Юрий Глебович Панов
Два перстня Рюрика
2.
Рязань
Прибыв к княжескому двору, Батура представился воеводе.
─ Здрав будь, воевода Ярилка и вы, его подколенные мужья! ─ несмотря на то, что его учитель Световид заставил его несколько раз повторить установленную обрядом форму обращения к воеводе и князю, Батура забыл последние два слова, и поэтому у него получилась некоторая замена в стандартной фразе. Однако, которую заметил воевода, и недовольно фыркнул, кивнув головой. Батура же, не смутившись от такого приветствия, трижды поклонился воеводе и его служителям на все четыре стороны. Сделав три шага, он протянул свиток с документами воеводе.
Возможно, его не совсем обычная одежда (чёрные шаровары и красная безрукавка, одетая на голое тело при красных сапогах), да копна светло-русых волос вместо привычного казачьего оседельца, повлияла на то, как с ним начал разговаривать воевода.
─ Говоришь, школу Световида закончил? Бродник? ─ не поднимая глаз на Батуру, с сомнением в голосе произнёс воевода, читая документы. ─ Тут тебя даже в дружину рекомендуют!
У его четырёх служителей, расположившихся по два человека от кресла с высокой резной спинкой воеводы, на лицах тут же появилась ухмылка.
─ Так-так. Дружинники, конечно, нам нужны. ─ в углу рта воеводы появилась натянутая кожа, скособенившая его усы в одну сторону. ─ Ты у нас из какого роду-племени буш? Бродников? Чёрных шапок? Али скифского?
Среди сподвижников воеводы тут же послышались хохотки.
─ Скифско-Бродников. ─ ответил Батура, понимая, что здесь ему почему-то не рады. ─ Характерного.
─ Ну, я так и знал! ─ проворчал воевода, думая, как поступить, и обратился к сподвижникам. ─ Ежели не возьму, Световид больше не пошлёт воинов из своей школы. Ежели возьму – куда такого поставить?
─ Воевода Ярилка! ─ неожиданно произнёс сподвижник справа. ─ А ты отправь его на охрану государева дела! Там как раз один охранник нужон.
─ Точно! ─ обрадовался воевода. ─ Вот ты его туда и проводи! Скажешь, мной поставлен! Для охраны.
Сподвижник, предложивший такой вариант, нисколько не смутился от едких ухмылок сопровождения воеводы. Он вышел из-за спины воеводы и, подойдя к Батуре, рукой показал, куда надо идти.
Уже за спиной Батура услышал едкое замечание воеводы. ─ А кланяться тебя так и не научили?
Сжав зубы так, что на щеках заиграли желваки, Батура ничего не ответил и, как новый охранник государева дела, пошёл за чиновником воеводы. А в голове его молотом били слова внутреннего голоса. ─ Да, мы кланяться кому попало не научены! Зато знаем, как надо бить врага!
И от того, что последние слова имели под собой столько энергии, что теперь он уже сам заулыбался, представив, как чиновники воеводы пытаются выполнить самое простое упражнение характерников.
Между тем в это время к княжеству Рязанскому, как странному государству, в которое никого не пускают, был прикован интерес не только Востока, но и Севера, Юга и Запада.
Три огороженных части было в городище Рязань. Первая часть – великокняжеский двор с Думой и государевым делом, который стоял на крутом обрывистом северном холме. Он был окружен дополнительными рвами потому, что здесь, кроме князя, старейшин и воеводы с чиновниками, находилось государево дело – кузница, в которой ковались мечи, обладающие невероятной по тому времени силой, а потому и нужно было содержать его в тайне от посторонних глаз.
С юго-востока к великокняжескому дворцу через ров примыкал средний город, в котором жила городская знать и деловые дома. И, наконец, сама торгово-жилищная часть городища, которая также была укреплена крепкими стенами, была внизу. Вот в этой-то части и были трое пропускных ворот, в одни из которых (юго-восточные) и въехал в городище Батура.
А сама Рязань, защищённая с трёх сторон высокими валами, а с четвёртой стороны – крутым и высоким берегом Оки, продолжала наращивать свои укрепления. В целом же городище, функционально разделённое на три части, имело шестьдесят гектар укреплённой площади. При этом протяженность укреплений достигала полтора километра, высота земляного вала – до десяти метров, а ширина его у основания – двадцать три – двадцать четыре метра. Рязанцы за последние сто лет уже пять раз увеличивали высоту защитных валов. Об этом сказали Батуре плотные прослойки черной земли на них, стоило только бросить взгляд. Как правило, перед земляным валом шёл ров глубиной до восьми метров.
