Анна Панкратова
Кладезь погибших сюжетов
– Пообещай, что будет жить дальше, а не ждать меня, – прошептал Клаус, гладя ее по спине. – Я не против, если ты будешь спать с другими, когда я умру.
– Ни за что, – серьезно ответила Блэр, не представляя теперь, как смотреть на других мужчин.
Сюжет 7
Кто же она такая?
Дафна Максвелл брела по длинному коридору третьего этажа особняка, мучаясь от головной боли. Ее мутило, затылок ныл, а перед глазами появлялись смутные видения. Она отмахивалась от них, пыталась убежать, но ее преследовали они. Странные картинки людей, которых она не знала, но почему-то… хотела узнать. Иногда от них шло тепло, которое грело застывшую во льдах душу. Но чаще она кричала, уткнувшись в подушку, ведь наблюдала, как они звали ее, манили… И почему-то лед оттаивал…
Свеча потухла, поглощая остатки света. Дафна остановилась, запахнула халат, что волочился за ней, – такой длинный был – и резко обернулась к лестнице: она услышала голоса. Какой пустоты слуги нарушали покой в два часа ночи?
Хранители смолкли, едва Дафна вошла в небольшую комнату. Они встали, склонили головы. Кухарка с синими волосами тут же метнулась к плите, чтобы вскипятить чайник: привыкли, что на кухню королева жаловала, когда хотела горячего чая с шалфеем.
– Моя королева, – пронеслось по помещению, а ноздри Дафны расширились. Слуги играли в карты и пили. Отдыхали.
– Кто разрешил отдыхать?
Они замерли, переглянулись, не поднимая голов.
– И пить это жалкое пойло! Хотите оказаться на висельнице завтра?
Слуги замотали головами и бросились извиняться. Дафна устало подняла руку, чтобы те замолчали. Хранители душ и несколько стихийников усадили ее за стол, наскоро накрыли его скатертью и подали сильно пахнущий чай и несколько тортов на выбор. Королева устало втянула пряный аромат, расслабляясь: шалфей всегда помогал после кошмаров.
Мать научила ее не любить. Помогла душе стать черствой, разучила доверять людям. Сначала малышка противилась, но потом поняла, что мать права, ведь ей разбивали сердце раз за разом. И она запретила себе любить, дружить, да и в целом пускать людей в душу. Они всего лишь слуги. Поданные. Ее рабы.
– Моя королева, не лучше ли вам отправиться в постель? – прошелестела девушка с синим хвостиком, что подала ей чай и склонила голову так низко, что уставилась на ее тапки. – Завтра у вас важная встреча с губернаторами. Страна голодает, моя королева. Пустоты…
– Замолкни.
Холод вонзился в стихийницу, которая засеменила обратно к плите, дрожа от страха и ужаса. Дафна и хотела бы устроить казнь, но девчонка пекла потрясающие пироги, поэтому решила с этим повременить.
Дафна знала о проблеме с пустотами. С тех пор как она осталась одна, управлять ими становилось все сложнее. Это матушка нашла способ сдерживать тварей, направлять. Дафна же теряла контроль. Стража все чаще подвергалась нападениям, но она запрещала им отпускать или уничтожать пустот. Они ее гарантия власти. А Дафна не хотела отдавать трон: Соларис ее по праву рождения. И он должен страдать. Ведь только в страданиях люди смогут понять истинное счастье.
Матушка всегда учила Дафну, что мир – пьеса. А пьеса будет интересной, только если персонажи будут мучиться, проходить испытания, умирать. Любой персонаж должен пройти свой путь: закалиться сквозь боль и потери, иначе он ничего не поймет и останется в точке «А».
Дафна оглядела напуганных слуг, а потом вдруг улыбнулась.
– Вам повезло, что у меня хорошее настроение. Предлагаю игру. Во что вы там играли?
– Двадцать одно, моя королева, – склонил голову хранитель душ в черном костюме. Она взяла нож, лезвие блеснуло в свете зачарованных свечей.
