Андрей Болотов
Жизнь и приключения Андрея Болотова. Описанные самим им для своих потомков
Более сего не помню я ничего замечание достойного, до самых тех пор, покуда стали мы получать от армии нашей известия; но как о военных наших происшествиях предоставляю я говорить в будущем письме, то теперешнее сим кончу, сказав, что я навсегда есмь ваш и прочее.
История войны
Письмо 75-е
Любезный приятель! Между тем как мы помянутым образом в Кёнигсберге в мире и тишине жизни и время свое препровождали в разных увеселениях, война продолжала гореть в Европе и пылала полным своим пламенем. В предследующих моих письмах упоминал я уже, какие деланы были со всех сторон с самой весны приуготовления; а теперь, продолжая тогдашнее повествование далее, скажу, что лето сие было наидостопамятнейшее из всех бывших в продолжение войны сей, а особливо для нас. Оно прославило войска наши знаменитыми победами, а королю прусскому было в особливости несчастно; но чтоб подать вам о всех военных происшествиях сего лета яснейшее понятие, то расскажу все по порядку и начну с весны самой.
Начало кровопролитию учинено было в сей год еще очень рано и даже в самом еще апреле месяце. Ибо как королю прусскому никак не хотелось, чтоб земли его и впредь были театром войны и терпели от того неизбежное разорение, то и употреблял он все силы и возможности к отвлечению войны в самую внутренность Германии и к удалению оной от своих областей. Для самого сего и приказал принцу Фердинанду, соединясь с принцем Изенбургским, атаковать французов, стоявших еще на зимних своих квартирах, в окрестностях города Франкфурта, что на Майне. Итак, в половине еще апреля является там вдруг принц Фердинанд с сорока шестью тысячами человек войска и удивляет французов. Сими командовал тогда дюк де-Броглио. Сему генералу другого не оставалось тогда, как собирать скорее свои по зимним квартирам расположенные войски и иттить на встречу неприятелю. Он и успел произвесть сие с толикою расторопностию, что заслужил похвалу от всех знатоков военного искусства. Не более, как в 36 часов собрал он весь свой корпус, и хотя оный не простирался свыше двадцати пяти тысяч человек, однако он не стал дожидаться графа Сенжерменя, долженствовавшего привесть к нему помощь, но пошел с ними на встречу прусской и в 46-ти тысячах воинов состоящей армии и, сошедшись с нею при Бергене, имел столь счастливую схватку, что победил принца Фердинанда совершенно и принудил его, по потерянии шести тысяч человек с несколькими пушками, отступить назад. Сим приобрел сей генерал себе великую славу и пожалован был за то от цесаря князем Римской Империи и от короля своего – маршалом Франции.
Таковым-то несчастным происшествием для прусского короля началась сия кампания и несчастие сие было равно как некаким предвестием, что и все лето сие будет для него в особливости несчастно.
Вскоре за сим, а именно в течение марта месяца, овладели цесарцы городом Грейфенбергом в Силезии и приумножили тем еще более досаду короля прусского, который между тем, как помянутым образом французы дрались с ганноверанцами в окрестностях тамошних, расположился стоять сам против цесарского фельдмаршала Дауна, как предводителя главной цесарской армии и наблюдая все его движения, помышлял он только о том, как бы разрушить все планы и намерение своих неприятелей и воспрепятствовать их исполнению.
