Анатолий Алексеевич Гусев
Избранное
– А хорошо здесь, – сказал Равиль, – думаю люди будут тут покупать коттеджи. Смотри, красота какая. Денег кучу заработаем.
О ведьме с её мышами бизнесмену думать как-то не хотелось.
Дом Дубакиных стоял с виду безжизненный, как мёртвый. Мужчины хотели уж было войти, но тут раздалось короткое «му». Огромный белый бык с рыжими пятнами флегматично жевал сено. Он неодобрительно посмотрел на мужчин и опять вернулся к своей кучи сена.
– А егерь говорил, что она корову не держит.
– Это бык, – пояснил Валера.
– Я в курсе. Зачем он ей?
– Не знаю.
– Ладно, пошли отсюда.
Вслед им послышалось знакомое «хе-хе-хе».
После обеда Равиль решил сходить на рыбалку. Отплыли на моторке в тихую заводь в стороне от деревни. Равиль кидал спиннинг в сторону осоки.
– Там щуки должны быть.
И вдруг опять это противное «Кхе-хе-хе». Вода забурлила и над лодкой нависла уродливая голова то ли змея, то ли дракона. Синие с красным полукольца его тела поднимались над водой вокруг лодки.
– Валера, стреляй! – в истерике крикнул Равиль.
– Чем? Пальцем?
Рыбаки бросились на дно лодки, закрыли голову руками. Шипение и свист продолжались полчаса, затем всё стихло. Ну, какая тут рыбалка? У рыбаков зуб на зуб не попадал. Завели мотор, поехали домой.
Дома Равиль и Валера пили виски и со страхом ждали ночи. Попытались вызвать девочек, чтобы в постели находиться не одним, но оба телефона предательски отключились и отказывались работать. И когда стемнело с неохотой разбрелись по своим комнатам.
– А что ты, Валера, там на реке, молитву не прочитал?
– Какую молитву?
– Ну, эту… «Отче наш…» Вашу, православную.
– А я её знаю? А у мусульман есть что-то типа того?
– Наверное есть, – неуверенно сказал Равиль, – должна быть по идее. Дяде позвоню, он в этом лучше разбирается, чем отец.
Равиль достал айфон, набрал номер и ушёл подальше от Валеры, о чём-то долго говорил, размахивая руками. Вернулся весёлый.
– Первая сура Корана «Аль Фатиха». В ней просят Аллаха помочь всем мусульманам. И он помогает. Сейчас он пришлёт текст.
Текст пришёл, написанный арабской вязью.
– Ни на арабском, ни на татарском, я её не прочитаю, – с грустью в голосе сказал Равиль.
– И не надо, – сказал Валерий, – наверняка она есть на русском. Я думаю, что надо распечатать «Отче наш» и вашу суру и разложить их на полу перед сном. Ни одна нечисть не пройдёт.
– А это мысль, – одобрил Равиль.
Так и сделали.
Первые петухи прокричали как над ухом, Равиль с неохотой открыл глаза. За столом сидела белая дама, на плечах у неё пуховый платок.
– Девочек вызывали? – насмешливо спросила она.
Равиль растерянно кивнул.
– Я пришла и приготовила все документы, Равиль Ильдарович. Тебе, мальчик, осталось их только подписать.
– Ничего я подписывать не буду. Убирайся.
– Хорошо, – легко согласилась дама, – а ты, мальчик, останешься с ними.
– С кем?
– С ними. Включи свет.
Равиль отвернулся и включил настенное бра. За спиной раздался сиплый хохот.
– Ведьма, – невольно вырвалось у Равиля.
Везде-везде, всё: пол, кровать, стены, всё было покрыто рыжими лесными муравьями. И на листах с молитвой и сурой они тоже были. Муравьи ползали по телу Равиля, кусали и щекотали. Белялетдинов истошно заорал, за стеной заревел Валерий. Внизу, на первом этаже лениво тявкнул Азар.
– Ведьма! Ведьма!
А в ответ только хохот и свист.
– Ну? Ты готов всё подписать?
Сипуха опять появилась за столом.
– Не успеешь до вторых петухов навсегда останешься таким.
– Каким?
