Евгений Каган
Третья смена
– Ну Анто-о-о-о-н! – заныли дети. – Баба Серафима, что будет, если сливы съесть?!
– Понос и койка вместо праздника! – подвёл итоги вожатый. – Марш по палаткам! Девочки в красную. Парни в синюю. Подъём в шесть утра.
Полина, на чьём пальце красовался сапфир цвета спелой сливы, не собиралась отпускать травницу. Может быть их семейный сапфир тоже вырыт детскими руками из смертоносных шахт?
– Баба Серафима! – Побежала она следом, но только ветер дунул ей в лицо.
Травница исчезла в темноте. С пушистого венка Полины к звёздам взмыли тысячи семян чертополоха.
11.
– Зачем ты взяла кольцо с собой в лагерь?
В палатке Алина наблюдала за сестрой, которая никак не могла стянуть с пальца «проклятое» сокровище.
– Застряло! Не могу стянуть!
– В лагере с мылом попробуешь.
– Не хочу носить чьи-то слёзы и кровь! Дети… Дети, как мы добывали сапфиры! Может быть, и этот тоже… Он хранится у нас в семье лет сто!
– Когда-то мы за него дрались… – Зевнула Алина.
– Сниму и больше никогда в жизни не надену! Забирай! Насовсем себе забирай!
12.
Про шесть утра Антон не пошутил. Заспанные дети торопливо вырезали бороды Нептунам (чтобы никого не обидеть, каждый мальчик получит костюм главного персонажа) и девочкам клеили блёстки на хвосты русалок.
– А пена экологически-безлопастная? – Шла след в след за вожатым Алина. Она узнала, что праздник закончится пенной дискотекой на берегу реки. – Химия попадёт в воду, и рыба умрёт. Бобры окосеют. Цапли гнездиться перестанут. Случится экологическая катастрофа, Антон!
«Катастрофа» повторил в мыслях старший вожатый нехорошее слово.
– Алина, пена каждый год одна и та же. Безопасная. Я принесу тебе почитать копию сертификата о том, что она не загрязняет водоёмы и состоит из органики.
– Дискотеку можно сделать возле кинотеатра. Там куча ливнёвок! Пусть вся гадость в канализацию течёт, а не в реку!
– Ладно, – согласился Антон, – проведём дискотеку на площадке у кинотеатра. Всё? Ты довольна?
– Аля! Помоги, пожалуйста, с трезубцем! – Позвал девочку Петька. – Куда скотч-то лепить?
– Спасибо! – запрыгала на месте Алина, удалясь спиной к Пете.
Подростки убежали в поделочную, где конвейер детских рук клепал шестьдесят трезубцев и восемьдесят два русалочьих хвоста. Сто лет назад детвора надрывалась в каменоломне по локоть в крови и грязи. Нынешние на том же самом месте зарывались в блёстках и разноцветном картоне.
– Отлично, Петька! – Следил Ляпишев из-за кустов. – Рожу тебе не начищу! А вот Алине – дуре достанется по полной!
13.
Наши дни.
Кира Вильнюсовна перечисляла в голос наказания, одно из которых вот-вот получат Костя с Алиной за прогулку вовремя тихого часа.
– Мытьё полов в директорской. – Сверилась она со списком, – нет… уже занято Голубевым. Чистка картошки… тоже нет. Тут бронь под Веронику Дудкину. Мытьё окон, прополка сорняков, уборка листьев, – закатила она глаза. – Три дня с начала смены, а половина перечня уже кем-то занята.
– Только бы не прополка сорняков, – громко шепнула в ухо Кости Алина.
– Что? Сорняки не хотите? – Глянула Вильнюсовна на карту лагеря, прибитую к стене парой гвоздей. – У нас вся территория один сплошной сорняк. Мы же все такие био и эко.
Взгляд директрисы уставился на кусок газеты возле карты. Некоторые слова в статье были выделены жирным: «скандал», «розыск», «американец», «драка», «директор Третьей смены уволен».
Костя с Алиной переглянулись. Что могло так надолго загипнотизировать директрису? Что она увидела там не стене?
