Денис Владимирович Морозов
Кудесник в городе богов
Род и Лада успели подъехать пораньше и уже встречали молодых у входа в огромную башню.
– На порог не ступи, господине! – испуганно завопил Немил, спрыгивая с коня и бросаясь Перуну под ноги.
– Скорее я о тебя споткнусь, – откликнулся Громовержец.
Но Немил знал, как выдержать свадебный чин. Он взбежал по ступеням и лег на порог, чтобы князь не коснулся его сапогом. Перун подхватил на руки Кострому и бережно внес ее в вежу, переступив через ретивого холопа.
Большой зал Белой вежи сверкал от сотен светочей, воткнутых в гнезда на стенах. Столы ломились от изысканных яств: обитатели всех трех миров почитали за честь, если их угощенье попало на свадьбу богов. Огромные копченые рыбины разевали пасти, как будто их только что выудили из Хвалынского моря. Молочные поросята щекотали ноздри запахом поджаристой корочки. Обложенные яблоками лебеди тянули вверх шеи, словно и не пеклись в печи.
Внутреннее убранство палаты поразило Немила роскошью. Он с первого взгляда влюбился в тяжелые колонны, поддерживающие сводчатый потолок, в разноцветные знамена, свисающие со стен, даже в едкий запах светочей, горящих тут, наверное, уже тысячу лет.
Тут было как-то… он не мог подобрать слов… может, сказочно? Или волшебно? Какие бы новые ощущения ни охватывали его, он почувствовал только теперь, что в самом деле оказался на Небе, в неведомом Горнем мире, где живут только боги и праведники, окончившие земной путь. Он, маленький человечек, в котором гулко стучало сердце, а разгоряченная кровь пульсировала в висках – что он делал в этом царстве великих и вечных, которым до него, червя, не было дела? Он вжал голову в плечи и постарался стать незаметным, но Звенислава позвала его за собой, и ему волей-неволей пришлось взять себя в руки.
За порогом палаты княгиню и князя встретили солнце и месяц – Дажбог и Хорс. Их сестра Денница поднесла каравай с солью. Кострома и Перун отломили по маленькому кусочку, обмакнули в солонку и отведали угощенья.
Ярило проводил их к отдельному столику на возвышении, за которым стояли два высоких престола, отделанных мягким бархатом темно-багряного цвета. На сиденьях заранее разложили подушечки и покрывала из соболей. Стол застелили тремя скатертями, поверх которых расставили драгоценные блюда и чаши.
Перун воткнул перо жар-птицы в спинку кресла, поставил рядом подаренный посох и устроился на бархате. Кострома скромно присела рядом – она как будто стеснялась внимания, обращенного к ней со всех сторон.
Немил снял со стола драгоценную чашечку чистого золота, усыпанную разноцветными камешками. Она так сверкала, что он не мог устоять. Воровато оглядевшись, он убедился, что окружающим на него наплевать, и сунул ее себе за пазуху. Затем, как ни в чем не бывало, принялся поправлять скатерть, убрал посох подальше за спинку престола, да и сам спрятался там же, чтоб было меньше вопросов.
Самые важные гости чинно расселись за длинным столом, поставленным посреди зала. Вслед за ними места вдоль стен начали занимать воины-гриди и навьи слуги. Звенислава устроилась в дальнем углу с Волосынями, чье сияние озаряло низко нависшие своды.
Только тут у Немила отлегло от души. Беды не случилось, подозрения не оправдались, никто из гостей не подвел, нечистая сила на свадьбу не покушалась. Ну, подумаешь, пару раз выставил себя на посмешище. Может, оно и к лучшему. Богини и боги – надменные, высокомерные, смотрят поверх головы. Человечек для них – что комар, о таком даже думать не станут. А вот если ты их рассмешил – этого они не забудут. И если придется их о чем-то просить – они вспомнят тебя и улыбнутся, а оттого и решение их выйдет в твою пользу.
Немил малость приободрился, выскочил из-за престола и принялся красоваться у всех на виду, чтобы подольше остаться в памяти у владык.
– Брысь! Не суйся под ноги, смерд! – раздался над ухом неприязненный окрик.