– Кто сумеет меня победить – получит новую судьбу от меня. Вплоть до переезда в мир без магии.
Дафна заметила, как загорелись глаза слуг, их недоверие, испуг. И… ожидание подвоха.
– Но кто проиграет – умрет тотчас от моих рук. Ваше счастье, что я не в настроении смывать кровь, поэтому у вас есть шанс.
Повисла тишина. Стихийница воды уронила крышку от чайника, но Дафна только рассмеялась. Головная боль прошла. То ли помог чай, то ли предстоящая игра на души – единственное, что еще приносило удовольствие. Королеву всегда накрывала эйфория, когда она касалась чужих душ, еще чистых и непорочных, а потом дарила им судьбы, полные страданий… Сильнее радовало только забирать жизни, наблюдать, как гаснут глаза, затихают сердца… Губы изогнулись в усмешке, Дафна подняла брови:
– Так что? Не дадите выпить королеве?
Один из слуг схватил бутылку, сел напротив и щедро налил ей и себе. Он начал тасовать карты, но Дафна протянула руку.
– Бен, верно?
– Верно, моя королева.
– Зачем тебе выигрыш? Чем не нравится жизнь в моем доме?
Бен забеспокоился, стер пот с высокого лба, зачесывая челку. Он не знал, как ответить, чтобы не попасть на виселицу, и от этого бабочки запорхали в животе Дафны.
– Азарт, моя королева.
Она усмехнулась, зная, что он лгал. Что мечтал, как и каждый в ее стране, об одном – о свободе. Ну, или отрубить королеве голову.
– Играем до трех побед.
Дафна сделала порез на ладони и занесла руку над картами, чтобы напитать своей кровью.
– Кровь пролью и обещание даю. Кровь и кровь, дарую волю, в случае победы не своей.
Королева протянула кинжал Бену, но тот яростно замотал головой, вновь вызывая хищную улыбку на лице Дафны: хороша дрессировка! Ни одна мышь не использует магию, зная, как жестока расправа за нарушение закона о немагии.
– Я позволяю. Ты знаешь магические сделки.
Бен нерешительно сделал порез, чтобы напитать карты и своей кровью, пролепетал заклятие, но все сработало, ведь колода засияла алым. Ведущим вызвался хранитель жизни без одного глаза, которого он лишился после попытки устроить личную жизнь королевы. Закончилось все отвратительным поцелуем и острыми ногтями, которые вырвали глаз.
Дафна глотнула отвратительного пойла, но улыбнулась, оттого что нервничал противник. Чувствовать его страх было приятно. Она окуналась в него, даже не касаясь, втягивала в себя, словно дым, позволяя расползтись по венам и смешаться с магией. И он наполнял ее, забирал пустоту и отчаяние.
– Еще.
Одноглазый выдал ему карту. Бен сглотнул. А Дафна удовлетворенно вдохнула. Страх, липкий, вязкий, как смола, покрывал ее измученное от бессонницы тело.
В первом раунде выиграла Дафна. Королева даже расстроилась, считывая уже не страх, а панику. Но они продолжили. Второй раунд был за Беном. И теперь уже Дафна дышала слабой надеждой, которая разозлила так, что улыбка потухла…
Дафна вышла с кухни час спустя. Перепачканная кровью, но жутко довольная. Она облизывала алые пальцы, вспоминая, как разрывала на части хранителей, выдирала души, пока за ними не приходили жнецы смерти. Страх, крики, сожаления и мольба о пощаде струились по ее венам, разжигали счастье, что бурлящей лавой окатывала все тело.
По ступенькам Дафна спустилась глубоко под землю. Не зря же они выбрали своим пристанищем город Мертвых – именно под ним скрывалось Зазеркалье. Матушку она нашла там же, где и всегда: Флоренс, прикованная за ногу к полу, сидела на холодном зеркале и крутила нити судьбы, работая. Загнанный взгляд, искусанные в кровь губы – в обители мойры ничего не менялось. Заметив дочь, она резко отвернулась, шумно выдохнула, не в состоянии скрыть омерзение.
