Олег Александрович Якубов
Вернувшийся к ответу
День выдался хлопотным, у премьера было много встреч. На приеме у президента России Ельцина задержались изрядно, решили пресс-конференцию не проводить, задать лидерам государств только по одному вопросу. К Ельцину, по единогласному решению коллег, обращался Марков – ведь он знал русский язык. А может, не только поэтому…
Поздней ночью группа журналистов вернулась в отель. Старший премьерского пула Рони Бекман, известный и авторитетнейший политический обозреватель, предложил пройти в бар и пропустить по стаканчику. Когда определились, кто что пьет, Бекман предложил: «А теперь пусть молодой коллега поведает нам, как ему удалось попасть туда, куда все мы, не скрою, пытались проникнуть и потерпели полное фиаско».
Аркадия слушали не перебивая, лишь в тех местах, где он изображал Никифорова, раздавался смех. Особенно по душе пришлась коллегам фраза «Первый раз за год в баню пошел». Когда он закончил, Рони торжественно пожал ему руку:
– Выражу общее мнение, что подобные репортерские подвиги навсегда остаются в анналах мировой журналистики. Это прекрасная работа, коллега. Так скажет любой.
Глава тринадцатая
Девятнадцатый день рождения Аркаша решил пусть скромно, но отметить. Он теперь был обладателем отдельной комнаты. Не совсем, правда, обладателем – всего лишь квартирантом, и не совсем комнаты – баптист Фёдор оштукатурил стоявший в глубине двора курятник, прорубил в стене окно, поставил печку-буржуйку и затащил кровать с панцирной сеткой, назначив за это великолепие несмышленому квартиранту двадцать рублей в месяц. Аркашка приобрел постельные принадлежности и за пятёрку – кухонный шкафчик, который можно было использовать и как обеденный, и как письменный стол. Фёдор оглядел, как обживается жилец, поскреб густую бороду и произнес:
– Занавеску повесь, плотную, – и пояснил свою мысль: – Ты парень молодой, запрещай, не запрещай, всё одно – девок водить будешь. А у меня дети. Не надо им этого видеть.
Прикинув, что больше четырех человек в комнатенке не разместить, Аркадий позвал на день рождения своего начальника Марка, фотокора Борю и заместителя ответсекретаря Марата, с которым за последнее время не то чтобы сдружился, но несколько раз, во время ночных дежурств, подолгу беседовал о книгах.
Вспомнив, как мама готовила изумительный салат из печени трески, Аркаша отправился в гастроном. Чего-чего, а этих консервов, по всей стране дефицитных и считавшихся деликатесом, в Андижане было навалом. Местные узбеки почему-то тресковой печенью брезговали, внешний вид продукта не внушал им доверия. Прикупив на базаре целую кучу острых и пряных корейских салатов, остался весьма доволен своим угощением. На горячее он купил в чайхане тандырную самсу, решив, что сумеет ее разогреть на «буржуйке».
Первые гости – Марат и Боря – пришли в точно назначенное время. Марат преподнес трубку с длинным изогнутым мундштуком и пачку табака «Золотое руно». Боря, загадочно улыбаясь, сказал, что его подарок – сюрприз, и громко хлопнул в ладоши. На пороге появилась худенькая невысокая девушка с густой копной русых волос и серыми, в пол-лица, глазищами.
– Знакомься, – сказал Боря, – это Зойка, мой подарок. Узнаешь поближе, расставаться не захочешь.
Девушка, судя по всему, знала, куда и зачем идет, но сейчас была явно смущена происходящим – уж больно неприкрыто циничен был в своей бесцеремонной откровенности Боря. Чтобы сгладить неловкость, Марат, самый старший из всех присутствующих, предложил выпить за новорожденного.
– Да как-то неудобно, может, все-таки Марка подождем, – засомневался Аркадий.
– Хотя нас не семеро, а всего четверо, но мы никого ждать не будем, – веско возразил Марат. – Выпьем и закусим. У тебя где-то самса припрятана, мой нос не проведешь, я чую, я все чую, – балагурил Марат.
Гости накинулись на еду с таким энтузиазмом, что Аркадий поневоле забеспокоился, останется ли хоть что-нибудь опоздавшему. По своей неопытности он с закусками явно не рассчитал и теперь лихорадочно соображал, как выйти из щекотливой ситуации. Впрочем, все быстро насытились.
– Пойдем, покурим, – предложил Марат.
