Анастасия Безденежных
Под крылом ворона
Глава 7
Около семи лет назад
– Эй, приехали!
Мари очнулась от полудремы и потянулась – насколько это было возможно в машине. Эндрю резко распахнул дверцу, скрипнула кожа его штанов о сиденье, и из кармана выпал плеер с наушниками, из которых звучала музыка. Он спохватился, вернулся обратно и выключил звук, подмигнув сестре. Подошвы ботинок продавливали раскисшую после дождя землю, когда Мари шла к отцу. С его пальцев вился дым сигареты, а статная фигура подсвечивалась фарами. Мама уже скользнула дальше и «слушала лес», как она это называла.
– Кристофер задерживается, – ровно заметил отец и стряхнул пепел под ноги.
– Он приедет.
– Или нет. Иногда он будто сторонится колдовства.
– Это его право. В конце концов, это всего лишь семейная традиция.
Отец ответить не успел – на пустом ночном шоссе показался свет фар, а вскоре машина свернула к ним, ближе к лесу. Мари только вернулась из дома туманов и снов, как раз к осеннему ритуалу, и еще толком не виделась с Кристофером. Теперь внимательно изучала старшего брата, который удивительно подходил этому лесу даже в пиджаке поверх футболки и классических джинсах.
– Ты доехал, – кивнул отец. – Хорошо. Эндрю разводит костер. Ритуал ведешь ты.
– Не я лучший колдун в семье.
– Ты – старший, не забывай об этом.
– Эндрю может…
– Нет.
Кристофер промолчал и перевел взгляд на Мари, такой же изучающий, как был до этого у нее самой. Не стал ничего говорить и только направился по лесной дороге к их поляне.
Отсветы костра плясали на лице Эндрю, который сидел перед огнем на коленях, вытянув руки со свежими татуировками. Те маскировали следы ритуалов отца. А на пне пристроился старенький потрепанный медвежонок, уже давно пропахший травами и костром. Мари улыбнулась – привычки младшего брата так и не изменились.
Мама сидела в стороне на поваленном бревне, с одной стороны полностью покрытым мягким мхом, и уже выстукивала ритм в маленький барабан, и эти звуки взлетали в небо вместе с искрами от пламени.
Мари стянула тяжелые ботинки вместе с носками и с наслаждением прошлась босиком, ощущая под ступнями вместе с колкими иголочками и камушками жизнь в глубине земли. Лес скрипел и дышал, казалось, если вытянуть руки в стороны – они станут продолжением ветвей и корней. Эндрю подкидывал в костер травы и рисовал на песке знаки ритуалов. Теперь он не мог использовать всю мощь собственного колдовства, только часть, и то у Мари мурашки шли по коже от его ритуалов.
– Начнем? – Кристофер уже стоял рядом с братом, обнаженный по пояс, и Мари с удивлением заметила на его груди татуировку. Ей хотелось коснуться ее, ощутить, что она значит – но потом.
Ритуал вел Кристофер. Он взял из рук Эндрю тонкий кинжал и уколол по очереди пять пальцев – капля крови на каждого Уолтона. Отец стоял чуть поодаль, позволяя детям все сделать самим. Эндрю двигался вокруг костра под ритм барабанов, и Мари знала, что у него сейчас звучит своя музыка.
Эндрю сплетал силу заклинаний в крепкую сеть защиты и уз, в то, чтобы отвести все возможные проклятия и смерть, зимнюю стужу и дурные сны. Их маленькая традиция, которую когда-то начал отец.
Мари отдавала свою часть – ведьмовскую. Паутинка снов, сок спелых ягод, перетертая хвоя в руках, мягкий сумрак в полях. И в то же время она не могла отвести взгляда от Кристофера, который мазал кровью деревянные амулеты Эндрю и кидал их в костер, добавлял к заклинаниям яд с кончика кинжала и разящий удар.
Никто не тронет их семью. А вороны укажут путь.
Мари ощущала их – на собственных плечах, в дыме костра, в лесных тенях.
– Храни своего ворона, – хрипло шепнул Кристофер. – Всегда крыло к крылу.
Костер взвился и вмиг угас.
Мари ощутила легкую усталость и головокружение. Ритуалы всегда забирали силы самих колдунов, и теперь Эндрю торопливо натягивал свитер и куртку, чтобы не замерзнуть. Кристофер обогнул пепелище и приблизился к ней, как был: крепкий, обнаженный и сдержанный в своих эмоциях.
– С возвращением.
– Ты даже не представляешь, как я рада вернуться.