Настроение кудесника сразу упало. Гадкий черт Вертопрах, разряженный, как иноземная кукла на карнавале, загородил ему путь, явно затевая свару. Немил тут же вспомнил, что на груди у него пригрелась чашечка со стола новобрачных, и счел благоразумным убраться подальше.
– Какая омерзительная тварь! – шикнул он в спину уходящему черту. – Погоди, я тебе это припомню!
Пир продолжался уже целый час, и Немил убегался, перенося блюда с общего стола за маленький столик молодоженов. Гости успели захмелеть и сыпали шуточками про первую ночь и про то, как перед сном новоиспеченная жена станет стягивать с супруга сапог. Костроме эти шуточки очень не нравились: она сверкала глазами на говорунов, особенно на горластого Ярилу, но заткнуть их не могла – молодым на свадьбе полагалось помалкивать и делать то, что велит дружка.
Шум над рядами гостей неожиданно стих. Вертопрах, сидящий по правую руку от Рода, поднял большую заздравную чару и наполнил ее вином. Его крючковатые пальцы коснулись вделанных в тусклое серебро рубинов, поблескивающих багровым отражением светочей. Перепончатые крылья за спиной горделиво расправились, хвост с засаленной кисточкой дернулся и смел с пола лебединые кости.
Заметив всеобщее внимание, посол смутился, рука его дрогнула, и через край переполненной чары выплеснулось вино, оставив на скатерти багровый размыв.
– Все вы знаете, что меня послал Лиходей Великий, владыка подземного царства, – неуверенно начал он речь.
По лицам присутствующих пробежала тень неудовольствия – никому не хотелось лишний раз вспоминать бывшего собрата, изменившего общине. Род, однако, сделал вид, что не замечает смущения, и благосклонно покивал послу, выказывая расположение. Царица Мокошь вообще притворилась, что не заметила неловкости. Приободрившись, черт продолжил:
– От имени своего господаря я поднимаю чару в честь нашего друга Перуна, великого князя небесной дружины и доблестного предводителя гридей-охотников. Я свидетельствую, что заключенный на моих глазах брак законен и будет признан как в царстве Великого Лиходея, так и во всех смежных краях, что признают его своим господарем.
Окончив речь, Вертопрах передал чару соседу справа – им оказался бородатый Велес, который, судя по размытому взгляду и неуверенным движениям, уже успел порядком принять на грудь.
– Отлично! Это именно то, что мы хотели услышать. Большего нам от тебя и не надо – засвидетельствовал брак, и гуляй, откуда явился, – во всеуслышание заявил медвежий царь.
Посол обиженно поджал губки, однако окружающие отреагировали взрывом веселья, и он решил не строить из себя оскорбленную невинность. Перехватив чару, Велес вылил в нее несколько глотков темно-красного зелья, заранее заготовленного в золоченом кубке, низко склонился над колышущейся поверхностью вина и зашептал волховской заговор, слова которого Немил не смог разобрать из-за шума и дальности расстояния.
– Крепкой силы тебе и здорового духа! – передавая чару, прогремел Велес.
Немил обеспокоенно завертел головой. Как же так? Колдовство посреди свадьбы! Разве оно не под запретом? Однако собравшиеся не обращали внимания на этот поступок, который у вятичей вызвал бы бурю негодования.
Тем временем серебряная чара оказалась в руках Додолы. Богиня Радужного моста неловко оправила одеяние из тонкого небесного шелка, пошептала над питьем неизвестное заклинание, а затем булькнула в него содержимое прозрачной склянки, которую держала перед собой, даже не думая прятать. Темно-синяя, почти черная жидкость показалась Немилу наиподозрительнейшей, однако владыка Род и царица Мокошь даже не думали беспокоиться, и слуга проглотил тревожное предостережение, уже готовое сорваться с его языка.
Чара меж тем попала к ослепительно дивной Ладе, которая весело щебетала с соседями и вела себя крайне непринужденно. Немил не смог отвести взгляда от сияющих синих глаз, белой кожи без единой морщинки и совершенных линий, подчеркивающих благородство лица, обрамленного волной пышных волос, едва убранных под драгоценный кокошник. Заглядевшись, он едва не пропустил миг, когда богиня любви выплеснула в чару содержимое пузырька, припрятанного в широком рукаве, и шепнула пару словечек.
