Аня Сокол
Первый ученик
Урок семнадцатый – Информационные технологии
Тема: «Сбор, обработка и хранение информации»
– Не понимаю, что ты хочешь найти? – Игроков оторвался от монитора. – Все утро тут сидишь, ни с кем не разговариваешь.
– Я и сам не уверен, – Макс щелкнул мышкой, открывая очередную газетную вырезку, на которой перемазанный грязью Кирилов Антониан держал на руках маленькую девчушку лет четырех в заляпанном кровью платье. – Я хочу понять, что мне привиделось в той пещере, а что – нет.
– И как в этом поможет дохлый народный герой?
– Я должен узнать, жив Кирилов или нет. Если есть хоть малейшее сомнение… –Грошев вывел на экран следующую статью. На зернистой фотографии не очень высокого качества каменный завал разбирали спасатели.
– То есть ты хочешь обойти десяток экспертов корпуса, да еще и по интернету, да еще и спустя два года, когда все уже похоронено в буквальном смысле. Я бесконечно верю в твой интеллект, но это перебор.
Фотографии разной пафосности и трагизма сменило видео, Макс отключил звук, наблюдая, как репортер с микрофоном открывал и закрывал рот. Люди за его спиной продолжали двигаться, словно статисты в пьесе. Они ходили, стояли, лежали, беззвучно кричали и плакали, покрытые пылью и кровью, одетые в форму спасателей и в рваные лохмотья.
Тот самый обвал, что стащил за собой автобус с детьми. Мужчина с микрофоном в очередной раз взмахнул рукой, и Грош замер. Схватил индикатор записи и перетащил обратно, просматривая эпизод повторно. Репортер взмахнул рукой, камера чуть отъехала, в поле зрения попал мужчина в гражданском, помогающий спасателю тащить носилки. Макс нажал на паузу.
– Леха, смотри, – позвал он.
Друг развернулся на стуле и заглянул в его монитор.
– Черт, – отреагировал Игрок.
Мужчиной, помогавшим спасателям, был Шрам.
– Нужна карта, – сказал Грош. Игрок вернулся за свой компьютер, в два щелчка вывел на экран изображение местности и очертил курсором область. – Здесь нашли автобус с детьми.
Макс встал за его спиной и ткнул пальцем в монитор чуть выше погребенной дороги.
– А здесь – десятая шахта и хутор Маста.
– Ты связываешь одно с другим, потому что хочешь связать, – сказал Леха.
– Логичное предположение: очередной взрыв спровоцировал обвал. Вот поэтому-то Кирилов оказался на месте и спас детей. Он нашел автобус, потому что…
– Знал где и что искать, – друг тряхнул горловой. – Не верю. Нет, Макс, все это вилами по воде.
– Слишком, да? – кивнул Грошев. – Но они оба были там – это факт. А другой обвал? Вспомни, что спровоцировало сель, из-под которого ты нас вывел.
– Мы были в Солнечном, – задумался Игрок, – земля задрожала. Думаешь, тоже взрыв?
Макс вернулся за компьютер и стал быстро вбивать слова в поисковую строку. Экран мигнул красным. «В доступе отказано».
– Еще бы, – увидев, какую информацию запросил друг, хмыкнул сокурсник, – это же имперская разработка месторождения. Если горные работы спровоцировали обвал и человеческие жертвы, неважно по чьей вине: инженеров, техников или злого умысла заключенных, думаешь, информацию так просто обнародуют, выложат в сеть график подрывов, чтобы умники вроде нас с тобой делали выводы? Оптимист.
– Я чувствую, что прав, – упрямо сказал Макс.
– Само собой, – поднял руки Леха. – Пусть все так. Скажи только, как замалчивание причин трагедии поможет тебе разобраться в себе?
– Не знаю.
– Класс!
– Если Кирилов жив…
– Хорошее слово «если», – сказал Игрок.
– Я был на его могиле, сражался с призраком, – Грош снова запустил поиск и пробежал глазами первую заметку. – Или с чьим-то другим, блуждающие не имеют обыкновения таскать с собой документы, а без материализации опознание невозможно.
