Чарльз Диккенс
Замогильные записки Пикквикского клуба
– И точно ли вы хотели жениться на кухарке? – с негодованием спросила раздраженная леди, – бездельник!
– И правда-ли, м‑р Троттер, что у вас было намерение завести на чужия деньги мелочную лавочку? – спросила мисс Мери.
– Теперь не угодно ли вам выслушать меня, молодой человек, – начал м‑р Моззель торжественным тоном, – вот эта почтенная леди (он указал на кухарку) удостоила меня некоторой благосклонности и вступила в компанию со мною. Поэтому, сэр, если вы огласили намерение завести на её счет мелочную лавку и торговать пирогами, но вы этим самым наносите мне одно из тех ужасных и непростительных оскорблений, какие, сэр, не забываются порядочными людьми. Понимаете вы это?
Здесь м‑р Моззель, имевший вообще высокое мнение о своем красноречии, в котором он подражал методе и манерам своего господина, приостановился и ждал ответа.
Но м‑р Троттер не дал никакого ответа. На этом основании м‑р Моззель продолжал с большею торжественностью:
– Очень вероятно, сэр, что вас не потребуют наверх по крайней мере около пятнадцати минут, потому что, сэр, господин ваш в эту самую минуту рубит окрошку наверху, или, выражаясь более понятным языком, сводит окончательные счеты с моими господами; следственно, сэр, у вас будет довольно времени для джентльменских объяснений, которых от вас требуют. Понимаете вы это, сэр?
М‑р Моззель опять остановился в ожидании ответа; но м‑р Троттерь по-прежнему хранил упорное молчание.
– Очень хорошо, сэр, – продолжал м‑р Моззель, – мне очень неприятно иметь такие объяснения в присутствии почтенных леди; но критические обстоятельства, надеюсь, будут служить для меня достаточным извинением в этом деле. Слушайте же теперь обоими ушами. Вот, за этой перегородкой довольно места для нас обоих: благоволите войти и учинить со мною окончательную расправу. М‑р Уэллер будет свидетелем. Следуйте за мною, сэр.
С этими словами м‑р Моззель отступил к дверям шага на два и начал снимать свой сюртук.
Лишь только кухарка услышала заключительные слова страшного вызова и увидела, что м‑р Моззель готов привести их в исполнение, она испустила громкий и пронзительный крик и в ту же минуту, бросившись на Троттера, вставшего с своего места, отвесила ему со всего размаха две полновесные пощечины с такою энергией, какая только может служить отличительным признаком взбешенной леди. Затем засучив рукава, она запустила обе руки в черные волосы несчастного кавалера и мгновенно вырвала оттуда две огромных пряди, которых могло хватить на полдюжины траурных колец солидной величины. Окончив этот маневр со всею горячностью, какую только могла внушить ей пылкая любовь к особе м‑ра Моззеля, исступленная леди попятилась назад и, соблюдая необходимые условия благовоспитанной дамы, бросилась мгновенно на софу и лишилась чувств.
В эту минуту раздался звонок.
– Это вам задаток, Иов Троттер, – сказал Самуэль.
Но прежде, чем Иов Троттер собрался с духом, чтобы произнести приличный ответ, прежде даже чем успел он ощупать раны, нанесенные бесчувственною леди, Самуэль схватил его за одну руку, a м‑р Моззель подцепил за другую. В этом интересном положении, добродетельный лакей, подталкиваемый сзади, отсаживаемый спереди, был приведен наверх в гостинную судьи.
Наверху происходил спектакль, поучительный и редкий. Альфред Джингль, эсквайр или, другими словами, капитан Фиц-Маршал, стоял подле двери со шляпой в руке и улыбкой на устах, не чувствуя, по-видимому, ни малейшего неудобства от непредвиденного столкновения обстоятельств. Перед ним, лицом к лицу, стоял м‑р Пикквик, читавший, очевидно, красноречивую лекцию высокого нравственного свойства, потому что левая рука ученого мужа была закинута за фалду его фрака, между тем как правая величественно простиралась в воздухе, что делал м‑р Пикквик всякий раз, когда оказывалась необходимость возбудить или утолить патетические чувства в сердце внимательного слушателя. Немного поодаль стоял м‑р Топман с выражением страшного негодования на своем благородном челе, и подле него, понурив головы, стояли младшие его друзья. На заднем плане этой сцены находились: м‑р Нупкинс, и прелестная мисс Нупкинс с неизъяснимым выражением ненависти, досады и благородного презрения на своем розовом личике.