Раскрыв рот, Немил наблюдал, как чара проходит через руки Дажбога, Хорса, Ярилы, Мокоши, Денницы, Живы, и каждый из них что-то шепчет, трет о серебро рукавом или что-то желает вслух.
Не утерпев, Немил выбежал на середину палаты, суматошно взмахнул длинными рукавами и выпалил:
– Эй, что вы там делаете? А ну, перестаньте! Так нельзя!
Сонм богов ответил ему дружным хохотом. Поняв, что опять выставил себя на посмешище, Немил с досадой махнул на всех рукавом, вернулся к столику новобрачных, и, перегнувшись через белую скатерть, горячо зашептал:
– Господине, не пей этой отравы! Ты же видишь – они что-то в вино подливают.
Перун лучезарно улыбнулся слуге и от души рассмеялся:
– Не беспокойся зазря, человечек. Я уже сто веков сижу за одним столом со своими любезными братьями и сестрами. Если бы кто-то из них хотел причинить мне вред – то сделал бы это тысячу лет назад.
– Но ведь они нашептывают заговоры! Это же колдовство!
– Это полезное колдовство. Они желают мне счастья и готовят подарки.
Немил прикусил губу и отпрянул. Его возбуждение и тревога забавляли пирующих. Род обвел палату царственным движением руки и громко вымолвил:
– Житель дола, ты в нашем краю новичок. Привыкнуть к обычаям и порядкам богов ты еще не успел. Беспокойство твое объяснимо – ведь на земле все только и думают, как бы сглазить или попортить соседа. Но у нас так не принято. Мы не причиняем друг другу вреда.
Дружный хохот пробежал по столам, за которыми расположились богини и боги, добрался до дальней стены зала, у которой сидели многочисленные служанки, и загремел у самого входа, где рядами устроились навьи и гриди из дружины Перуна. Захмелевший Ярило поднял тяжелую чару, протянул ее Немилу и велел:
– Передай своему господину. Да смотри, не пролей, иначе всю свадьбу испортишь!
Слова его утонули в хохоте навьев, отражающемся от каменных стен. Немил бережно принял чару, и осторожно, стараясь не расплескать, понес ее к столику новобрачных.
Сосуд оказался тяжелее, чем он мог себе вообразить. Он наполнился до самых краев, и нужно было заботиться о том, чтобы ни одна капля не попала на пол. Немил ощутил свою неловкость: он двигался неуклюже, переваливаясь с ноги на ногу – не то, что боги, которые парят над землей, словно легкие облачка. К тому же, сухая рука лишь делала вид, что держится за одну из узорных ручек. Разговоры утихли, все взгляды обратились на человека, что еще больше смутило его. От напряжения Немил упрел. Очередной шаг получился неловким, он споткнулся, плюхнулся на колено, наклонил чару и перелил вино через край.
По рядам пирующих пробежал неодобрительный шепоток: богини и боги переглядывались и судачили, что расплескать вино из заздравной чары – плохая примета. Торопясь загладить неловкость, он поставил сосуд на скатерть, расстеленную перед новобрачными.
Кострома ласково улыбнулась ему и пододвинула чару мужу. Перун лихо схватился за ручки, сделанные в виде морских коньков, рванул чару к себе и одним духом опустошил ее наполовину.
Зал умолк, глядя, как вино стекает багряными струйками по его пышным усам и окладистой русой бородке. Одна капелька упала на ковер и зашипела, как будто прожигая ворсистую ткань.
Перун оторвался от чары и обвел зал мутным, ничего не замечающим взглядом. «Неужели наклюкался?» – подумал Немил, прячась за спинку кресла.
Пальцы Перуна ослабели, ладони разжались, чара выскользнула из его рук, ударилась о стол, опрокинулась и с грохотом свалилась на пол, разливая остатки питья. Князь пошатнулся и оперся о плечо супруги. Кострома взглянула на него с удивлением, но не успела она поддержать мужа, как у Перуна подкосились колени и он с шумом рухнул на ковер, неловко раскинув руки. Лазурное корзно слетело с его плеча и плавно прикрыло лужицу пролитого вина.