Кирилов Антониан погиб при пожаре в доме некоего Новикова Аката под Шоромой. Причина возгорания – взрыв газового баллона. До того, как дом рухнул, Антониан и его команда вытащили из огня жену и дочь Новикова. Спасатели видели, как на товарища рухнуло перекрытие, Кирилова раздавило, у него не было шансов выбраться. Опознавать было практически нечего, тело обгорело до неузнаваемости. Личность покойника определили по табличке на шее. И по кад-арту, по розовому лавендрину, прозванному в народе «чешуйчатым камнем», кристалл, притягивающий успех и славу, камень художников и музыкантов, ну в какой-то степени кад-арт справился со своей задачей – народного героя знали все.
Самое слабое место в умозаключениях Макса, самое противоречивое, если Кирилов не погиб, то без камня, без защиты разума, он жить не сможет.
Опять эта табличка. Грош поморщился и, схватив первый попавшийся листок, стал записывать, несколько раз зачеркивал и начинал писать снова, шевеля губами, с трудом прореживаясь сквозь воспоминания. Два ряда цифр, которые он сфотографировал для Тилифа.
– Так, а если… – парень снова застучал по клавиатуре. – Есть. Новиков с тех пор в розыске.
– Если учесть, что именно его и подозревали в поджоге, так как жена требовала развода и половину дома, то ничего удивительного, – Игроков крутанулся на стуле и задумчиво добавил: – Знаешь, когда хочешь найти – найдешь, истолкуешь совпадения в свою пользу. Но повторю вопрос: чем эти фантазии помогут тебе?
– Он назвал Тилифа Шрам, а этим могут похвастаться немногие. Я сам пытался, я помню, – Грошев заложил руки за голову и взъерошил волосы. – Если Антониан жив, если он мне не привиделся, Значит, не привиделось и все остальное.
– Спорное утверждение. Если не секрет, что ты видел?
– Отца. И Шрама в компании призрака, а тот утверждал, что видит матушку. Ну и на закуску спасатель, который попробовал на прочность мою печень.
– Покойники что, родительский день устроили? – рассмеялся Леха.
– Тилиф показал мне фоторобот, я практически забыл об этом. До вчерашней ночи.
– Вот мы и подобрались к главному, – согласился друг, подумал и положил ноги на стол рядом с монитором, – Ради этого ты сидишь здесь несколько часов? Отделяешь правду от вымысла? Чей фоторобот?
– Одного из убийц моего отца, – Грошев вернулся к компьютеру и снова стал печатать, нажал ввод, чертыхнулся и изменил параметры поиска. – Убийство старого алкоголика в Травороте – не тема для первых полос.
– То есть тебе показали фоторобот убийцы, и ты его узнал, а теперь сидишь, копаешься в прошлом и гадаешь, не плод ли это воображения? Далековато закопался. Ух, – друг картинно смахнул пот со лба. – Но легче, чем искать мертвого Кирилова и раскрывать заговоры подрывников.
– По показаниям свидетелей, убийца был в черной форме, – Макс снова выругался. – В сети ничего.
– Не там смотришь, – Игроков снял ноги со стола. – Если фоторобот существует, то ищи его на сайте правопорядка. Ну, знаешь, «их разыскивает корпус», «всех, кто видел, просьба позвонить по телефону горячей линии», – Грошев вернулся к компьютеру, – но я склоняюсь к глюкам. Он засветил форму. Если бы в Академию пришли с фотороботом, убийца был бы уже в наручниках.
– Думаешь? – усмехнулся Макс, поворачивая монитор. – Смотри. Его не нашли потому, что он не из Академии, хоть и обзавелся формой. Мне ничего не привиделось.
Игроков посмотрел на экран. С черно-белого схематичного рисунка на них смотрел Калес.
– Там, когда мы оставили наших под землей, Лисицын говорил о верности. И Настя повторила его слова о семье. Гвардеец сказал: «Судя по моей, я не знаю, что это такое». Мы знакомы три года, но много ли ты знаешь о моей семье?
Леха оторвал взгляд от монитора, его насмешливость исчезла.
– Я только недавно узнал, что она у тебя есть.
– Точно, а парень, которого я видел впервые в жизни, знал, – Макс стал листать однотипные рисунки дальше. – Убийц было двое, но, судя по всему, второй оказался умнее и везучее. И не засветил личико. Другие находящиеся в розыске граждане Империи были ему абсолютно незнакомы.
