Иван Сергеевич Торубаров
Властитель груш
Последний забег
– Капитан, ты оттуда можешь не выйти!
Сик пытался одновременно поспевать за карловой рысью и переубеждать, отчего последнее выходило туго. Когда он волновался, то начинал яростно жестикулировать. Жесты такого детины – зрелище впечатляющее, но ему приходилось ещё беречь левую руку, продырявленную на скачках.
Карл презрительно фыркнул.
– Я сделаю Курту предложение, от которого жадный скот не откажется. Иначе его халупа точно запылает.
Халупа впереди отбрасывала длиннющую тень на дорогу, чахлый заборчик и поздних гостей. Из трубы сочилась жиденькая струйка – дневные труды окончены, подошла пора вечернего возлияния. В отличие от прошлого визита ворота винокурни стояли настежь, с телеги перед ними сгружали корзины с грушами.
Плюгавый дружок Курта в чепчике наблюдал за приближающейся группой, сложив руки на груди. Всего четверо гостей – баронский сын да почётная свита, тревогу бить нужды нет. А вот изобразить спокойный и властный пригляд за территорией – то, что доктор прописал.
– Геммлер! – воскликнул Карл и двумя пальцами заломил угол шляпы. – Как оно?
– Не жалуюсь.
– Курт там?
– А тебе он зачем?
Геммлер покосился на дружков, приостановивших погрузку, расправил плечи и прищурился. Вот же сукин сын. Посмел бы он тут пыжиться, если бы на огонёк зашли не трое солдат, а тридцать?
– За делом, что ж ещё?
– Геммлер, едрёна вошь, пусти его! – раздался изнутри пока вполне членораздельный рёв.
– Они пущай тут обождут, – буркнул привратник, кивнув за спину валона.
Со стороны Сика послышалось ответное ворчание, но Карл пресёк его быстрым жестом.
Стоило приблизиться к порогу, как нос мигом сообщил, для чего ворота растворены так широко. Винный дух, летящий на крыльях сквозняка, немедля закружил голову и породил желание прополоскать чем-нибудь рот. Видимо, поэтому Курт Мюнцер, рассевшись за столом прямо посреди перегонных кубов, призывно помахал ручищей над банками, склянками, бутылками и батареей грязненьких стаканов.
– Заходь, Карл!
Ландскнехту составляла компанию четвёрка стареющих душегубов в обносках, что хранили следы былой роскоши солдат на двойном жаловании. Все, как на подбор, с гнусными рябыми харями – старая, мать её, гвардия.
Один из них, терзавший оставшимися зубами сухую рыбку, после повелительного взмаха куртовой ладони освободил табурет, одарив пришельца тусклым взглядом.
– Садись с нами! Мы тут как раз дегустрируем недельную партию.
Другой ветеран, по правую руку от Карла, молча плеснул в стакан почти прозрачную желтоватую жидкость и подвинул вместе с коркой хлеба. Изо рта разливающего торчала трубка, заправленная дешёвым трубочным зельем – смесью табака и какой-то местной ботвы в таинственном соотношении. Пахло оно так, что, кажется, и закуски никакой не надо. Но в Кальваре не принято говорить такое вслух человеку, курящему эту отраву.
Карл поднял стакан, поболтал налитый самогон – не столько для аромата, сколько чтоб понять, не пытаются ли его напоить разбавленной мочой.
Ветеран, усмехнувшись, вынул трубку и опрокинул в себя остатки того же пойла. Что же, теперь можно и самому сделать глоток.
– Ну-у? – промычал Курт.
На потешной серебряной вилочке в его лапе мерно покачнулась полоска подрумяненного мяса.
– Очень даже, – сдавленно оценил Даголо, глядя на стол перед собой и утирая рот тыльной стороной ладони. – Давно ты алхимиком заделался?
Ландскнехт хохотнул и нежно похлопал ладонью по причудливой металлической штуке, лежащей на столе между кувшином и тарелкой.
– С тех самых пор, как купил эти волшебные аппараты у Меланцейской гильдии. – Он щёлкнул пальцами и добавил, задрав подбородок: – Но ясное дело, тут не только трёхколенная возгонка, но и особая ресептура грушевой браги, которую придумал лично я!
