Яна Анатольевна Седова
Октябрический режим. Том 2
Совещание у Столыпина
Между первым и вторым чтениями Столыпин частным порядком беседовал с лидерами центра, добиваясь отказа от таких поправок, которые не имеют шансов в Г. Совете. 26.XI перед началом постатейного чтения Председатель Совета министров устроил общее совещание всех видных юристов центра и министра юстиции, продолжавшееся с 10 ч. вечера до 2 ч. ночи. Было решено проводить во втором чтении комиссионную редакцию, а при необходимости внести изменения при третьем чтении.
Поворот националистов
По словам «Земщины», 30.XI, когда решалась судьба волостного суда, националисты, ранее его поддерживавшие, почти в полном составе проголосовали вместе с октябристами. Так поступил даже еп. Евлогий, недавно выступавший за гминный суд.
Постатейное чтение
Избирать или назначать председателя мирового съезда (ст. 17)
Помимо вопроса о том, избирать или назначать самого мирового судью, обсуждение вызвал также вопрос о выборности председателя мирового съезда – апелляционной инстанции мирового суда.
Согласно законопроекту, председатель назначается Высочайшей властью по представлению министра юстиции. Этот вариант поддержали октябристы и правые. Впрочем, «Земщина» на эту тему написала, что законопроект уже настолько испорчен, «что как и чем его исправлять и можно ли вообще его исправить – уравнение со многими неизвестными».
Кадеты и левые выступали, наоборот, за выборного председателя.
Как только не называли назначенного председателя – и гувернером, и дядькой, и нянькой, и «ухом Министра», и казенной головой, навинченной на прекрасную статую. Черносвитов договорился до того, что такой председатель будет следить не за работой мировых судей, а за их поведением и убеждениями.
Люц возразил: «принимая во внимание, что в таких коллегиях съезда подчас будет отсутствие специалистов, юристов с высшим образованием, я лучше хотел бы видеть уши Министра, чем некомпетентные уши в разрешении сложных норм гражданского права».
Пуришкевич подметил, что, очевидно, докладчик мало полагается на будущих мировых судей, раз приставляет к ним председателя, назначенного Правительством. «И как бы ни подслащал, так сказать, эту пилюлю докладчик, г. Шубинский, нам совершенно становится ясным, что Ваня, Петя, Коля, собравшись вместе, умной бумаги по юридически тонкому вопросу не напишут, и нужно будет поручить человеку, который был бы не избран, а был бы по назначению от Правительства, а Правительство дурака не назначит, и человек напишет хорошую бумагу по юридически тонкому вопросу, облечет его в форму совершенно другую, в форму, недоступную Пете, Ване, Коле, и приемлемую. Тем не менее, факт остается фактом и председатель местных учреждений, не выборный, а назначенный Правительством, это есть лучшая расписка non posumus».
При втором чтении поправка Ломоносова – председатель избирается мировыми судьями из своей среды – провалилась. При третьем же чтении, 27 марта 1910 г., аналогичная поправка, внесенная трудовиками, была принята голосами крайних правых, оппозиции и значительной части октябристов, большинством 18 голосов. Повторная баллотировка выходом в двери дала 154 голоса за и 127 против. Председатель стал выборным.
Гучков внес поправку о том, чтобы право избрания сохранилось в Москве, Петербурге и некоторых других крупных городах. Докладчик согласился с этой поправкой, и она была принята, равно как и поправка Захарьева, который предложил добавить к гучковскому списку область войска Донского. При третьем чтении обе поправки отпали в связи с принятием вышеупомянутой поправки трудовиков.