– Ты хочешь сказать, что ему кто-то помогал? Кто?
Именно в это момент дверь открылась, и в библиотеку вошла Лиса.
– Привет, ребята, – жизнерадостно поздоровалась девушка.
Грошев протянул руку, их пальцы переплелись, и он, дернув девушку на себя, усадил на колени.
– Ой, – засмеялась она. – Вижу, соскучился. Чем вы тут заняты? Обед пропустили. Ты обещал профу помочь, – она посмотрела на Игрокова.
– Эээ, – Леха перевел взгляд с лица девушки на Макса. Обычное красноречие отказало другу.
– Ты ему рассказал? – по-своему истолковала замешательство Лиса. – Может, хоть друг мозги вправит.
– Макс? – переспросил Игроков.
– Он не возвращается в Академию, разве что за вещами, – Настя прислонилась лбом к лицу Грошева. – Его отправляют в стиратели.
Она рассмеялась, только вот смех вышел совсем не веселым.
– Это правда? – напряженно спросил Леха и тут же сам ответил – Правда. И ты молчал?
– Я проговорилась, – ненатурально испугалась Настя и поцеловала Грошева.
Легкое касание, которое так хотелось продлить, но она выскользнула у него из рук.
– Просто хотела узнать, как ты, – Настя повернулась к Игрокову. – Может, объяснишь ему, что работа на семью Лисицыных лучше смерти, – и, мягко скользнув рукой по плечу Грошева, вышла, оставив после себя тишину.
– Она права, – в конце концов, сказал Игрок. – Стиратель? Я последний, кто встанет на сторону Лисы, но Макс… стиратель?
Грошев откинулся на спинку и закрыл глаза, не желая отвечать.
– Это неправильно, – друг встал, оттолкнул кресло на колесиках к стене. – Надо поговорить с Арчи.
– Он всего лишь воспитатель, – не открывая глаз, ответил Грош.
– Тогда к Нефедычу. Вернем погоны, посыплем голову пеплом.
– Да я бы с радостью, но что-то подсказывает мне, что он меня не послушает. Я не слушал его три года, – Макс провел рукой по лицу.
– Не верю, что ты сдался, – Леха остановился напротив. – Сидишь тут и ищешь всякую фигню. Черт, – он поморщился, – тебе готовят посвящение.
– Что? – Грош открыл глаза.
– Это сюрприз. Сухарев уговорил Дорогова устроить тебе посвящение в псионники до отъезда.
– Звучит так, будто меня пригласили на собственные поминки, – ответил Макс.
– Что Лиса тебе предложила? – друг плюхнулся обратно на стул.
– Ничего определенного, обошлась намеками.
– Как бы не угодить из одной ловушки в другую. Ты же ей не веришь? – спросил Игрок.
– Она сказала, что с играми покончено.
– Я спросил не об этом, – Грошев промолчал, и сокурсник покачал головой. – Она настолько хороша?
– Сладка, как шампанское. Или наркота, – ответил Макс.
– Раз ты стал поэтом, все плохо. То есть в голову дает моментально, и после первой дозы сразу думаешь о второй.
Грош поймал себя на том, что улыбается. И ничего не может с собой поделать…
Кто из них проговорился? Для Макса не имело значения, но к вечеру казалось, что весь бункер провожал его полными жалости взглядами. И даже Маркелов, осматривая рану и меняя тугую повязку на широкую полосу пластыря, хмурился, пока, наконец, не выдержал:
– Что ты натворил?
– Ничего существенного.
– За несущественное не отправляют в стиратели. Кого-то убил? Хотя, о чем это я, тогда ты не проходил бы здесь практику.
Он думал о том, что совершил за эти годы. Он не был образцовым студентом, теперь предстояло за это расплатиться. Врач взял стетоскоп, и Грошев принялся усердно дышать. Парень бессознательно рассматривал витую серебряную цепочку на груди Гранта. Сегодня халат был расстегнут, Макс видел край пластикового кад-арта. Парень нахмурился и, не задумываясь о том, как можно истолковать его жест, поддел цепочку пальцем и вытащил хранителя разума. Вернее, его пластиковую подделку.
