Анатолий Алексеевич Гусев
Избранное
Да кому я нужна?
В кафе молодёжь праздновала день рождения – днюху, как они сейчас выражаются.
Стас, старший брат именинницы Маши, немного припозднился, задержался на работе. Он преподнёс ей подарок, цветы, поцеловал в щёку.
– Съешь чего-нибудь?
– Маш, я что, из голодного края? Я сыт. Я пришёл тебя поздравить, повеселиться.
Стас оглядел скучающим взором толпу молодёжи. Его внимание привлекла симпатичная девушка, которую он раньше в окружении сестры не видел. Она была в джинсах и голубой блузке с распущенными русыми волосами о чём-то оживлённо беседовала с двумя парнями.
– Куда ты смотришь, Стас? – спросила Маша.
– Да вон девушка, что-то раньше я её не замечал.
– А, Баронесса.
– Кто?
– Ирка Бараненко, она перевелась к нам в этом году.
– Красивая. А Баронесса, потому что гордая и неприступная?
– В какой-то мере – да. А ещё фамилия.
– С твоим, между прочим, кокетничает. Или уже не твой?
– Мой, мой. Ну и пусть. К Баронессе я не ревную.
– Что, так?
– Ну так, – пожала плечами Маша.
– Пойду познакомлюсь.
– Братик, не заморачивайся. Если обидишь её, ребята тебя могут и по стенке размазать.
– Что, сразу пугать? Не собираюсь я её обижать.
– Вот и хорошо, посмотрел и забудь.
– Заинтриговала, сестра. Пойду приглашу её на танец, пока музыка подходящая.
Стас, пока шёл, пока пригласил, успел потанцевать с девушкой совсем ничего, только познакомился, и решил продолжить беседу после танца. Но тут подошли к нему ребята и отвели в сторону.
– Стас, без обид. Если Баронессу обидишь, мы за неё всем курсом впишемся.
– Это уже становится забавным. Я трусом никогда не был. Что меня пугать? То Машка, теперь вы. Ваша Баронесса что – хрустальная ваза или писаная торба?
– Стас, просто предупредили. Не обижайся, братан.
Сказать, что Стас был озадачен – ничего не сказать. Он вернулся к Ирине, решив спросить напрямую.
– Слушай, я что-то тему не секу, у тебя, может быть, парень есть?
– Ой, да кому я нужна. А что ты спрашиваешь?
– Да мне все угрожают. Мол, если Иришку обидишь, то мы за неё впишемся.
– А, ну это они могут. А ты испугался?
– С чего это?
– Как с чего? Потому что спрашиваешь.
– Выясняю: что в тебе такого особенного?
– Поверь – есть.
– И что?
– Какая разница?
– Интересно. То, что ты красивая, вынесем за скобки. Это и так ясно, это, так сказать, медицинский факт.
Девушка засмеялась.
– Спасибо за комплимент. Грубо, но приятно.
– Всегда пожалуйста. Так что же ещё в тебе такого?
– Не парься. Я из Донецка, натерпелась, вот ребята меня и жалеют. Немного напрягает ненужная забота. Что меня жалеть?
– Тогда я не буду.
Ира улыбнулась.
– Договорились.
Они пообщались весь вечер, а когда всё закончилось, Стас пошёл её провожать.
***
Начало февраля, они шли по ночной Москве, снег скрипел под их ногами.
– Ты чуть прихрамываешь на правую ногу. Ранение?
– Заметно?
– Почти нет. Город обстреливают? Там страшно?
– Ко всему привыкаешь.
– К этому можно привыкнуть?
– Как ни странно – да. Сначала было страшно, но постепенно привыкли. Ты знаешь, когда обстрел застаёт людей в магазине, очередь к кассе замирает. Кассу закрывают, так положено, а люди в бомбоубежище не бегут, ждут. А что туда-сюда бегать? Обстрел заканчивается, жизнь продолжается. Привыкли. Ты знаешь, Стас, мне неприятно об этом говорить…
– Понял. Ты одна живёшь?
