Анатолий Николаевич Пашко
Мы служили на флоте
Берег Скелетов
I
При нахождении в порту Намибе. Я практически четыре через четыре часа нёс службу вахтенным ППДО. Тяжело приходилось, но кому было легко? Я понимал, что не на отдых нас к чёрту на кулички занесла военная судьба. Тяжело было спать по четыре часа в сутки, и так сутки за сутками, а ещё эти температурные качели со значительным перепадом температур.
Для меня тяжелее всего было нести службу с 08:00 до 12:00. К 8 часам утра солнце уже было высоко над горизонтом и палило безбожно. Температура подымалась выше плюс 30 градусов по Цельсию. И спрятаться от убийственных солнечных лучей негде. Необходимо было постоянно перемещаться по шкуфуту и внимательно вглядываться в морскую гладь. Перед прибытием в Анголу нас всех передели в тропическую морскую форму. Это шорты, куртка с короткими рукавами, фирменная кепи типа пилотка только с козырьком и черные с дырочками кожаные сандалии. Сандалии легкие, удобные, но беда была в том, что верхняя палуба при нахождении в Африке не нагревалась, а именно накалялась так, что тонкая кожаная подошва не спасала. Стоять или нести в них службу на верхней палубе было невозможно, но как всегда в любой ситуации имеется выход. В ход пошли диэлектрические коврики из них моряки вырезали стельки и подшивали их снизу сандалий. Так сказать, модернизировали советские военно-морские тропические сандалии в соответствии с местными условиями.
От жары меня спасало то, что иллюминатор камбуза выходил на левый шкафут, а на камбузе дежурил через сутки мой второй номер Лёха Турсин или кто-то из моего призыва, они после кипячения и раздачи воды по кубрикам, оставляли мне трёхлитровую банку охлажденной кипяченной воды. Эти три литра воды я выпивал за четыре часа вахты, и ни разу не ходил в гальюн. Вся влага из организма выходила через пот. А потеть ты всё равно будешь, потому ты перемещаешься по палубе под палящим африканским солнцем, и на тебе висит автомат, подсумок с тремя полными рожками патронов, сумка с тремя гранатами.
Первое время я попытался не пить во время вахты. Результат был плачевен. Как-то раз, неся службу вахтенным ППДО в указанное время у меня резко стало в глазах темнеть, а ноги предательски стали подкашиваться. Я вынужден был опереться на леера, и чем бы это кончилось – не знаю. На мою удачу в это время по шкафуту проходил майор медицинской службы, он не был штатным медиком нашего корабля. Товарищ майор медицинской службы был хирургом в военно-морского госпитале в Мурманске, его и ещё четверо медиков приписали к нашему кораблю на время боевой службы в Африке.
Очухался я тамбуре, выходящем на верхнюю палубу, куда меня втянул и вернул обратно к жизни товарищ майор медицинской службы. Где-то внутри корабля беспрерывно работали холод-машины, и прохладный воздух по воздуховодам проникал во все уголки корабля, создавая элизию, что экипаж находится не предбаннике преисподней, а блаженствует в раю. От него я узнал, что у меня был обычный солнечный удар. Это был первый раз в жизни, когда я не смог достоять вахту до конца. Меня заменили. Пару часов я проспал под присмотром медиков в прохладном лазарете, а затем снова заступил на вахту. Совет военного врача, не ограничивать себя в питье воды в жаркую погоду, особенно под палящими лучами солнца, я запомнил на всю жизнь. Плюс по возращению домой организм завёл привычку при температуре выше плюс 25 градусов, без команды начинает безбожно потеть, освобождая мое тело от воды и различных солей, вне зависимости, занимаюсь ли я физическими нагрузками, или ровняю спину на диване.
Если днём вахтенные изнывали от жары, то ночью в Намибе от холода. Если я вам скажу, что при заступлении в 00:00 часов я снимал тропическую форму и надевал обычную морскую робу, плюс поддевал под низ спортивный костюм – вы, не поверите. Африка, июнь месяц, спортивный костюм – бред! Вы будете правы от части. Но на рейде порта Намибе ночью вахтенные действительно, что называется утеплялись. Парадоксально, но к часам двум ночи температура падала и застревала на промежутке от нуля до десяти градусов. Воздух остывал. Образовывался конденсат, который оседал на форме. Вся форма становилась мокрой словно после стирки, и когда за бортом всего пару градусов тепла – остальные два часа вахты ты героически трясёшься, пытаясь согреться.
