– А ты-то призналась ему в своих чувствах? – спросила я у Ады.
– Да.
– Как именно?
– Эм… Ну, я не могу тебе сказать, Саш. Это слишком личное.
– Раньше у нас не было ничего "слишком личного", а теперь ты обзавелась парнем и стала задирать нос, – усмехнулась я.
На самом деле я, конечно, не была в обиде. Понимала, что между двумя людьми создается свой собственный мир, куда нет входа остальным. И это правильно. Это прекрасно. Я тоже мечтала когда-нибудь заиметь один мир на двоих с любимым человеком.
Я как-то слышала, что слишком быстрый успех отнимает всякую привлекательность у любви. А препятствия, наоборот, делают ее более ценной. Неужели людям и правда для того, чтобы полюбить по-настоящему нужно проходить испытания и бороться? Почему нам так свойственно искать сложные пути?
Я постоянно задавала себе вопрос: не потому ли меня так тянет к Владу, что я не могу его получить? Я вспоминала свое прошлое и понимала, что мне всегда нравились парни с ореолом недосягаемости, загадочности и неопределенности. А характер и поведение Ревкова были насквозь пропитаны этими качествами.
Влад вроде бы был рядом, но в то же время казался безумно далеким. Иногда он вел себя так, будто я ему нравлюсь, но при этом продолжал встречаться с Кирой. Пару раз он называл меня своим другом, но я-то знала, что никакой дружбы между нами нет. Наши отношения напоминали мне запутанный лабиринт, по которому я петляла, пытаясь разгадать его мысли.
В двенадцать лет я сходила с ума по одному американскому бойз-бенду. У меня над кроватью висели их плакаты, и я мечтала, что когда-нибудь выйду за блондина из этой группы замуж.
Мои навязчивые мысли о Владе напоминали мне тот период жизни. В его профиле в Инстаграм было немного фотографий. В основном, он выкладывал небольшие видеозаписи, на которых он поет: дома, на концертах, в машине. Я пересматривала эти видео по сто раз и сама себе напоминала бешеную фанатку.
На следующей неделе вечером, перед сном, я сидела ВКонтакте, слушала музыку и листала новостную ленту. У группы "Абракадабра" была своя страничка, куда они выложили двадцатиминутную запись с выступления, вероятно, недавнего. Видео снимали на телефон со стороны зрителей.
В конце было видно, что после выступления, когда Влад спускается со сцены и проходит в зал, к нему подлетает какая-то высокая темноволосая девушка, недолго что-то говорит, а потом вдруг кидается ему на шею. Можно было успеть заметить, как Влад вздрагивает от неожиданности, а дальше автор видео переводит камеру на других музыкантов, так что последующая реакция Ревкова остается загадкой.
Я не знаю, сколько бы еще раз я пересмотрела эту запись, если бы вдруг не увидела новую заявку в друзья: Дарья Полосова. Я улыбнулась: наконец-то она решилась зарегистрироваться в социальной сети.
Но моя улыбка мгновенно испарилась, когда на аватарке я увидела Дашу в нижнем белье и с искаженным от испуга лицом. На фоне виднелась наша женская раздевалка. Я мгновенно все поняла: эти твари сфотографировали ее, когда она переодевалась.
У меня застучало в висках. Дрожащей рукой я начала пролистывать альбом. В нем было полно оскорбительных отфотошопленных снимков, где голова Даши приделана к обнаженному женскому телу. В описании к профилю я прочитала массу примитивных оскорблений, все были ниже пояса.
Я с отвращением отбросила телефон. Интересно, видела ли сама Даша этот профиль? Учитывая то, что она особо не зависала в Интернете, существовала вероятность, что нет. Для меня эта мерзкая страница ВКонтакте стала последней каплей. Я решила, что найду эту дрянь Комарову и поговорю с ней. Я не знала, что именно собиралась сказать, но понимала, что нужно положить конец издевательствам над Дашиной душой и репутацией.
На следующий день первые четыре урока мы не пересекались с 9 “Б”. На большой перемене, когда весь мой класс пошел в столовую, я рванула к расписанию, чтобы узнать, где у Дашиного класса будет следующий урок. Оказалось, им предстояло идти на физкультуру. Апрель выдался на редкость теплым, и занятия проводились на улице.