Все они были ему довольно известны. Он имел каналы, чрез которые мог узнавать все, что ни было на уме у всех соединившихся против него держав, и потому заблаговременно принимал все нужные к разрушению замыслов их меры. В сей год наиглавнейший план их состоял в том, чтоб наиболее действовать против него нам, россиянам, со стороны Шлезии, и стараться, войдя в оную, обратить всю силу короля прусского против себя; а дабы тем удобнее можно было его разбить, то положено было, чтобы цесарцам подкрепить нас знаменитым корпусом и между тем, когда король займется нами, самим им с главною армиею иттить прямо внутрь его владений, и стараться проникнуть хотя бы до самой его резиденции, города Берлина; а между всем тем имперской армии стараться выгнать пруссаков из Саксонии и овладеть тамошними крепостями и городами. Всходствие сего плана и назначено было нашей армии иттить прямо в Шлезию, дабы тем удобнее и скорее можно было соединиться ей с цесарским вспомогательным корпусом, и как прямейший туда путь был через Польшу, то положено было иттить чрез оную и дабы полякам сие вступление в Польшу не так было прикро (?), то обнародовано было о сем походе нашего в сорока тысячах состоявшего войска, особливою публикациею еще в половине мая месяца; подобное же тому учинили и пруссаки, ибо обеим сторонам нужно было запасение себя провиантом и фуражем из польских пределов и обе стороны старались преклонить поляков в свою пользу. Публикация сия, с прусской стороны, учинена была генералом графом Дона, самым тем, который управлял армиею его при случае первого еще дела с нами в Пруссии, ибо к воспрепятствованию нашего шествия сего отправил король прусский сего генерала, дав ему довольно знаменитой корпус. Сей генерал находился до сего в Померании, но как там делать ему было уже нечего, то и поручил король ему – буде не воспрепятствовать походу нашей армии, так по крайней мере затруднить оный.
Всходствие сего, генерал сей, собрав войско свое около Ландберга и вступив в Польшу уже 23-го июня, начал рассылаемыми партиями всячески стараться разорять повсюду заготовленные от нас в Польше магазины, и ему удалось отнять и разорить оные в Бромберге, Рогожне, Цинне и в некоторых других местах и лишить нас более шестидесяти тысяч шефелей круп и муки. Таким же образом, и более всего, хотелось ему добраться и до нашего главного магазина в Познани. Но как место сие было нарочито укреплено, а притом приближались туда и все наши войски, как к генеральному рандеву или сборному месту, то принужден он был сие намерение оставить, а занялся отниманием у поляков силою и без заплаты хлеба и фуража, и приневоливанием самых жителей к принятию в войске своем службы, как и набрал оных силою превеликое множество.
Между тем, как сим образом пруссаки хозяйствовали в Польше, собрались наши войска все в Познань, куда 29 июня прибыл и назначенный им главным командиром помянутый генерал-аншеф граф Салтыков. Генерал Фермор, командовавший до того войсками, тотчас сдал ему начальство над оными и сам остался тут же без малейшего огорчения служить под командою оного. Чрез сие приобрел он при дворе имя великого патриота, да и при армии удержал всю свою знаменитость и, сделавшись первым советником графа Салтыкова, и первейшею пружиною всем предначинаниям, мог тем способнее отомщать обидевшим его цесарцам, что не подвергал себя за то ответу.
Первейшим делом графа Салтыкова было то, что он, учинив всей армии смотр, не стал долее ни одного дня в Познане медлить, но выступил в поход и пошел прямым путем к городу Кросену, на границах Шлезии находящемуся, при брегах реки Одера построенному. Граф Дона не преминул тотчас подвинуться туда же с своим корпусом, и сближившися с нашею армиею, старался всячески взять у ней перед и захватить большую дорогу, ведущую к реке Одеру. А самое сие и подало повод к первому в сие лето сражению у нас с пруссаками. Однако помянутому графу Дона, хотя был он и искусный генерал, не удалось при сем случае предводительствовать самому прусскими войсками, но он принужден был накануне сего дня сдать все начальство над сим корпусом другому присланному от короля генералу Веделю.
Сия перемена командира в прусской армии была никем не ожидаема, и тем более для самих пруссаков непостижима и удивительна, что генерал сей был из младших генерал-поручиков и прислан от короля с таким полномочием, какое в прусских войсках было не в обыкновении и потому для всех поразительно. Причиною присылки его было то, что король прусский недоволен был медленностию и нерешимостию графа Дона, а особливо упущением одного выгодного случая к атакованию нас при местечке Мезерице в Больше, а избрание к тому сего генерала была особливая надеятельность королевская на сего любимого им генерала. Он прислал с ним к графу Дона и ко всей армии такое письмо, которое достойно особливого внимания и было следующего содержания:
«Любезный мой генерал-поручик граф Дона!
