Внезапно раздался звон, и в глаза Немилу ударила россыпь искр. Их выбили из алмазов копыта огромного скакуна, похожего на ожившее облако. На коне восседало новое божество. С первого взгляда кудесник узнал громовержца, выпустившего стрелу в беса на Туманной поляне.
Всадник был под стать своему коню и ростом превосходил человека в три раза. Мужественное лицо с короткой холеной бородкой и пронзительными голубыми глазами не позволяло угадать возраст. В движениях сквозила властная уверенность в своих силах. На плечах небожителя взметалось лазурное корзно – меховой плащ с одним рукавом, застегнутый драгоценной запоной.
Немил опасливо отполз в сторону. Ему пришло на ум, что боги играют им, как щепкой, и лучше под ноги не попадаться. И лазурное корзно, и секира, притороченная к седлу, и искрящиеся молнии-стрелы в туле за спиной всадника говорили о том, что это Перун, великий князь небесного воинства и предводитель дружины богов.
Всадник спешился, принял обычные размеры и склонился над человеком.
– Кого это ты притащил в Горний мир, братец Хорс? – спросил он.
– Это подарок к твоей свадьбе, княже, – по-родственному обняв его, ответил месяц.
– Подарок? Вот эта вот жалкая тварь? – расхохотался Перун. – Не сильно же ты потратился.
– Бракосочетание должны засвидетельствовать представители всех трех миров. Боги, гриди и навьи от Горнего мира соберутся все – в них недостатка не будет. Посол бесов прибыл сегодня, еще до рассвета. Нам не хватало людей.
– Верно, – согласился Перун. – Нас устроит любой человечек, хоть самый последний.
– Считай, что это он и есть.
Громовержец придирчиво осмотрел съежившегося кудесника и заключил:
– Твой подарок весьма кстати. Я ценю твою заботу.
И он обнял Хорса в ответ. Немил выдохнул, расправил плечи, втянул брюшко и выгнул грудь колесом, чтобы Перун понял, какое ценное приобретение ему досталось.
– Постой! – вдруг сказал громовержец. – Не тебя ли третьего дня тащил бес, когда я подстрелил его на Туманной поляне?
– Да, государь. Это был Лютобор, – замялся Немил, соображая, не выйдет ли ему боком такое признание.
– А на кой ляд ты ему сдался?
– Лиходей приказал отнести меня в пекло и отнять душу.
– Вот дела! Выходит, что я тебя уберег. Помню, уж больно жалостливо ты причитал и сетовал на судьбину. Бес уронил его в воду, – обратился Перун к Хорсу. – Я послал служанку проведать, не утонул ли этот бедолага. Она рассказала, что болотник Колоброд, этот хитрый хмырь, что живет в Светлом озере, запряг пленника в сани и катался на нем, как на лошади. Ох, и смеялся же я! Правда, забавно?
– По правде сказать, государь, ничего забавного в этом не было, – осмелился возразить человек. – Наоборот, я ужасно страдал и думал, что пропаду без следа.
– Что ж, тогда за тобой должок. Вот и случай его отработать. Поступаешь в мое распоряжение и будешь делать, что я велю. Лады?
– Разумеется, государь! – едва сдержал радость Немил. – Я – твой и душой, и телом.
– Погоди раболепствовать. У тебя еще будет случай выслужиться. А Светлое озеро принесло мне удачу. На его берегу я встретил свою судьбу. Разве это не чудо?
– Твоя служанка, кажется, приглянулась этому пройдохе, – заметил лунный бог, пихнув Немила сапогом.
– Звенислава? Этому колдуну? – рассмеялся Перун. – Из него песок сыпется. Седина в бороду, бес в ребро. Впрочем, стоит ли осуждать его за любовь? Ведь у меня самого на носу свадьба. Сейчас мне хочется, чтобы все были счастливы. Вставай, человечек! Тебе повезло. Ты попал к государям, когда они в добром духе.
