Анастасия Безденежных
Под крылом ворона
Та открылась не сразу. На пороге стояла коренастая невысокая женщина в простых джинсах и водолазке, короткие волосы влажные, видимо, после душа, на узловатых пальцах узоры и символы черным – то ли уголь, то ли чернила. Никто не произнес ни слова, пока женщина рассматривала незваных гостей. Кристофер ошалело уставился на Мари, появившуюся из-за спины незнакомки, воскликнувшую:
– А вы что тут делаете?
– Тот же вопрос.
– Мы встретились на рынке, и, как оказалось, нашлось, о чем поговорить. Это мой брат, Кристофер, а это…
– Дуглас, да, – женщина скупо улыбнулась. – Мой сын.
Для ритуалов неважно, где ты находишься.
В тех случаях, когда Эндрю колдовал, пусть и не так часто, место не имело значения: маленькая комната в сумрачном клубе, квартира, лесная поляна или пустынный пляж поздней ночью. Другое дело, что у каждого колдуна или ведьмы свои предпочтения или «места силы». И вот таким местом для Эндрю всегда был дом, даже после смерти отца.
Здесь было спокойно и тихо, где-то невдалеке шелестели деревья, в воздухе пахло поздними осенними цветами после дождя. Одетт хоть и была рядом, но ее присутствие было легким и незаметным. Эндрю сам вскочил в квартире, когда она прикоснулась к нему, и воскликнул, что надо вернуться домой.
Когда Эндрю и Одетт подъезжали, увидели, что в окнах ярко горел свет. Как путеводный огонь за стеклом и стенами, пропитанными следами заклинаний, историей семьи, силой мужчин семьи Уолтон и мягкостью женщин. Только тогда Эндрю спохватился, что время позднее, а матери он не позвонил, и теперь переживал, что нагрянул с гостями так внезапно. Такси медленно остановилось, и Эндрю поторопился выйти из машины в холодную позднюю ночь. Подал руку Одетт, но та лишь придержалась за нее и быстро убрала.
Мать спокойно стояла на крылечке, укутавшись в шаль и в длинном шерстяном платье под стать погоде. Доски скрипнули, когда Эндрю взбежал к ней, не зная и сам, что скажет и как объяснит Лаура Уолтон улыбнулась мудрой понимающей улыбкой и кивнула гостям.
– Проходите в дом. Ночь холодная, не стоит оставаться в ней. Я ждала вас.
– А здесь ничего не изменилось, – то ли задумчиво, то ли удивленно произнесла Одетт, подобрав подол собственной юбки, чтобы не испачкать о грязь, налипшую на доски веранды.
– Дома как люди. Редко меняются, только если снести стены. Даже тогда останется фундамент и земля.
– Я соскучился, – Эндрю искренне и тепло обнял мать, вдыхая знакомый с детства запах духов.
– О, милый! Я тоже. Да заходите уже, холодно.
Эндрю упал на диван в гостиной на мягкие цветные подушки: голова снова кружилась, а мир по бокам то мутнел, то становился слишком резким. Если так и дальше пойдет, то он долго не выдержит. Колдовство будто куда сильнее его самого, будто Эндрю – сосуд, который может не выдержать и разбиться на осколки.
Мать села рядом и положила ладонь на лоб Эндрю, и он поднял на нее наверняка воспаленный взгляд:
– Так же было и в детстве? Я этого не помню.
– Немного иначе. Тогда это действительно была болезнь, которая выжигала тебя. Ты метался в бреду и кошмарах, рассказывал мрачные сны, то дрожал от озноба, то тебя захватывал жар. И ничего не помогало.
Эндрю сел и уставился на ковер под ботинками. Вот так всегда! Его часто вели спонтанные решения, которые казались отличными, пока он не воплощал их в жизнь, а тогда результат оказывался не таким, каким хотелось бы. Да, Эндрю учился колдовству, умел творить ритуалы, но не контролировал такой напор, когда собственное сердце сносит чем-то древним и диким. Как и тогда, знатоков древнего бурлящего колдовства не было. И все же в привычку Эндрю не входило сожалеть о выборе, который сделал сам.
