AnaVi
Черная Принцесса: История Розы. Часть 1
Глава 5
****
– Ебаная сука… Ебучий случай! – Вошел домой парень, рыча все это и не только себе же под нос и отряхиваясь еще параллельно от земли и веток с листвой. Быстро и по возможности очистил, как и так же оттер кое-как и как мог на момент своими же руками свой верх, так же резко привел в более-менее порядок и низ и, потоптавшись в уже не белых, а даже и каких-то грязно-серо-коричневых кроссовках по черному же ковру при входе, дабы уже сейчас сбить с них хоть какую-то улицу и пусть пока только с подошв, решив помыть их все же после, а лучше и даже выкинуть или сжечь, сбросил их с ног, но и не стал убирать их далеко и глубоко на свое место и полку в тумбу из темного дерева, чтобы помнить. – Ну ничего… Мы еще полетаем с тобой… Ты у меня полетаешь!
Скинув следом свою серую жилетку на вешалку, перед этим ненадолго сняв и рюкзак, и, расправив полы такого же цвета кофты до этого бывшей под ней, накинул последний уже на нее, закатав ее рукава до локтей, и прошел внутрь квартиры сразу же направляясь к лестнице на второй этаж. Но был вовремя остановлен появившимся перед ним и перегородившим тем самым ему путь наверх Егором. Одетым в черную кофту с вырезом до линии и чуть ниже ключиц. Являющим никак не прикрыто, а даже и как раз таки, наоборот, открыто-выпячивающе, за счет широких и подкачанных плеч и груди, миру и всем же в нем живущим толстую черную короткую цепь на шее. С черным же стальным ключом-подвеской на ней на головке которого была вырезана шахматная фигура «король» с гравировкой же сзади: А. Как первая буква имени главы их семьи. И как у каждого же из братьев – будь та на зажигалке или крыле. С подвернутыми же, как и у первого рукавами, оставляющими открыто и в свободном ниспадении браслет, как уже и у всех парней на его же левой руке, только уже из черных, черно-белых и черно-серых бусин и с тремя же керамическими крыльями: полностью черным и с гравировкой сзади: Ж, черным с тонкой белой стальной нитью по контуру перьев и гравировкой: В и черно-серым соответственно с гравировкой: Н.
И задушив сразу в себе на корню желание проверить: «А не развернулась ли в очередной раз и на уже его груди под кофтой подвеска?». Вспомнив же и про левую руку, а точнее и запястье с которым он так по дороге и не разобрался: «А стоит ли рассказывать и показывать?». Влад поднял взгляд к лицу парня напротив и тут же сморщился от последних лучей заходящего солнца, ударивших в их окна и, как назло же, отразившихся и отзеркаленных ровно в его лицо от двух же сережек в левом ухе блондина: серого стального гвоздя на мочке и черного стального креста на хряще. И, со сдавленным же стоном от перебора украшений и аксессуаров за этот день, наконец опустил свой уставший взгляд янтарных глаз вниз. Подавляя теперь еще одно желание – закурить. Хотя бы и до момента – пока не окажется совсем и у себя же в комнате. В общих же комнатах Александр запрещал дымить, исключением являлся, как и в любом же правиле, лишь камин. И дабы сбить мысль, пускай и ненадолго про себя же отметил: «как удачно и не сговариваясь два дебила нашли друг друга – силой серого же того же самого низа». Пусть и в противовес же ему самому и напротив зауженного и рваного и с черным кожаным ремнем, но и все-таки.