– И вот что мешает мне, – возгласил м‑р Нупкинс, величественно выступая вперед, когда был, наконец, введен сердобольный Иов, – что мешает мне задержать этих людей, как мошенников и негодяев? Снисходительность, глупое мягкосердечие. Ну что мешает мне?
– Гордость, приятель, гордость, и ничего больше, – отвечал м‑р Джингль, сохранивший совершеннейшее спокойствие духа. – Не годится… огласка… подцепили капитана – э? Ха, ха, ха! Славная находка… жених для дочки… протрубят по всему городу… будет глупо… очень!
– Изверг! – воскликнула м‑с Нупкинс, – мы презираем ваши низкие намеки.
– Я всегда ненавидела его, – прибавила Генриетта.
– Ну, конечно, – сказал Джингль, – высокий молодой человек… старый любовник… Сидни Поркенгем… богат… хорош собой… a все не так богат и знатен, как капитан Фиц-Маршал – э? Ха, ха, ха!
– Мерзавец!!! – воскликнули в один голос мать, отец и дочь.
– Подцепите его опять, – продолжал с невозмутимым спокойствием м‑р Джингль, – смилуется… простит… поменьше подымайте нос… не годится.
Здесь м‑р Джингль залился опять веселым и громким смехом, к очевидному удовольствию своего верного слуги, который, в свою очередь, оскалил зубы, облизнулся и нагло посмотрел на всю почтенную компанию.
– М‑р Нупкинс, прекратите эту сцену, сказала раздраженная супруга почтенного судьи. – Слуги не должны слышать подобных разговоров. Пусть выведут этих негодяев.
– Сейчас, душенька, – сказал м‑р Нупкинс. – Моззель!
– Что прикажете?
– Отворите дверь.
– Слушаю.
– Оставьте мой дом, и чтобы духу вашего здесь не было, – сказал м‑р Нупкинс, делая выразительные жесты.
Джингль улыбнулся и немедленно повернулся к дверям.
– Остановитесь, – закричал м‑р Пикквик.
Джингль остановился.
– Мне бы ничего не стоило отмстить, – сказал Пикквик, – и наказать вас примерным образом за все эти подлые поступки…
Здесь Иов Троттер отвесил низкий поклон приложив руку к своему сердцу.
– Я говорю, – продолжал м‑р Пикквик, пылая благородным гневом, – мне бы очень легко было наказать вас примерным образом; но я ограничиваюсь на этот раз только тем, что сорвал с вашего лица подлую маску, которую вы осмеливаетесь носить на глазах честных людей. Пусть это послужит для вас уроком, сэр, и поводом к исправлению на будущее время. Я, с своей стороны, доволен и тем, что исполнил долг свой в отношении к обществу честных людей.
Когда м‑р Пикквик дошел до этого заключения, Иов Троттер, с комическою важностью, приставил правую руку к своему левому уху, показывая таким образом, что он не желает проронить ни одного звука.
– Мне остается только прибавить, сэр, – продолжал м‑р Пикквик, вспыхнувший теперь отчаянным гневом, – что я считаю вас негодяем… мошенником… и таким мерзавцем, с каким разве может сравниться только этот негодный ханжа в серой ливрее. Вы стоите один другого.
– Ха, ха, ха! – залился Джингль, – добрый старикашка… толст и мягок… не горячитесь только… нездорово… душа уйдет в пятки… Прощайте, Пикквик… увидимся. Ну, Иов… отваливай.