– А ты посмотри на себя в зеркало.
Равиль рванул к шкафу, распахнул дверцы, увидел себя в зеркало и закричал от ужаса. Всё его тело было покрыто волдырями разной величины, с красной каёмкой по краям и чёрными точками по середине.
– Ведьма! – бросил Равиль.
– Ну да, тебя же предупреждали, – спокойно согласилась Таисья.
– Почему сура из Корана не помогает?
Глаза Равиля блестели безумным светом.
– Любая молитва должна от сердца идти, от души, а не отпечатана на бумаге.
– Что тебе надо? – взревел Равиль.
– Чтобы ты, мальчик, подписал бумаги.
– Давай, – решительно сказал Равиль и не глядя подмахнул все бумаги.
– Молодец, – сказала дама, – а теперь ложись в кровать и накройся одеялом.
Равиль кивнул, на столе сидела сипуха, она взмахнула крыльями и вылетела в закрытое окно. Равиля это уже не сильно удивило. Муравьи исчезли, он устало рухнул в постель и накрылся одеялом. За окном перекликались петухи.
Утром Равиль проснулся бодрым и весёлым, но, вспомнив, что с ним было ночью, погрустнел и кинулся к зеркалу. Со внешностью у него всё оказалось в порядке. На столе лежали документы, дарственная на дом местной артели. «Ничего себе?» – подумал Равиль.
Во дворе слышался шум, разговоры, Равиль вышел на крыльцо. Перед ним стояла крытая грузовая машина.
– Все вещи загрузили, Равиль Ильдарович, – весело сказал Валерий, – согласно вашему распоряжению, осталась только ваша комната.
– Это мы сейчас мигом погрузим, – сказал Евгений.
– Женя, а почему ты не в больнице?
– А почему я должен быть в больнице? – удивился Евгений.
– Я же в тебя случайно дробью выстрелил на охоте.
– На какой охоте? Вы что-то путаете, Равиль Ильдарович. Мы только собирались на охоту, но не пошли.
Тут подошёл Николай Семёнович, председатель артели.
– Какой вы, оказывается, большой души человек, Равиль Ильдарович, не ожидали, не ожидали. Такой дом артели подарили, будет где туристов принимать. Спасибо вам огромное от всей нашей деревни.
Равиль ничего не понимал.
– А у вашей, как её, Таисьи Дубакиной что ли, бык в хозяйстве есть? – спросил он председателя.
– Зачем ей бык? У ней и коровы-то нет. А что?
– Это я так.
Равиль Белялетдинов ехал в своём внедорожнике и думал: что же с ним приключилось? У него одни воспоминания о прошедших выходных, у остальных – другие. И как так получилось, что он дом подарил и от проекта коттеджного посёлка отказался?
– Сделал доброе дело – не жалей, – раздался рядом голос, Равиль аж вздрогнул от неожиданности.
Рядом с ним сидела белая дама – Таисья Дубакина. Равиль тяжело вздохнул:
– А что же я скажу …
Таисья улыбнулась.
– В пятницу твоего куратора арестовали за коррупцию и все его распоряжения по вверенному ему району отменили. У тебя форс-мажор, мальчик.
Раздался сиплый смех, Таисья обернулась птицей и вылетела в закрытое окно. Равиль не удивился.
26.09.2023 г.
Рыбалка
– Вставай, соня, – Мишка тряс меня за плечо, – на рыбалку пойдём, вчера собирались.
Мишка – мой двоюродный брат, он старше меня на шесть лет, ему тринадцать лет, мне, соответственно, семь.
Я сплю в деревенском доме. Дом этот принадлежал двум сёстрам: старшая Варвара и младшая Вера. Они сейчас у печки гремят посудой. Вера была замужем, но потом развелась, Варвара никогда не была замужем, но родила сына, который сейчас тряс меня за плечо.
Я открываю глаза, передо мною ковёр с оленями, вернее, плюшевый гобелен с бахромой по краям, где изображены светло-коричневые олени на водопое у горного озера, на фоне сосен такого же цвета, что и олени.