– Бра-а-атец! – Нараспев поприветствовал его Егор, никак не скрывая ни сарказма, ни иронии в своем голосе, а даже и наоборот – как-то вдвойне, а то и в тройне презентуя их ему чуть ли и не на блюдечке да и двух, так еще же ведь буквально и сейчас с двумя же голубыми каемочками. – Не проходи мимо – проходи сразу в гостиную! – И только хотел похлопать того по левому плечу своей правой рукой, левую в это время погрузив в передний же левый карман своих штанов, дабы закончить и так порядком затянувшийся, а попросту и натянутый и как никогда же вытянутый из пальца хоть в основном и молчаливый, но и обмен взаимными нежностями, судя и по взаимно сморщившемуся же лицу самого Влада напротив и горчащей даже уже и не на языке, а во всем теле и в каждой его по́ре соли, причем же еще и опять-таки двойной – как земной, так и морской, как рассмотрел и весь же его марафет: с сожженными концами рыжих волос и оставшимися все же в них то ли ветками деревьев, то ли и кустов, а то ли и всего же вместе с листвой и просто подавился смехом. – Как тебя жизнь-то помотала… Как потрепала… Не хуже и… Подводного! Сразу же видно – важные, нужные способности, служащие лишь верой и правдой… На теории и… без практики! Решил усовершенствовать растительность? В Чародейки податься? Так до Корнелии тебе еще светлеть и светлеть… Промолчав же благополучно и о смене пола…
– Зат-кнись и… не сейчас! – Шикнул Влад и, обойдя его, вновь продолжил свой ход. Бросив по пути короткий и молчаливый взгляд с кивком Александру и Никите, сидевшим все это время за столом и в самой гостиной. – «Привет» всем! Ксану же – в особенности… И отдельно!
– Нет, сейчас! – Вновь появился перед ним блондин.
– Да… дьявол тебя подери! – Вздернул рыжий голову вместе с закатанными глазами к потолку и, сорвав с плеч уже окончательно свой рюкзак, чтоб не мешал и не отягощал лишним, запихнул его под черные цветочные перила лестницы, положив на ее же ступеньки. Помечая в голове: «После всего – забрать». И взглянул хмуро на парня перед собой, источая теперь не столько горечь соли влажной рыхлой земли, сколько приторность и терпкость лаванды с мятой. – Неужели тебе еще не надоело? – После чего же перевел взгляд и на остальных. – Всем вам! К вашему же сведению и чтоб вы знали я встретился сегодня с Софией… Да! – И сузил свои сразу потемневши-покоричневевшие янтарные глаза, когда другие и в противовес же ему просветлели и раскрыли свои. – И без вашей помощи! Мило поболтали, кстати… И разошлись! Оба… И оба же живы! Если и не здоровы… До конца.
– Ты от нее такой?.. – Попытался подобрать правильные, а главное цензурные и способные верно охарактеризовать все происходившее до и без него и имеющееся же перед его глазами сейчас без брани слова Александр. Сидевший сейчас по правую же руку от Никиты и спиной же к каминному уголку. Но быстро понял, что его речевые обороты из весьма же плотного и наполненного за годы, а там даже и переполненного за века словарного запаса точно не будут лучше того, что Влад бухтел себе под нос ранее в прихожей. А может, даже и хуже. Хоть и весьма иронично. Но оттого и не менее же символично. И да, конечно, они слышали его прекрасно. Собственно, как и он же сам –быть неслышным не особо старался. – Такой!
И оправив три четверти рукава своей белой кофты, подвернув их и совсем до локтей. Выпуская на волю не только свои нитяные черные фенечки на левом предплечье: с серыми стальными перьями крыльев, кистями, ручками и карандашами, пятиконечной звездой и бесконечностью, с черно-белым керамическим знаком инь-ян и такими же игральными кубиками и крестом, с еще одним последним, но и из темного дерева и одну белую с белым керамическим крылом и гравировкой сзади: С. Но и браслет же, как и у всех парней, только уже из черных, черно-белых и черно-серых бусин с тремя же керамическими крыльями: с полностью черным и гравировкой сзади: Е, с черным и белой стальной нитью по контуру его перьев с гравировкой: В и черно-серым с гравировкой: Н. Он одернул еще и v-образный вырез ее. Заставляя тем самым встрепенуться и бусы на шее, под стать же самому браслету, из бело-черных и черно-белых бусин, но и с одним лишь на этот раз керамическим белым крылом на нем с черной металлической нитью по контуру перьев и гравировкой же сзади: С. И подтянул же следом немного вверх по ногам свои темно-синие джинсы, чтобы спокойно, а главное свободно закинуть правую ногу же на левую. И, повернувшись на стуле наконец и правым же боком к Владу, левой рукой же зафиксировав ногу на голени и близ щиколотки, облокотясь на спинку стула из темного дерева правой рукой, только после этого же кивнул, передавая слово самому парню для уже его пусть и вовсе же не подробных, но и хоть каких-то объяснений и пояснений. Привнеся же параллельно своей такой паузой и в общую же атмосферу своего же уюта и тепла, успокоительного света и какого-то почти солнечного благополучия. И пусть же что лишь пока и на время – время все той же самой паузы.