С этими словами, м‑р Джингль нахлобучил свою эксцентричную шляпу и молодцовато вышел из дверей. Гов Троттер приостановился и, скорчив плутовскую улыбку на своем лице, отвесил м‑ру Пикквику комический поклон. Затем, бросив неописанно наглый взгляд на м‑ра Уэллера и махнув рукой, добродетельный лакей вьноркнул из комнаты.
– Самуэль, – сказал м‑р Пикквик, когда верный его слуга тоже хотел идти вслед за удалявшимся ханжей.
– Чего изволите?
– Останьтесь здесь.
М‑р Уэллер был, казалось, в нерешительном положении.
– Останьтесь здесь, говорю я вам, – повторил м‑р Пикквик.
– Что-же, сэр? Неужто вы не позволите мне потаскать немного этого плаксу?
– Ни под каким видом.
– Один подзатыльник, по крайней мере?
– Ни, ни.
Первый раз м‑р Уэллер, в продолжение своей верной службы, при особе ученого мужа, обнаружил недовольный и даже оскорбленный вид; но его физиономия скоро прояснилась, когда он узнал, что м‑р Моззель, провожая ненавистных гостей, спихнул их обоих с верхних ступеней лестницы, так что они кубарем покатились на грязный двор, потерпев значительное повреждение своих членов.
– И так, сэр, обязанность моя кончена, – сказал м‑р Пикквик, обращаясь к почтенному мэру, – я свято исполнил свой долг в отношении к ближним, и теперь совесть моя спокойна. Позвольте проститься с вами, почтенный представитель закона. Благодарю вас душевно от себя и от имени своих друзей за оказанное гостеприимство. Завтра мы возвращаемся в Лондон. Будьте уверены, что тайна ваша умрет в наших сердцах.
Затем ученый муж учтиво раскланялся с дамами, дружески пожал руку м‑ру Нупкинсу и вы шел из комнаты вместе с своими друзьями.
– Наденьте шляпу, Самуэль.
– Да она, сэр, осталась внизу.
И он побежал за шляпой.
Должно теперь заметить, что в кухне не было никого, кроме хорошенькой горничной, и так как шляпа была заложена неизвестно куда, то м‑р Уэллер и мисс Мери принялись искать ее вместе и долго искали они без всякого успеха. Озабоченная мисс Мери под конец даже принуждена была стать на колени, и в этой интересной позе она усердно начала перерывать все вещи, лежавшие в маленьком углу подле двери. Это был ужасно неуклюжий угол. Добраться до него можно было не иначе, как затворив наперед дверь.
– Вот она, – сказала, наконец, Мери, – вот ваша шляпа. Она ли?
– Дайте я посмотрю.
И, чтобы посмотреть на свою шляпу, он тоже принужден был стать на колени: иначе нельзя было подойти к мисс Мери.
– Да, это моя шляпа, – сказал Самуэль. – Прощайте, душечка.
– Прощайте, – сказала горничная.
– Прощайте, – сказал Самуэль и, говоря это, он имел неосторожность уронить свою шляпу, отысканную с таким трудом.
– Какой вы неловкий! – сказала Мери, – вы, пожалуй, опять потеряете, если не будете осторожны.
И, единственно для избежания такой потери, мисс Мери собственными руками надела шляпу на голову м‑ра Уэллера.
Оттого ли, что хорошенькое личико горничной сделалось в эту минуту еще милее, или, быть может, это было естественным следствием случайного столкновения молодых людей, только м‑р Уэллер поцеловал мисс Мери.
– Вы это нарочно сделали, м‑р Уэллер? – сказала хорошенькая горничная, краснея как маков цвет.
– Нет, душечка; a вот теперь будет и нарочно.
И он поцеловал ее в другой раз.
– Самуэль, Самуэль! – кричал м‑р Пикквик, продолжавший все это время стоять на ступени лестницы.
– Иду, сэр, – отвечал Самуэль, выбегая из кухни.
– Как вы долго пропадали, любезный, – сказал м‑р Пикквик.
– Извините, сэр. Насилу доискался.
Так ознаменовалась первая любовь молодого человека.
Глава XXVI
Краткий отчет о процессе вдовы Бардль против старого холостяка.
