Чарльз Диккенс
Замогильные записки Пикквикского клуба
– Странную жизнь, сэр, ведут эти шоссейцы.
– Кто? – сказал м‑р Пикквик.
– Шоссейцы.
– Что он хочет сказать? – спросил м‑р Петер Магнус.
– Старик мой, джентльмены, разумеет смотрителей шоссейной заставы, – заметил м‑р Уэллер младший объяснительным тоном.
– Ну да, конечно, – сказал м‑р Пикквик, – жизнь их, вероятно, заслуживает внимания во многих отношениях.
– Заметьте, сэр, что все это – люди, испытавшие большие несчастья в своей жизни, – сказал м‑р Уэллер старший.
– Как это?
– Не могу вам объяснить, только это сущая правда. Вот почему они удаляются от света и скрывают свои горемычные головы в шоссейных будках. Здесь, с одной стороны, они находят для себя уединение, a с другой – они отмщают человеческому роду посредством сбора пошлин.
– Скажите, пожалуйста, этого никогда мне в голову не приходило, – заметил м‑р Пикквик.
– A вещь очень простая, – сказал м‑р Уэллер старший, – будь они джентльмены, их бы назвали мизантропами; a теперь просто-напросто величают их скалдырниками.
– Это стоит принять к сведению, – решил м‑р Пикквик.
В таких разговорах, назидательных, забавных и полезных, незаметно проходило время в продолжение этой достопамятной поездки. М‑р Самуэль Уэллер говорил без устали, сообщая множество интересных замечаний, поступивших впоследствии в записную книгу ученого мужа. С своей стороны, м‑р Петер Магнус интересовался знать обо всех подробностях относительно рода жизни и специальных занятий президента Пикквикского клуба. На станциях Петер Магнус, для препровождения времени и для успокоения своего сердца, продолжал наводить справки относительно своих узелков и разноцветных мешечков.
В Ипсвиче, на проезжей улице, влево от большой дороги, стоит знаменитая гостиница, известная всему миру под названием «Большего белого коня», изображенного, для большей ясности, в виде каменной статуи, с размашистым хвостом и длинной гривой, которая, вместе с головою, возвышается на кирпичном пьедестале у главного подъезда. Стоило только побывать один раз в этой гостинице, чтоб не забыть во всю жизнь её длинных галлерей, презревших всякое украшение вроде ковров или половиков, и бесчисленного ряда комнат, закоптелых, грязных, темных, но снабженных, однако же, всеми удобствами для утоления голода и жажды.
Здесь то, у ворот этой пресловутой таверны, останавливался в былые времена дилижанс из Лондона каждый вечер, в один и тот же час и здесь же, из этого лондонского дилижанса высадились теперь, невредимы и здравы, м‑р Пикквик, м‑р Самуэль Уэллер и м‑р Петер Магнус, успевший, наконец, окончательно успокоить свое сердце относительно сохранности своих вещей.
– Вы не здесь ли останавливаетесь? – спросил м‑р Петер Магнус, когда еще раз выступили на сцену его разноцветные мешечки, бумажный узелок и кожаная картонка для шляпы, – вы не здесь ли останавливаетесь, сэр?
– Здесь, – сказал м‑р Пикквик.
– Ах, Боже мой, какое чудесное, необыкновенное стечение обстоятельств! – воскликнул м‑р Петер Магнус. – Ведь и я здесь останавливаюсь, решительно здесь. Надеюсь, мы обедаем вместе?
– С удовольствием, – отвечал м‑р Пикквик. – Впрочем, мне надобно наперед удостовериться, здесь или нет мои друзья. – Послушайте, любезный, остановился ли у вас джентльмен, по имени м‑р Топман?
При этом вопросе, к м‑ру Пикквику лениво переваливаясь с ноги на ногу и почесывая затылок, подступил трактирный служитель с грязной салфеткой под мышкой, наблюдавший до этой поры проезжающих и проходящих по широкой улице. Он измерил ученого мужа от полей его шляпы до нижней пуговицы его штиблет и сказал выразительным тоном:
– Нет.
