Иван Сергеевич Торубаров
Властитель груш
Грушевый пирог
Городское поместье Терлингенов раскинулось на левой верхушке двурогого холма, приподнимавшего Застенье надо всем остальным городом. Как и Палаццо Даголо, по периметру его окружала каменная стена, за которой умещались садик, часовня, маленькая конюшня и дворец с башенкой. Должно быть, последняя уступала по высоте только Дозорному шпилю Арсенала и колокольне собора.
Впрочем, «Палаццо Терлинген», такое возвышенное и постоянно овеваемое свежим ветерком, производило гораздо более суровое и мрачное впечатление. В два ряда дом опоясывали дубы и кедры: росли они совсем не так часто и беспорядочно, как в лесах к северу от города, но после широкой лужайки в родном доме и это порядком напоминало чащу.
Дворец семьи бургомистра, сложенный из крупного серого камня и скупо отделанный цветным, с одного бока порос плющом – он как родной лежал на холодной, воинственной основе в типичном месканском стиле. Разве что окна великоваты для порядочной крепости. Хотя, может, нынешний хозяин просто рассчитывает во время осады стрелять через них не из арбалетов, а сразу из пушек?
Семейная часовня казалась тут самым милым местечком. Её угловатые стены и острый, как пика, свод так и норовили подпрыгнуть как можно дальше от земли и вознестись как можно выше над молящимся – так уж заведено у месков строить храмы; но эта конструкция хотя бы заставляла вспомнить при первом взгляде слово «изящность».
Второй же взгляд мужчины не мог не пасть на пышные розовые кусты по обе стороны от входа.
– А-а, отец Венцель! – барон почтительно поклонился епископу, но на губах его играла двусмысленная ухмылка. – Великолепная торжественная месса, просто великолепная. Моих ребят притча о Святом Паторе проткнула, как стрела!
Священник с торжественным видом остановился перед часовней по другую сторону дорожки от барона. Расшитые золотом церемониальные одежды с него сняли, но он и в «простой» нежно-фиолетовой рясе и с четырёхугольной шапочкой на голове выглядел прекрасным вместилищем божественной воли, отведённой на кальварскую округу.
– Для меня нет лучшей награды, чем слышать, что мои слова немного приблизили их к Единому, – сдержанно отозвался он.
Отец хмыкнул, заложил большие пальцы за пояс, недобро прищурился.
– А что Ваш кузен…
– Отец, бургомистр, – шепнул Карл.
Епископ и барон многозначительно перемигнулись, а затем почти одновременно приветствовали бургомистра неглубокими кивками.
Стефан с плоским ящичком в руках и Сик в тесном парадном дублете склонились втрое глубже, повинуясь яростному жесту Карла; после наконец и сам он поспешил присоединиться к остальным мужчинам.
Впрочем, его глаза сейчас менее всего тянулись к почтенной фигуре герра бургомистра.
Едва ли на Верене фон Терлинген сидело лучшее платье – её семья при всех долгах и обилии девок на выданье уж точно могла себе позволить что-то пошикарнее тонкого кальварского сукна и белоснежного кружева на манжетах и высоком воротнике. Но в лишних тряпках она не очень-то и нуждалась. Матушка говорила, что действительно красивый цветок вычурная ваза только портит. Оказывается, эта простенькая метафора уместна не только в отношении обнажённого женского тела.
– Не будем терять времени, господа, – ровно изрёк герр Хайнц, а Верена мило улыбнулась. – Сегодня всё же не свадьба, а только помолвка. Основная роль здесь принадлежит сути процесса, а не его форме.
– Совершенно согласен, – старший Даголо решительно тряхнул усами.
Епископ молча кивнул и первым проскользнул через стрельчатый дверной проём.
– Ну?
Карл уставился на Стефана, когда отец шагнул внутрь часовни вслед за бургомистром, его дочерью и её розовощёкой служанкой. Сик замер в деревянной позе, обратив взор к небу.
Несколько мучительных секунд здоровяк мялся, рассматривая ящичек.
– Ну-у… Бабёнка, кнешно, благородная. Как раз под тебя, высочество. Но я б лучше ту вторую пощупал.
– У тебя в глазах, часом, не двоится ли?
