Мария Токарева
Алмаз Времени. Том I. Скитания
– Собой займись! Ты же в крови! – пригляделся к ней Риппер.
Тело проекции заживало быстро. Но это не избавляло от неприятных ощущений.
– Царапины, – Ванесса только заметила, что борьба не прошла для нее бесследно.
Когда она безумно уничтожала врагов, казалось, совсем не осталось у нее ни тела, ни души. Только злость и оружие. А большего для убийства не надо. Теперь тело обретало свою прежнюю форму. В нем вновь загорались почти затушенная душа, разум, боль. Впрочем, боль-то никуда не девалась и раньше, щемящая, разъедающая. Но, что хуже всего, Ванесса вдруг ощутила, что осталась одна-одинешенька в мире посреди жестокой Круны. Никого не стало: ни брата, ни друзей, ни знакомых стрелков из банды. Куда теперь? Она не представляла.
Ванесса поглядела на Риппера, который стоял перед ней. Подошла к нему и внезапно, всхлипнув, становясь на его фоне маленький испуганной девочкой, уткнулась лбом в его жесткую грудь. Осторожно, чтобы не задеть рану, прошептала, ища защиты:
– Гриф, что мне теперь делать?
– То же, что и обычно, – погладил ее по голове Риппер, пространно глядя перед собой, опешив от такой доверчивости.
Мир казался таким прозрачным, словно в нем стерлись все рамки и границы. Между всеми мирами, всеми призрачными запретами долга. Долга перед кем? Вот она, девушка, рядом, просто просила защиты, ответов, участия. Почему он должен был сопротивляться этому – не страсти, но нежности, не желанию обладать, но стремлению быть рядом? А она была такой живой. Живой после целого дня смертей.
– Я всегда знала, что делать. Брат говорил, а после его смерти я знала – надо отомстить. А что теперь? – потерянно шептала Ванесса, приникая уже щекой, поводя головой, как котенок, трущийся о руку хозяина.
– Ты ведь хочешь отомстить асурам? – приподнял ее голову и пристально поглядел в глаза Риппер.
– Да. И Аманде Вессон. Но асурам сейчас, пожалуй, больше, – ответила она. Взгляд ее стал вновь ожесточенным, сосредоточенным. Из потерянной девочки она вновь превращалась в опасную хищницу. И тем более очаровывала.
– Тогда пойдем со мной, – слегка сдвинул белые брови Риппер, глядя из-под челки.
– Отлично! Хоть в саму Бездну. С тобой, – девушка задорно улыбнулась.
Но все дела оставались на завтра. Усталость после целого дня противостояния брала свое. Они стряхнули стекла с покрывала и скинули запыленную одежду. Они не обращали больше ни на что внимания, даже на свои почти нагие тела. Просто свернулись калачиками друг напротив друга. И немедленно заснули.
Они встали с первыми лучами рассвета и снова почти не разговаривали. Для решения хватило нескольких фраз накануне. Цель представала ясно, так что после необходимых приготовлений они отправились искать лаз в Бездну. В мир Бенаам. Только каждый со своей целью.
Ванесса подозревала, что Риппер просто так не отдаст свиток Аманды Вессон. Так что он все еще оставался врагом в какой-то мере. Но врагом в будущем, а пока – надежнейшим союзником.
Риппер снова слышал ее мысли, вернее, улавливал движения чувств. Они отпечатывались буквами на свитке вместе с ударами ее сердца. Слишком плотно переплелись в линиях мира их судьбы.
Возможно, только так удавалось бороться с безумием, которое уготовили асуры, похитив свиток хранителя зимы. И он благодарил Ванессу за это непостижимое спасение. Благодарил и за то, как она сражалась вместе с ним накануне. Они уже не считали, сколько раз друг другу спасли жизнь в тот день.
Странники подошли к владельцу салуна, который, вздыхая, оценивал ущерб. Его заведения выглядело плачевно, как и каждый дом в этом городишке.
