Яна Анатольевна Седова
Октябрический режим. Том 2
Нет фактов
Голословность обвинения полк. Карпова бросилась в глаза членов Г. Думы. «…все это – предположения, все это нанизано, все это писание каких-то романов», – говорил Крупенский. «…подробная, тщательно разработанная гипотеза», – так отозвался фон Анреп о речи Милюкова. «В этом ее сила. Но я боюсь, что в этом и ее слабость». Гучков говорил, что не нашел в этой речи материала в подтверждение запроса о полк. Карпове. По мнению лидера центра, «если можно охарактеризовать настоящий запрос при его возникновении актом легкомыслия, то когда пытаются поддерживать этот запрос, защищать его здесь при тех данных, какие теперь выяснились, то тут является уже некоторое сомнение и в самой добросовестности».
Чувствуя дефицит фактов, кадеты собирали в свои речи все, что хотя бы косвенно относилось к делу. Милюков вспомнил послужной список полк. Карпова. В Ростове-на-Дону он будто бы установил «весьма виртуозно проводимую систему сыска, граничащую с провокацией», а в Баку в начале этого года произошла некая история с бомбами в гостинице. В «Биржевых» тут же появилось разъяснение от некоего высокого чиновника: полк. Карпов, получив назначение в Баку, почти сразу был переведен в Петербург, поэтому в Баку и не был. На это обстоятельство гр. Бобринский 2 указал в комиссии по запросам, но Милюков возразил: «я не говорил, что он был в Баку». Так и есть: лидер кадетов говорил лишь о назначении полк. Карпова в этот город. Зачем же Милюков напомнил о бомбах в гостинице, если он знал, что убитый тут не при чем?
Родичев за неимением доказательств заявил, что интерпеллянты и не обязаны ничего доказывать фактами, долго рассуждал об Азефе, Лопухине, Гартинге, затем наконец стал читать статью Бурцева из «Matin», но тут подошел к концу часовой срок. Оратор попросил добавить ему еще столько же. Крупенский высказался против: «Я хочу сказать, что в этот истекший час можно было сказать хотя бы один аргумент в пользу этого вопроса. Мы просидим еще один час и ни одного аргумента за запрос не услышим». Тем не менее, центр уважил просьбу Родичева, вероятно, чтобы не получить упрека в затыкании рта интерпеллянтам ввиду уже принятого в тот день неполного прекращения прений.
Выдвинулась и артиллерия в лице отставного генерал-майора кн. Шервашидзе. Ориентируясь по фотографическим снимкам из «Нового времени», депутат указал на воронкообразное отверстие в полу и заключил, что взрыв произошел от падения бомбы на пол, то есть случайно. Но справа тоже сидели знатоки. Бывший артиллерийский лаборант Тимошкин обвинил кн. Шервашидзе в «полном незнании артиллерийского дела» и пояснил, что повреждения, нанесенные убитому, могли быть причинены только адской машиной, но не бомбой. По словам Тимошкина, бомба разорвала бы жертву на части, а у полк. Карпова были оторваны ноги, и так сработали газы адской машины. Затем бывший артиллерийский офицер гр. Бобринский 2 откровенно указал старику кн. Шервашидзе на его годы: «я учился гораздо позже, когда наука дальше ушла, я его моложе и, следовательно, лучше помню; я скажу, что показания кн. Шервашидзе никакого значения, с точки зрения артиллерийской, не имеют».
Возмущенный кн. Шервашидзе в ответ рассказал гр. Бобринскому о своей службе в Севастопольской артиллерии, а Тимошкину сообщил, что, действительно, в школе канониров не учился, а кончил курс Михайловского артиллерийского училища.
Удивительная экспертиза, недостойная законодательного учреждения, – случайные эксперты дают заключения, основываясь на газетных материалах!
Ответ центра и правых
Версия событий
Центр и правые придерживались официальной версии событий, считая взрыв умышленным убийством, а полк. Карпова – героем, погибшим при исполнении своего долга. «На войне много героев наших заслуживают Георгиевский белый крест, – говорил гр. Бобринский 2, – но тому, кто пал в бою, поставят крест деревянный. Такой деревянный крест ныне осеняет могилу полковника Карпова. На этом кресте мы вырежем слова: «спи в мире, мученик долга. Ты сложил свою голову за своего Царя и за своих братьев»».
