и Агата подумала, что стоит натянуто улыбнуться, поддержать “дружбу”, но не стала.
– Все, – и голос Катерины сорвался, отчего она мило посмотрела на Агату, извиняясь за свой некрасивый промах, – Ми-ха-и-л. Все мы мечтаем о любви и прекрасном замужестве. Алеся, Вика, ты, я. Все. Никто не становится исключением. И, да, бывает модно придумывать, что вся “эта социальная программа” – пережиток прошлого, но поверь мне. Я понимаю, о чём говорю. Каждая хочет увидеть в глазах любимого человека ответное желание. Хочет упасть в объятия, хочет по утрам улыбаться за чашечкой кофе, кутаясь в его рубашку. Каждая хочет назваться женой любимого… Я расскажу тебе секрет: у меня есть любимый человек. И это не Матвей.
– Матвей? – Агата впервые оживилась и повернулась к Катерине, на что та самодовольно хмыкнула.
– Да, это не Матвей. Это моё солнце, моя любовь, земная и небесная. Я люблю его так, что готова расколоть мир надвое, если он перестанет любить меня. Да, у нас… взаимное чувство. Нас многое объединяет. Страсть, ум, сила характера… И конечно, ты спросишь, как такое может быть? Матвей мой муж. Я не изменяла ему никогда. Моя любовь завершилась с моментом, когда я произнесла брачную клятву. И Матвей… он, ну знаешь, наш брак был хорошим, наверное. Я могла делать всё, что захочу. Развлечения – пожалуйста, быстро надоели, хобби – никаких преград. А потом я захотела что-то для души, своё. Надоело быть куклой. Захотелось творить, помогать, видеть результаты своего труда. Матвей поддержал, научил. Он никогда не препятствовал, может, даже где-то я всегда чувствовала в нём защиту, опору. Я встала на ноги, стала цельной, стала собой, я вдохнула в своё дело жизнь, и моё дело стало моей жизнью. Это самое дорогое, что у меня есть, что я готова защищать до последнего вздоха.
– Как и Вашу любовь? – спросила Агата.
– Любовь? – удивилась Катерина, а потом вспомнила что-то и ответила: – Да. Конечно. Это всё связано. Это две половинки моей жизни. И наступил момент, когда я хочу соединить их. Сделать свою жизнь абсолютно счастливой. Ведь мы все заслуживаем счастья. Да. Я… я заслуживаю счастья. Но ты же понимаешь, что реальность другая. Поэтому, я хочу бороться до конца. Поэтому я хочу развода. И мне нужна твоя помощь….
– Я не понимаю… – сказала Агата. – Вас считают счастливой парой.
Анкельсонов считали не просто счастливой парой, а идеальной. Откуда взялось такое мнение, сложно было сказать, ведь они не жили напоказ. Напротив, их чаще видели порознь, чем вместе. Возле Катерины активно сновали ухажёры, расчётливые чины и бизнесмены, поклонники (и не только мужчины). Небесного цвета глаза делали заурядное лицо интересным, а стиль и дорогие бренды гарантировали силу её власти.
Женщины подражали ей в одежде, манере улыбаться. Она всегда привлекала внимание и, быть может, вызывала бы зависть и ревность. Но Катерине обычно удавалось разыгрывать карту “невинной беспомощности”: её оберегали, защищали, верили, как ребёнку. Возможно, поэтому многие и не замечали жестокости и расчетливости в её поступках.
Агата поправила ремень безопасности, он до красноты натёр ей ключицу. Она поняла, что не находит воспоминаний, которые бы показали, что они “счастливая” пара. “Мы все в посёлке просто одалживаем её суждения. Она как кредитор – “ссуживает” нам свои идеи. Они просто семейная пара. Откуда ореол счастья…?”
– Ох, ладно, – махнула Катерина. – Конечно, ты представляешь Матвея таким прекрасным, чистым, благородным. Но он Анкельсон, а значит, всё не так просто. Я не могу развестись, не потеряв своего дела. Если я просто разведусь, то мой бизнес будет разрушен.
– Почему? – удивилась Агата.
– Потому что! – вспылила Катерина. – Потому что такими были условия нашего брачного контракта. Но тогда у меня не было бизнеса, и я даже и не собиралась им заниматься. А теперь ситуация иная. И мне есть, что терять. Матвей заберёт его.
– Но если он Вам всегда помогал, какой смысл забирать… А Ваш любимый человек? Может, он станет ревновать, что Вы продолжаете работать в компании, которую выстроили с первым мужем.