– Хм, – Грант поднял бровь, Макс разжал пальцы и кристалл упал на белый халат.
Парень поднял глаза. На ладони, как на самом первом практикуме по псионнике, разливалась, скользя по коже, сила. Каждый волосок на руке встал дыбом, будто от холода. Маркелов улыбнулся, и в лицо парню дохнуло острой кислятиной. Так пахло содержание банки с грибами. Одна такая у бабушки в подполе упала с пола, и, разбившись, пролежала на полу пару дней.
– Вы псионник? – сказал Грошев, едва замечая, что повышает голос.
– Да, – ответил Грант, убирая стетоскоп.
– Но вы врач?
– Опять верно.
– Так не бывает.
– Почему? – пожал плечами мужчина. – Конечно, специализация редкая, – он встал и знаком велел парню одеваться. – Сначала на биологическую экспертизу пошел, потом с жертвами нападения блуждающих пришлось поработать, подал рапорт о переводе в медслужбу, потом универ, военная кафедра, практика. А ты кем мечтал стать?
– Бегуном на длинные дистанции, – Грош накинул рубашку.
– Тогда иди в службу поиска, набегаешься так, что ноги болеть будут, – врач посмотрел на парня. – Дело не в пси-силе, – он снял халат, – дело в тебе, всегда в тебе.
– У меня нет выбора, – буркнул Макс, вставая.
– Выбор есть всегда, – врач открыл дверь. – Могу за тебя словечко в медслужбе замолвить, если грязной работы не боишься. Ничего не обещаю, но если кто-то отправит персональный запрос на конкретного студента, возможно, там, – он указал наверх, – передумают.
– Спасибо, не надо, – Грошев вышел в коридор.
– Ну, смотри сам.
На него смотрели и в столовой, и в залах с образцами, и коридорах. Везде. Он больше не был незнакомцем, он стал кандидатом в покойники, а смерть, пусть и отсроченная, всегда вызывает в людях нездоровое любопытство. Знакомые и незнакомые, мужчины и женщины и даже Игроков. Эти взгляды были сродни чесотки на коже. Только один человек был другим, только один смотрел по-другому.
Он знал, что она придет, еще до того, как открылась дверь. Теплые ладони обхватили его лицо, а губы прижались к губам. Наверное, так и надо целовать будущих мертвецов. Жадно и требовательно. Она словно не могла насытиться, чувствуя, что отведенное им время истекает. А, может, все это бред, все эти предчувствия и заморочки. Они просто тянулись друг к другу и не видели причин сдерживаться.
Надобность в словах отпала. Они пришли после. Когда она лежала, прижавшись щекой к груди, и он кожей чувствовал ее улыбку.
– Что Ирыч делал у дома художника? – спросил он. – Как вы его туда заманили? Как рассчитали момент, когда напал призрак? Как…
Он почувствовал, как она окаменела, как из теплой нежащейся девушки превратилась в статую и вдруг приподнялась, собираясь выбраться из его рук, из его постели, из его комнаты и, возможно, из его жизни. Он не мог ей этого позволить. Настя вскрикнула, когда он схватил ее. Макс перевернулся, прижимая девушку к постели собственным весом, и заглянул в карие глаза.
– Я получу ответы на вопросы. Но если ты будешь так реагировать на каждый, – он чуть сдвинулся, чувствуя под собой ее тело, – мне придется применить силу. И тебе это понравится, – Грош скользнул ладонью вдоль стройного бедра.
Она распахнула глаза.
– Итак? Ирыч…?
Девушка охнула.
– Неправильный ответ, – он поднял пальцы выше к груди.
– Ммм, – сказала Лиса.
– Уже лучше. Как вы его туда заманили?
– Макс, – он снова двинулся вдавливая бедрами ее тело в кровать, – мы не заманивали, – быстро проговорила она севшим голосом, не делая ни малейшей попытки вырваться. – Назначили встречу, он сам пришел. Прибежаа-а-ал, – парень не слушая, поцеловал шею, и она выгнулась.
– Что ему понадобилось?
– Псионник ему понадобился, – она выдохнула, и Макс завладел губами девушки.
