Марина Колесова
Тетрадь в косую линейку
Я облегчённо вздохнула и пошла мыть посуду.
Запись восьмая. Неожиданная встреча с полицейским, устроившим разгром в моей квартире, круто изменила всю мою жизнь.
Жизнь моя, после того случая, текла размеренной и обыденной чредой дней, я много работала и даже думать забыла о том странном инциденте с нашим участковым, когда уже осенью, возвращаясь с работы, неожиданно наткнулась на него у дверей своей квартиры. Он стоял без формы и с букетом садовых астр.
– Вы вновь подозреваете меня в чём-то? – удивлённо осведомилась я.
– Нет, Алина Викторовна, – он протянул мне букет, – я пришёл поблагодарить и попрощаться. Вы очень помогли тогда и насильника действительно нашли там, где Вы сказали. На садовых участках в доме у друга жил и озеро там, совсем рядом, прям на территории. Так что в десятку Вы попали. Дело его уже давно в суд передали. Так что всё по итогу более-менее хорошо.
– Я рада, – улыбнулась я, забирая букет у него из рук, – а попрощаться почему? В отпуск уезжаете?
– Нет, совсем. Уволился. У нас в отделении начальник сменился, и не сработались мы. Я рапорт подал, две недели отработал и сегодня уезжаю.
– Куда? – не удержалась я от вопроса.
– А не знаю пока. Приду на вокзал и решу куда. Сейчас пойду в общежитие, заберу вещи и поеду. К Вам зашёл, спонтанно. Цветы увидел у метро продают и почему-то решил купить и Вам подарить. Подумал, пусть в памяти букет обо мне останется, а не разгром. Всё. Всего доброго. Не поминайте лихом.
Он уже развернулся, чтобы уйти, но я цепко схватила его за руку.
– Значит так, Дмитрий Вячеславович, запомните раз и навсегда: принятое на эмоциях решение верно не всегда. Вас похоже сегодня из общежития на выход попросили, и Вы на эмоциях решили рвануть в глушь? Так дела не делаются. У Вас есть образование и желание работать, с этим багажом в столице найти работу гораздо проще, чем где либо. Все сюда едут, а Вы отсюда сбежать решили. У Вас денег нет снять комнату на время поиска работы? Я на месяц могу бесплатно предоставить Вам комнату. За месяц, надеюсь, новую работу Вы найдёте. Лишь несколько условий: никого ко мне не водить, ко мне не приставать, пьяным у меня не появляться. Если Вас такие условия устраивают, приносите вещи, дам ключи.
– Откуда Вы про общежитие знаете?
– Да на лбу у Вас прям написано, что от обиды Вы бежите. Я Вас понимаю. Обидно, когда не оценили должным образом и постарались унизить всеми возможными способами. Но все испытания посылаются нам для чего-то. Поймёте для чего, и жизнь наладится. А сейчас идите за вещами и по дороге хлеб и сахар купите, у меня нет. А я ужин тем временем приготовлю, – проговорила я и скрылась за дверью.
В коридоре я уселась на банкетку, положила рядом осенний букет с горьковатым запахом и, снимая туфли, сообщила прыгнувшему мне на колени Коту, что видимо я чокнулась, потому что на меня что-то нашло, и я пригласила пожить у нас нового жильца. А вообще-то, скорее всего, виноват в этом он, поскольку выражал ему явную симпатию, и именно поэтому я не смогла допустить, чтобы он потерял перспективы, и столица лишилась бы честного и принципиального жителя, стремящегося сделать жизнь в ней лучше.
Кот потерся о моё плечо, выражая свою поддержку, и, спрыгнув, отправился на кухню, намекая, что ужин сам себя не приготовит.
Я пошла следом, поставила букет в вазу на столе, достала из морозилки полуфабрикаты: котлеты рыбные и картофельные, выложила их на сковородку, и включила плиту. А сама прошла в дальнюю комнату, которая проектировалась, как гостевая спальня на случай форс-мажоров в виде приезда моей матушки или гостей, и убедившись, что там не оставила никаких личных вещей, ушла к себе в спальню, переоделась в домашний байковый костюм и вновь вернулась на кухню.
Мой новый постоялец пришёл, когда котлеты уже зарумянились и аппетитно шкварчали на сковороде. Затащил в коридор потрёпанный и перетянутый веревкой старый чемодан и несмело замер в прихожей.
Я протянула ему запечатанную упаковку новых одноразовых тапочек:
– Надевайте, мойте руки и проходите к столу.