– Э… можно мы пойдём? – на всякий случай спросила Алина, медленно оборачиваясь к карте.
– Что?.. – Проморгавшись, Кира Вильнюсовна снова сосредоточилась на детях. – Да… Да! И быстро! Полоть сорняки! Видеть уже не могу эту крапиву! Одуванчики… Лопухи… и что там ещё… капусту всякую… Ну бегом!
Как только молодёжь покинула кабинет, Кира Вильнюсовна оторвала газетную заметку. Скомкав статью с названием «Две трагедии Третьей смены», директриса выкинула злосчастный кусок газетёнки в мусорку.
14.
– Хорошо, что нам сорняки достались! – радовалась Алина. – Мне нужно в лес, а с тележкой никто особо не заметит.
– А что в лесу? – Торопился Костя следом.
– Клад. Его Полина спрятала! И оставила подсказки.
– Полина? Спрятала клад?..
Костя остановился на широкой асфальтированной площадке с пересохшим фонтанчиком в центре. Статуя «Девушки с веслом» за белым бортиком фонтана обзавелась в этом году круговой камерой видеонаблюдения. Технику установили на кончик весла. Стоило подросткам пройти мимо, как механическое око сфокусировалось сначала на Алине, потом на Косте.
Костя заметил движение камеры, быстро кивнул.
– Хочешь, помогу тебе найти этот клад? – предложил Костя. – С тобой весело. Ты вроде ну… нормальная.
– Вот спасибо.
– Только это… обуйся, носки в колючках чертополоха, посмотри, – ткнул он пальцем на один синий носок и второй красный.
Алина сбегала в домик своего отряда, нацепила кеды и забрала из тумбочки блокнот. Внутри загадки от Полины и рисованная карта. На выходе из спальни столкнулась с Катей.
– Я с вами! – Упёрла она руки в бока.
– С какими ещё «нами»? – спросила Алина. Ей совсем не нужен был третий лишний на импровизированном свидании пусть и с ноткой наказания.
– С тобой и с Костей.
– У нас наказание. Хочешь полоть сорняки?
– Очень! – Смотрела она на блокнот и карту, которые видела у Алины в автобусе, пока они ехали в лагерь. – Ты будешь… искать сокровище? Я пригожусь! Могу землю копать!
– Ладно, только тише. Пока ещё кто-нибудь не проснулся. Бежим!
Костя за это время раздобыл садовую тележку и пару тяпок. Сверху накидал крапивы, вроде как работа в самом разгаре.
– Всего три загадки, – перевернула страницу Алина и зачитала друзьям:
Найди речную колыбель,
Внутри неё открой портфель,
Ты помнишь, Аля, там был шмель,
Который брякнулся в кисель.
Костя взлохматил волосы и надул щёки спрашивая:
– Ерунда какая-то. Кисель и шмель…
– Это не ерунда. Мне всё понятно! Это же моя близняшка придумала. Речная колыбель – лодка, – сразу догадалась Алина, – идёмте к реке.
На песчаном берегу загоревшими красными боками грелись под солнцем три новенькие каноэ. Костя залез в одно.
– Нет, не эти. Нам нужна старая лодка. – Побежала Алина к камышам.
В зарослях торчал сгнивший остов дырявой лодки. Год назад близняшки бесились и прыгали по прогнившим лавкам судёнышка, пока одно из вёсел в уключине не срикошетило Алине в лоб. Из весла гвоздь торчал. Воткнулся он прямо между бровей. Кровь лилась, как в самом страшном ужастике. Пять швов наложить пришлось. С тех пор на лбу Алины красовался белёсый шрам. Под чёлкой его было особо не видно.
– Нашла! – Достала Алина из-под лавки старенький ранец. Перевернув находку, она вытрясла содержимое на пол. Что-то тяжёлое брякнулось под ноги.
– Я возьму! – Подхватила свёрток Катя руками в садовых перчатках. – Это молоток, – быстро сообразила она, ощупав форму.
