Олег Александрович Якубов
Вернувшийся к ответу
Глава двадцать пятая
– Это Аркадий Марков? – голос в телефонной трубке был совершенно незнакомым.
– Он самый.
– А это Асисяй.
– Кто? – недоуменно переспросил Аркадий, но тут же догадался, хотя, все же не веря, переспросил: – Тот самый Асисяй, в смысле Вячеслав Полунин?
– Ага, – ответил задорный голос. – Все в одном стакане – и Асисяй, и Слава, и Полунин.
Выступление клоунов группы «Лицедеи» Аркашка недавно видел по телеку, от номера «Асисяй», как и вся страна, хохотал без удержу. И вот теперь ему с трудом верилось, что Асисяй (и откуда он только его рабочий номер узнал?) звонит ему собственноручно.
Словно услышав мысли, Полунин сказал:
– Тебе привет от Сережи Юрского, это он мне твой номер дал. Сказал, как приедешь в Ташкент, сразу же позвони Аркадию. Мы с тобой когда увидеться сможем?..
Машина времени
(Заглядывая в прошлое)
В Ташкенте проходили гастроли знаменитого ленинградского БДТ – Большого драматического театра. Событие в культурной жизни узбекской столицы трудно переоценимое. По площади перед гостиницей, по улице, ведущей в концертный зал, в сквере прогуливались, словно только что сошедшие с экранов, знаменитости – Кирилл Лавров, Евгений Лебедев, Ефим Копелян, Сергей Юрский… Дамы из отдела литературы и искусства «Звезды Востока» писали глубокие рецензии на каждый из спектаклей. Аркашка брал интервью у актеров. Рецензии изучали и анализировали знатоки и ценители театрального искусства. Интервью Маркова – читали все. Народные артисты СССР Лавров, Копелян, Лебедев на вопросы корреспондента центральной партийной газеты отвечали безропотно, но и без особой охоты – за долгую жизнь на сцене и в кино им пришлось наверняка дать таких интервью несколько сотен. А вот с Юрским разговорились легко и непринужденно. Конечно, в первую очередь Аркашку, горячего почитателя Ильфа и Петрова, интересовало, как Сергей Юрьевич работал над ролью Остапа Бендера в фильме «Золотой телёнок», который недавно с таким триумфом прошёл на советских экранах. Беседа проходила в гостиничном номере актера – он сказал, что не может никуда отойти, ждёт телефонного звонка от жены, и все время нервно поглядывал на часы. Наконец, телефонистка соединила его с Ленинградом. Гостиничный номер был однокомнатным, выйти за дверь Аркашка не догадался, так что стал не невольным, а вполне даже вольным слушателем этого разговора. По репликам актера он понял, что у него недавно родилась дочка и Юрский обеспокоен самочувствием младенца и молодой мамаши. Под конец разговора Сергей произнес непонятное: «Но ей же вроде еще рано… Ну, хорошо, хорошо, я узнаю. Обязательно узнаю. Да, обещаю». Он распрощался с женой, интервью продолжилось.
Когда Аркашка уже закрыл блокнот, Юрский неожиданно обратился к нему с просьбой:
– Понимаете, мне даже как-то спрашивать вас об этом неловко. Но у меня в Ташкенте нет никаких знакомых, а мы с вами, как мне кажется, так здорово общий язык нашли…
Аркашке было лестно слышать такие слова от популярного артиста, и он горячо выразил готовность быть полезным.
– Дело в том, что в Ленинграде решительно нет горшков.
– Каких горшков? – не понял Аркадий.
– Детских, обычных детских горшков. Вот жена и волнуется: дочка подрастет, а горшков нет. Она спрашивает, может, в Ташкенте есть горшки. Ради всего святого, простите меня, что обращаюсь с таким, как бы это сказать, неделикатным вопросом, но, сами понимаете, ребенок…
– Один момент, – деловито заявил Аркадий и взялся за телефонную трубку. Через пару минут он уже разговаривал с заведующим секцией детских товаров ташкентского ЦУМа. Восточный этикет не позволял сразу перейти к делу, и Марков долго отвечал на вопросы о перспективах родного «Пахтакора» в нынешнем футбольном сезоне. Наконец, озвучил свою просьбу. Выслушав ответ, сказал Юрскому:
– Он спрашивает, какой размер нужен. Оказывается, горшки трех размеров бывают – маленький, средний и большой.