Утро. Солнце на противоположной от моей кровати стене проникает в комнату сквозь два оконца. Обои на стене порванные, это Барсик мышей ловил. Барсик – большущий котяра, белый с большими чёрно-серыми пятнами по всей шкуре. Обычно вечером он сидит на середине комнаты и двигает ушами. Мышь бежит по впадине между брёвнами под обоями. Барсик это слышит: прыжок, удар когтистой лапой, кусок от обоев оторвался, в когтях мышь. Кот зажимает её в пасти и бежит под печку, чтобы спокойно насладиться добычей.
Отхожее место на скотном дворе, он под одной крышей с избой, проход через сени. Там стойло для коровы по имени Нежка. Шкура у неё нежного кремового цвета. Сейчас её нет, она в стаде на пастбище. Тётя Вера рассказывала потом, через несколько лет, как Нежку отправили на скотобойню по старости. Корова спокойно вышла со скотного двора и только проходя по улице мимо дома, остановилась, как бы понимая, куда её отправляет хозяйка, повернула рогатую голову к окнам и долго протяжно промычала, прощаясь с домом и жизнью. Потом покорно пошла дальше.
Куры с кудахтаньем ходят то во двор, то на улицу сквозь прорезь в воротах. Ещё есть телёнок. Его тоже отвели пастись, но не в стадо, а на луг недалеко от избы, привязали верёвкой к колышку, чтобы он никуда не ушёл.
Как две бабы справлялись с хозяйством мне сейчас сказать сложно, а тогда этим не интересовался, я воспринимал жизнь такой, какая она есть. Но раньше, я помнил, скотины было больше: были овцы, поросёнок. Но правительство решило облегчить жизнь колхозному крестьянству и ввело налоги на скотину, чтобы личное хозяйство не отвлекало народ от работы в колхозе или совхозе. Скотину в деревне стали резать. В городе мяса стало больше, но потом оно уменьшилось и появилось только после «перестройки» и то не отечественное.
Я умылся под умывальником. Это такая конусообразная алюминиевая ёмкость со штырём. Подденешь снизу штырь рукой вверх – вода течёт, опускаешь – вода прекращает течь. Умывальник прибит к стене, под ним деревянный ушат с помоями.
Завтрак: каша и парное молоко с хлебом. На обед мы с Мишкой грозимся принести рыбы.
Готовим снаряжение. Снаряжение для рыбалки – это обыкновенные столовые вилки, закреплённые на длинные палки. Впрочем, вилки не обыкновенные. Евдокия – младшая сестра Варвары и Веры привезла их из Германии. Она служила там с мужем после войны. Зубья у вилки острые и твёрдые.
Рыбалка заключалась в следующем: надо на речке, осторожно поднять камень и, если там оказывалась рыба, ударить её вилкой. Не сказать, что это всегда удавалось, но при определённой сноровке, без добычи мы не возвращались. Вилку на палку можно было и не насаживать, что мы раньше и делали, но Мишку притягивали рыбы, которые не прятались под камнями: всякие там уклейки, щуки и, особенно, голавли. Речка мелкая, нам и по колено не будет, но встречались и глубокие места. Вот в этих местах и водилась рыба, которую Мишка мечтал достать палкой с вилкой на конце. Мы пытались несколько раз ловить удочкой, но, как-то, неудачно. Да и неинтересно: сидишь на берегу, комаров кормишь. То ли дело пройтись с вилкой по реке.
После завтрака мы вышли на рыбалку, неся импровизированные остроги на плечах. Телёнок, завидев Мишку, замычал и рванулся к нему навстречу, верёвка натянулась, не пуская малыша дальше. Телёнок обиженно замычал. Мальчик и телёнок тёзки. Сёстры их назвали в честь своего брата, он погиб поздней осенью в далёком 1943 году. Потом, когда я вырос я задался вопросом: зачем сёстры называли телёнка именем брата и каждую осень его резали? Но спросить уже было не у кого.
Мишка достал из кармана штанов хлеб с солью и угостил телёнка. Хлеб не чёрный и не белый, а серый. Когда надо, он выполнял функцию чёрного хлеба, а когда – функцию белого. Впрочем, он одинаково был вкусен и с вареньем, и с подсолнечным маслом с солью. Брат угощал телёнка и чесал ему лоб, телёнок от удовольствия полуприкрыл глаза. Мишкина мать и тётка всегда ругались за это, предрекая, что телёнок от этого вырастит бодливым. Но Мишку это как-то не волновало: не он же его будет резать, что ему печалиться?