– Понятия не имею, для чего он. – Пожала плечами Алина. – Давайте лучше пойдём за шмелём! В прошлом году шмель упал в чашку Полины с киселём. Она вытащила шмелика, высушила, убрала всё липкое с лапок и отпустила. Посадила на гладиолус возле кинотеатра. Значит, нам туда! К клумбе с гладиолусами!
Добежав до кинотеатра, Катя осмотрелась:
– На какой из этих? Слева или справа?
– Вот тут, справа. Алина не стала топтать цветы и посадила шмелика с края.
Катя схватила тяпку из тележки с сорняками и принялась подкапывать ближний ряд гладиолусов.
Работала она с воодушевлением и отдачей. Мимо клумбы шла парочка вожатых. Они похвалили молодёжь, радуясь, как здорово те окучивают клумбу. Но стоило им заметить Катю, вынырнувшую из-за цветов, вожатые умолкли и бодрой рысью скрылись за поворотом.
– Что-то есть!
Катя выудила крюком тяпки старую футболку с символикой лагеря.
– Наверное, с прошлого года валяется. – Рассматривала майку Алина. – Я не разрешила сливать пену в реку. Пенная дискотека проходила здесь. Что-то я запуталась… – Села Алина на прогретый солнцем бордюр и снова открыла блокнот. – Зачем Полина оставляет такие странные подсказки? Как они помогут найти сокровище?
– Они помогут, – пыталась взбодрить её Катя, – читай, что там дальше?
Алина зачитала последнее четверостишье:
Где слёзы падали и проросли деревья,
Мы сливу съели, не зная о предупреждении.
Плод дерева красный – символ рождения,
Исполнил наше сокровенное желание.
Алина подняла глаза от блокнота:
– Нужно в лес Кровавых слив.
– В лесу? Где сливы Скороспелки растут? – спросил Костя.
– Это проклятая слива, а не спелая. Пропитана детской кровью. Так травница рассказывала.
– Нет, он прав, – встряла Катя, – сорт Скороспелки всегда красный. Они никогда не синеют. Травница вас просто напугала.
Лес слив рос за забором, увешанным камерами.
– Нас засекут! И всех выгонят! – Развернулась Алина. – Давайте в лесу потом поищем.
Катя с Костей переглянулись.
– Нет, нужно сейчас. Мы уже столько всего нашли! – уговаривала Катя.
– Не хочу, – попятилась от забора Алина, – пусть кольцо валяется там до следующего года. Оно нам с Полиной не нужно!..
– Подожди! – Схватил её за руку Костя.
Как раз вовремя. Алина собиралась попросту сбежать. Внутри нарастала тревога. Она не понимала, что делает не так, но всё её стало раздражать. И камеры, и оставленные Полиной подсказки, и Катя с Костей тоже. Одна, как бешеная подбирает всякий хлам. Второй в камеры лупится, отвешивая странные кивки. Нет, с неё хватит! Только тепло ладони Кости всё ещё удерживало её на месте.
– Полина хочет, чтобы ты нашла… сокровище.
– Это не сокровище, Костя. Это семейное кольцо с сапфиром. В прошлом году мы с Полиной взяли его в лагерь и потеряли. Где-то среди слив.
– Надо найти. Ты сможешь.
– Оно проклято! В нём детские слёзы, как травница сказала! Полина не хотела носить его. И я не хочу!
– Но ты должна! – выкрикнул он. – Полина! Алина… вы… то есть ты!
– Костя! Хватит! – Дёрнув обоих по сторонам, Катя разорвала прикосновение их рук. – Оставь её в покое. Она не может. Не может решить загадки. Полина слишком умная, вот и всё.
– Мы одинаковые, – напомнила недалёкой подруге Аля, – я знаю всё, что знает она! И наоборот. – Посмотрела Алина на забор. – Я найду кольцо. Мы вернём его родителям и попросим… выкинуть! От этого сокровища одни проблемы! Целый год мама с папой злятся…
– Я знаю, как попасть в лес, – озвучил идею Костя. – Лесничий Павел Кириллович не запирает заднюю калитку. Старшие бегают туда курить. Они дали ему денег, и он не запирает. Даже ведро с водой для окурков приладил.
