Степан Витальевич Кирнос
Во имя порядка: у истоков Союза
«Киранийские мудрецы», – прошептала про себя девушка, принёсшая книгу. Она помнит эту организацию с детства, когда присоединилась к ней. В памяти возникли образы, страшные картины казни отца, который посмел не просто сказать слово критики в сторону Рождённых Светом, а даже собрал кружок возле себя тех, кто сомневается в их божественности. Этого было слишком даже для такого вольного края как Кира. И по приговору суда, его отправили в мир эфирный на эшафоте. Её единственного отца… её любимого и единственного родителя. Она ничего не могла сделать, только безмолвно смотрела на то, как палач заносит секиру. Ей было больно, страшно и дико обидно. В тот день она поклялась, что приложит руку к падению режима Рождённых Светом, что изменит этот мир. И спустя несколько лет её нашли «Киранийские мудрецы» и в нём она нашла смысл жизни. Ей нравилось, что годами «мудрецы» вербовали народ из числа жертв репрессий, привлекали идеи свободы выбора всего, чего только можно. Но самое главное, что её манило – они молвили, что не должно наказывать людей за их мнения, какими бы безумными они не были.
– Братья и сёстры, настало время для слова! – вся комната наполнилась звуками усиленной молитвы божеству освобождения, единственному безличному духу, которому поклоняются культисты.
Народ стал собираться – мужчины и женщины тянутся к трибуне, садятся на ковры и ждут, когда начнётся речь мастера культа. Прошуршав балахоном, чернокожий мужчина встал на трибуну и положил книгу, став говорить возбуждённо:
– Братья и сестры, наша община. «Киранийские мудрецы», существует давно. Семя, посаженное здесь посланником из Нерима растёт и развивается. Мы отправляли нашего агента на Киле, дабы там он насадил наше учение. И сейчас, от наших повелителей из Нерима к нам пришло особое благоволение, – мужчина поднял высоко книгу. – Писание о свободах, в протоколах заключённое. Сегодня вы узнаете, что несут слуги рассветной звезды.
– И да будет это распространяемо среди народов свободных, а нечестивые, чтущие тиранию и диктатуру – свергнутся, – заявили в один голос сектанты.
Мужчина мягко открыл книгу, погладил её листы и жадно втянул аромат краски. После этого все услышали дрожащую речь, преисполненную трепета перед идеями:
– Протокол первый – о том, что пришла пора мир менять. В нашу эпоху, эру нового времени пришло время менять всю формацию общества. Старое со старичьём должно уйти, а новое и молодое придёт ему на смену и создаст новый порядок. Совершенный и великий. Мы протоколируем, что эта необходимость вытекает из неприемлемости подчинения тем властям, которые не утоляют наши требования всякого рода, ибо власть такая есть обслуга мерзкой диктатуры, а ей не место в новом мире.
Народ поднялся, поклонился в ноги и снова сел. Так он высказывает своё почтение перед словами чёрного писания. Ими он готов дышать и нести. А глава культа стал будоражено продолжать чтение текста:
– Протокол второй – о новой власти и учениях о либере, власти народа и правителе новом. Мы протоколируем, что для того, чтобы удались мистерии бога свободы, мы должны дать людям все возможные права, а все институты их ограничивающие должны пасть. Мы протоколируем, что прежде всего надобно разрушить то, где взращиваются дети, где находят утешения супруги. Всякая семья, где есть один отец и одна мать должны быть низвергнуты, ибо они суть насаждения диктатуры – моральной или политической, из них произрастает то, что плохо богу свободы. В этом преуспели жители Киры, воспитывающими детей семейными общинами, а поэтому наше особое благоволение с ними, но им далеко до истинных ревнителей свободы. Потом мы дадим людям столько свободы, сколько они смогут унести. Коли возжелают предаваться пирам – должны, если их прельщает сон-трава или светопыль, то никаких ограничений, захотят жить, посвящая себя службе телами для удовольствия и бесконечных соитиях – пускай. А всякий, кто посмеет поднять Государствам же должно строится по принципу народной власти – никаких царей, королей и прочей шушеры, что сдерживает наше право править. Всяк власть должна происходить от народа свободного. Пусть народные ставленники, пребывающие в раскрепощении, обслуживают похоти ваши. Ставьте тех, кто исполнит ваши желание и снимайте их в одночасье. Ибо уничтожив всех царей, перебив их и разбив о камни, вы получите доступ к устранению любого выше стоящего. Никто не будет выше вас и так вы удовлетворите своё чувство зависти, ибо некому завидовать, когда нет того, кто выше над вами.