Оставив опечаленного бычка позади, мы уходили к речке, поднимая мягкую серую пыль на дороге.
– Вон мина противотанковая, – указывая на кусты рядом с дорогой.
Там валялось что-то огромное ржавое круглое. И я с опаской и уважением смотрел на это.
Война отгрохотала в этих местах, под Можайском, двадцать четыре года назад, вряд ли это была мина, но старший брат сказал, что это мина, значит мина. Впрочем, в лесах вокруг деревни в оплывших траншеях и рядом с ними находили ржавые советские каски, какие-то железяки, стрелянные гильзы, патроны. А противопехотными минами местные рыбу глушили, так что они точно не сохранились.
И я нашёл недалеко от дороги два патрона от винтовки. Видно, что трактор, когда пахал поле, проехался по ним. На них видно две ровных вмятины от гусениц трактора. Я побежал хвастаться брату.
– Зачем они тебе? – безразлично спросил Мишка. – Выброси их.
– Не-а, – ответил я и положил патроны в карман рубашки.
Мы прошли около двух километров, немного не дойдя до Бычково, соседней деревни. Дорога сворачивала направо, а мы свернули с неё и пошли между полем и лесом. Поле зеленело всходами и уходило вниз, где кудрявились кусты и деревья. Это речка, цель нашего похода.
Речка не широкая, течение быстрое, но не сильное. Спускаемся в прозрачную воду. На нас рубашки с длинным рукавом и плотные штаны. Комары не тигры, но загрызть могут. Входим прям в обуви, я в сандалетах, Мишка в ботинках. А как по-другому по каменистому дну ходить?
У нашего берега затончик и там стоит щурёнок, еле шевеля передними жабрами. Мишка прицелился и ударил своей острогой. Острога воткнулась в песок, щурёнок исчез. Мишка выругался с досады.
– Всё равно я тебя достану, – пригрозил он щурёнку.
Я шёл по правому берегу, а мой брат по левому. Поднимаю большой камень, в воде это легко сделать, под ним стоит большой налим. Я наклоняюсь, осторожно подвожу вилку… И тут из моего кармана падают в воду два винтовочных патрона. Налима и след простыл, только песчинки оседают на дно. Обидно до слёз. Опускаю камень, иду дальше.
– Я говорил, что не надо их брать, – говорит Мишка, он видел мою неудачу.
Мы медленно брели по течению, поднимая камни. Под ними или рядом попадались в основном пескари, чуть реже – налимы, ещё реже – ерши. И нагло на глубине резвились уклейки. Мишка швырнул в них острогу на удачу и к своему удивлению обнаружил нанизанную на вилку серебряную рыбку.
Пойманную рыбу насаживали на кукан из алюминиевой проволоки, прикреплённый к ремню брюк.
Солнце блестело сквозь кроны деревьев, иногда они смыкались над речкой, чаще – расходились. Вокруг нас пищали комары, водомерки убегали от нас по воде, над водой висели синие стрекозы. Стая голавлей промелькнула между нами.
– Эх, вершу бы поставить, – мечтал Мишка, глядя на них.
Река всё чаще переходила из перекатов в омуты. Их приходилось обходить. Время пролетело незаметно.
Ещё одна стая голавлей неслась куда-то против течения. Мишка метнул острогу на удачу. Опять мимо. Зуб у вилки наткнулся на камешек и отломился. Не умеют всё-таки немцы делать столовые приборы. Миша поднял острогу, огляделся.
– Ну, всё, – сказал он, – на сегодня хватит, пошли отсюда.
Мы выходим из речки. Можно было пройти дальше, до асфальтированной дороги, но брат решил срезать угол. Да и наловили мы порядком. На куканах висели десяток пескарей, три налима (один сантиметров двадцать, Мишкина добыча), четыре ерша и одна уклейка.