– Не рада видеть дочь?
Дафна присела рядом с матерью, понимая вдруг, что оставила кровавый след за собой, ведь с халата продолжала капать кровь.
– Ты вся в крови.
– О-о! Поиграли в «двадцать одно» с ребятами. Было… весело. Но не для них.
– Ты портишь судьбы, что я пишу! – завизжала Флоренс, не сдержавшись. Она билась на полу, пытаясь достать до дочери, чтобы выцарапать ей глаза. – Сослала меня сюда! И за что?!
Дафна отошла, с усмешкой наблюдая за попытками достать до нее.
– Ты убила отца. Научила меня не любить и не доверять. А еще у тебя нет души. А для тех, у кого нет души, дорога одна – во тьму. Твое место здесь, матушка.
Нити судьбы выпали из костлявых рук Флоренс. Откатились к ногам Дафны. Коснулись…
Голова закружилась. Дафна вдруг вспомнила Джошуа, не понимала как, ведь видела его последний раз, когда ей был всего год. Но он так радовался, видя дочь, а потом он взял ее за маленькую ручку, давая считать эмоции: любил. Он так ее любил…
Дафна побежала прочь из Зазеркалья, а глупая душа колотилась о ребра, вереща от боли.
Глаза застлало прошлое. Но не ее. Или ее?
Она снова видела людей, обрывки, яркие вспышки…
Она – Дафна. Вот только Максвелл ли?
Клаус крепко держал Блэр за руку. Рядом недовольно пыхтела Ева, ведь ее за руку брать отказывались. Они сидели за корягами, что остались от некогда пышного леса, на въезде в город Мертвых. Хмурые многоэтажки были заселены, но сейчас на улицах никого не было, кроме стражей, которые патрулировали город, держа на магических поводках пустот.
– Нам теперь до утра ждать? – зашептала Блэр. – Когда пустотый час заканчивается?
– В 6 утра, когда все идут на работу, – подсказала Ева, шепча прямо в ее ухо. Блэр покрылась мурашками, а Клаус подтянул любимую ближе к себе, спасая от богини похоти.
– Идем ночью, – заявил Клаус, вглядываясь вдаль: огромный каменный особняк походил на замок. Несколько башенок, окна с решетками, чтобы ни один крылатый не нарушил покой. Рва и правда не было, но дом окружали хранители душ с пустотами на поводках. Уж лучше бы ров выкопали!
Они резко обернулись, ведь к ним кто-то пробирался. Клаус вытащил кинжал, но лениво, словно не боялся Флоренс.
– Без меня вы туда не попадете, мышки мои, – хмыкнула мойра. – Так что! Сделка! Пробираемся вместе к Дафне, возвращаем ее, а потом ставим в середину и ждем, пока она, как собачка, выберет, к кому бежать.
Блэр стиснула зубы, сдерживаясь, чтобы не врезать Флоренс в нос. Клаус запустил пальцы под рукав ее футболки, коснулся кожи, чтобы передать свое спокойствие и уверенность. Она непонимающе нахмурилась.
– Все просто, пчелка: мы не в голове Флоренс. Я все пытался понять, почему она тоже ищет Дафну, как и мы. Но потом догадался: она не могла сама закинуть нас сюда, ведь ей отрезали доступ к магии, верно? Поэтому она отдала все Дафне. Проникла в ее сознание и с помощью несчастной девушки сотворила это все.
Флоренс сложила руки на груди, состроила гримасу, но в итоге кивнула.
– Слушайте, отберите у меня уже это дерьмо из груди! С ней жить невозможно!
– Ты про душу? – недоверчиво спросила Блэр.
– Именно, пчела! Вместо того, чтобы радоваться, я переживаю, что моя дочь захватила трон, заперла лжеменя в Зазеркалье и теперь убивает всех подряд, живя в городе с пустотами! В вечном холоде и тьме!