Народ поднялся и вновь отдал земные поклоны, снова отдавая почтения учению новому. «Киранийские мудрецы» долго искали подобного знания. Они взрастили в себе такую ненависть к Рождённым Светом, что готовы их голыми руками удавить.
– Чтение протокола третьего – о том, какая должна быть новая религия, плюрализм, и идеи. Мы протоколируем для вас, что для того, чтобы новые идеи у вас были крепки, чтобы вы становились в свободе, вы должны разрушить все старые веры. Поскольку нет более почитания Бога Единого, то ваша цель не давать ему рождаться. Запомните, от чтения Его произойдёт всякая духовность, а она есть предтеча борьбы с учением нашим. Есть культ творца, в Остиане – он не о Том Богу гласит и скорее станет союзником вашим. Всяких последователей Божества Единого гоните и бейте, ибо они свободу вашу сдерживают, и без их упразднения не будет для вас того, что выше описано. Далее, мы протоколируем для вас, что если хотите верить, то найдите себе силы безликие, лишённые ума и приземлённые. В чтении природы уподобляйтесь скотам, будьте как животные, не знающие границ. Если чтите силы безличные, то и будьте как они – «живыми трупами», лишёнными тяги к развитию и участию в жизни. Если же вы отрицаетесь чтения природных сил, не желаете строить святилища, то отдавайтесь богам свободы и возводите капища в уме. Дабы смещать власти слабые, вы должны быть горды, себялюбивы, чтить только своё, рваться к накоплению богатств и возвышаться над ближними. Торгуйте на рынках свободных. Покупатели, старайтесь обыграть торговцев, а купцы – берите сверх своего, цены увеличивая. Мстите и воздавайте за обиды, ибо всякий, кто против вас злое сделает, уже обречён на кару. Не сдерживайте гнева порывов, ибо он есть продолжение нашего желания правды земной, а также служит фундаментом для капища гордости в умах ваших.
Девушка, принёсшая эту книгу, со вниманием слушает каждую строчку. С одной стороны, столь резкими стиль, агрессия, ведущая к творению правды своей, настораживает. Отец её учил быть совершенно другой. Но… месть взывает и это чувство как нить приведёт её к остальным повелениям и постановлениям этой книги. Она чувствует, что если начнёт мстить – пойдёт не только на проповедь чёрной вести из Нерима, а даже возьмёт в руки оружие, чтобы свергнуть Золотую Королеву, чтобы привести народных избранников, то вскоре на её руках окажется кровь, она захлебнётся ненавистью, после этого её выплеснет на невинных и станет искать утешение в выпивке, наркотиках или бесконечных блудных связях.
«– Что это за учение, что ведёт человека к таком образу жизни?» – спросила сама себя девушка и не могла найти ответа.
Её чувство ненависти к Рождённым Светом и самой власти Киры никуда не исчезло, но пошатнулось, когда её сердце, где прибывал слабый отблеск чистоты в виде любви к нищим и раздачи им милостыни вроде своего хлеба, сопротивлением отозвалось на слова из «протоколов»:
– Бедным ничего не давайте. Они есть плод невежества, который нужно устранить. Пускай их ждёт гибель в голоде, жажде и на морозе, нежели им подадут хоть одну медную монетку, ибо вы отрываете ваше личное, ваши деньги.
«Но как же так можно?» – запротестовала душа девушки, – «не все же являются нахлебниками. Кто-то не может работать из-за увечий».