– A другой джентльмен, по имени Снодграс? – спросил м‑р Пикквик.
– Нет.
– A м‑р Винкель?
– Нет.
– Стало быть, мои друзья еще не приезжали, сэр, – сказал м‑р Пикквик. – В таком случае мы обедаем вместе. – Послушайте, любезный, покажите нам особую комнату.
При этом требовании, жирный слуга приказал другому слуге распорядиться относительно вещей обоих джентльменов, и потом, приглашая их следовать за собой по длинной галлерее, отвел им большую, дурно-меблированную комнату с грязным камином, где трещало несколько перегоравших угольев, употреблявших, по-видимому, бесполезные покушения осветить и развеселить это мрачное жилище. Через час путешественники получили для своего продовольствия порцию тухлой рыбы с черствой булкой, и когда обед был приведен подобным образом к желанному концу, они, с общего согласия, заказали бутылку рома и две бутылки портвейна, со включением горячей воды и лимонов для приготовления пунша. Вооружившись затем двумя огромными стаканами, наполненными живительною влагой, они дружелюбно уселись подле камина, куда, по их просьбе, подложили с десяток новых углей.
М‑р Петер Магнус оказался вообще чрезвычайно любезным джентльменом, и живительная влага не замедлила вытянуть из его души самые сокровенные секреты. Мало-помалу рассказал он все, что имело некоторое отношение к его занятиям, делам, предположениям, планам, и сообщил весьма интересные подробности относительно всей своей родни и всех своих друзей, причем внимание его обращалось преимущественно на двух братцев, игравших весьма важную роль в фамильной драме. Устремив, наконец, с особой выразительностью свои голубые очки на ученого мужа, м‑р Магнус спросил с веселой ужимкой и таинственным видом:
– A как вы думаете, м‑р Пикквик, зачем я сюда приехал? А? Зачем, сэр?
– Как же я могу отгадать, – сказал м‑р Пикквик.
– Отгадайте, сэр, попытайтесь, я прошу вас об этом.
– По делам, может быть?
– Ну, да, сэр, пожалуй, что так, a пожалуй, и не так! – отвечал м‑р Магнус. – Нет, м‑р Пикквик, попытайтесь еще, – вы человек ученый.
– Право, сэр, вы ставите меня в довольно затруднительное положение, – сказал м‑р Пикквик, – я могу сделать множество предположений, и все-таки не напасть на сущность дела. Потрудитесь лучше сами объяснить причину вашего путешествия.
– Вот оно что! Хи, хи, хи, хи! – залился м‑р Магнус. – Что вы думаете, м‑р Пикквик, если я скажу, что… что… что я приехал сюда сделать предложение, сэр; каково? Хи, хи, хи!
– Что-ж? Это очень естественно, – сказал м‑р Пикквик, бросая на своего собеседника лучезарную улыбку, – я полагаю, вы будете иметь успех.
– Право? Вы точно так думаете, м‑р Пикквик? Вы не шутите, сэр?
– Вовсе нет.
– Полно так ли? Скажите лучше по совести, что вы не шутите?
– Уверяю вас, что нет.
– Ну, м‑р Пикквик, если сказать вам всю правду, так я почти и сам уверен в успехе. И уж если речь пошла на откровенность – вот видите ли, м‑р Пикквик, я ревнив, демонски ревнив – но уж так и быть, я скажу вам по секрету, что эта особа здесь, в этой гостинице. Каково? Хи, хи, хи!
Здесь м‑р Магнус снял очки, поморгал глазами, и потом немедленно опять надел их на свой нос.
– Так вот почему перед обедом вы так часто выбегали из комнаты, – сказал м‑р Пикквик с лукавым видом.
– Ну, почти так… то-есть, я не настолько глуп, чтоб согласился встретиться с нею в таком растрепанном виде.
– Отчего же?
– Не годится. С дороги всего лучше отдохнуть, да подумать, a там – утро вечера мудренее. В моем чемодане, сказать вам по секрету, отличная пара нового платья, от которого я ожидаю большего эффекта.
– Вот что! – воскликнул м‑р Пикквик.