«Обстоятельства, в которых находится состоящая под командою вашею армия, благо и выгоды моего государства и необходимая нужда, принудили меня послать следующее повеление мое к вам и ко всей вашей армии; и моя воля есть, чтоб выполнено было оно в самой точности.
«Как обстоятельства не допускают меня самому отправиться к армии Доновой для командование оною, то посылаю я генерала-поручика Веделя, снабдив его моими повелениями по сему случаю; до тех пор покуда станет он отправлять сию коммисию, представляет он точно мою особу и все генералы, генерал-поручики, генерал-майоры и другие офицеры, до последнего рядового, должны ему повиноваться точно так, как бы я сам присутствовал и повелевал. Я ему накрепко подтвердил сажать всякого тотчас под арест, кто не послушает и не исполнит того, что прикажет он своим словом, а я, всех таковых ослушников, велю судить судом военным, как преступников присяги. А дабы вся армия была известна о точной моей на сие воле, то все говоренное здесь должно обнародовано быть всему войску. Генерал Ведель представлять станет при армии то, что представляли некогда диктаторы при армиях римских. Итак, всем офицерам кто бы таковы и каких степеней они ни были, должны оказывать ему повиновение такое, какое следует мне, и выполнять распоряжение его с верностию, точностию и мужеством. Я есмь -
«В лагере при Шмотганиене, 20 июня 1759 года. Фридрих».
Ниже сего приписано было по-французски собственною королевскою рукою:
«Вы не так здоровы, чтоб могли обременять себя командою, и хорошо сделаете, когда велите себя отвезть в Берлин или в иное место, где могли бы вы опять возвратить свое здоровье. Прощайте. Фредерик».
По получении такого повеления, что оставалось господину Доне делать, как не отправиться тотчас же в Берлин, оставив армию и все на попечение господина Веделя, а сему, в силу именного повеление королевского, тотчас дать баталию с нами.
Оная и воспоследовала на другой день приезда господина Веделя, и он атаковал армию нашу на походе, когда она, продолжая шествие свое, выступила по утру в поход, по большой дороге, ведущей к Кросену, при котором назначено было соединиться ей с цесарским корпусом, шедшим к ней под командою генерала Лаудона. И так как король прусский именно господину Веделю приказал воспрепятствовать сему соединению, то и не стал он ни единого дня медлить, но не взирая, что ему ни местоположение, ни силы неприятеля, ни состояние собственной своей армии было неизвестно, атаковал ее при деревнях Палциге и Каие, неподалеку от Цилихау и реки Одера на Бранденбургских границах – 12 июля. Сражение началось в четвертом часу по полудни, и продолжалось с жестокостию до 7-ми часов вечера; господин Ведель как ни искусен был, и сколь много король на него ни надеялся, однако, баталию сию совершенно проиграл, и потеряв до шести тысяч человек убитыми, ранеными и в полое взятыми, принужден был бежать и за счастие себе еще почитал, что ему не отрезали и не перехватили дороги к Одеру, и допустили спокойно перебраться за оную.
Таким образом получили наши войски над пруссаками неоспоримую победу, и все бывшие в сем сражении единогласно свидетельствовали, что никогда еще не происходило баталии столь порядочной, какова была сия. Нигде и ни малейшего беспорядка, во все продолжение оной, не происходило, как у нас, так и пруссаков, и победу приписывают более превосходству нашей силы, преимуществу в выгодах местоположения и хорошему действию наших единорогов и шуваловских гаубиц. Прусские войски целых три раза начинали наших атаковать, и всякий раз с отчаянным почти свирепством нападали, но не могли никак одолеть оных и принуждены были наконец ретироваться. Мы потеряли в сем сражении генерал-поручика Демику, 2 штаб-офицеров, 2 капитанов, 11 обер-офицеров, а нижних чинов и рядовых 578 человек, с ранеными же всего урона считалось до 3,744 человек; а у пруссаков убит также был славный их генерал Воберзнов с 4,220 рядовыми и более нежели 1,200 человек взято было в полон; сверх того получено было в добычу 14 пушек, 4 знамя, 3 штандарта и 45 барабанов.