Немил кинулся к распростертому богу, упал на колени и прижал ухо к груди, скрытой под тонкой рубахой.
– Что с моим мужем? – трепещущим от волнения голосом спросила Кострома, наклоняясь над ними.
– Ни звука. Сердце не бьется. Дыхания нет, – горестно сообщил волхв.
Небожители повскакали из-за столов и окружили лежащего.
Кострома протянула руку, чтобы поднять посох, упавший рядом, но старец Род опередил ее, воскликнув:
– Осторожно, сестрица! Не трогай! Это, должно быть, оружие, и сила его нам пока не известна.
– Оружие тут не при чем! – гневно вымолвила Кострома, распрямляясь. – Моего мужа отравили, разве не видно?
– Как отравили? Что ты? Не может быть! – на все голоса загомонили богини и боги, столпившиеся вокруг.
– Он потерял сознание ни с того ни с сего, – настаивала Кострома. – Стоило ему выпить чару, и жизнь улетучилась.
– Жизнь не могла улетучиться. Боги бессмертны, – возразила Жива.
– Скажи это моему мужу! – и Кострома указала на бездыханное тело.
Лицо Перуна побледнело до такой степени, что начало отливать синевой. Губы его оставались сжаты, как будто небесный князь силился что-то сказать, но слова так и не успели сорваться с его языка. Род отодвинул Немила, расстегнул ворот Перуновой рубахи и ощупал его тело.
– Дело не обошлось без ворожбы, – произнесла Кострома, прикасаясь к посоху, выпавшему из рук Перуна. – Эта вещица пришла к нам из преисподней. Наверняка в ней скрыта тайная сила. Я обследую посох и раскрою его секрет.
– Даже не думай! – испугался за нее Род. – Ты можешь пострадать еще больше, чем твой благоверный. Нужно сдать его в Оружейную палату и запереть на семь замков. Им займутся наши лучшие знатоки.
Ярило обмотал посох полотенцем, поднял, как ядовитую гадюку, и тут же исчез в толпе. Кострома проводила его долгим взглядом.
– Немил, – тронула она за плечо растерянного человека, – как дружка на свадьбе, ты должен был оберегать моего мужа от черного колдовства.
– Ах, госпожа, если б ты знала, как глубоко я раскаиваюсь! – низко склонился Немил перед ней. – Я взвалил на себя непосильную ношу. В мире богов столько волшбы и чудес, что глаза разбегаются. Проживи я тут тысячу лет – и тогда бы всех не перевидал. Как я мог только подумать, что способен защитить господина от порчи! Это моя вина, целиком моя. Не стоило браться за дело, которым я не владею.
– Может, наши любезные братья и сестры проявят к тебе снисхождение, если ты разыщешь злодея?
– Куда мне! – печально воскликнул Немил. – Я тут гость. Без позволенья великих даже шагу ступить не могу. С небожителями мне не совладать – я и коснуться-то их не могу. Как же мне вести следствие, как расспрашивать тех, кто одним взглядом способен развеять меня по ветру?
– В самом деле, сестра, что это ты чудишь? – сурово вмешался в их разговор Велес. – Как может эта живая тварь расследовать отравление, если он у нас – главный подозреваемый?
– Это я-то? Подозреваемый? – изумился Немил.
– А кто же еще? Ни один из богов, ни одна из богинь не могли пожелать зла своему заступнику. Без Перуна мы беззащитны перед полчищем бесов, а они давно мечтают захватать наше небо и превратить его в свой вертеп. Все уважали великого князя. Он был всеобщим любимцем. Замыслить против него злодейство мог только тот, кто явился из враждебного мира. Думаешь, мы не знаем, что ты водил дружбу с бесами? Читал черную книгу, обманывал легковерный народ и творил злую ворожбу? А о чем ты беседовал с Лиходеем, которого сам же зазвал в палаты земного князя в Мире-городе?
– Как, вы и это знаете?
Кружок небожителей возмущенно загомонил.
– С высоты Белой вежи мы видим все, что творится в любом уголке подселенной, – грозно сказал Велес. – Ты водил шашни с нашим злейшим врагом. Ты ему продался.