– Да, ни больше, ни меньше. Теперь вы понимаете мое беспокойство дорогой и наставления кондуктору. Такого фрака, м‑р Пикквик, и таких панталон вы не купите ни за какие деньги. Моя шляпа – просто загляденье.
М‑р Пикквик с радушной улыбкой поздравил счастливого владельца драгоценных принадлежностей джентльменского туалета, способного производить победоносные эффекты. М‑р Магнус погрузился на несколько минут в мысленное созерцание своих будущих планов.
– Она красавица, м‑р Пикквик.
– Право?
– Прелестнейшее созданье, – подтвердил м‑р Магнус. – Она проживает в двадцати милях отсюда, м‑р Пикквик. Меня известили, что она приедет сюда сегодня, вечером и пробудет в этой гостинице завтра до обеда: вот, собственно по этой-то причине, я бросил в Лондоне все дела и поспешил воспользоваться удобным случаем. Видите ли, м‑р Пикквик: гостиница, по-моему мнению, самое удобное место для объяснений этого рода с одинокою женщиной. В дороге, я полагаю, гораздо более, чем дома, она в состоянии почувствовать беспомощность своего положения. Вы что думаете, м‑р Пикквик?
– Мне кажется, вы рассуждаете основательно, – сказал ученый муж.
– Нет, прошу извинить, м‑р Пикквик; но любопытство у нас в крови, и к тому же я почувствовал к вам дружбу с первого взгляда.
М‑р Пикквик поклонился.
– Поэтому, сэр, – продолжал м‑р Магнус, – я желал бы знать: вы зачем пожаловали в этот город?
– Ну, сэр, мои похождения далеко не имеют такого поэтического характера, как ваши, – отвечал м‑р Пикквик, проникнутый вдруг благородным негодованием при мысли о вероломстве и мошенничестве своего презренного врага, – я приехал сюда единственно затем, чтобы обличить в безнравственных поступках человека, который пользовался некогда моим совершенным доверием.
– Так он изменил вам?
– Самым бесстыдным образом.
– Боже мой, как это неприятно! – воскликнул м‑р Магнус.
– Ужасно! – воскликнул м‑р Пикквик.
– Понимаю вас, сэр, и сочувствую вам. Человек, или правильнее, человечица, о которой идет речь… не перебивайте, я все понял. Вы можете быт насчет меня совершенно спокойны, м‑р Пикквик: я не стану осуждать вас, помилуй Бог. Мучительные опыты в жизни, искушения тяжкие, можно сказать. Не церемоньтесь со мною, м‑р Пикквик, если хотите дать простор своим чувствам. Я знаю по собственному опыту, что значит быть обманутым, сэр: я испытал это три или четыре раза на своем веку.
М‑р Пикквик между тем завел свои часы и положил их на стол.
– Мне приятно, – сказал он, – благодарить вас за радушное участие, м‑р Магнус; но я считаю своей обязанностью объяснить…
– Ни полслова, сэр, сделайте одолжение, – возразил м‑р Магнусь, – эти дела не договариваются. Я уважаю вашу тайну. – Который час, м‑р Пикквик?
– Ровно двенадцать.
– Боже мой, как поздно! Давно пора бы спать. Завтра я, пожалуй, буду желт и бледен, м‑р Пикквик.
Пораженный такою страшною мыслью, м‑р Магнус неистово позвонил в колокольчик, и когда явилась трактирная служанка, все его вещи немедленно отнесены были в спальню, куда, вслед за изящной картонкой, он отправился и сам с японским подсвечником в руках. М‑р Пикквик, вооруженный другим подсвечником, отправился, через лабиринт переходов, в свой собственный нумер.
– Вот ваша комната, сэр, – сказала служанка.
– Очень хорошо, – проговорил м‑р Пикквик, озираясь кругом.
Это была довольно просторная комната с камином и двумя постелями, снабженными всеми принадлежностями белья. Помещение оказалось вообще гораздо более удобным, чем можно было ожидать.
– В другой постели, конечно, никто не спит, – сказал м‑р Пикквик.