Служба вахтенного ППДО требует концентрации внимания, но никто не может запретить думать. Вот я нёс службу и размышлял, но никак не мог найти ответ на свой же вопрос: «Почему в Намибе такие температурные качели?» В школьные годы я всё лето проводил в деревне, и знал, что огурцы растут на грядке, а не на полке в магазине. Я знал, что для нормально роста огурцов и других овощей на грядке нужно, чтобы летом ночью температура не падала ниже плюс десять. Это минимум. А здесь днём нередко за тридцать градусов, а ночью ближе к нулю. Да и вода у побережья в океане в этом районе для Африки прохладная. Начпрод после вынуждено купания в водах залива свалился с ног с простудой. Оно понятно: с одной стороны, «…жадность фраера подвела», – это не мои слова, а слова одного из офицеров, по поводу болезни Начпрода, а с другой стороны, простуда у него от переохлаждения. Да я сам заметил, когда во время приборки отжимал «машку», что вода так себе, градусов около шестнадцати, не больше. А «машка» для непосвященных – это специальная швабра для драйки палубы, состоящая из множества коротких верёвок из пеньки. Разобраться во всех этих хитросплетениях природы мне помог всё тот же майор медицинской службы.
II
В одни из многочисленных суток нашего нахождения в Намбе, я должен был заступать на вахту в 00:00. На корабле был объявлен отбой, но я решил не ложиться спать, а пойти в пост немного почитать, а потом сразу на развод и вахту. Не хотелось разбивать сон. Тем более, что после вахты мне выпадало на следующую вахту заступать только через восемь часов, а это сулило минимум шесть часов непрерывного сна. Перед этим я решил забежать на бак покурить. Корабль стоял на рейде, и курить разрешалось только в носу корабля, за волнорезом. Идти по центральному коридору, идущему через весь корабль от кормы, где находился кубрик БЧ-7, до носа, и отвечать на тупые вопросы офицеров: «Чего не спишь?» – не хотелось. Тем более пришлось бы проходить возле каюты старпома, а в этой части корабля моряки старались не появляться вообще, ибо старпом мог запросто праздно шатающему моряку, по его мнению, тут же найти работу. И никакая отмазка, что ты выполняешь чуть не указание или приказ самого командующего ВМФ не проходила.
Двигаясь по левому шкафуту, в районе полубака я повстречал товарища майора медицинской службы. Его каюта находилась по левому борту корабля возле тамбура, выходящего на верхнюю палубу. Частенько, когда солнце пряталось за горизонтом, и убийственная жара отступала, уступая место долгожданной прохладе, а ночь начинала окутывать своим темно-чёрным непроглядным покрывалом африканское побережье, этот уже в возрасте, по мнению молодых лейтенантов только что начавших военную карьеру, майор медицинской службы выходил на левый шкафут подышать морским воздухом.
Небольшая чеховская бородка разительно выделяла его среди морских офицеров, и свидетельствовала, что товарищ майор медицинской службы прежде всего врач, а потом уже майор. Он смотрел на людей как на пациентов, нуждающихся в его помощи, а затем уже обращал внимание на их социальное положение или воинское звание. До панибратства он не опускался, но как любой хороший врач, умел расположить к себе не только потенциального пациента, но и собеседника. В общении с ним не чувствовалась та каменная стена, которая часто присутствует при общении офицера и солдата, и сводит общение к однозначным: «Так точно! Ни как нет! Не могу знать». Кроме того, что у него за плечами был большой практический медицинский опыт, он обладал энциклопедическими знаниями в разных сферах естествознания.
Моряки народ крепкий и проблем у экипажа со здоровьем, тем боле требующих хирургического вмешательства не было. Большую часть времени он проводил на берегу, консультируя и проводя операции в местной городской больнице и кубинском военном лазарете, как я упоминал, на окраине города дислоцировался кубинский механизированный полк. Советскую военно-полевую хирургию всегда признавали и уважали во всем мире, тем более среди ангольских и кубинских врачей он встретил много тех, кто учился в Советском Союзе.