– Да кури здесь, я потом проветрю, – разрешил гостеприимный хозяин.
– Нет-нет, пойдем, нам самим надо проветриться, – настаивал Марат.
Курить Аркадий начал не так давно, занятие это, признаться, ему доставляло мало удовольствия, но в редакции курили все, а за компанию, как известно… Выщелкнув из пальцев окурок, Марат тут же достал из пачки новую сигарету, но, так и не прикурив, решительно произнес:
– Да не смотри ты каждую минуту на часы – Марк не придет. Он мне позвонил перед самым моим выходом из дому и сказал, что у него горло болит.
Они направились в сторону комнаты, когда Марат взял Аркадия за рукав, приостановил его и снова заговорил:
– Аркадий, я тебя обманул. Марк не заболел. Он не захотел к тебе приходить. Если совсем уж быть точным, то он и не может к тебе прийти. Дело в том, что вчера у него состоялся разговор с Рубеном и Марк сказал, что тебя надо уволить. Он считает, что из тебя никогда не получится журналист и не надо тебе портить жизнь и терять время. Ты, по его мнению, должен вернуться домой, получить высшее образование, выбрать себе какую-то другую специальность. Так он считает, – еще раз повторил Марат. – Я сначала не хотел тебе об этом говорить, чтобы не портить день рождения. Но потом решил сказать. Если ты мужик, ты будешь за себя бороться и докажешь всем, на что ты способен. Ну, а если нет, то, значит, я в тебе ошибся.
– Бороться? Доказывать? Как, кому?
– Себе, в первую очередь – себе. Поверишь в себя сам, поверят и остальные, – убеждал его Марат. – Послушай, редактор только выслушал Марка, но никакого решения еще не принял. Завтра он тебя вызовет, хочет дать какое-то задание, вроде испытательного. Ты должен отнестись к э тому заданию очень серьезно. Если тебе что-то будет непонятно, посоветуйся со мной, я помогу. А теперь покажи себя настоящим мужчиной. Пойдем праздновать дальше, и не показывай виду, что у тебя на душе кошки скребут. Знаешь такую байку: «Если на душе скребутся кошки, надо кошек покормить»?
– Ты иди, я покурю еще.
– Ну нет, так с гостями не поступают. Хватит раскисать, я тебе сказал – идем, и не хнычь.
Они вернулись, продолжали выпивать, закусывать. Гости шутили, Боря беспрестанно рассказывал какие-то истории, над которыми сам громче всех и смеялся. Наконец, он еле этого дождался, стали прощаться. Под предлогом помочь хозяину навести порядок, Зойка задержалась. Ему было все равно.
Девушка, прибираясь в комнате, рассказала, что в Андижан она приехала из отдаленного района, граничащего с Киргизией, здесь учится на последнем курсе медучилища, живет в общежитии. Борю знает уже несколько лет, он для их училища делал фотографии, а Аркадия видела с Борисом на улице, и он ей очень понравился… Аркадий слушал её и не слышал.
Когда забрезжил рассвет, он все еще не спал. «Подарочная» Зойка не смогла его утешить и, понимая женским своим нутром, что что-то сложилось не так, утром невесть за что стала извиняться. Прощаясь, она сказала:
– У меня телефона нет, если хочешь, оставь мне свой номер. Я позвоню, – и повторила: – Если хочешь.
На вырванном из блокнота листочке он накарябал свой номер, так ничего девушке и не ответив. Мысли его были заняты совсем другим.
***
На ежедневной утренней планерке Марков сидел как на раскаленных углях. Зная, что никакие секреты в редакции не держатся, он думал, что о разговоре Кошеватого с редактором уже знают все. И теперь ему казалось, что все смотрят только на него. Едва дождавшись окончания планерки, он заспешил на выход, когда раздался голос Сафарова: «Марков, задержись на минутку».
Протянув Аркадию довольно помятый конверт, Рубен Акопович, перебирая бумаги, сказал: «Прочти прямо здесь, потом объясню, что надо делать». Анонимный автор сообщал, что у них в колхозе творятся форменные безобразия. С началом уборочной страды школьников отправляют на сбор хлопчатника. За работу им выписывают деньги, чаще всего по завышенным расценкам. Но эти деньги присваивает главбух колхоза, делясь с председателем и секретарем парткома колхоза.