– Можно сказать, что да, одна. Отец – хирург, мама – анестезиолог. Они там.
– Ага. Вот почему ты на медицинском учишься, династия.
– Династия, – согласилась девушка.
– Назад, в Донецк, хочешь вернуться, – сказал Стас и продекламировал:
Когда белый свет оккупируют бесы,
Когда повсеместно бесчинствует зло –
Безропотно бальный наряд баронессы
Меняется на сапоги и седло.
Ирина улыбнулась печально:
– Тебе тоже Фролов нравится?
– Автора я, честно говоря не знаю, а стихи понравились.
– Стравили нас, как два индейских племени, – сказала она грустно, – зачем воюем – непонятно. Мне эти тоже стихи нравятся, но они не про меня. А ты чем занимаешься, Стас?
– У меня микробизнес, торгую.
– Один живёшь?
– Один. Есть однокомнатная квартира.
Они шли, болтали, и им было хорошо вдвоём. У подъезда её дома Стас спросил:
– Я позвоню?
– Зачем?
– Глупый вопрос. Потому что ты мне понравилась. Встретиться хочу.
– Звони, главное, чтобы потом не пожалеть.
– Ну, опять начинается.
– Я пошутила.
Ира послала ему воздушный поцелуй и упорхнула в подъезд.
***
И они стали встречаться. Ира поначалу с неохотой принимала ухаживания Стаса, но потом сдалась под напором молодого человека. Стас был восхищён этой милой жизнерадостной девушкой. Дружба переросла в любовь, хотя они об этом не говорили. С интимом как-то не заладилось; девушка мягко отклоняла поползновения Стаса.
В начале мая они сидели на диване у Стаса дома, смотрели фильм. И так, про между прочем, Стас спросил:
– Ир, а почему ты юбки не носишь?
Ира улыбнулась как-то неловко и настороженно.
– Почему ты спрашиваешь?
– Хочется залезть тебе под юбку.
– И что ты там будешь делать?
– Найду чего делать.
– Вынуждена тебя огорчить: юбок не ношу. В моём гардеробе ни одного платья, ни одной юбки нет.
– Жаль, – искренне сказал Стас.
И вдруг резко притянул девушку к себе, стал целовать её, шарить по её телу руками. Ира не сопротивлялась, а наоборот, обнимала парня, страстно лаская его. Стас осмелел: повалил девушку на диван и стащил джинсы вместе с трусиками. И почувствовал что-то неживое под левой рукой.
Ира посмотрела на Стаса.
– Бионический протез, – сказала она насмешливо, – дорогой, импортный. Осколки раздробили кость, началась гангрена, ногу спасти не удалось, пришлось ампутировать. Хорошо, что ниже колена. Почему ты так изменился в лице, Стасик? Прошла любовь, завяли помидоры? Ну, извини. Этого следовало ожидать.
Девушка натянула на себя трусы и джинсы, встала с дивана и направилась в коридор. Оглянулась и добавила:
– Мне было хорошо с тобой. Прощай.
Стас посидел несколько секунд под впечатлением, а потом в два прыжка оказался в коридоре. Ира уже надела туфли. Он схватил её за плечи, развернул к себе.
– Значит, вот как ты обо мне думаешь? Ожидала, значит? А я почему-то думал, что, как минимум, тебе нравлюсь.
– Да кому я нужна без ноги? И тебе не нужна, – сказала Ира грустно.
– Откуда такая уверенность?
– А что? Не так? – Ира говорила уже гордо, с вызовом. – Ты не знаешь, Стасик, как я любила платья. В платье женщина выглядит более изящно, более женственно, на каблучках если… Я год плакала, прыгая на костылях. А протез… Учиться ходить на нём, это же больно, трудно. Я уже свыклась с мыслью, что никому я не нужна и семьи у меня не будет. Кому нужна калека? Ты же тоже не захочешь всю жизнь мучиться с безногой? Что родители по этому поводу скажут?