– Эй, хозяин, так ты знаешь, где находится лаз в Бездну? – спросил Риппер, выкладывая на остатки стойки монеты и пристально глядя на испуганного человека, который подпрыгнул на месте, прошептав:
– Никто не знает. Все, кто шел на запад искать его, не вернулись. Не поезжайте туда, господин.
– Это мое дело. Пора покончить с этим, – мрачно отозвался Риппер, но вновь лицо его смягчилось.
Как только они вышли из салуна, их встретила толпа народа. Как героев. Не избежали они этой ненужной славы. Времени принимать похвалы не нашлось, да и желания, особенно при взгляде на руины несчастного городка. Поэтому странники суетливо направились к конюшне.
Возле нее встретила сильно поредевшая банда чернобородого, который теперь стал одноглазым, зарекшись использовать динамит. К тому же он опирался на костыль, накануне ему прострелили ногу. При виде Риппера главарь местной банды чуть не залился слезами умиления и благодарности:
– Братан! Ты ведь прав был! Это кореш мой их привел! Братан! Я ж только благодаря тебе жив остался!
– Ну-ну… Не стоит благодарности, – ощутил некоторую неловкость Риппер.
– А… не стоит… Не стоит… Ну ладно, ладно, век тебя не забуду. Ты это, извини за все, – шмыгнув носом, махнул рукой чернобородый, когда Риппер и Ванесса уже оседлали лошадей.
И вот вскоре остался позади крошечный город и все, что в нем случилось. Только две тени мчались по следам бандитов, только развевались гривы коней. Да солнце плавило небо, оседая пылью красных скал.
Глава 18.
Крестьяне трудились на полях и в садах, собирая первый урожай. Суматоха Города Острых Камней осталась позади, как будто эти люди ничего не слышали ни о готовящейся казни пиратов, ни о беглецах.
С шумом ветра доносилось бормотание престарелого работника, устало отиравшего пот с морщинистого лба:
– Ничего. Ничего, на том свете отдохнем. Ведь чем у тебя меньше здесь, тем больше будет там. Выходит, богачам там вообще ничего не светит? Эх… Если бы, если бы…
Странники шли мимо, крестьяне не обращали на них внимания, притачанные к земле работой.
Солнце нового дня колыхалось в зените. Плодовые деревья тяжелели от крупных вишен, на которые посягали разноцветные птицы. Крестьяне понемногу собирали этот урожай, торопились, намереваясь продать часть в городе в ближайшие дни. Уставали, но надеялись, что завтра будет новый день. Хотя новый день только сулил новую работу, они радовались. Они выбирали жизнь, но всегда помнили о смерти.
Скерсмол плелся небыстро и при этом без труда поспевал за широкими шагами капитана, в отличие от Сумеречного и Мани. Он принюхивался к аромату вишен и раздумывал, что неплохо бы украсть хотя бы горсточку. А потом он вдруг произнес нараспев, выдавая всем своим видом загадочную суть печального меланхолика:
– Живешь здесь, копошишься, как маленькая букашка, а где-то ведь есть мир и побольше. Как понимаешь – поражаешься до глубины души.
– Ты о каком мире сейчас? – слегка обернулся Сварт, ожесточенно глядя черными глазами поверх очков.
Мрачность капитана заставляла съежиться в комочек страха и не задавать лишних вопросов. Из-за этого Скерсмол понятия не имел, в какую команду он попал и куда направляется его капитан. Просто шел, радуясь, что его не забили до смерти за долги. Но остальные в команде были посмелее.
– А тот, что не реальность, а бытие, – отозвался разбитым голосом Сумеречный Эльф, скидывая капюшон толстовки.
Он размеренно шел в ногу с Мани, которая, неизменно улыбаясь, повернулась к нему и наивно спросила, заинтересованно и радостно:
– Сверхъестественное вроде?
– Да, другой мир, целостный, – улыбнулся в ответ Скерсмол, робко поражаясь, что его кто-то услышал.