Слева хоть и не верили в эту версию, но не упустили случая посмеяться над охраной в лице полк. Карпова, проявившего такую неосторожность и доверившегося вчерашнему революционеру. Родичев сравнил погибшего с наивной институткой. Справа признавали неосторожность и ошибку полк. Карпова, но отрицали незакономерность его действий. Однако интерпеллянты и тут нашли, что поставить в вину Правительству: назначение в начальники охраны неспособных лиц – это бездействие по службе, предусмотренное ст. 34, поэтому Родичев советовал Министру Внутренних Дел подать в отставку.
О кадетах
Тактика кадетов вызывала у их противников ряд ассоциаций почему-то с животным миром: «гиены» «набросились» на труп «в намерении его волочить и терзать» на думской кафедре; «змеиный свист»; «стая диких воронов и коршунов» желает расклевать труп.
Не обошлось без традиционных обвинений партии народной свободы в сотрудничестве с крайними левыми. Напомнив смысл постановления парижского съезда революционных и оппозиционных партий, где Милюков заседал с Азефом, гр. Бобринский 2 заявил: «Пакт этот, я вижу, соблюдается до сих пор: они убивают, – вы вносите такие запросы». Крупенский вторил: «гг.иудействующие кадеты» «хотят опять протянуть руку той революции, которую они поддерживают. … Я бы считал со стороны Милюкова черной неблагодарностью попивать в 1905 г. в Париже чай с этими же господами, а ныне не поддержать их. Ведь охранные отделения попирают их вчерашних друзей – надо встать на защиту их и на попирание охранных отделений».
Даже Гучков обратился к левым в том же смысле: «Если вы хотите истребить нечистые приемы борьбы, мы вам союзники, но если вы хотите разоружить государство и Правительство в борьбе с революцией, то нет, слуга покорный».
Как и при обсуждении запроса про Азефа, обвинение в провокации было обращено на самих кадетов. Перечислив случаи их потворства революционерам, – статья братьев Гессенов в журнале «Право» о праве убивать, отказ первых двух Дум осудить террор, «красный смех» во второй Думе, – гр. Бобринский 2 спросил интерпеллянтов: «гг., нет ли у вас на совести крови?».
Сотрудничать с революционерами значит сотрудничать и с евреями. Как уже говорилось, Крупенский назвал кадетов «иудействующими», а когда Родичев выразил убеждение, что исполняет свой «долг пред истиной и пред родиной», справа подхватили: «и пред жидами».
Голосование и правда о взрыве
Последней речью была речь Гучкова, в которой он не поддержал интерпеллянтов. Оппозиция осталась в меньшинстве, и запрос был отклонен большинством 151 против 88.
Месяц спустя Петров сознался, что взорвал полк. Карпова умышленно, чем окончательно была разбита версия Милюкова.
Петров предложил жандармам свои услуги в начале 1909 г. и был направлен за границу, где, попав под подозрение Бурцева, заявил, что договор с охраной – фиктивный и заключен в интересах террора. Для проверки искренности Петрова эсеры командировали его в Петербург с поручением убить Герасимова. Здесь агент вооружился популярной легендой о том, что генерал в свою бытность главой Охранного отделения сам прибегал к террору в политических целях. Вот и сейчас Герасимов будто бы подстрекает его, Петрова, убить товарища министра внутренних дел Курлова, на пост которого претендует. Чтобы это доказать, агент предлагал Карпову и его начальству прийти подслушать его разговор с Герасимовым. Таким образом все ключевые фигуры политического розыска собрались бы в одной квартире, и оставалось бы лишь привести в действие адскую машину, соединив электрические провода. Однако Карпов случайно вмешался в этот замысел, пожелав снять со стола скатерть, скрывавшую динамит, поэтому Петров поспешно взорвал только одну жертву вместо всего начальства.
Знатоки охранного дела объясняют трагедию на Астраханской улице непредусмотрительностью убитого. Конспиративной квартирой должен заведовать «хозяин» – проверенный служащий и только ему должен принадлежать ключ. В настоящем же случае, располагая квартирой, Петров воспользовался ею для революционных целей.