– Никто, сэр.
– Очень хорошо. Потрудитесь, моя милая, сказать моему слуге, чтобы он завтра к половине девятого приготовил для меня теплой воды. Теперь он может ложиться спать.
– Слушаю, сэр.
И, пожелав м‑ру Пикквику спокойной ночи, девушка ушла и затворила за собою дверь. М‑р Пикквик остался один.
Усевшись теперь пред решеткою камина, м‑р Пикквик погрузился в глубокомысленные размышления. Он думал сперва о своих друзьях, старался разгадать, отчего они так долго остаются в Бери, потом мысль его перешла к м‑с Марте Бардль, и, наконец, по естественному сцеплению идей, мысли м‑р Пикквика остановились мало-помалу на гостинице «Большего белого коня», и он припомнил, что уже давно наступила пора предаться безмятежному покою. На этом основании он начал раздеваться на скорую руку, как вдруг пришло ему в голову, что часы его остались внизу, на том самом столе, где стояли опороженные бутылки и стаканы.
Теперь должно заметить, что эти часы были одним из самых любимых предметов ученого мужа, и он носил их в своем жилете с незапамятной поры. Мысль о возможности спать, не прислушиваясь по временам к бою этих часиков, положенных под подушку, никогда не западала в голову м‑ра Пикквика. Что-ж тут делать? Не желая звонить и беспокоить слуг в такое позднее время, м‑р Пикквик снова надел свой фрак и вышел из комнаты с японским подсвечником в руках.
Но чем больше проходил он лестничных ступеней, тем больше, казалось, лестниц предстояло впереди в этом лабиринте. Очутившись в каком-то узком проходе, м‑р Пикквик уже готов был поздравить себя с окончанием трудного пути, как вдруг перед глазами его открылся новый ряд ступеней. Наконец, мало-помалу, добрался он до грязного коридора в нижнем этаже; но и здесь величайших хлопот стоило ему отыскать комнату, где пировал он с м‑ром Магнусом. Он уже готов был отказаться от бесполезных поисков, как вдруг, отворив наудачу какую-то дверь, увидел знакомый стол, и на столе – свои часики с золотой цепочкой.
С величайшим торжеством м‑р Пикквик схватил свою драгоценную собственность и в веселом расположении духа ускоренными шагами направился в обратный путь; но, к несчастью, на деле оказалось, что это путешествие представило бесконечные и совсем неожиданные затруднения. Двери одинаковой формы, величины и вида пересекали ему дорогу справа и слева, спереди и сзади. В верхнем этаже он пытался войти в тот или другой нумер, обманутый необыкновенным сходством его со своей собственной спальней, но каждый раз ему кричали извнутри: – «какой дьявол там возится?» или «чего вам надо?» – и м‑р Пикквик отпрядывал на цыпочках в дальнейший путь. Он был уже доведен до крайней степени отчаяния, как вдруг отворенная дверь одной из комнат обратила на себя его напряженное внимание. Он заглянул во внутренность её и, как нельзя больше, обрадовался, убедившись в тождестве нумера с своею спальней. Две постели стояли неподвижно, и в камине еще продолжал гореть огонь. Лишь только затворил он дверь, его свеча совсем догорела и загасла.
– В этом теперь нет беды, – сказал м‑р Пикквик, – можно раздеться и без свечи, при свете каминного огня.
Постели, прикрытые большими занавесами от потолка до полу, стояли в весьма не далеком расстоянии одна от другой, по ту и другую сторону двери. Между занавесами и кроватью был поставлен соломенный стул, от которого тянулся ковер до края кровати. Задернув обе половинки занавеса, м‑р Пикквик сел на стул и поспешил прежде всего скинуть свои штиблеты. Затем он постепенно снял свой фрак, брюки, жилет и прикрыл свою голову ермолкою с кисточками, которую он тщательно завязывал на ночь снурками у самого подбородка. Совершая таким образом эти предварительные приготовления, он вдруг припомнил свое ночное странствование до лестницам и коридорам и, закинув голову на спинку соломенного стула, разразился таким добродушно-веселым смехом, что посторонний наблюдатель мог бы почувствовать истинное наслаждение, если бы ему удалось наблюдать в эту минуту лучезарные черты великого человека.