Не раздумывая, я выбежала из школы, но на стадионе сперва никого не заметила. Приглядевшись, я увидела группу людей вдали. Они стояли в самом конце стадиона, у кустов. Приближаясь, я поняла, что, наконец, нашла этот чертов 9 “Б”.
Даша плакала. Сидела на траве и ревела навзрыд. Все ее лицо было распухшим от слез. В руках она сжимала свой синий потрепанный рюкзак, на котором красной краской было выведено слово "шлюха".
Одноклассники стояли полукругом. Кто-то посмеивался, кто-то упер взгляд в землю. Радостней всех выглядела Лера Комарова с баллончиком в руках. На ее лице играла злорадная ухмылка.
Я ускорила шаг.
Комарова подошла к Полосовой и, с омерзительной улыбкой достав изо рта жвачку, прилепила ее к Дашиным волосам. Ничего более унизительного я в жизни не видела. Во мне забурлило зверское бешенство.
Я читала, что некоторые люди совершали преступления в состоянии аффекта. Я никогда до конца не понимала, что это такое, но, кажется, в ту минуту была близка именно к такому состоянию. Меня в буквальном смысле трясло от ярости. Я не думала о том, что делаю. Такое ощущение, что мои движения опережали мыслящий мозг на несколько шагов, и разуму просто приходилось констатировать уже совершенные телом действия.
За секунду в голове пронеслись картинки прожигающей мою душу несправедливости. Затравленная бездушными одноклассниками Даша. Отец, предавший маму после семнадцати лет брака ради другой. Гопник, бьющий меня головой об асфальт. Изуродованная увиденным часть моей души превратилась в монстра, который рвался наружу. И я больше не могла его сдерживать.
Я набросилась на Комарову и сбила ее с ног. Она повалилась на землю, я оказалась сверху. Замахнувшись, я с силой ударила ее кулаком по лицу. А потом еще раз. И еще. Увидев на своих руках кровь, я улыбнулась. Чувствовала упоение от того, что Комарова страдает. В ту секунду эта кричащая и пытающаяся прикрыть лицо руками девчонка олицетворяла для меня все плохое, что произошло со мной за последний год.
Лера, воспользовавшись секундной паузой, двинула мне в челюсть. Во рту появился мгновенно металлический вкус крови. Затем она попыталась сбросить меня, но я не дала ей этого сделать. Ногами сдавила запястья, вцепилась левой рукой ей в волосы, а правой продолжала дубасить по красному лицу.
Я не хотела останавливаться, но меня остановили. Чьи-то руки сзади стали оттаскивать меня от моей жертвы. Я попыталась высвободиться, но руки были сильнее. Оказавшись на расстоянии пары метров от Комаровой, я увидела, что ее щеки и губ были в крови. Она жалко скулила, повернувшись на бок. Ее тотчас окружили подруги и скрыли от моих глаз. Самое страшное, что в тот момент, я не переживала, в порядке ли Лера. Я думала только о том, что она получила по заслугам.
– Саша! Саша! – донесся до меня голос как будто издалека.
Перед собой я увидела Влада. Он обхватил мое лицо ладонями и сосредоточенно смотрел в глаза, пытаясь ухватить взгляд. Рядом с ним стояла Ада. Вид у нее был напуганный.
– Пошли отсюда, – прошипела подруга, подталкивая меня и Ревкова. – Эта девка вроде жива.
Влад взял меня за руку и потянул прочь. Я оглянулась на Дашу: она уже стояла на ногах и вся дрожала. Перехватив мой взгляд, Ада подбежала к ней и, схватив за локоть, потащила за собой. Мы вчетвером быстром шагом покинули территорию школы и, оказавшись во дворах, сбросили темп.
– Что на тебя нашло? Ты чуть ее не убила! – приложив пальцы к губам, произнесла Ада.
Я покачала головой. Сейчас мне уже казалось, что это была не я.
– Саш, я… Я не знаю, как благодарить тебя, – всхлипывая, сказала Даша.