– Я понятия не имею, – растерялся артист.
– А чего тут понятия иметь, – решительно рассудил Аркашка. – Ребенок же растет, значит, в итоге все три размера понадобятся.
Завсекцией подчеркнул, что детские горшки по всей стране давно уже острейший дефицит, но для ребенка «самого товарища Маркова, конечно, изыщем возможность». И тут же неназойливо попросил сезонный пропуск на стадион.
Через час Аркашка приволок в гостиницу громоздкий гремящий сверток с вожделенным дефицитом. Исполнитель роли Бендера был на седьмом небе от счастья и тут же предложил отметить это дело. Легко и непринужденно перешли они на «ты», явно симпатизируя друг другу. Пожалуй, только газетчики и актеры умеют так мгновенно заводить новые знакомства, находить и поддерживать разговоры на любую тему.
– Сережа, а что если я тебя в ближайший твой выходной от спектакля вечер приглашу на плов? Можешь прийти не один, только заранее скажи, сколько вас человек будет.
– Приду, с удовольствием, но только на плов, – согласился Юрский. – Уже неделю как мы в Ташкенте, а я вашего настоящего знаменитого плова так и не пробовал. Каждый вечер, после спектакля, ко мне за кулисы приходит какой-нибудь пожилой еврей, или еврейка, и говорят: «Сергей Юрьевич, приглашаем вас на плов». Я прихожу, стол ломится. Мне объясняют: «Плов тут у нас на каждом шагу, он вам еще надоест. А мы вот вам приготовили фаршированного сазана, по такому рецепту, как в Одессе еще до войны готовили». Прихожу в гости в другой раз, меня опять потчуют редким блюдом и снова уверяют, что плов мне еще надоест. А я плов хочу попробовать.
– Будет плов, – твердо заверил Аркадий.
***
Когда сын сообщил отцу, что завтра к ним в гости на плов приходит Сергей Юрский, Александр Семенович ужасно всполошился: «Что же я успею достать за один день? Может, ты поможешь через своих знакомых торгашей икры там раздобыть, балыка, крабов, колбаски хорошей…»
– Папа, ничего этого не надо, – возразил Аркадий. – Он приходит исключительно на плов.
– Много ты понимаешь! – вспылил отец. – Нужна ему эта твоя рисовая каша. Такой человек в доме, такой человек! Эх, была бы жива мама, она бы накрыла стол, что он бы потом до конца своих дней вспоминал…
Сергей Юрский был кумиром старшего Маркова, и, несмотря на возражения сына, Александр Семенович отправился на знаменитый Алайский базар, и, заплатив немыслимые деньги, приволок оттуда целую гору деликатесов. В помощь, чтобы стол красиво сервировать, позвали племянницу – баба Сима уже совсем плохо видела и мало чем могла помочь.
Когда Сергей Юрьевич вошел в подъезд дома, он втянул в себя воздух и довольно произнес: «Вот теперь я верю, что будет плов, так может пахнуть только это волшебное блюдо». Но когда он увидел на столе все деликатесное изобилие, лицо у него вытянулось.
– Можешь даже ни к чему не прикасаться, – тут же успокоил его Аркашка. – Это батя расстарался, сказал, что такого человека, как ты, одним пловом кормить нельзя.
Вместе с Юрским пришел Миша Данилов, замечательный тонкий актер, к сожалению, рано ушедший из жизни. Но в тот вечер они все еще были молоды, беззаботно веселы, наслаждались жизнью и пловом, беззлобно подсмеивались над Александром Семеновичем – он ужасно огорчался, что гости не притрагиваются ни к икре, ни к балыку, ни к чему иному, а только поглощают «этот рис». Было рассказано множество анекдотов и забавных историй из актерской жизни.