Стефан пожал плечами, натянув извиняющуюся улыбку. Карл резко развернулся на каблуках и поспешил внутрь. В самый последний момент, уже занося ногу над порожком, он вспомнил о покрытой голове, быстро стянул шляпу и метнул в друга, идущего по пятам.
В голове сам собой пошёл отсчёт собственных шагов, гулко отскакивающих от гранитных плит. На счёт «одиннадцать» он замер у небольшого алтаря подле смиренно наклонившей голову девушки.
По ту его сторону отец Венцель распахнул толстую книгу с золочёным священным крестом и протянул рыхлые белые ладони. Из-за спины священника появился худенький мальчик-служка с толстой свечой в руках. Балахон на его плечах очень смахивал на простыню.
– Мы собрались, чтобы провозгласить обручение фройляйн Верены фон Терлинген с герром Карлом Даголо и призвать Господа нашего в свидетели данного обещания.
По спине Карла рассыпались мурашки. Под высоким потолком смиренный епископ зазвучал пронзительно, как на мессе. Даже в подрагивающем огоньке свечи и впрямь вдруг почувствовался обращённый к ним глаз Единого.
– Так как это моя дочь, я подтверждаю, что отдаю её руку для брака, – раздался голос бургомистра из полутени справа.
Старший Даголо слева сосредоточенно молчал. Было бы просто смешно, если бы за взрослого мужика, разоблачителя серьёзного заговора что-то подтверждал его папаша.
– Вы обязуетесь заключить и осуществить брак с фройляйн в оговоренный вами срок, а до той поры уважать её, как свою жену?
– Обязуюсь!
Слово вырвалось изо рта чересчур быстро и тонко, но благородные господа сделали вид, что всё в порядке.
– Вы обязуетесь вступить в брак с герром, почитать его, как мужа, и блюсти Обет Чистоты?
– Обязуюсь, – с достоинством отозвалась девица, слегка качнув головой.
Любопытно, стоило ли ей таких же трудов сохранять выдержку?
Епископ молитвенно сложил ладони, что одновременно обозначало и соединение душ, и призыв к Единому скрепить союз одобрением… Если, конечно, до осуществления брака из какой-нибудь тёмной воды не всплывут непреодолимые препятствия.
Конечно, ни о каком близком родстве тут и речи идти не может. Насмерть разосраться со всем Грушевым Садом, да к тому же удвоить и вернуть сундук денег, подтащенный женихом на вершину холма – даже хитромудрый Хайнц фон Терлинген едва ли на такое пойдёт, да и ради чего? Предложи сам кайзер ему какого-нибудь сына или внука – у бургомистра ещё девчонки найдутся.
Посему, бережно сомкнув по велению отца Венцеля пальцы на руке Верены, Карл Даголо нисколько не сомневался: его права обеспечены как надо.
– Властью, данной мне Единым, я объявляю действительным сие обручение ради будущего брака. Можете обменяться дарами.
Стефан проскользнул между обоими Даголо и протянул ящичек. Другой рукой он старательно задвинул за спину карлову шляпу: поля скрылись, зато перья выглянули из-за плеча.
Карл осторожно извлёк изящное золотое ожерелье с семью рубинами и повернулся лицом к невесте.
– Я… Эм…
Всё-таки хреновая была идея – попытаться высказать что-нибудь торжественное в присутствии парочки патрициев. Но раз уж рот раскрыт, придётся поскорее вспоминать неуклюжие заготовки:
– Я вручаю тебе этот… эту вещь в знак обеспечения нашего соглашения.
– Благодарю, герр Карл.
Верена кривовато улыбнулась, но вместо какой-нибудь остроты повернулась к нему спиной, позволяя застегнуть на шее небольшой замочек. Жестом она подозвала служанку.
– На этом шарфе – герб и цвета нашей семьи, – когда она снова обратила к нему лицо, в её руках лежала пёстро расшитая вещица. – Пусть он украшает Ваши шею и плечи в знак того, что Ваше имя теперь связано с Терлингенами.
Карл поспешно распустил узел платка под горлом, сдёрнул его и склонил голову. Девушка обернула его шею тонкой шерстью и неплотно затянула. Первые в его жизни гербовые цвета – правда, не свои собственные, но надо же с чего-то начинать!