– Прочел? – осведомился редактор. – Тебе нужно съездить в этот колхоз. К сожалению, в глубинке подобные финансовые нарушения встречаются нередко. Так что, думаю, факты, изложенные в письме, подтвердятся. Советую тебе поговорить с родителями школьников, подними в бухгалтерии ведомости, посмотри, кто в них расписывался – детский почерк от взрослого отличить нетрудно. Одним словом, поезжай. Колхоз этот на самом краю области находится, хорошо, если к обеду доберешься. Но я тебя не тороплю. В крайнем случае заночуешь в райцентре. Я позвоню в райком, чтобы тебе помогли с размещением. Ты там будь повнимательнее, разберись во всем как следует.
Ни словом, ни намеком Сафаров не обмолвился о разговоре с Кошеватым, и Аркадий решил, что называется, сам прозондировать почву.
– Рубен Акопович, это важное задание?
– Что за дурацкий вопрос, Марков? Разве может быть в редакции неважное задание? У нас всё важно. Но если говорить конкретно об этом письме, то это, как ты видишь, анонимка, хотя, скорее всего, правдивая. Поэтому я тебя и посылаю с проверкой.
Он все прекрасно понял, мудрый и прозорливый Сафаров, умеющий балансировать даже в самых высоких властных кабинетах. А уж этого мальчика можно было прочесть как открытую книгу. Рубен Акопович относился к приезжему парнишке с симпатией. Ему нравились его интеллигентность, начитанность, он прекрасно знал, стукачей хватало, что с местными выпивохами Аркадий не сближается. Но вот с работой у него пока явно не ладится. Впрочем, тут и вина его начальника тоже есть. Марк Кошеватый только и думает, что о своем кармане, для него ничего важнее не существует. Вместо того чтобы помочь новичку, просто не обращает на него внимания, а теперь вот делает скоропалительный вывод – из редакции, мол, долой. Ладно, решил про себя Сафаров, поглядим, на что он годен.
***
Маленький автобус пазик был набит битком. Из областного центра в район всяк ехал груженный мешками, свертками. Корзинами, которые сгрудившись в проходе, всем мешали. Три часа несносной тряски по осенней хляби и бездорожью показались Аркадию вечностью. А еще надо было добираться до колхоза. Но тут ему повезло с попуткой, и уже вскоре он стоял у приземистого одноэтажного здания с вывеской «Правление колхоза имени Кирова». Все двери в правлении были распахнуты настежь, но ни в одной из комнат никого не было. Только в самом конце коридора он увидел склонившуюся над бумагами женщину, закутанную в теплый меховой платок. Марков представился. Женщина подняла на него усталые глаза, произнесла певучим голосом: «Не иначе наш Викулов опять что-то написал. Ведомости проверять будете?»
– Почему вы решили, что мне нужны ведомости? И кто такой Викулов? – Марков был явно обескуражен.
– Викулов – это наш бывший главбух. А теперь его должность я занимаю. Вот он и пишет анонимки – на меня, на председателя колхоза и на секретаря парткома, с того самого дня пишет, как его отправили на пенсию. То есть уже два года. Пишет во все инстанции, что мы воруем деньги и делим их между собой. Поэтому все проверяющие начинают с ведомостей.
– Но если все письма анонимные, то откуда известно, что их пишет некий Викулов? – усомнился журналист.
– Так это он сейчас стал анонимки писать. А раньше подписывал своей фамилией. Я, говорил, рано или поздно все равно с вами счеты сведу, спокойной жизни не ждите.
– А о каких все-таки счетах идет речь, если он ушел на пенсию? – уточнил Марков.
– Викулов был замешан в различных махинациях, в итоге его, как говорится, за руку поймали. Часть денег он вернул, ну вот председатель его и пожалел – пожилой человек, всю жизнь здесь прожил. Да и сор из избы, если уж честно говорить, выносить не хотелось. Сами понимаете, председателя бы тоже по голове не погладили за то, что расхитителя у себя под боком не заметил.
Аркадий достал письмо, сверился, хотя все фамилии помнил прекрасно.
– Так значит, вы – Кариева? Вот бы не сказал.
– Кариева, Кариева, – открыто улыбнулась женщина. – Но Кариева я по мужу. А в девичестве-то я Сафонова, Наталья Анатольевна Сафонова. Но вот вышла замуж и здесь оказалась. Да и прижилась. По-узбекски говорю лучше, чем мой муж по-русски.