Имущественный ценз (ст. 19 п. 3 Учреждения Судебных Установлений)
Статью 19 Ефремов назвал «душой законопроекта». Облик будущего мирового судьи тесно связан с наличием у него имущественного ценза. Этот ценз для судьи устанавливался еще в Уставах 1864 г. Как считали составители Судебных Уставов 1864 г., если ценз есть, то судья материально независим и потому не поддается сторонним влияниям. Впрочем, Министр Юстиции, защищая ценз, признавал эту мысль устаревшей. Противники ценза тоже говорили, что в настоящее время он перестал означать материальную независимость, что землевладельцы не живут в своих усадьбах, почти все земли заложены, а незаложенные приносят только расходы.
Однако Щегловитов особенно подчеркивал необходимость ценза для обеспечения связи судьи с той местностью, где этот ценз находится. Судья должен быть из числа местных жителей. «Нельзя же в самом деле требовать от уездного земского собрания, чтобы оно было в состоянии правильно определять свойства лица, которое проживает вне уезда».
Устранение имущественного ценза расширит круг кандидатов в мировые судьи, но в то время как «все сливки» отберет себе Правительство, на долю земских собраний останутся только «юристы-неудачники». Поэтому необходима «нравственная цензура», для обеспечения которой земство должно знать, кого оно выбирает.
Дважды Щегловитов привел мнение юриста Анциферова: мировой институт по идее Судебных Уставов есть отрасль самоуправления. Следовательно, мировым судьей может быть только то лицо, которое вправе участвовать в земском самоуправлении, т. е. имеет земский ценз.
Противники ценза не верили в то, что он обеспечит связь судьи с местностью: можно быть местным жителем, не имея там полного ценза, а можно, наоборот, иметь полный ценз в совсем чужой для себя местности.
Маклаков уверял, что земскому собранию виднее даже в случае кандидатуры, не связанной с местностью: «если земское собрание выбирает данное лицо, то оно ему не чужак».
Как уже говорилось, земские собрания сталкивались с нехваткой кадров на местах. Если бы земство не нашло местных кандидатов в мировые судьи, то вакансии должны были заполняться по назначению от Правительства. Щегловитов указывал на «соблазн» для земств: «очень легко производить выборы», лишь бы не допустить приезда судей, назначенных сверху. Земское собрание могло бы предпочесть позвать судью со стороны, чем получить его от Правительства. Поэтому вопрос о цензе означал еще и выбор между заполнением мирового института либо посторонними лицами, либо судьями по назначению. Ценз не позволит избрать постороннего человека, но в то же время сузит круг кандидатов так, что, по предсказанию Львова 1, мы получим суд, выборный по названию и назначаемый в действительности. По этому поводу кн. Волконский 1 говорил, что «лишний тормоз» в виде ценза не помешает. Оратор предпочитал назначенных судей малоизвестным лицам со стороны.
Гулькин «со слезами на глазах от имени крестьян» просил отказаться от ценза. «А сколько тысяч молодых людей, которые могут и рады служить, но не имеют имущественного ценза, и как они прислушиваются сегодня к вашему голосу! Я вижу студентов в потертых пальтишках и кривых сапогах, они кончают учиться, они ищут хлеба, а вы им говорите: дайте нам имущественный ценз».
Классовое начало
Родичев выступил с речью, доказывая, что установление ценза придаст мировому институту классовый характер. «Можно ли вообще организовать правосудие классовое?» – спрашивал оратор.
Щегловитов возражал, что речь идет не о крупной дворянской собственности, а лишь о земском цензе – 125 дес. Рассуждения Родичева – «только известная угрожающая этикетка, которой желают затормозить дальнейшее правильное прохождение настоящего законопроекта». Министр отрицал классовый характер будущего мирового института. «…не на классовом начале построен настоящий законопроект и не страшны нам те угрозы, которые здесь раздавались».
Родичев не остался в долгу: «я думаю про нашу этикетку, что она не этикетка, а флаг, а про этикетку Министерства Юстиции – что это есть не этикетка, а, выражаясь парламентски, листовое прикрытие».
Другие ораторы отмечали, что классовая принадлежность будущего мирового судьи в законопроекте не оговаривается. Ныне землевладельцем может быть и крестьянин, и купец, поэтому имущественный ценз не означает, что судьями будут исключительно дворяне.