– Нет! К Розе заходил… Мать поприветствовал! – Развел руками Влад. – А она же и в свою… не очередь… поприветствовала тебя и… через меня. Вот таким вот своеобразным образом… Поприветствовал. Да! И понял, что теперь мы окончательно разошлись во всем… Как в море корабли! И по всему же ведь понятийному аппарату… Последнее слово было: го-сте-при-им-ство. Сразу же после: до-бро-же-ла-тель-ность!
– Будто ты и до этого этого же не знал! – Фыркнул Никита, раскачиваясь на таком же, как и у Александра, стуле из стороны в сторону, словно бы так до сих и не сойдя же полноценно со своего места: вот как Влад же его сам застал, впервые же придя сюда сегодня, и оставил – так он и остался. Ведь и сам же не против, как и не прочь, как видно, был – раз опять-таки каждый раз все равно возвращался на него и сюда.
– Знал! Но, знаешь, захотелось ведь все же еще и убедиться в этом… и лично. Как и в том, что эта м… мать не жалеет ничего и… никого!
– В каком смысле? – Нахмурился с прищуром подозрения Егор.
– Ой… да ладно тебе! – Закатил глаза рыжий и вздернул руки к потолку. – Тебе наверняка ведь и впирает понимание того, что не один ты ее и бьешь, а! Софию. Прикинь… Нет! И со дна-то, как обычно, постучали. А и точнее, вы с ней… с Розой… состучались и… состыковались: она будучи снаружи, а ты – изнутри!
– Егор… – сделал твердый акцент и насечку Александр, словно бы и внеся же свою лепту в их недобратский диалог, чтобы они не только не забывали о нем и Никите, но и чтобы он сам, Егор, знал о недопущении ухода в отказ сейчас, как и самого же что ни на есть пассажа, если вдруг и решится на это. Хотя оба же знали, что нет. Как и то, что если это и не бред, то и полное преувеличение и гиперболизация. Как минимум же и с одной из их сторон.
– Я не бью ее… – смерил парня перед собой серьезным и холодным взглядом блондин. – В самом же понимании этого слова! И кому как не тебе же это знать… От Никиты или… нет! – Взгляд его потемневших синих глаз тут же метнулся к названному и замер, обдавая того всем спектром мурашащих ощущений от приближающегося шторма. И не от «неуслышанного заранее штормового предупреждения», а от самой же уже наступающей буквально и на пятки и дышащей же в затылок взбунтовавшейся природной стихии. Затем перешел им на Александра. И, столкнувшись уже с ним и его темно-серыми глазами, вступив же тем самым и в неравный же бой камня и воды, вышел из него ни с чем, рассыпавшись фейерверком морских капель о скалы. И уже именно с серым напылением и синей же наледью вернулся к Владу. – Как каждого из нас к небу приучали… Вот так и то, что полгода – слишком малый срок, чтобы прийти в себя и перестроиться. Да еще и так ведь, чтобы и окончательно. Сразу и… Бесповоротно! Или уже забыл свой почти что и именной вклад во все это? Под грифом же: «Покажу… но не расскажу».