Она аккуратно взяла его ладонь в свою и поднесла пальцы к губам. Слизнула языком капли крови и посмотрела в глаза Кристофера, не зная, чего в ней сейчас больше – ведьмы, которая переплетала силу с колдуном, или его сестры?
– Татуировку делала Кейтлин?
– Да. Отводит лишние взгляды.
– Кристофер, мне надо с тобой обсудить новости компании, – отец уже подошел к ним и положил руку на плечо старшего сына.
Мари только понимающе улыбнулась. Внутри кольнуло – ей хотелось поделиться с ним тем, что тлело внутри. Но она не готова была вернуться к болезненным воспоминаниям этого года.
***
Эндрю колдовал.
Из маленькой колонки лился ритмичный рок, который почти ощутимо вплетался в тонкий дымок от тлеющих в большой миске трав и полумрак комнаты. Окна были закрыты плотными рулонными шторами, а на полу кругом рассыпан мелкий порошок из сухих трав.
В этом круге на коленях сидел Дуглас, обнаженный по пояс, и его кожа была исчерчена черными острыми линиями и точками. На лбу выступили капельки пота, а сам он был напряжен как струна.
Эндрю медленно обходил его по кругу и шептал слова, перебирал одно заклинание за другим, выискивая проклятие и его природу. Ощущал само колдовство, которое жило внутри Дугласа и текло в крови, отмеченное печалью смерти и темными тропами душ. Эндрю никак не мог уловить это проклятие, пока не сосредоточился на одном редком и сложном заклинании. Замер посреди комнаты и раскинул руки в стороны, погружаясь в музыку и напевая длинные слова – это ему всегда удавалось отлично.
Для него сама музыка – колдовство. То, что отзывалось древними песнями, заключенными в самом мире, камнях, небесах и огоньках углей, в старой колыбельной с тягучей мелодией. Казалось, та ложится на кожу самого Эндрю, мягко оплетает и становится вороньими крыльями, черными перьями и сотнями ночей, заключенными в глазах птиц.
И тогда он почувствовал и услышал проклятие, засевшее ядом в крови.
Эндрю устало опустил руки и пальцами босых ног провел росчерк на порошке, разрывая круг.
– Все, – тихо сказал он и отвернулся к столу, на котором стояла миска с тлеющими травами. – Одевайся. И жди в гостиной.
– Удалось хоть что-то почувствовать?
– Да.
– А…
– Жди в гостиной, – резко бросил Эндрю и оперся обеими руками о стол.
Дуглас быстро схватил со стула тунику и, стараясь не наступить на рассыпанный по полу порошок, тихо вышел из комнатки. Прежде, чем дверь плотно закрылась, донесся негромкий и спокойный голос Кристофера.
В отличие от остальной квартиры именно здесь ощущался дух колдовства. На простых деревянных полочках стояли баночки с ингредиентами для ритуалов, оборотные свечи, камни, заклятые на стихии, мешочки с травами, а в шкафу – книги по заклинаниям. Эндрю знал, что многие Кристофер забрал из дома родителей, и теперь в комнате будто витал дух отца. Легкий, неуловимый, даже с запахом табака для трубки.
В детстве Эндрю нравилось заглядывать в кабинет отца и забираться в огромное мягкое кресло, чтобы наблюдать за его уверенными движениями, когда он творил заклинания или вносил заметки в свои дневники. Кристофер к колдовству относился весьма прохладно в отличие от бизнеса, а вот Эндрю тяготел именно к этой стороне их семьи.
Пока оно не стало его разъедать. Как сказал старик Лоусон – колдовства слишком много для хрупких костей и здоровья Эндрю. Века назад колдуны знали ритуалы, как усмирять такие способности, секреты, как укреплять сердце и разум, чтобы не сойти с ума или не сгореть слишком быстро. Но те знания давно утеряны – и именно их искал отец.
Эндрю прошел через комнату. К его босым стопам налип мелкий зеленоватый порошок, но он даже не обратил внимания. Перегнулся через подоконник, заставленный коробками с барахлом и старыми книгами, чтобы открыть шторы.
На него смотрел ворон.
Птица сидела на отливе неподвижно, и в ее темных глазах скопились все ночи веков, а массивный и острый клюв легко мог выклевать не одну печень. Эндрю мотнул головой и тихонько постучал костяшками по стеклу, и ворон ожил, распахнул крылья и после пары прыжков по отливу взлетел и исчез в сумерках.
Некоторые из колдунов верили в предзнаменования и приметы, более того, искали их на каждом шагу. Наверняка бы придумали десять толкований того, что именно сейчас ворон прилетел в комнату, где колдовал Эндрю.