Идём через поле, солнце печёт, вон вдали крыша нашего дома, покрытая серым шифером. Тётя Вера идёт нам навстречу с ведром, накрытым марлей, Нежку доила, возвращается с пастбища.
Мы гордо несём добычу. На обед у нас будет картошка с жареной рыбой. И Барсик сегодня не будет охотиться на мышей, он объестся головами, внутренностями, хвостами и костями рыб и, сытый, будет дремать на печи.
27.10.2023 г.
Санёк
Августовский вечер тихо превращался в ночь, я возвращался домой и услышал злобное кошачье шипение и невнятную ругань.
Камни и куски асфальта летели в бело-серую кошку. Кошка сжалась в комок и не знала, что ей делать: то ли бежать, то ли сидеть в надежде «авось не попадут». Она только шипела на своего обидчика. Высокий тощий парень, шатаясь как жердь на ветру, пытался попасть в животное, но это у него никак не получалось.
И тут из подъезда вышли трое молодых людей, по виду ровесники парня. Один из них, небольшого роста, щуплый, большеголовый, почти наголо стриженный, налетел на тощего.
– Кирюха, кошкодав! Чего животное обижаешь?
– Огонёк, а чё я… А чё она тут сидит?
Длинный понял, что с тремя не справиться, развернулся, побежал, споткнулся, поднялся и опять в бега. За спиной у него раздавался издевательский смех. Кошка поспешила убраться в ближайший подвал.
Одного из пацанов я знал, того, что назвали Огоньком, это Саша, мой сосед по лестничной клетке. Я окликнул его:
– Александр, если домой, то провожу.
Он оглянулся, кивнул головой.
– Сейчас, дядя Андрей.
Саша попрощался с друзьями и догнал меня.
– Молодец, Саша, животное защитил.
– А что? Кошка – она маленькая, беззащитная.
– Кто в неё кидался? Ты знаешь его? Он вроде как под дозой.
– Под ней. Это Кирюха, Киреев Илюха, на герыч перешёл, совсем мозги поехали.
– А почему тебя он назвал «Огонёк»?
– Да это бабка, ещё с детского сада… Санёк из деревни Огонёк. Вот и прилипло погоняло.
– Лучше «прозвище». А бабка – это твоя бабушка?
– Ну да, старуха.
– Старуха?
– Это я любя, дядя Андрей, – улыбнулся Саша.
– Любишь бабушку?
– Конечно.
За Сашкиной показной грубостью скрывалось доброе отзывчивое сердце.
***
Конец апреля, сияет солнце, из почек появляются нежные зелёные листочки. Я сидел в машине, разогревал двигатель. Из подъезда вышел Саша с большой белой сумкой–майкой. Он уже в летней куртке, в белой рубашке, в серо-синем галстуке с двумя тёмными полосками и наушниками в ушах. Я махнул ему рукой. Он подошёл, наклонился, вынул наушник из уха. Оттуда раздалось:
Районы, кварталы, жилые массивы
Я ухожу, ухожу красиво…
– Далеко собрался?
– К отцу в больницу.
– Что с ним?
– Панкреатит. Блевал без остановки, думали, что помрёт, но сейчас полегчало.
– Ну, слава богу. Где больница?
Саша назвал адрес.
– Ну, садись, поехали, мне по дороге.
Он сел справа от меня, русые волосы его на солнце отдавали рыжиной.
– Я так подумал, Саша, а ты сам наркоту не употребляешь?
– Ну, так.. Пробовал, – неохотно сознался он.
– Зачем?
– Да я не сильные, амфетомин. Его в Америке спортсменам выписывают. Наркоту употребляют богатые люди…
– Да кто тебе сказал такую глупость, Саша?
– А что?
– Сигареты, алкоголь – это слабость, губительная слабость. А наркотик – это вообще смертельный приговор. Рано или поздно ты умрёшь от передоза или тебя убьют за что-нибудь.
– Ладно, – отмахнулся он.
Разговор ему явно не нравился.
– Чем ты занимаешься, Саша? Работаешь? Тебе ещё что-нибудь нравится, кроме этой дряни?
– Конечно. Рыцари. Я все книги про рыцарей у отца перечитал. Очень хочется рыцарский замок увидеть и пожить там. А на работу не берут, опыта нет. А где я его возьму? В кино снимался в массовке. Меня даже крупным планом сняли.