Исполнив свой филантропический долг в отношении к ближним и достигнув таким образом главнейшей цели своего путешествия в Ипсвич, м‑р Пикквик решился немедленно воротиться в Лондон, с тем, чтобы вникнуть в сущность ябеднических крючков, которыми подцепили его бессовестные Додсон и Фогг. Действуя сообразно с этим решением, ученый муж, поутру на другой день после описанных нами событий, взлез на империал первого дилижанса, отправлявшегося из Ипсвича, и вечером в тот же день в вожделенном здравии прибыл в столицу, сопровождаемый своими друзьями и верным слугой.
Здесь президент и его ученики должны были расстаться на короткое время. Господа Винкель, Топман и Снодграс отправились каждый на свою квартиру, чтобы немедленно заняться приготовлениями к предстоящей поездке на Динглидель; a м‑р Пикквик и Самуэль Уэллер, считая неудобным свое прежнее жилище, поместились с превеликим комфортом в Ломбардской улице, в гостинице и вместе таверне «Коршуна и Джорджа».
Окончив свой обед я допив последнюю кружку пива, м‑р Пикквик растегнул жилет, скинул галстух и сел перед камином, положив свои ноги на экран и забросив голову на спинку кресла. В эту минуту в комнату вошел м‑р Самуэль Уэллер с дорожной сумкой под мышкой.
– Самуэль, – сказал м‑р Пикквик.
– Сэр, – сказал м‑р Уэллер.
– О чем я теперь рассуждаю?
– Не знаю, сэр.
– Вот о чем. Так как все мои вещи остались на прежней квартире у м‑с Бардль, в Гозуэльской улице, то я считаю необходимым взять их оттуда, прежде чем мы вновь отправимся из города.
– Очень хорошо.
– Вещи должны быть отправлены в квартиру м‑ра Топмана, – продолжал м‑р Пикквик, – но вам необходимо наперед пересмотреть их, пересчитать и привести в порядок. Я желаю, Самуэль, чтобы вы отправились в Гозуэльскую улицу.
– Сейчас, сэр?
– Сейчас.
Самуэль повернулся к дверям.
– Погодите, Самм, – сказал м‑р Пикквик, вынимая кошелек из кармана. – Надобно свести денежные счеты. За квартиру я ничего не должен, но вы все-таки заплатите за всю треть, до Рождества, то есть. Срок моего контракта кончается через месяц: вы можете отдать эту бумагу м‑с Бардль, возьмите с неё квитанцию и скажите, что мою квартиру она может отдать внаймы когда ей угодно.
– Слушаю, сэр. Еще чего не прикажете ли?
– Ничего больше.
М‑р Уэллер медленно пошель к дверям, как будто выжидая дальнейших приказаний, отворили одну половину двери и медленно переступил за порог, как вдруг м‑р Пикквик остановил его опять:
– Самуэль.
– Чего изволите? – сказал м‑р Уэллер, быстро поворачиваясь назад и затворяя за собою дверь.
– Я не сделаю никаких возражений, если вы захотите разведать из-под руки характер чувствований м‑с Бардль и её отношения ко мне. Узнайте, если хотите, до какой степени пущено в ход это нелепое и кляузное дело. Повторяю, вы можете входить во всякие соображения и расспросы, если пожелаете, – заключил м‑р Пикквик.
Самуэль многозначительно кивнул головою и вышел из дверей. М‑р Пикквик снова положил ноги на экран, покрыл глаза шелковым платком и погрузился в сладкую дремоту. М‑р Уэллер, не теряя ни минуты, отправился исполнять поручения своего господина.
Было уже около девяти часов, когда он достиг Гозуэльской улицы. Две свечи ярко горели в передней маленькой гостиной, и две женских шляпки волновались из за оконных штор. У м‑с Бардль были гости.
М‑р Уэллер постучался в дверь и. принялся насвистывать национальную песню в ожидании ответа. Минут через пять в коридоре на мягком ковре послышались шаги, и вслед затем, собственной особой, явился маленький сынок вдовицы Бардль.
– Здравствуй пузырь, – сказал Самуэль, – что твоя мать?