Аркадий озадаченно потер лоб. Ситуация складывалась поистине необычная. Автор письма в первую голову обвиняет во всем эту самую Кариеву – она, дескать, главный организатор хищений, а раис – председатель и секретарь парткома у нее просто на подкормке, вот и помалкивают. А теперь выходит, что он, представитель газеты, расследующий всю эту грязную историю, беседует с главной обвиняемой. Понятное дело, что она высказывает ему все так, как ей выгодно. Что же делать?
Его размышления прервала Наталья Анатольевна:
– Товарищ Марков, а как ваше имя, я не расслышала.
– Аркадий Александрович, – солидно представился он.
– Так вот, Аркадий Александрович, вы наверняка с дороги проголодались. Ни раиса, ни секретаря парткома сегодня не будет, они в Андижан уехали, только завтра вернутся, а то и послезавтра. Давайте пойдем ко мне домой, я вас покормлю. А потом советую вам навестить Викулова. Послушаете, что он вам скажет, наш Эмиль Хайдарович Викулов.
«А что, это мысль – пойти побеседовать с предполагаемым автором письма, вот только надо какой-нибудь предлог придумать», – мелькнуло у в голове у Маркова, и он ответил:
– Знаете, я, пожалуй, прямиком к Викулову отправлюсь. Подскажете, как его разыскать?
– Вы как настоящий мусульманин, – снова рассмеялась Кариева и неожиданно витиевато высказалась: – Отказываетесь от моего угощения, потому что человек, преломивший в чужом доме хлеб, не имеет права на враждебные действия по отношению к тому, кто его угощает.
– Ну зачем вы так, Наталья Анатольевна? – смутился Аркадий. – Ничего такого я ввиду не имел, просто тороплюсь…
– Ну ладно, ладно, только знайте – в доме Викулова вам и стакана воды не предложат. Так что, может, хоть чаю попьете?..
***
Викулов жил в основательном, сложенном из камня просторном доме. В комнате, куда его пригласили, стоял добротный импортный гарнитур, глубокие кресла и диван были затянуты парусиновыми чехлами, сиденья стульев защищены целлофановой пленкой. «Летом, поди, как муха к липкой бумаге к этим стульям прилипнешь», – подумал Аркадий, пока Викулов, нацепив на нос очки, тщательно изучал его редакционное удостоверение.
– Чем могу? – осведомился хозяин.
Марков поведал, что в редакцию поступило письмо. Изложенные в нем факты нуждаются в проверке.
– Могу я ознакомиться с письмом? – осведомился Викулов.
– К сожалению, документы подобного содержания из редакции выносить строго запрещено, – с ходу придумал Аркадий.
– Понимаю, понимаю, – закивал хозяин дома. – Ну а ко мне вы, собственно, с чем пожаловали?
– Ну, как же, вы много лет были главным бухгалтером колхоза, кому, как не вам, знать подлинное положение дел и способы, так сказать, неправомерных действий некоторых ответственных лиц, – довольно прозрачно изложил журналист заранее придуманную легенду посещения этого дома.
– Да уж знаем, знаем, на что они способны, эти, с позволения сказать, ответственные лица.
Сняв очки и предложив гостю сесть, Эмиль Хайдарович… полностью, слово в слово, процитировал свое письмо, отправленное в газету.
– А не подскажете, кто бы мог написать нам такое письмо? – наивно поинтересовался Аркадий.
– Любой честный человек, – напыщенно ответил Викулов.
– Но честному человек нечего бояться, и если он пишет правду, то зачем ему прятать свое имя? – возразил Марков.
– Вы еще слишком молоды, чтобы судить об этом, – с явным раздражением заметил экс-главбух. – Вы просто не знаете, на что способны эти люди.
На улице давно уже осела темень, возвращаться в Андижан не имело смысла, да и вряд ли в такое время в этой глухомани ходили автобусы. Марков зашел на почту, позвонил в редакцию, предупредил ответсекретаря, что заночует в райцентре. За перегородкой сидела совсем молоденькая девушка, по виду вчерашняя школьница, и перебирал бланки телеграмм. И тут Аркадию в голову пришла шальная мысль.
– На праздник много телеграмм отправляете? – спросил он девушку.
– Много, – кивнула она.
– Покажите мне бланки телеграмм, которые отправляли недавно на праздник, – потребовал он.
– Нельзя, – испуганно округлила глаза девчушка. – Нельзя посторонним показывать.
– Я не посторонний, – внушительно произнес Марков. – Мне можно, – и он извлек из кармана удостоверение газеты в красной обложке.
