AnaVi
Черная Принцесса: История Розы. Часть 1
– Кто-то поминал меня всуе? – Донеслось до пары сверху мужским ироничным голосом и они тут же взглянули наверх – на почти и ту же самую их лавку, вот только и на которой вниз же головой и все для них сидел уже отец Софии – Сергей. Одетый, как и всегда, во все белое с иголочки и по фигуре: от костюма-тройки под длинной же накидкой с капюшоном, сейчас лишь спущенным с его головы и под которой, в свою очередь, так же находились два керамических крыла, как еще помнила да и знала же по своим и другим таким же и не сама София, одно черное с белой стальной нитью по контуру перьев и с гравировкой сзади: Ж на тонкой же и все черно-белой же длинной цепочке, несмотря же и на его же чистоту, но и что он сам ей так нормально и ни разу же не объяснил, уповая скорее на ошибку при подборе материалов, хоть и все еще при этом не исправив, уже и затем списывая это на почти что и полное отсутствие свободного времени, и второе белое с черной же стальной нитью по контуру перьев и гравировкой же сзади: С на тонкой бело-черной короткой цепочке, длинный же еще и рукав которой покрывал тканевые короткие перчатки с прорезями лишь для четырех пальцев, пряча под собой уже бело-черное тонкое керамическое кольцо в сплетении двух обручей как вечность и с гравировками сзади белого: Роза и черного же: Сергей на левом безымянном пальце и как уже и именно напоминание о былом, как и чуть выше же его черную нитяную фенечку с черным же керамическим крылом и гравировкой сзади: А и до лакированных туфель на небольшом квадратном каблуке. И ничто же не могло перебить этот его свет: не сейчас, не в принципе. Вкупе же еще и со светлой энергетикой, так слабо пусть и чувствующейся же сейчас, но и имеющейся да и неявленной же пока способностью вместе с крыльями. Так по крайней мере казалось. Но и именно же: казалось. До того момента, пока рассмотрение всей его довольно-таки и массивной фигуры не доходило до лица. И не падало же буквально, погружаясь в такие же карие глаза, как и у Софии. Собственно, и передавшиеся ей же от него. Вместе с цветом же волос, контрастировавшим так же и на общем же его белом без малого фоне. И, как ни странно, еще и с улыбкой. Но и уже в случае с ней – на фоне его же статуса: она же была просто копией улыбки самого Александра. Такая же хитрая, озорная и самая же что ни на есть мальчишеская. Фамильярная и фривольная. Хоть и уже без ямочек – копия же все же, а не оригинал. Не забывая еще и про то, что сорокапятилетний сорокапятилетнему все же рознь.
**
…Ну да! Как и мужчина же мужчине. А там – и парню… О чем уже и забывала я сама… время от времени все же, а и в особенности и в такие конкретные моменты нашего же воссоединения, складываясь под впечатлением в самое же что ни на есть желание… лишь только и корпящее, доживающе-умирающее же свое в тебе же, ведь и несмотря же еще и на то что и как раз таки Александр мне почти что и крестный, так еще и с достойной же разницей в возрасте при этом что по одним меркам, что и по другим… влюбиться в него! Проверив же еще и заодно на прочность и практике теорию эдипова комплекса, но и в разрезе же того, что девочки, как ни крути, а ищут парня, похожего на своего же отца! Но и каждый же раз себя тормозила-одергивала, черкая и зачеркивая же все это, уверяя себя, что это явно был и есть не мой и не тот самый случай! Ведь так, а не иначе он еще и мой отец. Не замена… Второй отец! И пусть и не родной… Но и все-таки. Ведь и инцест же будет похуже всех моих комплексов же вместе взятых – никаких ошибок же не прощает! Несмотря еще и на то… что и дело-то семейное. Но и в этом же как раз и была вся соль – мне и брата-не-брата пусть и почти что, но и все же уже парнем как хватало, так и хватает, чтоб еще и с этим проблемы иметь! Но и зато ведь сразу же становилось понятно – почему именно и с ним у меня была такая тесная связь и близость, как бы это и после всего же того ни звучало: мы же будто ментально, судьбоносно и кармически изначально были созданы и связаны друг для друга и друг с другом – на всем протяжении времен… И даже когда расставались и терялись, а и тем более когда были вместе и рядом… Ребячество двоих – внутренние дети нас все равно находили и объединяли между собой… всегда и везде. И так же все – навсегда и навечно! Но и тут же ведь – что мы оба опять-таки и из-за своей же все схожести никогда друг другу, а там и себе, перед этим же еще и про себя не признаем – потому что даже в этом, желании пообижаться лишний раз, были, есть и будем еще похожи как никто…
****
– Серый! – Небрежно фыркнул Александр, приобнимая Софию за правое плечо своей одной и правой рукой и, тут же развернув себя же и ее спинами к спинке же скамейки, уложил ее голову на свое уже правое плечо, левой лишь слегка приобняв за талию. – Явился, не запылился…
– Как ни пытайся, а с темы ты все равно не съедешь! – В том же тоне и сразу обозначил ему брюнет. Переведя затем и уже куда более внимательный, а даже и заинтересованный взгляд на девушку подле него, будто бы и рассматривая ее, вспоминая, и тут же заново изучая и запоминая, знакомясь же с ней как будто снова и впервые.