Замка не было. Калитка лесника поддалась. Катя, Алина и Костя оказались в Кровавом лесу. Может быть, вокруг них росла слива из преданий деревенских старожил, может, и правда, всего лишь сорт Скороспелка, никогда не наливающийся сочной синевой.
В голове Алины повторялись строки:
Где слёзы падали и проросли деревья,
Мы сливу съели, не зная о предупреждении.
Плод дерева красный – символ рождения,
Исполнил наше сокровенное желание.
Вот только Алина не помнила, под каким деревом это было? Нужно обязательно найти то самое, где они ели сливу! Но вокруг абсолютно одинаковые ряды деревьев. Тысячи сливовых близняшек.
Кроваво-красные глаза спелых плодов зловеще наблюдали за незваными гостями. Голова Али разболелась до потери сознания. Она побежала вперёд. Просто прямо. Пока не упала на колени в траву.
– Костя, принеси ведро! – попросила Алина, восстанавливая дыхание.
– Ведро?
– Которое лесник для бычков поставил. Воду не выливай! Она нужна.
– Быстрее! – подгоняла его Катя.
– Мне надо вспомнить… вода помогает…
Эмалированная железка ручки ведра опустилась в руки Алины. Она заглянула внутрь. На дне пара окурков. Костя выловил их и спрятал в карман. Вытянув над собой руки, Алина опрокинула ведро с водой на голову.
***
Год назад
– Алинка, посмотри какая слива. С двумя стволами! Близняшки как мы! – Подбежала Поля к дереву.
– Поль, а тебе не хочется быть собой? Не «мы», а просто «я».
– Просто «я»? Как бы без тебя?
– Да, – кивнула Аля, – без меня.
– Без тебя от моего «Я» останутся только ноги. Ты разум! Сама знаешь. Ты всё на свете можешь разгадать.
– Но где заканчиваюсь «я» и начинаешься «ты»? – Требовательно смотрела на неё сестра.
– Нигде. Мы продолжение. Я всегда знаю, что ты чувствуешь. Где ты, о чём думаешь. И ты тоже. Мы даже врать друг другу не можем.
– Это точно.
На голову Алине упала красная слива из двух сросшихся половинок.
– Значит, навсегда вдвоём? – Разломив сочную сливу, Алина протянула половинку сестре.
– Навечно!
Красные подтёки сока бежали по запястьям девочек кровавым ручейком.
***
Алина распахнула глаза. Провела влажной рукой по ладони, чувствуя липкий сок прошлого.
– Мы вспомнили…
Алина поднялась на ноги и уверенно пошла в чащу. Свернула влево и дважды вправо, прежде чем вывела Катю с Костей на маленькую полянку. Под солнечными лучами грелась слива с двумя стволами.
– Это было здесь, – прошептала Алина. – Поля под этой сливой, – сказала она что-то странное, не понимая, что говорит и поскорее добавила: – Поля зарыла кольцо под этой сливой.
Кроны дерева тянулись к земле под тяжестью спелых плодов. Когда Алина приблизилась, спелая слива сорвалась с ветки, чиркнув её по виску, оставив на коже красный росчерк. В том месте, куда упал плод, блеснула искорка.
– Кольцо… Вот же оно…
– Алина, стой! – Пробовала остановить её Катя, но близняшка уже юркнула ладонью под листву.
Пальцы обожгло холодом. Сдвинув шершавые папоротники, Алина увидела руку. Синюю, с чёрными пальцами. На одном из них светилось искрой сапфировое сокровище.
15.
Подскочив к близняшке, Катя прижала её голову к себе, не разрешая смотреть. Откуда-то у неё оказался медный свисток, в который она дунула со всей силы. Алина зажмурилась и закрыла уши. Она услышала голос Кати. Теперь он звучал иначе. Слишком по-взрослому. Катя отдавала какие-то распоряжения Косте. И остальным… кажется, из густоты сливового леса приближались люди.
– Кто это?.. Что это там под листьями?!
– Мне жаль. Прости, – ответила Катя. – Я стажёр департамента полиции. Мне не пятнадцать, а двадцать лет вообще-то. Просто выгляжу как подросток.