– Сие учение есть для вашего становление в правде, которую мы несём из Нерима. Поймите, что только люди, впитавшие в себя аспекты учения сего, могут так дерзко покуситься на Рождённых Светом, на порядки их и установления, что свергнут их, даже если мир зальётся огнём, кровью и слезами! – ревностно окончил учитель, взирая на учеников своих, которых дико веселит каждое слово из этой книги, ибо собрались здесь люди, которые от культа ждут своего – что он приведёт их к власти, что даст им богатства знати, когда начнётся общая делёжка, что позволит напиться крови богатых, в момент «революционного террора и восстановления справедливости» или откроет дорогу в мир сладострастия. Поэтому никто из них не смутился, услышав сие, ибо каждый сам жаждет хоть одной вещи из реченного учителем.
Нежданно-негаданно за дверью раздался лязг, шум брони и звон клинков, а затем стук с грозной просьбой:
– Открывайте! Это хранители Святого ордена!
Девушка, чьими стараниями сюда принесено учение, являющееся вестником темнейшего зла, развращающего сердца и очерняющего души, стоит ближе всех к двери. Конечно, она может сейчас броситься со всеми в тайный лаз и избежать наказания. Но её сердце потрясено строками и на мгновение ей показался мир, который будет идеален с точки зрения этого писания. И он оказался настолько ужасен и омерзителен, что неистовым усилием воли образ был развеян.
– Нет! – прокричал учитель, в тот момент, когда девушка сделала шаг к двери.
«Лучше смерть, чем дать уйти и дальше отравлять Киру своим присутствием. Отравой тьмы яд Рождённых Светом не победишь, но лучше их мракобесие, чем гибель мира от сего чёрного учения», – с этой мыслью дама подбежала к двери и решила судьбу «киранийских мудрецов».
Видение прекратилось, дым одним дуновением вестника развеялся дым, вместо этого Джеспар созерцал кристально-ясные очи странного существа. Он раскрыл рот и зазвучали его слова, подобные музыкальному трезвону:
– Ты всё видел, ты всё, что нужно – знаешь. Культ существует и в Эндерале, имея иную форму и насаждённый века назад. Он готовился к войне столетия и готов атаковать. Он уже сделал первый шаг в Златоброде.
– И что ты хочешь? – робко спросил Джеспар.
– Иди и действуй, сделай так, как я сказал – приказал незнакомец, взмахнул руками и растворился в пространстве, укутавшись в пелену белого дыма.
Странник исчез и Джеспар вановь смог двигаться… и он побежал. Быстро миновав все комнаты, он наконец-то выходит на воздух и с удивлением заметил, что наступила звёздная тёплая ночь. Втянув полной грудью свежий воздух он пошёл прочь от склепа, наслаждаясь пением сверчков. Но что до сих пор его томит, став напоминаем о том, что стремление удовлетворить «эго», это не есть смысл жизни, что есть нечто дороже золота в этом мире.
Его размышления развеялась, когда он сначала услышал топот копыт, а потом к нему издали подскочили два всадника. Во тьме ночи терялись их образы и элементы одежды, но он смог разглядеть капюшоны и лёгкие одежды поверх кожаного панциря.
– Господин Джеспар Даль’Варек?
– Да, – усмехнулся парень, вспоминая что звание «мессир» медленно уходит из сих земель, только в Арке оно ещё распространено и недавно образованном маркизате.
– Вы сильно задержались. Наш король послал проверить нас. Вы как?
– Всё в порядке, – Джеспар вспомнил всё, что с ним случилось и подняв свёрнутое знамя, спокойно вымолвил. – Я нашёл символ верности неримлян. И знаете? Кажется, в этом всём что-то есть, – с улыбкой на устах сказал Джеспар, переживая в душе появление новых крохотных ощущений, слабо воспевающих долг и честь посреди всё сильного и бушующего моря эгоистичности в наёмнике; а страх от странной встречи выдавил из него голосом лихорадочным. – И нам нужно к Велисарию. Как можно скорее!