– Верно! – поддержал обвинение Хорс. – Царь преисподней завладел твоей душой. Ты принадлежишь ему полностью и без остатка. Чтобы получить в пекле поблажки, ты выполнишь любое его поручение. Не за этим ли ты явился в наш мир? Не за этим ли втерся в доверие к Перуну?
– Что за чушь вы городите? – вскочил Немил на ноги. – Вы же сами меня сюда и притащили!
– Притащили, потому что уж больно настойчиво ты лез на глаза, – сказал Хорс.
– Этот малый и сам норовил пробраться к Радужному мосту, – проревел Велес. – Он пытался меня подпоить сонным зельем, которое сам же сварил. Как видно, он давно набил руку в варке зелий и ядов. Может, он и для нас припас какую-нибудь отраву?
– Что ж вы стоите? Обыщите его! – выкрикнула Додола.
– Ах, вы так? – взъелся Немил. – Ладно, смотрите. Мне скрывать нечего. Вот мой кафтан. Вот рубаха. Вот пояс. Хотите, я и сапоги скину? Легко пришли, легко и уйдут.
Не успел он сбросить кафтан, как украденная чашка выпала у него из-за пазухи и со звоном покатилась по полу.
– Что там? Ты прятал в ней яд? – рявкнул Велес.
– Да нет же! – скрипя от досады зубами, воскликнул Немил. – Она пустая.
– Зачем тайно таскать с собой пустую посудину?
– Просто мне она приглянулась. У вас всё тут такое блестящее. Эх, да кому я объясняю?
– Это всего лишь обычная безделушка, что стояла у нас на столе, – вступилась за него Кострома.
– Но мы уже знаем, что этот колдун – варщик зелий и отравитель, – настаивал Велес. – Нынешний день он провел рядом с Перуном, ни на шаг от него не отходил. В свадебной суматохе уследить за ним не сумел бы и самый острый глаз. Для такого ловкача подсыпать отраву в питье – раз плюнуть. На пиру он брал блюда и носил их на стол новобрачным. А чару с вином, которая и свалила с ног самого могучего из небесных воителей, он последним держал в руках. Да еще, если помните, и споткнулся на полпути, припал на колено, замутил вино и пролил. Думаете, это все он случайно наделал? Нет, любезные братья. Этот земной волхв не так прост, как кажется. Уж если продашь свою душу бесам, так это навечно. Ты их раб, и выполнишь все, что они повелят.
– Клевета! – возмущенно вскричал Немил. – Никому я душу не продавал, она до сих пор при мне. И никаких бесовских распоряжений я не выполнял. А если варил сонное зелье – водился за мной такой грешок, к чему скрывать? – так исключительно ради того, чтоб получить крайне важное предсказание и попасть к вам, великим и справедливым, чтобы узнать, как эту самую душу спасти. И что же я вижу? Даже у горних богов справедливости не найти. Видно, нет ее ни на земле, ни на небе.
– Он еще нас винит! – возмущенно загудела толпа богов и богинь. – Как он смеет, ничтожество? Наказать его прямо тут, не сходя с места.
Вокруг Немила завертелась кутерьма из разъяренных небожителей. Ему показалось, что они готовы разделаться с ним немедленно: спор шел лишь о том, каким особо мучительным способом это сделать.
– Угомонитесь, любезные братья и сестры! – возвысил голос старец Род. – Без суда мы не можем его наказать. Это было бы несправедливо. А в несправедливости упрекать нас не может никто. Мы посадим этого человечка в темницу под вежей. Посидит там – может, совесть в нем и проснется. Для него будет лучше, если он сам признается в черных делах. Если нет – наши слуги из навьей дружины докажут его вину.
Толпа богов и богинь одобрительно загудела. Плотный кружок расступился, пропустив отряд призрачных воинов в тяжелых доспехах. Гриди подхватили Немила под руки, плотно стиснули и поволокли в подвал.
Он пытался кричать, вырываться, доказывать свою невиновность, но все было напрасно. Гриди не хотели его даже слушать. Перед ним распахнулась тяжелая дверь, окованная железом, и его бросили вниз по ступеням, уводящим в мрачную глубину.