Перун поманил его за собой и запрыгнул в седло. Сияние месяца померкло у кудесника за спиной. Он зашагал вслед за новым хозяином, вертя головой по сторонам и дивясь чудесам небесного города. Солнце уже взошло и пекло во всю силу – его жар обжигал лицо и ладони. Но воздух вокруг оставался холодным, так что путнику приходилось зябко кутаться в грязную рясу.
Колесница Дажбога уже начинала карабкаться на Окольную гору, возвышающуюся над Серебряным городом. Там, на вершине, сверкали золоченые крыши Полуденного дворца, в котором солнечный государь любил вздремнуть часок после обеда. Однако даже в разгар дня тени в Вышеграде оставались низкими и вытягивались так далеко, что у Немила возникло впечатление, будто он наступает себе на пятки.
Встречать Перуна выходили чудные звери: олень с золотыми рогами, чьи копыта при каждом шаге высекали новенькие червонцы, и огромный, размером с медведя, вепрь, щетина которого тоже отливала позолотой, а клыки напоминали мамонтов бивень. Вокруг порхали жар-птицы, хвосты которых искрились разноцветными сполохами, и даже Индрик-зверь, похожий на шерстистую козу размером с лошадку, не побоялся выбраться из хвойного бора.
За живой изгородью виднелись просторные усадьбы, в центре которых поблескивали позолоченные крыши деревянных дворцов, каменных палат и высоких теремов с причудливыми куполами в виде шатров и бочек.
Местные жители, невесомые и бестелесные, воспаряли над землей и неслись поглазеть на чужеземца, явившегося во плоти и крови в мир, недоступный бренным телам. Однако Перуну не было до них дела. Всадник уверенно повернул налево и въехал в арку, образованную живыми дубами.
За оградой из тесно сплетенных ветвей тянулось длинное строение из белого мрамора. Сквозь узенькие стрельчатые окна доносились звуки пирушки, возбужденные вопли и звон бьющихся друг о друга мечей. Двускатная крыша здания была покрыта тонкой позолотой, отчего превращалось в подобие зеркала, пускающего в глаза солнечного зайчика.
По звукам боев и попоек Немил догадался, что это гридница, но кто мог обитать в ней? Ведь Вышеград представлялся ему страной покоя. Его немой вопрос разрешился тут же: на порог широкого крыльца высыпали бестелесные воины в невесомых доспехах. Какого только оружия не было у них в руках! Копья, рогатины, короткие сулицы для метания, луки и самострелы с тульями за спиной, мечи, топоры, секиры, палицы и булавы, и, конечно же, кистени – куда же без них? Призрачные тела едва виднелись из-под кольчуг с тонкими, идеально ровными колечками, из-под нашитых на жесткую кожу пластинок, и даже из-под чешуйчатых броней, которые так изящно сгибались и разгибались, что воин в них напоминал бросающегося змея. Ничуть не боясь нарушить покой заоблачного края, воины во все горло хохотали и игриво ругались. От них разило превосходной хмельной медовухой и жареным кабанчиком, а натренированные кулаки так и чесались, чтобы заехать соседу в ухо и вызвать его на шутливый бой.
«Перунова гридница!» – догадался Немил.
Волхвы обещали воинам, что в ней окажутся души тех, кто со славой погибнет в бою. Только кто верит обещаниям? Одни простаки. А теперь что же, выходит, что все так и есть? Голова кудесника разрывалась: ветхие байки, над которыми он потешался прежде, на глазах превращались в сущую правду, а ее еще нужно было переварить.
Он вжал голову в плечи и постарался стать как можно более незаметным, вспомнив, насколько беспощадна бывает дружина Перуна ко всяким прихвостням бесов. На его счастье, дружинники мало обращали внимание на теплокрового человека, плетущегося за конским хвостом. Громкими и восторженными воплями они приветствовали своего господина, который приосанился в седле и привычно принимал знаки всеобщего обожания.
Сразу несколько горних витязей подрались за право помочь Перуну спуститься с седла, а после отвести крылатого скакуна в стойло.
– Володимер, вычисти моего Грома так, будто он только родился! – приказал громовержец высокому навью, одетому не в доспехи, как все, а в благородное княжеское корзно. – Перышко к перышку, шерстинка к шерстинке! Не хочу ударить в грязь лицом перед невестой!