Глава 5. Место для откровений
Вечер этого же дня.
В маленькой комнатке, достаточной для комфортного ночлега, мерно горит камин в углу, навивает холодный ветер-из-за окна, просачивается дождевая влага. Приятный томный вечер, освещённый парой канделябров и свечей, стал достойным завершением дня. В полуночном сумраке, на который уставился Джаэль, парень находит успокоение, отрешение от картин побоища. Дух, возмущённый багряно-мерзкими мазками на полотне бойни, всё ещё не может успокоится и перед глазами так и стоят картины ристалища, а уши не покидает леденящий крик и агония погибающих.
В желании как можно быстрее отогнать душевные расстройства Джаэль схватил на подоконнике кружку и осушил её до дна. Креплёное вино волной тепла разлилось по телу, и ощущение грядущего покоя усладили разум и тело.
– Не беспокойся, – сзади послышался мягкий приятный женский голос. – Ты найдёшь свою дочь. Поверь, за пять золотых тебе в Арке достанут свиток телепортации хоть до Нерима.
Джаэль обернулся и от вида новой знакомой у него запело сердце… то ли вино взыграло в нём, то ли дивного рода чувства проснулись. На одеяле из шкуры медведя сидит молодая девушка. Распущенные огненно-рыжие волосы откинуты назад и аккуратно ложатся на алую ткань. Слегка порозовевшая гладкая нежная кожа в тон рубиновому халату. Из-под нижнего края ткани выглядывают оголённые изящного вида голени, но всё внимание бывшего лейтенанта приковано к её лицу. Оно имеет чуть треугольные формы, выверено и слегка обелено. Глаза – чистые сапфиры, полные кристальной ясности.
– Так что тебя гложет, Джа? – мягко спросила Элия.
– Эли, да не об этом я думаю… пойми, я давно не поднимал меч против людей. В последний раз, – парень набрал полную грудь воздуха и исторг его тут же. – И то это были отморозки на трактах, которые могли спокойно ограбить, изнасиловать или убить. А здесь… не то.
– Ты ведь поднял оружие против еретиков и отступников, – с мягкостью и поучением, светом в глазах и не унимая взгляда от Джаэля, заговорила девушка. – Как учил нас Святой орден – «Тот, кто обратит клинок свой во имя Мальфаса в защиту обижаемых верных, против отступников от закона, тот великое благо сделал», – Элия приподнялась и заметив вздрагивающие от стресса мышцы Джаэля подступила к нему и ласково погладила по ладони, шепча на ухо. – Всё в порядке, ничего страшного не произошло.
Джаэль ощутил её тепло и приятный цветочный аромат от мыла после помывки. Он не понимал, зачем она так сильно стремится его успокоить и зачем так прильнула к нему. В глазах девушки лёгкое смущение, дыхание чуть сбивчивое. Железной хваткой беды прошлого и боль утраты настоящего держат его за горло, и он отстраняется, словно выскальзывает из неловких объятий.
– Эли, пойми… в моей жизни… проклятье… был уже случай, когда я проливал кровь невинного человека. Точнее не проливал, а помог дойти до такого, – Джаэль подошёл к маленькому столику, где его ждёт целый кувшин пенистого вина; в кружке опять заплескалась алая жидкость, а потом она плеснулась по его горлу, дабы нести облегчение.
– Расскажи, – села она напротив него, бросив поленье в камин.
– Я был послан… чтобы убедить одного рыбака молчать. Он увидел то, чего не следовало, – воин поднялся и сблизился к окну, пальцы надавили на стекло и с деревянным скрипом оно поддалось; воздух прохладный и свежащий «поцеловал» парня в лицо, развеивая нахлынувший поток воспоминаний. – Пентас, паренька звали так. Этот бедняга оказался случайным свидетелем того, как брат мэра забавляется с его женой. И неверная супруга с любовником послали меня и одного громилу просто запугать его, убедить в том, что он и его жена держали языки за зубами.
– Но? – с придыханием спросила Элия.