Блэр удивленно уставилась на мойру: переживает за судьбу дочери? Стерва все же умеет любить?!
– Так мы не в твоей голове? Но все эти сюжеты…
– Ее бриллиантовый мозг, мои богоподобные сюжеты. Все просто. Кто же знал, что ее закинет во тьму, которую она отталкивала от себя всю жизнь. И станет той, кого боялась выпускать на свет.
Клаус не дал Блэр кинуться на мойру, мотнул головой, намекая, что Флоренс им нужна. Но как же хотелось услышать хруст шеи той, что закинула ее любимую сестру в кромешную тьму, которой та боялась всю жизнь.
– Слушайте, все уже пошло не по плану! Пчела вообще должна была умереть при переходе. Кто ж знал, что ее спасет сексуальный не молодой, а очень даже старый человек. Эх. Может, оно и к лучшему, иначе кто теперь Дафну вернет? Боюсь, пчела, дело за тобой.
Ева перешла к Флоренс, коснулась ключиц, принюхиваясь. Поморщилась.
– От них так пахнет страстью! Любовью! Знаешь, любовь всегда так разжигает страсть. Встретить истинно-влюбленных – сущее наслаждение. Ты же…
Ева поморщилась, брезгливо отодвинулась от Флоренс. Мойра вытащила нож и приложила его к горлу богини, которая даже не вздрогнула.
– Я умею любить, поняла, глупая богиня похоти! Знаешь сколько сюжетов ты мне испортила? Порождение Хаоса! Порождение Хаоса! Ходила у него на побегушках, спасала от смерти влюбленных, насылая на них свою похоть, чтобы они проеб… вы поняли, свою смерть.
Клаус отобрал нож у Флоренс, толкнул за себя Еву, устав от их перепалки.
– Служу своему отцу, – склонила голову Ева, похотливо улыбаясь.
Блэр скривилась, понимая вдруг, что скорее всего Ева побывала и в постели Клауса… Скорее всего давно… Но не один раз… Принцесса потрясла головой, выкидывая из головы это зрелище.
– А я служила любовнице твоего папаши – Ненависти. И всегда мечтала написать тебе судьбу. Вот только не могла, ведь у тебя нет души.
– А теперь вы обе замолчите или я перережу вам глотки, – властно сказал Клаус. Ева склонила голову, Флоренс сложила руки на груди, но все же заткнулась. – Итак, беспощадная стерва, как же нам попасть в особняк к Дафне?
Флоренс закусила губу, проглатывая очередное оскорбление.
– Ну? Либо ты помогаешь, либо убираешься с моих глаз.
Блэр вышла из-за спины Клауса, устав прятаться. Он схватил ее за плечо, но она упрямо дернулась к Флоренс, желая наконец заглянуть в ее глаза.
– Ты же понимаешь, что, если Дафна вспомнит настоящую жизнь, она тебя не выберет?
Блэр сжала руку Флоренс. Та недовольно косилась на нее, пыталась отвернуться, молчала, но ответ уже был не нужен. Одно касание, и Блэр поняла, что мойра и правда больше всего на свете хотела избавиться от души, ведь бесконечно сильно любила дочь, которую никогда не знала, и эта любовь тащила ее на дно, во тьму, ведь делала невыносимо больно.
– Понимаю, пчела. Но уж лучше она будет жить с вами, чем будет убивать тех, кто ей просто забыл улыбнуться. Идем уже, я знаю, как попасть в особняк.
План оказался прост: Флоренс знала, как попасть в Зазеркалье, из которого ныне вели ступени в особняк новоиспеченной королевы. Блэр испуганно насупилась, понимая, что придется плыть, ведь ближайший проход крылся в реке.
– Поэтому это город Мертвых ныне, – сказала Флоренс, смотря на стражей, что собрались в группу и шепотом что-то обсуждали, постоянно оборачивались, словно боялись, что королева увидит их и казнит за отлынивание от работы. – Я пустила пустот в Соларис через дыру в стене.