При слове «невеста» витязи взвыли от восторга и увязались толпой за Перуном, который пешком через густую дубраву зашагал к высокому белокаменному дворцу. На Немила никто не обращал внимания, будто он был тут своим. Однако никто из воинов-гридей не приближался, и ему стало ясно, что местные обитатели тщательно избегают прикосновения к теплокровному, полнотелому жителю Дола.
Вдоль широкой улицы, образованной рядами дубов, застыли в самых немыслимых позах каменные чудовища. Извивающиеся змеи с разинутыми пастями окаменели в миг броска, и их торчащие клыки и высунутые жала готовились проглотить любого, кто окажется на пути. Крылатые львы, гигантские ящеры с огромными хвостами и когтистыми лапами, чудовищные волки немыслимых размеров, и быстрые, крадущиеся как тени пардусы – все казались настолько живыми, что Немил боялся приблизиться к ним. На его счастье, никаких признаков движения не было заметно в их окаменелых телах.
– Это наш господин их всех поборол! – с гордостью проговорил навь Володимер, обернувшись к Немилу.
Он оказался единственным, кто решился заговорить с человеком.
Дворец Перуна больше напоминал рыцарский замок с высокими башнями и неприступными пряслами стен. Вся лихая ватага без труда втиснулась на широченный двор, а к ним по ступеням с крыльца уже спускалась великолепная богиня в белоснежном платье, из-под длинных пол которого виднелись синие носки изящных сапожек. Лица хозяйки было не разглядеть из-за прозрачной накидки, но едва Перун легко, как молоденький новичок, взбежал прямо к ней по ступенькам, как она сорвала накидку и страстно поцеловала суженого в уста.
Толпа гридей заревела от восторга. Радость свою от встречи влюбленных витязи выразили тем, что принялись звенеть мечами и секирами, отчего поднялся такой трезвон, что у Немила заложило уши.
– Кострома, Кострома, государыня моя! – запели на разные голоса небесные воины.
Богиня оторвалась от жениха и ласково им улыбнулась. У нее были глубокие, очень выразительные глаза светло-синего цвета. Немил едва коснулся их взглядом, и тут же почувствовал, как проваливается в неведомые дали.
«Вот это ворожея! – восхищенно подумал он. – Не чета мне, чернокнижнику!» В этой небесной колдунье чувствовалась такая волховская мощь, что тягаться с ней в ворожбе оказалось бы не под силу, пожалуй, любому бесу, так что Немил на всякий случай отступил подальше и снял ногу с крыльца, на которое уже собрался было взобраться.
Однако Перун не забыл о нем.
– Посмотри, кого я привел! – радостно показал он на Немила.
Кострома одарила человека улыбкой. Ее зубки были ровными, безупречными, как будто их выточил мастер из озерного жемчуга.
– У нас на свадьбе должно быть по твари от каждого из трех миров. А о людях-то мы не подумали! – хохотал, сжимая невесту в объятьях, Перун. – По правде сказать, эти людишки – такие самодуры, что и звать не хотелось. Да один сам попался. Представляешь, он полез лапать нашу Веню! Ему здоровья осталось всего-то на несколько лет, да и то, если пьянствовать перестанет, а он все туда же.
– Как он смог дотянуться до Вени? Разве она по ночам не на небе? – удивилась невеста.
– Ох, и горюшко мне с этими игруньями-звездами, – весело пожаловался громовержец. – Она с сестрицами отпросилась погулять по поляне. Там он ее и зацапал. Каков хват, а?
– Да, на это способен не каждый. – Богиня пронзила нежданного гостя таким внимательным взглядом, что Немил затрепетал. – Но ведь он в таком случае провинился?
– У людей в головах черти пляшут. Что с них требовать? Он явился как нельзя кстати. Поручим ему охранять нашу свадьбу от сглаза. Он должен знать, как это делается.
– А он не подведет?
– Пусть только попробует!
Перун шутливо погрозил человеку пальцем и поманил к себе. Немил почтительно приблизился и упал на колени. Он боялся не то что поднять глаза на небесных господ, а даже дыхнуть, чтобы следы от его дыхания не остались на белом мраморе ступеней.
