Мария Токарева
Алмаз Времени. Том I. Скитания
Глава 22.
Когда Сварт пришел в трактир, команда уже тревожно ждала возле входа. Без капитана они бы не знали, что делать дальше. Как и прошлые недоумки. Больше всего беспокоился Скерсмол. Сумеречный Эльф выглядел каким-то отрешенным и как будто более радостным, чем обычно. Хотя, кто его разберет. Создавалось впечатление, что день для него прошел очень приятно, и Сварт, еще раз убеждаясь, что он окружен бесполезными созданиями, заподозрил, что ничего умного этот «вредитель» не делал.
Оказалось, что не хватает еще одного члена команды – не пришла Мани. Можно было предположить, что ее схватили стражники. Сварт не намеревался снова спасать ее, о чем уже хотел громко заявить. Но, к счастью, девчонка сама вскоре появилась. Пришла, пошатываясь, с растрепанными волосами, вся взмокшая и запыленная.
Как и условились, она принесла деньги, отдала их молча, устало и точно благодарно улыбнувшись капитану, компенсируя до единой монеты свою часть расходов на оплату комнаты.
Все руки и ноги ее усыпали синяки, белки глаз перечерчивали красные прожилки, как от сильного перенапряжения. Одежду покрывала угольная пыль. Сварт понял, что она действительно разгружала корабли, ее утренняя дерзость была не дерзостью, а констатацией факта.
Капитан ничего не сказал, не хватило фантазии и желчности. У девчонки оказалось несгибаемое упрямство. Но этим она все равно раздражала, ведь такая же крепкая воля была у злейшего врага, Маиму-Длинноногого. И Сварт почти ненавидел Мани за ее сходство с Маиму. Даже волосы у них были одного цвета!
Сварт не мог со своим поражением смириться и, хоть принимал новые правила игры, всеми помыслами вцепился в зыбкую надежду изменить время. Его эгоистическая мечта превращалась в манию, он смеялся над собой за то, что так легко поверил каким-то легендам.
– Темно уже, – отозвался Сварт, принимая деньги.
Его реплика не значила ничего. Отчего-то хотелось развеять тишину, в которую погрузилась команда, точно в этом молчании крылась покорность судьбе. Он не покорился.
– Да, темно, – устало отозвалась Мани. – Очень темно.
Они зашли в таверну, хозяин был услужлив, но еду без денег не предложил, а Сварт запретил пока тратить. Так что команде пришлось довольствоваться тем, что они успели съесть за день в городе. Кто успел. Сварт точно не помнил, ел ли что-то в салуне у ратуши или только спаивал тапера.
– Поднимаемся наверх. Где там нам выделили комнату… – несколько рассеяно пробормотал он. Железные тиски воли и сосредоточенности уступали место апатичной усталости.
Они зашли в предоставленный за четверть цены темный и тесный номер и поняли, что там только одна узкая кровать с соломенным матрацем. В этот момент в Сварте проснулось какое-то дикое мещанство. Несмотря на все невзгоды последних недель, он привык, что на прошлом потонувшем корабле в его распоряжении была целая капитанская каюта, поэтому он резко сказал:
– Так! Здесь я капитан.
– Без корабля, – ехидным шепотом бесстрашно заметила Мани, ерзая где-то за спиной у капитана.
– Молчать! – сорвался на фальцет Сварт, но сдержанно кашлянул в кулак, протер очки и продолжил решительно: – Слушай мою команду! Вы ютитесь, где хотите, но кровать здесь только моя!
Но Сумеречный Эльф уже закуклился в одеяле, замотавшись в зеленую материю. Его скинули с кровати, он глухо брякнулся на пол, никак не реагируя, только сонно перебирая губами. Не иначе снова издевался. Сварт его даже пнул, впрочем, эффекта не последовало: одеяло он так и не вернул.
Мани делала вид, что пытается заснуть на полу, свернулась калачиком у печной трубы, которая проходила через душную комнату. Но девчонка то и дело подсматривала, приоткрывая то один, то другой глаз. Несмотря на крайнюю степень усталости, она еще что-то замышляла… Одно удивляло: отчего она не боялась капитана, пирата, от чьего имени в свое время холодели люди и джинны западного материка? Она как будто разучилась бояться. С чего бы?