Сумеречный Эльф с теплой улыбкой поглядел на новых членов команды. Они даже немного смутились, а он продолжал напевно:
– Приходишь туда, точно из тьмы на свет выводят. Болезненный сначала прорыв к бытию, а потом…
– Потом исчезает, ничего не изменив. Не объяснив, не дав ни предметов, ни ответов. Зачем нужно? И так боли в жизни хватает. Еще эту терпеть, – вдруг торопливо оборвал разговор Сварт, вскидывая голову, и лицо его на миг действительно искривилось, как от нежданного удара.
Все замолчали и шли еще некоторое время в тишине, лишь вслушиваясь в далекие переговоры крестьян. Сварт, шествовавший впереди всех с прямой королевской осанкой, как-то странно ссутулился, точно устал от пути. Устал от долгой пыльной дороги в неизвестность. Вот только этой ли дороги?
Сумеречный Эльф мысленно обратился к свитку пирата, который ныне оказался в лапах асуров. В него словно вписывали что-то, искажали, перепутывая причину и следствие, постепенно вытягивая силы носителя судьбы, но не позволяя умереть. Но, когда речь шла об убийствах, Сварт делал сам осознанный выбор. Вся жестокость, вся ненависть, которая скопилась между строк, отдавала чем-то противоестественным. Мерзким. И Эльф перестал смотреть. Тихонько перемигиваться с улыбчивой Мани ему нравилось больше.
Чтобы как-то развлечься, они строили друг другу забавные рожицы, пока капитан не видел. И Сумеречный Эльф невольно вспоминал своих детей… Которые не были бессмертными, в отличие от него самого. И вместо веселья снова наваливалась печаль. Даже хуже – глухая тоска. Он все куда-то шел, через миры, через судьбы. Иногда связывал себя со смертными, верил, что так получит искупление. А доставалась ему только новая боль и свежие могилы. И он шел дальше в неизвестность, как и вся их компания теперь.
– Так живешь, точно мышь в соломе, копошишься. И ничего, кроме соломы, не видишь. Реальность, она ведь так же иссушена. У тебя самого только кусочки ее отдельные, мирки. Особенно, если жизнь тихая. А туда прорываешься – и мир вдруг целостность обретает. И даже больше, – продолжал говорить Сумеречный, на что Скерсмол воодушевленно отвечал:
– Да… Утешение, что ли, и прозрение.
– Привал, – объявил Сварт, еще раз обрывая разговор, который ему все меньше нравился.
А во время привала все без указаний знали, что делать. Все они давно проголодались и рассыпались суетливо по лесной поляне, сойдя с тракта, в поисках еды.
Мани исчезла на какое-то время, но вскоре притащила вишни, завернутые в платок. Она утверждала, что не украла их, а немножко помогла старому деду, достав урожай с верхних веток, за что получила часть ягод.
Скерсмол вынюхал несколько съедобных кореньев. Но больше ничего не добыл.
Сварт на правах капитана ничего не делал. Он прислонился к стволу дерева, согнув одну ногу, вытянув по давней привычке другую и запрокинув голову. Так он проводил долгие часы в своей темной каюте. А теперь каюты не было. Только небо.
Сквозь узорные листья высокого южного дуба дымно сочились золотые лучи, касаясь лица. Сварт недовольно щурился от отсутствия полной тени, и дуб казался слишком жестким, слишком высоким. Но словно дерево притянуло к себе – не избежать. Как гроб.
Причиняя себе неудобства от вывернутой, выгнутой гортани, Сварт почти бесшумно прошептал, туманно рассматривая бесконечное небо:
– Там нет ничего… Ничего.
Длинные руки распластались по траве, выгнулись неудобно запястья, безвольно, измученно. Складки кожи заламывались на стыке кисти с ладонью.
Голова всё ещё была запрокинута, становилось тяжело дышать. Но он продолжал смотреть в небо, как будто намеренно сам себя мучил. По небу плыли облака, проглядывали сквозь листву. И он смотрел, словно выпадая из реальности, по крайней мере, мысли вдруг оказались далеко-далеко. Но, стоило только вернуться к реальности, он совершенно забывал эти мысли, точно слышал незнакомый язык. И мир состоял из звуков, шорохов, скрипов, отзвуков птиц.