– Погоди-погоди…
Карл поднял сосуд с бренди, внимательно разглядывая алкоголь на свет. Затем он повернул голову и, прищурившись, присмотрелся к жиже, капающей из трубки в большой стеклянный пузырь.
– Не хочу лезть в ресептуру, но мы сейчас пьём то, что из того краника капает?
Во взгляде Мюнцера возникло странное выражение, будто у него спросили, правда ли сало из свиньи берётся.
– А что бы ещё мы тут пили?
– Я думал, что бренди… ну…
Валон помахал рукой в воздухе, пока подходящее слово вертелось на языке.
– Ну, надо подержать в бочке, чтобы Святого Юргена насытить. Годик там, или два, или три.
Курт и спивающиеся ветераны переглянулись, затем вокруг стола по кругу поползли снисходительные смешки.
– Целый годик продукт на Святого Юргена переводить? – буркнул курильщик и обнажил в ухмылке жёлтые зубы.
– По-твоему, мы такой хернёй маемся, чтоб поить бойцов, ткачей и докеров? – фыркнул ландскнехт. За его спиной раздались новые смешки, но сам он тут же посерьёзнел, выпрямился, важно закивал: – Ох, ну, да, старик Делюз чего-то там такое говорил… Бочки из-под амморийского вина, закатать в подвал, да чтоб там тепло было, не то Святой Юрген спину застудит, но не шибко тепло, не то он в наш самогон напотеет. Ну так это чтоб вельможам его втридорога загонять. А тут мы продаём по половине гроша за бутылку. Думаешь, за полгроша кто-то будет с пойлом столько мудохаться?
Карл сдержанно присоединился к общему приступу веселья и плеснул себе добавку, поглядывая меж тем за хозяином винокурни. Тот вовсю ухмылялся, но внимательно смотрел в ответ совершенно трезвыми глазами.
– Так вот что ты на складе прячешь? – мимоходом спросил Даголо, поднося стакан ко рту.
– Может, и так. Тебе-то что до моего склада?
Он выдохнул, проглотил ещё одну порцию и зажмурился, слепо запихнув корку хлеба в рот. Не то, чтобы очень требовалось наподдать для храбрости. Просто он старался изо всех сил скрыть от хитрых глазёнок ландскнехта кровный интерес.
– Видишь ли, я уйму времени шпионил за тобой и за твоим складом…
– Ну, это не новость, – спокойно отозвался Курт, складывая руки на груди, и важно кивнул.
– И я шпионил за нашим маленьким другом, который тебя отделал два месяца тому…
– Надо же, и за ним тоже?
– И сегодня я поймал двух шпионов кайзера, с которыми Гёц в дёсны любился у нас за спиной.
Мюнцер продолжал мерно и невозмутимо сопеть. Его собутыльники поставили кубки куда кто мог и обратили к Карлу тусклые желтоватые глаза.
Как он уже знал, бегать старые солдаты горазды не хуже молодых. Интересно, сколько крепости осталось у них в руках?
Курт наконец вздохнул.
– Ну, Гёц у нас тот ещё изврат, все знают.
– Я расколол этих крыс. И они мне всё рассказали о том, что вы с Трефами затеяли.
– Да ну? – переспросил великан, отнимая одну руку от груди, и задумчиво почесал щетинистую щёку.
Прекрасный ответ. Так ведь можно целый разговор от начала до конца провести.
Медленно, чтобы не спровоцировать подобравшихся мюнцерят, Карл подвинул табурет, закинул ногу на ногу и стянул шляпу с головы.
– Я не обвинять тебя пришёл, – медленно произнёс он, обмахивая покрывшееся испариной лицо. – У меня есть предложение получше… Получше, чем вооружить горстку жуликов, старых вояк и трущобных крыс железяками, которые капитан Лодбрех отгрузил вам из Арсенала, и попытаться пришить меня, отца, Стефана, Эрну, Лелоя и всех наших, кто будет праздновать Кавальеллу в Палаццо, и всё только чтоб запихнуть гётцов тощий зад в баронское кресло.
Курт не шелохнулся, пока ему медленно пересказывали детали переворота с нажимом на каждой вехе, выделенной из воплей человека, которого ломали и подпаливали одновременно. Однако этого и не требовалось: волнение остальных людей выдавало главаря с головой. Виновен.
– И что же нам, по-твоему, светит от твоего папаши?