– Это в каком же? – улыбнулся я.
– «Власик. Тень Сталина». По-моему, так будет называться. Говорят, что у меня талант. И внешне я похож на малолетку. Режиссёр говорил, что надо эксплуатировать свою внешность.
– Ну, правильно. Поступай на актёрский факультет.
– Я подумаю.
Мы доехали, Саша вышел из машины.
– Отцу привет и пожелание здоровья.
– Хорошо, передам.
***
Осенью Санька неожиданно разбогател. Я его увидел в тёмно-сером пальто, рубашка, галстук, очки. С этим галстуком он ходил всегда, насколько я его помню, но вот очки…
– Саша, у тебя что-то со зрением?
– Не, это для солидности. Они с простыми стёклами.
В левой руке между локтем и ладонью открытый ноутбук, в другой руке – айфон.
– Ты нашёл клад? Так неожиданно разбогател.
– Заработал.
– Сильно подозреваю, что ты во что-то влез.
– Повезло, дядя Андрей.
– Ничего хорошего у тебя в жизни не будет, если ты резко не спрыгнешь с этого «везения». И будет ли жизнь? Под вопросом!
– Не нагнетайте!
– Не буду. Ты взрослый человек и сам должен думать. Родители что по этому поводу говорят?
– То же самое.
Санька отвечал зло, кривил левую сторону рта, и я решил не лезть к нему: в конце концов – это не мой ребёнок, и у него родители есть.
А перед Новым годом Саньку посадили. Сначала под домашний арест, а в марте в тюрьму. Дали три года.
***
Прошло почти два года, Сашу выпустили по УДО (условно-досрочное освобождение). Выпустили его в ноябре, но встретились мы с ним только летом. Так бывает: живёшь на одной лестничной клетке, а видишь своих соседей раз в год.
Я Саньку подвёз до метро.
– И за что тебя посадили?
– За самый чистый амфетамин на районе. У меня хорошо получался.
– То есть посадили за дело?
– За дело, – безразлично согласился Санька. – На кармане взяли, да подсыпали ещё, чтобы на три года потянуло.
– Ну и как тебе жизнь за решёткой?
Он чуть смущённо улыбнулся.
– Хотел пожить в замке – вот и пожил, правда, в тюремном.
– Не на зоне?
– Нет, в хозотряде в СИЗО баланду развозил.
– Сколько ты потерял времени из-за этого?
– Год и девять месяцев, если не считать домашнего ареста. Да наверстаю ещё. Работать буду, всё у меня будет, и машина такая, как у вас, и в Европе рыцарские замки увижу. В Выборг в первую очередь поеду. Книг там много прочитал. Отец мне покупал: часть из их интернет-магазина, часть через девушку мою передавал. Думал, что целую сумку книг домой притащу, а прапор, перед какой-то там проверкой, взял и все мои книги в бак с пищевыми отходами затолкал. Ногой. С таким остервенением. «Не положено», – говорит, калмык узкоглазый. Ну почему нельзя было отнести в библиотеку?
Санька сожалел о книгах, как о расстрелянных друзьях. Я перевёл разговор на другую тему.
– У тебя девушка есть?
– Да, – протянул Санька, – только вот залететь она сама не может, а детей хочет, врачи говорят, что ЭКО поможет. Это, как его… Экстракорпоральное оплодотворение. Во как! Только стоит оно немерено. Но ничего, вопрос решаемый. Деньги заработаю – поженимся.
– Саша, только никуда не вляпайся. На ЭКО можно заработать и легально. С мафией связываться очень опасно.
– Да всё будет нормально, дядя Андрей.
***
Я закрывал дверь и услышал Санькин голос на лестничной площадке, он с кем-то говорил по сотовому телефону:
– Я сегодня проснулся с такими страшными мыслями о том, что я задумал делать, это всё очень неправильно, я с этим делом буду идти на дно и тебя вместе с собой в это болото буду тянуть сознательно, понимая то, что я делаю. Мне очень всего этого делать не хочется. Раз обещал, я сделаю, но буду наше общение на минимум сводить теперь, чтоб не утонуть самому и тебя за собой не тащить. Не пойми меня неправильно, я не хочу тебя травить, так как желаю тебе только добра и ничего больше. Я тебя поддержу во всём том, что тебе понадобится.