Она подошла и обвила руками мою шею. В нерешительности я тоже обняла ее. Она все повторяла "спасибо", шептала о том, что у меня могут быть проблемы из-за нее и что она на все готова ради меня. Я отстранилась и ласково улыбнулась:
– Даш, за меня не переживай. У меня все будет хорошо. Самое главное, что ты цела.
Вид у нее был жалкий. Глядя на нее и зная, что ей пришлось пережить, у меня сжималось сердце. Нет, я определенно не жалела о том, что сделала.
– Ад, ты проводишь Дашу домой? – подал голос Ревков.
– Эм… Хорошо, а вы куда? – в замешательстве спросила подруга.
– Я побуду с Сашей. Мы прогуляемся. Прикрой ее на оставшихся уроках, – сказал он, не глядя на меня.
Ада кивнула. Чмокнув меня в щеку, она попросила позвонить вечером. Затем взяла Дашу под руку, и они пошли в сторону дома.
Влад задумчиво смотрел им вслед, а потом встрепенулся и выдал:
– Ладно, пойдем ко мне.
Я удивилась, но возражать не стала.
До его дома мы брели молча. У подъезда Влад достал ключи из рюкзака и открыл металлическую дверь, пропуская меня вперед. Мы зашли в лифт и поднялись на тринадцатый этаж.
Влад распахнул дверь квартиры, жестом приглашая меня внутрь, и я неуверенно перешагнула через порог. Ревков сообщил, что его отца нет дома, и гостеприимно предложил посмотреть квартиру. Миновав просторный коридор, я направилась дальше, изучая жилище.
Квартира казалась светлой и очень чистой. Мебели было немного, и это создавало ощущение открытого пространства. Дышалось легко. Каждая вещь лежала на своем месте, так что с трудом верилось, что Влад жил здесь вдвоем с отцом.
– А вы с папой, оказывается, чистюли, – улыбнулась я, озираясь по сторонам.
– Нет, просто по понедельникам к нам приходит Арина, помощница по хозяйству. Наводит порядок и все такое. Без нее мы с отцом уже давно бы заплесневели.
Попав в зал, я увидела небольшую горку, на который в ряд стояли фотографии. Обнаружив среди них снимок маленького Влада, я хихикнула. Какой же он был долговязый! И уши сильно топорщились. Я перевела взгляд на повзрослевшего Ревкова и удивленно отметила, что теперь уши у него совсем не торчали. Поразительно, как все-таки меняется человек в течение жизни.
Парень заметил, что я разглядываю фото, и небрежно кинул:
– Ставлю пятихатку, что сейчас ты думаешь о моих ушах.
– Ха-ха, так и есть!
– Сразу предупрежу: я не делал никаких операций. Просто в шесть лет уши сильно опережали в росте мою голову.
– Но к восемнадцати, я вижу, голова наверстала упущенное, – усмехнулась я.
Затем я скользнула взглядом по другим фотографиям, мое сердце екнуло. На них была изображена мама Влада. Молодая и очень красивая. Ее кожа была смуглой, а кудрявые темные волосы непослушными волнами спадали на плечи. Сын был очень похож на нее. На фото женщина сидела на диване, держа на руках пухлого младенца. Рядом, обнимая ее за плечи, располагался мужчина, очевидно, отец Ревкова.
Чуть дальше я увидела снимки маленькой девочки, по которым можно было догадаться, что она занималась художественной гимнастикой. Соня, сестра Влада, была русоволосой, светлоглазой и, судя по всему, пошла в папу.
– У тебя очень красивая мама, – тихо произнесла я.
– Да, мама была первой красавицей, – с теплотой отозвался Влад. – Папа до сих пор не верит, что ему удалось уговорить ее выйти за него замуж.
– Наверное, они были очень счастливы, – сказала я, разглядывая свадебный снимок родителей.
– Да. Были.
Я хотела присесть на диван, но Влад жестом поманил меня:
– Пойдем, покажу свою комнату.
Мы вошли в просторное помещение. Как ни странно, ничего из того, что я ожидала увидеть в мальчишеской спальне, я не обнаружила. Не было плакатов с голыми девицами, разбросанных трусов с носками и бардака. Наверное, у меня было слишком стереотипное мышление.