– Здорова, – отвечал юный Бардль. – Здоров и я.
– Тебе же лучше, – проговорил м‑р Уэллер. – Скажи своей маменьке, что мне надобно потолковать с ней кой о чем.
Юный Бардль поставил свечу на нижней ступени лестницы и отправился в гостиную с докладом.
Две шляпки, волновавшиеся из-за оконных штор, принадлежали двум искренним приятельницам м‑с Бардль: они пришли к своей кумушке накушаться чайку и полакомиться горячими котлетками из поросячьих ног, которые, вместе с горячими пирожками, приправленными капустой и сыром, составляли обыкновенный ужин м‑с Бардль. Поросячьи ножки весело жарились и кипели в голландской печке на чугунной плите; еще веселее м‑с Бардль и кумушки её разговаривали за круглым столом, вникая в характер и нравственные качества всех своих знакомых и друзей, как вдруг юный Бардль, вбегая с разгоревшимися щеками, возвестил о прибытии м‑ра Уэллера.
– Слуга м‑ра Пикквика! – воскликнула м‑с Бардль, побледнев, как полотно.
– Боже мой! – воскликнула м‑с Клоппинс.
– Какой скандал! – воскликнула м‑с Сандерс. – Я бы ни за что не поверила, если бы сама не была здесь.
М‑с Клоппинс представляла из своей особы крошечную леди с живыми, хлопотливыми манерами и служила совершеннейшим контрастом м‑с Сандерс, женщины гигантского роста, плечистой, толстой и жирной.
М‑с Бардль, очевидно, пришла в величайший испуг, и все вообще погрузились в крайнее недоумение относительно весьма важного и чрезвычайно щекотливого пункта: должно-ли им, при существующих обстоятельствах, принимать Пикквика или его слугу без предварительного совещания с господами Додсоном и Фоггом. В этом критическом положении сказалось прежде всего необходимым съездить по башке малютку Бардля, зачем он осмелился найти в дверях м‑ра Уэллера. На этом основании юный Бардль получил тумака в левый висок и залился мелодическиит плачем.
– Замолчишь-ли ты, чертенок? – сказала м‑с Бардль, съездив своего сынка еще в правый висок.
– Как тебе не стыдно огорчать свою бедную мать, – сказала м‑с Сандерс.
– И без тебя у ней слишком много неприятностей, Томми; угомонись, мой милый, – добавила м‑с Клоппинс, испустив глубокий вздох.
– Бедная, бедная мать! – воскликнула м‑с Сандерс.
При этих нравственных наставлениях юный Бардль завизжал, как поросенок.
– Что-ж мне делать? – сказала м‑с Бардль, обращаясь к м‑с Клоппинс.
– Примите его, делать нечего, – отвечала м‑с Клоппинс, – только без свидетелей не говорите с ним ни под каким видом.
– По-моему, двух свидетелей будет достаточно, – сказала м‑с Сандерс, сгаравшая, как и другая кумушка, непреодолимым любопытством.
– Стало быть, можно впустить его, – сказала м‑с Бардль.
– Разумеется, – отвечала с видимым удовольствием м‑с Клоппинс… Войдите, молодой человек, только потрудитесь наперед запереть дверь с улицы.
При одном взгляде м‑р Уэллер смекнул весь ход дела, храбро выступил перед лицо любезных дам и обратился к м‑с Бардль с такою речью:
– Очень жалею, сударыня, что личное мое присутствие расстраивает ваш комфорт, как говорил однажды ночной кавалер, обкрадывая старую леди; но дело в том, что я и мой господин только-что приехали в столицу и надеемся скоро выехать опять. Поэтому, сударыня, просим полюбить нас и пожаловать ласковым словцом.
– Что-ж, моя милая, молодой человек, я полагаю, не виноват в проступках своего господина, – сказала м‑с Клоппинс, озадаченная ловкостью и любезными манерами м‑ра Уэллера.
– Ну, конечно, – отвечала м‑с Сандерс, поглядывая умильными глазами на поросячьи ножки. Было ясно, что в голове почтенной дамы происходили вероятные вычисления относительно количества котлет и пирожков, которых, чего доброго, могло и не хватить на ужин, если примет в нем участие м‑р Уэллер.