– От него – разве что милостивое прощение…
По лицу Курта пробежала издевательская ухмылка, а в сторонке кто-то и вслух хрюкнул.
– Но мой папаша с нами не навсегда. Когда он с концами передаст мне дела, я смогу воздать всем своим друзьям.
Левая бровь великана поползла вверх.
– Отдать тебе винокурню, например. Вся твоя, от подвала до печных труб, а?
– Ох, как щедро!
Карл тщетно пытался по лицу ландскнехта угадать, издёвка это или искренний возглас.
– А если… ну… Если меня такая сделка не устроит?
– Тогда, видимо, живым я отсюда не уйду, – хладнокровно ответил он, разглядывая пятно от пота на подкладке шляпы. – Хотя не знаю, с хрена ли тебе отказываться? Ты ведь это и потребовал у Шульца, верно? А я предлагаю то же самое, только ты пальцем о палец не ударишь.
Навалившись локтями на стол, Курт с таинственной ухмылкой покачал головой из стороны в сторону.
– Мне нравится, что ты не зассал один придти сюда, чтоб это предложить, – одобрительно прогудел он наконец и кивнул.
Ветераны согласно затрясли затылками вслед за ним.
– Только вот ты покамест не барон, мало ли что пообещать мне можешь…
– Если я не буду слово держать, бароном долго не пробуду.
– А твой папаша нынче буйным таким стал… – продолжал великан, задумчиво почёсывая подбородок. – Ежели мы, допустим, придём сейчас к нему и всё, допустим, расскажем, что он про меня-то скажет? Молодец, Курт, что вовремя одумался, катись отсюда с миром?
– Да, как-то так и скажет, – легко ответил Даголо, переводя взгляд на толстый лоб Мюнцера, и нахлобучил шляпу на макушку. – Что, идём?
Досадно, что одного его слова всё ещё не хватает, чтобы сдвинуть этого бычару с места… Но это ведь Курт. На то, что он тут же побежит на запах винокурни, как послушный телёнок, полагаться не стоило.
Великан с минуту сидел прямо и неторопливо постукивал пальцами по столу. Наконец большая голова наклонилась в знак согласия.
– У-у, клянусь Святым Юргеном, как из бани вышел! – воскликнул Карл уже у ворот.
Он вытер лоб рукавом, откинул волосы с лица и нахлобучил шляпу на затылок. В мюнцеровом притоне не от одних испарений бросало в жар. Хорошо хоть не пришлось живописать, какие страшные вещи учинит старый барон в отместку за единственного сына.
Курт обронил на плечо «нового друга» очередную снисходительную усмешку:
– Позаботься только, чтобы Старик меня не поджарил – и я всегда найду, чем тебя разогреть.
***
К Палаццо Даголо стекались по одному, по двое, по трое крепкие мужички в простеньких дублетах, длинных штанах и тяжёлых башмаках – армия барона. На место тех четырнадцати, что из-за сраной подгадки и кое-чьего упрямства полегли в бойне на скачках, Дачс и Стефан успели подрядить девять новых людей. Полагаться на них, конечно, глупо, но это всё же лишь девять рекрутов на полсотни добрых бойцов, более или менее проверенных.
Всех их Карл знал в лицо, со всеми пил, с некоторыми куролесил. Шесть или семь из них учили его плохому, когда он пацанёнком был. А пара крепких стариков, воевавших за отца далеко на юге при позапрошлом кайзере, утверждала, что ещё держала маленького принца на коленях и соплю из-под его носа утирала.
Старики болтали с самим бароном на лужайке во внутреннем дворе Палаццо, вокруг них блестело из ящиков оружие. Гвидо Одноглазый натянул старую кольчугу, сиявшую на солнце так же ярко, как его плешивая голова. Сандро Болт, отставив в сторонку несгибающуюся ногу, щурился и поглаживал вороток арбалета.
Отец, предельно трезвый и суровый, часто хмурился, поглядывая на приближающихся Карла и Курта, и почти каждый ответ сопровождал резким жестом. Его брюшко прикрыла старомодная округлая кираса, на бедре висел меч.
Давненько Карл не видел его таким собранным и воинственным – чтуь ли ни с тех самых пор, как видел эти самые военные принадлежности. Казалось, сталь разом согнала часть жирка и распрямила его спину.
– Глянь, какой боевой, – мрачно протянул Мюнцер, замедляя шаг.