– А только ли и… мой? – Приподнял свою правую темную бровь Влад, опуская же тут же и левую вниз, и оскалился в ехидной улыбке, бросив уже и сам и свой же жадный до правды взгляд на Александра. Но и тут же будто бы очнулся и вздрогнул, в удивлении и шоке вспоминая свой недавний диалог с Розой. И как что-то же подобное вменяла ему тогда, но и только же уже именно она. И что за ирония? Что за досада? В отношении же все той же тройки игроков-богатырей. Вот только еще и с параллелями не только и от самого Васнецова и в сторону же Репина с Джеромом: где приплыли же все те же трое, но и не считая собаки. На которую же он сейчас так преданно смотрел. Но и чуть больше же еще и отскакивая, и конкретно же в этом моменте, в сторону Тургенева. И только лишь в одном понимании этого: где бы он не сделал никогда зло на зло. Даже, а и тем более когда бы хоть раз это самое зло им же вдруг и явилось: что и собой, как злом, что и самим же парней. После чего же сразу сглотнул, тряхнул головой и вновь воззрился на все еще молчащего перед ним Егора. Что и все же это время сканировал его своим синим ультрафиолетом – явно недоумевая о причине и столь резкой же смены его настроения.
– Я знаю…
– …А чего ж продолжаешь все смотреть на меня волком и не принимать же как врага народа?
– …как и Никита…
– …А ведь даже и он легче все это воспринял – спокойно и легко продолжает вести со мной диалог, как и несколькими же часами ранее… – фыркнул вновь рыжий, про себя же лишь еще и усмехнувшись, таки и подметив, насколько же нелогично их общение сейчас выглядит и для других, будучи настолько же типично и для них самих: не прерывать же и каждый своей монологичной мысли, при этом всем и продолжая же вести диалог и держать же в голове одну нить-тему самого же разговора на двоих, так еще и понимая же себя и другого. Словно двумя же и реками впадая в океан или отписывая стихотворение, текст и через строчку, как «один-три» или «два-четыре». – Будто ничего не изменилось… А ведь и правда же ничего!
– …от Ксандера! А хотелось бы как бы… и все-таки же… от тебя. Пусть и будучи же в той же все самой форме нашей с тобой… наконец-то и полноценной, спустя же как уже и полгода… переписки и ранее, которая хоть и так же, но и опять же ведь ни к чему конкретному и адекватному не привела. А ведь могла же и… уже… опять-таки, спустя же все еще столько времени…
– …Зачем? Не веришь ему?
– Тебе!
И как резко же оборвалось их парирование-пикировка фразами и меж них же самих, так и снова же резво флешбэк вспышкой-речью ворвался в подсознание Влада. Который и практический тут же, сцепив-стиснув зубы и вновь несколько раз мотнув головой, попытался избавиться от него, но так до конца и не смог. Пока вновь же и внутри не произошло очередное столкновение его тела и головы с одной из поверхностей дома Розы и все вновь же не погрузилось во тьму и тишину. И вроде бы ведь не спал, бодрствовал до сих пор, а мозг будто решил заранее разложить все по полочкам и именно же сейчас, не дожидаясь ночи – каких-то пару-тройку еще часов.
– Да что с тобой?!
– Отходняк от Розы… Не тебя одного, знаешь ли, долго отпускает!
– Перешел на цветы? Хотя после травы… чего-то подобного следовало ожидать! – Влез вдруг с ничего Никита. За что и тут же получил легкий подзатыльник с не менее же легкой левой руки от Александра. Под одновременно же сощуренными и обратившимися к ним взглядами обоих ребят перед ними, замерших друг напротив друга не хуже и статуй. – Я же хотел как лучше! Разрядить обстановку…
– Рано!
– А вот ты и… сам… не хочешь уже и… вмешаться? – Шикнул обиженный и надувшийся вмиг шатен, потирая ушибленное и будто опаленное солнечным жаром место на затылке своей же левой рукой. Правой же, как и прежде, оправляя свои еще и мелированные пряди с челкой. – Они ведь попереубивают друг друга сейчас… И на наших же с тобой глазах!