«Сойти с ума не по привычке, не от желанья. От чего? От липкой боли безразличий, ведь нет там, нет там ничего», – донесся чужеродный голос собственных мыслей и отпечатался в искаженном свитке, куда вновь заглянул Сумеречный Эльф.
Сварт не понимал, что происходит. Искал рациональное объяснение. Да-да, все рационально. Наверное, от недостатка воздуха на миг показалось, что небо внезапно потемнело, стало неподвижным. И так же неподвижно в нем повисла, качаясь, как чучело на веревке, большая черная птица. Стало темно, точно близился конец света. И смерть готовилась увести в западню вечного заката.
Сварт видел все это, ощущал и знал, что не бесконечен. И невероятно хотел жить. Жить так, чтобы эта жизнь нравилась. Он выстраивал хитроумные планы, все ради своей выгоды. Только черная птица смотрела с беспросветной вышины гигантским каменным вороном, пронзительно, осуждающе. И если бы настал немедленно конец света, день гнева, он бы не нашел, что ответить неподвижной черной птице…
Но небо было высоким и чистым, а с дуба не опало и листика. Очевидно, Сварт задремал на миг. Так он считал. Да, задремал с открытыми глазами. В таком случае бессонница – не такое уж мучение, ведь нет смысла погружаться в сон, чтобы видеть такие наваждения. Он покрылся холодным потом, несмотря на жаркий день конца лета.
Он вернулся к реальности, только когда вид на небо, где все еще неподвижно парила черная птица, загородило разрумяненное лицо Мани, похожее на смешные лица тряпичных кукол, что делают деревенским детям. Девчонка улыбалась, без боязни заглядывая в глаза капитана. Хоть не оставалось сомнений – она прекрасно знает, насколько он страшный человек. Мани глядела так восхищенно и смиренно, с такой неоплатной благодарностью. Она верила, что капитан спас их. По своей воле. Ошибалась.
Сварт по-прежнему считал новую команду бесполезной, что доказывал Скерсмол, который не мог поймать никакой непуганой дичи. Настроение капитана ухудшалось с каждым мигом. Он протирал очки, потом массировал веки – черная птица в небе никуда не девалась. И он снова остервенело протирал стекла очков.
К тому же все еще мерещился тот крестьянин, согнутый сбором урожая. А на небо наползал ярким серпом полумесяц, даже если еще был полдень. Команда растворялась, как и весь мир, все застилали образы ворона и полумесяца. Мир оставался где-то далеко. И сквозь серп луны проглядывали леденящие душу красные глаза, прорывался шипящий голос: «Ты наш, Сварт, ты наш. Мы сделали тебя, мы создали тебя. Принеси нам Алмаз и приведи Стража».
– Наш отважный капитан
Грозен стал, как океан,
Не характерец, а чисто тиран.
От своих унылых дум
Стал он злобен и угрюм,
И залил он кровью палубу и трюм*, – тихонько напевала Мани.
Голос ее отвлек, оборвал связь с воплощенным ужасом, заставил убраться черное небо и полумесяц. Сварт раздраженно вскочил и подошел к Скерсмолу:
– Эй, ты, ничтожество! Сколько до города? И нет ли за нами погони?
Скерсмол с начала путешествия небезосновательно испытывал суеверный страх перед своим новым командиром. Обнажая, как побитый пес, в слабой улыбке бледные десны, он отвечал нетвердым голосом:
– До города около шести часов пути, если с той же скоростью. Стоит торопиться, на остров надвигается холодный фронт, через восемь часов при той же скорости ветра он будет здесь, но ветер усиливается, значит, как раз через шесть часов. Погони нет, они отправились сначала на запад.
Сварт нахмурился, бросил недовольно, но с нотками одобрения:
– Неплохо, ничтожество. Какого змея морского раньше не сказал, что надвигается ливень? И почему все еще не поймал дичь?
– Да я… э… корешки вот… – попятился Скерсмол, нервно наворачивая на руки свой полосатый салатово-белый шарф.