– Вот ты стерва, – устало ответил Клаус. – Значит, в реке полно пустот?
– Никак нет. В этом сюжете они все приручены. Получается не всегда теперь, когда лже-я прикована к Зазеркалью, ведь моя дочь… не полноценная мойра. Но река свободна.
До реки они добрались без приключений: кто-то из стражей, работающих этой ночью в патруле, принес сумку спиртного, и все они веселись. Вода оказалась такой холодной, что спирало дыхание. Блэр чуть не задохнулась, но на помощь пришел Клаус. В кожу вонзались льдинки, словно шипы, душа замерзала, ощущая пустот, которые заполонили город, но лаз нашелся.
Когда они добрались до суши, Блэр изможденно повалилась на холодный пол. Она часто дышала, не веря, что легкие вновь получали воздух. Клаус растер ее плечи, помогая согреться, а Ева недвусмысленно намекала, что может зажечь огонь внутри своей магией.
В итоге они пошли дальше. Флоренс держалась впереди, Клаус ступал следом, ведь ожидал подвоха, но, казалось, мойра и правда желала помочь дочери исправить то, что натворила.
Блэр нервно крутила головой, вглядываясь в отражения сотни зеркал самого разного размера и дизайна: были и совсем маленькие, в которых едва умещался глаз, и такие большие, что помещался человек во весь рост. Какие-то были старинными, в завитушках, а какие-то самыми обычными. В отражениях была их команда «мечты»: сам Хаос, богиня похоти, сбредившая мойра и принцесса с белыми прядями.
Флоренс замерла, встретившись взглядом с собой. Но не в отражении. А в реальности. ЛжеФлоренс, живущая в этом сюжете, сидела на холодном полу и терла окровавленную лодыжку. Словно пойманный в капкан зверек, она встала, отошла, натыкаясь на нити судеб.
– Ты – это я? – прошелестела лжеФлоренс.
– Да-да. Ты – это я, я – это ты, все дела. Нам надо объединиться.
И без лишних слов мойра коснулась своего двойника и слилась с ней. Блэр ахнула, понимая, что осталась только изнуренная, худая женщина, прикованная за ногу к Зазеркалью.
– Ну? Не ожидали таких жертв? Кто там в магии хорош? – Флоренс указала на цепь. Клаус освободил мойру, внимательно оглядел, все еще ожидая подвоха, но та лишь устало поплелась вперед.
Чем ближе они были к дому, тем сильнее Ева жалась к Блэр и Клаусу. Богиня старалась не дышать, почти плача.
– Ты можешь идти на улицу, – заметил Клаус.
– И вы умрете тут? И я застряну в этом сюжете? Нет. – Ева коснулась руки Блэр, закатила глаза от удовольствия. – Здесь воняет смертью. Болью. Разочарованием. Но от вас с принцессой…
Блэр высвободилась из хватки богини, дернула плечами, еще помня дикое возбуждение, вызванное магией, помешательство… Не дай мойра снова такое испытать.
Клаус протянул Еве свою ладонь, вздернув брови.
– О, это лучше. – Ева подошла к нему, лизнула щеку, зажмурилась. – Столько страсти… любви… влюбленные – лучшее, что есть в этом мире. Эй, мойра, хочешь и тебе капельку подарю?
– Сама справлюсь, – буркнула Флоренс, указывая на лестницу, что скрывалась за поворотом. – Пятнадцать пролетов – и мы в доме.
Блэр решительно пошла вперед, сжимая нити судьбы, напитываясь их магией, которая стремительно увядала в чужом сюжете.