Паранойя или нет, но и ей вдруг показалось, что и он же сам стал другим – каким-то странно-новым, не старо- и не таким, каким был раньше: с чересчур темными, почти что и черными глазами, и это же еще при всей же его и общей светлости-бледности, да и в частности же, когда даже при обращении они еще больше высветлялись, так еще и с куда более укороченными и такими же темными волосами. Да и подвески же на его шее как-то неожиданно, довольно ко всему еще и нервно-дерганно, при всем же том его и до сих пор же сохраняющемся официозе перекочевали вперед – над и поверх одежды. И так он их и не оправил, не вернул на место. А даже и больше того – продолжил трогать, придерживая в правой руке, левую держа же спокойно и на коленях. Так еще и не оба же крыла сразу, а только лишь одно и черное. Когда же раньше да и только лишь изредка, но и все же, когда позволял себе это, так мельтешить, лишь белое. И дело же было далеко и глубоко же не в зависти или какой ревности: что он вдруг и на Женю прямо перекинулся, ранее вообще же его никак излишне не цепляя, забыв же еще при этом и вовсе же о ней. А в резкой смене интересов и приоритетов, причем и совершенно осознанно. Заставляя тем самым уже и саму же девушку так же нервно поджать губы. И банально уже именно и напридумывать себе все и с его же отречением от нее же самой за все, всех и ко всему же еще: от и до. Параллельно же еще подмечая, как и его же энергия, будто и вместе же со всем тем его лишним, так еще за любой кипишь и со всем же затем вытекающим, не отставая и идя так же уже в разрез, естественно, себе и ему, явила так же неожиданно и какие-то уже свои новые ноты чего-то: горького и кислого, затхлого и горячего, хоть и при этом же еще прохладного и выдержанно-градусного, напомнив ей собой сразу же – коньяк, что-то наподобие болотистой местности со мхом и тиной и горящие торфяники.
Скуксившись и сморщившись от такой смеси и спектра, еще и под таким же все вниманием к своей весьма скромной персоне для разглядывания ей, но и не ее же саму, она слегка откашлялась и попыталась вновь уловить это специфическое и совсем не подходящее ее же отцу амбре, но, как и следовало ожидать в таких же случая, когда только и больше всего именно кажется, не поймала ничего: ни из той энергии, как прежде, ни из другой, а ведь и об этом забыла – какое между ними и все же еще сейчас оставалось расстояние. Ну а вместе же с тем сразу будто бы и глаза просветлели, и волосы в длину и цвет же свой вернулись. Так что и, списав же это все уже и окончательно на высоту, угол обзора и преломление, как и на свое же и все же переутомление от всего и всех же за день, закинула все это к той же все еще и чрезмерной до этого, как по ней самой и на тот же все момент, активности там же, что уже и, кстати, стихла и успокоилась. Да и можно ли было ожидать чего-то иного и от таких вот свиданий, так еще и один раз в месяц? Они ведь могли и легко за это время измениться: что частно, что и в принципе. Не могли же только сменить сущность вместе с энергией. И дело же тут не только в самой быстроте, но и в смысле, которого не было ни еще, ни уже, ни никак. Ни у него, ни у нее.