– Церемония окончена, – голос епископа потускнел, книга громко хлопнула, служка дунул на фитилёк.
Жених почувствовал укол разочарования. Впрочем, прикосновение к руке, комкавшей платок, помогло ему тут же отмахнуться от этого ощущения, как от назойливой мухи.
– Я надеюсь, вы присоединитесь к нам в моей резиденции? – непринуждённо спросил отец; только оказавшись на воздухе, он нахлобучил шляпу обратно на седую макушку.
Бургомистр сдержанно кивнул.
– Я должен возглавить заседание магистрата через полчаса, однако после мы прибудем на ваш праздник.
– Я как раз успею подобрать достойный наряд к Вашим рубинам, – ввернула девушка.
Ради такого стоило потерпеть пару часов.
– Агния, проводи фройляйн, – сухо распорядился патриций.
– До скорого, герр Карл!
Обе девушки немного присели, каждая склонила голову и оттопырила чуть в сторону подол платья. Неловко Карл поднял руку со шляпой; он с трудом представлял, как следует прощаться с благородной невестой, и надеялся лишь, что за последние четверть часа выставил себя деревенщиной не более двух раз.
Провожая их взглядом, он откуда-то издалека уловил ровный голос епископа:
– Если на этом всё, герр Хайнц…
– Прежде я бы хотел осведомиться, что Вы думаете о моём вчерашнем послании, герр Венцель, – глядя прямо в широченный лик священника, герр Хайнц с нажимом добавил: – О Вашем кузене, герре Лодберте.
Святой отец тяжко вздохнул. «Вот человек, не желающий лгать», – читалось по его щекам и поднятым к небу глазам. Как видно, духовному лицу возвышенный манёвр заменял виноватое разглядывание башмаков. Только вот интересно, чьего возмездия за ложь он остерегается, божьего или человеческого?
– Я вижу, к чему вы клоните. Мой кузен поступил скверно, когда вступил в заговор с агентами кайзера против другого члена Лиги, и за это заслуживает общего порицания. Но я – я рукоположен в духовный сан, и посему отвечаю за мой клир, души моей паствы, за вебельский диоцез, но члены моей мирской семьи…
– Порицанием здесь не обойтись! – нетерпеливо процедил отец. – Если герр капитан вступил в заговор против меня, меня, барона Сада – он плюнул во всю Лигу! Ему следует по меньшей мере сложить с себя пост, который он так обосрал, и…
Он осёкся, видимо, тоже увидев нахмуренные брови бургомистра.
– …и, по меньшей мере, убраться отсюда в свою деревню! Да поставить изрядную свечу Святому Дирку за свои гнусные замыслы!
– Звучит справедливо, – отозвался епископ, поспешно кивая.
Не считая чуть поалевшего лба и щёк, он продолжал держать четырёхуголку высоко и с достоинством. Терлинген, впрочем, тоже не отступал.
– Значит, Вы проголосуете на собрании Лиги за, если я вынесу такое предложение?
– Да… Если речь идёт только о нём. Только кто же в таком случае займёт место моего кузена?
Оба патриция приняли задумчивый вид. Может, и впрямь размышляли – но судя по тому, что и отец терпеливо помалкивал, кандидатуру хорошенько обсудили заранее.
– Этот пост не одно поколение передавался в семье от отца к старшему сыну. И сейчас для Гвардии Кальвара как никогда важна преемственность.
Старики дружно закивали друг другу. У Карла же запершило в горле: он смекнул, на кого намекает бургомистр.
– Ваша милость, прошу прощения, Вы хотите доверить Гвардию Юальду фон Манцигену? Этому…
«Скудоумному прожигателю жизни», – сорвалось бы с его языка, не успей он вовремя его прикусить.
– Каким образом он защитит город, если герцог Арлонский, или сам кайзер, не приведи Единый, попытаются наложить лапу на наши вольности?
– Мой старший племянник в самом деле… гм, несколько… наивен, – кисло проговорил епископ, опережая герра Хайнца. – Но его младший брат Франц – весьма смышлёный юноша. Он поможет Юальду вынести это бремя.
Старший Даголо фыркнул.
– Да он же сам из клира!
– Значит, его советы будут благочестивыми и вдохновлёнными Господом. И он избавлен от соблазна затеять вражду с братом, чтобы занять его место. В сущности, всё то же верно и для меня, – скромно добавил Венцель чуть тише.