– Значит, он знал о хвосте, – через минуту проговорил он, – и пытался что-то сделать.
Мысль (такая четкая) вдруг стала отдаляться, когда Настя подалась ему навстречу. Похоже, он переоценил свои выдержку и желание знать правду.
– Как вы узнали, что блуждающий нападет? Почему именно дом художника? – успел сказать он и, не в силах справиться с желанием, снова стал целовать Лису, не давая ответить.
– Мы и… ох, не знали. Макс! – его имя на выдохе, словно стон, сладость которого сложно передать. – Либо прекрати, либо не прекращай.
Он засмеялся, прекрасно понимая, что она имеет в виду.
– Дом художника, – напомнил он, возвращая руки на ее бедра. – Почему там?
– А где? Отец купил его давно, только все никак, – она приподнялась, подаваясь вперед, и Макс забыл, что спросил, и забыл, какой ответ намеревался услышать, – не отремонтирует.
Это был последний членораздельный звук, который она смогла произнести. Больше вопросов он не задавал, потому что они вдруг стали не важны. Эта девушка с легкостью ставила все с ног на голову. И ему это нравилось. Жаль, что ледяной комок в груди оставался на месте, придавая горький привкус удовольствию.
– Интересный метод ведения допроса, – сказала Настя, отодвигаясь к стене. – Продолжим?
– Непременно. Я только отдышусь, – Макс откинулся на подушку. – Может, так ответишь?
– Может, – стала серьезной девушка. – Не скажу, что мне не понравилось, но, – она коснулась пальцами его плеча, – иногда ты смотришь так, словно ненавидишь.
– Не ненавижу. Злюсь, – он снова ощутил ледяной дискомфорт в груди. – Ты врешь на каждом шагу, а я получаю по голове.
– Станет легче, если я извинюсь?
– Нет.
– Извини за тот удар, – упрямо сказала Настя. – Калес меня не послушал. Да, подставную кражу придумала я, – девушка избегала смотреть ему в глаза, – но там… все случилось так неожиданно. Прибежал этот придурок Ирыч, стал орать, что заплатит, только бы я отрезала хвост. Уговаривал что-то еще сделать, не помню. Я должна была встретиться с братом. Тут призрак и сжег мужика. Я ничего не успела сделать.
– Не захотела.
– И это тоже. Потом ты решил не проходить мимо, а влезть. Брат сказал: «Обвинением больше, обвинением меньше». Ты сам пришел к нам.
– Тогда почему ты помогла мне потом, со следом от привязки мертвого на руке? – он поднял руку. – Все старания братца насмарку.
– Артем попросил, – просто ответила Настя.
Имя камнем упало между ними, возводя почти осязаемую стену тишины.
– Здорово, – протянул Грош.
– Макс, перестань, – Лиса коснулась его, но он оттолкнул тонкие пальцы, чувствуя, как лед запустил разрастающиеся щупальца глубже в грудь. Дело не только в нем или в Насте, есть еще и Самарский, Калес и их поступки.
– Макс, – теперь уже девушка приподнялась, нависая над ним, – я не могу изменить прошлое. Только будущее.
Он нехотя повернулся, Лиса наклонилась, касаясь его обнаженной грудью, и это было намного приятнее всяких разговоров.
– Я снова могу помочь. Тебе.
– На Лисицыных я работать не буду.
– Но почему? Это глупо.
Грошев вздохнул и, ухватив за подбородок, заставил девушку смотреть себе в глаза.
– Скажи, что вы задумали, – попросил он. – Просто скажи, и если это не столь плохо, как быть стирателем, я соглашусь, – она вырвалась. – Иначе никак, Настя.
Когда он назвал ее по имени, она вздрогнула. Воздух в комнате остыл, словно все, что происходило здесь несколько минут назад, было всего лишь видением или ложью. И даже прикосновение ее обнаженной кожи не убеждало в обратном.
– Говори. Или уходи и не возвращайся.
– Ну и пожалуйста, – она, вырываясь из его рук, вскочила босыми ногами на пол и стала лихорадочно собирать одежду.