Победа сия была хотя не из знаменитейших, но произвела многие и разные по себе последствия, из которых некоторые были для нас в особливости выгодны. Из сих наиглавнейшим было то, что все войски наши сим одолением неприятеля ободрилися, и стали получать более на старичка своего предводителя надежды, который имел счастие с самого уже начала приезда своего солдатам полюбиться; а теперь полюбили они его еще более, да и у всех нас сделался он уже в лучшем уважении. Мы, живучи в Кёнигсберге, и услышав о сей баталии и о том, как она порядочно происходила, почти верить не хотели, чтоб мог сие произвесть старичок сей, и удовольствие наше было неописанное. Вторая выгода произошла нам от баталии сей та, что армии нашей ничто уже не мешало иттить далее вперед и соединиться потом с поспешавшим на помощь к нам цесарским корпусом, под начальством славного их генерала Гаудона, состоявшим от 18 до 19 тысяч человек войска и наибольшую часть конницы.
Сей генерал, будучи отправлен от генерала Дауна к нам с тридцатью тысячами войска, имел не малой труд пройтить из своих земель чрез неприятельскую землю, и несмотря на всю бдительность короля прусского и брата его принца Гейнриха, старавшихся его не пропустить, пробрался мастерским образом благополучно и, преодолев все препятствия чрез всю Лузацию и оставив на дороге генерала Гаддика, с двенадцатью тысячами войска, прибыл наконец к реке Одеру в начале августа и соединился с нашею армиею, в самое то время, когда она, идучи вниз по реке Одеру, дошла уже до города Франкфурта и расположилась лагерем насупротив оного за рекою, приведя сим приближением своим самый Берлин в превеликую опасность.
Сему удачному пройдению сквозь всю неприятельскую землю генерала Лаудона поспешествовала много действиями своими и имперская армия, производившая до сего так мало дела, по в сей раз оказавшая свою услугу, впадением с своей стороны в Саксонию и принудившая тем прусского генерала Финка, который стерег цесарского генерала Гаддика, упустить из вида и поспешать для прикрытия Лейпцига и Торгау.
Сам король прусский находился между тем в Шлезии, и довольствовался защищением оной. Он стоял долгое время при Ландсгуте в ожидании выгодной минуты для себя, а Даун, с главною цесарскою армиею, стоял против его и ожидал также выгодного времени к шествию вперед или к сражению с пруссаками. Чтоб разрушить сию надежду и австрийцев прогнать обратно в Богемию, то старался король всячески делать им возможнейшие затруднения в снабдении себя провиантом и фуражем; и уже в цесарском лагере начали помышлять о пременении места, как получено было известие о приближении нашей армии к прусским границам, и переменило планы обоих сих полководцев. Даун, выступя в поход, стал подвигаться к нам ближе для облегчения наших операций, а король всячески трудиться над вымышлением средств разрушить наши замыслы.
Несчастная для него баталия палцигская и последовавшее потом соединение цесарского корпуса с нашею армиею, подвинувшеюся уже близко к Берлину, побудили наконец сего государя поспешить в Бранденбургские свои области, и как краткость времени не дозволила ему в сей раз взять из армии своей с собою ни пехоту, ни конницу, то поскакал он с небольшим только прикрытием гусар. Брат же его, принц Гейнрих, должен был большую часть своей армии отправить для подкрепления разбитой Вейделевой армии к Одеру, а сам отправился к армии королевской, стоявшей в лагере при Шмук-Еизене, в сорока тысячах человек, для командование оною во время отсутствия королевского, и для удержание Дауна, стоящего против оной с тридцатью тысячами человек цесарского войска. А получил также и генерал Финк повеление оставить Саксонию и поспешать с корпусом своим к реке Одеру, где мы тогда уже находились.
Путешествие свое совершил король благополучно. Все отправленные к нему из разных мест войски пришли в свое место без всякого урона. Сам он, в путешествии своем, наткнулся при местечке Губене на корпус цесарского генерала Гаддика, и отняв у него несколько пушек и пятьсот телег с мукою, и взяв человек с шестьсот в полон, соединился потом безпрепятственно с Вейделевою армиею.