– Так и вмешался же уже… Вот – разгребаем! И пусть лучше же исправиться и сказать, что: и они, и разгребают… Но и тогда же ведь нам с тобой все равно пока лучше оставаться в этом состоянии и стороне, чем огрести же просто так и не за нас же с тобой, попав под куда более горячую же руку и… их, не считаешь? Пусть разберутся же пока сами и друг с другом… но и на виду… и при нас… чтобы уже и после и мы же сами смогли подключиться, придя же хоть и на что-то… чем же и где-то там и…
– Да-да… Что-то и вроде же: «Кури и пей при нас и здесь, чем с кем-то и в подъезде или за гаражами»! – Спародировал голос «взрослого» Влад и фыркнул, вновь отвернувшись от них и, словно бы до этого привязав Егора к себе, разверзнул за собой еще и его и к себе же. – А как же еще и колоться, да? Никак. Почему? Потому что! Плавали – знаем… Ну так и… что же там за недоверие, м? Еще и ко мне! А не и чуть ли не к главному же инициатору всего и вся? Как минимум же и вблизи же сейчас нас с тобой находящемуся и как никогда же и никто приближенному же все еще к ним – высшим из высших…
– Не он, а ты повел… и ведешь же себя до сих пор, вон… как ребенок! – Плюнул ему в лицо словесно и горько Егор. Да и так, что и даже он перед ним, пусть и стоя рядом, но и не касаясь же губами к губам оценил этот привкус хвои и смолы на кончике своего языке. – Мы замолчали и ты замолчал? Ха! Думаешь, равноценно? Где чьи-то жизни, а где твоя семья, Влад! И где одно же и пока же еще где-то там… на горизонте. А другое – прям вот здесь, сейчас и перед тобой… Тебе и впрямь и настолько же плевать на наше отношение к тебе, как и на твое же – к нам, м? На атмосферу, в которой ты пребываешь… На семью! Вот нам же на тебя, как и на твое…
– Так и быть, переТоретто, правда за правду… Quid pro quo! – Дернул плечами янтарноглазый, перебив жестко его, и глубоко вздохнул, готовясь если не к огромной тираде, то к добротному такому монологу. И пусть не по количеству, что и скорее всего, зато и по качеству. И пусть Роза же в третий раз умоется! – Мне не плевать на отношение. Не плевать и на семью… Настолько же, чтобы… и было же уже именно плевать на не отношение и на не семью… другое и другую… но и не чужое и чужую! Как и на общее же их отсутствие… и конкретно же в твоей голове! И не только же конкретно сейчас… Где как раз и, знаешь, вполне же можно и потерпеть твои, как и Никиты, грозные взгляды в мою… предательскую сторону. В сравнении же все вот с тем же твоим горизонтом… что и где-то же там… и еще ведь может подождать, да? Нет! Как и та, что и будто бы героиня же того же самого чертового… «Черного зеркала» – живет в относительно разблокированном цветном мире… Относительно! Без серого же блюра на ч/с и нелюдях… и ладно! Но и, что интересно же, вместо как раз этого – просто не видит их… никак. Совершенно! А чтоб еще и окончательно же дорисовать этот блюро-сюр – их видят те, кто и как раз таки без него… Без блюра! Как я, например. Ты и… все! Но и кроме же все еще ее! А ходим мы – все вместе… Рядом. И почти же что соприкасаемся… Двумирье в дмумирье, блин! Но вот она и не знает, пока же и не узнает всего, и улыбается. И я, где я же – да. И хочу рыдать от бессилия и несправедливости. А ситуация-то у нас с ней одна… И дело ведь совсем не в мужской жилке и что: «Мужчины не плачут». Плачут! Еще порой и как… Дело как раз таки в морали и совести… А еще и в тех же все заблюренных нелюдях, что… да, как не неожиданно и неприятно… действительно нелюди. Совсем и… не только же по виду… вовсе! Что и прямо же сейчас как раз и оттягивают этот самый горизонт, не хуже и самого же Ксана размывая его на картине водой… По всем же ее краям и граням… Границам! Как и… все. И вся… И… Барахтайтесь, пожалуйста!.. Я был готов рассказать тебе это, как и все же, сам, но и… позже, в первую же очередь рассказать все, и пусть же не все, ей. Ведь то, что происходит сейчас… и с ней, гораздо хуже того, что ты видишь, на самом деле… Все не то, чем кажется, не это ли нам постоянно вменяют, братец? Порой и… без слов. Оглянись – и сам все поймешь!
– О чем ты?