– Они сказали: «Это твоё дело, сынок».
– Сказали? Так ты знал?
Ира удивлённо посмотрела на Стаса.
– Какая ты наивная! Конечно. Ты общаешься с моей сестрой, а она же знает, что у тебя правой ноги нет.
– Что же ты тогда так изменился в лице, когда увидел?
– Одно дело знать, другое дело увидеть.
– И давно ты знаешь?
– С третьего свидания. Машка и мне, а заодно и родителям всё выложила. Честно говоря, я думал, что всё гораздо хуже.
– А сейчас что думаешь?
– Что люблю тебя, и что это лишний повод таскать тебя на руках всю жизнь.
Ира рассмеялась.
– Стас, может, лучше всё-таки не таскать, а носить?
– Как скажешь, спорить не буду, можно и носить.
И он подхватил девушку на руки и, глядя в глаза, спросил:
– Замуж за меня пойдёшь?
– А откажу – бросишь? – она лукаво смотрела на него.
– Брошу, – Стас не понял игры слов.
Ира обхватила его за шею.
– Тогда пойду, а то так ещё одной ноги лишусь.
Стас развернулся со своей ношей и задумчиво произнёс:
– А без протеза, наверное, будет легче?
– Наверное, – согласилась Ира.
Стас поцеловал её и понёс в комнату.
16.02.2024 г.
Девушка – не жена, ждать не обязана
Грязно-жёлтый пёс учуял запах мужского пота, пороха и крови. Четверо мужчин прошли мимо него. Пёс понял, что это хорошая стая, у людей с таким запахом всегда есть, чем поживиться, а он уже давно нормально не ел, так перекусывал урывками. Пёс поднялся со своего ложа и решил увязаться за этой четвёркой: а вдруг накормят?
Пёс, виляя хвостом, догнал четверых мужчин и побежал рядом с ними, заглядывая в глаза. Впереди идущий мужчина заметил его.
– Shit, the dog (Чёрт, собака), – сказал он.
– И что? – на том же языке сказал второй.
– Темнеет, она нас демаскирует своим окрасом.
– Брось ты, Джордж, мы почти пришли. Вон на этом холме позиции украинцев.
– Не имеет значения. Прогоните его.
На пса зашикали, замахали руками. Он удивлённо посмотрел на людей и убежал вперёд. Но вскоре вернулся, усиленно виляя хвостом, думая, что с ним играют.
– Какой настырный. Дэн, пристрели его.
– Джо, мы уже пришли.
– Пристрели. Это приказ.
Пули попали псу в голову, он умер, не успев даже взвизгнуть. Но на позиции ВСУ выстрелы услышали.
– Русня! ДРГ! У нас в тылу.
В сторону выстрелов полетела граната, застрочили автоматы. Джордж что-то закричал. Сквозь автоматные очереди слов не разобрать.
– Не по-нашему балакают.
– Буряты. Орки.
И с пригорка полетела ещё одна граната. Всё стихло. Солдаты ВСУ спустились вниз и там обнаружили труп собаки и четвёрку мужчин с шевронами Украины. По документам – два канадца польского происхождения, поляк из Польши и румын. Шли на укрепление обороны украинского опорника.
Украинский командир присвистнул:
– Забавно: три поляка, румын и собака.
Получилось, что убили своих. Бывает.
***
Российская диверсионно-разведывательная группа лежала невдалеке в кустах и наблюдала эту сцену.
– По-хорошему, – сказал командир, – собаку надо наградить посмертно. Всю диспозицию раскрыла, молодец. Уходим.
Их было семеро, они уходили, держась в тени леса на юго-восток к своим.