Немил кубарем покатился во тьму, переворачиваясь и ушибаясь о выступы. Лишь распластавшись на холодном полу, он пришел в себя, с силой саданул по камням кулаком и отчаянно прокричал:
– Как же вы не поймете, владыки? Я добрался до вас, потому что поверил, что вы поможете мне спасти душу. А вы сами же меня губите. Вот и верь после этого в добро и правду. Где их искать? На земле? Я там был, ни шиша не нашел. А теперь я на небе. И что вижу? Тут то же самое! Видать, правды нигде не найдешь.
Глава 6. Вертопрах
Ночь с 3 на 4 чернеца
Ночь с третьего на четвертое число месяца чернеца выдалась мрачной и неуютной, несмотря на то, что Немил проводил ее в небесном мире, где сами боги велели испытывать счастье и благодать.
Прутья железной решетки отгородили узника от каменного пятачка, к которому спускалась лестница из пиршественной палаты. Там горел светоч, воткнутый в гнездо на стене. Немила так и тянуло к нему, потому что другого источника тепла и света поблизости не было. Тесный каменный мешок давил его своей тяжестью и лишал воли.
– Как же так? – бормотал узник, расхаживая по клетке, как пойманный лев. – Разве эти небожители не видят, что я не виновен в отравлении Перуна? Да, раньше я часто грешил. Было дело, что толку скрывать. И, наверное, меня есть за что наказать. Но не за покушение на Лазурного князя!
Дверь в палату со скрежетом отворилась, и по крутой лестнице плавно спустилась Звенислава. Небесная дева парила, едва касаясь ступенек красными сапожками, и от того казалось, что она летит, а не ступает по твердой поверхности. Немил схватился здоровой рукой за решетку и вжался в прутья лицом.
– Вот и ты! – с замиранием произнес он. – Не было бы счастья, да несчастье помогло. Я и не чаял тебя увидеть. Каждый раз, когда смотрю на тебя, будто солнце восходит в душе.
Но дева казалась тревожной и не отвечала на его излияния.
– Погоди! – перебила она. – У меня плохие вести.
– Вот те на! – расхохотался Немил. – Я заперт в темнице. Меня готовы казнить боги, а бесы вознамерились замордовать мою душу. Бежать некуда, осталось лишь ждать судьбу. И ты говоришь, что бывают вести еще хуже? Ну-ну, давай-ка послушаем, что еще за сюрпризы таит волшебный и непредсказуемый мир божеств.
– Смеяться тут не над чем, – строго ответила дева. – Взбунтовались Перуновы гриди. Они требуют немедленной расправы над отравителем своего господина. Дружину Перуна не удержать, она подчиняется только хозяину, а его больше нет. Небесные витязи вот-вот сюда явятся, чтобы учинить над тобой самоуправный суд.
– Даже на небе нет справедливости, – горько вздохнул Немил. – А люди думают, что тут царит совершенство.
– Это не вина горних владык, – возразила Звенислава, приближаясь и заглядывая ему в глаза. – В земной жизни гриди были отчаянными воинами. Даже очутившись в чертоге Перуна, они сохраняют буйный нрав.
– И что теперь делать?
– Уповать на богов.
– Так лишишься последнего.
– Гриди шумят. Вот-вот ворвутся, – с испугом сказала дева.
– Веня! – Немил просунул руку сквозь прутья и осторожно погладил широкий рукав ее платья. – Меня могут растерзать в любой миг. Если это не выйдет у сумасбродных гридей, то бесы в аду ждут не дождутся своей очереди. Рано или поздно я все равно пропаду.
– Не говори так! – отшатнулась дева.
– Пора посмотреть правде в глаза. Я уже пропал, только долго этого не понимал. Я творил злые вещи и много грешил. Душа моя загублена и приговорена. Единственное, что меня утешает – то, что в последние часы жизни я вижу твое лицо. Как жаль, что я раньше не знал того света, что от тебя исходит! Может, тогда я успел бы исправиться.
– Не все потеряно.
– Боюсь, что уже поздно. Прежде я никого не любил, просто жил со случайными женками, да и те не задерживались надолго. А до тебя даже дотронуться не могу, и все же чувствую, что ты – свет очей моих. Знаешь, чего я боюсь больше всего? Если моя душа попадет в пекло, то ее уже не отпустят, и я не смогу тебя больше увидеть. Вот что самое страшное.