Комната была выполнена в серых тонах, а кое-где добавлялись желтые акценты. Одну из стен украшали фотообои с изображением Нью-Йорка. По центру стояла большая двуспальная кровать, покрытая графитовым одеялом, а у окна располагался письменный стол с компьютером. В углу я заметила гитару, рядом с которой лежала стопка белых листов, исписанных размашистым почерком.
– Это музыка? – спросила я, указывая на листы.
– Ну да, музыка, тексты. Наброски, в общем.
– Я думала, Стас пишет вам тексты песен, – удивилась я.
– Да, Стас написал примерно половину.
– А другую половину написал ты?
Влад кивнул и прилег на кровать. Я села рядом.
– Как губа? – неожиданно спросил он.
– В смысле?
– Ну, твоя губа, она разбита, – заметил Влад.
Я встала с кровати и подошла к зеркалу. И правда, нижняя губа здорово распухла. Видимо, Комарова расшибла мне ее, когда двинула в челюсть. А я этого и не заметила. Наверное, из-за адреналина. Я вновь присела на кровать к Владу, не совсем понимая, зачем мы пришли к нему и как мне себя вести.
– Златовласка, я привел тебя сюда, чтобы мы могли спокойно поговорить, – произнес Влад, словно прочитав мои мысли.
– Поговорить о чем?
– О произошедшем, о тебе. Что случилось там на стадионе? За что ты наваляла этой девчонке?
Я немного помолчала, а потом рассказала Владу о том, как долго Комарова со своей компанией травила Дашу. Поведала про страницу ВКонтакте, про надпись на Дашином рюкзаке, про жвачку в волосах.
– Для меня это стало последней каплей, – призналась я.
– Да уж, это и правда жестоко.
– А знаешь, что самое ужасное? Что она со всем этим смирилась. Я заставляла ее рассказать родителям, класснухе, хоть кому-то. Она отказывалась. Говорила, что это не поможет. Откуда она могла знать? Прям бесит.
– Любопытно, – задумчиво сказал Влад.
– Что любопытно?
– Ты осуждаешь Дашу за то, что она не говорила взрослым о нападках одноклассников, хотя сама, когда на тебя напали, реально напали, с применением физической силы, никому и словом не обмолвилась.
– Как ты можешь это сравнивать? – воскликнула я, округлив глаза.
– Согласись, у ваших ситуаций есть что-то общее. Еще удивительно то, что Дашу травят, как ты говоришь, с пятого класса, а заметила ее ты только недавно, после того случая с гопниками.
– Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что у тебя сейчас непростой период в жизни. Или мне кажется?
– Не знаю. Может быть, – нехотя согласилась я.
– Расскажешь?
– О чем тут еще рассказывать? Я же говорю, эта стерва перегнула палку, обижая Дашу, и я ей врезала. Кто-то должен был.
– Ты дралась свирепо. Очень. Никогда бы не подумал, что такая милая девчонка, как ты, может быть такой беспощадной.
– Ты что, прям все видел?
– Да, я увидел тебя еще на крыльце школы, ты меня не заметила. У тебя был такой решительный вид, ты рванула на стадион, я за тобой. Ну, а там понеслось.
– Знаешь, мне совсем не стыдно. Если бы отмотать время назад, я бы все равно так поступила.
– Знаю. Скажи, а что ты чувствовала, когда била ее?
Его вопрос поставил меня в тупик. Стоит ли признаваться парню, который мне нравится, что во время драки я чувствовала удовлетворение?
– Ну… Не знаю. Злость, наверное.
– Ну, а когда ты уже ударила ее пару раз, тебе не стало легче, будто спустила пар?
– Да, было такое, – неуверенно согласилась я.
Влад повернулся на бок и устремил на меня взгляд. Он смотрел так внимательно, что мне стало неловко.
– Знаешь, когда погибли мама с Сонькой, я полетел куда-то в бездну. Все вокруг казалось мне дрянным и бессмысленным. Я просто перестал замечать хорошее. Я продолжал жить просто по привычке, потеряв всякий вкус, всякую тягу к жизни. В тот период вся чернуха, которая была во мне, вылезла наружу. Я тогда потерял почти всех друзей, а один раз мне накостыляли так, что сломали два ребра. За дело, кстати. Я хочу сказать, что когда в жизни человека происходит что-то плохое, то вслед за собой оно притягивает и обнажает другой негатив.