Он перевел взгляд на правую руку, где когда-то набил трех воронов в черных и красных мазках.
Эндрю казалось, в его татуировки на руках теперь, кроме старых заклинаний, въелись и чужие смерти. Во снах он снова и снова видел, как безвольно падают на пол тела других колдунов, лишенные дыхания и сил, а их последние слова разлетаются по залу птицами-невидимками с черными крыльями смерти. И теперь мертвые колдуны царапали кожу коготками, напоминая о себе.
Колдун, который несет смерть под звуки рока и в огнях мегаполиса.
Эндрю отчаянно не хотел таким быть. Лучше разрушать проклятия, чем снова применять щит. А еще он боялся за Кристофера и Мари. Вряд ли все закончится одной или даже двумя атаками, и теперь каждая семья может быть под угрозой. Он уже потерял отца и не хотел терять никого из близких. Еще немного – и он потонет в этом отчаянии и чужой боли.
Ощутив, что подмерзает, он накинул тонкую кофту с несколькими дырками на груди поверх черной футболки и вышел в гостиную.
***
Кристофер говорил с кем-то по телефону, в его ухе виднелся аккуратный наушник гарнитуры, а на тонком экране он листал информацию и хмурился на реплики собеседника. В старенькой пепельнице, которую мама купила на блошином рынке, дымилась сигарета, и запах дыма перебивал даже аромат настоев с кухни, которыми в последнее время занималась Мари. Она сама уехала навестить Одетт и скоро должна была вернуться.
Дуглас нервно барабанил пальцами по столу и время от времени отпивал из дымящейся кружки с чаем.
Эндрю молча прошел на кухню, махнув ему рукой жестом «иди за мной». Даже в квартире тот двигался так, что готов куда-нибудь запрыгнуть или рвануть с места, чтобы исчезнуть в тенях и полумраке.
Эндрю даже иногда завидовал гибким и уверенным движениям, но прекрасно понимал, что такое мастерство достигается годами тренировок. Даже как-то попросил Дугласа показать несколько приемов и попробовал пробежаться с ним по городу. Едва не споткнулся о трещину в асфальте и неловко влез на низкую стенку, даже его развитые легкие рок-певца сдались – совсем другие нагрузки.
Пока Эндрю готовил кофе, Дуглас с интересом изучал заготовки настоек. Ничего секретного, иначе бы Мари не оставила их на виду.
– Зачем ты сказал Крису, что умираешь? – мрачно поинтересовался Эндрю, щедро отсыпая корицы в густой кофе.
– Я испугался, – честно признался Дуглас. – И растерялся. А еще подумал, это может быть важно – на фоне всего, что происходит.
– Или ты просто ждал помощи. Знал, что я разбираюсь в колдовстве настолько хорошо, что смогу определить проклятие.
– Да ничего я не думал! Мне совсем не нравится видеть смерть каждого, знаешь ли. Даже не представляешь, у скольких прохожих она висит за спиной.
– Поэтому ты предпочитаешь бегать?
– Так меньше смертей я замечаю.
– Но нельзя убежать от собственной.
Дуглас хотел что-то возразить, но сник и вместо ответа сделал большой глоток чая. Кофе вскипел, и Эндрю перелил его в широкую кружку. Он устроился на стуле за столом и подтянул одно колено к себе, наблюдая за Дугласом. Из гостиной доносился голос Кристофера и, судя по интонациям, брат был чем-то весьма недоволен. А еще через пару минут он и сам вошел и резко бросил телефон на стол: тот упал с глухим стуком на гладкое дерево. Кристофер схватил вместо него сигарету с зажигалкой и остался стоять. Простая белая футболка свободно болталась на теле, а домашние джинсы, на вкус Эндрю, выглядели даже слишком прилично. Им бы пару булавок или разрезы на бедрах.
– Удалось что-то узнать? – сухо спросил Кристофер.
– Да. Проклятие тонкое и аккуратное, завязано на крови. Возможно, не будь Дуглас из тех, кто чувствует смерть, он бы его и не ощутил.
– А снять ты его можешь?
– Нет, – Эндрю перевел взгляд на бледного Дугласа и виновато пожал плечами, – слишком опасно. Я не буду использовать более сильное и сложное колдовство. Такое проклятие могут снять и другие колдуны.
– Но ты же можешь, да?
– Он не будет.
Голос Кристофера прозвучал твердо и холодно, а Эндрю пришлось запрокинуть голову назад, чтобы увидеть его жесткое и напряженное лицо.