Всероссийский или погубернский ценз. Величина ценза
В правительственном законопроекте требовался всероссийский ценз, но комиссия установила погубернский, чтобы в мировые судьи могли попасть только местные жители. Октябристы выступали за возвращение к всероссийскому цензу (поправка Опочинина).
При втором чтении поправка Опочинина была принята, но тут же был отклонен весь п. 3 ст. 19. При третьем чтении (поправка Скоропадского) Дума вернулась к погубернскому цензу.
Величина ценза в правительственном законопроекте устанавливалась в таком же размере, какой был необходим для избрания в земские гласные, – 125 дес. Комиссия остановилась на том же.
По словам Дмитрюкова, при определении размера ценза в комиссии начали с незначительных величин в 10, 15, 25, 75 дес. и т. д. Это бы позволило крестьянам-землевладельцам попасть в мировые судьи. Но восемь крестьян – членов комиссии голосовали против этих малых величин, а затем проголосовали за нормальный земский ценз. Дмитрюков поинтересовался у крестьян о причинах такого странного голосования. Оказалось, что они действуют против помещиков, желая преградить доступ в мировой институт тем из них, кто вследствие распродажи земель имеет малое количество земли. Это оборачивалось и против крестьян-землевладельцев, но те восемь членов комиссии не беспокоились: Замысловский обещал им провести полное отсутствие ценза для крестьян. Замысловский, действительно, внес предложение о том, чтобы для крестьян в качестве ценза выступали надельные земли в любом количестве, но эта поправка в комиссии провалилась.
Один из тех самых крестьян – членов судебной комиссии Юркевич возразил: «член Г. Думы Дмитрюков, может быть, спал в комиссии и ему во сне показалось, что крестьяне баллотировали; это вернее всего – крестьянин никогда не мог баллотировать против себя». В доказательство оратор сослался на то, что крестьне голосовали за ту самую поправку Замысловского. О причинах провала малых цензов от 10 дес. Юркевич ничего не сказал.
При втором чтении (25.I.1910) под рукоплескания правой и левой была принята поправка Андрейчука об установлении 1/6 земского ценза. Однако затем, как уже говорилось, весь п. 3 ст. 19 был отклонен. При третьем чтении была принята поправка Скоропадского – ½ земского ценза.
Условия освобождения от ценза
Согласно правительственной редакции (ст. 34) от ценза освобождались лица, избранные земскими собраниями единогласно. Для лиц с высшим юридическим образованием достаточно было избрания большинством 2/3 голосов.
Поначалу октябристы внесли поправку о том, что лица с высшим юридическим образованием освобождаются от требования имущественного ценза при избрании простым большинством голосов. 22 января фракция заявила, что изменяет эту поправку и теперь предлагает другое условие освобождения от ценза: избрание квалифицированным большинством – ¾ голосов, что соответствовало видам правительства. Кн. Тенишев тут же сказал, что вносит поправку в первоначальном виде от себя лично.
Министр Юстиции выступил как за единогласие, так и за квалифицированное большинство, но категорически против других послаблений. «Нельзя предоставлять земствам полную свободу комплектовать судей из всех юристов без ценза», – говорил он.
Условие о единогласном избрании и даже о квалифицированном большинстве было трудно исполнить из-за партийной борьбы, охватившей земства. С другой стороны, подобные условия все же представляли собой лазейку, открывавшую путь в мировой институт для посторонних людей, не связанных с местностью.
Некоторые ораторы возражали против того, чтобы образование давало такие большие права, поскольку дипломы часто подделываются. Гулькин возражал: «Откуда мы знаем, что с имущественным цензом не будет фальшивых дипломов?». Ссылаясь на пример некоего «крестьянина, у которого сын и дочь учатся на пятерках в гимназиях», Гулькин заявил, что бедные в отличие от богатых не покупают себе дипломы и учатся лучше.