Расходились под утро. На лавочке у подъезда сидел сосед с первого этажа дядя Жора. Работая дальнобойщиком, дядя Жора в рейсах не пил, отводил душу дома. Росту в нем было под метр девяносто, весу – больше центнера, водки ему требовалось много. Приходя домой, дядя Жора в квартиру заходить стеснялся – опасался, что неловкий во хмелю может «мебель поломать» или, того хуже, «задеть» невзначай дражайшую супругу Клавдию. Дядя Жора, трезвея, сидел, вдыхая чудный воздух предрассветного Ташкента. С вышедшими соседями вежливо поздоровался, потом пригляделся внимательно и заорал, что есть сил: «Твою же мать! Бендер! Бля буду, как есть – Бендер!» Все со смеху покатились. Юрский смеялся громче всех.
Когда театр уезжал из Ташкента, актер на обороте своей фотографии сделал надпись: «Аркадию Маркову – журналисту, к которому я сразу испытал симпатию. Сергей Юрский». Дружба их продолжалась, и хотя письма писали не часто, но уж с праздниками и днями рождения друг друга поздравлять никогда не забывали.
***
Асисяй, как выяснилось, ждал Маркова в ближайшей от редакции столовой. Редакционные сюда сроду не заглядывали, обычная городская столовка, про которые в Ташкенте говорили: «И чего тут только нет! И мяса нет, и рыбы нет, и вообще ни хрена нет». Перед клоуном стояло нечто неопределенное, что в меню было обозначено, как «шурпа узбекская».
– Пойдем отсюда, – решительно заявил Аркадий, едва они познакомились. – Я как раз тоже голоден, так что отведу тебя в чайхану, здесь рядом.
Ему стыдно было перед гостем за эту столовскую еду.
– А чем тебе здесь плохо? – удивился Полунин. – Вы тут, видать, в Ташкенте совсем зажрались. В России такого блюда днем с огнем не сыщешь, а тут в столовке подают…
Тем ни менее он послушно поднялся и пошел вслед за Аркадием. Через служебный вход они прошли во двор издательства и устроились в уголке чайханы.
– А нельзя мне сюда посудомойкой устроиться или уборщицей, – балагурил Асисяй, отведав плова и шашлыка. – Ну хоть на пару дней. Аркашка, не забирай меня отсюда, я хочу здесь пожить. Повара, узнавшие Асисяя, сгрудились у раздаточного окошка и смеялись от души, так забавно выглядели ужимки и гримасы этого безмерно талантливого клоуна, специалиста, как считается во всем мире, высшей актерской квалификации.
***
После триумфального дебюта на центральном телевидении «Лицедеи» ожидали всесоюзной славы, больших концертных залов и соответствующих гонораров. Но ничего этого не произошло. Кто-то «наверху» тихим голосом, но так, что услышали и в Росконцерте, и в Союзгосцирке, сказал, что рано, мол, им пока еще тешить столичную публику, пусть покатаются по просторам необъятной родины. И потянулись бесконечные райцентры, колхозные клубы. Возможность приехать в Ташкент «Лицедеи» восприняли как добрый знак судьбы – хоть и республиканская, но все же столица, город с миллионным населением. Но у ветреной дамочки Фортуны, пока они добирались до Узбекистана, видно, испортилось настроение. Выяснилось, что центральный концертный зал закрыли на ремонт, и где выступать приезжим гастролерам – пока неясно.
– Сунулись было в цирк, но там своя программа, крепкая и плотная, не втиснешься, хорошо хоть разрешили в цирковой гостинице шмотки бросить. Даже не представляю, что делать. Впору хоть обратно лети. А на какие шиши? – уныло говорил Полунин. – Может, ты что подскажешь. Юрский говорил, Аркадий в Ташкенте может все, для него невозможного нет.
– Слава, честное слово, я бы и рад тебе помочь, но просто не представляю, что делать надо, – признался Аркадий. Подумал и нерешительно предложил: – Вот разве что позвонить в общество «Знание» и знакомым директорам клубов…
– Ну вот, – сразу оживился Асисяй, – а говоришь, не знаю. Нет, не зря меня Сергей Юрьевич именно к тебе направил.
Он смотрел на Аркашку с такой откровенной надеждой, что Марков решил в лепешку разбиться, но помочь этому парню. Аркадию крайне редко приходилось обращаться к кому-то с просьбами, он и понятия не имел, как высоко стало котироваться его имя, имя популярнейшего в республике репортера.