Дафна громила свою комнату. На ковер летели вазы с завядшими цветами. Лепестки сухой розы усеяли пол, заляпанный кровью. Порезанные руки хватали статуэтки, книги и шкатулки с украшениями и бросали в стены. Следом она дернула шторы с такой силой, что те оборвались и рухнули. Дафна замерла, уставилась на заплаканную и порезанную себя в зеркале. Алые пятна украшали щеки и шею, руки стали красными, ведь окунулись в чужую кровь. Кровь тех, кого она убила. Безжалостно. И ей… понравилось. Как же ей понравилось…
Отражение в окне вернуло в реальность, Дафна зашипела и резко обернулась. Она рассматривала темноволосую девчонку с белыми прядями у лица, позади которой стоял мужчина.
Она знала их. Конечно, знала.
– Даф, это я…
– Ты моя сестра. Знаю. Убирайтесь отсюда.
Блэр выпучила глаза, побелев. Сделала было шаг назад, замечая наконец, что Дафна вся в крови, но потом решительно тряхнула головой и пошла к сестре.
– Клаус, уведи ее от меня! Убирайтесь отсюда! – завопила Дафна, схватила подушку и кинула в сестру. Зеркала в комнате пошли трещинами. Но Блэр уперто шла дальше.
– Даф, никто не винит тебя. Это все – ненастоящее.
Клаус схватил Блэр за плечо, не давая подойти ближе. Дафна закусила губу, пытаясь отрезвить себя физической болью, которая могла бы заглушить душевную. Страх и ярость смешались в диком танце, словно пламя и лед.
– Нет, Би. Настоящее. Это то, что внутри меня всю жизнь. То, что я прятала. Держала под замком. Но я так больше не могу…
Зеркала продолжали трескаться. Один из осколков отлетел, оцарапал щеку Дафны, даря ей последний пазл. Картинка сложилась. Она вспомнила, как шла по коридору, ведомая мыслями умирающей матери. Как зашла внутрь. Позволила Флоренс захватить тело, чтобы она… она… Дафна упала на колени, трясясь от ужаса. Она взглянула на окровавленные руки – те хранители душ были живыми, и она убила их… эти руки их убили…
– Все мы серые, правда? – Блэр села перед сестрой, шикнула на Клауса, который пытался увести ее. – Пойдем домой, и я помогу тебе принять тьму внутри. Прошу, позволь помочь!
– Ты не понимаешь! Я неправильная. Выродок! Мне не место рядом с тобой. Родителями… Я…
Клаус вызвал крылья, закрыл ими сестер от осколков. Блэр схватила Дафну, прижала к себе с такой силой, что стало больно в груди.
Картинки в голове Дафны сменялись, словно в калейдоскопе, воспоминания о прежней жизни давили на мозг, норовя взорвать его к мойре… Они смешивались с ложными воспоминаниями о сюжете, в котором она оказалась. Добро и зло существовали в ней, словно лава и снег, разнося боль по венам, в которых текла эта ядовитая магия… которая испортила Дафну еще до рождения.
– Мы не выбираем, кем родиться, – сказал Клаус, стискивая зубы. С пораненных крыльев капала кровь. – Но выбираем кем стать.
Блэр заглянула в глаза сестры. Дафна хотела отвернуться, но не смогла. Эмоции сестры вдруг накрыли, словно цунами: любовь, нежность и теплота. А еще – тревога. Блэр не боялась, что Дафна навредит ей, нет, она боялась, что потеряет ее навсегда.
– Я поняла, почему почти в каждом сюжете была выродком. Потому что ты считаешь себя выродком, так? – прошептала Блэр. Дафна сдавленно кивнула. – И Джошуа с Дафной… ты хотела мне показать, да?
– Ты просила поделиться.
Буря стихала, давая Дафне заметить, как с крыльев Клауса капала кровь, как он проглатывал боль, защищая сестер. А еще Блэр, которая не боялась ее, не ненавидела, а просто хотела искренне помочь, ведь принимала такой, какая она есть.
– Исцели его. – Дафна коснулась руки Блэр, даря магию.
Блэр колдовала над ранами Клауса, а Дафна молилась про себя, так как хотела, чтобы и ее можно было так же исцелить – приложил руку к душе, и она цела. Без шрамов. Не болит. Вены светились, показывая ту противную магию, которую Дафна так ненавидела в себе.