– Мы всё же должны позаботиться о надёжном лейтенанте – таком человеке, что имеет опыт войны с арлонцами, – бургомистр первым нарушил сосредоточенное молчание. – Кто-то не из Трёх Семей, но умудрённый годами и испытанный в войне за медные копи.
– Я подготовлю список кандидатов и вышлю вам перед следующим собранием, – быстро проговорил епископ.
Карл сжал пальцы в кулак. В его голове роились несвязные протесты: ты подготовишь список? Нет уж, это мы должны предложить парочку вариантов, а ты – выбрать тот, который меньше всего упрётся тебе в горло!
Но барон и бургомистр молча кивнули. Они уже обо всём договорились, или отца просто водят вокруг пальца?
Раздражение тихо закипало на уровне средней пуговицы и понемногу подкатывало к горлу.
– Прощайте, герры, да благословит вас Единый, – из уст отца Венцеля напутствие прозвучало очень ловкой скороговоркой.
Старший Даголо коснулся двумя пальцами полей шляпы.
– До встречи, отец епископ.
– Он не будет препятствовать, – произнёс герр Хайнц, когда фиолетовая ряса спешно отдалилась от них. Отец недоверчиво хмыкнул. – Нужно лишь найти общий язык с фрау цу Машвиц.
– После Речной Вдовы Вашей милости трудненько будет развеяться. Я велю приготовить что-нибудь особенное.
– В другой раз, – холёная рука бургомистра мягко опустилась на плечо старика. – Сегодня нам лучше проявить умеренность и благонравие ради наших детей, не находите?
– Ну да, ну да… – с сомнением буркнул отец в сторону. Усы у него топорщились, как у кота, которому позволили запустить лапу в сметану. – Но уж хороший пирог с грушами в меду никому не навредит, а?
Патриций благосклонно улыбнулся и поманил валонов за собой к конюшне, дабы дабы они поскорее убрались с лошадьми и неотёсанной свитой восвояси.
Никогда Карл не ждал с таким нетерпением, когда его оставят наедине с отцом за воротами. Сколько предателей надо прикопать на цвергском пустыре, чтобы между ними не осталось недомолвок?
***
– Сука!
Лелой с такой силой зарядил кубком по столу, что ножка хрустнула и переломилась. Вино залило руку валона, и хорошо ещё, если только вино – но его глаза были прикованы к постепенно густеющему столбу дыма над юго-западной стеной.
– Да это точно горит Красильный Угол! Мой Красильный Угол!
– Не то, чтобы прям совсем твой… – протянула Эрна, рассматривая забрызганные вином пальцы. Порезал или нет?
Пальцы мелькнули. В двух шагах рядом остатки кубка разлетелись в куски, напоровшись на цветную плитку.
– Мой, не мой – какая разница, если там сейчас вообще нахрен всё полыхать будет?! Диего!!
Капитан вскочил с лавки по ту сторону стола и принялся запихивать выпростанную рубаху обратно в штаны. В какой-то момент его взгляд упал на троих мужчин, нерешительно мнущихся рядом.
– Чего расселись-то? Подъём! На пожар бежим!
– Ох, капо, да мы ведь уже послали Амато глянуть, – один нехотя отодвинул стакан. – И у красильщиков есть пожарная команда…
– О-о-о, не говори об этих полумудках косоруких! – рявкнул Лелой.
Его палец гневно рассёк воздух и нацелился прямо на нос младшего Пестряка. Замутнённые глаза покорно уставились на грязный ноготь.
– В прошлый раз у них чуть половина Угла не сгорела! И в этот раз точно сгорит, если будем сидеть тут на жопе и ждать Амато!
«Резонно он беспокоится, наверное», – мечница отрешённо наблюдала за торопливыми сборами, ровно как за ужимками мимов четверть часа назад.
Курта в наказание не позвали на праздник, но за один день он при всём желании не нагонит столько, сколько Гёц спалил позавчера. Если в дым уйдут и пестряцкие запасы, с выпивкой будет напряжёнка.
– В чём дело?
Карл, предельно трезвый, собранный и с каким-то вытянутым лицом подошёл к их столу вместе с полуносым Диего Спансом. Лелой резко повернул к нему голову и хищно втянул носом воздух.