Это был тот период, когда советские люди еще верили своим газетам, верили, что газета – их главный и самый справедливый защитник. Всякого же рода чиновники пуще всего боялись стать объектом газетной критики. Уцелеть на своем месте после этого было практически невозможно.
В республиканском обществе «Знание» сказали, что в их построенном недавно дворце сейчас монтируют новую киноустановку и потому зал абсолютно свободен. Они даже рады будут, если там выступит ленинградский коллектив. Роскошный зал ташкентского «Дома знаний» предполагался в основном как лекторий, но публика на лекции не спешила, и лишь однажды в порыве фанатического ажиотажа здесь высадили все стекла, когда выступал Владимир Высоцкий. Кстати, гениальному барду тоже отказали в сцене центрального концертного зала. Так что «Лицедеи» могли гордиться – в Ташкенте они проходили по одному ранжиру с самим Высоцким.
Вдохновленный первым легким успехом, Аркашка набрал номер своего нового знакомого – директора Дворца культуры одного из крупнейших ташкентских заводов. Юрий Борисович был сыном какого-то крупного профсоюзного босса, и по этой причине в кинозал его дворца культуры попадали даже те фильмы, которые невозможно было увидеть в обычном кинопрокате. Как раз на просмотр одной итальянской картины и затащили друзья недавно туда Аркадия.
Услышав голос Маркова, Юрий Борисович обрадовался безмерно и, не желая слушать ни о каких делах, предложил через двадцать минут встретиться в ресторане «Ташкент», прибавив торопливо: «Я пригашаю».
– О каком ресторане ты говоришь? – притворно испуганно округлил глаза Слава. – Я после вашей чайханы теперь жрать захочу только через неделю.
– Пошли, пошли, сам знаешь, что за рюмкой супу вопросы решаются легче.
Знакомство с Асисяем, казалось, не произвело на директора ни малейшего впечатления. Он всячески выказывал уважение журналисту, то и дело повторяя, что не пропускает ни одной статьи товарища Маркова. Пил Юрий Борисович почти не пьянея, вот только лицо после каждой опрокинутой рюмки становилось все краснее и краснее, казалось, вот-вот вспыхнет. Наконец, обед подошел к концу и Аркадий изложил свою, вернее Полунина, проблему.
– Определитесь с графиком ваших выступлений в «Доме знаний», потом решим, когда выступите у меня, – сказал Юрий Борисович и тут же поинтересовался: – А дневные выступления вас устроят?
– Кто же днем на концерт пойдет? – усомнился Слава.
– У нас своя специфика, – многозначительно и очень важно возразил Юрий Борисович. – Предприятие огромное, существует целая программа социального и культурного развития. В соответствии с этой программой в нашем Дворце культуры проводится достаточное количество мероприятий днем, чтобы их могли посетить рабочие вечерних смен, – и добавил доверительно, словно они давними друзьями были: – Понимаешь, Славик, за дневные мероприятия мне профком перечисляет достаточно серьезные средства. А мне эти средства нужно что? Мне их нужно ос-во-ить. Ферштейн? Так что у нас с тобой интерес в данном случае может получиться обоюдным. Сколько сможешь дать дневных концертов, столько и дашь, хоть каждый день, хоть по два в день – аншлаги я тебе гарантирую. И имей ввиду, гонорар могу выплачивать после каждого выступления.
Уже подходя к машине, Юрий Борисович отозвал в сторону Маркова:
– Аркадий, можно откровенно? Какой ваш интерес?
– Не понял.
– Ну что тут непонятного? Вы хотите процент или фиксированную сумму от всех концертов?
– Я просто помогаю хорошему человеку. Мне ничего не нужно, – резко отрезал Марков.
– Ну и помогайте на здоровье, кто вам мешает? А деньги тут причем? – не смутился Юрий Борисович. – Вы обеспечиваете концерты группе «Лицедеи» во Дворце культуры завода. Вполне законное действие, есть соответствующая статья расходов, могу выплатить по ведомости – мне даже лучше. Если не хотите сами светиться, найдите кого-нибудь, на чью фамилию можно оформить…
– Я же уже сказал, мне ничего не нужно, – оборвал велеречивого директора Марков.