Да уж, по нему и не скажешь, что вот-вот все бразды сыну передаст и уедет за город спиваться.
– Не говори про винокурню – и всё будет шито-крыто, – шепнул валон.
Обернувшись к старикам, он широко улыбнулся.
– Отец!
– Долго ты шлялся, – Пьетро обвёл великана сумрачным взором.
– Ты послушал Альвино и имперских ушлёпков?
По лицу барона пробежала тень. Только сейчас Карл заметил гневный блеск в огромных глазах. Это не какая-то пьяная вспышка, что неминуемо окончится битой посудой и расплёсканным вином. Нет, внутри отца на медленном огне кипел полный котёл взвешенной ярости, в котором будет заживо сварен предатель вместе со всеми прихвостнями.
– Угу. Славно ты этих пташек вышколил. Хочу послушать теперь, что шелудивый хафеленский пёс будет в ответ брехать.
«Я ведь говорил тебе!» – рвалась наружу маменькина фраза, но лучше бы теперь придержать, чтобы самому из котла не зачерпнуть полный ковш.
– Ну? А ты что мне скажешь? – жёстко добавил Даголо-старший, глядя в упор на Мюнцера.
– Ах, папаша, я виноват! – жалобно отозвался великан, потупив взор. Ненадолго, впрочем; через мгновение он гневно сверкнул очами и принялся трясти кулаком в воздухе: – Хитрожопый коротышка меня совратил! Так сладко трындел про всякое, и про винокурню, и про то, как ты всех уж капитанов затрахал своими поборами!
– Прямо бальзам на твои длинные уши, да, Курт?
Ландскнехт ткнул пальцем в скошенный набок нос и добавил, нагоняя слезу в голос:
– Так и я ведь как от него пострадал! Вишь, так меня отделал сукин сын, как с самой Медной войны не лупили! А потом, не успел я очухаться, он уж ворожить начал…
– Ладно, хрен с тобой, балбесина, – устало прервал его старик, махнув рукой. – Сейчас мне охота прижучить гадёныша поскорее.
– Мы с Эрной к полуночи принесём тебе его голову, – с готовностью заявил Карл, делая шаг вперёд.
Гвидо тут же покачал плешивой макушкой.
– Эрны тут нет.
– Как нет? – Ноги будто увязли в траве. – И где эта…
– Я её в Вебель послал, – бросил отец. – Без неё управимся. И мне нужна не его башка, а он весь, целиком, живой и скулящий, это ясно?
Карл кивнул. Курт с готовностью задёргал головой вверх-вниз.
– Мы с тобой накроем Треф в их районе, тряхнём кабак и закладную контору. Стефан займётся складами у реки. Где ещё он мог засесть со своей колодой?
– Да теперь уж где угодно, – Гвидо недовольно щурился на разбирающих клинки и дубинки громил. – Целую вечность собирались.
С этим спорить трудно. Да и вообще сборы затянулись как минимум на пару дней, если не на месяц; однако не стоило упирать, рассудил Карл, глядя за гневным движением отцовских бровей к переносице. Вместо этого он предположил:
– Если он успел прослышать о сборах, то наверняка улизнул в трущобы, к Тиллерам под бочок. Надо…
Пьетро молча поджал губы, но голова Одноглазого качнулась опять.
– За Тиллера его баба всё решает, а она не станет с нами ссориться.
– Ссориться не станет, но может время потянуть, чтобы Гёц вверх по реке дёру дал.
– Думаешь, во второй раз сможешь так же легко в трущобы вломиться, сынок?
Младший Даголо открыл было рот, чтобы возразить кривому старому барану, но отец безапелляционно рассёк воздух ладонью.
– Сперва займём район Треф, вокруг после пошарим. А ты, Гвидо, дуй к Магне и напомни ей, что моих ребелов укрывать ей дорого встанет.
– Это что же, я теперь на побегушках? – досадливо пробормотал Одноглазый, отворачивая голову.
– Это официальное посольство, мать твою! – рявнул старик; на его левом виске забилась жилка. – Я – долбаный барон Сада! По-твоему, меня должен мальчик на побегушках представлять?!
Гвидо проворчал что-то вроде согласия и ретировался. Карл, Курт и Сандро терпеливо помалкивали. Барон лишь минуту спустя прекратил яростно сопеть, медленно поднял руку и пригладил топорщащиеся усы.