Северо-западная огороженная часть Рязани, к которой приближались Батура (уже без коня) с чиновником воеводы, была отделена от остального городища ещё одним рвом и подъёмным мостом, который был поднят почти вертикально. По гребню вала шёл частокол из двух рядов брёвен с рубленными и засыпанными глиной стенами.
Между тем, пройдя через одни ворота и подойдя к подъёмному мосту через глубокий ров, наполненный водой, они подошли к краю его.
─ Стой, кто идёт! ─ тут же услышали оклик часового сверху.
─ Это я, Никифор! ─ откликнулся чиновник, глядя куда-то вверх. ─ Онисим, ты чё, мене не узнал? Открывай!
─ Узнал-то, узнал, да с тобой ишшо один странный мужик имеетси! ─ услышал Батура голос охранника сверху за рвом.
─ Открывай, говорю! ─ начал возмущаться чиновник. ─ Дак то к вам ево в охрану воевода Ярилка направил!
─ Ну, тоды, ладно! ─ услышал Батура успокоенный голос охранника, а следом за ним звуки опускание моста.
Как только подъёмный мост опустился, они шагнули на него, а следом услышали скрип открывающихся ворот.
Пройдя через ворота, Батура увидел два крупных здания, из угловой части одного из них шёл дым, чем-то похожий на тот, который был у них из кузницы в Никольевке, а так же множество сарайчиков. Этот дом был самым северным и находился в углу, где сходились (как потом он сам понял) укреплённые крутые и высокие склоны двух речек – малой Северянки и большой Оки, по которым было очень трудно подниматься нападавшим.
Второй большой дом – двухэтажный с красивыми лестницами и перилами располагался в центре. Это был дом, где располагалась Дума и сам князь. Но их дорога была как раз не к нему, а к тому, что был с дымом.
В это время из того дома, что был с дымом, выбегают молодой мужик, такой же светлоголовый, как и Батура, и более старший кузнец. Забыв на мгновение о старшем кузнице, который показал парню кулак, молодой помощник кузнеца замер на месте, уставившись на Батуру, а потом, остановившись, даже открыл рот от удивления. Что-то очень знакомое в этом движении рта показалось Батуре.
─ Огнедар! ─ вдруг обрадованно подсказал ему внутренний голос, заставив Батуру остановиться и точно так же уставиться на черномазого помощника кузнеца. ─ Огнедарка, точно, Огнедарка!
─ Батурка, это ты? ─ вдруг услышал Батура, брови его поднялись, а глаза округлились от удивления.
─ Огнедарка, дружище. Не может быть! ─ вылетело из его рта, растянувшегося в счастливой улыбке.
Они двинулись друг к другу, не веря в своё счастье. Удивлённый сопровождающий и кузнец остановились, наблюдая за тем, что происходит на их глазах. Словно действовало какое-то невидимое притяжение на этих двоих счастливых парней: они, чуть ли не столкнувшись друг с другом, обнимались на виду у всех и пренебрегая всеми.
Наконец, Огнедар отстранился от Батуры и, показывая на его безрукавку и шаровары, произнёс. ─ Братишка, это что такое?
─ Я – бродник, братан! ─ ответил Батура, и, смотря ему в глаза, улыбаясь, произнёс. ─ А ты – кузнец! Как мы с тобой когда-то и мечтали?!
─ Нет. Я ничего не пойму! ─ удивлёнными глазами рассматривая одежду и лицо своего детского друга, Огнедар трогал и трогал одежду Батуры. ─ А к нам-то как?
─ Служить направили из школы Световида! ─ ответил, улыбаясь, Батура. ─ Вот, видишь, к вашему старшему охраннику представляться ведут!
─ Да-а-а, дак это ж здорово! ─ Огнедар по-дружески толкнул Батуру в плечо, на секунду задумавшись о чём-то. ─ Ты, вот что, после представления ко мне в кузницу зайди! Поговорить надо!
─ Хорошо! Так и сделаю! ─ он посмотрел на своего сопровождающего, который, который, смотря на них, переминался с ноги на ногу. ─ Давай, братан!