Не ответив, лишь выдохнув воздух резко и через нос, Влад прокрутил левую руку запястьем вперед и тут же накрыл его правой кистью. Решив, что так будет проще и быстрее – все-таки текст текстом и слух слухом, но им же вдвоем как всегда и везде куда проще и лучше удавалось принимать и усваивать информацию на практике и в картинках, нежели все тем же Александру и Никите. И вдруг прошептал, а даже и лучше будет сказать что и прошипел:
– Я покажу тебе свою руку, если ты покажешь свою…
Не хватило же только нервно высовывающегося языка, будто и облизывающего быстро обветриваемые губы. Еще же ко всему и будто бы змеиного. Да вот только у него уже была одна змея: еще и притворяться ею – это было бы явным перебором. А вот косплеить героя, точнее же и антигероя одного из подчинения же главного антагониста из вселенной «Гарри Поттера» да почему бы и нет? Не ворует же – вдохновляется! Да и момент еще под стать – не капать ядом, так едкой мятой и пряным хоть и немного все же и тревожным шалфеем прыскать.
Вздрогнув же следом, но не от просьбы и жеста самого Влада, а от резкого появления в боковом же поле зрения всех остальных, Егор повернул свою левую руку к свету запястьем вверх и обомлел же уже вместе с ними, приметив ту же самую, что была же у Розы, а теперь еще и появилась же у самого Влада, почти исчезнувшую черную контурную ветку сирени в форме бесконечности и на том же все самом месте! А когда взглянул и на открытую уже непосредственно руку Влада – обомлел вдвойне. Ведь на ней и поверх же уже того самого рисунка и по кругу, опять же, как у Розы, но и что уже знал пока лишь только сам Влад, был изображен еще и черный терновый венок-браслет, похожий же скорее и на стебель розы с семью шипами и без листвы.
– И даже красная роза стала черной… Или от истоков и… и даже белая роза стала красной… м?
– Какого черта она не исчезает?! – Рыкнул Егор и потер же свое левое запястье правой рукой для точности и правдоподобности – а вдруг ему это все еще кажется. И вдруг же действительно все, и это же в том числе, и правда не то, чем кажется. И может, это как раз таки Влад что-то с ним сделал, сказав же ранее ему эту самую фразу. Но тут же вспомнил, что при всем возможном, а и даже невозможном вмешательстве в сознание у всех, только он сам мог насылать какие-то видения и иллюзии. И то же – только лишь во снах. Но они же сейчас не спят! Знал бы он, как был сейчас похож и схож же в мыслях с самим же Владом минутами ранее, пытаясь сейчас избавиться от сонного паралича при полном же сознании и знании же дела.
– Будет правильней же сформулировать: не исчезла. А еще же лучше и: появилась вновь… – хохотнул Влад, явно довольный произведенным эффектом, но и пока что явно не готовый углубляться излишне и говорить об этом всем серьезно. Хотя и у кого, как не у него, это было одной из главных фишек – переживать моменты, какие бы они ни были: хорошие или плохие, но и с улыбкой, если и не смехом на губах. Пусть и не всегда же настоящей и еще же и в глазах, – …проявившись же на том же самом месте и в моменте, с которого же и в котором если только еще и не начала же, как и не закончила, то и точно же уже должна была быть в процессе и исчезать… как раз и спустя же все твои же те полгода и… назад… ну и даже чуть больше, если прям дотошно… растворяясь же лишь по крупицам и вместе же со своим творцом… ведь как там еще было: «С творцом уходит и творение»? Что ж… Не ушло же, как видно! И не ушла…
– Не придирайся и… к словам! – Отчеканил почти что и злостно, но уже и не столько же направляя это и на самого же парня перед собой блондин, все еще не оставляя попыток избавиться от этого рисунка. Уже ведь даже и свою энергию в это самое место пустив, чтобы если и не полностью его преобразовать, знал же ведь, что не получится – не хозяин ведь, то хотя бы и накрыть же его поверх и уже же хоть каким-то, пусть и не из своих и продлив, но рисунком. Да даже уже и самым что ни на есть простым, обычным браслетом и под «Blackwork». Но только «тату» снова и снова проявлялось, и даже после всех же попыток, что Никиты, что и самого Александра через буквально же уже и расцарапанную, разодранную короткими ногтями кожу влиться своей тьмой и в его, возвращалось на круги и не своя.