– А, Пашко, – на мое дежурное «Здравия желаю» ответил майор медицинской службы и тут же засыпал меня вопросами: – Ну как? Голова не болит? В глазах не темнеет, когда днём вахту несешь?
– Спасибо! Всё нормально.
– А чего не спишь?
– Мне на вахту скоро, – ответил я и на правах «старого знакомого», и позволил себе задать вопрос, выходящий за рамки взаимоотношений, регламентируемых уставом: – У Вас, наверное, день был тяжелый?
– И откуда такие выводы? Товарищ, Пашко! – отреагировал на мой вопрос военный врач, но интонация озвученного вопроса свидетельствовала, что он намерен продолжить наш внезапно завязывавшийся разговор.
– Дневные заботы, товарищ майор, оставили на вашем лице свой отпечаток, – с налётом поэтичности ответил я и, опершись на леера, стал совместно с майором всматриваться в мерцающие в дали огни ночного города-порта.
– Ты прав. День был сегодня ещё тот, – отреагировал военный хирург, и после короткой паузы, словно раздумывая, говорить или нет, обернувшись в пол-оборота ко мне добавил: – Сегодня пригласили меня в городскую больницу: посмотреть несколько больных. А пришлось экстренно оперировать. В больницу доставили истекающую кровью женщину. Случай интересный. У меня впервые такое в практике. Местная женщина полоскала в заливе бельё. В воду зашла по колено. А тут акула. Лично я, никак не могу понять: как такое может быть? Воды по колено, а смотри каких размеров укус, – и товарищ майор в подтверждение своих слов протянул мне небольшое фото, сделанное популярным в то время фотоаппаратом мгновенной печати Полароид. – Смотри! Акула откусила всю внутреннюю часть мышц бедра правой ноги. Бедренная кость абсолютно голая. Это каких размеров пасть и сама акула?
– Однозначно, не маленькая.
– А я о чём? Это как рискуют наши парни, что каждый день погружаются подводу, – констатировал очевидный факт майор медицинской службы.
– Они берут с собой специальный подводный пистолет, – с видом знатока произнес я.
– Да видел я этот пистолет для подводной стрельбы, – с нескрываемым недоверием к оружию произнёс военный хирург. – Ты думаешь эта пукалка остановит акулу?
– Не знаю.
– Рискуют! Ох, как рискуют!
Я полностью был согласен с товарищем майором. Из чувства скромности я не стал упоминать, что в прошлом году на боевой службе в Средиземном море, когда вытянули на палубу полутораметровую акулу, понадобилось полрожка в неё разрядить чтобы она угомонилась.
Внезапно возникшая пауза как-то сама собой затянулась. Приставать с вопросами с моей стороны было не тактично, и у меня уже проскочила мысль, оставить товарища майора в ночной тишине одного, как вдруг, по инициативе моего собеседника беседа словно костёр, в который подложили охапку смолистых сухих дров, разгорелась ярким пламенем.
– Пашко! А ты знаешь, в какой интересной точке мира мы находимся? – начал познавательную беседу военный хирург.
– Ангола. Порт Намибе. Я смотрел политическую карту мира на ней рядом с Намибе в скобах дается второе наименование Мосамедиш.
– Всё верно. Мосамедиш это португальское название города. А что можешь сказать про местность необычного?
– У меня больше вопросов, – начал я из далека, – на которые у меня нет ответов. Как-то не укладывается у меня в голове, то что читал про Африку и то, что вижу.
– А, что конкретно не так? – поинтересовался мой собеседник.
– Прежде всего почва. В Луанде она красная, а здесь желтая. Я был на причале, где стоят наши сухогрузы. Сама причальная стенка не широкая, и за ней вертикальная стена земной коры материка, покрытая песком. Песок везде и это не береговой, пляжный песок. Я прикасался руками к этому срезу земной коры, трогал на ощупь песок. Он другой. Когда подходили к порту со стороны океана, в бинокль четко просматривались холмы из песка на противоположном берегу залива. Я не был в пустыне, но меня не покидает ощущение, что это пустыня. К тому же растительности как таковой нигде не видно. Если мы на берегу пустыни, то понятно почему днем жара. А почему тогда ночью всего пару градусов тепла? И почему вода в заливе холодная? Ведь лето же.