Кроме того, сам полк. Карпов, по свидетельству А. П. Мартынова, «едва ли был нормальным человеком», производил «странное» впечатление. «Рассказывали, например, что Карпов принимал подчиненных для доклада в совершенно голом виде».
Революционная книжечка
Милюков показал слушателям только что вышедшую за границей книгу Лонге об Азефе и Гартинге. Крупенский пошел к кафедре посмотреть, но оратор убрал книгу в портфель и обещал сообщить ее заглавие позже. Затем Крупенский посоветовал кадетам вместо чтения «революционных книжечек» заниматься законодательным трудом.
Столыпин пришел в Думу защищать интересы мелких чиновников (11.XII)
Законопроект об усилении средств канцелярий губернаторов и губернских правлений был отклонен бюджетной комиссией из-за несоблюдения каких-то формальностей. Пострадавшей стороной оказались бы мелкие канцелярские служащие, чьи оклады были установлены штатами 1876 г. и с тех пор не повышались.
Защищать проект пришел сам Столыпин в качестве министра внутренних дел. Он заступился за бедных чиновников, указывая, что они получают 10-15 р. в месяц. «Недавно один губернатор представил в Министерство подробный расчет, показывающий, что его курьер, лакей и повар гораздо лучше обеспечены, чем канцелярские служители его канцелярии». Нет средств и на обстановку помещений: «часто, в силу невозможности приобрести какой-либо лишний шкаф, важные дела, важные бумаги валяются на столах и даже прямо на полу».
Октябристы в лице фон Анрепа смягчились и предложили поправку, почти совпадавшую с поправкой Столыпина и тут же принятую Правительством.
Тогда докладчик Годнев нашел новый формальный повод, чтобы застопорить дело. Дескать, с поправкой опоздали, и потому докладчик в соответствии с § 75 Наказа имеет право не дать свое заключение и не дает такового, вследствие чего поправка отпадает.
Однако Годнева никто не слушал и законопроект был принят с поправкой фон Анрепа.
Загадочно, что Столыпин, с начала текущей сессии не произносивший в Думе программных речей, теперь появился в связи с вермишельным законопроектом. Впрочем, какова бы ни была подоплека отказа от программных выступлений, поддержка Столыпиным мелких служащих – красивый шаг. Действия премьера одобрили даже «Биржевые ведомости»: «Решительно нельзя понять кадетских подсмеиваний на счет того, что премьер-министр, как министр внутренних дел, «побеспокоился» явиться в Думу, чтобы защищать интересы маленьких чиновников. Да, глава ведомства должен был поступить именно так, как он поступил, а большинство Г. Думы очень хорошо сделало, что пошло навстречу министру, защищавшему интересы меньшой канцелярской братии, не делая вопроса из-за некоторых неправильностей процессуального, так сказать, направления законопроекта».
Симптомы председательского кризиса и аудиенция Хомякову
В декабре пошли слухи, что Хомяков намерен покинуть свой пост. Что его так взволновало? Протесты правых против существования сеньорен-конвента? Очередной скандал Пуришкевича?
Нет, Хомяков объяснял свою обиду ссорой с Гучковым. Поводом стало очередное интервью председателя Г. Думы «Биржевке», где Хомяков сказал, что в Думе не чувствуешь «веры в плоды своего труда»:
«Законодатели мало верят в результаты своей работы.
Я ставлю только диагноз. Причин такого явления я указать не могу».
Крупенский забил тревогу, подав в бюро фракции заявление по поводу этого интервью. Бюро решило частным образом указать председателю Г. Думы на некорректность его действий. Впрочем, указания не последовало. Однако симптомы неудовольствия были налицо. Глава фракции перестал встречаться с Хомяковым иначе как по обязанности. Некоторые октябристы гласно выражали неодобрение деятельностью Председателя Г. Думы, в том числе Шубинский во всеуслышание заявил: «Давно пора переменить».
Официозная «Россия» уже напечатала подборку негативных мнений членов Г. Думы о Председателе и даже назвала кандидата на его место – кн. Волконского.