– Я же все же видел твои слезы, Ксан! – Усмехнулся Сергей и перевел такой же смеющийся карий взгляд вновь на мужчину, убирая вмиг и подвески обратно под одежду. – Но и… как же приятно было их видеть, ты не представляешь! И не потому же, что я садюга. Это знают все… да и ты же сам! А потому, что все при ней – моей малышке! – И, дрогнув неожиданно уже и для всех от такого пусть и на первый же взгляд обычно-милого обращения, но уже и на второй же, как от одного из треков сборника самых же что ни на есть ужасных звуков: от ногтей по стеклу до бормашины, будто и скачанного по-пиратски, не соответствующе-принадлежащего ему по праву, девушка тут же завозилась в руках русоволосого и посильнее укуталась в его плащ. Стараясь теперь уже и именно выглядеть, а не являться более-менее естественно, чтобы только не прерывать, так еще и не объяснять того, что и сама пока не понимала, а и только лишь чувствовала и ощущала: будто и шестым же все тем же чувством – интуицией. Про себя же лишь и дальше пока осознавая, что никогда еще не именно, а и в принципе же его обращение к ней не вызывало в ней такого отторжения и желания отгородиться, разложить вокруг себя тут же и те же все резиновые перчатки и сидеть в них до непосинения как в ведьмовском кругу: вроде бы и против них, как и любых же темных сил, но с их же названием-помощью. Жаль только, что и ему же звук скрипучей резины не резал слух. – Если и есть еще какая-то степень доверия, то точно меньше и ниже этого – ничто же фактически!
– И я ценю это! – Улыбнулась, хоть и слегка криво София и, подтерев оставшиеся слезы у него и себя своей правой рукой, как и уложив затем уже обе свои ладони под свою же голову, удобнее устроилась на плече мужчины как в детстве: в моменты общения, чтения-просмотра чьих-то картинок и его картин или просто в тишине с ним перед сном, но и главное же – с последующим засыпанием с и на нем. Ведь и только так заснув, она уже точно и после же до утра спала. Иногда, правда, еще и слева, чтобы только лучше слышать его сердцебиение. А Александр же, в свою очередь, почти подстраивался под нее. Почти. Ведь и проходить полное погружение в ее состояние и в своем еще полусидя-полулежа положении он позволить себе никак не мог: так как и она же все время так или иначе оказывалась у него на коленях и прижать, сжав ее так своим телом – значило лишь раздавить. Так что и терпел до ее полного проваливания в сон, чтобы только уже после перенести на кровать или будучи уже на ней просто перевернуть, имея уже прямо-таки и отлежанный ей левый или правый свой бок. И так хоть и почти же так же все сидя-лежа, но и уже куда более лежа, так еще прижимая ее у себя на коленках к себе и не боясь, засыпал и сам. Периодически лишь просыпаясь еще затем, но и только лишь чтобы вновь поменять положение их тел, отворачивая-перенося еще и ее же параллельно от края через себя. Но а она же сама еще, как бонус, слышала его сердце и будучи на правой стороне – куда четче и чутче, не громче: ведь уже и не в, а и над самым своим ухом, как белый и розовый шум вместе. Вот только и теперь же уже и по-взрослому ища еще и мотивации же таким образом к развидению-разуверованию непонятно пока чего, как и как, но и в том же самом все напротив. Пусть и оба же этого пока сами не понимали, как и не знали.
– Попкорн и колу приготовил? Устраивайся поудобнее… Новостей – с горкой и больше! – Сыто улыбнулся Александр, обнимая девушку уже обеими своими руками за талию. Привлекая-прижимая ее таким образом еще ближе к себе, как и заставляя буквально еще и прочувствовать его теоретическое упоминание-напоминание как и игру слов на практике: со всей же его сладостью, обжаренностью и нотками же сирени с озоновым отливом при этом, что, казалось, уже и настолько перемешались, что уже даже и въелись же друг в друга под конец и насовсем. – Начнем… с хорошей! Мы наконец-то все вместе встретились и воссоединились. Да! С твоим же все и сыном, как и такой же невесткой. В скорости же уже как: с матерью и отцом. И я ничего сейчас не перепутал, как и никак же их местами не поменял! Ведь и при всем мужском, как и твоем же в нем – отец там будет… она. Но и кто не таял перед этими крохами, верно? Можешь начинать уже золотить мои ручки и голосовые связки, дедуля. Давай-давай! Твои слезы – на мои…