– Во-первых, я сахар и хлеб забыл купить, а во вторых у меня в чемодане есть тапочки.
– Свои потом искать будете, сейчас эти надевайте. А раз хлеб и сахар не купили, будете чай пить без сахара и утром без бутербродов останетесь.
– Я сейчас могу сходить.
– Нет уж. Сейчас будет ужин, и не спорьте. В чужой монастырь со своим уставом не ходят.
– Хорошо, я не спорю, – покладисто кивнул он, забирая у меня из рук тапочки.
Мы сидели на кухне и молча пили чай с конфетами.
– Котлеты вкусные были. Спасибо, – прервал молчание бывший участковый.
– Это полуфабрикаты. Я не умею готовить, и не люблю, – откликнулась я.
– Вот странно Вы отвечаете. Я ожидал услышать «на здоровье», а Вы: «это полуфабрикаты».
– Я знаю, что я странная, Дмитрий Вячеславович. Но это мой дом, и порядки в нём мои. И Вам придётся это принять. Не нравится, дверь вон там, Вас никто тут насильно не держит.
– Понял. Что ж, имеете право. Не в моей ситуации это не принять. Кстати, спросить не хотите, отчего я уволился?
– Причина столь очевидна для меня, что смысла спрашивать не вижу. Подробности и конкретика особой смысловой нагрузки не несут. Поэтому пощадите мои уши, я с трудом выношу сетования на обстоятельства, прикрывающие собственную недальновидность.
– Вы считаете в сложившихся обстоятельствах виноват я сам?
– Глупо винить окружающую действительность. Можно сколько угодно сетовать, что она такова, но от этого она не измениться. Нужно учиться в ней жить.
– Я страсть как хотел её изменить, – со вздохом расстроено проговорил он.
– Цели и задачи нужно выбирать по силам. На данном этапе Вам их явно не хватило. Надо сделать выводы и, не впадая в обиды и амбиции, найти, чем лично Вы можете эту окружающую Вас действительность улучшить.
– Вы нашли?
– Хочется думать, что да. Но самосовершенствование, это процесс бесконечный. Как только я нахожу удобное для себя состояние, Вселенная мне подкидывает новые задачки.
– Я одна из них? – иронично осведомился он.
– Возможно, не знаю… – пожала я плечами. – Всё будет зависеть от того, к какому итогу мой поступок приведёт. Иногда это лишь опыт, но он важен. Вот Ваш поступок тоже опыт. Вы почувствовали предел Ваших сил на данный момент. Это полезно. Сейчас у Вас есть возможность не скатиться в деструктивное поведение, а чуть отдышавшись, начать новый этап. Я Вам именно для этого на пути попалась. Ладно, не люблю языком попусту молоть, напрягает меня это. Пойдёмте, комнату Вашу Вам покажу.
Я поднялась из-за стола
– Я могу Вас попросить, Алина Викторовна? – вставая следом, спросил он.
– Рискните, – усмехнулась я.
– Вы не могли бы ко мне по имени и на ты обращаться?
– Пока нет, Дмитрий Вячеславович, – отрезала я и повела его в приготовленную для него комнату.
Запись девятая. Излишняя откровенность чревата непредсказуемыми последствиями.
Описывать наше дальнейшее житьё-бытьё с бывшим полицейским подробно не буду. Скажу лишь, что он оказался идеальным постояльцем: не лез ко мне с разговорами, не менял привычное для меня месторасположение вещей, старался поддерживать чистоту, что-то по мере сил и возможностей готовил и с радостью выполнял любые мои просьбы, однако именно последним я старалась не злоупотреблять и нагружала ими его по минимуму. Единственное, что он меня попросил, это сделать ему временную регистрацию для того, чтобы с устройством на работу проблем не возникло, и я сделала.
Через две недели он, придя вечером чуть позже меня, прямо с порога бодро сообщил мне, что устроился на работу охранником-инкассатором, и может теперь платить мне за постой.
– У меня два вопроса, Дмитрий Вячеславович, – застыв перед ним в коридоре, проговорила я. – Первый: Вам не кажется странным пойти работать инкассатором, имея высшее юридическое образование? И второй: если Вы теперь в состоянии оплачивать съем жилья, то может быть, мои услуги по этому поводу Вам более не требуются?