Выглядел он слегка нелепо, и сходство с кем-то давно уже потерялось от его вечной вертлявости, пугливости и неправдивой услужливости. Скерсмолу казалось, что Сварт надвигается на него, как обещанный грозовой фронт.
– Капитан! Я поймала! – вдруг раздался голос из-за спины Сварта.
Скерсмол, стуча зубами, с опаской выглянул за границы узкой тени, которую отбрасывал его новый командир. Мани стояла с двумя тушками кроликов, держа их за уши, гордо показывая добычу. Затем она отвела глаза, печально говоря, хотя продолжала улыбаться:
– Мне их, конечно, жалко было. Но ведь есть что-то надо.
Очевидно, девушка поймала добычу голыми руками, не пытаясь выслужиться или получить особый статус в глазах капитана. Но стараясь изо всех сил. Наконец-то нашлись люди, для которых можно было стараться. И неважно, как оценивались ее усилия. Это в любом случае лучше, чем одиночество в вымершей рыбацкой деревне. Говорили, что эпидемия случилась, когда открылся разрыв в Бездну. Но Мани не знала наверняка, она просто хотела быть полезной.
– Освежевать и на костер их, – кратко мотнул головой Сварт, но вновь поморщился: – Сумеречный? Что это? Идиот! Где твоя магия?
Сумеречный Эльф сидел возле костра и, точно первобытный человек, тер между ладонями палочку, пытаясь тем самым вызывать огонь. Притом делал это с совершенно серьезным видом. Он издевательски тянул время. Ясное небо уже понемногу затягивало облаками, и встретить бурю в лесу никому не казалось приятной затеей.
Мани уже успела освежевать кроликов, ловко командуя податливым Скерсмолом, у которого оказался при себе нож.
– А в драке ты его почему не использовал, идиот? – поморщился Сварт.
– Да я не умею… драться-то, – поежился Скерсмол, снова накручивая салатовый шарф.
В сочетании с порванным пиджаком его наряд выглядел костюмом сумасшедшего ученого или артиста в запое.
– Зато долги умеешь делать, – хохотнул Сумеречный Эльф.
Мани, звонко смеясь, подскочила к нему, выхватила палочки и, точно всегда только так и добывала огонь, заставила иссохшую древесину воспламениться. Сумеречный Эльф бессильно опустил руки, покачиваясь, точно его камнем по голове ударили. Боль пронзила от висков до кончиков пальцев, чужая боль. Он прошептал, глядя перед собой:
– Вот… Еще одного убили.
– Мало ли кого убивают, – отозвался Сварт, отгоняя спутника от костра: – Пошел прочь!
Сварту нравилось помыкать людьми, а особенно этим надоедливым существом. Но одновременно он боялся этого существа, которое могло уничтожить его в любой момент. Точно персональная смерть.
Но именно постоянный смех над смертью делал жизнь сладкой, пьянящей, опасной, но упоительной. Однажды этот смех надоел ему, больше не приносили упоения морские приключения и погони. Он понял, что не знает точно, живет он или существует, как полая оболочка. Хотелось чего-то нового, подвернулась идея с присвоением поместья Вессонов.
Но теперь возник Тринадцатый Проклятый, и он пугал, говорил «на языке силы», когда того требовала ситуация. Следы от когтей еще не сошли с жилистой шеи капитана, он четко усвоил урок, выстроил для себя границы дозволенного. И последнее время сочинял план, как избавится от этой твари. Сумеречный Эльф мысленно усмехался: конечно, он тварь. Тварь, с которой сотворили… Что сотворилось.
А Сварт не мог придумать, как уничтожить Стража Вселенной, не догадываясь, что никто не знает эту тайну. Капитана манили полученные карты, которые заставили бы забыть все произошедшее. И благодаря им в бесстрастном ледяном сердце разгорался холодный пламень нового азарта. Словно разведенный на поляне костер, который колыхался бликами огня. Ветви, отданные на растерзание оранжевым змеям, бессильно чернели и исчезали.
