Все это время я постоянно думала о Владе. Мысли о нем стали настоящим наваждением. У меня был его номер телефона. Почему я не могла написать или позвонить ему, если мне так этого хотелось?
Умом я понимала, что Ревков, скорее всего, будет рад моему звонку, но израненное сердце и подорванное доверие к мужчинам останавливали. Я замусолила салфетку с заветными цифрами настолько, что они стали еле заметными. Опасаясь, что они пропадут совсем, я сохранила его номер в записной книжке мобильника.
В последний день учебы, перед каникулами, поднимаясь по ступенькам школы, я увидела на стенде яркую кислотно-зеленую листовку. Она гласила о том, что в субботу в клубе "Буйвол" состоится выступление группы "Абракадабра".
– Пойдешь? – раздался веселый голос Булаткина за моей спиной.
– Не знаю, – вздохнула я.
– Да брось! Будет весело, все наши идут.
– Я смотрю, у тебя сегодня хорошее настроение, Антон?
Булаткин замялся, но я-то видела, что он очень хочет мне что-то рассказать и еле сдерживается.
– Давай колись! – я подтолкнула его в бок.
– Иду я, значит, вчера после тренировки домой, и тут вижу: сидит на бордюре Кира. Кира Милославская. Сидит и чем-то огорчена. Я ей, мол, куколка, какие-то проблемы?
– А на самом деле что сказал? – перебила я.
– На самом деле я что-то невнятно проблеял, узнавая, могу ли я быть ей полезен. Она меня даже с первого раза не поняла. Пришлось повторять, – признался Булаткин.
– Ха-ха, вот это больше похоже на правду!
– Так вот, выяснилось, что она сломала каблук или сапог порвался. В общем, идти она не может и ждет, пока сестра вернется из музыкальной школы и принесет ей другую обувь.
– И ты на руках донес ее до дома, чтобы ей не пришлось ждать сестру?
– Черт, почему эта идея не пришла мне в голову!
– Так что ты сделал?
– Я сгонял домой и принес ей мамины ботинки.
– Серьезно?
– Да, они ей были впору. И проводил до дома, как настоящий джентельмен.
– Номерок взял?
– Я не смог, Саш, не смог. Ты бы знала, как у меня потели ладони, когда я с ней разговаривал. Она очень красивая, а какие у нее глаза.
– Ага, конечно, глаза, – усмехнулась я.
– Да, именно так, – насупился Антон. – Я понимаю, к чему ты клонишь. Фигура у нее бомбическая, но глаза действительно прекрасны.
Мой друг совсем раскис. Я не припоминала, когда в последний раз он так восторженно отзывался о девушке. Хотя, думаю, Милославская с ее "глазами" вызывала похожие чувства у большинства мальчишек-старшеклассников.
В субботу я отпросилась у мамы в клуб, чтобы посмотреть на выступление Ревкова. Она с удивительной легкостью отпустила меня, видимо, считая, что мне нужно отвлечься от мрачных мыслей об отце.
Он забрал большинство своих вещей на неделе, однако не переставал названивать мне каждый день. Мама сказала, что не запрещает мне с ним общаться, ведь он по-прежнему мой отец. Но я сама не хотела. Я ненавидела его всей душой за те страдания, которые он причинил нам с мамой ради собственного удовольствия.
Вечером я стала собираться в клуб и впервые за всю неделю ощутила желание нарядиться и быть красивой. Я никогда раньше не была в "Буйволе", но слышала, что там крутили хорошую танцевальную музыку. Поэтому, отодвинув в сторону туфли, я отдала предпочтение новым белым кедам. Они, конечно, были не по погоде, но до клуба мы собирались доехать на машине, поэтому вряд ли бы я успела замерзнуть. Я планировала плясать от души, потому что считала танец лучшей терапией от душевных ран.
Официально в клуб пускали только с восемнадцати, но заплатив тысячу рублей, можно было попасть в список приглашенных гостей. Что мы, конечно, и сделали.
Ада с Антоном заехали за мной на такси. Снаружи "Буйвол" выглядел непримечательно: серое здание в центре города с неоновой вывеской. Но, оказавшись внутри, я сразу прониклась атмосферой свободы, молодости и дерзости.