– А ну-ка ребята, приведите мне нового служку в порядок! – гаркнул Перун, обнимая невесту за талию и уводя ее в высокие двери дворца. – А не то он похож на болотное чучело, которое только что вытащили из трясины.
Гриди дружески расхохотались и принялись подталкивать Немила к гостевой палате, видневшейся за дубами. Первым делом его отвели в деревянную баню, сложенную из тех же дубовых бревен. Увидев плотный сруб с низкой крышей, из дырки в которой валил пар, Немил изменился в лице.
– Давай-давай, не стесняйся, – подбодрил Владимир. – Горним душам баня без надобности, мы свои телеса в Доле оставили. А вот тебе без нее – никуда.
Человек сомневался и медлил, не решаясь войти.
– Ладно, – наконец сказал он. – Только вы со мной не ходите.
– Отчего так? Мы тебя так отпарим, что после спасибо скажешь.
– Нет, не надо. Я один искупаюсь.
Он вошел в тесный сруб и разделся в предбаннике. Скинул рясу с рубахой и грязными сапогами – до сих пор не было времени, чтобы отмыть и начистить их. Воровато оглянулся – не смотрит ли кто? И здоровой рукой ощупал на спине, чуть пониже загривка, старое, почти заросшее клеймо с надписью «бесовъ хвостъ», выжженное каленым железом. Его оставили «добрые люди» на память о колдовстве, которое пугало их до помутнения разума.
В пышущей жаром парилке он сам постегал себя веником, сам плеснул квасом на раскаленные камни, сам наполнил горячим отваром ушат и намылился. Вместе с пеной сошли грязь и пот, которых он нахватался, пока бултыхался в озере да валялся в снегу.
Владимир принес в предбанник стопку новенькой, чистой одежды. Немил уже сидел, завернутый в простыню, и отходил от пара.
– Государь жалует тебе кафтан. Это большая почесть, – объяснил навий служка. – Наденешь его – всяк поймет, что ты дворовой громовержца.
Немил надел синие портки из тончайшего шелка, сверху – рубаху, шитую красными травами, придавил свисающее брюшко широким малиновым поясом с серебряной пряжкой, и натянул мягкие сапоги из зеленого сафьяна, расшитого серебряной нитью. Рука его потянулась к роскошному синему кафтану из заморского бархата.
– Я тебе помогу, – вызвался провожатый, заметив, что человеку трудно продеть в рукав сухую руку. – Ой, а что это у тебя под загривком?
Немил поморщился и промолчал.
– Ничего-ничего, у нас ты поправишься, – пообещал навий слуга. – Горний мир и не таких выправлял.
Никогда еще Немил не получал такого удовольствия от еды. В домике для гостей, расположенном за дубами, вдали от шумной гридницы, ему накрыли поистине царский стол. Верченое мясо с восточными пряностями, заморские птицы в сметане, расстегаи и удивительные плоды, вкус которых менялся от кислого к сладкому – так кудесника не угощали даже в лучших домах дольнего мира. В довершение всего ему подали кувшин такого ароматного вина, что он зажмурился от удовольствия и даже забыл крякнуть, вытирая ладонью бороду.
Самой бороды его быстро лишили. Невесомые навьи усадили его на высокое сиденье, запеленали в простыню, как младенца, и принялись порхать над ним с бритвой и ножницами. Сначала он испугался, как бы его не поранили, но навьи так искусно делали свое дело, что он успокоился и доверился им. Клочья косматой бороды быстро слетели на пол, за ними последовали пряди давно нечесаных рыжих волос, и когда он взглянул на свое отражение в зеркале, то изумился. К нему как будто вернулась молодость, да и чувствовал он себя так же.
Вот только чертово клеймо с надписью «бесовъ хвостъ» не давало покоя. Хорошо хоть, что тутошние завсегдатаи не могли разглядеть его под тремя слоями ткани, или, по крайней мере, притворялись, будто не замечают.