– Он не подведет? – озабоченно спросил Полунин, когда Юрий Борисович уехал. – Уж больно все гладко и просто получается. К тому же, ты заметил, он в обед бутылку водки выпил? Может, просто по пьяни трепанул.
Юрий Борисович не подвел, не подвели «Лицедеев» и в обществе «Знание». Ташкентские гастроли прошли, иначе и не скажешь, с блеском. Как говорится, под занавес Аркадий договорился с местной студией телевидения и сам провел в прямом эфире часовую творческую встречу с артистом Вячеславом Полуниным.
***
– Привет! Ты где новый год собираешься встречать? – позвонил Полунин в конце декабря. «Лицедеи» частенько вспоминали ташкентские гастроли, Полунин и Марков перезванивались не часто, но друг друга не забывали.
– А ты в Ташкент собираешься? – обрадовался Марков.
– Как раз наоборот. Есть возможность новогодние праздники в Питере провести. Так что я тебя приглашаю. Приезжай, не пожалеешь. С Сергеем Юрским повидаешься, с друзьями тебя познакомлю. Из Таллина Довлатов грозился приехать, если приедет, то к нам заглянет обязательно.
Конечно, Аркашке очень хотелось увидеться и с Юрским, и со Славой Полуниным, но встретиться с Сергеем Довлатовым… Об этом он и мечтать не мог. В Союзе его тогда еще практически не издавали, но кое-что самиздатовское этого автора Аркадию прочесть удалось. Он был в восторге от необычного, своеобразного стиля Довлатова, его неподражаемого юмора.
– А как с гостиницей, мне самому озаботиться или ты подсуетишься? – спросил он Полунина.
– Обидеть хочешь, – притворно заныл Асисяй. – Обидеть артиста может всякий, приласкать – никто. А если серьезно, то после того, что ты в Ташкенте нам сделал, мы тебе не то что гостиницу, мы тебе Романовский дворец должны. Ни о чем не беспокойся. Ты будешь в гостях у «Лицедеев».
– Вот это меня и пугает, – пошутил Аркашка фразой из известного анекдота, уже в тот момент решив для себя, что поедет.
***
От судьбы, как известно, не убежишь, и в Книге судеб все про нас уже начертано. Вот и он не убежал, открыл свою «страничку».
***
Когда «Лицедеи» были на гастролях в Ташкенте, Полунин пожаловался Аркадию, что самая большая для них проблема – это обувь.
– Понимаешь, с костюмами проще. Часть из того, что покупаем, перешиваем, часть даже сами шьем, а вот с обувью просто беда. По большому счету нам нужна бракованная обувь больших размеров, но я сколько раз бывал на обувных фабриках, на меня везде как на придурка смотрят.
И вот теперь, вспомнив этот разговор, Аркадий отправился к директору обувной фабрики. Через три дня он уже ломал голову, как потащит в Ленинград эту огромную коробку, наполненную обувным браком.
Самолет прилетел ночью. Никого из знакомых «лицедеев» видно не было. Раздосадованный Аркадий вышел из здания аэропорта, не представляя, куда ему направиться. В этот момент что-то громко хлопнуло и на него просыпался целый поток конфетти. Вспыхнули с десяток маленьких фейерверков, запищали пищалки, кто-то бил в бубен, а к нему на ходулях приближался в балахоне и своей знаменитой красной нашлепке на носу тот, кого уже вскоре в Великобритании провозгласят величайшим клоуном эпохи, – Вячеслав Полунин. Марков степенно приблизился и спокойно, словно ничего удивительного не происходило, обернулся к стоящему поблизости одному из актеров и сказал:
– Пусть принесут кастрюлю.
Увидев недоумение, пояснил:
– Так до Славки не дотянусь, надену ему на голову кастрюлю и за ручки подтянусь, чтобы в щечку поцеловать.
– Ага! – восторженно завопил Асисяй. – А что я вам говорил – Маркова смутить невозможно!
Он спрыгнул с ходулей, обнял друга и из необъятных недр своего балахона извлек бутылку коньяка.
– По граммулечке за встречу, – провозгласил Полунин, и бутылка пошла по кругу. Встречающих было столько, что каждому разве что по граммулечке и досталось.