– А ты наблюдателен, – похвалил меня военный врач. – Порт Намибе действительно лежит в прибрежной впадине. Это единственное место на многие километры где можно безопасно пристать к берегу. Сейчас ты поймешь почему. Ты про Берег Скелетов что-нибудь слышал?
– Да. В книгах про путешественников и пиратов читал.
– А почему так называется?
–Гиблое, пустынное место. Много кораблей разбивается у этого побережья. Почему не знаю, но где-то читал, что, если кто и добирался до берега – был обречен. На многие километры нет воды и поселений.
– Верно. А где находится этот Берег Скелетов?
– По-моему, где-то в районе ЮАР.
– Здесь ты немного не прав. Берег Скелетов – это береговая часть пустыни под названием Намиб. Слышал про такую?
–На уроках географии что-то учил, но не помню. Знаю только государство Намибия, которое граничит с Анголой.
– Ясно. Тогда слушай, – после чего сделав глубокий вдох, начал свой неторопливы рассказ майор медицинской службы: – Зрение действительно тебя не обмануло. Ты видел пески пустыни Намиб. Пустыня Намиб самая древняя пустыня на Земле. Она образовалась, когда ещё динозавры свободно разгуливали на никого не обращая внимания. И нисколько за прошедшее время не изменилась. Пустыня берет свое начало в нескольких десятков километров севернее от места, где мы находимся, окружает город-порт с одноименным названием и простирается на юг вдоль Атлантического океана. Проходит всё побережье государства Намибия, и заканчивается уже на территории ЮАР. Протяженность пустыни почти 2 000 километров.
– Сколько? – невольно вырвался у меня удивленный вопрос.
– Да. Я не оговорился около 2 000 километров. Для наглядности представь себе карту нашей Родины. Москва знаешь где на карте?
– Обижаете, товарищ майор
– А теперь найди на карте Мурманск, – продолжал курс по географии мой собеседник. – Так вот, протяженность пустыни Намиб приблизительно равна расстоянию от Москвы до Мурманска. Пустыня от кромки океана простирается в глубь континента от 50 до 160 километров. И на всём этом пути только песок и убийственно палящее солнце.
– А ни фига себе! – от представленных в голове образов и масштабов, у меня остались только междометия. Речь заняло.
– А знаешь, что означает название «Намиб»?
– Нет.
– На языке местного племени нама, как ты догадался, квартирующего в одноименной стране, но в местах более пригодных для жизни, за пределами пустыни, название «Намиб» означает «место, где ничего нет», и второй вариант – «Земля, которую Бог создал в гневе». Набожные португальцы, вступив в пустыню, назвали её «вратами ада». Согласись, названия говорящие.
– Да, уж! – подражая киногерою Кисе Воробьянинову, всё что смогли произнести мой уста, а мозг продолжал загружать и переварить всё поступающую информацию.
– Пустыня Намиб одна из самых сухих и неблагоприятных пустынь для жизни. На сотни километров нет источников воды и поселений. Если кто-то и попадал на берег – умирал на берегу от жажды. Густые туманы, большие валуны у побережья, постоянные шторма и холодное Бенгельское течение создают опасные условия для передвижения кораблей. Отсюда и название «Берег скелетов». Ещё природа постаралась. Отсюда нельзя вернуться в океан.
– Не понял. Почему?
– Всё дело в прибое. Прибой настолько сильный, что на лодке подойти к берегу можно, а назад на веслах вернуться на корабль невозможно.
– Получатся мы на побережье пустыни Намиб?
–Так точно. Самая, что ни есть настоящая пустыня. Она полностью охватывает город. На окраине стоит кубинский полк. Я у них был, так у них вся техника стоит в выкопанных в песках канонирах с деревянными в три наката крышами, а сверху песок. Кругом ни деревца, ни кустика. Только песок, песок и ещё раз песок. Понимаешь почему в три наката крыши?
– Да. Защита от бомбежки.