– Деревья смирились со смертью своей. Их не пугали орды червей, их не пугала участь коряг. Они просто жили. Жизнь им не враг, – проговорил Сумеречный Эльф из тени, из лесной тиши: – Вот еще одного убили здесь, не далеко, не близко. А там, в другом мире… Как много! И каждый раз… Не день ли гнева настает? За все, что мы вершили на земле. На грани. И я там не могу быть, не имею права, иначе… Что тогда? Я… Как много людей…
– Заткнись и не порти аппетит! – хищно вгрызаясь в поджаренную плоть кролика, обернулся Сварт.
Ему мнилось наваждением, пренеприятным совпадением свое видение о черной птице и поведение Сумеречного Эльфа. Казалось, спутник нарочно прочел мысли и играл теперь на нервах, хотя… Вряд ли.
Сварт снова украдкой глянул в небо с усмешкой, точно издеваясь над своими явлениями в полусне, но замер на миг: черная птица все так же неподвижно висела в незатемненной синеве, в просвете сгущающихся туч. Он решил не думать о ней, надеясь, что это уже другая реет на ветру. Он не был уверен, что эту птицу видят Мани и Скерсмол, которые, как по приказу, тоже поглядели в небо и только слегка сощурились на солнце. Оба улыбались, каждый на свой лад.
– Может быть, если я буду просить мира, мир настанет? Что если каждый из нас своими просьбами поддерживает его? Просите мира… – все доносился отрешенный голос Сумеречного Эльфа.
Он видел сквозь миры, он видел сотни судеб. Читал без свитков то, что начертали линии Вселенной. И содрогался от боли.
«Нет, он не асур, – задумался Сварт, глядя на Сумеречного Эльфа: – В любом случае, он сумасшедший: за чужих сердце рвет, потому что своих нет. А у меня тоже нет, но я же не рву сердце. Вот и живу счастливее намного. Счастливее… В чем это? Не сейчас. А вот когда верну время, тогда заживу! Лишь бы он не солгал. Да, я отправлюсь на край света, чтобы вернуться в тот день. Я не могу простить себе этот проигрыш, этот провал. Я отомщу, прекрасно отомщу. Будет ли потом счастье? Надеюсь? Нет, я привык знать, а не надеяться. Но что остается сейчас? Надежда на этого сумасшедшего? Мне нужно что-то понадежнее».
О ясности своего рассудка Сварт не переживал. Считал его своей главной силой. Рассудок и беспощадность – два столпа, на которых он выстраивал все свои замыслы. Раздражало, что теперь его окружают совсем не злые люди. Он считал их ничтожествами, всех, кто умел испытывать сочувствие и симпатию. Впрочем, озлобленных безмозглых пиратов из прошлой команды он тоже не считал равными себе, ни в коем случае. Он был чудовищем и не страдал от этого.
В отличие от Сумеречного Эльфа, который кривым зеркалом показывал все его пороки, привнося в них свои переживания. Страж Вселенной мысленно прокрутил папирус судьбы, где Сварт почти с наслаждением размышлял о собственной чудовищности.
В какой-то мере капитан считал себя исключительным, не подозревая, какой ценой и почему получил эту «исключительность» хладнокровного монстра. Об этом не догадывался даже мастер Вейяча. И только Сумеречный Эльф знал, но пока не пришло время вмешиваться. Пока линии мира не велели, и узор пробелов в свитке не позволял. Но туманный взгляд Стража Вселенной сквозь миры застила красная пелена.
«Я еще доберусь до тебя! Как видишь, ключ у меня», – внезапно прорычала тень. Всполохнули, как два вулкана, алые глаза. И Страж Вселенной резко захлопнул ментальный канал восприятия. Призрачное сердце бешено подскочило в груди. Этот голос… Король асуров в мире Бенаам. Ради борьбы с ним их всех и создали, всех Тринадцать. И теперь у этой твари находился свиток капитана Сварта, опасного психопата и убийцы. С какой целью? Сумеречный Эльф мог только догадываться, но с каждым днем опасения все больше захватывали его душу. И боялся он не за пирата, а за давнего друга, мастера Вейячу, Грифа Риппера – древнего дракона с тысячей имен. Дракона, который сражался с самим Змеем Хаоса, другим королем асуров. Дракона, в чьих ранах незримо остались отравленные когти…
– Ну, пора собираться, а то до дождя не успеем, – потянулся Сумеречный Эльф.