Макс молча наблюдал. Она порывисто хватала тряпки, напяливала на себя, застегивала рубашку. Он ждал. Перед дверью Лиса замерла, вся ее показная решимость испарилась. Он знал, чего она ждет. Грош и сам хотел этого, хотел встать, подойти, положить руки на плечи и прижать к себе. Махнуть на всю эту говорилку рукой и насладиться моментом. Макс знал, что пожалеет об этом в любом случае, и если остановит, вернет в постель, и если разрешит уйти. Именно поэтому не двинулся с места. Плечи девушки задрожали, на пороге Настя повернулась, лицо исказилось от боли.
Это оказалось неожиданно больно. Видеть Лису такой. Он выдохнул и, послав все к черту, стал подниматься. Но она не стала ждать. Или в очередной многоходовке он должен был побегать голышом по коридору? Девушка всхлипнула и, выскочив, громко хлопнула дверью.
Вот и все, – мысленно сказал себе Макс, поднимая брюки. Но думал он отнюдь не об уходе девушки, он думал о ее молчании. Было хорошо. И хорошо, что было. Грош для Лисицыной ни умом, ни рожей не вышел. Мысль отдавала горечью.
Он сел за стол и достал из ящика пачку бумаги. В Императорском бункере электронную почту просто так не отправишь. Все подлежит модерации службой безопасности. А он не мог позволить посторонним прочитать, то, что собирался написать. Пока не мог. Макс едва не расхохотался. Когда-то, еще совсем недавно, все было наоборот. Он не доверял бумаге. Одно лето – и все изменилось. Если бы сейчас кто-то взялся озвучить перед группой письмо, в котором матушка интересуется, есть ли у него чистые носки и трусы, он поблагодарил бы доброхота. Наверное.
Когда Грошев писал в последний раз? Очень давно. Можно сказать, что никогда. Те краткие отписки матери сложно назвать письмами. Он водил ручкой по бумаге, зачеркивал и снова писал, потом чуть не бросил эту затею, сминая очередной лист. Он походил по комнате, порылся в ящике стола, нашел среди ручек, карандашей и клочков бумаги пару конвертов с золотистыми оттисками Имперского герба. То, что осталось от прежнего жильца. Макс решил, что это знак, и снова взялся за ручку.
К часу ночи перед ним лежали два исписанных острым почерком листа. Текст был почти полностью идентичен. Убирая их в конверты, Грош подавил детское желание пририсовать императорскому ястребу рожки и куриные ноги. В одно из писем он опустил кад-арт Соболева и написал имя адресата. Он надеялся, что чувство мести не затмит Сеньке разум. Хреновые дела, если это все, на что он может рассчитывать.
Второе письмо Макс запечатал еще быстрее и написал домашний адрес в Травороте. Вряд ли мать могла в чем-нибудь помочь, да он и не рассчитывал, но передать письмо следователю корпуса, который занимался расследованием убийства отца, ей вполне по силам.
Утро шестнадцатого дня в бункере выдалось сумбурным и каким-то бестолковым. Привыкший вставать по будильнику Грошев неожиданно проспал и пропустил завтрак. Потом его в коридоре остановила какая-то тетка и потащила на склад получать ботинки. Лиса словно исчезла, впрочем, Макс не особо жаждал встречи. Он попробовал найти Игрока и не преуспел, того не было ни в комнате, ни в коридорах, по которым он бестолково слонялся, пока не наткнулся в церемониальном зале на профессора.
– На кафедре археологии и перезахоронений не откажутся от еще одного студента, – Дорогов рукой подозвал Грошева.
– Спасибо, но… – Макс замялся, не зная, как сказать, как описать, что на самом деле чувствовал. Он никогда раньше не сталкивался с желанием что-то объяснять. Но в одном был уверен: кафедры археологии ему не видать, как своих ушей.
– Сам разберешься, – правильно понял мужчина.
– Да, – и, повинуясь наитию, парень протянул конверт с кад-артом Соболева, – можете отправить побыстрее, а то ребята распределение получают, а сокурсник без документов.
– Конечно. Отправлю завтра со своей почтой, – пообещал Дорогов.
Макс полез в карман за вторым конвертом, когда раздался голос Сухарева:
– Иван Аверович, – обогнув ближайшую колонну, подошел к ним парень, кивком поздоровался с Максом и посмотрел на профессора, – мы вчера говорили… ну, вы помните? Вы обещали помочь.