– По первому вопросу, Алина Викторовна, я пока не готов использовать мой юридический опыт в тех реалиях, к которым приспособиться не сумел, если Вы понимаете, о чём я. Я продолжу искать, конечно, где смогу его применить, но сидеть без работы не по мне, поэтому пока так. По второму, я бы хотел попросить Вас ещё какое-то время не гнать меня, если я Вас не особо сильно напрягаю. Я буду стараться помогать и всё делать. Я ведь не очень проблемный жилец для Вас?
– Для меня Вы беспроблемный жилец, я благодарна за Ваше стремление не напрягать меня и по возможности помогать. Но у Вас самого могут появиться проблемы, Дмитрий Вячеславович. Позавчера наша консьержка уже высказала мне своё одобрение сделанным мною выбором спутника своей жизни, так сказать. Мои попытки объяснить ей, что трактовала ситуацию она неверно, услышаны не были. Мне-то по большому счёту всё равно. Пусть думает что угодно, а вот Ваша репутация может пострадать.
– Я не понимаю, Алина Викторовна, как домыслы о связи с Вами могут негативно на моей репутации сказаться. Скорее наоборот. Вы красивая, очень умная и статусная женщина, и я бы с удовольствием не только роман с Вами закрутил, но и предложение сделал, если бы хоть минимальный шанс имел тут же не быть выставленным на улицу после таких слов. Так что мне такие слухи не мешают абсолютно, и если Вас они не трогают, то давайте забудем о них.
Пока он говорил о своих желаниях, я на мгновение потеряла дар речи, и этого было достаточно, чтобы он уже мастерски перевёл разговор к первоначальному вопросу. Однако спускать ему подобное мне не хотелось.
– Это некрасиво с Вашей стороны, Дмитрий Вячеславович, такие безосновательные и двусмысленные комплименты в мой адрес отпускать. Я старше Вас и намного! Вы ведь возраст мой знаете, Вы понимаете, что эта скудоумная старушка намекала, что я Вас купила будто альфонса? А Вас это оказывается не трогает, и Вы не прочь им и стать. Прекрасно! Восхитительно просто!
– Вот только оскорблять меня не надо, Алина Викторовна, – нервно сцепив перед собой руки, решительно выдохнул он. – То, что я влюблён в Вас, не делает меня альфонсом. За всю Вашу помощь я постараюсь расплатиться. Не знаю сколько это займёт у меня времени, но расплачусь обязательно. Ваш возраст вообще никакой роли не играет. Вы очень нравитесь мне, и будь у меня достаточно денег и средств, чтобы Вы меня в меркантильности не заподозрили, давно бы за Вами ухаживать начал. Сейчас просто у меня положение не то. И Вам я не нравлюсь. Не Вашего я полёта птица.
Во время его монолога к нему подошёл мой Кот и сначала прижался к ногам, а потом и вовсе вспрыгнул на руки, и последние слова мой жилец договаривал, держа его на руках.
Это явно свидетельствовало о том, что парень искренен – раз, и сильно нервничает – два. Так себя Кот вёл, когда хотел успокоить и снять нервное напряжение.
Меня его слова и сильно встревожили, и зацепили, поэтому я рукой указала на гостиную:
– Мне кажется, нам надо поговорить, Дмитрий Вячеславович, пойдёмте обсудим сложившуюся ситуацию.
Прижимая к себе моего кота, он кивнул и, пройдя в гостиную, сел в кресло, после чего нервно выдохнул:
– Только, пожалуйста, Алина, не выгоняйте меня, я любой расклад приму, но уйти сейчас от Вас я не готов.
Сев в кресло напротив него, я уперлась в него пристальным взглядом и негромко произнесла:
– Гнать не стану, но сейчас расскажу кое-что, после чего ты сам, мой мальчик, от меня сбежишь. Итак, любовницей я быть не могу никакой, у меня проблемы. Огромные проблемы. То, что ты видишь, это не более чем красивая декорация, о том, что за ней я не рассказываю никому. Тебе сейчас скажу лишь потому, что поняла, ты правда влюбился, а в меня влюбляться нельзя, я не та картинка, которую ты видишь. Это не более чем обёртка, а за ней переломанная, психически ненормальная женщина с кучей проблем. Ты правильно почувствовал ещё в первый раз, я мужененавистница, но не в плане ненависти к мужчинам, а в плане невозможности для меня с ними никаких сексуальных отношений. Меня изнасиловали, вернее пытались изнасиловать в детстве, и вид раздетого мужчины у меня вызывает отторжение и рвотный рефлекс. Меня даже гинеколог толком осмотреть не может, причём женщина, к мужчине я и не пробовала ходить. Так что это не ты птица не моего полёта, а я. Ты здоровый нормальный юноша, правда, по какой-то причине несколько месяцев сексом не занимался. Возможно, надеясь на отношения со мной. Но их быть не может. Я психический урод. Ясно тебе?!