И, ещё раз обнявшись по-мужски, Батура пошёл к сопровождающему.
─ Это кто? ─ слегка удивлённо и одновременно – обиженно, произнёс тот, оказавшись на втором плане.
─ Это – Огнедар, мой друг детства! ─ довольно, улыбаясь, произнёс Батура, следуя к служивому дому, где на первом этаже находилась казарма охранников.
─ Макарий, принимай! ─ ехидно улыбаясь, крикнул служащий, как только они вошли в горницу. ─ Воевода к тебе охранника направил!
Макарий, бывший старшим охранником, встал из-за стола, прищурив слегка левый глаз, чтобы получше рассмотреть прибывшего.
─ Сапоги, шаровары, безрукавка. ─ бормотал он про себя, разглядывая Батуру. ─ Это заменим. А как с навыками по службе? Никифор, он чьей школы будет?
─ По документам – Световида. ─ усмехнулся Никифор. ─ А по навыкам тебе самому проверять придётся!
─ Ладно, это не беда. ─ вздохнул Макарий. ─ Ежели што, научим! А ты, мил человек, проходи. Да расскажи, как тебя зовут, откуда ты?
─ Батура! ─ ответил прибывший. ─ Родом из Никольевки, што на Великой Вороне стоит.
─ Макарий, ежели што, знай, его документы у воеводы. А я пошёл! ─ с этими словами, похихикивая, Никифор повернулся и пошёл обратно.
─ Так-так. ─ Макарий обходил Батуру, о чём-то рассуждая сам с собой, и рассматривая два меча, закреплённые на спине по обе стороны пояса. ─ А в школе Световида ты на кого учился?
─ Бродник я! Характерный. ─ Батура замер, входя в состояние круговой защиты.
Макарий и сам не понял, как, протянув руку к одному из мечей, вдруг оказался на полу, сделав в воздухе кувырок.
─ Не надо трогать мои мечи! ─ строго, но миролюбиво произнёс Батура, протягивая руку Макарию, чтобы тот встал. Сидевшие в горнице охранники захлопали в ладоши, одобряя поступок Батуры.
─ Да ты не бойся, я не собирался трогать твой меч! ─ оправдываясь с улыбкой, произнёс Макарий, крепко ухватившись за протянутую руку и поднимаясь. ─ Мне показалось, или ты действительно имеешь наш меч?
─ Да, действительно, один из моих мечей сделан в вашей кузнице! ─ усмехнулся Батура. ─ Я заработал его в поединках с несколькими бойцами! А потому никому не разрешаю к нему притрагиваться!
─ А, ну тогда всё понятно! ─ уже широко улыбаясь и потирая ушибленное место, Макарий пожал ему руку. ─ Не обижайся за проверку! Всегда надо знать, с кем имеешь дело! Добро пожаловать в нашу компанию!
Предложенную кружку кваса, налитую ему из жбана, чокнувшись со всеми охранниками и в первую очередь – с Макарием, Батура выпил без передышки, чем сразу же завоевал себе место «свояка».
Однако встреча с Огнедаром никак не выходила из его головы и, увидев, что интерес к нему заметно спал, Батура спустился вниз, чтобы сходить в кузницу и познакомиться с городищем.
3.
Там же
Огнедар даже и не заметил, когда Батура зашёл в кузницу. Три кузнеца были заняты работой над очередными мечами, стуча по нему большим молотом. Их помощники, морщась от каждого удара молота, держали двумя руками меч, по которому кузнецы, как сумасшедшие, колотили, подкладывая свои какие-то добавки.
Кузнец Огнедара первым заметил того человека, с которым его помощник обнимался по-дружески, и немедленно сделал знак ему головой. Кузнец повернул голову и, увидев Батуру, сделал знак помощнику, чтобы тот положил меч в печь. Довольный передышкой, помощник немедленно сунул его в горн.
─ Молодец! Пришёл – таки. ─ Огнедар положил молот и пошёл к Батуре.
─ Ну, ты хоть примерно расскажи о своей работе! ─ гость кивнул головой на меч.
─ Весь секрет прочности и гибкости стали заключается в особой ковке, и в Мещёрской болотной руде, в которую мы добавляем известными только нам, сакральным способом, заговорённые присадки. ─ начал рассказывать Огнедар, как только они вышли из кузни. ─ Металл, выплавленный тонкими листами, куётся в несколько этапов, и является многослойным, что даёт ему особую крепость и упругость. Мы называем эти кованные стальные пластины Плака. Выкованный из такой стали меч можно легко согнуть в дугу, после чего он вновь принимает исходное положение.