**
…Что в твоем понимании, дорогой дневник, «свобода»? Что это или кто это? Где это и когда это? Почему это и зачем это? С кем это или с чем это едят? А и самого главное: в какое время это? Столько вопросов и ни одного ответа, да? А ведь именно с таким полным пластом полезной информации о ней мы и идем по жизни. Ищем ее… Взываем к и о ней… Боремся за нее! А… За что, по сути-то? Неужели никто с ней не сталкивался еще? Никто из нас! И… До этого! И да, пусть и не нос к носу! Но… Хотя бы и… в толпе. Мимолетно… Встретившись теми же глазами… Нет? Или все же: да? Ведь и порой, ища что-то вне нас, озираясь и по сторонам… как параноики… мы же и не находим того, что ищем… И не потому, что зрение плохое! А потому… что в большинстве же своем все то, что мы ищем, находится рядом с нами! В поле нашего зрения. И на расстоянии вытянутой руки. Ну… как максимум! А как минимум – еще и в паре миллиметров. Но и ведь нам же все время… все равно… еще и при этом… чего-то не хватает! Причем, казалось бы: есть все. Но и, елки-палки-то, чего-то все же нет! Чего? Не знаем! Но и не хватает же… Не хватает – и все тут! Да-а-а… А покрутиться вокруг своей оси и посмотреть перед собой – не выходит. Как и не выходит понять, что в вечном поиске чего-то высокого и широкого… далекого… глубокого… мы так и не понимаем – насколько это далеко! И дело даже не в географии… Расположении точек на карте… Морально и духовно – далеко! А мы же и все тянемся. За чем и зачем? Непонятно. А вроде бы, да: «Бери и пользуйся! Вот оно… Перед тобой». Ан нет! Просто же – не катит. Просто же – неинтересно. Ведь, и привыкнув постоянно что-то усложнять, мы даже не верим в простоту обычных вещей… Тем более – не видим их. Ищем все время подоплеку и двойные смыслы… А их – нет! Оттого же все и простым быть – трудно. По факту – невозможно. Ведь мы сами… и в нас же самих… постоянно будем(ут) искать второе дно… И знаешь, самое интересное что? Найдем(ут)! «Кто ищет…», да? Нет! На этот раз: нет. Ведь мы (они) создадим(ут) его сами! И, более того, еще же и научим(ат) видеть это… всех. Кол-лапс… И все же разом полетело в тартарары! В тартарары… сво-бо-ды же. И вновь – те же самые вопросы! Как и вечность. Как и вечная же жизнь… Как и: «Пойди туда, не знаю куда и принеси то, не знаю что». Мы ищем свободу, не зная – какая она! Или вообще – он. Как выглядит. И выглядит ли вообще? Что попросит за себя взамен? И попросит ли? Что за собой понесет? И понесет ли? И куда уведет? И уведет ли? Так и еще ищем-то… ищем вечность, не зная, как провести один день! Сегодняшний или завтрашний… Неважно! Важно, что и тут-то: веч-но-сть! И что же мы будем в ней делать, м? Если и даже, что делать здесь и сейчас, с собой и другими – не представляем! Ищем, чего таки и все же недостает… имея все! Да… Все! Перед нами же – весь мир. И… все миры. Такие же и шансы… Все же и возможности! Неограниченные никакими рамками и… стенами. Никакими и гранями! А и ко всему… да и чего уж там… и самим горизонтом! И все равно же – чего-то не достает. Па-ра-докс! Как может недоставать чего-то… когда имеется все и… имея же все?! И всех… У каждого же – свой смысл. Так, может, мы уже… и вместе же со всем тем… вечно живем? Может, мы так же и уже свободны? В этой конкретной точке! И в этом же таком же моменте. Сегодня! Сейчас…
Глава 14
**
…А вот и что ты мне сделаешь будет, если я скажу тебе… что всегда мечтала о такой двухэтажной квартире? С лестницей, ведущей чуть ли и не в саму же Нарнию. С нереальным… да, просто нереальным количеством комнат! А там же – и дверей. Неизведанных до конца, но и пока лишь только мной. А может, и не только… И самими же еще хозяевами ее и их – так же целиком и полностью. Что же лишь и так же все пока, возможно, и почти же что как и в самом же Хогвартсе лестницы, постоянно меняют свое положение… а может, даже еще и обустройство… перемещаясь по пространству и времени – не хуже и лифтов… а и точнее же лифта и именно же из «Чарли и шоколадная фабрика». Ведь и с возможностью еще выхода из каждой на свой же собственный, отдельный балкон… И в такую же ванную! И да, это значимо и ценно как в принципе, так и учитывая, что и… так… на минуточку… с Розой мы делим одну ванную на двоих! И знаешь, еще что? Именно ее ванную! А и чтоб прям до конца, так сказать, дооценить весь масштаб трагедии – чем-то схожую с ванной Никиты. И ты совершенно верно спросишь: «И что же тут такого? Унисекс, может». Может! Как и так же может, что я просто не дописала еще одно слово: с розовой ванной Никиты! И тут я уже отвечаю и во всех же смыслах – только лишь за себя, как и за свою же все нелюбовь к этому цвету. С Розы это пошло. Или было еще до и не с… Факт есть факт! Как и то, что у нее хотя бы аргумент посущественней был да и есть для всего же этого моего же собственного ада: ее имя собственное. Тут же предшествующее цвету и от него же исходящее! Что еще? С большой кухней и гостиной… с окнами в пол: от потолка же прям и до! С личным выходом на веранду-лоджию уже и с мини-гостиной же под черным металлическим козырьком крыши, ведь только уже и без камина, как и из квартиры же на крышу. Буквально… что и руку протяни! Но и перед этим все же выйди, ногами же до лестницы, ведущей к ней, пройди, залезь по ней до конца, выйди к парапету – и весь город перед глазами, как и горизонт же на руках! А там – и мир. Да и миры, если взглянуть чуть выше. И с остальными же планетами… Да и если уж не круглыми, то сферическими! В твоем же понимании: «пятьдесят и пятьдесят». Или что? Неужто и забыл про свою теорию – не соединения двух планет, а и наоборот рассоединения-разделения одной? Как и на рай и ад. Только шарик и… напополам! Где сверху – первый и верхняя же его часть. Снизу – второй и нижняя. Соответственно! И еще же где нижняя – перешла-таки наверх, вдруг став над и… самим же верхом. «… здравствуйте». Да уж и… приехали! Что? «Рыба и здесь гниет с головы». Так и сгнила же. Забыл! А я же еще помню те твои вопросы: «А что – под нами? Что – за? А что – и рядом с нами?». Честно… боялась даже и говорить что-то и про… над. Но и благо – с последним вышло все проще и куда яснее-явнее. Неожиданно же – просто и совпав: твое же и с моим. Ну да, пусть хоть и… более-менее. Да и не ты же один верил, как и веришь же в подобные и не «теории заговора». Да и чего уж там, вроде и периодически – самой же меня. Когда вот так смотрю, как и сейчас, перед собой из окна все той же их квартиры… обычного… да и той же все балконной двери иногда… неважно… важно же, что и вижу: «Нет, наш-то и наша – плоский и плоская». Горизонт. И я. В отражении! Не мир и планета! А уж и тем более – во множественном числе. Пошутила я… Шутка! Да… come on! Все, ладно, больше не буду… Только – меньше! Да и это ж ведь надо было так спустить… если и не опустить… самого бога! Да и даже еще и не до состояния не самого дьявола… Да еще и ограничить! «Плоская Земля»… «Диск»… Ага! И многие же народы древности так считали. В частности же: древние египтяне, вавилоны… А что уж говорить и за: ранний индуизм, буддизм… И других! И другие… Своих и свои… Чужих и чужие… И не. Да и за… А и сейчас же что, кстати? А как же все… и Библия?! Где: «И создал бог за семь дней… пиццу». Забыв только выпарить из нее если и не всю, то большую же часть воды… Как и я – и в последний же свой личный день Софии-Помпеи: прям и под сдачу же какой-нибудь… да хоть и курсовой! Если же и есть что-то более-менее и равное же одному «мозго-выносу», то другой. А и подчас же еще – и точно такой же! Но и где бы хоть раз, так еще и нормально сработал бы «принцип качества», а и не количества? Дважды: ага. Или… не он, м? Чревоугодие же… все-таки! «Но все ведь любят поесть»? Все. И это – чревоугодие! Земля-то – какая! Хотя… там скорее же и именно гордость. А то ведь еще и гордыня. Если… и все же еще говорить о грехах, пороках и… самом-не-самом дьяволе! Но и опять же все: если он один. Как и его же все собрат по несчастью… И это же – лишь одна из его функций: из семи же и девяти соответственно. Как и… из имен. Ведь у него – много имен! А если же нет и их много, демонов, а дьявол как раз таки и один – Сатана (если уж и не старший, то и не высший же демон, как и остальные же все с ним), то тогда и не Люцифер – Вельзевул. Хотя… казалось бы! И почему только у бога есть сын? А почему и Люцифер – не чей-то и еще сын, помимо все же и… бога? Сколько же людей… а там и нелюдей… столько ведь и мнений! Но и тут же ведь все же и странно, не страшно, думать, что и все тот же самый сын божий – мог быть… и был же скорее всего… братом Люцифера! Или же… сводным и… У него мог быть… еще и тот дядя самых честных правил! Прямо-таки и… дядька. Сатана! Ну… хотя бы что и не отец, да? Второй! «Муж ведь и