– Кубинцы рассказывали, что юаровцы пытались их бомбить, но ничего не получилось.
– Хорошо, мне теперь понятно почему днем такая жара, а почему тогда вода такая холодная и по ночам такой резкий перепад температуры?
– Всё просто и подается логическому объяснению, – с профессорскими нотками в голосе начал мне объяснять товарищ майор. – Во-первых, сейчас здесь по нашим меркам местных зима. Лето у них начнётся в октябре, но не это главное. Если ты был внимателен, я уже упоминал холодное океаническое Бенгельское течение, проходящее вдоль юго-западного побережья африканского материка. Оно появляется южнее мыса Доброй Надежды и теряется в недрах океана севернее порта Намибе, где-то в районе ангольского города Бенгела, в честь которого оно названо. Это антарктическое холодное поверхностное течение. Оно заходит в порт Намибе, и этим объясняется, что здесь такая не пригодная, по африканским меркам, для купания вода. Зато поверхностное холодное течение способствует подъему на поверхность богатых биогенных элементов глубинных вод, что притягивает сюда магнитом целые косяки рыб.
– Да, уж! – в который раз я только и смог произнести. – Всё имеет логическое объяснение, если знаешь законы природы.
– Ну, а резкий перепад температуры объясняется тем, что на побережье охлажденный океаном воздух сталкивается с ветрами, несущими свой раскаленный сорокаградусный воздух из пустыни Намиб в сторону океана. К ничему хорошему это не приводит. Отсюда густые туманы и резкий перепад температуры. Резкий перепад температуры только на побережье. Пустыня никого в свои владения не пускает.
Время летит быстро и мне нужно было идти на развод дежурной смены ППДО. Всю вахту мой мозг переваривал и анализировал услышанную информацию, а в голове постоянно пульсировала мысль. «Это надо же как повезло! Боже! Я был на Берегу Скелетов. Ходил и трогал руками песок самой древней земной пустыни Намиб. Её дыхание я чувствую и сейчас каждой клеточкой кожи своего организма. Кому сказать – не поверит, но я там был.»
А тут еще мозг вышел со мной на связь: «Пашко! Я говорил, что не пожалеешь, что три года служить будешь? А ты слюни пускал, «три года – это так долго». Дальше то же много чего интересного.»
Я хотел уточнить, что конкретно, но этот гад прервал сеанс связи.
УНИТА
I
По возращению в Луанду команде корабля была предоставлена возможность немного расслабиться. Ходовые вахты неслись не на всех боевых постах, а если и неслись, то не в таком напряженном режиме как до этого.
Я снова заступил на вахту ППДО. Если кто-то и мог позволить себе расслабиться, то вахта ППДО – нет. Первые сутки старший смены вахты ППДО как челнок ходил по палубе и с интервалом в 5 минут бросал очередную гранату. На следующие сутки внесли поправку и старший смены стал бросать гранаты с интервалом 25-30 минут, и так всё время нахождения в Луанде. Командир БЧ-2, капитан 3-го ранга Васильев О.Л. как-то проговорился, что за время нашего нахождения в Анголе в воду улетело более 10 000 тысяч гранат РГ-42. Много это или мало – решать вам дорогой читатель.
Скажу одно: гранаты летели за борт не зря. В первых числах августа в дневное время вахтенный ППДО, несущий службу на корме, обнаружил пузырьки воздуха, поднимающиеся на поверхность по правому борту корабля. Не раздумывая ни минуты, вахтенный бросил за борт СРГ-66. Всплыло тело в гидрокостюме с кислородными болонами за плечами. Наши водолазы тут же экстренно ушли под воду. Обследовали днище нашего корабля и ПМ -64, и к счастью, ничего не нашли. Тело аквалангиста выловили и увезли с собой наши советники с базы.
Аквалангистом был мужчина европейской внешности. Оружия при нем не было, но я не думаю, что это кто-то из местных решил понырять возле стоянки боевого корабля, который с завидным постоянством швырялся вокруг себя гранатами.