Увидев огромную коробку, Слава засмеялся и, пытаясь подражать узбекскому акценту, заголосил:
– О! Ташкентский фрукты-мрукты, дыни-мыни. Подходи народ, свой огород, половина сахар, половина мёд.
– А ты загляни, загляни в коробку-то, – вкрадчиво посоветовал ему Аркадий. – Заодно и на зуб попробуешь.
Полунин открыл коробку и обомлел:
– Братцы, да это же целое богатство.
«Лицедеи», смеясь и балагуря, стали вырывать друг у друга из рук несуразную обувь, крича: «Это мне, это мне подойдет!» Шумной толпой они ввалились в свой автобус, который им, бывало, и домом служил, и отправились в город.
Аркадий несколько раз бывал в Ленинграде, но не настолько хорошо знал город, чтобы сориентироваться, куда они едут. Остановились возле семиэтажного, явно старого, каменного дома. Ребята остались в автобусе, вдвоем со Славой поднялись на третий этаж. Дверь им открыла высокая стройная светловолосая девушка. Заспанная, в домашнем халатике, она не ушла, а словно растворилась.
– Арина, ты куда подевалась? – крикнул куда-то вглубь квартиры Полунин, но, не услышав ответа, махнул рукой и заявил решительно:
– Без нее управимся. Значит, так. Ты ложись спать – я тебе сейчас все покажу. Завтра у нас утренняя ёлка для детишек очень больших начальников. Обещали дать подарки не только детям, но и артистам. Надеюсь, кроме конфет и мандаринок там что-нибудь посущественнее будет. Арина тебя завтраком накормит, а после утренника я к тебе заеду.
– Слава, а мы где и кто эта Арина?
– Арина моя двоюродная сестра, а может, племянница, я в этой генеалогии-гинекологии ни хрена не смыслю. Но девчонка она очень хорошая и начитанная, так что вам будет о чем с ней поговорить. Квартира это ее, от родителей ей досталась, мы, кстати, и Новый год будем здесь встречать – места на всех хватит.
***
Насчет поговорить Полунин явно переоценил свою сестру, или племянницу. Вот уж если кто и стопроцентно соответствовал значению своего имени, так это Арина – спокойная. Даже слишком.
Такой молчаливой женщины Маркову в своей жизни еще встречать не приходилось. Самое интересное, что, обходясь какими-то отдельными словами, Арина умудрялась изъясняться вполне даже понятно.
Едва он утром появился на пороге отведенной ему комнаты, возникшая из ниоткуда Арина жестом показала на дверь в коридоре – ванная.
На кухне она промолвила еще несколько слов: «чай», «кофе». Аркадий понял, что ему предоставляется выбор. Арина поставила перед ним тарелку с омлетом – тут выбора не было, кивнула на сахарницу, хлебницу, тарелочки с нарезанным сыром и докторской колбасой. Значит, можно есть, понял Аркашка и уговаривать себя не заставил.
Арина, с кружкой, от которой исходил аромат крепкого кофе, устроилась рядом. Во время завтрака она не произнесла ни слова. Но ее молчание не тяготило. У девушки был добрый взгляд, и когда она поднимала глаза на гостя, ему казалось, что она смотрит на него… ободряюще, что ли. Он сам не мог точно сформулировать свои мысли. Единственное, что понимал отчетливо, – в этом незнакомом доме он чувствует себя вполне даже уютно.
После завтрака Арина проводила гостя в гостиную, включила телевизор. Она уже хотела уйти, когда Аркаша остановил ее вопросом:
– Вы всегда такая молчаливая или вам неприятно мое присутствие? Я могу уйти.
– Ой, ну что вы. Просто Славка сказал, что вы из Узбекистана и плохо русский язык знаете, так чтобы я вас не смущала своими разговорами.
«Ну, хохмач, не может без розыгрышей, – подумал Аркашка и озорно решил: – Розыгрыш так розыгрыш».
– Нет, Арина, русский язык я перед поездкой в Ленинград мала-мала подучил, так что мы теперь все понимаем, – он заговорил с дурашливым узбекским акцентом. – Я хочу, чтобы вы мне шуть-шуть помогали.
– Конечно, конечно, что нужно делать?