Клуб представлял собой огромное помещение с довольно большой сценой и широким танцполом. Справа от него находился длинный светящийся бар, а напротив возвышалась уютная VIP-зона со столами и мягкими бархатными диванами. Посреди танцпола стояли вышки, на которых грациозно двигались едва одетые танцовщицы go-go. Народу было очень много, так что мы едва протолкнулись к бару, чтобы купить себе по бутылке воды, которая стоила аж двести рублей.
Музыка в "Буйволе" играла действительно классная. Диджей мастерски миксовал современные хиты, и мы с Адой покачивали головой в такт музыке, стоя у бара. Вокруг было много молодых людей и девушек гораздо старше нас, и я не могла отделаться от ощущения, что я мелюзга, которая попала на взрослую вечеринку.
В отличие от меня, Ада выглядела очень уверенно и бесстыдно разглядывала публику. Казалось, подруга ощущала себя полностью в своей тарелке, и я отчаянно ей завидовала.
Сегодня в "Буйволе" намечалась шоу-программа, в рамках которой группа "Абракадабра" должна была исполнить несколько песен. Мне не терпелось увидеть Влада, и я все время в ожидании поглядывала на сцену.
Сначала нашему вниманию представили танцевальный номер, который показался мне очень крутым. Потом были конкурсы, в которых участвовали гости, приглашенные на сцену. И только через час ведущий, наконец, объявил выступление музыкальной группы.
Ребята вышли на сцену, и свет софитов растекся по ней. Их было четверо: барабанщик, два гитариста и Влад. Он занял место посреди сцены напротив микрофона на стойке.
На Ревкове были красные эпатажные кроссовки. Потертые зауженные джинсы плотно облегали его сильные ноги. Сверху – красная просторная майка-алкоголичка, обнажающая накачанное тело, покрытое многочисленными рисунками. На его груди я заметила татуировку в виде надписи, но прочесть ее не смогла.
Влад выглядел совершенно спокойно. Слегка прищурившись, он устремил взгляд в зал. По своему опыту я знала, что из-за яркого света, направленного на сцену, в первую минуту он плохо видит лица людей на танцполе.
Влад непринужденно поправил микрофон и, обернувшись через плечо, что-то сказал барабанщику. Тот, в свою очередь, растянул рот в улыбке и вдохновенно начал отбивать ритмичные звуки. Песня была зажигательная и энергичная. Люди в зале стали качать головами в такт музыке.
Пробравшись поближе к сцене, с широко раскрытыми глазами я смотрела на Влада. На того самого парня, который неделю назад спас меня от унижения, ограбления, а возможно, и от чего-то и похуже. Я вспоминала какими яростными были его удары. Как изгибались в улыбке разбитые до крови губы. Как крепко он держал меня за руку. С каким трепетом заглядывал в глаза, пытаясь выяснить, в порядке ли я.
А сейчас Влад стоял на сцене. Такой привлекательный, но такой недоступный. Его хрипловатый голос, который через микрофон разносился по всему залу, будоражил меня. Я жадно всматривалась в каждое его движение, в каждый поворот головы. Раздался припев песни:
Ты такая заводная, кружишь в танце до утра,
А родители ругают, говорят домой пора.
Только ты не приземляйся, на, возьми мой самолет,
Полетим с тобой вместе, будет клевым наш полет.
Меня пробрало до мурашек. Он так сладко пел эти слова. При этом казалось, будто он смотрел на меня или куда-то рядом со мной. Убрав волосы за ухо, я медленно повернулась назад. Не знаю, что я ожидала увидеть, ведь зал был заполнен людьми, и все с интересом смотрели на сцену.
Я опять взглянула на Влада. Неужели он меня заметил? Настойчивое чувство, что его глаза направлены на меня, не покидало. Он определенно смотрел в конкретную точку, а не бегал взглядом по залу, как в течение первого куплета.
Мне показалась, что слова песни адресованы мне. Возможно, это было глупо, но я расплылась в широкой улыбке. В его взгляде было столько нежности, и создавалось впечатление, что все, о чем он поет, отражает его искренние чувства.