– Плевать! На той руке… наше кольцо! Я видела! Что это?
– Тело.
– Но чьё?!
– Твоей сестры.
– Ты с дуба рухнула?! Поля жива! Она в лагере! Мы сто раз говорили!
– Ты говорила сама с собой, Поля. Твоя сестра мертва.
– Меня зовут Алина! Я докажу тебе! Мы вернёмся в лагерь, и ты увидишь, что Поля там! Костя, скажи ей! – Ждала она хоть чьей-то поддержки и подтверждения, что не сошла с ума. В могиле не может лежать Полина.
– Слушай, я… меня попросили помочь. Я согласился ради Алины. Мы дружили. Она мне очень нравилась…
– Что ты несёшь?.. Алина – это я!
– Ты Полина.
Катя снова перегородила ей обзор на Костю объясняя:
– Год назад Дмитрий Ляпишев убил твою сестру Алину Кравцову. Скорее всего, найденный молоток и есть орудие убийства. Футболка под гладиолусами, я уверена, будет содержать ДНК убийцы и жертвы. Ляпишев тоже погиб. Повесился спустя месяц. В записке он написал «это сделал я». Ещё одно доказательство его вины.
– Как Полина узнала, где Ляпишев спрятал молоток и майку?! Как?!
– Полина – это ты, – повторила Катя, – вы с сестрой связаны ментально. Спросишь у психологов, психиатров. В этой операции задействовано много сил. Твои врачи и родители быстро заметили, как ты изменилась после смерти сестры. Ваша близнявая связь. Всё из-за неё. Ты решила, что Алина жива. Целый год ты общалась с сестрой, которой нет. Она твоя галлюцинация. И в лагере её нет. Я сто раз смотрел по камерам. Их повесили после прошлогодней трагедии. Ты приходила к реке, мочила голову и разговаривала сама с собой. Обнимала себя. Дурачилась, как будто с кем-то, но на самом деле рядом никого не было. Когда ты записала бредовые подсказки про шмеля и кисель твои родители поняли, что они там найдут. Тело мёртвой дочери. Но разгадать загадки никто не мог. Поэтому был разработан проект твоей смены в лагере. О нём знала директриса, вожатые, все сотрудники, я и Костя.
– Я не Полина. Поля боялась воды и не умела плавать… А я… переплываю километровую реку!
– Наверное, все её способности теперь есть в тебе. Сейчас сюда прибудет наряд. Твоя мама и психолог. Они лучше объяснят.
– Моя мама…
– Дочка! – услышала она голос мамы.
Приблизившись к дочери, Алла Игоревна сгребла её в объятия:
– Я здесь. Всё, уже всё. Не бойся… мы справимся… мы переживём… – Боялась она посмотреть на лежащую за спиной живой дочери ту, что была мертва.
– Мама… кто я?…
– Девочка, моя, – провела она по лбу дочери, измазанному соком сливы, и убрала чёлку, – шрама нет. Помнишь, Алину в прошлом году ударило веслом.
– У неё остался шрам… Шрам на лбу был у Алины… – чувствовала она рукой совершенно ровную кожу у себя между бровей.
– И кольцо. В тот день, когда Алина погибла, на ней было кольцо. Ты отдала его сестре после рассказа травницы о шахтах.
– Я хотела снять кольцо… сказала, чтобы Алина забрала его навсегда…
– В день Нептуна Ляпишев убил её здесь.
– Но я её вижу, мама! Каждый день! Она не умерла, я постоянно разговариваю с ней.
– Ты говоришь сама с собой. Весь год. Мы с папой… мы не знали, как тебе помочь. Ты нас не слушала. Не понимала, что Алины больше нет.
– Так это всё… из-за меня. Вы с папой из-за меня молчите целый год? И больше не смеётесь?
– Нам было не до смеха, дочка. Мы пробовали отыскать Алину. Пробовали объяснить тебе, кто ты такая.