– Дымом даже тут уж пахнет, не чуешь?
– Нет…
Пахло в самом деле всё больше жареной свинкой, на которую барон расщедрился в честь своего святого покровителя.
Однако Карл тоже стоял лицом к юго-западной стене и так же озадаченно качал головой.
– Надо сказать отцу. И я отряжу с тобой Сика и несколько ребят…
– Он же только что увёл к себе пару девок? – Лелой кивнул в сторону дома, натягивая на плечи дублет. – Если тебе очень хочется, сам скажи, а я не полезу. И ждать тоже больше нельзя.
– Ладно, бес с тобой.
Щёголь отмахнулся и шлёпнулся на место чуткого валона спиной к столу.
– Зацепи хоть Курта по дороге.
– Чтоб он мне масла подлил? Вот уж уволь!
Пестряки ретировались, за столом с ней остался один только Даголо. И выглядел он чересчур напряжённым. Хреновый знак.
– Новый шарфик? – осторожно заметила Эрна.
Мужчина опустил глаза, подцепил тремя пальцами расшитый край. На его лице наконец возникла лёгкая улыбка.
– Да – от бургомистровой дочки. Только вот их самих что-то всё нет.
Он снова помрачнел.
– Хочешь, сбегаю к ним и проверю?
Свои же слова она как следует осмыслила лишь после того, как они вылетели наружу. Наверное, остатки рассудка внутри отчаянно пытаются ухватиться за любой повод унести ноги подальше.
Однако Карл, немного помявшись, покачал головой.
– Спроси меня снова чуть позже, а пока… пока подождём. Наверное, герр Хайнц застрял в магистрате… Или что-то вроде того. Патриции, пф.
«Что патриции?» – мужчина нерешительно подёргал кончики шарфа, вскочил и побрёл к шумному столу Стефана.
Пронесло?
В голове с трудом укладывался тот факт, что она вообще ещё жива и даже не сидит у Альвино на цепи. Слишком много событий, слишком много сложностей. А умишка ей Господь не так-то много дал. Иначе бы не приходилось всё время заглядывать в рот какому-нибудь мужику посмышлёнее, чтоб он сомнения и стратегии на свою долю забрал, а ей оставил вскрыть пару глоток.
Проблемы начинались, когда приходилось выбирать, кого слушать. А потом думать, правильно ли выбрала. Почему-то думать – больнее всего. Может, осесть на отшибе и стать нормальной деревенской идиоткой – всё-таки не такой уж хреновый был вариант?
Колокольный перезвон вырвал её из мыслительного мрака и призвал к свету дела. Мелкие колокола умолкли, вступил в дело Большой Дирк: один удар, второй, третий. Скоро рыцарь задудит в долбаный рыцарский рожок…
А у ворот Палаццо по-прежнему торчит скучная трезвая компания – разве что Сик куда-то отошёл. Мамаша Беккер не торопилась со своей частью уговора. Как Гёц-разумник и сказал.
Лавка справа от неё заскрипела. От неожиданности Эрна подпрыгнула на месте, хватаясь за кинжал.
– Тихо, это я, – Берт внимательно уставился на её руку. Мечница разжала пальцы.
– Где тебя носило?
– Тут сейчас не так-то просто поссать.
На его месте она, пожалуй, вложила бы в ответ куда больше желчи, но его необъятного терпения всегда на двоих хватало. Чтобы сгладить дурацкий вопрос, она мягко похлопала великана по плечу.
– Не видел Мамашу?
– Кажется, на кухню забежала. Командует. Пора?
– А ты не передумал?
Женщина присмотрелась к спокойному широкому лицу. Берт только пожал плечами: думай ты, дорогая, а я убью, кого скажешь. Что ж, справедливо. Ему ведь тоже надо свалить на кого-то умствование.
– После возьмём коней у Луиджи и прокатимся на север.
– А потом?
«Да чтоб я знала!» – вместо ответа она стиснула зубы. У архиепископа баба в штанах немедленно вызовет шок и желание развести костёр. К хафеленской родне Готфрида соваться как-то неудобно. Герцог Иоганн – вот к кому можно подбить клинья через пару вассалов… Правда, герцогами она уж сыта по горло.