Он повертел во все стороны головой, чтобы убедиться, не подслушивает ли кто его.
─ Мы эти пластины прячем в подземных хранилищах с тайными ходами. ─ почти на ухо произнёс он Батуре.
Батура от своих учителей знал, что пластины «Плака» в Рязани являлись стратегическим металлом, и хранились, наравне с другими ценностями Русо-Ариев, в подземных хранилищах, тайные ходы к которым знали лишь немногие Хранители. Благодаря своему умению добывать болотную руду, переплавлять и перековывать её в металл, Рязань и получила свою известность далеко за пределами Руси.
Вот железо в основном и выплавляли из озёрно-болотной руды. Эта руда оказалась самой легкоплавкой и высококачественной на Земле. При этом почти половина всех запасов этой руды находились в болотах, конкретно в Мещере. В Мещере и Центральной Руси были сосредоточены запасы и древесного угля, как сырья для древней металлургии и кузнечного дела. Это позволяло Рязани быть передовым местом по добыче и переработке металлов.
─ Ну, ты, давай, сам займись чем-нибудь. ─ Огнедар начал нервничать, зная, что меч греется в горне. ─ А мне надо продолжить свою работу!
Видя, что сейчас им не до него, Батура, которому звон от ударов молота тоже быстро надоел, повернулся и вышел, надеясь ещё сюда вернуться.
Он решил пойти к реке. Однако для этого ему нужно было бы повторить весь путь через городище в обратном направлении.
Пройдя через опущенный для него мост и по прямой дороге к Южным Воротам деловой части города, где рядами стояли свои же ремесленники и торговцы чем-нибудь, сделанным своими руками.
Батура с уважением относился к тем, кто трудился и этим приносил хоть и небольшой, но доход своей семье, особенно, если ремесло превращалось в промысел, создавая мастерство и предметы даже по заказу.
Однако уже в это время деятельность ремесленников была коллективной. Об этом Батура тут же убедился, когда начал заглядывать в небольшие будки, стоящие ровными рядами.
─ Ну, ты понял, что здесь нет людей с других государств, а для своих нет такого строгого распределения: этот ряд – ремесленники одежды, следующий ряд – производители продуктов, очередной – производители предметов быта. И так далее. ─ начал разговор с ним внутренний голос, помогая ему сориентироваться в новой обстановке. ─ Они распределяются так, как начали работать в этой обстановке. Вот посмотри сам!
Действительно, это не были представители какого-то большого производства, а скорее, коллективного творчества дедов, сыновей и в некоторых случаях – внуков или внучек. Это означало только одно – навыки ремёсел или промыслов передавались из поколения в поколение, оттачивались, постепенно достигая оптимального состояния для получения недорогой продукции, приемлемого для нужд местных потребителей, качества. Поскольку не в каждом селе или деревне были мастера многих ремёсел, то только в относительно крупных городищах можно было найти и чеботаря, и портного, и кузнеца, и пимоката сразу, чтобы заказать ему какую-то работу.
Первыми ремесленниками, к которым заглянул в открытое большое окно Батура, были четыре человека, занятые плетением лаптей. Лапти в ту пору были традиционной обувью беднейших и средних слоёв населения. Плели их из разного материала, и в зависимости от этого назывались лапти дубовики, ракитники, берестяники или вязовики. Самым мягкими и прочными считали лапти из липового лыка. Это был ходовой товар, так как в лаптях круглый год ходила вся русская деревня, кроме, пожалуй, дружинников и охраны.
Все четверо были так заняты своей работой, что даже не обратили на него своего внимания.
В следующем лёгком домике стоял человек, кроя из кожи по шаблону сапоги для кого-то.
─ Вам нужны сапоги? ─ спросил он, поворачивая к Батуре свою голову и тут же повернулся к коже, увидев отрицательное мотание головой со стороны подошедшего.
─ Ты же знаешь, сапоги – это роскошь для многих людей, хотя и являются самым соблазнительным предметом для мужиков! ─ прокомментировал действия сапожника внутренний голос. ─ Никакая другая часть мужицкого костюма не пользуется такой симпатией, как именно сапог! Ведь и у тебя есть красные сапоги!