Скерсмол единственный последовал указанию: из страха перед капитаном он честно устраивался, замотавшись в свой длинный шарф, на двух кривоногих стульях с круглыми спинками. Те недовольно скрипели. В середине ночи трусливый навигатор с треском рухнул на пол, охнул, долго забирался снова на свое «лежбище». И через какое-то время рухнул еще раз. Сумеречный Эльф усердно храпел, и, кажется, с каждой минутой все громче. Одна Мани затаилась, и это тоже было странно.
Сварт, все-таки отвоевавший кровать, от такой какофонии проснулся после пары часов тревожного сна и лежал с перекошенным лицом, думая: «Убил бы всех… Я же точно их сейчас убью! Меня окружают идиоты! Проклятая команда!»
В довершение всеобщего безобразия ему в щеку, задевая очки, которые он забыл снять, ткнулась чья-то пятка. К счастью, уже отмытая. Капитан медленно приподнял голову. Ему не хватало фантазии представить, кто же оказался способным на такую наглость. Хотя он уже догадывался кто…
Мани, посчитав, что капитан уснул и кровать слишком широка для него одного, устроилась валетом, плавно тесня к краю. От такой бесцеремонности Сварт просто застыл, нервно снял и протер очки, подвинул пятку Мани и попытался разбудить девчонку. Но она спала крепче всех. В отчаянии он поскреб эту противную пятку. Мани только рассмеялась во сне, а потом и вовсе запела:
– Наш отважный капитан грозен стал, как океан… М… м… А…
Сварт помотал головой и тихо зарычал, понимая бесполезность своих дальнейших действий. Сон отбило напрочь, злиться уже просто не было сил. Мысли занимало совсем иное, поэтому он задумался о фактах преступления: «Задушен проволокой. Например, струной от рояля… В салуне недалеко от ратуши недавно запало несколько клавиш, наличие струн не проверяли, надо проверить. Следы… Один глубже и всегда впереди. Западает на одну ногу… Мэр города хромой и достаточно грузный. Мотив? Стоп! Если это мэр, зачем ему идти в салун за струнами? У него в рояле пропали свои… Длина! Я должен найти эти струны! Длина! Итак, следы. Он грузный и хромой, но хромые так не ходят. Кто-то подделывает его походку, кто-то дает ложные улики! Струны. В доме мэра тоже запали клавиши, это рассказал настройщик. Руки мэра! На них нет следов от струн. Надо бы рассмотреть подробнее. Есть вариант с перчатками. Но вряд ли. Кто-то пытается подставить его, занять место, стать героем. И оставляет очевидные улики, указывающие на мэра. Еще раз вспоминаем следы… Кто-то копирует его походку, учится ходить, как хромой. Но как душит на самом деле хромой и полноватый мужчина?»
Мысли сменяли одна другую нестройным хором, наслаивались, как застывающая вулканическая порода. Факты перемежались с мутными видениями из недр усталого мозга. В полусне Сварт снова бродил по трущобам вонючих городков Круны, слышал брань местного отребья, мелких торговцев, матросов с пароходов джиннов. Воспоминания смешивались с впечатлениями прошедшего дня. Усталость сдавливала голову тисками, но не давала провалиться в забытье. И он все продолжал рассуждать: «Душил он, набросив проволоку на шею жертвы, значит, стоял за спиной. Слишком небольшое расстояние для нашего обширного мэра. Это на самом деле сухонький невысокий человек, способный приблизиться вплотную. Дотягивался он далеко не до всех прямо сразу. Человек, который надевает ботинки не по размеру, чтобы походить на мэра, ведь ему нужны наводящие улики. Но глубина следа на носках заметно меньше, как будто он на них едва-едва наступал. Он придумал и мотив, подходящий мэру: сыновья торговцев, с которыми возникали конфликты. Кто мог знать, у кого с мэром возникают конфликты? Только некто из окружения, приближенный. Мотив приближенного – стать мэром, может, месть. Вопрос со струнами. Возможно, просто совпадение? Пока не найдено орудие преступления, мы не можем обвинить. У кого могут быть струны? Настройщик… Он очень охотно сказал, что запало несколько клавиш. Зачем ему говорить это мне? На его руках всегда отметины от струн, так что и перчатки не нужны. Но он не хромает».