А еще ворон хотел показать родной дом и что-то еще, пока мелькавшее мутным образом в голове.
Эндрю застыл в полутрансовом состоянии, а в сторонке Одетт с матерью тихо говорили, на столике перед ними остывал большой чайник, от которого тянуло успокаивающим сбором.
– Мне нужно в комнату отца.
– Тебе нужно поспать, – укоризненно заметила мать.
– Но для этого ему вовсе не требовалось бы приезжать сюда, верно? Сны порой приносят облегчение, а порой уводят туда, где опасно оставаться надолго.
Одетт покачивала носком ножки в забавных меховых тапочках, но выглядела при этом серьезной. Эндрю не стал дожидаться, пока мать возразит и придется убеждать. И все же Эндрю чувствовал пристальный взгляд между лопаток, когда выходил из гостиной.
Футболка неприятно липла к спине, но Эндрю не обращал внимания. Отец хранил ритуальные принадлежности в закрытой части высокого шкафа, на двух полках, на которых всегда царил безукоризненный порядок. Баночки подписаны, на мешочках тоже неровные надписи, на каждом корешке книги подпись, а готовые наборы для ритуалов разделены по секциям в выдвижном ящичке. Эндрю и сейчас мог легко услышать хрипловатый спокойный голос, которым отец любил рассказывать сыновьям, что к чему. Кристофер всегда стоял, чуть склонив голову набок, руки за спиной в замке. Эндрю же бесцеремонно усаживался на пол и смотрел снизу-вверх, с восторгом слушая про костяные амулеты, про отводящие зло ритуалы, про видения будущего… и прошлого.
Эндрю подержал в ладони увесистый мешочек, а потом высыпал крупные камушки на пол перед собой. Пара свечей – только чтобы сосредоточиться. Камни часто перебирал отец, говорил, что с ними советуется в трудные времена, и те всегда подсказывали ответы. В снах ворон возвращался в эту комнату – возможно, настало время увидеть прошлое.
Как и в детстве, Эндрю уселся на пол, скрестив ноги, качнулись на шее амулеты с птичьими косточками, скорее всего, вороньими. Отец обожал этих птиц, когда-то даже держал одного дома, пока все-таки не понял, что это точно перебор.
Эндрю вздрогнул от колдовства, вспыхнувшего внутри него, и ощутил, что в вере отца действительно было нечто… большее. Глубоко вздохнув, закрыл глаза и сжал в кулаках камни.
Эндрю спустился вниз, когда уже светало. Одетт, свернувшись калачиком, задремала в глубоком кресле, а мать возилась на кухне, с которой тянулся запах тостов и жареного бекона. Замерев в коридоре, Эндрю впитывал в себя тишину и тепло дома, позабыв о видении. Честно говоря, глаза слипались, надо бы вздремнуть хоть пару часов, но сначала встретиться с Кристофером и Мари. Закатав до локтей рукава отцовской рубашки, которая была ему велика, Эндрю зябко повел плечами и вошел в кухню. Уселся за стол, подперев щеку рукой – а то бы точно уткнулся лбом в столешницу и вырубился.
– Ты была последней волей отца.
– Ты видел.
– Да.
– Это был наш уговор, если что-то пойдет не так.
– И все пошло не так.
Мать развернулась к нему и аккуратно поставила две кружки с чаем на стол. Эндрю заметил, как сейчас заметен возраст матери: глубокие морщинки в уголках глаз, чуть видневшаяся седина даже под хорошей краской, печаль в глазах, которая приходит с опытом и невзгодами. Сейчас она походила не на ведьму, а на женщину, в сердце которой жила забота и любовь и понимание, что, рано или поздно, даже самым близким причинят боль.
– Я вернулась с покупками, но было слишком поздно. Едва успела подхватить последний вздох отца. Тот ритуал требовал много времени и сил, в том числе и внутренних. Тогда я что-то отдала.
– Чтобы у семьи появился вороний хранитель.