Гостевой домик оказался в его полном распоряжении. Две навьи женки взбили перины в ложнице, и хотя солнечная колесница едва перевалила за полдень, Немил с удовольствием прилег на подушках и тут же провалился в глубокий сон. Ему показалось, что за прошедшие часы он прожил уже много дней – столько всего ему довелось испытать.
Он проспал едва час, а Владимир уже влетел в горницу, чтобы будить его.
– Собирайся! – торжественно велел навь. – Тебе доверили ехать в голове свадебного поезда. Будешь отпугивать злые чары особенным оберегом – ты ведь по злым чарам, как говорят, немалый знаток!
Немил сделал вид, что пропустил его колкость мимо ушей, и с благоговением принял волховской жезл, выструганный из блестящего черного дерева.
– Быть «вожем» свадебного поезда – особая почесть, – внушал ему невесомый Владимир. – Ума не приложу, как ее доверили едва знакомому новичку, но делать нечего. Смотри же, не оплошай! Это только с земли кажется, будто жизнь в Ирии – сущая сказка. На самом деле у Громовержца много недоброжелателей. В открытую они пакостить побоятся, но вот подложить свинью свадебному поезду – на это они горазды.
Немил хотел было укрепить доверие навья, рассказав ему, какие виды заклятий насылают в таких случаях черные колдуны, и как некоторым из них целый свадебный поезд удавалось превратить в стаю волков. Но тут же спохватился и решил, что теперь, пожалуй, не время выкладывать все, что он помнил из своей прежней жизни.
Свадебный поезд уже готовился к отправлению. Жених и невеста стояли на мраморных ступенях крыльца и приветствовали гостей. Поодиночке и парами к ним подходили роскошно одетые обитатели горнего мира, от важных божеств до воинов и бестелесных слуг.
Владимир неотлучно суетился при Перуне, то и дело подавая ему поднос с серебряной чаркой, из которой следовало угостить каждого гостя. По тому, как ловко, со знанием дела этот навь исполняет свои обязанности, Немил догадался, что он далеко не последний из слуг горнего князя.
Но стоило ему взглянуть на служанку невесты, как у него отнялся язык. Эту волну золотых волос, струящуюся по красной шубке, он узнал бы и в темноте. Золотой обруч на голове, с которого свисают колечки в виде огненного цветка, и всего один сапожок, торчащий из-под длинной полы – второго не видать!
Всеми правдами и неправдами Немил подобрался поближе, таким непозволительным бесчинством вызвав возмущение толпы придворных, и поймал взгляд горней девы. Ее немного печальные, светло-голубые глаза едва глянули на него, и тут же испуганно уставились в землю.
Немил попытался схватить ее за рукав, но та в страхе отдернула руку.
– Не трогай меня! – едва слышно произнесла дева. – Ты теплокровый, тебе будет больно.
– Я любую боль вытерплю, лишь бы коснуться тебя! – с жаром зашептал человек, но дева ему не поверила и отступила подальше.
– Не бойся меня! – стараясь не привлекать внимания, заговорил Немил. – У меня перед тобой должок. Самое время вернуть.
– Что за должок? – удивилась дева.
– Ты меня оживила, когда я лежал без дыхания на берегу, – зашептал Немил.
– Полно тебе, ты и сам дышал, только слабо, – возразила дева. – Вернуть жизнь даже боги не могут, а я и подавно бы не смогла.
– Прости за то, что я так нещадно хватал тебя прошлой ночью, – смущенно выговорил Немил.
Щеки девы покрылись румянцем, она потупилась и отступила на шаг.
– Должен я тебе кое-что вернуть! – продолжил Немил, и вытащил из дорожной сумы, с которой до сих пор не расставался, красный сафьяновый сапожок.
– Не срами меня! Нас увидят! – пришла в ужас дева.
– Но ведь он твой! – возразил Немил. – Да и как ты пропляшешь всю свадьбу без сапога?
Дева испуганно огляделась вокруг: гости поздравляли «князя с княгиней» и не обращали внимания на слуг. Она едва заметно махнула Немилу рукой и повлекла его в дубраву, обступившую со всех сторон дворец. Вскоре они оказались в беседке, скрытой переплетенными дубовыми ветвями.