При втором чтении была принята поправка октябристов о квалифицированном большинстве ¾ голосов, но тут же отклонен сам п. 3 ст. 19. При третьем чтении комиссия предложила принять поправку Скоропадского в измененном варианте: лица с высшим юридическим образованием освобождаются от ценза; на смену квалифицированному большинству голосов приходило простое большинство, т. е. просто условие избрания земским собранием.
Голосование
Правые заявили, что, находя самый законопроект неприемлемым, будут голосовать против ст. 19 и против поправок октябристов. Все понимали, что это хитроумный маневр: исключение имущественного ценза лишало проект шансов пройти через Г. Совет, поэтому правым было выгодно проведение радикальной редакции без ст. 19.
Кадеты, прогрессисты, социал-демократы и трудовики высказались против имущественного ценза.
Польское коло голосовало за местный имущественный ценз, но против поправки Опочинина о всероссийском цензе.
Позиция октябристов любопытнее всего. В декабре 1909 г., как уже говорилось, они внесли поправку об освобождении от ценза лиц с высшим юридическим образованием. Эта поправка приближалась ко взглядам кадетов. В январе фракция отказалась от этой поправки в пользу избрания квалифицированным большинством ¾ голосов, что соответствовало видам Правительства. Сопоставив эти две поправки, разделенные столь коротким отрезком времени, Щепкин задал Думе вопрос: «Скажите, какая это партия, если вы примете во внимание, что между этими двумя поправками она выпила много чаю? (Рукоплескания слева)».
Поправка о квалифицированном большинстве прошла при втором чтении (25.I.1910) вместе с поправкой Опочинина, однако в ту же минуту голосами крайних правых и оппозиции была принята поправка Андрейчука об 1/6 ценза. Теперь ценз стал так ничтожен, что условие о квалифицированном большинстве теряло свое значение. Вслед за этим п. 3 ст. 19 с принятыми поправками был отклонен большинством 164 (крайние правые и оппозиция) против 128 (октябристы и националисты), и ст. 19 была принята в редакции комиссии, без п. 3. Ценз провалился полностью благодаря союзу левого и правого крыла.
Еропкин допускал, что, возможно, некоторые октябристы «умышленно отстутствовали» при этом голосовании.
При третьем чтении вопрос об имущественном цензе решался 29.III.1910. После исторического голосования 25 января утекло много воды. А. И. Гучков стал председателем Думы, октябристы были на вершине своего могущества и могли позволить себе вернуться к первоначальному декабрьскому варианту. К тому же фракция заключила соглашение с поляками – они поддерживают имущественный ценз, получая взамен льготы в будущем западном земстве. Голоса октябристов, поляков и части националистов перевесили голоса правых и оппозиции.
Так небольшой перевес голосов менял характер законопроекта то в одну, то в другую сторону. Отметим союз левых с крайними правыми. Что до октябристов, то их очень метко охарактеризовал при втором чтении Белоусов: судя по результатам голосования о цензе, партия центра – «это, выражаясь попросту, ни Богу свечка, ни известному деятелю кочерга».
Образовательный ценз (ст. 19 п. 2)
Что касается образовательного ценза, то по правительственному законопроекту, мировой судья должен был удовлетворять одному из следующих условий:
высшее юридическое образование
любое высшее или любое среднее образование + судебный стаж не менее 3 лет
любое высшее или любое среднее образование + сдача экзамена
Комиссия смягчила эти условия следующим образом:
любое высшее образование
любое среднее образование + судебный стаж не менее 3 лет
любое среднее образование + сдача экзамена
Замысловский подозревал, что экзамен введен для проверки не столько грамотности кандидата, сколько его убеждений. Таким образом, это требование позволит втихомолку ввести институт назначаемых судей.
При втором и третьем чтениях п. 2 был принят в редакции комиссии.