– Так что, я в порядке? – осторожно ввернул великан.
Он неотрывно следил за ладонью старшего Даголо – та как раз опустилась обратно, на рукоять меча. Другая рука сорвалась с пояса вместо неё и легко отмахнулась.
– Да-а… Принесёшь сюда то, что из Арсенала спёрли, ясно? И катись гнать с миром.
Курт наморщил лоб, но вслух ничего не добавил. Отец отвернулся и шагнул к бойцам, на ходу вопя о сборе, а Сандро поковылял следом.
– Подымайте жопы, ребятки! Пора потрудиться!..
– Выкладывай, что у тебя там, – велел Карл, улучив момент между выкриками.
Великан хитро прищурился, хмыкнул, расправил плечи, сбрасывая с себя облик смиренно кающегося.
– Я тут подумал… – медленно проговорил он, поглядывая на ворота, – вдруг Гёц захочет забрать с моего склада оружие, прежде чем драпануть?
– Времени у него маловато.
Даголо тщетно силился выудить что-то из игры мышц на широком лице ландскнехта. Шпионов вязали отборные ребята – маловероятно, что кто-то из них стучит Шульцу. За пару часов, что длилась пытка, он велел никого из Палаццо не выпускать.
Гёц, конечно, не мог не иметь по Саду соглядатаев, но у них не было шанса что-то соглядеть и сообщить, пока отец не начал собирать людей, а сам Карл не отправился пропустить стаканчик к Мюнцеру.
– Оно, конечно, верно, – охотно согласился великан – и тут же умолк, оставляя при себе возможное «но».
Всё указывало на то, что возиться с оружием Трефам некогда. Если под ужимками Курта не скрывается очередная подлянка. Причин вроде бы никаких, но как такому поверишь?
– Сик, поди сюда! – позвал валон наконец, убедившись, что больше ничего не услышит.
– Няньку на меня повесить хочешь?
Мюнцер усмехнулся, разглядывая сверху вниз верного громилу.
– Конечно – кто же проследит, чтоб ты в новый мордобой не ввязался?
Испытующий взгляд великана Сик встретил с достойно равнодушной физиономией. В опасном деле такого хладнокровного и крепкого человека лучше иметь при себе, но Треф так мало, что рискованной облаву не назовёшь. Зато для пригляда лучшей кандидатуры не найти, раз уж Эрну так не вовремя услали.
– Возьми Крюца. Пойдёте с Куртом. Надо проверить, не завелись ли Трефы на его складе.
– Сделаем, – коротко отозвался громила, наклоняя голову.
Курт снова хмыкнул и побрёл прочь, но прежде, чем Сик направился следом, Карл задержал его быстрым жестом.
– Гёц нужен нам живьём, – он мягко опустил ладонь на плечо здоровяка и привлёк его к себе. – За Куртом глаз да глаз, ясно? Если почуешь, что он какое говно задумал – рвите когти оттуда. Не заставляй меня рыдать над вашими телами из канала, ладно?
– Постараюсь не намокнуть, – ухмыльнулся Сик.
Проводив приятеля взглядом, Даголо- младший ненадолго прикрыл глаза и потянулся.
Облава! Вот она – награда за целый месяц подковёрной возни, беготни за шпионами, ухмылок и ужимок! Кое-что из списка даже позабавило его разок или два, но в основном такая работёнка горчила еду днём и мешала спать ночью.
Теперь же всё стало просто и ясно. С негодяев спали маски, герои соизволили проснуться и вынуть меч из ножен. Осталась лишь самая приятная часть – хотя победа стала бы слаще, будь противник более зубастым, чем полтора десятка Треф с краденым оружием…
Однако же не стоит гневить Единого капризами. Неблагодарность – большой грех. Скоро кое-кто об этом вспомнит, и возопит горько, и падёт в прах.
***
Обе лодки Томаса изрядно просели под грузом с мюнцерова склада. Сходни ходили ходуном под ногами Треф и восьми докеров, подряженных за пригоршню монет. Гёц мрачно наблюдал за погрузкой и порой ощупывал записку Штифта, впопыхах сунутую в рукав.
Мысленно он подсчитывал убытки. Придётся кое-что оставить, чтоб не вышла басня про жадного купца, которого настигла волна от пущенного в воду камушка. Либо их накроют прямо на берегу вместе со всем добром – ничуть не лучше купания в Рёйстере.