– Я помог пройти в дом, убедил, что мы Стража Арка и желаем лишь добра. Пойми… если бы не я, Пентас не открыл бы. И тот громила… он убил его, прирезал как свинью. Без угрызений, без сомнений. За золото пустил кровь бедному парню. А потом убил и его жену, – если бы не крепкое вино, непременно от стыда и осознания произошедшего Джаэля бы бросило на кровать от головокружения.
Он убивал бандитов Крокко, сражался с еретиками Нового святого ордена10 и участвовал в операциях до полного истребления против магов-людоедов, но среди всего «послужного» списка именно Пентас со своей женой стали бельмом, занозой, оставившей гноящуюся рану.
Элия увидела скорбь, то, как его разум сжигает вина за дела прошлого. А если ещё прибавить к этому потерю дочери, то вырисовывается страшная картина – ещё немного и его опрокинет отчаяние. Без поддержки, без верного приятеля и крепкого плеча, пусть оно и будет женское, ему долго не протянуть. Хандра, переходящая в пьянство рано или поздно его убьёт.
«Интересно, сколько может перенести человек, прежде чем одолеет уныние?» – стала рассуждать Элия, сама внимательно смотря на лицо Джаэля. – «Мне хватило одной сестры, чтобы оказаться сломленной на время. От чего? От близких. Кто-то должен быть рядом, чтобы это не превратилось в катастрофу».
– Оливия… мы её найдём, я обещаю тебе, – ласково и мягко, даже успокаивающе заговорила дама. – В конце концов Конан сказал, что пошлёт по её душу письмо, чтобы обращались обходительно. Неужто слово целого короля будет проигнорировано?
– Понимаю, но я всё равно не доверяю Конану. Каким бы хорошим он не был, как сильно не переменился, не забывай, что он вчерашний бандит.
– Хорошо. Но не беспокойся. В Дюнном сейчас хотя бы присмотрят за ней после этого письма. Кстати, прости… это может тебе тяжело… а кто её мать? – с трепещущим сердцем, и неведомым волнением для себя спросила послушница. – Ты с ней общаешься?
– Да ладно, Эли, если начали, так продолжим, – махнул парень и присел напротив камина; в полуостекленевших от моральной усталости глазах отразился огонь, пламя, вторящее пожару в его душе, углям обиды, стыда и ненависти, медленно испепеляющие его душу. – Эсса. Моя жена… бывшая жена была, как и я из Речного. Мы познакомились на плясках. Весело было, что тут вспоминать. Я её тогда пригласил на танец, красноречиво убедив, что не нужно плясать с нашим капитаном. Мы заобщались, познакомились и поняли, что между нами много общего.
Джаэль умолк, против своей воли больше предавшись воспоминаниям, и на миг остановив речь.
– А потом с ней что-то случилось?
– Именно так… Она заболела. Апотекарии не смогли её вылечить. Да не то, что вылечить! Они даже болезнь установить не смогли! За месяц она исхудала, обезумела и умерла! – гнев вспыхнул в его сердце подобно огню ярости Пепельной вдовы и тут же успокоился. – Орден прохиндеев и шарлатанов, который только и способен, как варить всякую дрянь. Сначала она простудилась, потом слегла… а потом начала умирать. Каждый из тридцати дней я видел, как она дурнеет, как начинает нести ахинею и как дух её покидает тело. И я не выпустил руки… нет.
Джаэль обернулся и заглянул в бездонную синеву очей Элии, которая смотрит на него с непередоваемой лаской и милосердием. Нечто странное тронуло его грудь, ёкнуло в сердце. Тепло, не похожее на перебор вина, разлилось по телу, вселяя чувство блаженного покоя и безмолвной поддержки. В рядом сидящей даме, послушницы Святого ордена лет двадцати пяти он увидел опору. Она выслушала его стенания души, дала высказаться и облегчить душу, за что он ей должен сказать «спасибо». Долгое время мысли и страдания варились внутри и даже Вилдасу он так не изливался, а сейчас чувство лёгкости стало прокрадываться в истерзанный дух.