Влад слегка покачивался в такт музыке. Когда припев повторился в очередной раз, люди в зале стали подпевать. Песня однозначно зашла на ура. В момент проигрыша Влад отошел от микрофона и начал пританцовывать под звучные биты.
Двигался он классно, я даже немного удивилась. На слегка согнутых ногах он ритмично двигал плечами и руками, причем делал это расслабленно и кайфовал от процесса. Гитарист присоединился к нему, не выпуская из рук инструмент. Я вновь оглянулась по сторонам: люди танцевали вслед за ними.
Когда песня закончилась, зал взорвался бурными аплодисментами, свистом и криками. Я тоже одобрительно завизжала, ведь это была первая в моей жизни песня, которая так сильно наполнила меня эмоциями.
Казалось, Влад был немного смущен и широко улыбался. Затем группа "Абракадабра" исполнила еще несколько бодрых песен. В конце выступления ребята поклонились и скрылись за кулисами.
Я как будто очнулась ото сна и начала искать глазами друзей. Антон исчез практически в самом начале вечера: ушел куда-то с Егором Анохиным. Аду я заметила у барной стойки. Она весело болтала с каким-то смазливым парнем. Я направилась к ней.
– Так что, думаю, там увидимся, – донесся до меня обрывок фразы незнакомца.
Подруга улыбнулась ему самой очаровательной улыбкой и, сложив ладони вместе, елейно проговорила:
– Так здорово! Я как раз хотела друга-гея. Может, ты им станешь?
Я прыснула. Слава Богу, парень меня не заметил. Его уверенность как рукой сняло. Сначала на лице показалось недоумение, а потом возмущение:
– Ну, приехали! Я не гей!
– Нет? – с наигранным удивлением протянула Ада, оттопыривая нижнюю губу. – Но в таком случае ты же не станешь ко мне грязно приставать, когда мы увидимся? Я люблю ласку и нежность.
– Не знаю, зависит от того, как ты себя поведешь, – вновь игриво ответил парень. – Слушай, а где ты учишься?
Ада заметила меня, улыбнулась уголком рта и стала закруглять диалог:
– Так, ладно, ты мне понравился, давай свой номер, я тебе позвоню.
– Ты… Такая откровенная, – удивленно произнес парень и принялся диктовать цифры..
Подруга сохранила его контакт, а парень, не отрывая от нее глаз и переступив с ноги на ногу, спросил:
– Завтра позвонишь?
– Нет, как будет время.
– А завтра у тебя не будет времени?
Ада пожала плечами.
– А оставь мне свой номер тоже, – попросил он.
– Не надо, я сама позвоню, сейчас полный аврал по учебе, через пару дней объявлюсь.
– Эм… Ну хорошо, значит буду ждать звонка, – растерянно проговорил парень.
Ада не ответила. Она подошла ко мне и, взяв меня под руку, повела обратно на танцпол.
– За что ты с ним так? – хихикнула я.
– Напыщенный индюк, – ворчливо отозвалась подруга. – Подходит ко мне, эдакий герой-любовник, и клеит, как каких-нибудь безмозглых цыпочек в дешевом пабе. "У моего папы связи там-то, в прошлую ночь я потратил столько-то!" А потом еще типа: "Ой, ну если тебе повезет, может, я и появлюсь на той вечеринке, и мы увидимся". Как будто есть очередь из желающих увидеться с ним, и мне позволено в нее встать!
– Ты ему не позвонишь? – уточнила я.
– Еще чего! Как говорила моя бабушка, козла проучила – доброе дело сотворила, – фыркнула Ада.
– Да уж, твоя бабушка была поистине неистощимым кладезем женской мудрости, – улыбнулась я.
Ада терпеть не могла понты, дешевые подкаты и парней, которые считали, что мир лежит у их ног. Подруга считала своим священным долгом опускать каждого "засранца" на землю и за последние пару лет изрядно в этом поднаторела.
Мы протиснулись между людьми и кое-как отвоевали себе немного места на танцполе. Играла какая-то модная клубная музыка, и я расслабилась, позволив своему телу раствориться в танце.