Внезапно сон Мани вдруг сменился, она вцепилась в сизую простыню и пронзительно закричала, все не пробуждаясь:
– Нет! Нет! Не трогайте меня! Не трогайте! Нет! За что?! За что?! Я не виновата! Не виновата!
– Всем нам снятся кошмары, – послышался шепот Сумеречного, который вынырнул из своего кокона.
Скерсмол снова свалился со стульев.
– Кажется, она много натерпелась… – заметил он, потирая шишки.
– Одеяло верни, тварь! – пробормотал вновь захваченный духом мещанства Сварт, обращаясь к Сумеречному Эльфу.
– Только ради Мани, – гадкий спутник укрыл ее одеялом, погладив по голове.
Девчонка успокоилась. А Сумеречный куда-то пошел, подхватив скудные пожитки. Сварт настороженно спросил:
– Куда пошел? Без ведома капитана! Да еще часа в два ночи.
Сумеречный Эльф вольготно размял плечи, обернулся и небрежно объяснил:
– К одной симпатичной вдове неподалеку… Думаю, она меня еще ждет!
– Так вот как ты город исследовал! – прошипел Сварт, в целом, ничего другого и не ожидая от бесполезных существ.
– Завидуешь?
– Пошел отсюда! – снова прошипел Сварт, добавляя с особым вкусом: – Идиот…
Он ни к вдовам, ни к продажным женщинам не наведывался уже давно. И не слишком-то стремился.
Показная распущенность Сумеречного Эльфа только будила новую злобу: Сварт не был уверен, что у надоедливой твари вообще осталось материальное тело, а не призрачная иллюзия. Следы когтей еще ощущались на шее, но и воспоминания о странных «исцелениях» твари не меркли. Сварт медленно обдумывал все, что произошло с ним за последнее время, погружаясь в оцепенение. Его уже не волновало, сколько раз Скерсмол упал со стульев, а Мани заехала пяткой по подбородку.
Под утро пришел он – голос! И образ красных глаз, отпечатавшихся мутными разводами на закопченных досках потолка. «Мы сделали тебя таким, мы позволили тебе жить. Стань нашим ключом. Ты чудовище, ты такой же, как мы, питаешься чужими страданиями. Так пусть страдают другие, не ты. Пусть страдают все, пусть страдают…» – тихо нашептывал голос. И снова чьи-то когти скрежетали по незримой бумаге, натягивая струны нервов, поддевая их и выкручивая. Сварт безотчетно хотел кричать от этого голоса, который все нарастал гулом в ушах. Холод прошивал руки и ноги, и чудилось, будто что-то разрывается внутри, раскрывается грудная клетка, как створки ворот. И из нее, из самой души, плещет первозданная тьма.
«Сумеречный! Это из-за того, что ты ушел? Кинул нас на растерзание этой тьме!» – прошипел в мыслях Сварт, хватаясь дрожащими пальцами за края кровати. Кто-то подбирался к нему, кто-то еще более беспощадный, чем он сам.
«Придите ко мне, мои ключи. Мои прекрасные двери», – посмеивался голос. И снова длинный загнутый коготь проводил по бумаге с таким скрежетом, что голова наливалась огнем. Сварт прокусил нижнюю губу в безмолвном крике.
А потом все стихло, точно прервался сеанс связи. Только вкус собственной крови во рту напоминал о реальности произошедшего. И конечно, дикая мигрень, ставшая верным спутником с раннего детства. А голос…
Голос как будто тоже всегда скрипел на периферии сознания, но усилился с появлением пришельца. Или так совпало? Сварт не желал верить в предсказания, знамения и прочий бред хранителей Большого Дерева. Он бы не верил и в Дерево, если бы на картах не был отмечен крупный остров, вернее, почти материк. Голос же больше никто не слышал. Никто, кроме него. И Сварт не хотел верить, что сходит с ума, списывал все на дурные полусны. С наступлением зари они вроде бы проходили вместе с исконным необъяснимым страхом.