Когда на востоке небо светлело, а звёзды гасли, группа наткнулась на другую группу – группу «небратьев». Завязался встречный бой. Бой без злобы и ожесточения. Разошлись без потерь: бойцы и той, и другой ДРГ устали и спешили к своим блиндажам, домой.
– Очень плохо, – сказал командир, – по «радейке» своим точняк сообщили. В темпе, пацаны, в темпе.
Российская ДРГ вышла из леса, впереди открытое пространство, за ним в пятистах метрах – жилой сектор.
– «Открытку» преодолеваем бегом.
Бежали через поле.
– «Птичка» справа.
– Засекли, – в голосе командира слышна досада.
Забежали в хату без крыши, отдышались. Командир посмотрел вверх, где жужжала вражеская «птичка».
– К стенам прижимайтесь, чтобы не засекли – сколько нас.
Позывной у командира Мангуп, он из Крыма, из Севастополя, опыт войны с 2014 года.
– Так, – сказал он, – Грач и Тополь останетесь здесь, постреляете, отвлечёте их. А мы по «радейке» «каплю» вызовем. Грач – за старшего. Полчаса постреляете и уходите. В лес зайдёте, по «радейке» сообщите и за вами «каплю» пришлём.
Открыли огонь по «птичке». Беспилотник отвалил в сторону.
– Уходим, – скомандовал Мангуп, – пока они нас не видят.
Грач и Тополь остались одни. Грач старше Тополя лет на пять – десять.
– Следи за «открыткой», Тополь, сейчас появятся, мы их «птичку» обидели, обязательно в накат пойдут.
Грач прислонился к стене, достал пачку трофейных сигарет «Збройные», с наслаждением затянулся.
– Наконец-то покурить можно спокойно.
Тополь пожал плечами и замурлыкал:
Когда мы были на войне,
Когда мы были на войне,
Там каждый думал о своей
Любимой или о жене.
– Тополь, у тебя жена есть?
– Нет. С девушкой живу второй год.
– А чего не женишься?
– А зачем? И так хорошо.
– Ничего ты не понимаешь, парень. Девушка так ждать не будет, как жена. Другой ей предложит выйти замуж. Ей – что? Согласиться? Девушка – не жена, ждать не обязана.
– Моя Варька не такая.
– Такая – не такая, а вернёшься – женись. И детишек заделайте.
– А убьют?
– След на земле оставишь. И ей, опять же, статус – жена. Честная женщина, быстрее повторно замуж выйдет. А девушка с ребёнком – статус как-то так себе.
– Я умирать не собираюсь.
– И не собирайся, – веско сказал Грач. – Если за спиной жена да дети, у тебя есть стимул не умирать, тебе домой вернуться надо. Знать будешь, что за тебя кто-то молиться, переживает. Родная душа. Женись.
– Хорошее дело браком не назовут, – пошутил Тополь.
Грач шутку не принял.
– Глупец, – сказал он, – жизнь не понимаешь, точно тебе говорю. А почему такой позывной – Тополь?
– Живу на Ясеневой улице.
– В логике не откажешь. Это где? В Москве?
– В Москве, у метро «Красногвардейская».
У Тополя защемило в душе: да нет, ждёт, не может такого быть, чтобы не ждала его Варенька, а он как скотина себя вёл. Пообещал сам себе, что как вернётся или в отпуск, обязательно жениться.
На «открытке» какое-то шевеление.
– Грач, накат, идут.
– Покурить спокойно не дают, – проворчал Грач.
***
Варвара посмотрела на часы: пять утра. Сна как не бывало. На душе тревожно и беспокойно. Сон странный. Или не сон? Решила позвонить свекрови. Ну, как свекрови? Они с Женькой второй год живут в гражданском браке, без росписи. Прошлой осенью Евгения забрали на войну по мобилизации. Он ушёл, бывший десантник, ничего не боялся, обещал с деньгами вернуться, взять квартиру в ипотеку. А то что в однушке тесниться? Общая беда, беспокойство за любимого мужчину сблизило двух женщин. В церковь ходить стали, молиться. А чем ещё солдату помочь можно? Раньше только на Крещение за водой, да на Пасху кулич с яйцами святить. А теперь всё серьёзно: молились, причащались, постились, исповедовались. Иконы дома завели, лампадка горела беспрерывно.