Через пару-тройку песен я была уже вся мокрая. Я радовалась, что вместо каблуков отдала предпочтение кедам, а вместо платья надела голубые джинсы с заниженной талией и короткий кислотно-оранжевый топ с длинными рукавами. В такой одежде я чувствовала себя естественно. Можно было двигаться как угодно и не переживать за задравшуюся юбку.
Внезапно я почувствовала на себя взгляд. Его было сложно с чем-то спутать: карие глаза, спокойная улыбка и ямочка на щеке.
Влад Ревков, развалившись, сидел на диване в VIP-зоне. В его руке был стакан с чем-то темным. Я помахала ему, а в ответ он сделал жест, приглашая к себе.
Я растерялась. У меня не было браслета для прохода в VIP-зону, а фейсер, стоящий у ступенек, ведущих к ней, выглядел довольно сурово. Я подняла вверх обе руки, правой указала на запястье левой, демонстрируя отсутствие браслета, и покачала головой. Влад усмехнулся, неторопливо подошел к фейсеру и что-то сказал ему на ухо. Затем взгляд Ревкова обратился ко мне, и он снова поманил меня жестом.
Я медленно продвигалась через толпу разгоряченных людей, и мое сердце бешено колотилось. Наконец я оказалась на ступеньках. Влад взял меня за руку и повел за собой. Фейсер с непроницаемым лицом посторонился, пропуская нас.
– Ну как ты, Златовласка? – с улыбкой заглядывая мне в лицо, спросил Ревков, когда мы сели за его столик.
– Хорошо, – ответила я, слегка повышая голос.
Хотя в VIP-зоне было гораздо тише, чем на танцполе, музыка все равно играла довольно громко.
– Пацаны, это Саша, она учится со мной в одной школе, – представил меня Влад парням за его столом. В них я узнала остальных музыкантов группы "Абракадабра".
– Вы нереально круто выступили! – искренне сказала я.
Парни улыбнулись и поблагодарили меня.
– Я долго наблюдал за тобой. Ты классно двигаешься. Очень сексуально, – спокойно заметил Ревков.
Мое тело напряглось, и кровь моментально прилила к лицу. К счастью, в клубе было темно, и он этого не увидел.
– Спасибо. Я занимаюсь танцами. С детства.
– Заметно, – Влад хлебнул темную жидкость из своего стакана.
Мне удалось разглядеть некоторые рисунки на его теле. На одном запястье был компас, на другом две ничего не говорящие мне даты. На груди оказалась фраза, написанная на незнакомом языке.
– Ты не позвонила, – медленно проговорил он, смотря куда-то вдаль. – Оставила все, как есть?
Я кивнула.
– Хочешь виски? – спросил он.
– Нет. Я не пью. Спасибо.
– Вообще? – его брови взметнулись вверх.
– Очень редко. Обычно только шампанское на Новый год, – улыбнулась я.
– Так, может, шампанского?
– Нет, не хочется, – покачала я головой. – А ты давно поешь? В смысле, это дело твоей жизни? Ты хочешь связать будущее с музыкой?
– Музыка – это часть меня, – чуть помедлив, ответил он. – Я не знаю, как сложится будущее, но точно знаю, что музыке в нем есть место.
– У меня похожее с танцами.
– Я пою с детского сада, моим дебютом стало исполнение песни Шуры "Отшумели летние дожди", мне даже для правдоподобности закрасили черным маркером передние зубы, – усмехнулся Влад.
– Думаю, это было впечатляюще! – рассмеялась я.
Парень вновь сделал глоток.
– Потанцуем? – предложил он.
Только после его слов я заметила, что диджей сменил модные клубные хиты на старую песню Андрея Губина.
– Улетай, улетай, словно птица, в небесах ты свободна кружиться, – с улыбкой пропел Влад, протягивая мне раскрытую ладонь.
Каким же он был привлекательным! От одного взгляда на него у меня перехватывало дыхание. Я вложила свою руку в его, и он повел меня на танцпол.
Я заметила, что люди недоуменно глядят на диджея, удивляясь его нестандартному музыкальному вкусу. Влад хохотнул и показал ему большой палец вверх. В ответ диджей нахмурился и продемонстрировал Ревкову средний палец.
– Что это он? – удивленно спросила я.
