Анатолий Николаевич Пашко
Мы служили на флоте
В этом месте я отступлю от хроники повествования и поясню, что для настоящего моряка значит значок «За дальний поход». Судьба сложилась так. Что через некоторое время мне на плечи легли погоны офицера-пограничника Республики Беларусь. В течении почти тридцати лет у меня на погонах менялось количество звёзд и их размеры, но на повседневном кителе, на правой стороне груди, всегда висел на видном месте значок «За дальний поход». И я был не один офицер-пограничник Беларуси у кого на груди красовался этот значок. Ни один проверяющий на строевом смотре никогда не посмел дать команду его снять. Даже самый строгий и «по пояс деревянный» проверяющий знал: значок «За дальний поход» – это знак воинского отличия, и кому попало его не дают, его нужно заслужить.
– Матрос Пашко.
– Матрос Пашко, – ехидно улыбаясь, записал мою фамилию борец с разгильдяйством на флоте в увесистый блокнот, больше похожий на бухгалтерский гросбух, который тут же спрятал в кожаный портфель. Видно много в нём компромата, раз бережет его как зеницу ока. – Я вас спрашиваю, почему одеты не по форме?
Действительно, я хотя и стоял по стойке «Смирно», но был одет не в повседневную матросскую робу, а в спортивный костюм. На то были веские причины. Дело в том, что по давней морской традиции, когда дембель спускается в кубрик и сообщает, что у него на руках обходной лист – его товарищи набрасываются на него как стая голодных волков, и рвут на нём морскую форму в клочья. Тем самым как бы, совершая магический обряд, возвращения военного моряка в лоно гражданского общества. Кроме того, второй комплект морской робы я давно отдал молодому моряку на подмену, а спортивный костюм, который красуется на мне, завтра тоже достанется одному из молодых салаг. Я не стал всё это объяснять и только доложил:
–У меня завтра ДМБ.
– Ну и что?
– А то, – хотелось добавить, перефразируя одного из классиков, – что ты далёк от флота, как несчастные народники от народа, раз не знаешь традиций.
– Не уволитесь пока не соберете две с половиной тысячи окурков, – вынес мне свой приговор капраз.
– Чёрт! Это сколько пачек сигарет нужно купить? – пробежали мысли в моей голове, – Если даже каждую сигарету разрезать на три части и подкурить? – подсчитать в уме быстро не получалось. Я даже в мыслях не допускал, что буду по несколько раз на день ходить за волнорез, и как нищий негр, где-нибудь на Бродвее в Штатах, «бомбить» мусорную корзину. Я же военный моряк!
– Не слышу ответа! Вам понятен приказ?
– Так точно.
– Свободны! Можете начинать собирать «бычки» (окурки)», – и змеиная улыбка расползлась по лицу капраза.
Вот это влип! Я понимаю, что судьба ко мне не слишком благосклонна, но не да такой же степени? С этим нужно что-то делать? Ноги сами принесли меня в каюту командира дивизиона. Да и устав требует, что, получив взыскание, военнослужащий обязан доложить об этом своему непосредственному командиру подразделения.
«Да, Пашко! Умеешь ты находить приключения на свою задницу», – выслушав мой доклад, произнёс старший лейтенант Иванов В.М. Мой косяк однозначно. Спорить нечего. В этот раз комдив прав на сто процентов, хотя в жизни я приключений не ищу, они меня сами находят, а если точней, всю жизнь я попадаю в сложные ситуации с чей-то подачи. Поэтому стоял и молчал. «Ладно, – продолжал командир дивизиона, – завтра я заступаю дежурным по кораблю. Как только объявят вечернее построение, прибудешь к помещению дежурного по кораблю. Форма одежды парадная. И попытайся завтра ни куда, а главное, никому не залезть».
На календаре 27 мая 1987 года. Памятный день в моей жизни. С нуля часов следующих суток меня уже не будет в списке личного состава экипажа БПК «Стройный». Это сейчас корабельный устав требует, чтобы проводы уволенных в запас проходили в торжественной обстановке. В советское время всё было обыденно. По громкой связи объявили вечернее построение на вертолетной площадке. Я прибыл к помещению дежурного по кораблю. Командир дивизиона старший лейтенант Иванов В.М. строго осмотрев мой внешний вид, поблагодарил меня за службу, по-мужски крепко пожал руку, вручил военный билет и пожелал счастливого пути. С сослуживцами я уже попрощался. Осталось только сбежать по трапу на пирс. Элементарно. Только на первый взгляд, и только не в моем случае.
В корабельном уставе СССР было прописано, что все военнослужащие при входе (сходе) на корабль (с корабля) обязаны отдавать воинскую честь флагу Военно-морского флота. В соответствии с установленным порядком при вступлении на верхнюю площадку трапа (сходни), военнослужащий поворачивает голову в сторону флага, который поднимается на кормовом флагштоке, и прикладывает руку к головному убору. Я так и сделал.
Кроме того, как только я сбежал по трапу, и мои ноги ступили на пирс, я выполнил, то что не требует исполнения корабельный устав, но требовало моё сердце. Я развернулся на сто восемьдесят градусов, застыл по стойке «Смирно», повернул голову в сторону флага и отдал воинскую честь. Приложив руку к головному убору, я исполнил ритуал, смысл которого заключался в том, что я продемонстрировал с каким большим уважением отношусь к флагу Военно-Морского Флота СССР, военному кораблю под названием БПК «Стройный», его экипажу, что я горд тем, что был его частицей.
И в этот момент, когда я застыл по стойке «Смирно», прощаясь с кораблем, находясь в состоянии близкому к религиозному экстазу, по ушам резануло: «Вахтенный у трапа! Немедленно задержите этого клоуна!» Кто бы сомневался. На краю вертолётной площадки с перекошенным от злости лицом красовался мой «хороший» знакомый, почти ставший мне «другом», всё тот же неугомонный капраз.
«О, небеса! Есть ли у этого человека с погонами капитана первого ранга что-нибудь святое? Меня, военного моряка Северного Флота, свято уважающего традиции флота, сравнили с клоуном, отставшим от цирка. Чего ты ко мне пристал?» – так и рвалось из сердца наружу. И реакция последовала. Только не речевая, а виде вербального жеста. Правая рука тут же вытянулась в сторону субъекта с погонами капитана первого ранга, а пальцы руки сложились в грубый жест, обозначающий одновременно насмешку, презрение и желание унизить оппонента, хорошо знакомый каждому советскому человеку жест из трёх пальцев под названием «кукиш».
Подобно любимой моряками песенной морской чайке, стремящейся в родную даль, в родную сердцу Белоруссию, держа в одной руке дембельский дипломат, а в другой бескозырку, я не стал дожидаться реакции моего визави и рванул по пирсу на встречу гражданке.
Я бежал и не знал: что отныне в моем сердце поселилась тоска по морю, по романтике дальних морских походов, что мое сердце навеки связано невидимыми и неразрывными нитями с душой боевого корабля под названием Большой Противолодочный Корабль «Стройный», что, будучи на морском побережье, неважно какого моря, я до боли в глазах буду всматриваться в морскую даль в надежде разглядеть силуэт горделивого, но такого родного мне корабля. Я ещё не знал, что БПК «Стройный» будет мне сниться всю мою жизнь, и всю свою жизнь я буду говорить судьбе: «Спасибо!» – за то, что юность моя прошла не в армейских сапогах, а морской робе и ботинках, на палубе одного из самых лучших кораблей Северного Флота. Флот как первая любовь, пусть даже неудачная, он в сердце навсегда.