– Я с тебя сапожок сорвал, мне его и надевать, – залихватски пропел Немил, становясь перед девушкой на колени.
Та убедилась, что никто их не видит, и поставила ногу на деревянную скамеечку. Ее нога была удивительно стройной и неестественно бледной, как будто в ней не было ни кровинки, но кудесника уже перестали смущать чудеса горнего края.
Он бережно начал надевать сапожок на эту стройную ножку, и нечаянно коснулся тонкой кожи. Как будто целый сноп ледяных игл впился в подушечки его пальцев.
– Ой! Осторожнее! – вскрикнула дева.
– Тебе тоже больно? – виновато спросил Немил.
В этот миг он больше думал о том, как бы не причинить ей вреда. На то, что его пальцы горели холодным огнем и перестали сгибаться, он не обращал внимания.
– Нам нельзя трогать друг друга. Будет больно и мне, и тебе, – печально промолвила дева.
Едва дыша, Немил взялся за сапожок так, чтобы случайно не тронуть деву. Та встала и притопнула сапожками – теперь оба сидели у нее на ногах, лишь подчеркивая их тонкие линии.
– Звенислава! – раздался из-за деревьев певучий голос. – Где ты? Мы тебя обыскались!
– Ах, нас уже хватились! – испугалась дева и закрыла лицо руками.
– Так вернемся быстрее! – предложил Немил. – А то господа свою свадебку без нас, чего доброго, не доиграют!
Однако его шутка Звениславе не пришлась по душе. Дева от волнения кусала губы и вслушивалась в суету у дворца, где уже заиграли трубы и зазвенели бубны.
– Побежали! Быстрее! – позвал Немил, и они вдвоем кинулись к пестрой толпе, в которой приглашенные уже рассаживались по саням.
– Ах, как хороша невеста! – всплеснула ладонями Звенислава. – Какое белоснежное платье! Какие кружева! Какой яркий цветок на груди! А какая у нее коса на голове – чистое золото!
И райская дева с сожалением потрогала свои распущенные волосы, светлой волной выбивающиеся из-под шубки.
Немил мельком взглянул на Кострому. Та и в самом деле выглядела роскошно даже по меркам небожителей. Толстая коса золотистого цвета изящной змейкой вилась вокруг ее головы. Высокий кокошник, расшитый жемчугом, прикрывал лоб. Такие же жемчуга, только крупнее, свисали на золотых цепочках с височного обруча, загадочным голубоватым сиянием оттеняя изящные белые ушки. Взгляд ее светлых, глубоких глаз лучился таким счастьем, что Немил позавидовал. Однако гораздо большее впечатление на него произвел Перун, которого все с особенным удовольствием величали по случаю свадьбы «князем».
Слуги накинули Громовержцу на плечи лазурное корзно, подбитое мехом. У груди полы корзна соединялись крупной запоной в виде всадника, разящего змея. Фигурка всадника полыхала, как огонь, а глаз змея сверкал ярким рубином, свет которого, казалось, не отражался от солнца, а исходил из глубины.
Под корзном – рубаха из синего шелка, перепоясанная широким гашником. Просунутая в единственный рукав десница сжимает пушистую шкурку черного соболя, которыми слуги украсили все столы и сиденья в палатах. Шуйца выпросталась из-под распахнутой полы корзна, и оживленно размахивает, приветствуя гостей и распоряжаясь поездом. На каждом пальце – по огромному перстню, и за один такой можно купить целый город вместе с холопами, боярами и князьками.
Немил решительно шагнул на мраморную ступень и начал взбираться вверх по крыльцу.
– Ты куда? Не лезь под ноги к князю с княгиней! – попыталась удержать его Звенислава.
Однако у Немила нашлось собственное мнение на этот счет. В этот праздничный день Перун должен его не забыть. Значит, нужно показаться ему на глаза.
Кудесник бесцеремонно вырвал соболиную шкурку из рук громовержца и начал ощупывать мех, бормоча:
– Дай-ка сюда. Может, это какая-то гадость? Знаем мы эти лиходейские уловки: сглазят, наколдуют, заговорят, а после подсунут. Тронешь – и поминай, как звали.