Ольга Петровна, мать Евгения, поначалу невзлюбила Варю. Девушка из провинции, Москву покорять приехала. На самом деле Варя приехала в Москву, потому что в их посёлке городского типа работы не было, а жить как-то надо.
Варя набрала номер.
– Ольга Петровна, у вас машина на ходу?
– На ходу. Что-то случилось?
– На душе тревожно и сон какой-то странный.
– Ой, а я всю ночь не сплю, думаю о Женечке. А машина зачем?
– Поехали в Оптину пустынь.
– В Оптину пустынь? Это же далеко.
– Три-четыре часа. Если сейчас выехать, то в девять-десять там будем. Мне во сне на ухо шепнули: «Поезжайте к оптинским старцам, помолитесь за воина Евгения». Только вот вы не спали ночь…
– Ничего, Варенька, я дремала, доедем, ради Женечки доедем.
Голос Ольги Петровны испуганный, опасения Вари приняла со всей серьёзностью.
– Заезжайте за мной на Ясеневую, – попросила Варя.
***
– Грач, танк.
Грач выругался.
– А я всё думаю: что мне для полного счастья не хватает? Танка мне не хватает. Пора давить на тапки, Тополь, больше получаса прошло, приказ выполнен.
Они ползком добрались до забора. В сетке-рабице дыра, через неё, наверное, их группа ушла. Дальше, за сеткой – сад. Грач и Тополь остановились, чтобы понаблюдать за противником.
Вражеский танк развалил хату и стал крутиться на одном месте.
– Нас заваливает, – сказал Грач, – они думают, что мы в погребе укрылись, идиоты. Сейчас бы долбануть по нему из гранатомёта.
– Динамическая защита, бесполезно.
– По гусеницам или каткам. Главное, остановить его, а потом наша арта его добьёт. Ладно, пошли.
За садом опять «открытка» – поле, его надо проскочить как можно быстрее. И здесь не повезло: беспилотник они заметили поздно. Бойцы кинулись к ближайшим кустам, да не успели. С неба прилетел боеприпас от РПГ. Грачу ноги посекло и в левый бок под бронежилет осколок влетел, а Тополю ничего, только щёку оцарапало. Он затащил Грача в кусты, чтобы сверху не было заметно, по рации сообщил:
– Тополь Мангупу. Грач – 300. Ноги.
– Мангуп Тополю. Вы где?
– Тополь Мангупу. На «открытке» перед посадкой, в кустах.
– Принял. Ждите эвакуацию.
– Принял.
Тополь перебинтовал Грачу ноги и левый бок, вколол обезболивающее, как учили. Потеря крови у Грача большая.
– Грач, сознание не теряй, говори чего-нибудь.
– Бок огнём горит.
– В этом месте никаких жизненно важных органов нет, одни кишки.
– Спасибо, успокоил.
– Не за что. Ты, говори, Грач, говори.
– Я тебе говорю: женись. Отпуск будет – сразу в ЗАГС.
– Как скажешь, Грач, лишь бы улыбался.
– Да мне-то что? Это тебе. Тебе, дураку, надо, тебе, чтобы корень …
Последнее слово Грач произнёс еле слышно, глаза закатил, сознание гасло. Тополь хлестал по щекам.
– Не уходи, Грач, слышь? Не уходи.
Сознание возвращалось.
– Куда уходить? – шептал он. – У меня жена, два пацана и дочка. Куда я уйду? Они как якорь держат … как якорь…
Опять сознание проваливалось.
– Грач, Грач, говори, говори.