– Даже из смерти можно сделать ритуал. Вопрос, что ты готов отдать. У меня это отняло несколько лет жизни и немного здоровья, но это не страшно. Мечта отца сбылась.
– Но он появился не сразу.
– Хранитель появляется лишь тогда, когда грозит опасность.
– Нам ты могла сказать.
– Разве?
Эндрю придвинул кружку с кофе и уткнулся носом в этот бодрящий запах. Подумал несколько мгновений – или минут, может, уснув с открытыми глазами. Он держал внутри себя колдовство, не давая выплеснуться, чтобы никому не причинить боли и зла. Пока удавалось.
Может, мать сама сомневалась, а вышло ли что-то. Или искренне верила, что это – тайна отца, которую не нужно выдавать раньше времени. У ведьм свои представления, как должны идти события, и Эндрю не стал возражать. Возможно, никто бы не поверил, скажи, что отец последнее заклинание вложил в ритуал, чтобы стать вороньим хранителем семьи. И именно с Эндрю связь оказалась крепче всего.
Он потер костяшками лоб и хлебнул кофе.
– Разбужу Одетт. Позавтракаем и поедем обратно.
– Это не может подождать?
– Пора покончить с Охотой. К тому же, я знаю, кто убил отца.
– А мне не скажешь?
– Пока нет. Все-таки… вдруг все не так, как я увидел. А ты ведь тоже проходила обучение в Доме туманов снов?
– О, меня даже прочили в ведущие ведьмы! Был выбор между мной и Шеанной. Я отказалась, а она так и не смогла простить.
– Чего же?
– Что ведьмы выбрали меня, и только мой отказ позволил ей возглавить Дом.
На пороге кухни появилась сонная Одетт. Она стояла, по-птичьи приподняв одну ногу и смотрела вдаль, за пределы окна и стен, в нечто большее, чем могли видеть Эндрю и Лаура. А потом спокойно проговорила:
– Я бы не отказалась от кофе.
Глава 17
Дуглас мрачно смотрел на незнакомую женщину, назвавшую его сыном.
Для четверых номер отеля оказался слишком тесным. Две узкие кровати с двумя втиснутыми между ними тумбочками, вместо стола – широкая полка.
Кристофер пристроился на подоконнике, Мари сидела на ближайшей к брату кровати, а Дуглас прислонился к стене. Руки скрещены, капюшон куртки откинут назад, и на лице видны черные узоры татуировок. Элеонора молча курила и выглядела, как человек, который не привык сидеть без дела, но ждала, что скажет Дуглас. Подтянула потертые вельветовые брюки, когда уселась на кровать, подогнув одну ногу, и не сводила взгляд с сына.
– Давай, спрашивай, – сощурилась Элеонора. – Что угодно.
– Ты начала Красную охоту?
Элеонора – имя ей совсем не шло – грубо рассмеялась, и Кристофер вздрогнул. Мать Дугласа ему не нравилась: в ней не было ни страсти Кейтлин, ни живости Дугласа, ни спокойного достоинства их отца. Только затаенная злость. Дуглас даже не шевельнулся.
– Болтают всякое. Я только сделала свою часть. Обмен, услуга за услугу.
– И что ты сделала?
– Сейчас я не готова об этом говорить. Разве это тот вопрос, который ты хотел задать?
– Отстань от него, – осадил Кристофер, думая, что скоро задохнется от этой злобы, густой, как смог. Впрочем, и в самой комнатке царила духота, даже не верилось, что за окнами осень. Дуглас слегка качнулся вперед и назад и отвернулся, чтобы не видеть лица родной матери. Кристоферу показалось, что Дуглас сморщился, как от отвращения, а после глуховато произнес:
– Ты ведь умираешь. Я-то знаю. И что, на пороге смерти решила повидаться с семьей, которая тебе оказалась не нужна?
– Умирать всегда легче рядом с кем-то. Из меня никудышная мать, знаю, я не буду заламывать руки и охать. Но смерть я доверю только твоему отцу.