Кострома малость оторопела от этакого бесчинства.
– Ты и невесту мою будешь ощупывать? – осведомился Перун.
– Невесту ты сам ощупаешь, когда она войдет в ложницу после венчания, – деловито ответил Немил.
Перун замер, уставившись на человека. Многочисленные гости, собравшиеся вокруг крыльца, затихли. Над дубравой повисла такая тишина, что стало слышно, как цокает белка. И вдруг толпа грянула со смеху, подняв целую бурю веселья. Отовсюду посыпались непристойные шуточки. Гости принялись поучать жениха, что и как делать во время брачной ночи, чтобы не дать маху. Невеста смутилась и отвернулась, а жених сам хохотнул и потрепал человека по волосам, взъерошив его аккуратно уложенные лохмы.
– Шкурка чистая. Можно ехать, – с важным видом распорядился Немил.
– Теперь вижу: ты – настоящий ведун, – одобрил князь.
Гости перекинулись на человека и подняли его на смех. Несмотря на насмешки, Немил не обиделся, а, наоборот, ощутил себя на седьмом небе. Ведь он оказался в самом центре внимания, и у кого? У небесных богов и богинь, владык мира, вершителей судеб. Раз смеются – то точно уже не забудут.
– Рассаживайтесь по саням! – взмахнул он здоровой рукой с таким видом, чтобы все сразу поняли, кто тут главный.
Хохоча, гости принялись расходиться. Богиня Мокошь, исполнявшая роль старшей свахи, осыпала княгиню и князя хмелем. Почтительно приблизившись к Костроме, Звенислава поклонилась ей в пол и повела к отдельному возку – к венцу жениху и невесте полагалось ехать порознь.
Гриди высыпали из чертога в доспехах, начищенных до зеркального блеска. От их оружия замельтешило в глазах. Немил благосклонно одобрил поднятый ими лязг: чем больше железного звона, тем больше страху нагонят они на чудовищ, если таковые вздумают высунуться из тайных убежищ.
Внезапно кудесника накрыло волной бурного, ничем не объяснимого восторга. На ретивом огненно-красном коне к гостям выехал молодой бог в кумачовой, как у мужика на ярмарке, рубахе. Сапоги его, темно-зеленые, с узорными золотыми травами, ловко держались в стременах на загнутых носках, так что наездник управлялся со скакуном одними ногами, в то время как руки его размахивали так оживленно, что казалось, будто это ветер сорвал с горы мельницу и понес ее над простором.
– Будь внимателен! – подсказал навь Владимир, указывая на лихача. – Это Ярило, свадебный дружка нашего жениха. Они с Перуном приятели не разлей вода. Как напьются, так начинают буянить, а то и носы могут друг другу расквасить. Следи за тем, чтобы он не прикладывался к меху с вином.
– Как же я за ним услежу? – растерялся кудесник. – Ведь я ему не указ.
Владимир, не слушая возражений, бросился к саням Перуна, у которых нетерпеливо бил копытом облачный конь.
– Эй, где тут кудесник со своим оберегом? – загрохотало божество в красной рубахе таким низким басом, что с окрестных дубов посыпались желуди.
– Тут я! – отозвался Немил, стараясь не попасть в свистопляску, поднятую этим вихрем.
Ярило спрыгнул с седла, поставил человека перед собой и наклонился, разглядывая его так, как лис разглядывает мышку перед тем, как сожрать.
– Ты, как я слышал, великий колдун?
– Не великий. Обычный, – бледнея, ответил Немил.
– Уберечь свадьбу от порчи сумеешь?
– Еще как! Я в этом деле мастак, каких свет не видывал! – стоило лишь чуть-чуть прихвастнуть, как человек снова почувствовал себя в родной стихии.
– Гляди в оба! Только наивные думают, будто в Белой Веже все только и делают, что милуются и лобызаются. На самом деле у Перуна полным-полно недоброжелателей.
– Кто может злоумышлять на небесного князя? – удивился кудесник.