– Ты ведь знаешь, почему и что это значит, Егор… Как и знают же это все и все же остальные в этой комнате! И пока же разве что… и еще же не понимания и не принимая это все же до конца и… для себя, но… и во всяком же случае! Не просто же так мы… и лишь… с тобой же вдвоем здесь мечены… Да! И все же ведь почти как в прошлый раз… Почти… Только теперь же еще и вместе с этим… прекрасным греховником! – Досконально рассмотрев руку Егора, все тут же, и вместе же с последним, переместились на изучение нового объекта, но уже и на руке Влада. – Собственно, как знаешь же и то, что я не вру… Не в этом! Коль так и не доверяешь же еще и… в другом. Поверил же, проверив, хотя бы и по этой же все самой метке… Может, так же поступишь и с нашим новым игроком в команде – Софией? И вот только не начинай… не начни же вновь и вдруг соединять же их между собой, пожалуйста! Продолжай же и дальше разъединять их и… в том же самом своем духе. А и точнее уже даже и выбивать… Не по-розовски, конечно. По-своему! И одну же из… другой…
– Разрешаешь? – Скрипнул зубами Егор и осклабился, скрещивая руки на груди. Остальных же в то же самое время скривило и знатно так перекосило от ощущения и звука же похлеще, чем и теми же все ногтями или чем-то еще похуже и металлическим по стеклу, как камень о камень. – Как мы запели… А до этого что было? Не слишком ли быстро ты стал переобуваться, Вла-ди-чек? Прямо ведь и… на глазах. Без прыжка! Вернулся же такой… весь из себя… А спустя время? Даже и не знаю, радоваться или горевать, что с семьей у нас все осталось так как есть – как было и… никак? Но зато… да, конечно… теперь же у нас… и не на горизонте… София!
– Хочешь сказать, что было бы лучше, если бы я как блудный сын и с опущенной же головой вернулся? Или как сойдя же с картины «Опять двойка»?.. Точно! – Щелкнул пальцами правой руки Влад, до этого же и левой лишь разыгрывая задумчивость, почесывая ей подбородок, и повторил за ним в натяжении-растяжении губ. – Чтобы Ксан, как и до этого же, но уже и мать, из-за стола же на меня и сокрушаясь, раздосадованно глядел… Никита и на своих же четырех радостно вокруг меня же прыгал, попеременно же еще и со счастливым, почти что даже и свинячим визгом передние на меня же задирая и на задние же в виде опоры становясь… А ты, не хуже и той же все самой девчонки-пионерки со злорадством и внутренним удовлетворением от моего же очередного провала, где-то и между же ними на меня бы взирал?
– А чего это я-то… и собака же сразу? – Вновь вступил, а заодно и вступился же за себя самого, Никита в диалог.
– Потому что он уже ей был! Кхм… Могу исправиться и на велик тебя посадить, раз так не хочешь… И пусть же ты и чуть старше… Но и в сравнении же с нами всеми?.. Сойдешь! – Отбил ему спокойно рыжий, почти и не сбившись же в начале, но и ничуть же не больше, во всяком же случае, чем и могло же потребовать, но и никак же не потребовало, внимание к этому, как и к нему же самому, окружающих, не отводя же все это время взгляда от Егора. – Знаешь все, да? Не прости, но и как сам же до этого это дал… отберу-обнадежу и раздену! А понял ли и… так же? К примеру… И то же, что София тоже наша семья. Пусть и… какая-никакая. Да и как мы же ей все! Вместе же взятые… Будь то братья или… отец. Но ведь… и семья. Но тебе же так хочется делить, все-таки и недоТоретто, но и не жаль, что ты даже не замечаешь, как и приоритетность расставляешь. А что по: «Девушек, а и тем более детей, всегда – вперед» и «Взрослых уважать, малышей не обижать», а там и «Люби ближнего своего»? Ты же проштрафился и там… и там… и тут! Что уж говорить же и о том, что этой же самой девчонке куда хуже, чем тебе… чем и всем же нам!