Кристофер не верил. Пусть он не чувствовал приближение смерти, а вот отголоски чужих эмоций – да. Элеонору переполняла желчь, досада и желание наживы, пусть и не материальной. И отчего-то внутри этой женщины зрела уверенность, что ей не откажут. Как удобно! Элеонора могла умереть, где угодно: на открытках вписаны адреса со всего мира, кажется, одна даже прилетела из Австралии. Кристофер считал, что теперь Элеонора поступила эгоистично. Мало того, что она приехала в Сиэтл и кому-то оказала услугу, из-за чего началась Охота, так еще решила навязать свое общество детям и мужу. Кейтлин говорила, что Элеонора всегда увлекалась смертью. А если смерть близко… Кристофер не доверял Элеоноре.
В тишине хорошо слышалось, как обрезанные под корень ногти Элеоноры постукивают по стеклянному многограннику, который та держала в руках, как драгоценность.
Мари подвинулась, когда Дуглас сел напротив матери, близко наклонившись к ней. Изучал лицо, видимо, пытаясь отыскать черты того образа, который приходил во снах. Элеонора стала для него шипом, навсегда вонзившимся вглубь сердца. Мари с тревогой посмотрела на Кристофера, он лишь покачал головой. Это не их разговор.
– Тогда услуга за услугу. Я сам проведу ритуал после смерти, отец научил меня, как. Не знаю, согласится ли Кейтлин… но у тебя есть мое обещание. Впрочем, оно вряд ли для тебя что-то стоит. Я для тебя такой же незнакомец, как и ты для меня. Но мне надо знать, почему охотник назвал твое имя.
– Пусть эти выйдут, – Элеонора ткнула почти догоревшей сигаретой в сторону Кристофера. – С ней я уже потолковала.
Кристофер дернулся и тут же ощутил, как теплая рука Мари мягко легла на плечо. Он с неохотой последовал к выходу, а, оказавшись в коридоре, с удовольствием вдохнул прохладный воздух. Проверил телефон: ни от Одетт, ни от брата не было сообщений. Мари рассказала про обе встречи на рынке и подтвердила, что Элеонора умирает. Простой заговор подействовал куда сильнее, выжимая жизненные силы. Элеонора утверждала, что убийца их отца – Шеанна, точнее, та отдала поручение. Выполнили другие. За конкретные ответы и доказательства Мари обещала помочь с лечением с ведьмовской стороны.
– И ты с ней поехала в эту дыру.
– Я могу за себя постоять.
Кристофер притянул к себе сестру и обнял. Может, не мягко и недостаточно нежно, как умел. Почувствовал, как она закрыла глаза и уткнулась в его плечо, теплое дыхание коснулось плеча через ткань рубашки. Наверное, он бы настоял, чтобы ведьма поехала к нему. Или не стал бы приводить в сознание, но был уверен, что Мари помогла не ради ответов, а потому что не могла бросить человека, которому сама причинила боль.
За дверью номера послышался вскрик, потом какой-то глухой удар, и Кристофер ринулся туда. Дверь громко ударилась об стену, когда он резко распахнул ее. Элеонора без сознания в нелепой позе лежала на кровати, Дуглас сидел рядом, опустив голову.
– Это была она. Она помогла провести первый ритуал, чтобы подозрение упало на Эндрю. Не сам ритуал… только часть со смертью. Чтобы можно было показать, кто убийца.
Кристофер опустился рядом, не особо зная, что сказать. Ощутил, как Дуглас дрожит, как его силы медленно уходят. Под ногами валялся разбитый многогранник, осколки разлетелись по ковру мелкими острыми блестками, но не похоже, что разбился от удара.
– Она хотела… не знаю, как лучше сказать. Забрать мою жизнь сюда, – Дуглас пнул носком ботинка пару осколков. – Не всю, как сделать пару глотков воды. Чтобы протянуть подольше. Возможно, то же самое она получила на ритуале. Какая же мразь!
Мари уже осматривала Элеонору, прощупала пульс, провела ладонью по груди, прошептала слова. Потянуло запахом болотных трав и чем-то гнилостным. Кристофер решил, так пахнет смерть. Сестра со вздохом отступила и негромко произнесла:
– Она будет жить. Кажется, вместо жизни отхватила немного твоей смерти. Но не думаю, что вскоре придет в себя.