Вокруг холма листвы собрались криминалисты. Близняшка видела взволнованное лицо директрисы, старшего вожатого Антона, Катю, Костю, которого кто-то из криминалистов вывел за периметр красно-белой ленты. Из неглубокой могилы следственная группа подняла тело, ставшее за год скелетированной мумией. Один носок был красным, второй синим. На черепе возле уха дупло – след от удара молотком.
Близняшка провела рукой по соку сливы ровно в том же месте у себя на голове. Она не плакала и не рыдала. Она прозрела. Чувствовала, что нашла ответы. Пусть Алины нет в привычном мире, но её душа живёт внутри Полины.
Вечно.
– Мы живы, – улыбнулись сёстры, – мы нашлись.
16.
– Красавица, купи хурму! Тебе выращивал, родная! Вот, посмотри, какая ягода. Сухая, ни росинки. Крыжовник, голубика, клюква. Выбирай!
Бойкий продавец заметил, как женщина с плетёной корзинкой смотрит лишь на один товар. Схватил торговец пакет, насыпал пару жменей сливы:
– Такой ни у кого не встретишь! Один Махмед находит Скороспелку в сентябре! Два килограмма, три?
– Мама! – Подбежала к прилавку девушка лет шестнадцати.
Коса до пояса, глаза как два кусочка жжёного сахара. Она уставилась на мать, схватила за руку и потянула к выходу с базара.
– Пойдём… не смотри на сливу.
Синие глаза женщины на слове «слива» омыли два ручья. Впервые Махмед видал такое. Не пара капель или влажность, что надуло ветром, а настоящий водопад из прорванной плотины сердца.
– Так это… – Крутил Махмед загорелые бока хурмы. – Возьми бесплатно… угощаю.
Махмед гадал, чем сахаром скрипящая да набравшаяся густым соком слива так напугала красавицу с огромными глазами в два сапфира? Но больше он ту семью не видел, и чтобы успокоиться, решил – красавица была с приветом.
***
Двумя годами ранее женщина, что не купила сливу, похоронила дочь. Алла и её муж сделали всё возможное, чтобы справиться с горем, чтобы пережить трагедию. Вот только после похорон Алина не исчезла. Теперь она в открытую жила в разуме Полины.
Психиатр поставил диагноз – диперсонализация с раздвоением личности. Наблюдая, как дочь за первый год лечения нейролептиками превращается в овощ, Алла отказалась от схемы лечения. Она решила, пусть дочери живут в одном теле. Лучше себя успокоить препаратами и перестать страдать. Высыпав в ладошку мешанину таблеток дочери, Алла проглотила их все разом. Через три дня открыла глаза в больнице. Попробовала позвать медсестру, но не смогла произнести ни слова. Голос не слушался. И тогда… Алла смирилась. Она решила отдохнуть от горя, от себя и своего рассудка. Убежала в лес подсознания, где можно побыть в тишине.
Алла всё слышала, всё понимала. Смотрела собственную жизнь будто сериал по телевизору. Наслаждалась тёплым мхом и сладким мёдом. Дремала в облаке тополиного пуха, где ландыши благоухали и бабочки-капустницы на крыльях поднимали сновидения к небу.
17.
– Они разводятся, Алина. – Сидела Поля у себя в комнате. Только что она подслушала разговор родителей, точнее, подслушала отца. Мать молчала. Она молчала уже не первый год. – Папа сказал, после нашего выпускного оформит всё юридически. Нам исполнится восемнадцать, опека не понадобится.
«Давно они перестали ходить к психологу?» – спросила Алина.
Вопрос мёртвой сестры прозвучал в голове Полины.
– Психологи не помогут. Это давно понятно. Два года прошло.
«Из-за нас? Поль, думаешь, я зря привела вас к своему телу?»
– Ты что! Конечно, не зря! Мы нашлись. Мы снова вместе. Хорошо, что худые, – пробовала пошутить Полина, – обе помещаемся внутри меня.
Она рассмеялась на два разных лада, будто бы два разных человека.
18.
Алла не знала, сколько времени дремала внутри леса. Казалось, парочку часов. Но сколько прошло времени? Неделя, месяц или год? Здесь было хорошо, но как же там её Полина? А как могилка Али? Кто туда приходит? Стоят ли любимые ландыши Алины в вазочке на стыке мраморной плиты?