– Видите ли, Арина, у вас тут только диван, кресла, стулья, я и так во время завтрака с непривычки себе спину натер. Не могли бы вы принести подушки, мы, узбеки, привыкли на полу сидеть, обложившись подушками.
Ни слова не говоря, она вышла и вернулась в гостиную, притащив несколько постельных подушек в белых наволочках. Аркашке, конечно, жаль было пачкать эту белизну, но роль следовало отыграть до конца. Вальяжно развалившись на подушках, он спросил: «А который час в Ленинграде? У меня же часы ташкентское время показывают».
– Двадцать минут одиннадцатого.
– О, надо торопиться. Скоро казан привезут. Арина, куда можно ковер деть?
– Ковер? – у нее округлились глаза.
– Ну да, ковер. Понимаете, – едва сдерживая смех, стал объяснять Аркашка. – Сейчас мои люди привезут сюда узбекский казан, кирпичи и дрова. Вот здесь, – он указал на центр комнаты, – я сооружу очаг и буду к новогоднему столу готовить плов. Так что ковер от огня может пострадать. Лучше всего его свернуть и вынести куда-нибудь.
И без того неразговорчивая, девушка явно потеряла дар речи. Аркадий решил, что с нее достаточно.
– Арина, я рассажу вам анекдот. Российский инженер, ну, скажем, из вашего Ленинграда, собирается ехать в командировку в Узбекистан. Маленький сынок его просит: «Папа, папа, привези мне оттуда маленького узбечёнка».
«Ну что ты, сынок, – возражает папа. – Как можно? У него же тоже папа есть и мама…»
«Ну хорошо, – уступает сынок. – Тогда хотя бы шкурку».
Арина было рассмеялась, потом нахмурилась:
– Это вы к чему?
– Это я к тому, что у нас вовсе не такой дикий край, как вам представляется. На филфаке университета, где я учился, кстати, было очень много ребят – узбеков. Некоторые из них так владеют русским языком и настолько великолепно знают русскую литературу, да и не только русскую, что мне перед ними стыдно бывает за свое невежество. Но Славке за розыгрыш мы все-таки «пятерку» поставим, вы же ему поверили.
Впервые за все утро она улыбнулась:
–Поверила.
Подушки были водворены на место, Арина спросила:
– Вы, как мне кажется, большой патриот своего края. А вы что-нибудь слышали о раскопках на могиле Тимура? Рассказывают всякие ужасы, что чуть ли не из-за этих раскопок Великая Отечественная война началась.
– Не просто слышал, а лично знаком с оператором, который 21 июня 1941 года снимал эти раскопки…
Арина слушала молча, не перебивая ни единым словом. Уж что-что, а молчать и слушать она умела, как никто.
В какой-то момент Аркадий поймал себя на мысли, что хозяйка дома никуда не торопится, сидит, спокойно слушает, не рвется на кухню. Новый год через несколько часов, а она ни оливье не строгает, ни селедку под шубой не варганит. И вообще, в доме нет никого запаха, присущего праздничному приготовлению. Все выяснилось вечером, когда многочисленные гости приволокли с собой всякой снеди. Всех насмешил цирковой акробат Сеня Курбанов. Они с женой притащили целый мешок яблок.
– А что делать? Вы же знаете, в цирке каждый, кто имеет дело с животными, с их стола и кормится. Хорошо дрессировщикам львов и тигров – им мясо дают. А у нас с Зойкой ослик. Ему по рациону только яблоки и соль положены, – оправдывался Сеня, доставая из кармана две бутылки шампанского.
– А шампанское вашему ишаку на Новый год выдали? – не сдержался Аркашка, хотя Курбанова видел впервые. Впрочем, он уже знал, что самые общительные, простые и безалаберные из всех актеров – это цирковые.
***
Ближе к одиннадцати вечера стали шумно рассаживаться за стол. Кому-то не хватило места, притащили столик из кухни.
– Аркаша, усади Аришку рядом с собой, а то ей в итоге места не достанется, – озабоченно попросил его Слава.
Просьба была нелишней. Арина ничем не показывала, что она – хозяйка дома, и гости всем распоряжались сами. Видно было, что многие из них здесь уже бывали не раз, прекрасно знали, где находится посуда, откуда принести стулья, табуретки.