Вот и теперь забрезжило утро, и оркестр людской жизни снова начал изливаться своими партиями, каждый на свой лад. Весть о гибели еще одного торговца быстро разлетелась по Свифтфишу. Он оказался из Города Острых Камней, где, вероятно, уже занимались расследованием свои стражи. Так что поиски сбежавших пиратов, скорее всего, приостановились.
Сварт считал, что настает благоприятный период, чтобы получить свою законную награду. Его лицо не попадало в объективы фотоаппаратов, на всех розыскных досках висел кривой портрет. А человека в очках и пиджаке и вовсе не стали бы сопоставлять с жестоким пиратом в камзоле. В какой-то мере его забавляло, что теперь он составит конкуренцию следователям. Новый план захватывал и, кажется, позволял ощутить себя снова живым. Кажется…
Хотя Сварт вновь не выспался. Вечная бессонница бередила мысли, болели прокушенные губы, голод перехватывал желудок – все доводило до исступленной озлобленности. Теперь разбудили первый лучи, стоило немного задремать… И все – сна как ни бывало.
Он очнулся с мыслью, что ночью произошло нечто ужасное. Но снов он никогда не помнил. Кошмары – иного не видел – всегда казались малозначительными. Они были только смутными образами, такой же иллюзией, как многое из того, что человеку свойственно наделять особым значением. Например, любовь и дружбу – тот же зыбкий сон. Ненужный и непонятный.
Сварт пошевелил бровями, хмурясь – голова привычно болела. Приподнял плечи, слегка вращая ими – как всегда, затекли. Кажется, он никогда не шевелился во сне. Потянулся за снятыми очками, протирая глаза и недовольно шипя – без «волшебных стекол» мир вокруг представал размыто. И так с семи лет.
Повезло, что во время явления Мидгардсорма прежние очки каким-то чудом уцелели. Но все эти невероятные впечатления оставались в прошлом и не интересовали, пока мысли занимал новый план.
Команда – если можно было так назвать Скерсмола, увернувшегося в свой длинный шарф, и Мани, нагло оставшуюся на кровати – еще крепко спала. Но Сварт сразу же растолкал их, скинув Мани, подпрыгнувшую от неожиданности, и пнув Скерсмола, отчего последний сонно заскулил, точно истощавший гончий пес.
Особенных поручений для них не нашлось. Конечно, Сварт мог бы потребовать слушать, что говорят люди в городе относительно преступлений, но мнение об интеллектуальном уровне команды не позволило даже поделиться с ними подробностями дела. Условились, как и накануне, изучать Свифтфиш и вечером встретиться снова в таверне.
Скерсмолу капитан напомнил об обещании убить, если снова увидит с картежниками. А еще поклялся всех долго и мучительно пытать, если кто-то неосторожно раскроет личность капитана. Но, кажется, команда была не так глупа, как мнилось. И после скудного завтрака они разошлись.
Снова предстал город. Повозки в колесах скручивали солнце, оплавлявшее небосвод, реющее в вышине, точно неподвижная птица.
Птица… Неподвижная… Сварт невольно поднял глаза, с опаской посмотрел на небо. Ему казалось, что там непременно должна висеть та самая черная птица, которая преследовала его несколько дней назад. Он был уверен: именно преследовала. Как же иначе?
Бред! Нерационально! Он привык полагаться на разум, слушать голос рассудка. Черной птицы вроде бы не оказалось на небе, и невольно Сварт ощутил странный покой – не сошел с ума. А птица пришла не за ним, не его земной бег ей прерывать. Но… Нет! Ошибся – вестник неподвижно повис в небе. Черный силуэт. Или нет…
Люди не смотрели на небо, закручивая торговыми повозками жизни. Люди, может, и не видели вовсе эту птицу, что не парила на ветру, не страшилась бури. Птицы не существовало? Может, она только казалась. Может, черной только выглядела от отблесков солнца. Не узнать, не поверить.