***
Киевское шоссе кончилось за Апрелевкой, трасса вела к Обнинску, а оттуда, в обход Калуги, на Козельск. Ехали молча. Ольга Петровна признала Варвару прошлой осенью на пункте сбора. Женька уходил, мать криком кричала, Варя бесшумно плакала. Потом две женщины обнялись, прижались друг к другу и плакали, плакали.
В Оптиной пустыни были в первый раз: куда идти? Спросили монаха, он направил их к могилке иеродиакона Илиодора. На могиле пластиковая коробка, в ней конфеты.
– Батончики, – сказала Ольга Петровна, – Женя такие в детстве любил.
– Вот и возьмите ему. Отец Илиодор при жизни всем конфеты раздавал. И после смерти раздаёт. У нас кто-то приносит конфеты, а кто-то их берёт. И вы возьмите.
Перед ними стоял священнослужитель, совсем старенький, с палочкой, вернее с посохом.
– Отец Анастасий, – представился он. – О ком молитесь, чадушки? Берите конфеты, угостите его.
– Нет, не получится, – сказала Варя, – он далеко, он на войне.
– Всё в руках Господа, чадо. Ничего не возможного для Него нет. Отдашь своему воину, не через неделю, так через месяц.
Варя, помявшись, взяла три конфеты.
– Кто ты ему, доченька? – спросил монах.
– Я? – Варя растерялась. – Вот мама его, Ольга Петровна. А я…
– Понятно, чадо, в грехе живёшь, – монах обернулся к Ольге Петровне, – а что же ты, доченька, попустила, что дети твои в грехе живут?
Ольга растерялась. Какое там «попустила», не хотела, чтобы они вообще вместе жили.
– Грешна, батюшка, – только и сумела произнести.
Монах посмотрел на неё своими ясными глазами, как будто всё понял.
– Ничего, доченька, зато, Господь вас через это к себе привёл. Ведь так, чадушки?
– Так, батюшка. Мы с Варварой и приехали приложиться к мощам Оптинских старцев. Вот ходим от часовни к часовне.
– Мне, батюшка, приснилось сегодня, чтобы мы поехали к оптинским старцам и помолились за воина Евгения, – сообщила Варя.
– Что ж, богоугодное дело, видать, трудно приходится вашему воину Евгению. Надо помолиться и поставить свечи за него и за тех, кто с ним. Провожу вас в храм всех Святых. А потом по часовням походите, помолитесь старцам Оптинским.
В Всехсвятской церкви монах подвёл женщин к священнику. Он указал на Варю и сказал:
– Вот, отец Афанасий, чадо сие, в грехе проживала с воином Евгением, но сказано: спасётся через чадородие, если пребудет в вере и любви. Две святые ипостаси женщины: жена и мать. А воин Евгений кровь проливает за Отечество. А сия жена – мать воина Евгения и будущая свекровь сей грешницы. Время придёт – обвенчаешь их.
***
– Калан Тополю. Открытку прошли. Вы где?
– Тополь Калану. Я вас вижу. На четыре часа от вас.
К ним направлялись четыре бойца-эвакуатора с носилками.
– Стоп, – скомандовал им Тополь. – Находка.
– Уссурийск, – ответили ему.
«Свои», – Тополь облегчённо вздохнул.
«Открытку» проскочили, лесопосадку тоже. На дороге их поджидала «капля» – пикап серого цвета, заляпанный грязью. Только вышли из-под защиты деревьев, как над ними повис беспилотник. Грача погрузили в «каплю». Прилёт снаряда Тополь не слышал.
Тополь очнулся от громкого хлопанья. Это брезент палатки хлопал под ветром. Тополь открыл глаза: мобильный госпиталь. Живот чуть ниже рёбер болел страшно.
– Тополь, очнулся? – раздался голос слева, голос Грача.
– А как? – прохрипел Тополь.