Батура кивнул головой ему и перешёл к следующей будке. Увидев трёх человек, один из которых работал на столе, что-то раскатывая скалкой, второй – что-то варил, а третий – тут же подошёл к нему и спросил. ─ Хотите заказать валенки?
Батура тут же отрицательно замотал головой. Человек повернулся и отошёл за ширму: что он там делал – для него так и осталось загадкой. Уже потом, привыкнув к жизни в городище, он узнает, что валенки носить зимой могли позволить далеко не все, потому что стоили они недёшево. Их передавали по наследству и носили по старшинству. Мастеров, изготавливающих валенки, было немного, а секреты этого ремесла передавались из поколения в поколение и были тайной за семью печатями.
А вот то, что делали два мужика и три женщины в следующем домике, Батура понял сразу же, стоило ему заглянуть в широко открытое окно: рядом с ним сидели три женщины и кисточками рисовали на деревянных ложках затейливые рисунки, а мужики время от времени подбрасывали им то, что сделали из дерева. Всё это делалось открыто и радостно, с песнями и прибаутками. Возможно, поэтому у этого места всегда кто-то из покупателей стоял, рассматривая выставленные для обзора ложки. Особой популярностью пользовалось расписные ложки. Блеск золота и киновари ассоциировался, вероятно, с царственной роскошью. Но такими ложками пользовались только в праздник. А по будням довольствовались неокрашенными ложками. Впрочем, и они на рынках были весьма востребованным товаром. На рынок их доставляли в специальных корзинах, которые покупатели опустошали буквально за несколько часов.
В соседнем домике сидели две женщины, девчонка и парнишка, который постоянно крутился возле старика. Они, слыша песни, которые распевали рисовальщицы, подпевали им негромко, плетя корзины вокруг шаблонов для разных товаров.
Напротив них стоял достаточно большой дом с несколькими окнами. Батура решил из любопытства заглянуть туда и не удивился: это было знакомое ещё по жизни в Никольевке льняное ткацкое производство.
Дело было в том, что обработка льняного сырья в то время занимала особое место в традиционных ремеслах. Ведь в то время одежду очень часто шили именно из домотканого льняного полотна. Хлопковые и хлопчатобумажные ткани, которые доставлялись на запад, были китайского фабричного производства и считались очень дорогими, с одной стороны, и не подходящими под степной климат Руси, с другой стороны.
В одном помещении льняные стебли, выдернутые из земли, связывались в снопы. Как правило, это происходило в августе. После этого до середины октября лён сушили. В соседнем помещении его молотили в гумнах, чтобы собрать семена на следующий год, и снова сушили, на этот раз в специальных печах, а потом вымачивали. В другом помещении лён мяли в специальных машинах, трепали и вычёсывали специальными гребёнками. Результат – мягкое, чистое, шелковистое серое волокно. Из волокна делали и нитки. Их можно было отделить в чанах с золой и кипятком или окрасить при помощи растительного сырья в различные цвета. На последнем этапе нитки сушили на солнце или над печкой дома, развесив на жердях. Теперь было всё готово, чтобы начать ткать одежду из льна.
Ткачество на Руси с древних времён было одной из основ ручного производства. Как правило, это было семейным занятием. Не было в городище или селища женщины, которая не умела бы ткать. Ткали холсты из льна или шерсти при помощи ткацкого станка, который хранился в разобранном виде. Перед тем, как приступить к производству ткани, станок заносили в избу, собирали по деталям, и начиналась работа.
Отбеленную ткань часто украшали разнообразной вышивкой.
А вышивать на Руси умели и девочки, и женщины. Этот вид народно-прикладного искусства считался одним из самых популярных. Вышивкой украшались полотенца, скатерти, покрывала, свадебная и праздничная одежда, церковное и монаршее облачение.
Готовое полотно или отбеливали, или красили. Окрашивание было гладким, однотонным или набивным, то есть, с рисунком или с кружевами. А рядом несколько женщин шили одежду и мужскую и женскую. Следом – ткали ковры, используя лён.
Кивнув головой искусницам, занятых производством одежды, Батура снова вернулся к небольшим домикам.