Наваливалась духота. Хотелось уйти от тесного одиночества в толпе, когда небо ближе, чем бело-фальшивая штукатурка домов…
Сварт резко опустил голову, уставившись в грязноватые булыжники, вдавленные в землю, затем снова с опаской поднял глаза на небо – все, исчезла птица. Не возникала нигде. Опять. С каких пор вот так?
– Всегда ты за мной наблюдаешь, посылаешь своих вестников… Что тебе от меня надо? – пробормотал невольно вслух Сварт, косясь на небо. К кому обращался? Знал только он… И не знал.
В это время из ближайшей к таверне лавки выкатился – да, именно выкатился – Сумеречный Эльф. Наверное, от той самой вдовы, к который подлец сбежал ночью.
– О! Привет, псих! – довольно улыбнулся Сумеречный Эльф, помахивая руками и тряся головой, отчего нечесаные длинные патлы развевались на ветру.
– Что?! От психа и слышу! – лицо Сварта перекосилось от такой фамильярности. Да так перекосилось, что очки заметно съехали набок. Мысли о разных черных птицах испарились из головы, проглоченные яростной досадой и негодованием.
– Пардон! Гудбай! – бросил нелепицу Сумеречный Эльф, отмахнулся и бесшумно растворился в воздухе, осыпавшись подхваченными ветром вороньими перьями. И при этом не вызвал подозрений у прохожих. Не иначе при помощи массового гипноза.
Сварт замер, совершенно взбешенный и пораженный. Капитан изначально не понимал нежданного пришельца, а теперь и вовсе отказывался находить смысл во всех его поступках.
От вдовы ли выходил Сумеречный Эльф? И почему тогда растворился? К тому, что он мог раствориться в воздухе и исчезнуть в неизвестном направлении, Сварт уже немного привык. Но капитан был вне себя от ярости. Он спокойно принимал ненависть к своей персоне, ненависть он даже любил. Но вот оскорбления и насмешки действовали на него как мелкие иглы, которые втыкает неразумный карлик в стопу великана. И великан желал растоптать всякого ничтожного карлика, вот только последний растворился в воздухе пару секунд назад. Может, не растворился? Сварт еще не мог принять этот факт.
На всякий случай он забежал в лавку: за прилавком стояла женщина в длинной юбке и накрахмаленной кофточке с вышивкой. Очень приличная, даже чересчур, несколько чопорная. Она тихо приветствовала вошедшего, продолжая протирать склянки с сушеными растениями, которыми торговала. Кажется, дела шли не очень… Сварт случайно подмечал все мелкие детали, совершенно ненужные, неважные. Но зачем-то все видел, сопоставлял и анализировал.
– Где он? – едва сдерживая гнев, бросил Сварт.
Руки дрожали от злости, но он заставлял себя контролировать эмоции.
– Кто, господин? – непонимающе поглядела женщина.
– Покупатель ваш!
– С самого утра у меня не было покупателей, – удивилась женщина, отвечая спокойно, явно привыкнув к чрезмерно суетливым посетителям.
– Да нет, он к вам ночью пришел. Сумеречным Эльфом называет себя.
Сварт немедленно понял, что зря выдвинул прямое обвинение, но на этот раз гнев опередил разум. За это капитан уже досадовал на себя. А хозяйка оскорбилась, сурово сдвигая выцветшие брови:
– Вы с ума сошли, господин?! Я приличная женщина! И по ночам не принимаю мужчин!
Сварт негодовал: Сумеречный Эльф снова одурачил его. Но приходилось смирять свой гнев. Хотя он мечтал уничтожить всех лицемерных горожан, этих жалких глупцов и трусов, каждое живое существо в этом городе.
Он ненавидел людей. Он почти реально ощущал запах их крови, вытекающей из распоротых лезвиями тел. Но все же Сварт слишком четко понимал, в каких ситуациях позволено быть ненормальным, жестоким, а в каких – нет. Вспышка бессмысленной ярости могла привести к неприятным последствиям для «себя любимого». Поэтому, старательно перемалывая нанесенную обиду, Сварт попытался как можно спокойнее продолжить:
– Кхм-кхм… В таком случае прошу прощения, видимо, я обознался. До свиданья!