– А если я скажу, что мне плевать на это, поскольку считаю, что в семье это не главное?
– У нас не может быть будущего. Я не готова жить с кем-то, кто по определению мне изменять будет. Это нонсенс для меня.
– В монастырях монахи как-то ведь живут и обходятся без секса. Ради удовольствия жить с тобой я готов попробовать.
– Дима, ты идиот или прикидываешься? Что значит попробовать? Вот зачем мне пробовать что-то строить с тобой, если результатом будет провал и моё разбитое сердце? Ради чего ты хочешь обречь на страдания и меня, и себя?
Я замолчала на мгновение, осознавая, что сказала этому парню очень много лишнего. Но вот сердцем чувствовала, что не ударит сильнее, а если ударит, то и чёрт с моим сердцем, или не выживу или сильнее стану. По крайней мере не буду себя корить, что морочила голову хорошему человеку. Ведь ауру, подобную его, я не встречала практически никогда. Лишь если мельком в дороге у незнакомых.
Глядя на меня, он нервно сглотнул, а потом проговорил:
– Алина, выходи за меня замуж. Я буду верным мужем и никогда тебе не изменю. Клянусь.
– Ты чокнулся, такими словами разбрасываться?! – заорала я и вскочила с кресла.
– Нет! Я не чокнулся, – осторожно ссадив Кота, он тоже встал и взял меня за плечи: – Я влюбился. Ты лучшая, и я готов быть подле и забыть про секс. Хотя чем чёрт не шутит, может мы найдём какие-то альтернативные способы доставлять удовольствие друг другу.
– Да иди ты, знаешь куда со своими альтернативными способами! – я стряхнула с плеч его руки.
– Стоп! Подожди, я понял, ты не готова принять моё предложение, и не против дать тебе время подумать, – он отстранился и просительно поднял руку, – Давай вернёмся к исходной ситуации. Она ведь нас обоих устраивала? Вот и оставим всё, как было. Лишь знай, всё, что сказал, в силе, и я жду согласия, как только моё предложение покажется тебе приемлемым.
– Да не покажется оно мне приемлемым.
– Я готов долго ждать, очень долго. А до того, как ты ответишь, продолжать жить так, как жили. Лишь зови по имени и на ты. Ты ведь так уже назвала.
К моим ногам прижался Кот, снимая избыточное напряжение, и я более спокойным тоном выдохнула:
– Хорошо, Дим. Ладно. Возьмём тайм-аут. Оба подумаем.
Запись десятая. Иногда лишь потеря может показать насколько человек был тебе дорог.
С того памятного разговора прошло чуть больше чем полгода. С Димой мы жили скорее как брат с сестрой, нежели как соседи. Он поставил на кухне ту жестяную коробку из-под печенья, которую я ему подарила, оказывается он её не выкинул, и все заработанные деньги складывал туда, а потом периодически брал их оттуда, сообщая, что хочет что-то в магазине купить и согласовывая покупки со мной. Так как он работал по сменам, дома он бывал чаще, и старался много и вкусно готовить. Постепенно и я втянулась в эту игру под названием «общий бюджет на кухне» и сама стала класть в коробку деньги, примерно столько же, сколько клал он. Со временем в коробке накопился неплохой запас наличных.
Да, совсем забыла, Дима ещё взял на себя функции по уборке квартиры, поскольку в первую встречу с Ликой, они умудрились поругаться, и он, гневно ей заявив, что убирается она халтурно, выставил её из квартиры. Я возражать не стала и распрощалась с ней в общем-то без сожалений, отдав её расписки о долге, поскольку прав был Дима. Убираясь у меня в свой единственный выходной, Лика старалась всё сделать по-быстрому, чтобы пораньше вернуться домой и хоть какое-то время провести с семьей. Так что расклад порадовал всех.
С Димой мы часто теперь разговаривали во время чаепитий. Есть я предпочитала молча, а вот за чашкой чая была не прочь пообщаться. Говорил в основном он, поскольку рассказчиком был прирожденным и поговорить любил. Он с удовольствием рассказывал о своём детстве, бабке, про смешные случаи в деревне, про то как ходил в школу близлежащего от его деревни посёлка, про поступление в институт и учёбу там, про свою новую работу и про своего напарника с которым ездил забирать выручку в разных филиалах, а так же вынимать и закладывать деньги в банкоматы. А я внимательно слушала, периодически кивая и поддакивая. Лишь тему старой работы участковым он старательно обходил, а я и не спрашивала, понимая, что душевная рана ещё свежа.