– Он проспорил мне, – пожал плечами Влад. – Вот и злится.
– Так вот почему у нас тут дискотека нулевых? – наконец поняла я.
– Ага, это любимая песня мамы, она напоминает мне о времени, когда я был беззаботно счастлив, – проговорил Ревков, приближая лицо к моему уху.
Он уверенно притянул меня к себе. Я почувствовала его горячее дыхание, и все тело моментально покрылось мурашками. Влад положил руку чуть ниже моей талии. Учитывая то, что на мне были заниженные джинсы и короткий топ, его пальцы легли прямо на мою кожу.
Прикосновения Влада запустили целый каскад химических реакций в моем теле, и я почувствовала напряжение внизу живота. Мы медленно двигались под музыку, и иногда наши тела оказывались настолько близко, что я ощущала будоражащее тепло его кожи.
Мне казалось, что все происходящее – сон. И я боялась проснуться. Я вдыхала сладковатый запах его одеколона, чувствовала на себе его нежные, но сильные руки и мечтала о том, чтобы этот миг никогда не заканчивался.
– Остановись, мгновенье, ты прекрасно, – неожиданно для себя вслух произнесла я.
Влад немного отстранился и внимательно посмотрел мне в глаза. Мне показалось, что сейчас он меня поцелует. Все внутри затрепетало, и я слегка прикрыла глаза, ожидая встретить его такие желанные губы.
Но внезапно услышала:
– Пойдем выйдем, хочу подышать воздухом.
Он взял меня за руку и потащил через толпу к выходу. Я забрала в гардеробе куртку, накинула ее на плечи и вышла вслед за Владом на улицу.
Вечерний воздух моментально охладил разгоряченное тело. Я поежилась.
Влад стоял рядом в черной кожаной косухе. Убрав руки в карманы джинсов, он смотрел куда-то вдаль и совершенно не тяготился повисшей между нами тишиной.
– Почему Абракадабра? – наконец спросила я.
– Потому что в этом все и одновременно ничего.
– Как это?
– Ну, я про значение слова. С одной стороны, это некое магическое заклинание, с помощью которого можно наколдовать все на свете, а с другой – просто непонятный набор слов, понимаешь?
– Не очень, – откровенно призналась я.
– Абракадабра – это смысл и бессмыслица в одном флаконе. Все, как в жизни, ведь наша музыка про жизнь. То, что важно для одного, – неважно для другого. Что имеет смысл сейчас, не будет иметь смысла через годы.
– Как-то все сложно, – я с трудом пыталась уловить идею.
– Сложно и просто одновременно. Понимаешь, Златовласка, в мире нет ничего абсолютного. Нет чего-то стопроцентно плохого или стопроцентно хорошего. Жизнь многогранна, и даже у медали есть ребро. Гурт называется.
– То есть у медали три стороны? – зацепилась я за то, что хоть немного поняла.
– Ну, официально мы живем в трехмерном пространстве, поэтому у любого предмета три вектора. Просто обычно при решении каких-то вопросов третий вектор не учитывается. Принято считать, что есть только "да" или "нет".
– А разве это не так?
– С одной стороны – да, а с другой – нет. В процессе выбора, когда требуется конкретный ответ, наличие третьего варианта сводит на нет смысл выбора. Но, с другой стороны, таким образом исключается возможность существования параллельного решения вопроса. Кстати, именно так часто в жизни и бывает: ни то, ни се. Проблема только в том, что человек не видит альтернативный вариант вовремя.
– И сколько таких альтернативных вариантов?
– Миллионы, миллиарды, – задумчиво ответил Влад.
– Так много?
– Больше, чем много. Существует бесконечное множество потенциальных вариантов моей жизни, твоей жизни, жизни других людей, планеты в целом. А мы реализуем только один из них, наиболее привычный.
– А можно реализовать другие, непривычные? Если очень захотеть?
– Если очень захотеть, то можно даже в Африку попасть, – насмешливо сказал Влад. – Ты что-то загрузилась, Златовласка.
– Но ты говоришь очень серьезные вещи…
– Помни, смысл и бессмыслица в одном флаконе. Никогда не относись ни к чему слишком серьезно. Даже к моим словам.