– Джа, – протянула она к нему руку. – Я знаю, насколько тебе плохо, сама теряла близких и родных. Но ты не один, знай это.
«Зачем я это ему сказала? – тут же укорила себя Элия. – «Я его знаю меньше двух суток, но вот побери его солнце, почему мне хочется так говорить?».
– Ты же тоже потеряла… сестру, верно? – встав от огня, Джаэль вновь вернулся за стол.
– Да, – на этот раз задрожал голос послушницы, а рука невольно потянулась к кувшину с вином и кружке. – С моей сестрой случилось самое неприятное и ужасное, болезнь, от которой уж точно нет лекарства. Она влюбилась в парня не её статуса, – девушка глубоко вздохнула-выдохнула, взяв кружку, но так и не решаясь в неё что-либо налить. – И месяца не прошло, как всё изменилось. Это сейчас всем плевать на наши писания и традиции, а тогда… В общем, влюбилась она в парнишку-изготовителя.
– Неравная любовь.
– Да. Она по статусу была выше его, но всё равно любила. И он ответил ей взаимностью. Понимаешь, они уже готовы были бежать в Дюнное, но я её остановила. Словами о долге, стране, ордене и что она не может предать семью я убедила её остаться, – речь прониклась нотками горечи. – И она пошла на лекцию в Храм Солнца к магистру Йеро в тот злополучный день.
– Йеро, – подхватил Джаэль. – Герой Речного, парень, который выбился из изготовителей в хранители. Это в своё время было подобно тому, если бы в Нериме крестьянин стал графом. Кстати, я знаю о том злополучном дне, – парень отёр бородку. – Он забрал сына моего знакомого в приступе безумия.
– Видишь, у нас есть и общие потери, – как только девушка взялась за графин, Джаэль положил свою ладонь на её и мягко сказал, уже с весельем в глазах и едва захмелевшим голосом:
– Не нужно. Поверь… тебе это не нужно, Эли.
– Лекарство для сердца, как говорят, – улыбнулась дама.
На пару секунд их взгляды встретились, они в друг друге нашли общие раны, общую боль, которую излив друг другу могут и облегчить. Родственные души нашлись в потоке бытия, обрели друг другу, чему в тайне непомерно рады.
– А что ты любишь? – неожиданно спросил Джаэль. – Что из искусства, книг, поэзии или истории?
– Не думаю, что тебе это интересно, – чуть смутилась послушница, прикусив губы.
– Говори, Эли.
– Мне интересна Пира.
– В своё время мы с парнями по приказу Святого ордена обошли не одни пирийские руины.
– Расскажешь, – «зажглись» глаза родственной души.
– Ну, тогда слушай, – бодро начал Джаэль и дальше его рассказ перенёс их в прошлое, когда он сержант, с отрядом смельчаков добывал артефакты для Святого ордена и отмечал победы в шумных тавернах, а Элия не унимая глаз внимала каждому слову парня.
В другой же комнатке таверны, где дали ночлега ещё одному герою Златоброда, посреди помещения в сгущающемся мраке, ибо огня практически нет, сидит мужчина. Всё устилает темень, прилипающая к скромному убранству и лишь маленький источник света, противостоит ему.
Вилдас уселся на полу на коврике, поставив перед собой три свечи, а перед ними чашу, наполненную красными углями. Свет слабо освещает его оголённый торс, выделяя алые очертания карминового цвета набедренной повязки. В глазах отразился огонь, уподобившись огонькам веры в очах, что мерно горит в огнепоклоннике. Мужчина поднял руки к верху и произнёс часть вечерних молитв:
– О, божественный огонь, помоги мне обрести ум и надели меня мудростью божественной. День завершается и твоё попечение о нас – солнце могучие оставило нас. Так защити же меня в эпоху торжества тьмы.