– Много кто. Например, Велес – его давний соперник. Перун хозяйничает на небесах, зато Велес – в доле. Они не могут сойтись, как земля с небом. За сто веков у них накопилось столько обид друг на друга, что начни вспоминать – и драки не миновать. Иная материя – государыня Лада. С виду она – сама любушка, но при этом себе на уме. Она и сама не прочь царствовать в горних мирах, только кто ее пустит на владычный престол? Небось, наша царица спит и видит, как доказать всем силу своих чар. Свадьба – отличное время, чтобы опробовать их. Как увидишь богиню любви – берегись! Любовь зла, особенно, когда это любовь к себе. Что таращишь глаза? Думаешь, это все? Как бы не так. Есть и еще закавыка. Додола, хозяйка радужного моста. Поглядеть на нее – так она само очарование, так и переливается всеми красками. А ты знаешь, что она была невестой Перуна до того, как он повстречал Кострому? Ох, кому я это говорю? Ты же полный растяпа, земляной червь, откуда тебе это знать? Слушай внимательно: Додола расстроена из-за того, что у нее увели суженого, и расстроена сильно. Свадьба – случай отомстить сопернице и предателю-жениху. Представь, как это будет красиво. На глазах у всех небожителей оба – хлоп! – и превращаются в диких зверей, которые даже не помнят, кем были прежде. Вот урок всем неверным любовникам, что бросают свою половинку.
– Разве боги способны на такое коварство? – пролепетал обескураженный человек.
– Если сильно рассержены – то способны, – заверил Ярило. – Но главный, кто меня беспокоит – это посол его величества Лиходея. Явился сегодня перед рассветом, показал вместо верительной грамоты дивный посох с неразгаданным свойством, и, как ни в чем не бывало, поднялся в Вышеград по мосту. Велес закрыл перед гостем ворота, да наши мудрые и дальновидные государи велели пустить его. Не хотят ссориться с бесами, уклоняются от войны. А посол этот кто? Мелкий черт Вертопрах, о котором мы прежде даже не слышали. Если б князь тьмы в самом деле искал нашей дружбы, то прислал бы кого-нибудь поприличней. Дело попахивает адскими кознями. Эти хитрые твари явно что-то задумали. Только что? Поди, разгадай, что у них на уме. Уж больно не нравится мне этот посох. Кто знает, на что он способен? Может, это оружие? Не успокоюсь, пока не упрячу его подальше, за семь замков.
– А раньше князь тьмы присылал своих подданных? – осведомился Немил.
– Не припомню такого. Лиходей держит камень за пазухой на Перуна. Когда-то давно они были друзьями, почти побратимами. Да после дружок переметнулся к врагам, и с тех пор они на ножах. А тут – редкий случай для мести.
Человек разволновался и по привычке принялся теребить янтарное ожерелье, свисающее с его шеи. Ярило встряхнул его плечи и пронзил взглядом:
– Если ты возомнил, что быть дружкой на свадьбе – плевое дело, то спустись с неба на землю. Тебе предстоит работка, какой свет не видывал. Обмишулишься – спросят с тебя. Все понятно?
– Как не понять! – с досадой ответил кудесник. – Я-то думал, что свадьба богов позволит мне выслужиться. Что вести свадебный поезд – это привилегия и почет. А выходит, над моей головой нависают угрозы, о которых я даже не знаю? Как же я с ними справлюсь?
– В том-то и дело. В мире богов свои сложности. Будь начеку. Если что – сразу ко мне.
Отпустив человека, с которого слетела вся самоуверенность, Ярило вскочил в седло и пустил коня к веренице гостей, рассаживающихся по саням.
– Что случилось? На тебе лица нет, – воскликнула Звенислава, едва увидела возвращающегося Немила.
– Кажется, я попал, как кур в ощип, – пожаловался кудесник. – Послужить на свадьбе богов – значит, спасти свою душу, так я думал. А выходит, что все наоборот. Допустишь промах, и боги накажут так, что лучше бы было вообще не родиться. Только бы свадьбе никто не навредил! Тогда и мне никто худа не сделает.
– А нельзя ли опередить злопыхателей? – подала мысль Звенислава. – Раскрыть их коварные планы, да и прижать к ногтю?