Ревков немного помолчал, а потом спросил:
– Саш, скажи, ты сорвалась на эту девчонку ТОЛЬКО из-за Даши? Только потому, что хотела защитить ее?
Я сглотнула. Почему-то мне казалось, что Влад видит меня насквозь.
– Я… Я не знаю.
На самом деле я знала. Конечно, дело было не только в Даше. Дело было в моих нервах, натянутых до предела. Дело было во мне, в родителях, в нем. Глаза предательски увлажнились. Я опустила голову, пытаясь спрятать навернувшиеся слезы. Влад протянул руку и кончиками пальцев коснулся моей ладони.
– Саш, я рядом, – тихо произнес он.
Ревков всегда знал, что сказать и сделать. Я больше не могла сдерживаться и расплакалась. Горячие слезы текли по моим щекам. Вместе со слезами пришли и слова.
Я рассказала Владу о том, что так долго терзало мою душу. О том, что после нападения я хотела обо всем сообщить родителям, но не успела: отец заявил, что уходит из семьи. Рассказала о том, что моя мама была в клочья. Что иногда даже сейчас, спустя несколько месяцев, она сидит на кухне после работы и плачет. Что мне больно видеть ее мучения, что меня разрывает от ненависти к отцу за то, что он нас предал.
Я говорила сбивчиво, со всхлипами, иногда срываясь на рыдания. Влад слушал очень внимательно, слегка сжимая мою руку в особенно трудных для меня местах рассказа. Казалось, что он меня понимает.
Когда я выговорилась, Влад аккуратно притянул меня к себе. Я легла на бок, и он обнял меня сзади. Я продолжала всхлипывать, а он ласково гладил мою голову. Влад говорил, что все пройдет, все наладится, что я могу на него рассчитывать. Под эти успокаивающие слова я незаметно для себя погрузилась в сон.
***
Резкий звук упавшей металлической посуды разбудил меня. Я рывком села, пытаясь понять, где нахожусь и что происходит. Через пару секунд сообразила, что заснула у Ревкова на кровати. Хозяина в комнате не было. За окном уже вечерело. Наверное, я проспала часа три. Я вышла из спальни и пошла на звук, который, судя по всему, доносился с кухни.
– Мы тебя разбудили? – с улыбкой спросил Влад, увидев меня.
На кухне были он и крупный мужчина чуть за сорок. В нем я узнала Ревкова-старшего. Отец Влада казался высоким и крепким. Русые волосы с легкой сединой были коротко подстрижены, а на лице выдавался вперед волевой подбородок.
– Здравствуйте! – смущенно улыбнулась я, встретившись с мужчиной глазами.
– Саш, это мой отец, Виктор Анатольевич. Пап, это Саша, – представил нас парень.
– Привет! Проходи, садись, ужин почти готов, – сказал Виктор Анатольевич, жестом приглашая меня за стол.
– Спасибо, но я уже собиралась идти, не хотела так задерживаться, – пролепетала я.
– Ничего не знаю, – с улыбкой отрезал мужчина. – У нас получился превосходный стейк. Я купил мясо на рынке, у Ашота. У него лучшее мясо во всем городе. Мраморная говядина, немного внутримышечного жира, объеденье.
Я переступила с ноги на ногу. Вмешиваться в семейный ужин Влада с отцом я совсем не планировала.
– Или ты из тех, кто не ест мясо? – с подозрением спросил Виктор Анатольевич.
– Нет, я очень люблю мясо, – честно призналась я. – Сейчас только руки помою.
Сев за стол, я стала свидетелем своеобразной семейной идиллии. Влад с отцом ловко раскладывали мясо и гарнир по тарелкам и накрывали на стол. Удивительно, как легко и непринужденно двое мужчин справлялись с готовкой.
Я предложила помощь, но они от меня отмахнулись, заявив, что все уже почти готово. Я получила внушительную порцию мяса с овощами. Выглядела еда очень аппетитно.
– Ну что, Александра, слышал, та девчонка получила по заслугам? – подмигнув мне, спросил Виктор Анатольевич, когда мы приступили к еде.