Влад подмигнул мне и, даже не попрощавшись, исчез за дверью.
Я растерянно постояла на холоде еще пару минут, пытаясь осмыслить произошедшее. Затем я вернулась в клуб, нашла Аду, и мы поехали домой.
Ночью я долго ворочалась: сна не было ни в одном глазу. Без сомнений, я втрескалась в Ревкова. Меня одновременно пугала и вдохновляла эта мысль. Пугала потому, что я не хотела обжечься и вновь чувствовать ту боль, которую доставил мне Пешков. А вдохновляла потому, что я видела огромную разницу между этими двумя парнями: Влад в отличие от Димы был смелым, прямолинейным и, казалось, все понимал.
Определенно, сегодня в клубе мы стали друг другу чуть ближе. Но чувствует ли он ко мне то же, что и я? Или просто проявляет дружеское участие?
Глава 11
Во время каникул я всего пару раз вышла из дома. Один раз в гости к Булаткину, другой – в магазин. Антон пригласил только меня и Аду, и я, наконец, рассказала друзьям о том, что мой отец ушел из семьи. Они были в шоке. Говорили много поддерживающих слов и обещали быть рядом. Когда я призналась им во всем, мне полегчало, будто сняла груз с души.
– Ты вообще собираешься общаться с отцом? – спросила Ада.
– Не знаю. Пока нет. Кроме слов презрения и ненависти, мне сказать ему нечего.
– Но он, несмотря ни на что, твой отец. Даже если они с твоей мамой разведутся, это не будет означать, что он отказывается от тебя как от дочери, – немного поразмыслив, сказал Антон.
– Он разрушил нашу семью. Он предал маму, а значит, и меня. Его и раньше было сложно назвать примерным отцом, а теперь и подавно.
Друзья не стали меня переубеждать и через пару минут мы сменили тему.
Мама старалась держаться и при мне вела себя как обычно, но я часто видела ее с покрасневшими глазами. Разрыв с отцом давался ей очень болезненно. В связи с этим я хотела как можно больше времени проводить с ней. Я скачала много легких комедий, и каждый вечер после того, как она возвращалась с работы, мы вместе смотрели их.
Мне казалось, что на некоторое время мне действительно удавалось отвлечь ее от тоскливой реальности. Однако ее глаза были по-прежнему потухшими, и я боялась, что больше никогда не увижу в них искру жизни.
На следующей неделе после каникул в школе мы периодически пересекались с Владом на переменах в коридоре или столовой. Он всегда тепло здоровался со мной, иногда спрашивал, как дела, и мы мило болтали. Странно, но мне было с ним очень легко. Напряжение спало, и я могла шутить, не стесняясь быть собой. Я не чувствовала напускного равнодушия или излишней заинтересованности с его стороны, он всегда был спокоен, всегда в хорошем настроении и всегда чертовски красив.
Как-то посреди урока химии я попросила разрешения выйти. Оказавшись в туалете, я подошла к раковине, и до меня донеслись тихие всхлипы. Я повернула голову в сторону звука: он доносился откуда-то из глубины женской уборной. Пройдя дальше, я увидела облокотившуюся на подоконник девочку.
Руками она прикрыла лицо и, очевидно, не заметила моего появления. Ее белая блузка была вымазана краской. В глаза бросались красные и синие мазки на спине и рукавах.
– Все в порядке? – подала я голос.
Ее плечи вздрогнули. Она резко повернулась, и в ней я узнала девочку из соседнего дома. Кажется, ее звали Даша Полосова. Мы с ней с детства жили неподалеку друг от друга, но никогда не общались. Даша была примерно моей ровесницей. Когда мы росли, она никогда не принимала участия в наших дворовых играх и вообще держалась обособленно.
Даша была некрасивая, полноватая, в толстых немодных очках. Мне всегда казалось, что она немного не от мира сего. Возможно, у нее и правда были какие-то особенности, но, несмотря на это, она училась в обычной общеобразовательной школе. С красными от слез глазами и перепачканной акварелью блузке девочка смотрелась жалко.
– Да, нормально, – шмыгнула Даша.
– Что-то не похоже. Что у тебя с блузкой? – спросила я, присаживаясь рядом с ней на подоконник.