– Я спасу тебя! Я позову госпожу! – воскликнула дева.
– Твоя госпожа едва обосновалась в этом призрачном мире. Для коренных небожителей ее слово мало что значит.
– Нет! Она – вдова князя горней дружины. Ее все почитают. Она поможет тебе, вот увидишь!
Дверная створка распахнулась до упора, издав громкий стук. На ступени хлынула толпа призрачных воинов, вооруженных секирами, сулицами и кистенями. Во главе ее несся пожилой воевода Мстивой, за плечами которого маячили близнецы Мирослав и Славомир.
– Беги! – крикнул деве Немил.
Толпа заполнила узкую площадку перед темницей. Воевода Мстивой просочился сквозь решетку, звякнув о прутья железной кольчугой. Близнецы последовали за ним, схватили узника за руки и прижали спиной к стене. Плотная масса доспехов всех мыслимых форм и расцветок оттеснила и скрыла деву.
– Вот он, убийца и лиходейский лазутчик! – с ненавистью произнес Мстивой, прижимаясь кольчугой к груди пленника.
Немил почувствовал, что по его телу пробежала дрожь, как будто десятки колючих игл впились в кожу.
– Отстань! Ты меня истязаешь, – прохрипел он.
Толпа гридей заржала и загомонила. Звенислава попыталась протолкаться к выходу, но ее сжали и не пропустили.
– Эй, девонька, что ты здесь делаешь? – начали напирать на нее возбужденные воины. – О чем ты сговорилась с изменником? Лучше признайся, иначе пойдешь на казнь вместе с ним.
– Как вы смеете? – не смутившись, выкрикнула Звенислава. – Я – служанка почтеннейшей Костромы, супруги вашего господина. Не уважать ее – значит предать Перуна. Вы так ему служите?
Гриди опешили и перестали ее сдавливать. Звенислава звонко хлопнула по чужой ладони, вцепившейся в ее шубку, и исчезла на лестнице.
– Не до нее нам. Займемся убийцей, – обернулся к Немилу Мстивой.
Мирослав со Славомиром встряхнули пленника, вызвав новую волну ледяных игл.
– Никакой я не убийца. Обвинения – пустая брехня, – через силу выдавил из себя узник.
– Ах, брехня? – взъелся Мстивой. – Тебя обвиняет владыка Велес. Это его ты назвал брехуном?
Новый взрыв негодующих криков сотряс своды каменного мешка. Призрачные гриди полезли в клетку, не давая себе труда снять замок с решетчатой дверцы. Они просачивались сквозь прутья, как туманные облака, и лишь одежда задевала зазубрины и цеплялась за них, оставляя вырванные нити. Немил почувствовал стеснение, ледяные уколы посыпались со всех сторон.
– Перестаньте меня трогать! – заорал он. – Я не вытерплю этой боли. Прежде я думал, что пытают в аду. Теперь вижу: небо ничем не лучше.
– Так ты признаешься, что тебя подослали из преисподней? – насел на него воевода.
– Ни в чем я не признаюсь! Видно, ни в одном из трех миров не найти справедливости. Вам, как я посмотрю, до лучинки, кого казнить, лишь бы найти жертву. Кто попался – тот и виноват. Вот она, горняя правда!
– Не смей клеветать на вышний мир! – взревела толпа разгулявшихся воинов. – Ты – чужак! Ты тут лишний.
– А ну, ребята, возьмемся за него, как следует! – скомандовал воевода.
Прозрачные руки потянулись к Немилу со всех сторон, причиняя ему жуткую боль.
– Что вы ко мне привязались? – в отчаянии вскричал он. – Как же вы не поймете: Перун был моей последней надеждой. Сам царь преисподней спит и видит, как бы заполучить мою душу. Но мне выпала удача: я попал в услужение к горнему князю. Я чаял, что он оставит меня при себе и не выдаст. Что став его слугой, я проведу остаток жизни на небесах и буду здесь счастлив, как все, кто сюда отправляется. Что за такое служение мне полагаются привилегии, и после смерти моя душа попадет в рай, а не в пекло на вечные муки. И тут разом все рухнуло. Да разве бы мне пришло в голову своими руками загубить собственную удачу?