Могут ли евреи быть мировыми судьями (ст.ст. 10, 19, 21)
Еще при общих прениях Гримм предложил поправку о запрещении евреям занимать должности мировых судей. По некоторым данным, подобное положение намеревался проводить в Думе Щегловитов, но Столыпин ему запретил.
При обсуждении преосв. Митрофан процитировал слова из 6 главы первого послания апостола Павла коринфянам, где христианам категорически запрещается судиться у нехристианских судей. «Не дан ли, гг., в этих словах раз навсегда ответ на то, имеют ли право нехристиане проникать в христианские суды?».
Гулькин возражал, что апостол Павел сам потребовал для себя кесарева суда, т. е. языческого. Причем «римский сенат не умел установить черту еврейской оседлости, и потому апостола Павла увезли в Рим. А у нас из Бессарабии не имели бы права еврея повезти в Петербург. (Слева смех и голоса: браво)». Справа ему заметили: «Павел был римский гражданин».
Оратор договорился до того, что волостные суды слишком верующие и милостивые, а нехристианин-де лучше разберет дело, чем христианин, который скажет: «не судите, да не судимы будете».
Нисселович заступился за своих единоплеменников и прочел слова гр. Толстого: юдофобство – «страсть, ближе всего подходящая к области половых низменных страстей, с особым извращенным оттенком». Оратор заявил свой протест «против опозорения этой высокой кафедры проповедью той дикой страсти».
Основной бой по еврейскому вопросу разгорелся при постатейных чтениях.
4 декабря 1909 г. при втором чтении правые (первый подписавший – Марков 2) внесли примечание 2 к ст. 10: «мировыми судьями не могут быть евреи». Но не тут-то было: поступило за 30 подписями предложение поставить вопрос (§ 121 Наказа) о том, надлежит ли вообще принимать это примечание к рассмотрению Думы.
Не надо такой коренной вопрос разрешать попутно, говорил Шубинский, отстаивая предложение 30-ти.
Березовский 2 не соглашался: вопрос о евреях нужно выяснить до голосования всего законопроекта, иначе «я должен буду голосовать с закрытыми глазами, не зная, буду ли я голосовать за судей, в числе которых будут жиды, или там их не будет».
– Нельзя ли так не выражаться, – попросил с места Милюков.
– Да, жиды, – подхватили правые.
– Член Г. Думы Березовский 2, – вмешался Председатель. – Прошу вас не употреблять таких выражений. Вы говорите по серьезному вопросу и не на митинге, где от таких слов только страсти разгораются.
– Я должен сказать, что слово это встречается в св.Евангелии, – возразил Березовский 2.
Затем оратор призвал Думу «не прятать, подобно страусу, голову под крыло при опасности, а открыто пойти навстречу этому роковому вопросу».
В тот же день правые подали протест против того, что Председатель остановил Березовского 2 за безобидное слово «жиды», да еще и с подачи Милюкова. «В силу § 125 Наказа руководство заседанием возложено не на г. Милюкова, а на Председателя. Та же статья запрещает говорить без разрешения Председателя. Следовательно, замечание должен был получить г. Милюков, а не Березовский 2».
В декабре острый вопрос был отложен: Гримм заявил, что его поправка внесена к ст. 19, а не к ст. 10. Тимошкин от лица подписавших поправку согласился, что она относится к ст. 19. Из числа первых подписавших поправку Марков 2 отсутствовал, а Новицкий снял свою подпись.
22 января 1910 г., при обсуждении ст. 19 и поправок к ней, по заявлению 30-ти был поставлен вопрос о поправке Гримма и большинство проголосовало за признание этой поправки не подлежащей рассмотрению.
25 января история повторилась со ст. 21. Коваленко 1 предложил добавить примечание 3: мировыми судьями не могут быть лица иудейского исповедания. Вновь было внесено предложение о том, чтобы признать поправку Коваленко 1 не подлежащей рассмотрению.