– До свиданья! – недоверчиво скривила губы женщина.
Сварт вышел из лавки, несколько сбитый с толку, встряхивая головой:
«Так… Кому мне верить? Вдова может лгать, да и Эльф тем более… Ну, и что это было?! Пусть еще только попробует… Это все его наваждения! Его! Что если у него дела в других мирах были? Каких других мирах, Сварт, что за бред? Это не имеет отношения к делу, как, впрочем, и черная птица. Надо ей – пусть парит. Но все же жутко. И еще этот голос… Голос».
Глава 23.
Сварт вновь скользил по улицам, искал улики. Он вернулся на место последнего преступления – следы, конечно, затоптали, осталась только грязь в тесном проулке.
Капитан, самовольно записавшийся теперь в сыщики, еще раз прошелся по лавкам и долго изучал не самые новые газеты, которые рассказывали о предвыборной кампании. Серые листы с дешевой краской уже отдавали сырым запахом разложения, и старые новости тонули в этом духе прошлого. Но для Сварта череда смазанных слов складывалась в картину с тайным смыслом.
Он долго и чрезвычайно вежливо говорил с начальником местной типографии, для самоуспокоения представляя в сладких мечтах, как он медленно и изощренно уничтожает этого «тупоголового сноба». Зато в конце льстивых переговоров добился того, что ему позволили поглядеть в архиве старые номера.
Всю мозаику событий Сварт выстроил у себя в голове из коротких заметок старых газет о состоянии дел того или иного торговца, подписании новых договоров и тому подобного. Под конец изучения он довольно ухмыльнулся. Он-то уже все понял, но нахмурился, когда осознал, что одни газеты ничего не докажут. Зато он, чужеземец, почти как наяву увидел всю жизнь города, которая проходила до прибытия нежданных путешественников.
Ближе к вечеру Сварт пошел в салун у ратуши и снова подозвал музыканта. Безвкусный тип по-прежнему старательно импровизировал на хромом фортепиано и охотно прервался на дармовую выпивку к неудовольствию хозяина.
Музыкант в этот раз оказался намного менее доверчивым, чем накануне, и говорил неохотно. Но Сварт заливал его уши комплиментами и снова угощал, расхваливая «непревзойденную игру». Мысленно он морщился от количества фальшивых нот.
За время служения в доме Вессонов Сварт отлично научился различать хороших и плохих музыкантов, ведь ему приходилось самому выбирать состав оркестра для приемов. Он слушал и оценивал, каких исполнителей пригласить в дом ненавистных хозяев. Он добился и этой привилегии, сделав лорда практически беспомощным в принятии решений.
И оценивал он весьма старательно, несмотря на всю ненависть к тому, какую роль приходилось играть в тот период. Возможно, роль он ненавидел, но ведь не себя. Так что не позволил бы кому бы то ни было усомниться в собственном вкусе или манерах. Это нарушило бы ядовитую сладость блестящего спектакля.
В какой-то мере он скучал по таким представлениям, которые взращивали в нем неповторимую ненависть ко всему живому.
Теперь же он не пребывал в какой-либо роли, но и себя настоящего не показывал. Носил временную безыскусную маску, как на карнавале. Но ерзающий на высоком барном стуле музыкант вынуждал «украшать» и старательно поддерживать образ маскарадного уродца.
Сомнительный тапер явно хотел сбежать, видимо, тревожился, что странный господин слишком радушно к нему относится. Уже второй раз зачем-то хвалит. Сварт не скупился, спуская последние деньги, и заставлял несколько недоумевавшего бармена постоянно обновлять содержимое широкой глиняной кружки тапера, притом свою оставлял практически нетронутой.
Музыкант потирал несколько дрожащие руки, но под пристальным взглядом навязчивого собеседника невольно выпивал предлагаемую отраву средней крепости. Усталость за день брала свое, через какое-то время тапер довольно улыбнулся, сладко и печально вздохнув. Тут-то и посыпались вопросы, не все сразу, а планомерно, осторожно, но на прежнюю тему.
– Как у тебя вообще жизнь, друг? – мягчайшим голосом ободряюще поинтересовался Сварт.