Следующий дом заставил Батуру улыбнуться: во-первых, здесь на самом видном месте стояли игрушки: барышни, солдаты, коровы, кони, олени, бараны и птицы; во-вторых, торговкой игрушек из глины и дерева была девочка лет пяти – семи. Она улыбалась, посматривая на сидевших рядом трёх женщин и одну девушку, которые сами сидели и раскрашивали игрушки.
─ Вы хотите игрушку? ─ спросила молодая торговка, и, увидев отрицательный ответ головой, добавила своим тоненьким голоском. ─ А напрасно! Посмотрите, какие они хорошие!
Батура кивнул головой и пошёл дальше. В следующем окне он увидел двух молодых парней, которые были заняты плетением ремней из уже окрашенных полосок кожи. Готовые ремни были представлены покупателю на столе.
Следующий дом был представлен целой семьёй: все они плели корзины. Готовые изделия были сложены в стопочку и стояли рядами для выбора покупателями.
Перейдя на другую сторону торговой улицы и, заглянув в окно, Батура тут же увидел одного гончара с грязными руками, который активно крутил ногами, заставляя крутиться круг с глиной, из которой он лепил то кружки, то крынки, то ещё какие-то вещи. Второй, который находился в задней части дома, работал у печки, обжигая то, что сделал гончар.
Грохот внутри следующего дома ещё до того, как туда заглянул Батура, сказал ему, что здесь работают кузнецы. И не ошибся: в кузне было четыре человека: один активно бил молотом по раскалённому железу. Второй держал щипцами заготовку. Третий почему-то держал не то наковальню, а, может, какой-то шаблон, по которому измерял деталь. Четвёртым человеком была женщина. Возможно, это она что-то и заказала им, а теперь дожидалась заказа.
Батура, поняв, что уже некоторые мастера и их продукция повторяются, перестал заглядывать в окна домов. Но однажды всё-таки заглянул и увидел, что дом пуст.
─ А чего ты хотел? ─ включился в разговор внутренний голос. ─ Видать, здесь так: можешь делать хорошо то, что нужно людям – занимай свободный дом и делай! Не можешь – ищи другое дело.
─ Да, пожалуй, ты прав! ─ пробормотал Батура, видя как число свободных домов увеличивается. ─ А как они расплачиваются за продукцию?
─ А ты посмотри сюда и сюда! ─ голова Батуры сама повернулась сначала налево, а потом – направо. Повернувшись налево, он увидел, как там расплачивались с помощью обмена продукцией, а, повернувшись направо, увидел деньги в руках покупателя.
Как оказалось, с обеих сторон дороги на выход из городища, таких ремесленно-торговых улиц было две (одна – ремесленная, а другая – продовольственная), но в каждой из них имелись свободные места для занятия ремеслом. Так что люди, встречающиеся ему, были довольны, улыбались и пели песни, занимаясь коллективным трудом, несмотря на небольшую выручку.
В таком приподнятом настроении Батура и вышел из городища.
Расчёт оказался верным и скоро он, пройдя вдоль ограды и пересекая дорогу через южные ворота, вышел к верху склона берега реки Оки.
Река Ока, извиваясь как большая широкая змея, слева от него спокойно текла по просторным степям, и лишь по берегам реки имела скопления деревьев и земли, на которых разместились те, кому места не хватило в городище. Справа от него было примерно то же, что и слева, с небольшой разницей в том, что количество деревьев было здесь значительно больше, несмотря на то, что склон к городищу был очень крут.
Прямо перед ним за рекой виднелось большое количество озёр, окруженных деревьями (как потом ему объяснили сослуживцы, он видел старицы реки Оки, которая довольно часто меняла своё русло) и болот, имеющих круглую форму.
Тонкая струйка сизого дымка, идущего откуда-то снизу берега реки Оки, почему-то привлекла его внимание. Спускаясь по тропинке, окруженный зарослями мальвы, Батура шёл вниз и представлял, что он идёт вниз по берегу реки Великой Вороны в своей родной Никольевке. Небольшая площадка перед входом в прибрежный лесок, из которого тянулся вверх дымок, была сплошь усеяна желтыми и сиреневыми лесными цветами.
Он шёл по тропинке всё ниже и ниже, пока перед ним не открылась большая ровная гладь Оки. Восхищенно смотря на реку, которая была раз в десять больше его родной Великой Вороны, он замер, наблюдая за тем, как плескалась рыба в лучах заходящего солнца, и представляя себя с удочкой.