Даша растерянно посмотрела на свою одежду, и ее подбородок задрожал.
– У нас было ИЗО, я испачкалась.
– Ну, мне-то можешь не врать. Кто-то измазал тебя краской? Ты из-за этого так раскисла?
Она кивнула.
– У меня есть с собой белая футболка, я после школы собиралась на тренировку. Могу одолжить, она чистая.
– А в чем пойдешь на тренировку? – слабо улыбнулась она.
– Одолжу что-нибудь у подруги.
Даша замерла в нерешительности. Видимо, ей было неловко брать у меня одежду. Но ходить раскрашенной остаток дня тоже не хотелось. Не дождавшись ее ответа, я спрыгнула с подоконника и сказала:
– Сейчас сгоняю в раздевалку и принесу тебе майку. Будь тут.
Когда я появилась вновь, Даша уже не плакала.
– И не реви из-за такой ерунды больше. Если каждый раз рыдать из-за чертовых проделок одноклассников, никаких слез не хватит, – попыталась пошутить я, протягивая ей одежду.
– Спасибо. Спасибо большое, Саш, – тихо проговорила она, пряча глаза в пол.
Я улыбнулась и пошла обратно на урок.
В пятницу, возвращаясь домой после школы, я с досадой заметила, что на качелях рядом с моим подъездом сидит Пешков. Я поджала губы и направилась мимо него, делая вид, что ищу что-то в сумке.
– Саш, подожди!
Черт! Притвориться, что я его не заметила, не получится. Я молча подняла глаза.
– Саш, прошло уже три недели. Я так не могу. Думал, что получится все забыть, забыть тебя… Но не выходит. Я не прошу о многом, просто поговори со мной, пожалуйста.
– Что ты хочешь от меня услышать? – устало вздохнула я.
– Как ты? Что произошло после того… После того, как я ушел?
– Сбежал, – уточнила я.
– Да. Сбежал. Прости, – он понурил голову.
– После этого он потащил меня к гаражу, закрыл рот руками и… – мой голос дрогнул.
– Господи, – проговорил Дима, поднимая на меня голубые глаза, в которых отражался ужас.
– Ничего не было, – оборвала я зарождающиеся жуткие мысли Пешкова. – Не успело произойти. Меня спас Влад. Влад Ревков из нашей школы.
Дима округлил глаза и с непониманием покачал головой:
– Ревков? Откуда он там вообще взялся?
– Они репетировали в гаражах неподалеку. Он услышал мой крик.
Пешков сморщился, как будто мои слова доставляли ему физическую боль.
– Он дрался с ними?
– Да, он дрался за меня, – ледяным голосом ответила я. – Дрался, потому что хотел спасти. А мы с ним до этого даже не были знакомы.
Дима сел на бордюр и обхватил голову руками:
– Какое же я дерьмо!
Я промолчала. Я смотрела на его душевные терзания, но мне не было его жаль. Совсем.
– Саш, я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить…
– Вряд ли, – перебила я. – Не трать слова попусту.
Пешков резко вскочил и посмотрел мне прямо в глаза:
– Саш, я облажался. Я был полным придурком. И я сейчас не только про тот вечер. Я не понимал, не ценил тебя. Как же я ошибался. Ты такая добрая, искренняя, красивая. В тебе так много света, а я, дурак, все испортил. Саш, умоляю, прости меня. Прости меня, пожалуйста. Я… Я люблю тебя, Саш.
– Замолчи! – взвизгнула я – Зачем? Зачем ты издеваешься надо мной? Когда-то я ждала этих слов, но ты все разрушил! Неважно, что ты сейчас скажешь или сделаешь, ты предал меня! Ты трусливое ничтожество, и я никогда не смогу этого забыть!
У меня из глаз брызнули слезы. Пешков попытался обнять меня, но я его оттолкнула. Он вновь что-то говорил, но я не могла, не хотела его слушать. Я решила, что больше не позволю ему сделать мне больно.
Я сорвалась с места и забежала в подъезд. Рыдания душили меня. Боль из-за наших несложившихся отношений, нападения и его предательства снова навалилась на меня. Я чувствовала себя раздавленной.