– Надо отвезти ее к Томасу, – решил Кристофер.
– Охотнику?
– Она сама призналась. Придет в себя, можно узнать больше.
Мари перевела взгляд на Дугласа, который невольно привалился к плечу Кристофера и бездумно смотрел в стену. На лбу выступил пот, и, судя по виду, ему стоило поскорее оказаться дома. У Кейтлин были нужные лекарства, а завтра уже придет Ширли.
– Я отвезу Дугласа домой. Ты справишься один? – предложила Мари.
– Да.
– Я погружу ее в глубокий сон. Проснется через несколько часов, не раньше. После Томаса сразу домой, ладно? Тебе тоже не помешает поспать.
Кристофер только отмахнулся: справится как-нибудь, не привыкать. Хотя, когда Дуглас тяжело оперся на него, понял, что Мари права. Пришлось долго ждать такси и разобраться с портье, чтобы вещи Элеоноры не трогали, за ними приедут. Перед тем, как сесть в машину, Мари крепко обняла Кристофера и прошептала:
– Возвращайся. Я буду ждать.
Кристофер не сразу сел в машину, где на заднем сиденье лежала спящая Элеонора, смотрел, как такси медленно выезжает на дорогу.
Томаса пришлось ждать около часа. Охотник наотрез отказался встречаться где-то еще, кроме бара, и обещал быть только через сорок минут. Кристофер успел выпить две чашки кофе, изнутри уже начинало потряхивать: то ли после озноба, когда долго не спишь, то ли после кофеина, то ли от сочетания всего этого. Он сидел в машине, курил и слушал записи Эндрю, зная наизусть текст каждой песни. Вспомнил, как тот жаловался, что песни никак не складываются, и тогда они вместе поехали кататься по ночному городу. Кристофер осторожничал и не гнал. Когда же они выехали за город, Эндрю осторожно спросил, а можно ли чуть быстрее. Они встречали рассвет, сидя на капоте машины, далеко за городом, и первые лучи солнца казались чужой разбавленной кровью. Так сказал Кристофер, и Эндрю подхватил его слова и добавил в песню.
Томас приехал не один, и Кристофер понял, что сейчас совсем не готов к драке. Но эти охотники вели себя странно спокойно и даже к машине не подошли.
– Мы не из тех, кто будет убивать лишний раз, – признался Томас. – У нас был уговор. И, поверь, у меня есть дела поважнее, чем мертвые колдуны и охотники. Так это она?
– Навела на моего брата. Спросишь, когда очнется. Крепко связана, погружена в глубокий сон. Думаю, твои справятся.
– Неплохо. Но этого мало. Мне нужны те, кто убивал. А пока паренек побудет у меня. Ох, и задиристый!
Кристофер не стал спорить. Да и зачем, толку нет. Элеонора сказала Дугласу достаточно: все пути вели в Дом Шеанны. Клубок тех, кто начал Охоту.
На обратном пути на него навалилось тоскливое одиночество, и он уже представил, как залезет в горячий душ, а потом поспит хотя бы несколько часов. Перед Кругом нужны силы.
Сильвия всегда выглядела беззащитной, когда спала.
Она свернулась под одеялом, мерное дыхание походило на шелест волн, прядь волос упала на лицо. Эндрю вспомнил те ночи, которые проводил с Сильвией, когда засыпал, чувствуя тепло податливого тела и слабый аромат духов, но теперь внутри ничего не звучало в ритме Сильвии. Для него она осталась мечтой… которая уже не нужна, только Эндрю по привычке продолжал к ней тянуться.
Эндрю мягко коснулся щеки Сильвии. Сильвия зашевелилась, сонно взмахнула рукой. И когда пальцы Эндрю скользнули по шее ниже к ключицам, едва касаясь кожи, медленно открыла глаза. И тут же резко приподнялась, испуганная и удивленная.
– Эндрю! Ты напугал меня. Сколько времени?