– Я здесь отдаю команды! – не преминул напомнить Сварт.
Они доели кроликов и коренья, вишни оставили про запас. После наполнили украденные в городе бурдюки водой из мелкой речонки, зеленоватой, лесной, но незамутненной промышленными стоками. Затем сочли, что этот ручей подойдет, чтобы поочередно отмыться от тягот жизни. Сварт наконец решил облачиться в новую одежду. У Мани выбора не было. Она разве что простирнула свои обноски, вытряхивая клопов. Скерсмол же ежился и охал, посчитав воду слишком холодной.
Сумеречный Эльф зашел по пояс и долго глядел в ручей, точно тот обладал символическим значением, то ли сама вода, то ли пребывание в реке. Он боялся увидеть не собственное отражение, а пару красных глаз короля асуров.
Уже давно он видел на небе силуэт каменного ворона, проекцию себя. Из будущего? Из прошлого? Птица предостерегала, обещая великие несчастья. Конец света? Неужели и в мире Большого Дерева линии должны были почернеть? Страж Вселенной боялся, что не успеет спасти еще один сдвинувшийся с оси мир.
Хранители на вершине кроны, эти дети долгого покоя, оказались слепы. Один только мастер Вейяча уловил грядущую опасность.
– Долго ты еще там? – проворчал Сварт, и Сумеречный Эльф встряхнул головой, чтобы отогнать наваждения.
Они отправились дальше, навьючив два кожаных бурдюка на Скерсмола, который немедленно начал отставать, точно не привык к переносу тяжестей. Скорость, с которой он постоянно нервно двигал пальцами, и обстоятельства, при которых его нашли, выдавали в нем не печального философа, а заядлого и неудачливого шулера. Но его способности, хотя Сварт и ненавидел «подарки асуров», действительно могли пригодиться.
– Дождь будет через четыре часа, – как говорящий барометр, отрапортовал Скерсмол, принюхиваясь. – Ожидается порывистый ветер и гроза.
Небо все больше хмурилось, как и предсказывал их сухопутный навигатор. Сумерки тянулись с запада. Тучи клубились и набухали грядущим ливнем.
Сварт шел быстро, для него это не составляло труда. Остальные еле поспевали. Мани не жаловалась, шла рядом с Сумеречным Эльфом, как будто ощущая себя в безопасности в его присутствии. Но больше они не перемигивались и не корчили рожи. Скерсмол сильно отставал, бормоча себе под нос жалобы на судьбу, на тяжелые бурдюки, на порванный пиджак – на все-все-все. Он вообще любил поныть. Но все-таки двигался вперед, потому что выбора у него не оставалось. Как у всей компании.
Они двигались в обход небольших деревень, разбросанных в отдалении от дороги, среди полей, над которым ныне в свете закатывавшегося солнца клубились мрачные тучи. И становилось тускло и бесприютно. Казалось, в мире нет ничего, кроме этой дороги и вечного пути по ней.
Наконец показались окрестности города. Скерсмол недовольно потянул длинным носом воздух:
– Ветер усиливается.
– Так не плетись, как старая кобыла! – немедленно нашел «теплые» слова Сварт, не оборачиваясь.
Тогда Мани, тихо фыркнув, забрала у Скерсмола один из бурдюков, Сумеречный Эльф встрепенулся и перехватил тяжесть. Мани запротестовала. Пока команда выясняла, кто и как понесет воду, Сварт заметил людей, рассыпавшихся возле дороги.