– Чего, подумаешь, не может случиться с человеком! – сказал м‑р Пикквик самому себе, заливаясь таким игриво-громким смехом, что чуть не порвались снурки его ермолки. – Кто бы мог подумать, что мне придется, как вору, подкрадываться по всем этим комнатам и тревожить бедных людей! Забавно, очень забавно.
Уже м‑р Пикквик, продолжая улыбаться, собирался вновь открыть уста для произнесения красноречивого монолога, как вдруг неожиданное происшествие прервало его на самом интересном месте. В комнату вошла какая-то особа со свечею в руках, заперла за собою дверь и поставила свечу на стол.
Улыбка, заигравшая было на устах ученого мужа, мгновенно исчезла в чертах, выразивших самую высокую степень изумления и досады. Особа, кто бы она ни была, вошла так внезапно и с таким решительным видом, что м‑р Пикквик, потеряв присутствие духа, не успел и даже не подумал оказать какое-либо сопротивление. Кто бы это был? Мошенник, может быть, подметивший в его руках золотые часы, когда он пробирался по коридору? Что хотела здесь эта особа?
Чтобы покончить с этим недоразумением, всего лучше было лечь в постель, протянуть потихоньку ноги, прислушиваться и посматривать исподтишка на движения и уловки ночного гостя. М‑р Пикквик так и сделал. Отдернув немножко угол занавеса, чтобы беспрепятственно делать свои наблюдения, м‑р Пикквик надел очки, поправил ермолку и призвал на помощь все свое мужество, не покидавшее его во всех решительных случаях жизни.
Результат наблюдений был ужасен в полном смысле слова. Среди комнаты, перед зеркалом, стояла, тщательно расчесывая свои волосы, женщина средних лет в желтых папильотках. Оказывалось по всем признакам, что она собиралась здесь провести всю ночь. Окончив головной убор, она прошлась раза три по комнате, потушила свечу и зажгла ночник, поставив его в таз, где предназначалось ему освещать комнату в продолжение ночи. «Великий Боже! какое страшное столкновение обстоятельств!» – подумал м‑р Пикквик.
– Гм! – сказала леди, поправляя ночник в медном тазу.
М‑р Пикквик поспешил, с быстротой молнии, запрятать свою голову под одеяло.
«Что может быть ужаснее этого!» – подумал бедный м‑р Пикквик, отирая потихоньку холодный пот с своего чела. – «Есть отчего потерять голову».
Но не было никакой возможности победить непреодолимое желание видеть, что происходило в комнате. Притаив дыхание, м‑р Пикквик опять выставил свою голову из-под одеяла. Перспектива, представившаяся его глазам, была еще ужаснее прежнего. Полураздетая леди остановилась в интересной позе перед камином и снимала башмаки.
– Это, однако ж, из рук вон, – рассуждал сам с собою м‑р Пикквик, – надобно как-нибудь положить этому конец. Из поступков этой леди становится для меня совершенно очевидным, что я зашел в чужой нумер. Что-ж мне делать? Вымолви я хоть одно слово, она, чего доброго, поставит на ноги весь дом; но если я неизменно останусь в этом положении – последствия могут быть еще ужаснее.
Нечего и говорить, что м‑р Пикквик, был целомудрен, как Ньютон, и скромен, как невинная девица в первую пору цветущей красоты. Уже одна мысль предстать в ермолке перед дамой приводила его в трепет; но, к великому ужасу, он никак не мог освободиться от этого головного убора, потому что снурки у подбородка затянулись в гордиев узел.
Надлежало, однако ж, во что бы ни стало, обнаружить свое присутствие в женской спальне. Для этого могло быть только одно средство. Запрятав свою голову под одеяло, м‑р Пикквик произнес очень громко:
– Гм! Кхи, кхи!