Кусок чуть не застрял у меня в горле. Неужели Влад ему рассказал? Я готова была провалиться сквозь землю.
– По словам Влада, ты защищала свою подругу? – продолжал мужчина, с интересом глядя на меня проницательными зелеными глазами.
– Она мне не так чтоб прям подруга. Мы живем в соседних домах. Просто ее обидчики перешли все границы. Я понимаю, что физическое насилие – не выход, но ничего лучше мне в голову не пришло, – разглядывая морковь в своей тарелке, ответила я.
Мне было неловко оттого, что в глазах отца Влада я предстала настоящей драчуньей.
– Иногда физическое насилие – не худший вариант, – пожал плечами Виктор Анатольевич. – Особенно, когда за дело. Это благородно оказать помощь тому, кто в ней нуждается, даже несмотря на то, что сам можешь пострадать. Моя жена была такой же, всегда защищала сирых и убогих.
Мне стало не по себе от того, что он назвал Дашу сирой и убогой, но сравнение с мамой Влада, очевидно, было комплиментом. Я улыбнулась и отправила кусок стейка в рот. Мясо было действительно волшебным. Сочным, мягким, прямо таяло во рту.
– Ум отъешь, я такого вкусного стейка сроду не ела, – сообщила я, уплетая за обе щеки.
Виктор Анатольевич удовлетворенно улыбнулся. За ужином мы говорили о мясе, о музыке, о путешествиях. Оказывается, отец Влада повидал полмира по работе. У него был свой бизнес в сфере строительства.
Меня удивило, что общение Влада с папой строилось на равных, ну, или почти на равных. Виктор Анатольевич пытался понять сына, и даже когда Влад говорил какие-то слишком прогрессивные вещи, от которых у большинства взрослых волосы встали бы дыбом, его отец задумчиво кивал головой и задавал уточняющие вопросы. Казалось, он не просто слушает, но и слышит.
Он был совсем не похож на моего отца, который все время стремился подавить меня своим авторитетом. Когда я общалась с папой, то не могла отделаться от ощущения, что несу чушь. Он постоянно указывал мне на то, как бесполезно и глупо то, чем я интересуюсь.
Заставлял смотреть новости, уличая в том, что я не знаю ничего о том, что происходит во внешнем мире. Одно время я даже честно пыталась читать газеты. Но в глубине души никогда не понимала, зачем они мне нужны.
Я не видела связи между своей жизнью и новым законом, принятым в Германии. Почему я должна интересоваться тем, на что никак не могу повлиять? Изменится ли что-то для меня или мира в целом оттого, что я посмотрю репортаж о событиях на Дальнем Востоке?
Я пыталась задавать отцу эти вопросы, а он лишь отмахивался, говоря, что образованный человек должен интересоваться новостями в мире. По такому определению, он, несомненно, был в высшей степени образованным, потому что ежедневно, сидя на диване, смотрел новости и политические передачи сразу по нескольким каналам. А вот новостями моей жизни все чаще забывал интересоваться, особенно в последнее время.
После того как мы все доели, Влад встал, чтобы налить чай. Я помогла убрать со стола, а затем подошла к раковине, чтобы помыть посуду.
– Что это ты делаешь, Александра? – строго посмотрел на меня Виктор Анатольевич. – Ты в гостях. Садись и расскажи мне про свои танцы, пока Влад готовит чай. Мы потом сами все загрузим в посудомойку.
Я послушалась. С отцом Влада было легко общаться, но я все же тщательно фильтровала речь, чтобы не ляпнуть чего-то лишнего.
Мы попили чай с пирожными, и, поблагодарив хозяев, я засобиралась домой. На прощанье в коридоре Виктор Анатольевич сказал:
– Ну что ж, Александра, я был счастлив, наконец, познакомиться с девушкой сына. Приходи еще.
В воздухе повисла неловкая пауза. Я часто заморгала и посмотрела на Влада.
– Эм… Пап, Саша не моя девушка, – сконфуженно произнес Влад.
– Нет? Но ты же говорил, что у тебя появилась девушка? – удивленно проговорил Виктор Анатольевич.
– Да… Но, – озадаченно начал Влад.
– Но она не я, – весело закончила я, пытаясь разрядить атмосферу. – Девушку Влада зовут Кира, и я уверена, она вам очень понравится.