– Да-да, бери, Сергей, – мужчина отмахнулся от ученика и вернулся к разговору с Грошевым. – Я понимаю, у нас не самая интересная специализация.
– Дело не в вас и не в специализации, – парень вытащил руку из кармана, сам толком не понимая, почему вдруг передумал и оставил второе письмо на месте.
– А в чем? – Дорогов проводил взглядом уходящего Сухарева, который на ходу убирал в сумку мутный крупный минерал с розоватой трещиной. – Может, в девушке?
– Это сложно.
– Девушки всегда все усложняют, – профессор улыбнулся и тут же спросил: – Ты ведь знаешь, что тебе готовят сюрприз.
– Знаю. Посвящение? Знать бы, кто надоумил, – Макс сцепил зубы. – Чего хоть от меня ждут, не подскажете?
– Красивый ритуал, по сути, повторение того, что совершил Керифонт. Положишь руки на камень, скажешь несколько громких и пафосных фраз. Сходи повеселись. Ребята с утра бегают, сосиски на кухне выпрашивают.
– Что-то мне не до веселья, – он взъерошил волосы. – Что вы сказали? Надо куда-то идти? А разве не здесь… – он оглядел зал с колоннами.
– Обычно да, – правильно понял замешательство парня Дорогов, – но после того, как все узнали о распределении, – он вздохнул, – они решили перенести все в место силы.
– Куда?
– В километре отсюда, где по легенде нашли Керифонта. Прогуляешься. Там очень красиво, кстати, когда еще выдастся возможность.
– Да ради Императора, – слова вышли излишне резкими.
– Они ничем не могут тебе помочь, а это позволяет им чувствовать себя не совсем беспомощными. Они даже первый камень выпросили, под подпись, представляешь?
– Камень Керифонта? И вы отдали? – не поверил Грошев. – Реликвию Императорского дома?
Профессор закрыл глаза и тихонько засмеялся.
– Нет, конечно. Это копия. Очень хорошая, между прочим. Неужели ты думаешь, что династия разрешит трогать реликвию каждому студенту. Первый кристалл в хранилище, там и останется. Идите спокойно, развлекайтесь, а вечером поговорим о кафедре археологии.
Третьим, кто предложил ему помощь, оказался Цаплин. Мужчина, стоящий напротив двери в капсулу перехода, одетый в джинсы, тонкий свитер и высокие ботинки, явно собрался уйти из бункера.
– Вряд ли пси-специалиста переведут в бухгалтерию, но мы можем притвориться, что нас преследует призрак и нам очень необходим именно ты, но, – он широко улыбнулся, – любой пси почувствует, что мы врем, так?
– Да, причем сразу. Так что не рискуйте.
– Уговорил, – не расстроился отказом Илья. – Не будем.
Он вставил кад-арт в панель, и белые лампочки сменились зелеными.
– Илья Веденович, – позвал Макс, – письмо не захватите? Матери написал, что все в порядке. Отсюда почту только завтра заберут, а вы уже сегодня в городе будете.
– Конечно, – мужчина забросил конверт в сумку и пожал парню руку сказал: – Увидимся. Я вернусь через пару дней, ты ведь еще будешь здесь?
– А куда я денусь, – развел руками Грошев.
– Тогда точно увидимся.
Дверь, чмокнув, открылась, Цаплин вошел в капсулу.
Макс пошел обратно, то и дело оглядываясь, испытывая смешанные чувства. Эти незнакомые люди беспокоились о нем куда сильнее знакомых. Куда сильнее его самого. И это было неправильно, это доставляло дискомфорт, с которым он не знал, что делать.
А может, дело с самого начала было в нем? Ему не за что ненавидеть этих людей, скорее он должен благодарить за спасенную жизнь. В то время как стоило увидеть Нефедыча, и злость вспыхивал, подобно факелу. Чистая простая ярость ребенка, оторванного от дома. Они не понимали, что он не мог оставить мать одну с тем, во что превращался отец, или им было все равно, ведь со стороны они оставались обычной семьей. Так уж получилось, что именно Куратор Инатара привез его в Академию, а Арчи возвращал назад после каждого побега. И это уже не изменить.