Короче, жизнь наша была спокойной и для меня очень удобной. Рядом с Димой я чувствовала себя комфортно, и эгоистично гнала от себя вопросы насколько комфортно ему. Успокаивая себя тем, что раз не уходит и живёт, наверное, тоже комфортно, иначе бы ушёл. Я ведь не держу его.
***
Вся моя спокойная и безмятежная жизнь закончилась в один день.
Как сейчас помню, был очень солнечный вечер, время около пяти вечера, когда у меня зазвонил мобильный и высветился Димин номер. Он в тот день был на смене, и я очень удивилась звонку. Мы вообще практически не перезванивались, чаще переписывались, да и то не регулярно.
– Слушаю, Дим, – ответила я.
И услышала в ответ:
– Это не Дима. Если хотите застать его живым, приезжайте в больницу Склифосовского. Он очень хочет Вас видеть.
Солнце за окном стало моментально чёрным, рабочая круговерть тут же отступила на второй план. Схватив свою сумочку с документами, я на негнущихся ногах вышла из своего кабинета, зашла к своему заместителю и, открыв без стука дверь, цепляясь за косяк, хрипло выдохнула:
– Лёшенька, мне надо уехать. Очень срочно. Потом всё объясню. Сейчас подстрахуй, пожалуйста. Документы на согласование у меня в компьютере на открытом экране. Доведи до конца. Хорошо?
– Алина Викторовна, Вам нехорошо? – тот поспешно высочил с места.
– Лёшенька, всё хорошо. Просто уехать надо. Потом всё объясню. Вот ключ от кабинета, дверь открыта, потом, когда будешь уходить, запри, – я впихнула в руки своего зама ключ с брелком и, не слушая его сентенции, что на мне лица нет и надо, наверное, «скорую» вызвать, поспешила на выход.
У выхода я поняла, что сесть за руль смогу вряд ли, и вызвала такси. Таксист по моему лицу и названному адресу понял, что с разговорами ко мне лезть не надо, и на просьбу «побыстрее, пожалуйста», молча втопил газ. Выходя из машины, я пихнула ему в руки купюру и хрипло проговорила: «Сдачи не надо. Спасибо».
– Пусть всё хорошо будет, – сказал он.
Я кивнула и пошла к входу в приёмный покой.
Всё, что было дальше, походило на страшный сон. Сначала меня не хотели пускать, потом пустили внутрь больницы, но не пускали в реанимацию. А потом, наконец, я поймала хирурга, который принимал Диму, и как выяснилось, именно он позвонил мне. Сначала он мне сказал, что шансов у Димки один на миллион выкарабкаться. Поскольку с такими огнестрельными ранениями обычно не выживают, но если какое-то приспособление, в нервах я забыла какое, использовать, шансы возрастут. У них его нет, но можно заказать, правда, это дорого и может быть всё равно бесполезно. Я сказала: «заказывайте, я всё оплачу». Он назвал сумму и номер карты. Я вознесла хвалу всем возможным богам, что имела на счёту такую сумму, и без раздумий, перевела на указанную мне карту. Он сказал, что пошёл обо всем договариваться, операция будет как только привезут эту штуку. После чего провёл меня в реанимацию к Диме.
Дима лежал бледный, с закрытыми глазами, на высокой то ли кровати, то ли столе, опутанный проводами и какими-то трубками. Я несмело подошла и взяла его за руку.
Он вздрогнул, открыл глаза и видимо не сразу узнал меня в халате, шапочке и маске, но потом по взгляду, наверное, понял, что это я, и через силу улыбнулся.
Я сильнее сжала его руку и, наклонившись к нему ближе, прошептала:
– Димочка, ты должен выкарабкаться, пожалуйста, ради меня. Я согласна стать твоей женой, лишь выживи, пожалуйста. Хорошо?
В романтическом фильме он бы, наверное, обязательно мне ответил. А тут, лишь головой дернул и отключился.
Аппаратура тут же тревожно запиликала, и меня выставили из реанимации, а потом и вовсе попросили выйти из больницы в приёмный покой. Мол пациента готовят к срочной операции, мне всё сообщат, как только будет хоть что-то известно.