– Что ж, ну ладно. В любом случае был рад знакомству. До встречи, – ответил мужчина.
– И я была рада, Виктор Анатольевич. Спасибо вам за все: за ужин и за компанию.
Я вышла в подъезд. Влад, сказав отцу, что проводит меня, последовал за мной.
Я была в шоке. Как так вышло, что я познакомилась с отцом Ревкова раньше, чем Кира? Очевидно, что Виктор Анатольевич даже не знал имени Милославской, раз принял меня за девушку Влада. Мои размышления прервал мой спутник:
– Неловко вышло. Извини.
– Ничего страшного. А что, получается, Кира ни разу не была у тебя? – поинтересовалась я.
– Она была, но отца не было дома. Он часто в командировках. Иногда неделями я живу один.
– Серьезно? – я изогнула брови. – А он не переживает за тебя?
– Мы каждый день созваниваемся, – пожал плечами Влад. – И плюс, у нас высокий уровень доверия.
– Да, понимаю, твой отец отличается от других взрослых.
– Он у меня мировой мужик, – с гордостью отозвался Ревков. – Я очень люблю его и очень благодарен за то, что он позволяет мне быть собой.
– Да, возможность быть собой – это самое большое богатство, которое родители могут дать своему ребенку, – вздохнула я.
Поразительно, но часто родители думают, что без их контроля мы непременно сопьемся, попадем в дурную компанию и с нами случится тридцать три несчастья. Но Влад своим примером доказывал обратное. Он жил в отсутствии гиперопеки и был одним из лучших парней, которого я знала. Дело было не только в том, что он мне нравился.
Ревков объективно был смелым, сильным, уверенным в себе, хорошо учился, реализовался в музыке и даже зарабатывал этим. И у него почти не было дурных привычек… Ну, то есть он, конечно, иногда пил и покуривал, но я знала кучу парней, которые потребляли куда больше спиртного и табака, пытаясь доказать родителям, что они уже взрослые. А самое главное, Влад был одним из немногих, кто с такой любовью отзывался о родителе за его спиной.
– Златовласка, у тебя завтра могут быть проблемы, – неожиданно сказал Ревков.
– Ты о чем?
– О той девчонке, которую ты научила манерам. Как ее зовут?
– Лера Комарова.
– Вот. Скорее всего, эта Комарова так просто все не оставит. У нее есть следы увечий. Синяки и ссадины как минимум.
Влад говорил об этом на удивление спокойно, просто констатируя факты, но до меня вдруг дошло, что я реально избила человека. От этой мысли стало не по себе.
– И… Что мне за это будет? – спросила я.
– Зависит от того, как она поступит. Хуже всего будет, если она накатает заяву в ментовку.
От слова "ментовка" кровь застыла у меня в жилах. Раньше мне казалось, что со мной такое никогда не приключится. Никогда не говори никогда.
– Если ограничится только школой и просто пойдет к директору – считай, повезло. Школе невыгодно раздувать эту ситуацию. К тебе применят какое-нибудь дисциплинарное наказание и все.
– А что мне делать? Что говорить? – запаниковала я.
– Говори, как есть. Правду. Расскажи, что в Дашином классе имел место буллинг. Что Комарова с подругами издевались над Полосовой и что ты вступилась за нее. Главное, чтобы Даша все подтвердила, и другие тоже. Чем больше свидетелей, тем лучше.
– Хорошо, я поняла, – сдавленно проговорила я.
– Златовласка, все будет хорошо, – Влад положил руки мне на плечи и с ласковой улыбкой посмотрел мне в глаза. – Даже если она пойдет в полицию, мы что-нибудь придумаем, слышишь? За такое не сажают.
Я видела, что Ревков всячески пытается подбодрить меня, но чувствовала себя все равно паршиво. Только не хватало, чтобы маму вызывали в школу. Будто ей и без этого проблем было мало.
С тяжелым вздохом я поблагодарила Влада за помощь, а он на прощанье притянул меня к себе и мягко обнял за плечи. Носа коснулся едва уловимый древесно-мускусный аромат его одеколона. Я поглубже втянула воздух ноздрями, пытаясь запомнить этот чудесный запах.