Он замолчал, слушая ответ и упрямо замотал головой.
– Нет, нет. Я очень хочу, чтоб ты меня поняла. Я тебе сломаю жизнь в тот момент, когда у тебя начало всё налаживаться. Может быть, ты меня сейчас не поймёшь, но в будущем ты мне спасибо скажешь за моё решение. Я сделаю дело один раз, так как обещал, и после этого забудь меня.
Я прошёл мимо, кивнул ему, он ответил.
***
Санька позвонил мне в дверь в понедельник вечером пятого ноября и, чуть смущённо улыбаясь, сказал:
– Дядя Андрей, у вас же фирма есть. Мне надо закупить фенилнитропропан. На него у меня покупателей море найдётся, но его продают только фирмам.
– Саша, ты что-то нехорошее задумал. Если я буду продавать это в розницу, мною точно заинтересуются, и нас с тобой посадят. Опять в тюрьму захотел?
– Да нет, это просто хорошие деньги. Его же продают официально.
Санька смотрел на меня с надеждой, и я сжалился.
– Саша, вот если бы ты нашёл человека, который бы сделал мне предоплату на этот препарат, моя фирма ему его бы купила.
– Хорошо, я подумаю.
Санька был явно расстроен, он повернулся и шагнул к своей двери.
***
Больше я его не видел. Говорили, что он задолжал очень много денег, а амфетамином отдать не смог. Ему насильно влили в рот один из компонентов для варки этой дряни – уксусную эссенцию. Санька промучился три дня в больнице и умер в воскресенье днём.
Невозможно было себе представить жизнерадостного неунывающего Саньку лежащим в гробу.
Полиция сочла это самоубийством.
Летом подвозил его отца до метро. Он ехал к сыну на могилку.
– Ну, как, держишься?
– Держусь, куда деваться? Тяжело, всё о нём напоминает, всё. Ведь говорил же ему, что после тюрьмы будет могила. Не послушал. Любовь у него была такая бешенная… Какие письма она ему писала. К такой любви Бог ревнует… Я вот думаю, если правительство борется за рождаемость, почему тогда ЭКО платно? Хотя… Амфетомин изготовлял, говорят, что хорошо у него получалось, его нашли после отсидки и заставили делать. А он легко согласился, да что-то пошло не так.
Отец Сашки горестно покачал головой и продолжил:
– Девушка его, узнав, что он затеял, отказалась от него, думала, наверное, что Саша одумается, а он не одумался.
Я вспомнил разговор, случайно мной подслушанный. Нет, наверное, это он её оттолкнул, чувствуя, что тонет. Отцу Саши я это говорить не стал: какая разница, что это поменяет?
Он вышел из машины, я смотрел ему вслед: за полгода из шестидесятилетнего здорового мужчины превратился в сгорбленного восьмидесятилетнего старика.
А ночью мне приснился Санька. Он улыбался своей чуть смущённой улыбкой.
– Смотрите, дядя Андрей: вон мой замок, у нас с Иришкой двое детей, и по Европе мы поездили, за́мков я насмотрелся – жуть. Всё у меня получилось, а вы говорили, что у меня ничего не получится.
Глаза Саньки излучали счастье.
Сквозь сон я услышал:
Районы, кварталы, жилые массивы
Я ухожу, ухожу красиво…
Какой-то идиот рассекал на машине по ночному спящему городу.
Я проснулся, полчетвёртого ночи, комок подкатился к горлу и слёзы наполнили глаза, обидно стало за Саньку: ничего у него не получилось в этой жизни.
Возможно там, в Го́рнем мире, Господь позволил осуществиться Санкиным мечтам: дал и замок, и путешествия, и жену с детьми. А здесь, в нашем мире, наркотики отобрали у Саньки всё: и молодость, и мечту, и радость жизни, и саму жизнь.
Царство тебе Небесное раб Божий Александр, Санёк из деревни Огонёк.
14.11 2023 г.