жена…». Кхм! Отвлеклись! «…одна и один Сатан(а)». Ну… типа: «Сатан и Сатана», «Love, Satan». Нет? Ах так, значит Мамона может быть, а Сатан вдруг и нет? Не говоря уж и за женщин среди мужчин… со своими же чертями, демонами… а где-то и дьяволом(ами)… грехами, пороками… и пакетами в пакетах! Не путай только с дыркой в дырке – это другое, чужое и… не-зашь-ет-ся! В общем… Несправедливо! И теперь-то уж – точно. Как и теперь-то уж точно: отвлеклись. Продолжим! «Ну, зато и проще ведь делить». Да уж… что-что, а это же прям – бесспорно. Чем и тот же все апельсин! Мхм. Смех, да и только… Но и тут же – смехом. Смеху и рознь. Ведь если дьявол создал пиццу и людей. То бог – обезьян и шар, получается? Вместе с динозаврами и… прочим! При этом же – еще и не отличившись… совсем. А и даже наоборот – больше сойдясь… Забавно! Но и опять же – все циклично: и мы вновь вернулись к теории о «двух мирах», «планетах» и «богу-дьяволу»… Случайности – не случайны, а? Если и совпадений – не бывает. Однако… Что же, вернувшись таки, и до камина же собственно… Он был… чуть ли и не одним из первых… да и главным же способом связи с верхами! Да и знаешь, не странно, что ты не удивился не голубиной почте, а удивился и именно этому, дорогой дневник! Ведь этому удивлялась и я сама… в свое время. Да и до сих пор! Как и тому, что в нашей ее квартире – такой тоже был. Только все и мне же… не разрешалось им пользоваться. Но и по понятной же причине: «Не трожь то, что не твое»! И вот тут-то как раз таки мне же и повезло чуточку больше… обычного никогда. Да и тут же я могу сказать это смело… И с гордостью. А даже и честью! Что… могу и не привязываться к ним, а общаться напрямую либо через вторые, но и все же ведь руки: будь то Александр или Женя. Да… Передавать что-то туда и… через них… отцу. Как и принимать-получать – оттуда и себе… Как? А все было просто… Проще простого! Да ведь… и проще быть-то и не могло, чем и так же все написать что-то… что-либо… поджечь и дождаться, пока бумага истлеет в бревнах-углях и направится прямиком… в небо. Через каменно-железную же все и трубу, высасывающую все, вся и сразу же, как и со всех же этажей, квартир и комнат ниже и выше, справа и слева… При этом же еще – не попадая как ничем, так и никем к другим и чужим! Ведь и при всей же своей общности – она еще делилась и на частности, а именно отсеки с автоматическими заслонками для каждого этажа, такой же квартиры, комнаты и чуть ли даже не отдельного того или иного ее пользователя на нем и в них же для ухода дыма с частичками посланий и прихода соответственно так же и по нему их же – только и к тем самым, именно нужным же и адресатам. Которые же потом, преодолев барьер, вновь трубы и камины, и попав в те самые руки или упав к тем же самым и ногам – опять становились полноценными, а и главное читабельными посланиями. Ну, а с самоуничтожением или нет? Каждый это уже решал сам: сначала за себя, а потом и против – кармически-судьбоносный бумеранг ведь никогда как не спал, так и не спит! Важно же в этом еще и что… Что? Что рукописи как не горели, так и не горят… Ка-лам-бур и и-ро-ни-я! С частичкой правды… И мы же и все так же – не стареем! Но и сказав-рассказав же тебе все это… как и начав же, как всегда, за здравие и закончив же все так же за упокой, своим первым изречением с «если я скажу тебе»… я, скорее же всего, а там же и точно – услышу от тебя… но и как ты же все правильно, верно и мне же самой при этом вновь подметишь… вопрос-ответ: «А кто бы и не мечтал?». А там бы еще: «И что бы еще не мечтало оказаться тут?». Действительно! Хотя… может ли действительно и это называться тогда «мечтой»? В разрезе же все и качества, нежели и количества. «Мечтой – может быть все. И это тоже»? Как и изменой же все – физическое и духовное, получается, так? О, нет, я не передергиваю сейчас! Любовь ведь – не физика изначально, а все-таки и химия. Да и есть же разница между: бросить только и льда на нервы и именно и цепь на шею. О, да, эти колечки дорогого стоят… Дороже, чем и полумесяцы от ногтей на ладонях! Да и многие же в первом случае не целуются в губы, а там и в принципе, когда и во втором же – фиг оторвешь. Метки же как пошлятина, когда на всем теле и их можно и нужно скрыть. Но и метки как искусство, когда «накачала губы» и их можно, но и не хочется скрывать, да и зачем: когда акция-процедура