– Жизнь. Да так, музыкантская, как обычно, – отмахнулся тапер, опрокидывая в себя кружку.
Кажется, часто он играл в салуне, зато пил редко. Только слушал сквозь свои фальшивые ноты, как хозяин наливает гостям. И завидовал.
– Сегодня играешь в доме короля, а завтра у обочины в пыли? – подталкивал к требуемой теме Сварт.
– Ну, не такие контрасты, конечно, – пожал плечами собеседник, но откинулся на высоком табурете, плавно жестикулируя: – Но вот, положим, недавно я у мэра играл в доме, а сейчас снова в этой дыре. Как повезет.
– Будешь называть дырой мое заведение, вылетишь и отсюда! – вмешался не вовремя подслушавший хозяин, но возмущенно удалился, яростно вытирая подвернувшийся под руку стакан.
– Кто же тебя пригласил к мэру? – искреннее усмехнулся Сварт, ровным счетом не понимая, как такая бездарность могла трогать клавиши рояля в приличном доме.
– Думаешь, я такой плохой музыкант? Сам господин Нилс порекомендовал! – обиделся тапер, уже еле-еле шевеля заплетающимся языком: – Эй, приятель, куда же ты?
Сварт оказался около фортепиано, метнувшись туда, точно тень, пока музыкант допивал свою кружку. Больше поить его не стоило: обещал упасть, так и не рассказав больше ничего полезного. Этого Сварт не желал бы. Успокаивающим тоном он обратился к вызывавшему презрение собеседнику:
– Друг мой, а не покажешь ли ты мне, как устроен твой чудесный инструмент?
– Гусли? – кажется, совсем захмелел музыкант, но постучал себя по щипаной белесой голове и догадался: – А! Это… Этот… Форт… фортепиа… Фортепиано! Ну, смотри, приятель… Все просто!
«Человек искусства» охотно снял крышку с инструмента, удалось ему это не с первого раза, но достаточно скоро, несмотря на дрожащие руки. Фортепиано плохо закрывалось, да и вообще казалось, что рассохшиеся облупленные доски скоро развалятся.
– В-вот смотри… Это колки, это струны на них… Ой, как тут все расстроено-то! То-то я так погано играю. Надо бы настроить. А почему это их тут так много? Эй! Струны, вы куда? Куда! Не убегайте, – начал достаточно бессвязно объяснять музыкант, ероша волосы. Кажется, в глазах у него двоилось.
«Так он еще сам понимает в настройке инструмента. Ну, что ж, может, он еще не так безнадежен», – усмехнулся Сварт, едва сдерживая издевательскую ухмылочку. Но то, что капитан увидел внутри пианино, вполне его удовлетворило. Нет, конечно, гора пыли его раздражала. А вот отсутствие трех струн – притом толстых струн – весьма обрадовало. А потом музыкант начал трезветь и спохватился:
– Хотя… Господин, зачем вам на все это смотреть?
– Да, пожалуй, я действительно задержался, – согласился Сварт, кивая и поправляя очки.
А лицо музыканта вдруг подернулось тенью ужаса.
– Господин… Ой, господин, – шумно вдохнул он, словно подавился воздухом, и прикрыл медленно рот дрожавшей ладонью, как будто не решаясь что-то сказать. Тапер снова испуганно поглядел на Сварта, неуклюже плюхнувшись на табурет возле инструмента. Видно, только это спасло его от падения.
– Сад! Уволю к змею морскому! За работу! Гости скучают, – заревел хозяин из-за стойки, грозно размахивая, как пиратским флагом, засаленным пегим полотенцем.
– Я… Это… – промямлил музыкант.
Только он оглянулся на хозяина, Сварт уже успел пропасть из виду. По части эффектных исчезновений он не испытывал проблем так же, как и Сумеречный Эльф. Люди тоже далеко не всегда замечали, куда испаряется собеседник.