Охрана из людей Курта тоже скисла. Понять их можно – тяжело радоваться жизни, пока лежишь у порога мордой в землю.
– Почти закончили, – доложил Альфи и плюхнулся на ящик, с любопытством рассматривая дрожащие от напряжения руки.
Делец молча кивнул.
– Так куда мы это всё повезём?
Хороший вопрос. Как часто бывает, есть два пути. Вверх по реке, в трущобы, или вниз, к купеческим складам. В любом случае всё упирается в главную фигуру, от кого и зависит, найдут ли Даголо оружие сразу или только через пару дней.
– Магна уже показала нам дулю разок, – задумчиво продолжал Валет.
В его руках откуда-то появилась колода карт – он повертел их так и эдак, потом принялся неловко тасовать.
– Но даже если она снова кинет, в прибрежных помойках можно хоть немного пошхериться. А Пятак – место респектабельное, там наше барахло будет как прыщ на жопе…
Из колоды вдруг вывалилась под ноги шулера десятка пик.
– Вот дерьмо! И как я работать буду?
– Наши игры сегодня закрыты, – хмуро отозвался Гёц, опуская топор.
С лезвия по капле срывались следы последнего чёрного дела, растекавшегося по полу за спиной дельца. Его-то рука не дрожала, но во рту повис горький привкус бесполезной утраты.
– В трущобах без ведома Магны разве что ты один с небольшим мешочком спрячешься. Местные нищеброды добычу по запаху найдут.
– Тогда почему не отогнать добро вверх по каналу и…
Под сердитым взглядом Альфи умолк. Проклятье, он просто переутомился с непривычки, или действительно не понимает, что Трефы-беглецы для Колёсного Дирка – не просто обуза, но обуза опасная?
В любом случае, растолковывать некогда. Не говоря уж о том, что на столько ушей о ткачах и заикаться нельзя.
Закрыв глаза, Гёц провёл ладонью по лбу и глазам, пытаясь согнать повисший за ними гул тревоги. Пора заглянуть на шаг вперёд и принять решение, тем самым убрав хотя бы один голос из бесовского хора.
– Глауб. Если он согласится, то уже не выдаст. И Старик не полезет переворачивать купеческие склады без разрешения Лиги. Подарок у тебя?
Вздохнув, шулер таким же молниеносным жестом спрятал колоду. Медленно он расстегнул верхние крючки дублета и оттянул ворот рубахи.
На его костлявой груди «подарок» – матушкин рубин – смотрелся откровенно нелепо. Но человек с воображением Коломана Глауба без труда представит на том же месте рыхлую белую грудь жены. Туда-то камушек встанет как родной.
– Скажи, это камень фрау Лахтсегель. Если будет ломаться, скажи, что у матушки найдутся ещё. Если будет угрожать выдать Даголо – скажи, что у моих братьев есть и камни потяжелее.
– Ясное дело, – усмехнулся Альфи, пряча драгоценность. – А если откажется совсем?
В самом деле, как же без шанса на хреновую ставку?
– Тогда дальше, вниз по течению, – процедил Шульц, скрепя сердце: чем дальше оружие уплывёт, тем дальше вместе с ним окажется и план. – Пусть Томас спрячет в… В камышовом схроне, да.
– Так! Эти две бочки – туда! – прикрикнул Колум, остановившись перед опустевшим на три четверти «оружейным углом»; рукавом он утирал обильный пот со лба. – Остальное не трогать. Всё, шабаш!
– Туда – это куда? – быстро проговорил Шульц, подходя ближе.
Докеры тем временем уже подхватили два бочонка с выдержанным грушевым бренди – их мюнцерята выволокли из подвала до появления Треф. Знатное спиртное для знатных господ. Чтоб такое пить за ужином, ужинать надо мясом – хотя бы дважды в неделю.
Носатый развел руки в стороны.
– Надо же как-то взыскать с Курта за убыток.
В другой день делец постарался бы более обстоятельно сопоставить стоимость краденой выпивки с просираемым оружием. Сейчас времени хватало только на простейший расчёт с ценами недельной несвежести, и он устало махнул рукой.
Колум тут же подхватил жест, а докеры решительно потащили бренди на борт.
– А теперь пришло время рассчитаться!