не единовременная, а повторяе-поддуваемая! Где, и в первом же случае, сразу и на берегу договорились обо всем, как и кому больше I want it, тот и так же I got it, в то же время как другой пусть и не в полной тишине и молчании, но и в безопасности в дальнейшем с ним же, так еще и в гармонии с собой. А во втором: «говорить научили, рассказывать – нет», влюбовница и любовь, держась меж и за обеих как за разрезанный надвое корабль лишь с одной мыслью, что если его прям здесь и сейчас перезвать своим именем, то он как-нибудь так и доплывет, проплывет и переплывет, собрав по пути семь-девять по лавкам вместе с долгами и, собственно, детьми и залетит в реки, затем за хэштеги и по итогу уже за полноценную решетку – перед залом суда, где и как не здорово, что все мы здесь, сейчас и сегодня собрались, но хоть уже и познакомились! Жаль только и не с собой как внешне, так и внутренне и где страх пойти с вещами на выкинтош оказался больше и сильнее, страшнее, чем признать и признаться, отпустив себя и другого. Простые вещи – всегда самые сложные! И да, пусть и не всегда правильные. Но и ныкаться втихую, подглядывать украдкой и прятать, а там и жрать паспорт с уже имеющимся штампом не перед загсом, а церковью – тоже не вариант. Не говоря уж и за довольно прицельную стрельбу по своим крестам и не только же тех, кто стоял под короной. Да и что за грехи детей должны буквально расплачиваться родители, как и затем наоборот. И пусть уже и не столько буквально. Но ведь и не всегда материальщина притягивает себе подобное как количественно, так и качественно. И вот уже договор с дьяволом не кажется такой плохой идеей, да? Но вот и только: сколько ты готов… и первым… отдать? А и главное – кого…
****
– Ну наконец-то я это увидел! – Поймал Софию за записями Влад, тем самым прервав и оторвав же ее от них, проходя неспешно и тихо в гостиную и усаживаясь рядом с ней на черно-белый ковер у черного же камина. – И хотелось бы еще сказать, что: «зрение испортишь». Но! Скорее: «свои прекрасные волосы сожжешь, сидя так близко у открытого огня».
Улыбнувшись, девушка прикрыла свой сиреневый ежедневник и тут же вернула широкую резинку в цвет его на свое место же – поверх, стягивая и фиксируя ей меж плотных обложек исписанные и не сине-белые листы и скрепляя же сами его «корочки» таким образом, превращая ворох мыслей в единое целое. Синюю же шариковую ручку оставила поверх, дабы не растягивать «защиту» и не рвать сам ежедневник ей изнутри. И положив его перед собой, никак при этом не пряча, воззрилась на парня напротив, уже переодевшегося и готового ко сну: одетого в белую свободную майку и такие же широкие спортивные штаны, закатанные до худых и даже костлявых, бледных колен. Демонстрируя этим без какого-либо стеснения теперь еще и саму свою забитую левую ногу в тон такой же руке, что она видела же у него ранее и к ним же уже боку, что нет-нет, да и высве-отсвечивал же продолжением «тату» через вырезы все той же майки: в виде и того же все «залитого» черного дерева, с которого, почти как и к Адаму и Еве спускался змей-искуситель, вот только уже и без яблока. Высокий и широкий ствол его занимал почти и все пространство его левой стороны тела, переходя на ребра с руки и уже с них немного и на спину вместе с раскидистой кроной с яблоками. С одной из веток которой, как и сам же черный змей, спускались еще и веревочные качели с деревянной доской-сиденьем. И к плодам же которой, а и именно самому большому и сочному, в свою очередь, с ноги и чуть талии, где были луг с мелкой травой, засыпанный такими же яблоками и цветами тянулся маленький мальчик с расшатано-раскачивающегося из стороны в сторону в такт же и самому его телу деревянного табурета, но так пока и не мог достать. И что, видимо, уже никогда не дотянется и не достанет. Но и, несмотря же на это, еще так же и никогда не упадет, продолжив равновесно балансировать сквозь века и эпохи, пространство и время. И если же не до скончания последнего, то и до окончания этого самого баланса с равновесием между светом и тьмой. Когда его и как все же это самое «тату»: либо спрячет сам хозяин, либо выжгут другие и чужие. И на смену выбору между светом и тьмой – придет добро и зло, а и точнее уже – зло и зло. И где выбор уже сам встанет на темную сторону, предлагая лишь сделать ставки на большее или меньшее.