Обитатели Императорского бункера были попутчиками в малом эпизоде жизни, не успеешь оглянуться, как они пойдут свой дорогой. Но все-таки иногда он подумывал о том, чтобы лишить толстяка части его шоколадного запаса. Так что да, дело было в нем. Хорошо, что до отъезда осталось меньше недели, а то может случиться так, что они с Игроковым от безделья вынесут из Императорской сокровищницы особо ценный горшок. И ему торжественно присвоят звание вредителя, а не псионника.
Игроков нашел его сам спустя час и, показав упаковку алюминиевых банок с газировкой и посетовав на отсутствие пива, велел зашнуровывать ботинки, так как сегодня он, наконец, станет псионником версии три-ноль-ноль.
Проф не соврал, место было красивым. Плоская вершина высокого холма, усыпанная камнями в окружении светлых березовых стволов, а над головой голубое небо, казавшееся безграничным. В первый момент Макс просто стоял и дышал. Проведя столько времени под землей, в шахте, в бункере, он даже не осознавал, как сильно на него давили эти широкие коридоры узкого безоконного мира. За час пути они с Лехой выпили две банки лимонада, обсудили политику Императора и возможность очередного побега Грошева. Он даже не особо устал, подъем был пологим. Плюс две остановки и несколько опасливых взглядов друга, словно он мог рассыпаться на части в любой момент, особенно, если Макс хватался за бок.
– Привет! – поприветствовал их нестройный хор голосов.
Парень оглядел торжественный комитет по встрече и старательно растянул рот в улыбке. Почему все так хотят чувствовать себя нужными за чужой счет? Что ему здесь делать? Чего они ждут?
Два парня из охраны, которых он мельком видел на вахте, чуть в стороне соревновались, кто кого переплюнет. Рядом стоял гвардеец, единственный, кто не повернул голову в сторону пришедших. Сухарев сиял как новенький чайник, за его спиной возвышалась сложенная горкой пирамида из камней, очень напоминающая Грошу курган Темных веков. Лиса сидела на бревне, специально притащенным сюда кем-то и поставленном на два плоских красных кирпича. За ним черное кострище, так называемое «место силы», которое не раз использовали для пикников. И сейчас рядом с бревном расстелили скатерть, на которой стояла стопка одноразовой посуды, колбаса, сыр, хлеб, помидоры огурцы, может еще что, выпрошенное на кухни. Игрок присел рядом и стал выставлять на импровизированный стол банки.
Вот все участники церемонии – не самое популярное видно зрелище, раз жизнерадостный толстяк решил отсидеться в бункере. Дурацкая идея, если честно, даже переминающийся с ногу на ногу Сухарев начал это понимать.
Леха подхватил со скатерти бутерброд, откусил и приглашающе указал Грошу на каменную пирамиду, на вершину которой историк уже водружал мутный минерал.
– Давай быстрее посвящайтесь, а потом будем есть, – пробормотал друг с набитым ртом.
Грошев подошел к пирамиде и выжидательно посмотрел на Сухарева.
– Ну, ты должен положить руки на кристалл и произнести клятву, – смущался историк.
Кто-то из охранников засмеялся. Пронзительный издевательский звук, от которого Сергей вжал голову в плечи.
Макс положил руки на холодный минерал.
– Клятва, – Сухарев суетливо достал листок, расправил и попросил: – Повторяй.
Чужие гортанные слова вылетали из его рта, ломкими звуками оседая в чистом теплом воздухе летнего дня. Они ломали язык и скребли по горлу, словно что-то чужеродное. Некоторые были совсем непонятны, смысл других улавливался и без перевода с древнеимперского, те, что мало изменились и дошли до наших дней.
«…добле зати быть брежной защитой первой окропленной кровити служа», – оптимистично закончил Макс клятву.
На миг установилась тишина, налетевший ветер зашуршал пышными ветками кустов. Грош повернулся и увидел Лису. Девушка стояла в метре от него и смотрела на камень. Неправильно смотрела. Испуганно и жадно, словно сама хотела быть на его месте, хотела и до жути этого боялась. Она подняла на него глаза, и в них он увидел замешательство.