Ах, да. Сам Король Треф ведь обещал послать весть о славной победе, буде Единый ниспошлёт ему таковую. Небось, она будет громко и очень, очень едко говорить об этом всю дорогу, но это, как ни крути, лучший их шанс. Хлеб с маслом, хорошие деньги; даже, страшно подумать, ласковое обхождение.
C полминуты великан сидел под её тяжким взглядом, но наконец согласно кивнул и потянулся за кувшином.
Эрна обошла по кругу столы во внешнем дворе, по пути кивая отдельным громилам Даголо, решившим пробздеться. На таком маршруте меньше шансов услышать «Эрна! Эй, иди к нам!», а один гуляка, раздобревший от бренди и мяса, вообще едва ли её узнал.
Так же, как и Агнетта Беккер едва взглянула на неё, выскочив через заднюю дверь меж двором и кухней.
– Фрау Беккер!
Толстушка вздрогнула, подняла глаза от земли. На её лице нарисовалась искусная шлюхмейстерская улыбка.
– А-а, дорогая! Я тебя не узнала… – Её глазки настороженно сузились и стрельнули в сторону верхнего этажа. – Тебя Старик послал?..
– О, точно не он.
Мечница парой быстрых шагов сократила дистанцию до того, как Мамаша только подумала отшатнуться.
– Я от другого нашего друга. Он напоминает о специальном развлечении для караульных.
Жирные щёки, только успевшие как следует подрумяниться внутри раскалённой кухни, вдруг резко стали терять краску. Агнетта провела ладонью по лбу и шумно выдохнула.
– Уф, клянусь Единым! Так он… Так ты… Ты тоже того? Мне стоило догадаться!
На всякий случай Эрна сомкнула пальцы на пухлом локотке.
– Ну, хватит думать, – она наклонилась прямо к расфуфыристой серёжке. – Пора за работу. Я тебя провожу, чтоб не заблудилась по дороге.
***
Земля под Кальваром бугрится, как штопаная-перештопанная рожа Вилли-Мясника. Перед двурогим холмом Застенья по обе стороны от канала тут и там расположились возвышения и ложбинки, и на одном таком холмике – Палаццо Даголо. Не настоящая крепость, из которой подкрадывающегося вражину за пару миль видать. Но всё-таки шагов сорок между его внешней стеной и соседними домами точно есть, и бежать нужно в горку… У бдительного караула все шансы издали приметить вооружённую ораву и захлопнуть ворота. Со своего наблюдательного иззаугольного поста Готфрид не наблюдал часовых перед шумным фортом. Но если ты никого не видишь, это ещё не значит, что и тебя не видят.
Арлонский горн врезал по ушам. Повернувшись к отряду в узком переулке, он опустил мрачный взгляд под ноги. Там лежала пара лестниц подходящей длины, спёртых у кого-то за ночь.
– Хватайте – и вперёд! – сухо распорядился он наконец. Лучше сразу притащить лишнее и бросить, чем удариться лбом в ворота и рвануть за лестницами обратно, пока тебе в спину прицеливаются.
Делец первым шагнул на открытое пространство. От такого же закутка на другой стороне отделилась плотная фигура в зелёных тряпках и железе, а за ней потянулось остальное воинство. Половина блестела на солнце шлемами и бренчала панцирями на ходу, на остальных сидели только зелёные куртки и кушаки – но это не так уж важно, если сразу доставить их за стену.
Быстрым шагом Гёц двинулся к воротам, как пару месяцев назад на драку с мятежным самогонщиком. Пальцы правой руки стукали по кирасе на каждом втором шагу. Ремешок амморийской каски зверски тёр кожу под подбородком. Рядом бряцал доспехами рыцарь в чёрной бригантине. На его треугольный щит делец возлагал о-очень большие надежды: с одной рукой на привязи бегство и прятки для него остались единственной тактикой защиты.
– Дерьмо! – посреди проёма в стене заметался часовой. Через миг он исчез так же скоро, как и возник на горизонте.
– Бегом!