Рука прошла над свечами и углями, символизирующими присутствие божественной энергии, материального проявления объекта веры. Жертва должна быть отдана, ибо таков вечерний обряд – приняв её, божественный огонь защитит Вилдаса, как он думал. Масло драгоценное, купленное по цене в три сотни медных крон, возлилось на угли. Сначала вздыбился пар, а затем возник и огонь… чаша с углём «приняла» жертву вечернюю, а значит огонь был милостив.
Вечернее служение огню, прошение о защите ночью, даровании мудрости и указанию пути в кромешной тьме оканчивается и Вилдас мог остаться наедине с собой и своим богом, чьё пламенное присутствие уверяет его в истинности своей веры. Взирая на свечи и пульсирующий уголь, посматривая на потрескивающий камин, жрец задумался о культе. Он ведь принял веру от заезжего хранителя Ордена, который обратившись к древнейшим фолиантам, обрёл новый смысл жизни, отбросив поклонение семерым. Теперь это Культ божественного огня, древняя вера или эманация, восставшая из пепла на просторах Эндерала. Однако они хоть и называют себя отдельным культом, но всё ещё в составе Святого ордена… точнее того, что от него осталось. Хранитель рассказывал, что они нашли истину в древних корпусах текстов, нашли то, что прежде поклонения Рождённым светом их орден верил в силу трёх мистерий, и что поклонение божественному огню – лучшая из них.
– Божественный огонь, созижди во мне мудрое рассуждение, – взмолился Вилдас. – Дай мне всё понять и расставить на свои места.
Теперь Святой орден что-то невнятное, представляющее сумбурное смешение группировок разных идей и смыслов, скреплённых лишь общим центром и единым прошлым. Кто-то до сих пор видит истину в Рождённых светом, до сих пор смотря на них как на ушедших богов, что по смерти обрели астральные тела. Кто-то отрёкся от всего, провозглашая, что главное – это установление стабильности. И есть те, кто на свои знамёна готов поднять символы трёх мистерий. А что новый магистр? Что – новая власть ордена? Кто поведёт его в этот трудный час? Предстрашие от неопределённости, боль за неясное будущее страны и дикий страх ещё раз испытать кризис веры съёжились холодным комком у сердца, не отпуская ум.
– Три мистерии и одна из них – огонь, – прошептал Вилдас. – А что с другими? – в сердце ещё сильнее раскрылся ужас, который испытывает человек, который теряет смысл жизни… чья прежняя вера рассыпается в прах и все идеалы жизни становятся ничем, вся прежняя жизнь – во имя и славу ложных мёртвых божеств; от осознания сего трепета, Вилдас зацепился за спасительную для него тростинку новой веры и взмолился. – О, божественный огонь, помоги мне! Рассей холод у души моей и даруй ей горение мирное, спокойное! – после молитвенного крика лицо немного исправилось, стало спокойнее, а дух избавился от тревоги, и он смог дальше рассуждать о судьбах мира.
До него дошли слухи, шёпот в трактире и рассказы держателя сего славного места, что среди детей Святого ордена поднимается новая вера, воплощение новой мистерии – Культ чистой воды. Его сторонники меняют багряно-алые одежды на синие, в цвет морей, рек, ручейков и озёр. Их ритуальные догмы – чистота, сосредоточение и спокойствие. Они по-всякому пытаются уподобится воде – в её тишине, прозрачности помыслов и мирном журчании, которые они уподобляют своим шёпотом молитв. Один из хранителей, вместе с частью магов поднял знамя новой мистерии, образовав ещё один лагерь внутри Святого ордена.
– О, огонь божественный, помоги мне понять, что это за мистерии и каковы их сути? – обратился в молитве познания Вилдас и принёс жертву по строкам, что он прочёл в «Игниа Десис» – «для просвещения пламенем, принеси жертву благую – для ума добрую и огню угодную – хлеба резанного, пресного».
Пальцы Вилдаса разжались над чашей и в неё посыпались кусочки лепёшки, квадратные, заранее приготовленные. Упав между углями, они скрылись за дымом и стали чернеть, пожираемые жаром. Далее он положил длань на пергамент возле себя и поднял его. Напрягая глаза, он увидел буквы на пожелтевшем листе и стал внимательно читать их.