Видимо, леди испугалась при этом внезапном звуке, потому что голова её опрокинулась на спинку кресел, но было совершенно ясно, что она тотчас объяснила себе его работой своего воображения, потому что, когда м‑р Пикквик, ожидая обморока, или, по крайней мере, истерического припадка, осмелился выставить из-под одеяла свою голову, незнакомка спокойно, как и прежде, сидела перед камином, погруженная в тайные мысли.
«Удивительная женщина!» – подумал м‑р Пикквик, нахлобучивая опять одеяло на свою голову. – Кхи, кхи! Гм!
Эти последние звуки, резкие и сильные, очевидно обличавшие присутствие живого существа, не могли быть никаким образом объяснены действием галлюцинации. Незнакомка вздрогнула.
– Великий Боже! – воскликнула она. – Что бы это значило?
– Ничего, сударыня, – проговорил м‑р Пиквик из-под одеяла, – это лишь только джентльмен.
– Джентльмен! – взвизгнула леди с выражением изумления и ужаса.
«Все пропало!» – подумал м‑р Пикквик.
– Незнакомый мужчина! – вскрикнула леди.
Еще какая-нибудь минута, и, нет сомнения, весь дом был бы на ногах. Незнакомка уже бросилась к дверям.
– Сударыня, – сказал м‑р Пикквик, высовывая свою голову из-под одеяла, – сударыня.
М‑р Пикквикь, должно заметить, высунул свою голову просто с отчаяния, без всякой определенной мысли; но этот маневр неожиданно произвел весьма благотворное действие. Незнакомка, сказали мы, была уже подле дверей и собиралась перешагнуть через порог, но, оглянувшись назад, наткнулась глазами на ермолку м‑ра Пикквика и машинально попятилась в отдаленный угол спальни. Минуты две она безмолвно смотрела на м‑ра Пикквика, который, в свою очередь, с безмолвным изумлением смотрел на нее.
– Негодный! – вскрикнула леди, закрывая руками свои глаза, – что вы здесь делаете?
– Ничего, сударыня, решительно ничего, уверяю вас, – сказал м‑р Пикквик выразительным тоном.
– Как ничего! – закричала леди, бросив на него презрительный взгляд.
– Ничего, сударыня, честное слово, – сказал м‑р Пикквик, делая такой энергический кивок своею головою, что кисти заплясали на его ермолке, – мне крайне совестно, сударыня, что я принужден разговаривать с вами при таких обстоятельствах и в таком уборе; но, право, сударыня, я никак не могу освободиться от этой негодной ермолки.
И в подтверждение своих слов, м‑р Пикквик сделал отчаянный жест; но ермолка упорно продолжала болтаться на его голове. Незнакомка улыбнулась, и эта улыбка, казалось, ободрила ученого мужа. Он продолжал:
– Теперь для меня очевидно, сударыня, что я имел несчастье попасть в чужую комнату: ваша спальня ничем не отличается от моей. Я пробыл здесь не более пяти минут до того времени, как вы изволили войти.
– Все это похоже на сказку, сэр, – сказала раздраженная леди, – но если вы говорите правду, я прошу вас немедленно оставить меня в покое. Извольте идти вон.
– С величайшим удовольствием, сударыня.
– Убирайтесь сию же минуту.
– Непременно, сударыня, – перебил м‑р Пикквик с необыкновенною живостью, – непременно. Позвольте изъявить, сударыня, крайнее сожаление, – продолжал м‑р Пикквик, выбираясь из постели и отдергивая занавес, – мне чрезвычайно неприятно, что я сделался невольною причиной такой тревоги и волнения. Это меня огорчает, можно сказать, до глубины души.
Вместо ответа, незнакомка указала на дверь. В эту роковую минуту и при таких критических обстоятельствах, в полной мере обнаружилась превосходнейшая черта характера великого мужа. Он напялил на скорую руку шляпу на свою ермолку, взял под мышку штиблеты и повесил через плечо свой фрак с жилетом; но эта многосложная операция отнюдь не помешала ему выразить свои чувства самым учтивым, ласковым, истинно джентльменским тоном.
– Я чрезвычайно жалею, сударыня, – проговорил м‑р Пикивик, раскланиваясь с дамой.