Сначала я сидела там, потом вышла и бесцельно бродила вокруг забора больницы, потом вообще пошла бродить по близлежащим улицам.
Куда я шла, я не знала. Просто шла, потому что сидеть в приемном покое и чего-то ждать было выше моих сил. Я сделала всё, что в моих силах, теперь лишь ждать. И тут я увидела храм. Двери его были открыты, и я почувствовала, что это место силы, если Вы понимаете о чём я. Я медленно поднялась по ступеням.
– Куда с непокрытой головой? – окликнула меня строгая продавщица церковной лавки.
Я подошла, пристально посмотрела на неё и едва слышно спросила:
– У Вас платки есть?
– Нет, – качнула она головой, причём уже с явным сожалением. Мой вид, похоже, вызвал сочувствие.
Я положила перед ней крупную купюру:
– Примите пожертвование и помогите мне, если это возможно.
Она молча полезла куда-то сбоку от своего стола со свечками, достала свернутый шарфик, протянула мне и проговорила:
– Будешь уходить, верни.
– Спасибо. Обязательно, – кивнула я.
– Свечки возьми. Какие хочешь? – спросила она.
– Нет наличных денег. Последняя купюра была. Извините. – надевая на голову шарф и отходя от прилавка, сказала я.
– Любые бери, из пожертвования вычту. Бери, бери. Тебе надо, – остановила она меня.
Я вернулась, посмотрела на свечи, потом указала на самую толстую:
– Эту можно?
– Можно. И ещё можно. Любые бери.
– Спасибо, мне лишь одну, – проговорила я и прошла внутрь храма.
Там я зажгла свечу и в задумчивости постояла у одной из икон, потом почувствовала как меня потянуло в другую сторону, прошла чуть левее и замерла, ощутив, как накатило чувство потока. Я прикрыла глаза и, сжимая свечу в руках, внутренне взмолилась не забирать отсюда Димку. Нужны ведь здесь такие светлые люди. Бесхитростные, честные, желающие жить на благо других.
«Он нужен здесь, нужен», – безмолвно твердила я, посылая свою вибрацию во Вселенную.
Ответ пришёл достаточно быстро. Я увидела его столь чётко, что сердце испуганно сжалось, поскольку одновременно я увидела две картинки из которых мне предстояло выбрать: я везу Димку в инвалидном кресле, и я оплакиваю его гроб.
Выбрала я моментально. Даже не задумываясь, вернее прекрасно осознавая все ожидающие меня сложности, я согласно потянула на себя картинку с инвалидным креслом с такой силой, что вторая быстро пропала и растворилась в небытие.
После этого я открыла глаза, подошла к ближайшей иконе, установила перед ней горящую свечу и направилась к выходу. По дороге с благодарностью отдала шарф служительнице, и та, пристально глядя на меня, не удержалась от вопроса:
– Никак ответ получила?
– Да, – согласно кивнула я и, не дожидаясь дальнейших расспросов, поспешно вышла.
Оплатив картой такси, я доехала до дома. Дома меня ждал Кот. Прижавшись ко мне, как только я вошла, он больше от меня не отходил. А я бесцельно бродила из угла в угол и уговаривала сама себя, что сделать я больше ничего не могу, что у хирурга есть мой телефон. Мы обменялись телефонами. И если хоть чем-то я ещё смогу быть полезной, мне сообщат.
Врачу я звонить сама не рисковала, зачем отрывать от дел. От моего звонка не изменится ничего.
Ближе к утру хирург позвонил мне, и уставшим голосом сказал, что первый этап операции прошёл хорошо, состояние пациента стабильно тяжелое, он в искусственной коме, но состояние уже не критическое. Моё присутствие не нужно. Он будет держать меня в курсе.
– Доктор, как же я Вам благодарна, – выдохнула я, – если я что-то, ещё что-то хоть как-то могу… Вы только скажите…
– Пока рано об этом. Ничего не нужно пока. Да и меня особо благодарить не за что. Мы все делаем свою работу. Ваш муж свою. Я свою.
– А Вы не знаете, что произошло? – осторожно спросила я, не сумев справиться с нахлынувшим любопытством.
– А Вам не сказали? – удивился он. – Ваш супруг задержал грабителей, напавших на банковское отделение и захвативших заложников.
– Кто-то ещё пострадал?
– Насколько я знаю, нет. Но это не точно, Вам проще у него на работе уточнить.
– Да, спасибо. Конечно. Буду ждать новостей.
– На связи, – проговорил хирург и отключился.