Теперь решился король ни мало не медля дать баталию с нашею армиею, и хотя вся его армия не превосходила сорок тысяч, а наша армия, вместе с цесарцами к нам пришедшими, состояла тогда более нежели из шестидесяти тысяч человек, однако он несумневался ни мало, что он таким же образом ее разобьет, как в прошлом году при Цорндорфе, и был в том так уверен, что как в сие время прислан был от принца Фердинанда к нему курьер с радостным известием, что ему удалось разбить французов при Миндене, и тем отомстить им за разбитие себя весною, то король остановил прпсланнего от него офицера говоря: «Подождите немного, государь мой! мы отправим с вами же и от себя к принцу такой же поздравительный комплимент, какой он к нам прислал».
Однако ему не удалось в сей раз сдержать свое слово, и комплимент, отправленный с сим офицером после, был совсем иного рода. Совсем тем, очень малого не доставало к тому, чтоб не быть нашей армии от короля совсем разбитой, и тот же фаворит его генерал Ведель подал и в сем случае собою повод ко вторичному его несчастию, как все то усмотрится из последующего ниже сего подробнейшего сему славному сражению описания.
Оно по истине и достойно того по многим обстоятельствам. Сражение сие было наидостопамятнейшее для нас во все продолжение Семилетней войны; ибо в сей один только раз удалось нашим победить совершенно короля прусского, и сего славного в свете героя довесть до такой крайности, что он в день сражения сего желал даже себе смерти и был действительно очень близок к оной. И как победа сия приобрела нам величайшую славу, то и опишу я сражение сие колико можно обстоятельнее, и упомяну о всех знатнейших притом происшествиях. Но опишу наперед положение нашей армии.
Она стояла лагерем неподалеку от города Франкфурта что на Одере, подле деревни Кунесдорфа, и имела положение сколько с одной стороны выгодное и довольно натурою и искусством укрепленное, столько с другой стороны опасное в случае несчастия, ибо путь к ретираде был почти совсем пресечен. Лицом стояла она вверх по реке Одеру, как к той стороне, откуда дожидался неприятель, и правым крылом примыкала вплоть к реке Одеру, а левым к одному густому лесу и крутому буераку, подле его находящемуся. Весь фронт или перёд оной прикрыт был топким и непроходимым почти болотом, чрез которое находился только один большой и длинный мост; а тыл, или зад, простирающийся к городу Франкфурту, прикрывали также некоторые вязкие и крутые местоположения. Деревня Кунесдорф находилась в средине армии, и вся она расположена была на довольных высотах. Для дальнейшего ж обеспечения ее с обоих крыльев, оба они укреплены были еще ретраншаментами, правое, стоявшее на горе жидовской, сделанными наподобие звезды, шанцами, а сверх того в случившемся тут лесе засекою, а левое, примыкающее к помянутому другому и густому лесу и прикрытое глубоким буераком, укреплено было еще ретраншаментом и несколькими батареями, содержащими в себе более ста больших пушек.
На помянутом правом крыле, к реке Одеру, стояла первая дивизия под командою графа Фермора; также поставлен был тут и авангардный корпус, под командою генерал-поручика Вильбоэ. Вторая дивизия поставлена была в средине, и команда над нею поручена генерал-поручику графу Румянцову; а на левом крыле поставлен был князь Голицин, с так называемым новым корпусом. Что ж касается до австрийцев, то по тесноте места в линию уместить их было не можно, и поставлены они были позади правого крыла, а легкое войско, с предводителем их Тотлебеном, поставлено было впереди пред правым крылом.
Сим образом укреплен был и натурою и искусством наш лагерь, и положение армии было столь выгодно, что хотя и оказалось, что король прусский совсем не с той стороны приближался, с которой был ожидаем, а переправился чрез реку Одер, ниже Франкфурта, в намерении зайтить армии нашей в тыл: однако предводители наши не рассудили за благопеременить позицию армии, а оставили ее при прежнем ее расположении.
Сим прекращу я сие письмо, предоставив дальнейшее повествование и описание самой баталии до последующего письма, а между тем остаюсь ваш и прочёе.[193]