Когда-то отец научил его закрываться от чужих эмоций, но так и не рассказал, что делать с собственными. И Кристофер запечатывал их внутри себя, как вино на долгое хранение, не давая ни капли просочиться наружу. Но даже хорошее вино может испортиться, а дерево – прогнить.
– Давай-ка ты не будешь за меня решать, ладно? Дуглас, есть другие колдуны. Проклятие сложное. Если мой щит ощутит угрозу… – Эндрю не закончил фразу.
Коготки мертвецов снова незримо прошлись по плечам, задели его мысли и воспоминания. Мертвые куклы. Остекленевшие взгляды. Кровь, которая стучит в висках.
Кофе показался слишком горьким, а во рту появился привкус пепла и земли, как от могил и погребальных костров. Может, Дуглас тоже принес их с собой – после всех обрядов, которые проводили они с отцом, и свидетельств последних заклинаний. Возможно, теперь семья Доранов знает слишком много посмертных тайн и секретов, слетевших с уст в последний миг.
За окном сгущались сумерки, но никто не торопился включать свет, достаточно нескольких свечей на столе, пусть сейчас силуэты расплывались, а лиц не было видно.
– Расскажи о своей матери, – тихо произнес Кристофер и все-таки подсел к ним, оседлав стул. – Я ее едва помню.
– Вряд ли я смогу помочь… с ней всегда больше общалась Кейтлин. Папа рассказывал, что она слишком увлеклась нашим семейным делом и считала, что мы можем познать смерть куда шире, чем сейчас.
– И поэтому они развелись?
– Отец не одобрял ее исследований, которые становились опасны. Они часто ругались. Кейтлин пугали их громкие споры, и мы прятались в моей комнате и включали радио погромче. А потом однажды утром мама сказала, что уезжает.
Эндрю слушал историю Дугласа и все больше недоумевал. Он мог злиться на отца, ссориться с Кристофером или закатывать глаза на мнение мамы о новом цвете его волос, но и представить не мог, чтобы кто-то из их семьи бросил других. Это звучало… дико.
– С тех пор она не прислала ни одной открытки, – горько закончил Дуглас. – Ничего. Ни единой весточки. Я ничего о ней не знаю.
– А твой отец?
– У него и спрашивай. Вдруг у них тайная электронная переписка. Или старомодные письма, которые они отправляют через «Рейвен пост».
– Спрошу. Охотник назвал ее имя, Дуглас. И он не врал. Нам надо выяснить, где может быть твоя мать. И почему она собирает охотников.
Дуглас только равнодушно кивнул. Вся его гибкость и ловкость опали и оголили только одно – хрупкую тонкую боль, что однажды мать предпочла личные цели собственным детям. Отбросила их в сторону и навсегда вычеркнула из жизни. Что должен был чувствовать сейчас Дуглас, когда теперь казалось, что именно эта женщина может стоять за Красной Охотой? Даже собственная нависшая смерть может показаться не такой значительной и веской. Или в их семье к ней относились по-другому. Стоило об этом подумать, как сам Дуглас поднял тяжелый взгляд и произнес:
– Я умираю. Вот так просто.
– Ну началось! Проклятие – это даже не смертельная болезнь. Это не рак, Дуглас. Ники не сдавалась ни одной секунды, а ты уже скис.
– Поддержка от лучшего друга, йей! Спасибо. Я найду того, кто сможет снять проклятие. Пожалуй, мне пора. А чай, кстати, вкусный.
– По маминому рецепту, – улыбнулся Эндрю и тут же запнулся. – Только поторопись. И предупреди, что заклинание сложное. Нужен навык, чтобы его распутать и вывести.
Когда вернулась Мари, Эндрю готовил нехитрый ужин и подпевал себе под нос, а Кристофер молча сидел за столом с бутылкой виски. Кажется, дом уменьшился до этой кухни с запахом жареного мяса, старинными медными весами и табачным дымом.
– О, какие запахи! – Мари скинула туфли и заколола волосы вверх. – Эндрю, все время забываю, как классно ты готовишь. Точно колдун.
– Очевидное и невероятное этим вечером. Как Одетт?
– Плохо. Она почти не приходит в себя, но еще слишком рано. Сильвия говорит, нужно несколько дней, чтобы просто зажили глаза. Но зрение уже не вернется. Сильвия передает привет.
Эндрю напряженно повел плечами и едва не уронил с лопатки поджаристый кусочек. Он до сих помнил, как Сильвия приходила на его концерты и танцевала в первых рядах, а потом они бурно занимались сексом прямо в гримерке под грохот музыки клуба.