Красный цвет подействовал магически, перед журналистом легла целая стопка телеграфных бланков. Перебирая один за другим, он уже вскоре увидел фамилию Викулова – дядя поздравлял своих племянников в Стерлитамаке. Отобрав еще два бланка с более или менее похожими почерками, он, воровато озираясь, незаметно для почтовой девушки спрятал все три телеграммы в карман и вернул ей стопку бланков. Аркадий понимал, что по сути совершает преступление, к тому же он не совсем отчетливо представлял себе, для чего нужны ему эти телеграммы. В тот момент им просто овладел азарт, тот самый азарт, что гонит человека вперед, лишая возможности задуматься о последствиях.
***
Утром в правлении председатель колхоза оказался на месте. Выяснилось, что по подобному же анонимному письму он отдувался в областном комитете народного контроля, а секретарь парткома – в обкоме партии.
– Житья от него нет, строчит и строчит, – пожаловался председатель. – Сам виноват, его, мерзавца, под суд надо было отдать, а я пожалел. Его пожалел и за себя испугался, чего уж теперь скрывать.
– А почему он анонимки пишет? – поинтересовался журналист, решив перепроверить то, что накануне узнал от бухгалтера Кариевой.
– Он поначалу начал свои жалобы подписывать, нас комиссии замордовали. А потом на правлении колхоза ему такую взбучку устроили, что он при всем народе клятву дал, что больше жалоб писать не будет. На какое-то время притих, а потом, видать, додумался и стал писать анонимки.
Еще полдня провел Аркадий в колхозе, изучая документы, разговаривая с родителями, чьи дети ездили на сбор хлопка. Все уверяли, что расчет с их детьми был произведен полностью и без задержек. Только один папаша высказался в том духе, что пора уже обходиться без школьников.
«Какие науки у них в голове могут остаться, если они не уроки учат, а то и дело на хлопковом поле торчат, горячился возмущенный родитель. У нас даже стишок об этом сложили: «Нет голов, но много попок – дети собирают хлопок».
К делу, которое приехал разбирать Аркадий, этот разговор, однако, отношения не имел, и, выпросив у раиса машину до райцентра, где он пересел в автобус, Аркадий часам к десяти вечера благополучно добрался до своего курятника, где первым делом жарко растопил «буржуйку».
***
Редакция областной газеты соседствовала с областным отделом милиции, у них даже столовая была общая. Когда Аркадий обратился со своей просьбой к начальнику научно-технического отдела, капитан милиции Славик Родионов, метр пятьдесят на коньках и в кепке, по кличке Циклоп, поначалу даже не понял, о чем речь идет. Но когда въехал, оторопел:
– Ты чё, стырил эти телеграммы, что ли? Дак ты же самый что ни на есть наш контингент. По тебе тюрьма плачет.
Потом успокоился и спросил уже серьезно: – Скажи, чувак, а что тебе это даст? Ну установим мы почерк. Так это же такая же незаконная экспертиза, как и твое изъятие телеграмм с почты. Сослаться на результат ты не можешь…
– Понимаешь, Слава, мне надо точно знать – он это или не он. Тогда у меня руки будут развязаны. Я не могу обвинять человека только на основании своих подозрении и интуиции.
– Ска-жи-те, какой щепетильный. Воровать из государственной организации документы он может, а подозрения свои высказать ему совесть мешает. Ладно, я этих херовых анонимщиков сам терпеть ненавижу. Давай свои бланки и письмо, завтра получишь ответ.
– Славик, с меня бутылка!
– Ни-ни, никаких бутылок. Это уже взятка. Если возьмут за жопу, скажу, что согласился тебе помочь по дурости. Дурака еще простить могут, взяточника – никогда.
На следующий день Циклоп протянул телеграмму Викулова, сказал: «Этот».
– Точно? – переспросил Аркадий.
– Точнее не бывает – почерк характерный.
Свой газетный материал Марков построил в виде открытого письма анониму. Указывать фамилию Викулова он не имел права, обозначил его литерой «В» и, обращаясь непосредственно к анонимщику, подписал свое открытое письмо весьма эффектно: «Неуважающий вас А. Марков, спецкор «Андижанской газеты».
Статья была подана броско, тема – злободневная, одним словом, как говорят актеры после удачной роли: «В это утро я проснулся знаменитым». Знаменитым Аркадий пока еще не стал, но опытные газетчики углядели в этом материале умение, а главное – стремление молодого коллеги добраться до сути.