Мстивой остановился и пытливо заглянул Немилу в глаза.
– Врет он все, – бросил гридь Мирослав.
– Мы же знаем, что он обманщик, – поддержал близнеца Славомир.
– Перун не был твоим благодетелем, – произнес воевода. – Тебя подарили ему, как раба. Холопские души не ведают преданности. Они подводят при первом удобном случае.
– Мы все – рабы своих прихотей и страстей, – возразил Немил. – По-моему, лучше быть рабом божества, чем темной стороны собственной души.
– Что мы с ним цацкаемся? Вытащим во двор, да и разделаем, как порося! – послышались крики.
Немил ощутил, как его тело снова пронзили колючие иглы.
– Не трогайте его! – раздался властный женский голос.
По лестнице грациозно спускалась Кострома в пушистой белой накидке. За ней маячила Звенислава, тревожно выискивая Немила в бурлящей толпе. Разглядев, что узник еще цел, она с облегчением бросилась к нему.
– Госпожа? – удивленно воскликнул Мстивой. – Что ты тут делаешь? В подвале грязно и мрачно, а от живой твари за версту несет скотским душком. Тебе тут не место.
– Я сама о себе позабочусь. Что вы затеяли?
– Мы собирались казнить изменника, отравившего твоего супруга.
– Его вина не доказана, – ледяным тоном возразила богиня.
Толпа призрачных воинов зашевелилась и загомонила.
– А чего тут доказывать? Владыка Велес разложил все по полочкам, – недовольно буркнул Мстивой.
Кострома щелкнула пальцем по решетке, замок сам собой раскрылся, и она вплыла внутрь. Призракам пришлось потесниться.
– Освободите его! – велела она, указав на Немила.
– Вот еще! – возразил Мирослав, и огляделся в поисках поддержки.
– Ты нам не хозяйка, – дерзко глянул на нее Славомир. – Ни одна женщина не имеет права приказывать нам.
– Я вам не женщина! – гневно произнесла Кострома.
– Кто ты такая? Откуда взялась? – подступил к ней Мирослав. – Никто не знает, где наш хозяин тебя подобрал.
– Ах, так? – голос богини был спокоен, но тверд, как лед. – Пфу на вас!
Она резко дунула на близнецов. Порыв ветра устремился на гридей и разметал в клочья тела, похожие на прозрачные облака. Лишившись опоры, рубахи и кожаные доспехи опали на пол. Серебряные пряжки на поясах жалобно звякнули о сырые камни. Это зрелище развеселило соседей, толпа воинов загоготала и затряслась. Немил почувствовал, что колючие иглы перестали впиваться в его кожу, и ему полегчало.
– Стыдитесь! Следите за языками! – вступилась за госпожу Звенислава. – Кострома – законная супруга Перуна. После успения князя она – наша владычица.
– Мы пойдем к старосте Роду и потребуем справедливости, – продолжал упорствовать Мстивой.
– Ступайте, – позволила Кострома. – А пока чтобы духу вашего здесь не было!
И она сделала вид, что хочет развеять и остальных. Гридей как ветром сдуло. Они ломанулись на лестницу и бросились вверх по ступеням, толкаясь и спотыкаясь. Клочки тумана, витающие над брошенной одеждой, собрались и вновь приняли облик двух близнецов. С запозданием Мирослав со Славомиром натянули доспехи, щелкнули пряжками ремней и, стараясь не встречаться с Костромой взглядами, поспешили вслед за товарищами.
– У нас мало времени, – отрывисто бросила Кострома. – Они скоро вернутся. Тебе нужно спрятаться так, чтобы потом не нашли.
– Не собираюсь я прятаться! – с возмущением заспорил Немил. – Я ни в чем не виноват. Боги должны меня оправдать.
– Наивный! Боги ничего никому не должны. Боюсь, что даже владыка Род не совладает с этой разбушевавшейся оравой. Дай гридям волю – они всю Белую Вежу перевернут вверх дном. Так что не спорить, и быстро за мной!