В «Голосе Москвы» появилась заметка против Председателя. Дескать, он не только «стал позволять себе очень резкие, хотя и совершенно неосновательные отзывы о Г. Думе», но и «слишком сам снисходительно стал относиться к своим председательским обязанностям» – не читает законопроекты, не собирает председателей комиссий на заседания совета старейшин и не направляет прения. Глинка-Янчевский назвал эту статью «неприличной, чисто хамской выходкой».
Но по случаю окончания сессии Хомяков поехал в Царское Село с докладом и вернулся окрыленным. Приехав одновременно с Щегловитовым и другими сановниками, Председатель Г. Думы был принят первым. «Крайне милостивый прием» затянулся более чем на час. Беседа коснулась, между прочим, поездки в Англию, любезной сердцу либералов. Государь сочувственно отнесся к предстоящему визиту в Россию английских и французских депутатов. Положение Хомякова окрепло, и кризис закончился, не начавшись.
Хомяков в Смоленске
В конце сессии Хомяков выехал на несколько дней в свое имение Сычевка (Смоленская губ.). Находясь проездом в Смоленске, Председатель Г. Думы дал интервью «Смоленскому вестнику», между прочим сообщив, что лично видел на столе у Столыпина законопроект о печати.
«Вот и пускайте председателя Думы в кабинеты к сановникам!. – негодовал Глинка. – Он высматривает, что у них лежит на столах, и затем делится своими наблюдениями с петербургскими или смоленскими жидками…».
Противодействие Г. Совета
Кажется, первый упрек Г. Совета в медленности работ раздался в октябре из уст Хомякова. По его словам, в верхней палате накопилось уже 32 поступивших из Г. Думы законопроекта. Если политические вопросы затягиваются умышленно, то ведь никто не мешает рассматривать экономические.
В следующем месяце некий член верхней палаты заявил сотруднику «Речи», что Г. Совет «занял по отношению к Г. Думе положение земского начальника, бесцеремонно исправляющего действительные и воображаемые ошибки в протоколах волостного схода», что грозит образованием «законодательной пробки».
Начало противодействия Г. Совета народному представительству любопытным образом совпало с началом совещаний между правыми членами обеих палат в помещении Русского собрания (21.XI.1909).
Медлительность
Одной из причин, замедлявших работу Г. Совета, был характер его Наказа. Работа верхней палаты была организована с расчетом на неспешный темп. Если Дума манием руки распределяла поступившие министерские представления по комиссиям, то Г. Совету требовалось на это три заседания: 1) объявление о постановке дела на повестку; 2) предложение одного из членов образовать особую комиссию или передать дело в одну из имеющихся; 3) выборы в эту комиссию. Поскольку заседания были редки, то вся эта процедура растягивалась надолго. Когда, наконец, комиссия собиралась, то первое заседание было техническое – для выбора председателя, и лишь со второго начиналась работа. Если в Г. Думе имело значение только мнение большинства, то здесь особо регистрировалась редакция меньшинства комиссии в виде длинных таблиц, на составление и печатание которых у канцелярии, должно быть, уходило немало времени.
С другой стороны, большой бюрократический опыт многих членов Г. Совета помогал им не тратить время впустую. Постатейное чтение начинали сразу с наиболее спорной статьи, третье чтение как таковое отсутствовало, заменяясь короткой процедурой установления окончательной редакции по своду статей, заготовленному канцелярией. С кафедры говорили кратко и по существу, не перебивая друг друга, чему способствовал Наказ, ограничивавший продолжительность речей получасовым сроком и запрещавший знаки одобрения и порицания. Никаких программных заявлений, никаких отвлеченных рассуждений. Никаких брошенных стаканов и сломанных пюпитров. Запросто могли уложить всю повестку в один-два часа или даже совсем смешной срок – например, заседание 22.IV.1911 продолжалось всего две минуты!
Мелочи
Получая из Г. Думы очередной законопроект, Г. Совет ужасался.
«Я не помню заседания комиссии законодательных предположений, в которой бы по любому вопросу работа не начиналась с разноса того, что сделано было Думой, в смысле непринятия ею в расчет целого ряда общеобязательных норм, несовершенства редакции, наличности противоречий, отсутствия последовательности в проведении основного положения и т. д., и т. д.», – писал член Г. Совета Ковалевский.