Дитмар остался подле Шульца, но его сержанты и несколько Треф вырвались вперёд. Ворота оставались открытыми. Только бы не опоздать сейчас…
Он оказался у входа почти одновременно с Фёрцем, уже обнажившим меч. Ворота баронской резиденции стояли нараспашку. К одной створке прислонился плечом Дачс – привратник мрачно рассматривал вооружённую толпу вражин. За другую створку цеплялся единственный бдительный человек в крепости, пальцами размазывая по дереву кровь из шеи. Над ним нависала Эрна с кинжалом в руке.
– Чисто сработано, – прогудел командир ткачей из-под забрала. – Виммер, щит!
Мальчишка лет восьми протянул Фёрцу небольшой кулачный щит, покрытый длинными царапинами. Воин просунул ладонь под рукоять и обратил к мальцу стальной лик:
– Держись подальше!
– Тревога! – завопил кто-то из-за стены. Зелёный воин сделал короткое движение кулаком – и ткачи хлынули через проход за своим вождём и герром Зельмаром. Из-под остроносого шлема малинового рыцаря раздался боевой клич из трёх слов; Гёц не понял ни одного, но звучало жутко.
– Кресты вперёд! Фитили готовь! – блестящая каска герра Дитмара возвышалась над у кого чем покрытыми головами Треф. Половина людей Шульца вооружилась аркебузами и арбалетами, остальные – те, что покрепче – сжимали в руках арсенальные копья, топоры и клинки. Однако хоть какое-то подобие боеспособности им придавало не контрабандное оружие, не смышлёность и верность однорукому капитану, а здоровенный бронированный мужик, который орал команды громче, чем две дюжины захмелевших громил по ту сторону острия, и во все стороны излучал непоколебимую уверенность.
– Там ещё один! – крикнула Эрна, дёрнув головой в сторону сторожки. Смотрела она куда-то мимо, но к гляделкам время не располагало. Выхватив первый пистолет, Готфрид с усилием взвёл курок и пинком растворил дверь.
– Ух-ля! – здоровенный мужик, прикрытый одной только шерстью от горла до пят, на секунду застыл посреди комнатушки с топором в руке. Пистолет в руке дельца изрыгнул искры, солидный кусок свинца и дым. Дохрена едкого дыма, за которым он едва различил в углу женщину, прикрывавшую промежность тряпьём.
Через миг справа беспорядочно загрохотали новые выстрелы. Залповой пальбе Трефы сроду не учились. К счастью, против баронской армии плотный огонь и не требовался, особенно в теперешней её кондиции.
– Кыш! – крикнул Гёц в дым. Насилу он разглядел безобразно развороченную голову волосатого и сам ринулся в обратном направлении, на ходу взводя следующий пистолет. Полуголая бабёнка скорее пули выскочила следом и припустила прочь от ворот – туда, где уже сверкали пятками Эрна, Берт и Дачс.
– Капитан, я тут!
Вольф выскочил из дымного облака так быстро, что едва не схлопотал следующую пулю. Опустив пистолет, делец укрылся за его широкими плечами и большим щитом, чтобы продолжить путь вперёд – туда, где вовсю кипела бойня, судя по крикам, смертоубийственным отзвукам и редкой пальбе.
Квадратную площадку, огороженную столами для не вместившихся внутри трапезничающих, усеяли их стенающие тела. Тела валялись и перед ней, но в основном мёртвые: ткачи сноровисто добивали лежавших, резво продвигаясь вперёд. На левом фланге Зельмар воздел вверх меч с синей полосой по всей длине. Замызганной полосой.
– Гюнтер! Толстый! Слепень! Клок!
В голове вертелась одна мысль: «Даголо, Даголо, где же два сраных модника?» В дыму, да посреди кровавой толчеи нужный труп хрен разглядишь. Но если бы кто-то сшиб на землю хоть одну заветную шляпу, вопль триумфатора, только что сорвавшего куш в пять имперских марок, заглушил бы любую канонаду.
– Стол в зубы и к воротам! Тарань! Щит держи выше!
«Да, наверняка заныкались внутри», – Гёц кивнул сам себе, и через миг резко пригнул голову, укрывая лоб за щитом Вольфа.
***
– Пали!
От грохота аркебуз и дыма Карл ошалел уже после второго залпа. Сандро Болт упрямо крутил ворот старого арбалета и ругался по-чёрному, выкрикивая команды стрелкам на втором этаже. Едва разобрав дорогу, младший Даголо добрался до лестницы и скатился прямиком в холл.