– Ха-ха. Не знаешь ты ещё мужчин. Никто не станет возражать, если ты сама себя обеспечиваешь не просто на прическу, но и дом можешь купить. И сам Матвей не такой пупсик, как рисует твоя головка в облаках. Он… – но слова не сложились, и Катерина замолчала. А потом резко спросила: – Что у вас с ним было?
– С кем? – удивилась Агата, погружённая в свои размышления.
– С Матвеем! – Катерина начинала закипать от её медленной сообразительности.
– Ничего, – ответила Агата, – я не помню ничего особенного. Может, мы тренировались вместе, разговаривали иногда.
– Вот ты сейчас уверена, что говоришь мне правду?
– Да…
– Агата, – Катерина резко затормозила и, пытаясь успокоиться, сказала: – Мы ведь договорились, что мы друзья. Я рассказала тебе самый личный, секретный из секретов. Пожалуйста, не надо меня обманывать.
– У меня нет причин Вас обманывать, – сказала Агата, выдерживая проверочный взгляд “сверло-детектор лжи”. И машина поехала. Медленно, как и мысли Катерины, просчитывающие шаги беседы.
– Я тебе не верю, – произнесла она жёстко, – ты врёшь мне. Я знаю, мой муж поимел тебя. Будь я другой, ты однозначно пожалела бы, что даже свои глазёнки в его сторону поворачивала. Но я другая, – и опять этот одиночный актёрский смех.
Молчание наполнило салон. Звук шин по гравийной дороге означал, что скоро завершиться пыточная поездка. Однако, Катерина продолжала, уже осторожнее, искуснее подбирала слова, будто пощёчины раздавала:
– Он поимел тебя. Я, может, и не люблю Матвея той великой любовью, но я прекрасно его знаю. Я знаю его характер, я практически уверена, что он сделал это у меня под носом. Решил – и не оглядываясь, не раздумывая, сделал это. Тебе было приятно, девочка?…
Агата подумала, что бежевые и шоколадные оттенки идут только очень уверенным в себе людям, например, в салоне машины Катерины кожа сидений была терракотовой, а поверхности приборных панелей – цвета слоновой кости. Жаль, что ноги так вспотели. Кажется, включён подогрев сидения, и автоматический климат-контроль не спасает от искусственной жары. А в жару думается хуже. Любой отвлекающий фактор загружает внимание, невозможно сконцентрироваться, появляется одно желание: сделать то, что требуется, и выйти.
Каждое слово Катерина произносила уверенно и твёрдо, словно втыкала сейчас иголки в куклу Вуду: вот здесь будет больно, и здесь, и тут отличное местечко:
– Как любовник – он лучший из всех, с кем у меня когда-либо был секс. А секса у меня всегда было в достатке. И он не сожалеет о своей измене. Но знаешь, Матвей – мой муж. А ты сидишь тут рядом, как последняя шлюха. Почему шлюха? Нет-нет, я не обзываюсь. Но подумай сама: и Матвей, и Михаил имели тебя, как хотели, только что денег не заплатили. Миша даже постель тебе не расстелил… просто задрал юбку и отымел в траве над обрывом.
Машина въехала на участок. Катерина остановилась, подышала и снова взяла девушку за руку.
– Агата, ты можешь отомстить им. Можешь отстоять себя.
– Как? – спросила девушка. – Ведь если он сделал меня шлюхой…
– Мы отмоем твоё имя. Вернём справедливость.
– Да, это было бы здорово, чтобы всё было по справедливости.
– Иди отдыхай. Потом сходим в милицию, напишем на Михаила заявление, чтобы уже посадить надо-о-о-лго, а потом встретимся у меня дома. Соберём все улики, свидетельские показания гостей, свидетельские показания по супружеской измене с Матвеем. И знаешь, – её озарила идея, – мы используем приехавших журналистов! Как говорят: если тебе выпали лимоны – сделай лимонад. Мы запишем передачу и про Матвея. Огласка – это сильный ход. Мы выиграем.
– Что именно мы выиграем?
– Ты выиграешь своё имя. А я получу развод. Только доказательство измены Матвея может позволить мне сохранить свой бизнес. И даже получить часть его, в компенсацию за моральный ущерб….
– Хорошо, я приду к Вам завтра.
Катерина не ожидала такого ответа, искренне заулыбалась, и тоже решила выйти навстречу бабушке Александре Владимировне.
– Иди в дом, – сказала пожилая женщина внучке, когда та вышла из машины.
– Александра, перестаньте. Всё будет хорошо! – и женщина от радости обняла свою компаньонку. Бабушка расцвела, как ребёнок, получивший подарок.
Об Агате не вспомнили. Шрек на участке не появился.