Уже собирались открывать шампанское для встречи Нового года, когда в комнату ввалился огромный чернобородый человек.
– Решил из Таллина на машине добираться, как раз оказия была, да время не рассчитали, – заговорил он.
– Серега, ты бы не был Довлатовым, если бы с тобой по дороге ничего не приключилось. Честное слово, если бы ты приехал вовремя, на тебя бы никто не обратил внимания, – пошутил один из гостей.
– Намекаешь, что я опоздал специально, то есть со злым умыслом. А это неправда, – возразил Довлатов. – И вообще, кто знает, что отличает порядочного человека? Порядочный человек – это тот, кто делает гадости без удовольствия. А я и есть истинное воплощение человека порядочного.
Он победоносно ухмыльнулся и неожиданно закричал что было сил:
– А Ленка где? Я без жены Новый год отмечать не буду, – бушевал Довлатов.
– Да здесь я, здесь, не шуми, – приблизилась к нему молодая женщина. Когда она пришла и где до сих пор была, никто не знал и не заметил.
Довлатов уселся на стул, который под его весом жалобно скрипнул. Снял пиджак, повесил на спинку стула, длинные рукава воланами разлеглись по полу. Аркадию очень хотелось поговорить с писателем, но Сергей вскоре уехал, заявив, что за ночь ему еще надо успеть побывать в трех местах. «Ты со мной?» – спросил он жену тоном, каким обращаются к малознакомым людям. Она молча поднялась и пошла за ним следом.
***
Это была сумбурная ночь. Одни гости уходили, другие приходили. Трижды являлись Деды Морозы, один из них, наиболее буйный, требовал, чтобы ему немедленно заплатили. Когда его вывели на лестничную площадку, малость помяв, он протрезвел и заявил: «Деда Мороза бить нельзя, – и резонно добавил: – Не могу же я завтра перед детьми с синяками на роже показаться».
Удивила Маркова Арина. Она почти не пила, к еде, кажется, вообще не притронулась, в основном молчала. Но на протяжении всей ночи Аркадий ловил на себе ее испытующий взгляд.
– Вы в Ленинград надолго? – спросила его Арина, когда уже почти все гости разошлись, а оставшиеся прикорнули, где сумели.
– Завтра хотел улететь, если билеты достану.
– Может быть, задержитесь на пару дней, я вам Ленинград покажу, в Эрмитаж бы сходили.
– Вообще-то на работу надо… – неопределенно ответил Аркадий.
Она пришла в его комнату, когда уже было совсем светло. Молча, ни слова не произнеся, легла рядом. Даже дыхания ее, и то почти не ощущалось. Позже, много времени спустя, Аркадий не раз имел возможность убедиться: молчаливая, покорная и уступчивая, Арина, если принимала какое-то решение, то шла к своей цели настолько твердо, что не было никой силы сбить ее с пути.
Он улетел через два дня – раньше билетов не было. В самолете пытался вспомнить эпизоды своего пребывания в городе на Неве, но перед ним неотступно стояло лицо Арины, ее взгляд, наполненный каким-то особым смыслом. И ожиданием. Может, она слов от него каких-то ждала. Но каких? Он и сам не знал.
***
Два раза за полгода он прилетал в Ленинград, летом в Ташкент прилетела Арина. Он свозил ее в Самарканд и Бухару. Она смотрела молча, но ее глаза лучше всяких слов красноречиво говорили о восхищении. Потом он несколько месяцев беспрестанно мотался по командировкам, позвонить было недосуг. Она позвонила сама, застала его в редакции. Даже не поздоровавшись, своим обычным ровным и тихим голосом сообщила:
– У меня будет ребенок.
– И ты хочешь, чтобы я стал крестным отцом? – шутка получилась неуклюжей, даже дурацкой.
Арина не обиделась, спокойно возразила:
– Родной отец не может быть крестным своему ребенку.
Все стало на свои места. Закончились сомнения и терзания. Ребенок решал все.
– Ты хочешь, чтобы мы поженились в Ленинграде или в Ташкенте? – спросил он таким тоном, будто между ними все уже давно было решено и оговорено, осталось только уточнить незначительные технические детали.