Из рук Носатого в мозолистые ладони грузчиков посыпались стремительно отсчитываемые монеты. Несмотря на благостный звон, лица их сковала тревога, а тоскливые взгляды то и дело метались за спину Готфрида – туда, где растекалась лужа самогона из раздолбанных бочонков и бутылок. Один из них наконец осмелился кашлянуть и выступить вперёд.
– Массер Шульц, нас ваши с Куртом дела не касаемы… Но ежели вам тут всё побить надо, тогда, может, мы чего-нибудь так возьмём?
– Хватайте и упёрдывайте, живо, – Гёц шумно отбросил топор в сторону. – Если Курт вас тут застанет, в реке окажетесь все.
Не без труда Колум сдвинул с лица довольную ухмылку.
– Значит, Глауб? – уточнил Валет, подходя к ним обоим.
– Глауб? – переспросил Носатый.
Готфрид резко качнул головой, утверждая ставку.
– Да – Пятак, купцы, торговые пристани, Коломан Глауб. Альфи сторгуется, а вы держите вёсла наготове – вдруг не выйдет.
– И тогда мы-ы-ы…
Колум умолк, обрывая вопрос на середине, и в паузу хлынул радостный хохот грузчиков. Промелькнула раздражённая мысль заткнуть их, но работяги и без того вняли совету поскорее исчезнуть.
Оказывается, восемь мужиков могут утащить изрядное количество выпивки даже в охапке.
– Ты с Греткой вернёшься в город и отправишь её пасти наш флажок перед собором, – произнёс Гёц, глядя на Альфи. – Остальным ждать с оружием, где бы его не спрятали. Я встречусь с нашими друзьями. Мы ещё можем быстро ударить, пока Старик громит наши места и ищет у соседей.
Разумеется, если оружие и Трефы покинут город, о контрударе можно забыть. Останется помахать ручкой всему.
– А наши друзья согласятся что-то делать без Курта? – встревоженно осведомился Валет.
Делец пожал плечами, раздражённо скривившись. Сволочной Курт поднасрал гораздо сильнее, чем его дубовая башка только могла представить. Без его людей силы заговорщиков внутри Сада уменьшились вполовину, а раз так, то и условия новой сделки с Дирком ухудшатся на порядок.
Если он теперь вообще захочет связываться. Если Трефы не сбегут из Кальвара. Если Штифт ещё не выдал Даголо информацию об участии ткачей.
– Ах, капитан, маловато у тебя шансов своими ногами уйти! – добавил Колум, быстро-быстро постукивая пальцами по локтю.
– Примерно три к двум, если сторгуетесь с Глаубом.
И если ни один из них не оттащит гостинцы из Арсенала к Даголо. На вытянутом лице Носатого застыла смесь напряжения и недовольства. Вместе они сварили столько денег, что деловой человек вроде него согласится потерять скорее руку, чем такое партнёрство. Но если партнёр сам себя на заклание ведёт, не лучше ли вовремя спрыгнуть?
Верный же Валет застыл в одной позе, заложив руки за спину, с потупленным взором и плотно сжатыми губами. Не сразу он разомкнул их, чтобы несмело предложить:
– Или мы можем все вместе отчалить в Хафелен прямо сейчас…
Как хорошо, когда есть отчий дом, тёплое местечко для бегства с поджатым хвостом, пристыженным взглядом и обломанными зубами. Вероятно, братья в этот раз даже не будут насмехаться. У Хенрика и Биргера теперь пятеро отпрысков на двоих, привилегия ставить подножку и показывать пальцем уплыла к новым детишкам.
– Пока остаётся шанс довести дело до конца – мы им воспользуемся.
Гёц обвёл обе бледные физиономии твёрдым и уверенным взглядом – по крайней мере, такова была задумка. Разумеется, их беспокоит перспектива наблюдать, как вниз по течению баркас обгоняет раздувшийся труп капитана. В конце концов, они друзья.
И без него им мало что светит в Хафелене – помимо работы на подхвате по большому одолжению. Как ни крути, они по-прежнему в одной упряжке.
И вздорный ландскнехт тоже тянул со всеми наравне. Но что ж поделать? Тот, кто не был готов рисковать, никогда бы не сорвался с тёплого местечка на побережье на запах настоящих денег.