Трефы, ткачи, арлонские рыцари, наёмники кайзера… Казалось уж, что почти все на свете уроды вломились к ним на праздник – так что численный перевес был налицо.
Двое бойцов наваливали хлам перед дверями, ещё трое спешно мастерили заслон на входе в зал. Стиснув протянутую руку, валон перемахнул через опрокинутую кровать и тут же оглянулся. Кто это, Бёльс подери, помог ему залезть?
– Карло!
Он не сдержал вздох облегчения, услышав резкий голос отца за собой.
Барон стоял у входа в подземелье во всеоружии, широко расставив ноги, как перед облавой на Треф. Когда только успел принарядиться?
– Что? Туда?
– Я укроюсь в подвале, – ответил он на вопросительный жест сына. – Ты выберешься через калитку – и дуй к бургомистру! Пускай подымает своих быков, гвардию, да хоть Бёльса с матерью е…
– Погоди-погоди!
Карл наморщил лоб, подходя ближе; его взгляд различил наконец среди собравшихся и снующих людей Стефана, Сика, Штофельда, даже кривую сморщенную харю Гвидо.
– Мы же заложили калитку? Наглухо?
– Как заложили, так и разложили, – на сморщенной харе появилась усмешка.
– Мальчик мой!
Отец опустил руку на карлово плечо. «Как коня меня успокаивает, что ли?» – на миг вспыхнула в голове острая мысль.
Но он вдруг и в самом деле почувствовал себя если не спокойнее, то уж хотя бы… Собранным? Его старик стоял перед ним, расправив плечи, с боевым огнём в глазах – словно бы это и не ему таранили дверь чем-то тяжёлым. А если и ему, то это совсем не плохо, а даже наоборот!
– Пока бараны ломятся, вы мигом выскочите через кухню – и прямо в калитку!
Как ни в чём не бывало, барон подмигнул.
– Гвидо покажет. А потом летите на холм, пулей чтоб! Со мной ничего тут не случится, зубы обломают.
Младший Даголо нашёл достаточно сил для лихой улыбки. Если уж старые солдаты подмигивают ему со всех сторон, как-то даже стыдно трясти поджилками.
– Стефан!..
– Э, не, вот он мне нужен внизу, – оборвал отец. – Гвидо будет за второго. Ну, вперёд! Старина Патор с вами!
– И я здесь, – добавил верный Сик сбоку.
Усмехнувшись, Карл твёрдо шагнул к баррикаде вслед за Одноглазым провожатым. Двери уже трещали, но времени хватит добежать хоть до Застенья и чуть-чуть не поспеть обратно.
На прощание он махнул шляпой из-за преграды. Нетерпеливый старик показал в ответ свирепый указующий жест: «Ступай, хватит уж перья мять!»
***
– Пали!
Голос исходил из-за окон галереи на втором этаже – и там же загремела новая череда выстрелов. Гюнтер, Якоб Трёшка, которого Зельмар незатейливо прозвал Толстым, и пара человек со щитами повалились в стороны. Бойцы Старика с новомодным огнестрелом обращались не лучше Треф, зато могли позволить себе роскошь целиться, сидя за узким окном с толстой решёткой.
Стол рухнул наземь, но его тут же подхватили свежие штурмовики – и снова направили в заложенные двери. Кто-то из упавших пополз в сторону, но Готфрид не сумел разглядеть как следует – надо ведь позаботиться о том, чтоб и самому не поймать пулю.
Покосившись ещё раз на стальную пластину в руках неистово потеющего Вольфа, он убрал пистолет и сдавил плечо защитника, увлекая в направлении к трапезной площадке. Остальные Трефы и несколько ткачей под крики герра Дитмара давно опрокинули все остальные столы и постреливали в окна из-за них.
– Фёрц!
Завидев командира цеховиков за столом, заваленным ближе всего к дому, Гёц дёрнул щитоносца в другую сторону.
Стоя на одном колене, близорукий воин отрывисто выкрикивал команды. Лишь когда делец шлёпнулся на траву рядом с ним, едва не угодив ногой в разбитый кувшин, он обратил к нему прорезь в забрале.
– В чём дело?
– Чёрная дверь, на кухне!
Шульц махнул рукой, указывая направление. Железная личина качнулась.