В 1986 года в Анголе шла одновременно не только гражданская война, но и война с ЮАР на юго-востоке страны. Подорванное, и лежащее на мелководье, словно выброшенный на берег кит, гражданское судно из ГДР, постоянно напоминало, что не всё спокойно в этой африканской стране. Если врага не видно – это не значит, что он не присутствует рядом с вами. А наглости и дерзости спецслужбам ЮАР было не занимать.
Я хочу упомянуть случай происшедший с моряком одного из рыболовных судов в заливе Луанды. Об этом случае официально доводили вахте ППДО, чтобы не теряли бдительность, и много лет спустя мне в деталях о нём поведал один из офицеров «Стройного», а тот подробности слышал от самого комбрига 30 оперативной бригады капитана первого ранга Ушакова В.Ф.
Советский рыболовный флот не боялся дальних морских рейсов и, наверное, нет в океане мест, где бы наши трудяги не закинули хотя бы разок свои объемистые сети. У побережья Анголы советские рыболовные суда чувствовали себя как дома. Тем более некоторые суда ловили рыбу по договору с для самой Анголы. Как и в Западной Сахаре днем они трудились в Атлантике, а на ночь заходили в залив Луанды. Порой набиралось до 30 судов. Суда становились на якорь, а экипажи мирно отдыхали.
В одну из прекрасных ночей августа на одном незаметном, и мало выделяющемся среди ряда таких же тружеников рыболовных судов, молодой парень, радист по специальности, вышел на верхнюю палубу покурить. Не успел он прикурить, как некто невидимый нанес ему удар сзади по голове и со связанными руками он оказался в воде. В воде его подхватили под руки два пловца в масках и гидрокостюмах. Очухался и начал он соображать только на берегу. К его счастью, фортуна в этот раз была не на стороне диверсантов. Что-то пошло у них не так.
Ночи в Луанде неровня туманным непроглядным ночам Намибе. Темно-бархатные ночи Луанды наполнены светом, отражающихся в спокойных водах залива далёких, но таких ярких звезд и созвездий. Не удивительно, что их выход на берег попал в поле зрения кубинского мобильного патруля. Диверсанты залегли. Наш моряк, пользуясь отсутствием кляпа во рту, возможно, кляп в рот ему не всунули, чтобы не захлебнулся, когда тянули в воде к берегу, закричал как резаный, чередуя русский разговорный и матерный. Диверсанты в бой вступать не стали и ушли водой, Моряка кубинцы доставили в посольство. Так как было не понятно, с какой целью юаровский коммандос похитили нашего моряка – от греха по дальше его ближайшим военно-транспортным самолётом отправили в Москву. За чем-то он им нужен был. Тем более он был радистом. Об этом, наверное, мы не узнаем никогда. Спецслужбы умеют хранить свои тайны.
С целью недопущения повторения подобного факта и борьбы с подводными диверсантами, командованием было принято решение на осуществление дополнительных мер. В частности, проведение дополнительного гранатометания. Теперь каждую ночь, от нас или морпехов, которые прибыли в Луанду на Большом десантном корабле «Комсомолец Карелии», отходил катер с вооруженными моряками и несколькими ящиками гранат. Мы прозвали его «Ночной патруль». Пару раз в составе «Ночного патруля» пришлось побывать и мне. В задачу «Ночного патруля» входило патрулирование залива и охрана судов, находящихся на рейде.
Катер осуществляющий патрулирование подходил к рыбацкому судну. За борт летела граната. Если надо вторая. Пока не покажется вахтенный и голосом не сообщит «У нас всё спокойно». Затем катер следовал к другому судну. И всё повторялось. Ухо востро нужно было держать в районе плавучего сухого дока. Он находился у восточного побережья залива. До берега рукой подать. И можно было попасть под обстрел. Видеть, что к тебе тянется трассирующая очередь – приятного мало. Тут всё зависело от реакции стоящего у штурвала катера офицера.
Вообще-то, в Луанде по ночам в то время объявлялся комендантский час. Лично у меня сложилось мнение, что комендантский час был только на бумаге. Всю ночь темноту африканского ночного неба над Луандой в разные стороны рассекали разноцветные трассеры. Кто с кем и по ком стрелял? Было тайной за семью печатями, но патронов явно не жалели. Война. И это чувствовалось, и УНИТА – это были не пустые слова. Местные это слово из пяти букв ох, как знали.