«Вот слово, записанное хронистами года шеститысячного. Некогда был орден – мужи и женщины, из рода людского и аэтернийского, несущие службу от периода после войны с Азатороном. Они служили верно, и в годы до Рождённых светом пытались сохранять мир, однако были достаточно разрознены и не имели в себе единства. И вот среди них было три мистерии, три основы их учения и три пути жизни и три составляющих единое. Первая учила о буйстве эмоций, о страстности и пламенности веры, о том, что душа есть тепло и свеча. Сия мистерия получила название «огонь», который учил о том, что нам должно быть светочами истины, пламенеть храбростью и насаждать полыхающий закон, сжигающий всякую скверну. Второй же путь возвещал о тишине жизни, о мире и спокойствии, что мягкости и молчании в вере, поучая, что душа есть прохлада и ручей жизни благой. Сия мистерия и учения её наименовались «вода», которая учила, что нужно поучать с тишиной, вымывая скверну медленно, как чистая вода источника постепенно очищается, что в затишье можно обрести непоколебимую глубину веры. И третья дала учение о тьме, жестокости и пороках, о глубокой бездне, страхе и что страшится нужно страстей, поучая, будто душа есть ткань, на которой цветёт хаотическая картина грехов, злобы, страстей, безумия и ужаса. Они воевали с врагом его же оружием и учеников у этого пути было меньше всего. Это самое страшное учение о безумии, получившее название «хаос», который возвещал – возьмите оружием своим тьму, чтобы бороться против тьмы. Вот три мистерии, которые определяли жизнь ордена, сущность бытия его служителей на долгие годы. Приход Рождённых светом всё изменил, ибо они, возглавив древний орден сделали его своими руками, оружием, которое надлежит очистить от прошлого. Старая вера в принципы огня, воды и хаоса сменилась на веру в Семерых, которые, несомненно, ныне и правят миром благочестиво и справедливо».
Вилдас дочитал и отложил лист в сторону. Под его рукой оказалась книжка, в чёрном переплёте с вытравленными посередине буквами – «История Святого ордена. Арктвендский взгляд». Он положил её перед собой, раскрыл и нашёл нужные строки, освещённые свечами:
«Анализ ранних внутренних ритуалов Святого ордена показывает, что долгое время в нём процветали культурно-религиозные догмы ордена-прародителя. Ритуалы, основанные на огне и воде, их сменяемость и догматизм, дают понять, что магистры ордена нуждались в опоре на далёкую веру древних предков, на догмы, молитвы и идеи. Без сомнения, Рождённые светом являются центром их веры, и книга Путь – главное писание, но что делать с внушительным количеством веропооучительных, регламентирующих и правовых корпусов текстов? В конце концов «Книга пламенной веры» эндеральского магистра Далл’Алласо года четырёхтысячного использует постулаты пути огня из древнего ордена, а именно из свитков «О пользе огня». А «Собрание стихов веры о спокойной молитве и журчании» Сарэнто Далль‘Альзаца так и вторит пути воды, книге «Водная литания». Мальфасу и Тиру разжигали огромные жертвенные костры, а для Зелары или Ирланды ритуалы проводили на озёрах или реках, приносили чистую воду или творили частые ритуалы омовения».
Вилдас закрыл книгу пустился в раздумья. Какая из мистерий истинная? Огонь, которому он поклонился, вода с которой ему предстоит встретится или хаос, которого по естественным причинам сторонятся? В конце концов, Эндерал, так сильно ограждаемый от истории, впервые столкнулся с реальной жизнью мира. Да и Вин… он впервые читает книгу из Арктвенда, которую запретили для публикации. Никто не должен был обращать взгляд в прошлое, ибо всем надлежало смотреть на Рождённых светом и видеть только в них истину. Огонь, вода или хаос не могли затмить славу светорождённых. Эгоистичное и тираническое правление привело к падению их власти и поиске истины, в том числе и в эпохе древности.