Ст.49 Учр. Г. Совета не позволяла верхней палате самостоятельно вносить поправки – надлежало либо вернуть законопроект в Думу, либо образовать согласительную междупалатную комиссию. Разумное для крупных изменений, нелепое для мелких, это непродуманное правило дало повод к бесчисленным недоразумениям между двумя законодательными учреждениями. «Голос Москвы» видел в согласительной комиссии по бюджету «какую-то странную формальность, какой-то бессильный призыв к соглашению и к примирению таких лиц, которые призваны лишь автоматически выполнить свой долг; делегаты согласительных комиссий – это те же авангарды неприятельских войск; не в их руках заключение мира, как бы они ни пожимали рук друг другу». Сотрудник «Земщины» иронически советовал образовать согласительную комиссию на постоянной основе «и тем завершить прочное здание незыблемой российской конституции».
Г. Совет ухитрялся оспаривать думскую редакцию даже в самых незначительных случаях. Например, были возвращены законопроекты об учреждении заводской конюшни в Калмыцкой степи Астраханской губ., отклонены – о приобретении судна для обслуживания морской границы Бакинского нефтяного района и о приобретении в казну двух участков земли в г. Шавлях Ковенской губ. Особые согласительные комиссии рассматривали законопроекты о борьбе с филоксерой и другими виноградными вредителями, о пользовании проточными водами в Крыму и упомянутый проект о паровых котлах.
Нередко проекты приходилось возвращать из-за одной поправки – изменения начального срока действия ввиду задержки рассмотрения дела.
Многие другие изменения, сделанные Г. Советом, носили редакционный характер: «не числящихся в служилом составе» вместо «неслужащих», «либо» вместо «или», «ожидаемые» остатки от сметы вместо «возможные», «водяные» пути сообщения вместо «водные». В законопроекте о дополнении ст. 270 Положения об управлении Туркестанским краем Г. Совет потребовал вместо ссылки (в отд. II) на п. 2 прим. к ст. 124 Правил о переселении на казенные земли привести полностью текст статьи, поэтому дело было возвращено в Г. Думу без образования согласительной комиссии, как новый закон, по ст. 49.
«Очевидно, – писала «Земщина» по этому поводу, – Г. Дума и ее комиссии, а равно и руководящее думское большинство еще не скоро войдут в курс законодательной техники и освободятся от обывательской привычки составлять законы в форме постановлений уездных земских собраний».
Особенно недолюбливал Думу за ее редакционные промахи «выдающийся стилист устного и письменного родного слова» член Г. Совета Стишинский.
Если Г. Совет не сдавался нижней палате даже по мелочам, что говорить о важных вопросах? Здесь возникло течение против законопроектов вероисповедных и по Указу 9 ноября.
Вероисповедные проекты
Получив от Г. Думы три вероисповедных законопроекта, Г. Совет избрал по комиссии для рассмотрения каждого из них (для старообрядческого и о лишении сана – 24.X, о переходе в другое исповедание – 19.XI). На деле работала поначалу только старообрядческая комиссия, в которой члены остальных двух участвовали с правом совещательного голоса. Поэтому законопроекты об отмене ограничений, связанных с лишением сана, и о переходе в другое исповедание ждали своей очереди. Впрочем, по первому из них комиссия запросила в Св. Синоде статистические сведения, которые были тут же присланы.
В старообрядческой комиссии при выборах председателя из 20 членов 19 проголосовали за высокопреосвященного Арсения, а 20-м был он сам. Однако он отказался, и тогда председателем избрали ярого консерватора Дурново, что ничего хорошего ни для законопроекта, ни для старообрядцев. Дурново начал с того, что затребовал (1.XI) у государственной канцелярии ряд справок. У чиновников оказалась наготове книжечка «Распределение старообрядцев и сектантов по толкам и сектантов по толкам и сектам», которую они мигом доставили в 30 экземплярах. Сама комиссия работала не спеша. В ноябре и декабре состоялось всего по три заседания. «Биржевка» обвинила председателя и правых членов комиссии в обструкции, предсказывая, что работа комиссии «обещает затянуться, по крайней мере, до летних каникул».