Впрочем, даже ее упоминание казалось не таким щемящим, как слова про Одетт. Эндрю живо представил, каково это – ослепнуть вот так в один день и постоянно тонуть в темноте. Он любил ночи и темное время суток, но в них всегда ярко горели огни, тек неон и свет фар. А в его маленькой квартире круглый год светили гирлянды-звездочки.
Он выложил стейки на тарелку и поставил на стол, но Мари с тревогой смотрела на Кристофера:
– Крис, ты всю бутылку собираешься выпить?
– Всего второй стакан. В офисе я буду вовремя.
– Как будто меня волнует именно это! Я же знаю, молча и долго ты пьешь, когда что-то случилось. Рассказывай.
– Я надеялся выяснить что-нибудь про мост и того, кто околдовал Эндрю. Все, что смог узнать, – признали несчастным случаем. А тело из морга исчезло. Его никто не забирал, не пришел на опознание, документов при парне не было.
– О, это странно.
– Да уж. Эндрю, ты ничего не вспомнил? Про него или других охотников?
– Нет. Наверное, я смогу узнать голос, но на этом все.
– А еще, – продолжил Кристофер, – сегодня я получил известие, что один из складов, которые мы арендуем, завтра закрывают по каким-то выявленным нарушениям. Сейчас оттуда срочно перемещают все грузы, хорошо, если успеют управиться за ночь.
– И никак не договориться? – в голосе Мари прозвучала растерянность.
– Нет, я весь вечер на это потратил. Это как раз со склада, – Кристофер схватил телефон и поднялся, чтобы выйти в гостиную для разговора.
Мари только вздохнула, но они оба с Эндрю давно привыкли, что для Кристофера нормально работать что в выходные, что допоздна – на нем лежала ответственность за всю компанию. Эндрю восхищался братом: сам он в бизнесе ни черта не смыслил.
Его самого никак не отпускали мысли о комнате, которая так похожа на отцовскую. Мелькнула мысль, что разгадка заклинаний щита может быть спрятана в дневниках отца, которые тот вел старинным способом от руки и хранил в кабинете. Он просматривал их и раньше, тогда ничего полезного не обнаружил. Возможно, стоит взглянуть еще раз.
Телефон высветился сообщениями в чате их группы, и Эндрю непроизвольно вскрикнул:
– О нет!
– Что еще? – Кристофер, который как раз вернулся, замер на пороге кухни. – Какие-то новости? Охотники?
– Хуже. Девушка Фила порвала с ним, теперь он в депрессии и творческом кризисе. Хоть бы на репетиции приходил, а! А не как в прошлый раз. Что вы улыбаетесь? Думаете, проблемы у одних колдунов?
– Мы просто ничего не знаем о тяжелой жизни рок-музыкантов, – честно призналась Мари.
– Пусть попробуют притащить басиста на репетицию и не дать ему обкуриться травки.
Эндрю принялся строчить сообщения, его пальцы скользили по гладкому экрану телефона. Заметил, что Мари уходила переодеться и теперь вернулась в домашнем длинном платье. Замерла у огромного окна с видом на ночной город и протянула задумчиво:
– Как-то тихо сегодня.
– Я всегда могу спеть!
– Нет, что-то другое. От этой тишины неспокойно и тревожно.
– Только не лезь в видения, – посоветовал Кристофер и плеснул себе еще виски. – Те отнимают силы, а завтра они пригодятся.
– Круг колдунов, да? – уточнил Эндрю, отрываясь от стенаний Фила и его драмы. Успел только ехидно написать «видишь, к чему ведут неразборчивые половые связи?»
– Именно, – кивнул Кристофер. – И я хочу поговорить с отцом Дугласа и Кейтлин.
– Меня пригласила Шеанна завтра утром на чаепитие, – Мари отвернулась от окна, взгляд потемнел. – Прямо в дом туманов и снов.
– Осторожней только. Я ей не доверяю.
– Я тоже. И это лучшее предупреждение для меня. Эндрю, ты поедешь на круг колдунов?
– А вы думали без меня отправиться? – возмутился Эндрю. – Ну нет, такие фокусы проходили только в детстве, когда вы сбегали куда-то вдвоем и оставляли меня одного в доме на дереве.
– Брось, вы с Мари постоянно секретничали! Помню… – начал Кристофер, но Эндрю тут же перебил:
– Ничего себе! А как насчет таблички «вход девочкам запрещен»? Вы уже забыли?
Он принялся с жаром доказывать, что никогда такого не было, все только выдумки, пока не пришлось отвечать на звонок Фила и успокаивать его по телефону, а Кристоферу не позвонили насчет склада. Пока спокойная тишина раскинулась над не спящим ночным городом и тройкой вороньих колдунов – до рассвета и нового дня.