– Всё, дуйте, – отрезал он, оборачиваясь спиной; на рассуждения и так потрачено слишком много. – Ждите меня и Альфи до дня Святого Патора. Не дождётесь…
Пауза оказалась чересчур тихой. Оглядевшись, делец понял, что на него смотрят ещё несколько человек.
– Сможете загнать оружие и бренди в Хафелене.
Он сделал быстрый жест, выгоняя Треф прочь со склада: всё, сказано достаточно, из города бежать, оружие – загнать, а дальше – соображайте сами, не маленькие. Его же мысль обратилась к кривым кальварским улочкам, по которым предстояло тихо улёпетывать до квартала ткачей.
Руки меж тем слепо шарили по сумке, откуда на свет вскоре вылезло искомое – огниво.
– Гёц, Гёц! – раздалось сбоку возбуждённое шипение.
Исходить оно могло только от Людо Дикого – второй сержант Курта отвечал за сокровища на складе. До тех пор, пока его в путах не уложили рядышком с остальными у распахнутых ворот. Сегодня он выкупил у Колума право остаться, в отличие от товарищей, с незаткнутым ртом – в обмен на небольшую заначку в жёлобе и обещание не шуметь.
– Гёц, не вздумай даже! – Людо, всегда верный слову, говорил быстро и страшно, но тихо-тихо. Через миг, впрочем, его честное узкое лицо сложилось в жалобную гримасу: – Мне же хэнда, если целый склад просру! Курт мне бубенцы вокруг шеи узлом завяжет!
– А мне прикажешь утереться? – буркнул делец, обращаясь к огромной луже бренди. – Может, иначе нам посчитаться и не выйдет. Но уж этот долбаный урок в его башке надолго остается!
– Ты же и нас поджаришь!
– Курт скоро прибежит и вытащит ваши задницы из костра…
На мгновение кремень в его руке застыл в воздухе над кресалом.
– Хотя, в общем-то, мне плевать.
Первый же лёгкий удар выбил сноп искр – и тут же вспышка шибанула по глазам. Готфрид отпрянул, неловко поднося руку к лицу: не опалил ли брови?
Забавно, что даже разумный, деловой человек, отлично знающий цену каждой бутылке, способен найти некое извращённое удовольствие от уничтожения товара. А ведь это даже не для того, чтобы распродать свои запасы. Только чтоб проучить. Вот так раз поймаешь себя с наслаждением наблюдающим за собственноручно устроенным пожаром и уверуешь в происки Врага, чья тень за каждым крадётся и нашёптывает на ухо: «Разбей, сломай, укради, помочись на крест!»
– Вот же гнида, – раздражённо бормотал Дикий, энергично дёргая связанными конечностями, лишь бы поскорее отползти от быстро распространяющегося огня.
Шульцу на краткий миг показалось, что это от языков пламени прямо сейчас и исходит что-то эдакое, тёмное и вражье. Совсем голова кругом пошла. Самый ясный знак, что пора быстро, решительно драпать.
«Проклятье, и в какой по счёту раз я это повторяю?»
Запихнув огниво в сумку, он быстро выскользнул из склада мимо расползающихся стражников и резко завернул влево, чуть не переходя на мелкую рысь. Левая рука придерживала ношу, чтобы не билась о бедро на каждом шагу. Перед глазами странно притягательный образ полымя постепенно сменялся чётким видом сравнительно прямой, хоть и порядком загаженной улочки.
Странные мысли в голове вместе с картинкой менялись в осмысленную сторону: он решил, что разумнее всего в конце прохода снова свернуть влево. Оторваться от реки, зато заложить большой выбор узеньких путей в юго-восточной части Сада, в которых сам он ориентировался прекрасно и в то же время мог рассчитывать, что люди Даголо не сумеют оказаться сразу на всех.
К счастью, какая-то звериная часть его рассудка хорошо реагировала на увиденное прежде, чем в тугом умишке родится слово «опасность». Едва увидев по левую руку, на том самом сокровенном повороте, квадратные плечи Крюца и парочку поношенных ландскнехтов в профиль, Гёц немедля припустил вперёд – вдоль реки. Глухое ругательство он принялся цедить лишь на втором шаге.
К несчастью, ни растворяться в воздухе, ни видеть сквозь стены никакое чутьё не помогало, будь оно хоть от Единого, хоть от Бёльса, хоть от дедули-контрабандиста.