«Земщина» объясняла медленность работы старообрядческой комиссии прежде всего несовершенством самого законопроекта, не содержащего четких опредений используемой терминологии, отличающегося противоречиями ввиду думских поправок. Кроме того, правое крыло комиссии не может примириться с левыми в лице Стаховича, кн. Оболенского, Таганцева и др., которые будто бы нарочно прибегают к обструкции. Наконец, прот. Горчаков затягивает дело скучными историческими и каноническими справками.
По некоторым, частично опровергнутым, сведениям, Столыпин объяснял задержку старообрядческого законопроекта внесенными Думой поправками.
Закон 9 ноября
Сторонники законопроекта по Указу 9 ноября очень беспокоились за судьбу дела в Г. Совете. Некий расчет показывал, что большинство членов верхней палаты будет против этой меры. Впрочем, еще до начала думских аграрных прений прошлой сессии Ф. Д. Самарин, ярый идеолог сохранения общины, предсказал: «В Г. Совете у нас почти не будет союзников», и затем сложил с себя звание члена Г. Совета – по словам гр. Витте, именно из-за несогласия с законом 9 ноября. Действительно, оказалось, что даже правые члены Г. Совета были «в большинстве готовы примкнуть ко всякому мнению, которое в принципе за закон 9 ноября».
Особая комиссия, избранная 20.X, начала работу с организационных заседаний. Председателем был избран лидер центра кн. П. Н. Трубецкой. Первое деловое заседание состоялось 2.XI. Главный защитник общины Стишинский высказался за правительственный законопроект, но против думских поправок. Затем комиссия единогласно проголосовала за приемлемость проекта. Ст. 1 – о механическом уничтожении тех обществ, в которых 24 года не было переделов, – прошла даже в думской редакции, большинством 16 против 12, причем правые Карпов и Бутлеров голосовали за. Вскоре Ковалевский написал Самарину, что в комиссии «дело наше, кажется, уже проиграно». Однако Столыпин продолжал беспокоиться и потому решил добиваться увеличения числа своих сторонников в Г. Совете путем назначений.
Другие законопроекты
Законопроект о попудном сборе с грузов в пользу городов определял порядок сборов с товаров, перевозимых по железным дорогам. Эти сборы имели специальное назначение – на устройство подъездных путей к железнодорожным станциям, которые обыкновенно находились на городских окраинах, так что доставка от станции до города зачастую обходилась дороже, чем от станции до станции.
Споры вызвал вопрос о порядке разрешения этого налога (ст. 8) – административном или законодательном. Вопреки думской редакции, Г. Совет остановился на последнем варианте – всякий налог обязан проводиться только в законодательном порядке! После двухдневных прений законопроект был передан в согласительную комиссию.
Законопроект о введении состязательного начала в обряд предания суду, быстро прошедший комиссию законодательных предположений, был принципиально одобрен 19.XII шатким большинством всего 4 голосов.
Методы борьбы с Г. Советом
Самым простым способом противодействия настоящей или кажущейся обструкции Г. Совета был отказ от либеральной правки министерских представлений. «У нас, в третьей Г. Думе, водворился чрезвычайно опасный предрассудок, – говорил
Родичев, – вам вносят законопроект, и многие из вас сознательно портят его, потому что, говорят, если его настолько-то не попортить, не уступить враждебным внеправовым влияниям, то в таком случае этот хороший законопроект не сделается никогда законом. Нам говорят: лучшее есть враг хорошего, а поэтому попортите несколько законопроект для того, чтобы он приобрел проходимость».
Но был и обратный путь, очень остроумный – нарочно вносить либеральные поправки, чтобы иметь куда отступить в согласительной комиссии. Г. Совет останется доволен своей победой, а важная законодательная мера будет спасена. Этот прием был применен к законопроекту по указу 9 ноября, а также к одному из земских законопроектов.
– Александр Иванович! Почему вы проектируете ввести столь многочисленное представительство от одной только крестьянской курии? – спросил Гучкова член Г. Совета Наумов.
– Было бы о чем торговаться с вами! – ответил собеседник как заправский «купеческий сын». – Г. Совет набавит, тогда и мы сбавим – иначе с вами не сладишь!
Впрочем, подавляющее большинство левых поправок вносилось октябристами всерьез.