Что-то привлекало их внимание, и, заметив несколько стражников, Сварт догадался, что именно. Он понимал, что это не по его душу их прислали. Мани же, напротив, испугалась, прижалась к Сумеречному Эльфу, выхватила у Скерсмола шарф и замоталась в него, чтобы ее сложнее было узнать. Скерсмол только обиженно замычал:
– Э… Это матушка подарила…
Но Мани его не слушала, вообще Скерсмола мало кто воспринимал, а ему как будто нравилось, чтобы им помыкали.
– Да вернет она тебе шарф, – шепнул Сумеречный Эльф. – Мани, а ты не бойся. Не такая ты известная личность.
– Заткнитесь все, – шикнул Сварт, настороженно прислушиваясь. Его живо заинтересовала находка стражников. Они рассматривали что-то в зарослях и бранились с жителями пригорода:
– Расходитесь! Не на что здесь смотреть!
Сварт спокойно подошел ближе, пригляделся, насколько позволял небольшой кордон стражников. Как он и думал, в зарослях лежал труп с почти перерезанной шеей.
Мгновенно в голове капитана сложилась некоторая картинка. Он понял, во-первых, что Город Острых Камней находится от побережья дальше, чем город, в который они направлялись. Так как первый труп с такой же характерной раной был найден, очевидно, не слишком далеко от нового места преступления. Во-вторых, прослеживалась очевидная связь этих двух смертей. В-третьих, Сварт заметил, что и вторая жертва оказалась хорошо одетым молодым человеком. Очевидно, вновь сыном богатых купцов, путешествовавшим в дилижансе.
– Уходите, здесь не на что смотреть! – понукали стражники в форменных зеленых куртках.
Сварт отошел, довольно ухмыльнувшись. Дело все больше интересовало его, несмотря на личные беды. На уровне подсознания он уже улавливал выгоду от раскрытия этого преступления, даже если тупоголовые стражники не начинали расследования.
Сварт нетерпеливо ждал, когда подойдет повозка, увозящая труп. Он надеялся увидеть следы до дождя и спросил у Скерсмола, сколько времени до начала бури. Навигатор немедленно объявил с несвойственной уверенностью:
– Меньше получаса.
– Вот тварь!
Ответ не понравился капитану, попало Скерсмолу, как будто это он делал погоду. Времени было мало, небо все темнело. Сварт злился, извиваясь вокруг стражников подколодным змеем. Разумеется, в пределах разумного, избрав для себя роль суетливого наблюдателя.
Наконец стражи порядка погрузили труп. Сварт успел заметить украдкой, что орудие убийства, несомненно, то же, что и в прошлый раз. И социальную принадлежность жертвы он угадал правильно. Да еще тот факт, что перед убийством не было особой борьбы.
Больше всего интересовали следы, Сварт надеялся, что осталось хоть что-то, так как дозорные немало потоптались на месте преступления, как будто и не думая делать попытки раскрыть это дело, кто-то только отдал приказ вполголоса:
– Немедленно доложите Капитану Даркси.
Фамилия показалась знакомой, но Сварт не счел необходимым вспоминать, в связи с чем он может ее знать. Хотя, видимо, мог бы: память его хранила множество фамилий, шифров, цифр. Но, когда что-то становилось бесполезным, оно легко отодвигалось в дальний ящик сознания, освобождая пространство для более важных размышлений.
Когда стражники и телега, подняв пыль, унеслись по направлению к городу, уже ударялись о землю первые капли дождя. Сварт торопился, ища следы убийцы, лихорадочно высматривая их среди всех прочих. Лишних и ненужных.
Никто из команды, включая Сумеречного Эльфа, не мог понять, чем его так интересуют эти улики. Дождь уже начинал размывать песок, но Сварт в последний момент нашел то, что было бы потеряно навсегда: следы. Да, те самые следы…
Капитан довольно выпрямился, внутренний голос подсказывал ему, что это дело может принести выгоду. О более великих вещах, например, о смысле сущего и жизни, этот голос не считал нужным давать подсказки, зато о выгоде не упускал возможности. Да еще помогал в сборе улик.
А пока стоило поспешить в город. Буря шутить не собиралась.