Алла брела под чёрным небом, запеленавшимся грозой, держась глазами за голубой мазок рассвета, чувствовала, как только доберётся до зарницы, отыщет выход. Он там, где светится лазурью небо.
– Полина… – Рассматривала Алла миражи, рождённые полярными сияниями – Какая ты красавица… Но как же платье, – вздохнула Алла. – Почему не выбрала классическое? На выпускном нужно быть принцессой. Хоть один-единственный разок оказаться внутри выдуманной сказки.
Алла протянула небу букетик ландышей для дочки.
Восемнадцатилетняя девушка пристегнула у кармашка пиджака бутоньерку с искусственными ландышами, протянутую швеёй. Полина красовалась перед зеркалом в примерочной. Длинные волосы теперь подстрижены до плеч удлинённым каре, а на лодыжке татуировка с лентой Мёбиуса. Две стороны восьмёрки, в которой нет начала и нет конца. Так ощущали себя сёстры.
– Мам, нам идёт? – спросила Поля, давно привыкнув, что мама не ответит.
Женщина сидела напротив примерочной, уставившись в стену. Швея водила по плечам выпускницы валиком, собирая невидимые пылинки:
– Какой экстравагантный выпускной наряд, Полина!
– Нам тоже нравится. – Рассматривала Поля узкие классические белые брюки с длинным шифоновым шлейфом чёрного цвета. – Алина любит всё воздушное, летающее, а я классическое.
– Алина, это твоя мама? – бросила она взгляд на «шизофреничку» у стены.
– Нет, сестра. Рукав пусть будут подлиннее и с оборкой, – голос выпускницы изменился. – Алина, это лишнее! – и снова. – Нет, Поля, мне так хочется. И чтобы длинный! – и опять.
Со стороны это выглядело, будто Полина читает повесть по ролям.
Швея не понимала, с кем говорит заказчица? В зале только она с немой матерью. Какая ещё Алина?
– Но я хочу с оборкой, Поля! – Топнула выпускница ногой в потрёпанном кроссовке. На второй стопе была надета балетка, усыпанная золотыми стразами.
– Хорошо, будут тебе оборки. – Посмотрела выпускница на швею. – Сошьёте ей с оборкой? И пусть до пола свисает! Так тебя устроит, Алина?!
– Кому?.. Кому сшить-то?… С кем вы говорите-то?
– Алине. Это же наш общий выпускной.
«Ну и семейка», – перекрестилась швея, закончив через неделю с заказом, соврала, что перегружена и в ближайшие пять лет заказов брать не будет.
19.
Рассвет всё ближе. Грозовая вата мокла и срывалась под дождём на голову Аллы сахарными каплями.
– Какая сладкая! – Пробовала она угощение.
Отведав фиалок в меду, Алла обняла руками ствол берёзы, утоляя жажду свежим соком.
– Поздравляю, Поля! Теперь в семье на одного юриста больше! – Гордился отец, что дочь пошла по его стопам, закончив юридический вуз с отличием.
– И на одного флориста! – Подняла фужер Алина в сторону мамы, которая до своего «состояния» работала дизайнером в цветочной студии.
Мама всегда садилась подальше. В уголок. Смотрела в стену или под ноги, не произнося ни слова.
– Что за профессия флорист? Зачем ты время тратила на второй диплом? – Пожал отец плечами. – Твоя мать, наверное, одобрила бы экстравагантный праздник в честь диплома.
– Мы старались. – Смотрела Поля на угощения из чёрной сахарной ваты и берёзовый сок. – Алине нравятся медовые фиалки, – потянулась она за очередной креманкой.
20.
Снег? Нет… это тополь. Воздушный, ласковый, сонливый. Тополиный пух!
Всё тот же лес, всё та же чаща, но как всё замело! Не снегом, тополем. По небу к голубой рассветной зорьке метнулась стая белоснежных лебедей и Алла побежала следом.
«Я обниму тебя сейчас, сестрёнка и не буду вам мешать».
– Нет, Аля! Останься!