– А как насчет: «Не прелюбодействуй»?
– Ну… наконец-то! – Хохотнул Влад и склонил голову к левому плечу, пряча кисти обеих рук в карманы серых штанов. – А я уж думал – до ночи шаркать будем. А это я же, оказывается, и сам просто не с той ноги встал и стороны же зашел… Впервые, брат! Впервые… Да и давно же мы с тобой не говорили одними словами, но и о разном. Обычно же и чаще всего – это все как-то и… наоборот. Да и с пониманием же хотя бы, если уж и не с принятием. Что ж… Я продолжаю быть верным себе. И в этом же так же ведь не изменяя… Мой интерес к ней, как и чуть большее же внимание, лежит исключительно в братско-сестринской плоскости. Ни больше… ни меньше! Ну а если ты видишь здесь и в этом что-то иное – это только то, что лишь ты… и видишь. И, скорее всего же, а даже и точно, что не видит же больше… ник-то. И это даже… забавно, если вспомнить и учесть в моменте: кто что видит и не видит же одновременно. Как думаешь, что видит София, а даже скорее и не видит, когда ты применяешь к ней то или иное поведение или… отношение?
– Я не делаю ничего, чего бы ни сделал ты сам, будучи же еще и на моем месте! – Напал на него блондин и, прижав же к черным металлическим перилам лестницы спиной, поднял правой рукой того за шею над полом, левую же спокойно погрузив в соответствующий ей передний карман штанов, как и сделал сам же Влад до. Добавляя же еще тем самым и к общей же морской свежести и соли, заполнившим помещение куда пуще и массивнее, будто и целый же баллон и не один освежителя воздуха с этим же конкретным и единственным запахом распрыскали вокруг, и лесной массив со скалистым грозо-громовым перевалом. – Да и это же явно было бы не хуже того, что ты сам бы мог сделать, будь бы ты на нем и так, правда? Мы ведь в одной лодке, брат! Или я не прав?
– Ксан?.. – Почти пискнул Никита, смотря на все это своими раскрытыми от страха во всю же высоту и ширину желтыми глазами. Но и видя же лишь перед ними, как в быстрой перемотке и диафильме, все возможные и не похожие сюжеты. С весьма кровавым же продолжением. И отчего-то же лишь только одним постоянно повторяющимся: «Иван Грозный убивает собственного сына». Но и только же все на библейский же лейтмотив и с «Каином» и «Авелем» соответственно.
– Все… под контролем… – не отрывая своего же внимательного и серого взгляда от ребят, ответил ему мужчина, аккуратно и пошагово заходя за спину Егора и готовясь же в любой момент и в случае же чего брать тут же все и в свои руки. А даже и тем более самого парня. И отдирать же уже его и от другого. Стараясь так же аккуратно разогреть и утеплить, высветлить окружающую обстановку. И что ни говори, а полуночное солнце справлялось с этим куда лучше обычного – не перегревая и не переохлаждая излишне.
– Многострадальная моя шея… – взвыл Влад. Но скорее же только для вида. И чтобы все же уже дружно сжалились, отстали от него и отпустили восвояси. А и точнее же – в свою комнату. Не только еще и покурить, но и именно же уже выпить. И знатно! – В лодке, да… И все еще с собакой! Но и благо же еще без велосипеда… На нем ведь катаются только медведи… бедняжки… ведь их же с нами нет. Как и его! Да и на кой он вообще нужен и в лодке-то, так еще и на необитаемом острове затем, правда? На нем же неудобно нарезать круги и резать волны… а и тем более в разрезе все того же ведь песка. То ли вот дело кукуруза и ее поля… Такой ведь себе выбор единственного предмета… как и НЛО. Не телефон ведь… и с единственной же в мире песней «Какао». Это же тебе, знаешь, не… это. Ха! Не голову же и в пасть тигру же засовывать, чтобы не столько и развлечься в открытом море… или океане… более без ничего и никого… сколько и узнать наконец: «Что же такого в этой самой жизни… Ни»!