– Не угодно-ли теперь выслушать, сударыня, зачем я пришел к вам? – сказал м‑р Уэллер, не обращая внимания на вставочные замечания почтенных дам. – во-первых, представить вам записку моего господина – вот она. Во-вторых, заплатить квартирные деньги – вот они. В-третьих, доложить вашей милости, что все наши вещи, обревизованные и приведенные в порядок, должны быть возвращены нам при первом востребовании. В-четвертых, известить вашу честь, что квартира наша может быть отдана в наем, когда вам угодно. И все. И больше ничего.
– Что бы ни вышло, и что еще ни выйдет между нами, – отвечала м‑с Бардль, – я всегда говорила и буду говорить всегда, что м‑р Пикквик, кроме того несчастного случая, вел себя во всех отношениях как честный джентльмен. Он расплачивался всегда, как банкир – ей-богу!
Самуэль смекнул, что ему остается лишь оставаться спокойным, не растворяя уст, и уж дамы сделают свое дело. Поэтому он пребывал в глубоком молчании и смотрел попеременно то на стены, то на потолок.
– Бедняжка! – воскликнула м‑с Клоппинс.
– Сирота горемычная! – подхватила м‑с Сандерс.
Самуэль не сказал ничего. Он видел, что дело пойдет само собою.
– Такое клятвопреступничество, Боже мой! – воскликнула м‑с Клоппиннс. – Я не имею ни малейшего намерения оскорбить вас, молодой человек, но господин ваш – предурной старик и я очень жалею, что не могу сказать ему этого в глаза.
Самуэль поклонился и продолжал хранить глубокое молчание.
– Ведь она, бедняжка, совсем стосковалась, – продолжала Клоппинс, заглянув наперед в голландскую печку, – ничего не ест, не пьет, и вся её отрада только в обществе добрых приятельниц, которые иной раз, из сострадания, приходят посидеть к ней. Это ужасно!
– Бесчеловечно! – подхватила м‑с Сандерс.
– И это тем досаднее, молодой человек, – продолжала скороговоркой м‑с Клоппинс, – что господин ваш – джентльмен с деньгами, капиталист, можно сказать. Что бы ему стоило содержать жену? Ничего, просто плевое дело, и его решительно ничем извинить нельзя. Отчего он не женится на ней?
– Да, это загадка, – сказал Самуэль.
– Конечно, загадка, которую может только разрешить закон, – подхватила м‑с Клоппинс. – Что тут толковать? Мужчины почти все негодяи, и не будь закона, они бы делали с нами, что хотели. Но закон, слава Богу, берет нас под свою защиту и, авось, господин ваш, молодой человек, узнает через шесть месяцев, что значит оскорблять бедную женщину.
При этом утешительном предположении, м‑с Клоппинс вздернула голову и улыбнулась м‑с Сандерс, которая тоже поспешила отвечать веселой улыбкой.
«Стало быть, дело уже пущено в ход», подумал Самуэль.
В эту минуту в комнату вошла м‑с Бардль.
– Вот вам росписка и сдача, м‑р Уэллер, – сказала м‑с Бардль. – Надеюсь, м‑р Уэллер, вы, по старому знакомству, останетесь с нами выкушать чайку и закусить, чем Бог послал.
М‑р Уэллер согласился, рассчитывая на выгоды, какие можно получить от такого угощения. М‑с Бардль вынула из маленького шкафа черную бутылку и, наливая рюмку для м‑ра Уэллера, наполнила, по рассеянности, три другие рюмки, стоявшие на столе. Такая рассеянность была, разумеется, естественным следствием постигнувшего ее несчастья.
– Что с вами, м‑с Бардль? – вскричала м‑с Клоппинс. – Посмотрите, что вы делаете.
– Ну, это хороший признак, – заметила м‑с Сандерс.
– Бедная моя головушка! – воскликнула м‑с Бардль со слабой улыбкой на устах.