Автор поправки попытался прибегнуть к формальному отводу: § 121 Наказа говорит, что предварительный вопрос о возможности принятия к рассмотрению может быть поставлен по делу, а не по вопросу. Потому такое заявление можно было вносить только при внесении самого законопроекта, а для одной из поправок «внесение такого предложения равносильно зажиманию рта».
Речь Маркова 2 быстро перешла в скандал. «Вы отлично знаете, – говорил он, – что русский народ в его массе не желает стать подчиненным рабом иудейскому паразитному племени; потому-то вы и боитесь говорить здесь громко об отношении к нему, ибо вы сами, быть может, слишком от него зависите, от этого паразитного племени…». Председательствующий остановил оратора, попросив его не забывать, что он находится в Г. Думе. Марков 2 заявил, что обращается не к Г. Думе, а к некоторым ее членам. Кн. Волконский посоветовал оратору прочесть Наказ, согласно которому обращение к отдельным членам Г. Думы с кафедры не допускается.
– Наказа я читать не буду, ибо он незаконен, – ответил Марков 2, откровенно идя на конфликт.
– … это по меньшей мере невежливо, – прокомментировал кн. Волконский, – а потому во избежание дальнейшего выслушивания подобных речей лишаю вас слова.
Получив наказание от своего же единомышленника, Марков 2 был оскорблен. Спускаясь с трибуны, он крикнул фразу, которая попала в стенограмму в таком виде:
– Поздравляю Думу с Председательствующим шабесгоем.
Позже Марков 2 заявил, что его слова искажены стенографами, которые восстанавливают падежные окончания слов по памяти. На самом деле было сказано:
– Поздравляю Думу с председательствующим.
И в ответ на крики с мест:
– Шабесгои, вы шабесгои.
А в стенограмме оба возгласа слились в один. Впрочем, второй там тоже отмечен.
Депутаты потребовали исключить Маркова 2, и кн. Волконский сразу предложил высшую меру – 15 заседаний. Почему так много? Корреспондент «Земщины» (не сам ли Марков?) предположил, что князь принял словечко «шабесгой» на свой счет.
Получив слово для объяснений, скандалист не остался в долгу:
– Вам угодно было зажать рот русскому человеку в угоду презренному жидовскому племени. Я рад с вами расстаться на 15 заседаний, жидовские прихлебатели.
Слева потребовали удвоить кару, но кн. Волконский пояснил, что по Наказу можно исключать члена Г. Думы не более как на 15 заседаний.
Марков 2 был исключен.
– Конец Думе, – кричали правые.
Затем к кафедре подошел Замысловский и попросил предоставить ему слово, но кн. Волконский отказал: по Наказу, против заявления о предварительном вопросе могут говорить только два лица, говорили Коваленко 1 и Марков 2. Замысловский начал просить что-то поставить на голосование, но Председательствующий пресек и это: «Позвольте Председательствующему знать то, что он должен делать» и поставил на голосование предложение 30-ти, которое и было принято 167 против 57.
«Можно быть юдофилом или юдофобом, но нельзя не быть приличным человеком», – комментировал Пиленко в «Новом времени».
Любопытно, что тот же «Голос Москвы», который когда-то сокрушался о кн. Волконском – как-де он будет председательствовать в Думе, если он как крайний правый ее отрицает, – теперь с удовлетворением отмечал: Марков 2, произнося скандальные слова, упустил из виду, что на председательской трибуне не Хомяков, а кн. Волконский, который его и исключил на 15 заседаний.
На страницах же «Земщины» появилось подозрение, высказанное ее корреспондентом: дескать, князь погнался за популярностью среди левых газет.
Через несколько дней в Русском собрании Марков 2 прочел доклад на тему «Могут ли быть иудеи судьями?» и получил в награду лавровый венок с национальными лентами, надпись на которых гласила: «Русское Собрание – русскому богатырю Николаю Евгеньевичу Маркову». «Земщина» долго печатала сочувственные телеграммы провинциальных монархистов на имя депутата.