– В таком случае, сэр, оставьте мою комнату, – сказала леди.
– Сейчас, сударыня, сию минуту, – сказал м‑р Пикквик, отворяя дверь, причем штиблеты его с громким треском повалились на пол.
Незнакомка сделала нетерпеливое движение.
– Надеюсь, сударыня, – продолжал м‑р Пикквик, подбирая штиблеты и оборачиваясь назад, чтоб отвесить низкий поклон, – надеюсь, сударыня, что мое глубокое уважение и безграничная преданность к прекрасному полу могут, некоторым образом, служить в настоящем случае достаточным извинением, и, так сказать…
Но, прежде, чем он кончил речь, раздраженная леди вытолкнула его в коридор и заперла дверь своей спальни.
Несмотря, однако ж, на весьма счастливую развязку этой печальной истории, м‑р Пикквик был по выходе из дамской спальни поставлен в довольно неприятное положение. Одинокий и полу-раздетый, он очутился в темном коридоре, в чужом, совершенно незнакомом доме, в глубокую полночь. Нечего было и думать о благополучном окончании обратного путешествия среди непроницаемого мрака: при малейшем шуме или при неосторожной попытке постучаться в какую-нибудь дверь, он подвергался вероятной опасности быть застреленным или получить смертельный удар от руки какого-нибудь путешественника. Был только один, весьма неприятный способ выпутаться из беды: оставаться до рассвета на одном и том же месте, поручив себя покровительству невидимого гения. Таким образом, сделав наудачу несколько шагов и наткнувшись один раз на какой-то хрупкий предмет, м‑р Пикквик пробрался в отдаленный угол и с философским хладнокровием решился дожидаться рассвета.
Но судьба, по-видимому, сжалилась над великим человеком и решилась избавить его от ночного бодрствования на грязном полу в темном и холодном коридоре. Лишь только снял он шляпу и прислонился спиною к стене, как вдруг, в конце галереи, к несказанному его ужасу, появился какой-то человек со свечею в руках. Но этот ужас мгновенно превратился в неописуемую радость, когда великий человек узнал фигуру своего верного слуги. В самом деле, это был м‑р Самуэль Уэллер, отправлявшийся на сон грядущий после продолжительной беседы с трактирным слугою, чистившим сапоги.
– Самуэль, – сказал м‑р Пикквикь, смело выступая вперед, – где моя комната?
М‑р Уэллер обомлел и вытаращил глаза. Выслушав еще несколько раз нетерпеливый вопрос своего господина, он безмолвно повернулся направо кругом и пошел вместе с ним отыскивать потерянный нумер. Путешествие было совершено без дальнейших приключений.
– Самуэль, – сказал м‑р Пикквик, ложась в постель, – я сделал в эту ночь чрезвычайно странную, можно сказать, неслыханную ошибку.
– Очень может статься, – сухо отвечал м‑р Уэллер.
– Но вот в чем дело, Самуэль: хозяин этого дома – страшный мошенник.
– Почему вы так думаете?
– Да потому, что все комнаты у него как две капли воды похожи одна на другую. Проживи я здесь теперь больше шести месяцев, я никогда не решусь бродить в ночное время один по всем этим лестницам и коридорам: это мое неизменное решение.
– И очень хорошо сделаете, сэр, – отвечал м‑р Уэллер, – за вами непременно должен подсматривать дядька в ту пору, как ваш ум блуждает в эмпиреях.
– Что вы под этим разумеете? – спросил м‑р Пикквик.
Он слегка приподнялся на своей постели и протянул руку вперед, как будто желая предложить еще какой-то вопрос; но вдруг, повернувшись на другой бок, сказал:
– Ступайте спать, Самуэль.
– Слушаю, сэр. Спокойной вам ночи.
Выходя из дверей, м‑р Самуэль Уэллер приостановился, почесал затылок, снял нагар со свечи, покачал головой, и в заключение махнув рукой, медленными шагами поплелся в свою каморку. Было ясно, что в голове его совершался процесс мысли, медленный и трудный.