– Рано. Где мой ворон?
– Я отдала его… и не знаю, где он.
– Серьезно, Си?
Она уже успокоилась и собралась. Включила бра и удобнее устроилась, откинув в сторону одеяло и чуть подавшись вперед. Сильвии всегда удавалось привлечь к себе внимание, но сейчас Эндрю спокойно смотрел на нее. Откровенно говоря, внимание уходило на то, чтобы держать в равновесии колдовство. Сильвия убеждала, что понятия не имеет, ворона передала другой ведьме. В уголках глаз блеснули слезы. Эндрю сел на краешек кровати, протянул руку, чтобы провести по плечу. Сильвия смотрела на него: распахнутые глаза, бровки домиком, раскаяние и мольба. Она почти поверила, что взбалмошный колдун-музыкант снова рядом, когда Эндрю коснулся мягких губ, чтобы тут же отстраниться.
– Я еще чувствую в себе яд твоей воли. Хватит, Сильвия. Где ворон?
– Ты не понимаешь! Они опасны, они убьют тебя. Останься со мной, прошу. Скоро все закончится, и тогда все будет иначе. Я такая дура! Думала, что помогаю тебе. Им только нужен был ворон…
– Ради чего? Все это, ради чего?
– Ты не знаешь моего отца. Он пресекал все мои желания, все мои замыслы. Я хотела стать сильной ведьмой, действительно сильной. Дом мог дать мне все это. Но Дом всегда требует жертву.
– Скажи… это ведь была ты? Ты привела меня в Дом туманов и снов, где мне дали что-то такое?
– Мы думали, что ворон уже с тобой, но ошиблись. Я пыталась выманить у тебя его видениями – он ведь хранитель.
– Кто тебе сказал?
– Шеанна.
– Значит, ворон у нее.
– Эндрю! Не надо, прошу.
Она схватила его за руку, почти умоляюще, чтобы задержать – возможно, ради себя, ведь наверняка Сильвия чувствовала, что Эндрю уже не вернется. Может, в нем и оставалась тонкая цепочка ритуала привязанности, но колдовство подавляло. И все-таки…
Мягко высвободил руку и, смутившись, произнес:
– В ближайшие дни держись от Дома подальше. Не лезь туда.
– А ты?..
– Прощай, Сильвия.
И эти слова Эндрю произнес искренне.
Перед ним растянулся пустынный серый пляж. Первые минуты Эндрю вдыхал морской воздух, потом стянул ботинки с носками и зарылся пальцами в холодный песок. Ощущал каждую песчинку под стопами, слышал, как громко бьется сердце в грудной клетке, различал оттенки осенних волн залива. Закрыл глаза.
Для них нет смерти.
Мир изменится, если закрыть глаза. У каждого Уолтона свой ворон. Возможно, для Кристофера – сестра и любовница. А для Энрю – хранитель семьи. Интересно, так вышло случайно, или отец и хотел связи с младшим сыном?
…смерти нет.
…корми своего ворона…
…и он укажет путь.
Эндрю не чувствовал, как рухнул на песок, глотая воздух, как вся та сила, что когда-то могла раскрошить чужие жизни, сейчас оплетала его незримо, вырываясь наружу. Эндрю звал ворона назад, и в другом мире под ним расстилался город с высоты птичьего полета, смазанный и зыбкий.
Ворон, запертый в клетке, бился о прутья в темноте, пока на песке пальцы выводили знаки, что начерчены на его перьях. Знаки души и дыхания, знамений и оберега. Эндрю казалось, он умирает в агонии, но это не имело значения.
Где-то он вертелся ужом на песке, не видя ничего. Где-то он вырывался из клетки и несся тенью по лабиринту. Он был знамением, и горячие искры осыпались от взмахов мощных крыльев.
Эндрю задохнулся от ужаса, когда рухнул вниз, на секунду ощутив себя человеком, которому не дано менять мир. Где-то на его руках вырастали перья. Где-то он снова стал вороном, который вырвался на свободу. И колдовство больше не сводило с ума, оно стало его частью, свернулось под сердцем, покорное только Эндрю.