– Не знаю. У «капли» что-то разорвалось. Ты самый тяжёлый. Доехали и слава Богу. А я отвоевался, Тополь.
– Ноги?
– Ноги целы, бок.
– Там ничего жизненно важного. Одни кишки.
– Вот они-то и в труху. Одну операцию сделали, ещё две предстоят и два года реабилитации.
– Хорошо.
Тополь устал от разговора.
– Сыновей буду воспитывать, – продолжал Грач, – сделаю их бойцами.
– А дочь? – прошептал Тополь, но Грач услышал.
– А дочь буду баловать, её пусть жена воспитывает.
Вошла медсестра, позывной Колба, внешне похожая на колбу. В левой руке у неё кювета со шприцом и ампулой. На правой руке у неё лежал кусок металла.
– Сейчас обезболивающий сделаю, – сказала она Тополю, – легче будет. А это тебе на память.
На вопросительный взгляд ответила:
– Осколок. Бронник пробил, брюшную полость, до желудка достал, но не пробил. Видно, кто-то сильно молится за тебя. На, на память.
– Дай ему позвонить, той, кто молился за него, – попросил Грач.
– Обязательно, – сказала Колба, – укол поставлю, и позвонит.
Обезболивающее потихоньку начало действовать, голова у Тополя чуть прояснилась. Колба достала из кармана халата простой кнопочный телефон.
– Говори номер.
Тополь назвал, Колба набрала номер и передала телефон Тополю. В трубке он услышал насторожённый голос Вари:
– Алло?
Тополь слабо улыбнулся и произнёс:
– Это – я. Жив. В госпитале. Люблю. Вернусь, женюсь.
И, не дослушав восторженный Варин визг, Тополь нажал на «отбой» – сил разговаривать не было.
– Это по-нашему, – одобрил Грач.
Цокая когтями по полу, пришёл недопёсок – уже не щенок, но ещё и не взрослая собака, помесь восточно-европейской овчарки и эльдертерьера.
– Тобик, – возмутилась медсестра, – ты зачем сюда пришёл? Ну-ка, пошёл отсюда.
– Колба, не гони его, – попросил сосед справа от Тополя, – он лучше любого лекарства. Он настроение поднимает.
– Собака не стерильна, ругаться будут.
– Да ладно тебе.
– Назвали его как-то чудно: Тобик, – прохрипел Грач. – Что за имя? Дворовый пёс, дворянин, и назвать надо было соответственно. Например, Барон, Граф, Виконт.
– Герцог, – подсказала Колба.
– Можно и так, – согласился Грач, – а то – Тобик.
– Тобик, иди сюда, я тебе печенюшку припас, – сказал сосед справа от Тополя и достал из-под подушки галету.
Пёс подошёл, усиленно виляя хвостом, слизнул угощение с ладони и с чавканьем разжевал.
– Да он же у вас голодный. Не кормите собаку.
– Как не кормим? – возмутилась Колба. – Только что мосол сгрыз.
– У кого-то ногу ампутировали?
– Дурак.
Раненные, кто услышал шутку, лыбились.
– Пойдём отсюда, Тобик, – сказала Колба, – это дурачьё тебя ничему хорошему не научит.
И гордо удалилась, пёс, опустив голову, пошёл за ней. Раненные ржали в голос.
***
В телефоне иерея Афанасия раздался радостный женский голос:
– Батюшка, это Варя, Варвара, мы к вам приезжали в апреле со свекровью.
– С будущей, помню. Вас отец Анастасий привёл.
– Да-да, а свекровь уже почти настоящая, мы расписываемся с Женей третьего июня. Мы хотим обвенчаться, Женя тоже хочет. Когда? Вы обещали обвенчать нас.
– Я помню. Благословляю вас на бракосочетание. Сейчас скажу, когда приезжать на венчание… Вот, одиннадцатого, подъезжайте. Сможете?
– Конечно, батюшка.
14.04.2024 г.