Пробежавшись же почти и до конца по нему всему своим взглядом сверху вниз и снизу вверх и остановившись вновь на мелких его «тату» на левой же стороне лица, София с немым вопросом уставилась на его прическу, подмечая уже не выжженные краской, а именно сожженные концы рыжих волос и не только как челки, но и целого же клока еще основы.
– Знакомо не понаслышке, да? – Прикусила нижнюю губу она, стараясь не только поймать взгляд задумчивых и туманных сейчас янтарных глаз, полностью плененных рыже-синими языками пламени в камине – личного производства Жени и Полины, созданном на и собственноручно же до этого и ими же самими выстроенном из светло-коричневых долей поленьев «шалаше» с кучкой черных же углей внутри и с просьбы, а затем и благодарного кивка Александра без намека в этот раз, а и с прямым указом-укором на то, что: «в этом доме, помимо уюта, не хватает очага и заботы, любви». Но и прямо-таки и подавить в себе желание засмеяться в голос, чтоб не разбудить квартиру, а там и целый дом. И сделала наконец первый шаг, почти что и поползновение к нему и на него, чтобы быть ближе и хоть так общаться: видя, если уж и не слыша пока все ответы на свои же вопросы на его лице. Продумывая параллельно еще и остальные свои фразы и вопросы в попытках не нарваться на негатив: куда нежнее и тише, тоньше и дальше проходясь по наболевшей, а возможно, уже прямо-таки и больной теме его имиджа. Судя же и по его же еще на момент произнесения вопроса уже нахмуренному лицу. Ну а когда же еще и остановилась и подняла свой лучистый карий взгляд на него и его уже сморщенную-скрюченную гримасу до конца же уже и поняла, что и сим же своим недоакцентом попала в его же десятку: не стоило все так вываливать и сразу – ведь человек, а тут и не, смеющийся над всеми, редко же когда смеется над собой. А уж и тем более – никак не дает делать этого другим и чужим. Надо было подумать. Лучше подумать. Или вообще же не говорить, промолчать. А и еще же лучше и вовсе уйти, когда было время да и только же проводив Карину и в отличие же от самой Софии – буквально и до ее же квартиры, а и не только же до входной двери. Просто не дать и не даться же самому Никите, чтобы и тот вернул ее к нему и ним в дом. Но и будто бы ее вновь и спросили! По просьбе ведь все. И опять же – Александра. А и перед этим же еще – чуть ли и не по требованию же самого Жени. Пришлось ей вернуться и остаться на ночевку, чтобы завтра уже и со всеми договорить до конца и так же все начистоту. И вот как раз от последнего-то и по большей же части – ей вновь нормально и не спалось. Ну а теперь еще и так же не жилось, сидя же все сейчас перед ним и в ожидании же уже и именно его вердикта на свою такую пусть уже и очередную, но и все же ведь вольность, так еще и вновь же в отношении него: бросит он ее в этот самый камин или все-таки сжалится и задушит своими же цветами, если уж и не другими? Которых, к слову и живых, и не было же совсем – только и в виде рисунка ковра и орнамента тех же все перил. Но ведь и они же могли зацвести в любой момент, как говорится же: «назови – и поплывет»: сначала и самими же здесь и сейчас уже своими темными тенями от единственного источника света и тепла, а после – и в принципе. Доползут до нее, сомкнутся на ее же бренном жухлом теле, так еще и в однотонном черном спортивном костюме с резинками по краям рукавов и штанов, который она как-то ранее перенесла к парням в одну же и из таких же все ночевок и оставила же у Никиты, чтобы переодеваться хотя бы и в подобие домашнего из уличной одежды и все – поздно будет писать «пропало» мелким почерком и в письмах. И не потому же еще, что и ежедневник был уже закрыт, а потому, что и единственное, о чем она только лишь и успеет пожалеть, так это о неверно выбранном цвете одежде и об отсутствии тапочек. О чем пока же даже и не думала: ведь и ей в этом, как и самой же Карине чуть ранее, помогал сам камин. Тепло от которого, как и, собственно же, свет, пусть и небольшой, но и все-таки – больше были для них же самих, нежели и для кого-то из оставшихся уже здесь: ведь как и прекрасно видеть – у них пока не выходило и ориентироваться в пространстве в почти что и полной темноте. А что уж говорить и за общее что внешнее, что и внутреннее подмерзание плюс ко всему – без нормальной и до сих пор терморегуляции. Пусть и окна, как и балконные двери, были повсюду закрыты. Но по полу при этом все равно тянуло. И думалось ей, что и как раз таки из комнат второго этажа. – Влад?