Самуэль прекрасно понимал все эти уловки и потому сказал не обинуясь, что перед ужином он обыкновенно пьет не иначе, как вместе с какою-нибудь леди. Последовали остроумные замечания, и м‑с Сандерс, подшучивая над молодым человеком, обмочила свои губки в поданной рюмке. Другие дамы, по приглашению Самуэля, тоже не замедлили последовать её примеру. Затем м‑с Клоппинс предложила тост в залог будущих успехов вдовы Бардль против бессовестного старика: леди опорожнили свои рюмки и сделались чрезвычайно разговорчивы.
– Вы, я думаю, слышали, м‑р Уэллер, как идет это дело? – спросила м‑с Бардль.
– Кое-что слышал, – отвечал Самуэль.
– Ах, если бы вы знали, м‑р Уэллер, как неприятно для бедной женщины таскаться по судам, – сказала м‑с Бардль, – но делать больше нечего; пусть будет, что будет. Покровители мои, Додсон и Фогг, уверяют, что мы непременно будем иметь успех, потому что правда вся на нашей стороне. Уж я и не придумаю, что делать, если не успеем.
Но при одном предположении о безуспешности своего дела бедная вдова, м‑с Бардль, пришла в такое сильное волнение, что немедленно принуждена была налить и опорожнить залпом рюмку вина, иначе, – сказала потом м‑с Сандерс, – без этой находчивости и присутствия духа, она бы непременно лишилась чувств.
– Когда вы, вы надеетесь, состоится окончательное решение по-вашему делу? – спросил Самуэль.
– В феврале, м‑р Уэллер, или, быть может, в марте, – отвечала м‑с Бардль.
– Сколько будет у вас свидетелей? – спросила м‑с Клоппинс.
– Ну, об этом не стоит и толковать, моя милая, – сказала м‑с Сандерс, – в свидетелях, разумеется, не будет недостатка.
– A ведь мне кажется, господа Додсон и Фогг, – будут просто в отчаянии, если, чего Боже сохрани, процесс будет проигран, – заметила м‑с Клоппинс.
– О, они с ума сойдут! – сказала м‑с Сандерс. – Ведь уж само собою разумеется, они взялись хлопотать из интереса.
– Что-ж? дело не рискованное: м‑с Бардль непременно выиграет, – возразила м‑с Клоппинс.
– Надеюсь, – сказала м‑с Бардль.
– В этом не может быть ни малейшего сомнения; – подхватила м‑с Сандерс.
– Очень хорошо, сударыни, – сказал Самуэль, вставая с места, – я со своей стороны считаю нужным пожелать полного успеха правому делу.
– Покорно вас благодарю, – с жаром проговорила м‑с Бардль.
– Что-ж касается до господ Додсона и Фогга, которые ведут дела из интереса, – продолжал м‑р Уэллер, – я полагаю, что они – пречестнейшие плуты, как и вся их братия, и на этом основании, милостивые государыни, я желаю им той награды, которой они вполне заслуживают.
– Небо наградит их за доброе дело, – сказала растроганная м‑с Бардль.
– Конечно, – заключил м‑р Уэллер. – Желаю вам, сударыни, спокойной ночи и приятных снов.
К великому утешению м‑с Самдерс, хозяйка не пригласила гостя принять дальнейшее участие в поросячьих ножках и горячих пирожках, которым вслед затем, при слабом содействии юного Бардля, любезные кумушки оказали полную справедливость.
Возвратившись в гостиницу «Коршуна и Джоржа», м‑р Уэллер представил своему господину достоверный отчет о юридической практике господ Додсона и Фогга, почерпнутый из чистейшего источника в жилище м‑с Бардль. Свиданье с м‑ром Перкером, происходившее на другой день, вполне подтвердило показание м‑ра Уэллера, и м‑р Пикквик, собираясь к святкам на Дингли-Делль, получил приятное убеждение, что дело его по обвинению его в неисполнении обещания жениться месяца через три будет публично производиться в суде; вдова Бардль имела на своей стороне счастливое столкновение обстоятельств и юридическую опытность господ Додсона и Фогга.