«Свадьба не для сестёр. Пусть этот день достанется тебе и Вячеславу. Ты спросила его про Костю Белого? Они учились вместе в институте. Где он? Как живёт?»
– Женился на Кате. Помнишь, она была с нами в лагере? Девушка полицейская с розовыми волосами.
«Он счастлив?»
– Да, похоже, у них всё хорошо. Сын родился пару месяцев назад. Назвали Макаром.
«Хорошо… Я рада, что он счастлив. Ты тоже будь, сестрёнка!»
Фотограф, нанятый на торжество, смотрел, как невеста в белом обнимает себя обеими руками. Как будто влюблена: в дизайнерское платье, в этот день, когда становится женой. И в то же время грусть в глазах и слёзы на ресницах.
В открытые окна с порывом ветра ворвалось облако тополиного пуха. Невеста закружилась, ловя сачком-фатой тысячи пушинок. Ласковых, как поцелуи мамы.
Затвор и вспышка осветили комнату.
21.
– Молния? Или зарница? – Посмотрела Алла в небо.
Тополиный пух кружился вальсом, рисуя силуэт невесты.
– Я вижу тебя, Поля! Я бегу! Мне только б дотянуться до рассвета… до голубой зарницы! И я вернусь… я выберусь из чащи! Жди меня, родная…
Она споткнулась. Пух смягчил падение, не дав поцарапать руки о корягу. Лес редел, деревья исчезали будто струйки дыма. Алла выбежала на кромку луга. Из-под ног вспорхнула стайка бабочек капустниц. Метнувшись занавесью к небу, бабочки преградили ей обзор. Как только тюль из белых крыльев распахнулась, Алла увидела девочку с сачком. Ей года три. Резвится на поляне, гоняясь за капустницами.
Она была похожа на Алину… вот только глаза небесно-голубые. Как та зарница в небе, к которой много дней бежала Алла.
Девочка обрадовалась бабочкам и побежала прямо к Алле, нацелившись на потревоженную стайку.
– Бабошка… – Махнула девочка сачком, но не поймала бабочку, упав в объятия Аллы, прошептала. – Бабошка, это ты?
22.
– Вот ты и бабушка.
Полина протянула матери запеленованный свёрток. Розовые щёчки, две голубых полоски глаз.
– Я назвала её…
– Алина, – прошептала Алла. – Спасибо, Аля… ты меня спасла.
Держа в руках младенца, Алла вспомнила сон дочери, что снился ей одиннадцать лет назад.
Поляна ландышей.
Белое облако – невеста.
Голубоглазая малышка среди бабочек.
Слова мамы, которая шептала: «я вернусь через одиннадцать лет».
Именно столько отсутствовала Алла. Именно столько ей потребовалось времени, чтобы найти дорогу к дому.
23.
И через двадцать лет Махмед стоял с прилавком лучших овощей и фруктов.
– Смотри, красавица! Смотри, какая слива! Ты не гляди, что красная, то сорт такэй!
– Скороспелка, – рассматривала Алла фрукты, – три килограмма, пожалуйста, взвесьте.
– Мама, Алинка просится на море. Макар её, видите ли, ждёт. Пятнадцать лет, а уж любовь у них. Ты представляешь?
– Ты тоже Славика в пятнадцать полюбила. И вот, – кивнула Алла на коляску с годовалыми близнецами и старшую внучку, – нашла своё сокровище.
Полина помогала маме с пакетами. Они купили сливу, хурму, ягоды, как заверял Махмед суше, чем пески Сахары. Не загниют и через месяц!
Махмед не вспомнил «женщину с приветом», что когда-то разревелась возле сливы. Спустя одиннадцать лет молчания Алла заговорила, а Полина прекратила «мыкать» и болтать сама с собой.
Теперь она болтала с… дочкой.
Полина помахала девочке. Своей дочери, своей сестре… Кому из них? Какая разница. Алина заслужила этот шанс. Её душа возродилась в новом теле. В дочке собственной сестры.
Полина надкусила сливу Скороспелку.
– Пусть моя Аля будет счастлива. Пусть обретёт своё сокровище.