Итак, поправка, касающаяся евреев, была снята с обсуждения, но прения по п. 2 продолжались. В тот же день Замысловский ухитрился-таки выступить по еврейскому вопросу. Произошло это следующим образом. Председательское кресло занял Хомяков. Замысловский вышел на кафедру и начал невинную речь по ст. 21. К Хомякову подошел кто-то из октябристов. Председатель заговорил с ним, а затем «задумался», как имел обыкновение делать. Получив полную свободу слова, Замысловский кратко высказался по поводу евреев, между прочим назвав их «жидами». В частности, оратор сказал: может возникнуть положение, когда мировой судья-еврей будет председателем съезда и, за отсутствием духовного лица, должен будет приводить свидетелей к присяге. Хомяков заметил свою оплошность лишь тогда, когда к его кафедре подскочили Искрицкий и Шубинский.
Зато когда следующий оратор – Тимошкин – тоже завел речь о евреях, упомянув «гг. либеральствующих, кадетствующих, жидовствующих деятелей», то его Хомяков остановил за «оскорбительное выражение».
– Какое же это оскорбление? – удивились справа.
– Я вас покорнейше прошу меня не учить, – ответил направо Хомяков, – я знаю, что здесь оскорбительно и что не оскорбительно. …
Отвечая на речь Замысловского, Фридман обвинил его в фальсификации: никакой председатель, по словам оратора, не имеет права приводить к присяге православных свидетелей, это могут делать только священники.
25 января 1910 г. Коваленко 1 подал особое мнение относительно судей-евреев, «чуждых» «мировоззрению» народа. «Остается, следовательно, с отклонением моей поправки, русскому народу, сдвигаемому с его исторических основ, уповать или на принятие ограничения евреев Г. Советом, или же на применение Монархом ст. 18 Зак. Осн., по которой судебные права евреев в судебной деятельности могут быть ограничены в порядке верховного управления».
Тот же член Г. Думы внес и в одну из следующих статей поправку о том, что судьями не могут быть нехристиане. Шечков поддержал: «судьями русского народа жидам не бывать». На сей раз обошлось без заявлений о постановке предварительного вопроса. Поправка была сразу отклонена большинством 127 против 61.
В третьем чтении законопроекта ст. 21 обсуждалась 29 марта 1910 г. Вновь появилось заявление 30-ти с предложением поставить вопрос о снятии поправки с рассмотрения. Следовало выслушать две речи за и две против.
Параллельные речи сказали Замысловский и кн. Тенишев – о существе § 121 и о мотивах своих оппонентов.
Замысловский неубедительно попытался доказать, что § 121 в данном случае неприменим: сомнителен вопрос, может ли § 121 применяться к отдельным поправкам; он распространяется только на те поправки, которые не меняют действующего закона; он относится только к тем делам, обсуждение которых еще не началось. Оратор обвинил авторов предложения 30-ти в намерении «заткнуть рот меньшинству», что «является актом возмутительнейшего насилия».
Кн. Тенишев рассеял сомнения о применимости § 121, прочтя отрывок из объяснительной записки к Наказу: «Предварительный вопрос может быть выдвинут против законов, против поправок, против запроса, против формулы перехода и т. д.». Этот вопрос применялся ранее к поправкам в адресе первой и третьей Думы, к осуждению террора, к принятию формулы перехода. Оратор находил, что поправка о евреях выходит из рамок вопроса и что ее авторам следует особо внести соответствующий законопроект.
– Лучше быть страусом, – прокомментировал с места Крупенский.
Поправка Маркова 2, по мнению кн. Тенишева, внесена с целью «срывания законопроекта в целом», поэтому не следует идти в эту «ловушку».