Эндрю раскинулся на песке и улыбался шальной улыбкой. А на его груди сидел угольно черный ворон.
Встрепанный и сонный Кристофер мутным взглядом уставился на брата, явившегося в такую рань. Почти меланхолично взглянул на птицу и махнул рукой, мол, проходи. Эндрю почему-то казалось очень важным сейчас быть рядом с братом и сестрой, хотя возбуждение после пляжа опало, и теперь он сам не прочь был поспать.
Кристофер молча притащил еще одно одеяло и бросил на разложенный диван, в углу которого уютно свернулась Мари. Сестра всегда крепко спала, если только не будили видения. Зевая и даже толком не раздевшись, Эндрю улегся рядом с Кристофером, который уже нырнул под одеяло. Так было и когда он болел, и спустя несколько дней после убийства охотника, когда Кристоферу снились кошмары, как он опаздывает на пару секунд. И отец, и другие колдуны гибнут. Мари тогда подозвала Эндрю, считая, что им важно быть вместе, как утверждала мама.
Эндрю уснул, подтянув колени к груди, чувствуя спиной тепло старшего брата, Мари по другую сторону. И во сне он чувствовал, как оба мерно дышат, как мягко обволакивает всех троих колдовство защитным куполом.
Уолтонов никто не тронет. Эндрю этого не допустит. И если надо, весь мир изменится.
– Одетт посоветовала пропустить через себя колдовство. Осознать его.
– И как, стало легче? – Мари хлебнула кофе. Кристофер пока говорил по телефону, даже не поднявшись с дивана. Дела компании.
– Не пойму. Сейчас я… будто несу огромный сосуд с водой до краев. Но это еще не все. Мне нужна твоя помощь.
Вообще Эндрю знал, что справится сам. Но он боялся, что если сделает это один, не предупредив Мари, то сестру накроет мрачным видением, а пугать ни ее, ни брата он не хотел. Поспав всего несколько часов, Эндрю чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, самое то для заклинания. Мари отставила чашку с кофе и сложила руки на коленях, сосредоточенная и спокойная. Еще в домашнем свободном платье, с распущенными волосами, она походила на ту, кто готов принять любое решение брата.
– Проведи меня через видение, будь рядом. Ворон хочет чего-то еще, и я никак не уловлю эти мысли.
– Хорошо, Эндрю. Идем со мной.
Они удобно устроились на полу, среди подушек, сидели близко на коленях, что те почти соприкасались. Эндрю редко обращал внимание на такое внимание, для него Мари всегда была старшей сестрой и ведьмой, но теперь он понимал, чем восхищался Кристофер. Размеренные движения, вьющийся дымок от благовоний, неторопливость.
Ворон сидел между ними, полностью неподвижный, похожий на чучело. Перья отливали чернильно-синим, темные глаза таинственно блестели. Эндрю взял ладони Мари и шепнул: «смотри».
Они перетекли в видение. Эндрю не видел сестру, только ощущал незримое присутствие за спиной. Ворон кружил над городом, а сам Эндрю стоял на крыше и заглядывал за край. Обернулся – туда, где была бы Мари, и улыбнулся. Ворон кружил перед ним, касался крыльями, звал за собой.
И Эндрю последовал.
Он падал в ночь города, сердце трепетало от восторга и ужаса, от полета, пока вороний туман оплетал тело, проникал в плечи и ребра, вытягивался в перья. И колдовство плясало всполохами на коже. Почти азарт, восторг – и знание, что смерти нет. По крайней мере, не сейчас.
…он падал.
…и возрождался, используя все колдовство. Никто не знал, что с ним делать, Эндрю пробовал сам, учился его применять и следовать, а не подчинять. Подстраиваться под него. И сейчас в видении ему было легко. Только здесь. Главное, вернуться обратно. До Эндрю донесся возглас сестры, но и почти сразу – ее спокойствие. Она видела, что будет дальше.
Когда Кристофер вошел в спальню, застыл на пороге, растеряв слова.
– Какого черта здесь происходит?