Зайдя в квартиру, я повалилась на кровать, набрала номер и поднесла телефон к уху:
– Привет. Мне очень хотелось услышать твой голос и поговорить, – сказала я.
– Привет, Златовласка, я рад, что ты позвонила, – отозвался в трубке хрипловатый голос.
Мы проговорили целый час. Сначала о том, о сем. Потом Влад почувствовал, что со мной что-то неладно и вывел на откровенный разговор. Я рассказала ему все. Об отношениях с Пешковым, о нападении и о том, как он оставил меня в критической ситуации.
Ревков слушал меня очень внимательно, давал выговориться. Мне казалось, что он меня понимает. Он сказал, что догадывался, что все примерно так и было после того, как увидел драку Булаткина с Пешковым в столовой. Влад называл меня храброй и уверял, что Дима меня не достоин. Говорил, что теперь, когда все позади, я стану счастливее.
После разговора с ним на душе стало гораздо легче. Положив трубку, я свободно вздохнула. Жизнь понемногу становилась лучше. Я, наконец, поняла, что окончательно освободилась от всяких чувств к Пешкову. Теперь его для меня не существовало. Я с улыбкой поднялась с кровати, умылась и пошла обедать.
Однако на выходных мое настроение все-таки испортилось. Вернувшись домой из магазина, мама сказала, что через час придет отец. Оказывается, он хотел забрать оставшиеся вещи и рассчитывал поговорить со мной.
– Я не хочу его видеть! – наотрез отказалась я.
– Послушай, дочь, он очень переживает. Говорит, что ты не отвечаешь на его звонки, – устало сказала мама.
– Как ты можешь быть на его стороне? – воскликнула я.
– Я не на его стороне. Но он твой отец и любит тебя.
– Если бы он любил меня, он бы не ушел. Не вижу смысла это обсуждать.
Когда папа пришел, я закрылась в своей комнате. Я слышала, как родители негромко переговариваются о чем-то в коридоре. Все-таки моя мать – удивительная женщина. Как ей удается с таким достоинством общаться с человеком, разбившим ей сердце? Я точно знала, что она любила папу. И его предательство ранило ее до глубины души. Будь я на ее месте, на порог бы его не пустила.
Раздался негромкий стук в дверь, а затем голос отца:
– Саша, впусти меня, пожалуйста. Мне очень нужно с тобой поговорить.
Я не тронулась с места. Обняв руками колени, я сидела на кровати и смотрела в одну точку.
Поняв, что я не собираюсь его впускать, папа решил высказаться через дверь:
– Саша. Я понимаю, что в последнее время я был ужасным отцом. Знаю, что обидел тебя своим поступком. Но мне очень стыдно. Пойми правильно, я любил маму. И она всегда будет важным человеком для меня. Но во взрослой жизни иногда случается так, что люди расстаются. Они больше не могут жить вместе. Но это совсем не означает, что я не люблю тебя. Ты моя дочь. Я прошу, дай мне еще шанс. В мире есть не только черное и белое. Да, я оступился. Да, я сделал вам больно. Но умоляю, Сашенька, не отталкивай меня. Пожалуйста.
Я молчала. Внезапно в памяти возникли моменты жизни, когда мы с родителями были счастливы. Как ездили на море на машине и по дороге останавливались на перекус в полях среди подсолнухов. Это было потрясающе красиво. Мы делали снимки на фотоаппарат и много смеялись.
Как весной мы ездили на шашлыки в лес, и я рассказывала родителям про Гарри Поттера и его приключения. Они внимательно слушали и говорили, что шанс получить письмо из Хогвартса есть у каждого.
Как на десятый день рождения папа подарил мне красивый красный велосипед, а потом все выходные учил меня на нем кататься. Я ужасно боялась и падала, а он подбадривал и обещал, что все получится.
В какой момент отец стал отдаляться от меня? Когда перестал слушать и понимать? Я не знала. Возможно, это началось пару лет назад. Возможно, чуть раньше. В моей голове было два его образа. Первый – любящий, добрый и веселый. Второй – холодный, вечно критикующий, равнодушный. С трудом верилось, что эти воспоминания были об одном человеке, просто в разные периоды моей жизни.