Другая пара оппонентов – Марков 2 и Караулов, не стесняясь, посвятили свои речи существу еврейского вопроса, хотя имели право говорить только о предложении 30-ти. Председательствующий кн. Волконский на этот раз не ограничивал ораторов.
Марков 2 произнес всю заготовленную по поправке речь. «Если вы хотите доставлять русскому народу действительно хороших, добросовестных, справедливых судей, – говорил оратор, – то вы не должны впускать в суды иудеев, ибо не должны допускать туда преступников, ни коллективных, ни единичных. Если же ваши цели иные, – скатертью дорога; тогда отвергайте нашу поправку, не соглашайтесь с нами разговаривать о нашей поправке! Но помните, кроме этой кафедры есть другая кафедра, и эта кафедра называется великой Россией. О той кафедре я советую вам помнить, ибо на той кафедре вы, гг., не замолчите иудейского вопроса, и на той кафедре вы получите заслуженный ответ, если пустите в русский суд явно преступный и недопустимый иудейский элемент. И суд народа, суд Божий будет над вами».
В ответ Караулов произнес речь против антисемитизма.
Докладчик Шубинский тоже высказался против обсуждения поправки Маркова 2 как неуместной: правые-де могли бы внести такие поправки про все существующие в мире национальности, и Дума вынуждена была бы рассматривать их «до бесконечности».
За обсуждение поправки Маркова 2 выступили националисты и правые октябристы.
Большинством 3 голосов было принято поименное голосование предложения о снятии с обсуждения поправки Маркова 2. Каждый член Думы получил записку, на которой были написаны его имя, отчество и фамилия. Кроме того, слева было написано «да, согласен», справа – «нет, не согласен». За снятие поправки с обсуждения высказалось 164, против 134, воздержалось 3. Обсуждение поправки Маркова 2 было отклонено.
«Свет» предполагал, что это возмездие за враждебное отношение правых к законопроекту о местном суде и, в частности, за провал ст. 17, когда союз правых и левых провел поправку Ломоносова о выборном председателе мирового съезда.
Компетенция мирового судьи (ст. 29)
Согласно законопроекту, в компетенцию мирового судьи переходили дела, подсудные
волостным судам
городским судьям
земским начальникам
нынешним мировым судьям
уездным членам окружных судов
Если ранее гражданские дела по искам от 500 до 1000 р. подлежали ведению окружных судов, то теперь предполагалось, что мировой судья будет решать дела по искам ценой до 1000 р. включительно. От такого расширения компетенции суда выигрывали те, кто вел дела от 500 до 1000 р., потому что судиться в окружном суде, располагающемся в губернском городе, для жителя деревни было дорого)
Сторонники законопроекта настаивали на том, что расширение компетенции мировых судей позволит приблизить суд к народу. Однако очевидно, что те, чьи иски не превышали 500 р., наоборот становились дальше от суда по сравнению с волостным. «Можно ли меня удовлетворить тем, – говорил Павлович, – что вместо того, чтобы ездить за три версты в суд, я должен буду ехать за 30 вер. только потому, что раз в жизни, а скорее всего никогда, мне придется предъявить иск более 500 р.».
Мелкие иски – удел крестьянства. 86 % крестьянских исков не превышали 50 р. Маклаков справедливо указывал, что от объединения мелких и крупных дел в одном суде пострадают именно те, кто ведет мелкие дела – «о самоваре, о плуге, о бороне». Мировой судья будет уделять больше внимания крупным делам, чем мелким. По мнению оратора, такая реформа – продолжение ставки на сильных: «это ставка не на миллионеров, а на будущего хуторянина, который может судиться от 500 до 1000 р., и интересам этого хуторянина, интересам этих сильных вы приносите в жертву всю ту мелкоту, которую вы уже принесли в жертву законом 9 ноября, о которой вообще мало думаете, считая, что это материал, который подлежит, как слабый материал, уничтожению и у которого вы в настоящее время этим законом отнимаете и последнее – только о нем заботящийся суд».