И вот капитан уже снова быстро шел по улицам, с лица его не сходила злорадная целеустремленная усмешка, пока он размышлял: «Три струны пропали из фортепиано в салуне. О них настройщик молчал. С чего бы говорить? Не правда ли? – Сварт хитро улыбнулся сам себе. – Но кто-то же их вытащил, аккуратно вытащил. Этому кому-то помогали. Что если это и был настройщик? Куда тогда делись струны из рояля в доме мэра? Кто имеет доступ к роялю и там, и здесь? Только настройщик. Но настройщика вызывают, когда уже есть поломка. Много ли музыкантов в этом городе, кроме этого недоучки?»
Сварт задумался, в каком районе мог проживать старик-настройщик. В дорогом квартале у главной площади вряд ли, судя по его виду. Впрочем, в совсем бедняцком тоже маловероятно – не та профессия.
«Итак, сообщник есть. Музыкант. Он оставался допоздна, вынуть струны из фортепиано – нечего делать. Но зря мне попался настройщик, зря-зря он ко мне подошел с попыткой навести на мэра. Это слишком подозрительно. Он слишком плохо играл роль стороннего обывателя, скучного старикашки. Хуже всего, что ему поверили морские стражи. Интересно, поверил ли в эту сказочку про доброго свидетеля тупоголовый капитан Даркси?»
От целеустремленности притупилась даже вечная мигрень. Выветривались воспоминания о голосах в ночи, о черной птице – все пустое. Так он и забывал о творящихся с ним странностях, погружался в измышление новых планов, обдумывание ролей и масок.
Сварт легко скользил по улицам в поисках дома настройщика. Адрес он не узнал, но некоторые рассуждения помогали сделать вывод, где мог жить такой человек в небольшом городе. Мелькали, точно вехи жизни, улицы, дома, повороты, тупики, арки в стенах, мосты. Лабиринт старого города.
Он искал дом настройщика, измышляя новую роль, наиболее подходившую для разговора с подозрительным стариком. Он осознал когда-то одну простую истину: лицедейство предшествует убийству. И именно благодаря маске убийство приобретает особенный терпкий привкус вожделенной кульминации в представлении жизни.
Порой он с командой истреблял целые корабли, пароходы, где были только морские стражи. Сабли прерывали чужие судьбы, незнакомые, скучные, «несыгранные». Ничего, кроме жажды убийств, Сварт не ощущал, и вскоре этого быстро сгорающего чувства стало недостаточно. И он начал искать иной источник темного наслаждения. Сначала он тратил львиную долю своей энергии для поддержания игры, маски, а затем возвращал себе сторицей, лицезря отчаяние людей, которых он предал. Вернее, к которым он втерся в доверие, а затем показал, как жесток бывает мир. Декорации рушились, маски сгорали, и представал истинный оскал самой смерти, которой Сварт провозглашал себя.
Впрочем, настройщик – иное дело, он изначально не мог доверять человеку, бесцеремонно влезшему в ход расследования. Он выстраивал свой спектакль. Так что начинать игру, как рассудил Сварт, вообще не имело смысла. Старик уже видел капитана вне всяких ролей. Хотя… Нет, всегда оставалась маска, только разной плотности. Она прилегала к лицу, да и непроглядно черная душа носила сотни масок. Иногда эти маски были так искусно выточены, что сторонний наблюдатель готов был бы решить, что это вовсе не игра, а раздвоение личности. Но… Он старательно играл свои страшные роли.
– На этой улице проживает настройщик? – спросил Сварт у первого встречного, когда череда поворотов вывела его на тихий проулок с аккуратными лавчонками и мастерскими.
Квартал занимали швеи-модистки, мелкие ремесленники и местные «люди искусства», судя по вывескам и одежде горожан.
– Да, там, за углом. Вы не пропустите, – махнул прохожий.
Вскоре замаячил дом настройщика, неприветливо громыхавший на всю улицу ржавой вывеской. Вокруг него носились с бешеным чириканьем стаи ласточек, облюбовавшие для гнезд крышу двухэтажного жилища с опадавшей поблекшей штукатуркой.
Сварт не любил животных, потому что не мог понять их логики. Их поступки, переплетаясь с культурными особенностями людской жизни, порой приобретали дико нерациональные формы, которые раздражали капитана, не терпевшего беспорядок.