Она запуталась и не знала, что теперь делать. Как жить дальше? Как принять тьму? Как забыть о том, что произошло в кладезе? Но одно знала точно: она обязана вытащить семью в реальный мир.
Клаус провел по щеке Блэр, спрятал крылья. А в комнату зашла богиня похоти. Осколки хрустели под ее каблуками, но она и не думала останавливаться.
– Ох, ну что же ты плачешь? – Ева коснулась щеки Дафны, царапнула ногтем. – Ох! Сколько любви. Ни грамма похоти и страсти, что жаль. Но сколько же любви… Помнишь?
Дафна закрыла глаза, погружаясь в сладость, что вдруг растеклась по венам, перебивая магию мойры. Нет. Смешиваясь с ней, объединяясь. Так, может, секрет в том, что вместо того, чтобы отрицать и подавлять магию мойры в себе, надо… принять ее? И сделать свои недостатки своими достоинствами? Она не в состоянии изменить то, кем родилась, не могла выскрести магию из вен, зато могла приручить ее.
Лопнуло стекло в окне. Дафна успела накрыть голову, прячась от очередных осколков. А в комнату забежала та, кого она ожидала увидеть меньше всего – Флоренс.
– Пустоты сорвались с поводков! Все! Надо сматывать отсюда!
Дафна смотрела на мать, понимая вдруг, почему в этом сюжете она заперла Флоренс в Зазеркалье.
Флоренс – ее страх.
Ненависть к себе.
Темная сторона, которую она прятала всю жизнь.
Не думая, Дафна подошла к Флоренс, коснулась ее плеча.
– Я прощаю тебя.
Дафна поцеловала Флоренс в лоб, касаясь груди, ища душу. Флоренс упала. Рассыпалась. Исчезла. Навсегда.
– Она заперта в счастливом для нее сюжете, – пояснила Дафна, выглядывая в коридор. – На улицу!
Уйти они не успели: по лестнице уже плыли пустоты. Фигуры в черных балахонах, с пустыми глазницами, поглощающими жизнь. Пустота. Смерть, которая следовала за ними, выжигая все живое… Души, что отказались жить по заготовленной для них судьбе, а потому, лишенные эмоций и своей сути, теперь хотели только уничтожать.
Дафна знала, почему отправила мать в счастливый сюжет: потому что поняла ее – мойре не дали душу, заперли, не дали шанса стать лучше, не позволили любить. А Дафна всю жизнь бежала от матери, старалась стереть ее из прошлого, ведь так боялась стать похожей на нее.
Пустоты замерли. Дафна моргнула, позволяя слезам потечь по щекам. В этом сюжете пустоты – ее пустота в душе. И тьма. Тьма, которую она запирала все эти годы, пытаясь быть идеальной дочерью. Доброй. Без изъянов. Прятала свои рассказы, ведь они так рушили ее образ светлого человека.
Дафна улыбнулась, принимая наконец магию, которую все эти годы считала отравой.
Пустоты растворились, оставив дым после себя.
– Даф?
– Все хорошо. – Дафна сжала руку сестры. – Просто я поняла, что не только Блэк, но и Максвелл. И намерена научиться с этим жить. А теперь идем.
Дафна развела руки, пробуждая магию, что текла в венах с рождения, подключая и ту, что отдала ей Флоренс, чтобы закинуть их в кладезь погибших сюжетов.
– Нам пора домой.
– Ева идет с нами, – сказал Клаус. – Она сможет очнуться в теле из нашего мира, их воспоминания сольются.
Дафна оценила богиню похоти, кивнула, велела всем взяться за руки.
Она не знала, как это сделать. Но знала, что сможет. Тьма расползалась по телу, делая ее сильнее. И она верила, что готова принять ее, сделать своим достоинством.
«Все мы – серые. В каждом есть добро и зло».
Дафна улыбнулась. И вернула всех в реальность.
