Иван Сергеевич Торубаров
Властитель груш
– Пускай уже твой улов начнёт болтать, – отец указал на изломанного паренька.
Покорно кивнув, Карл присел рядом с креслом и аккуратно потряс Штарса за плечо.
– Давай, дружок. Представься Лиге Кальвара.
– Меня зовут Дагмар… Дагмар Штарс, – глухо отозвался паренёк.
Оба его глаза были широко открыты, но смотрел он строго перед собой, словно пытался разглядеть, что там осталось на месте икр.
– Я агент имперской разведки. Меня и ещё… ещё нескольких товарищей послали в Кальвар.
– А твой капитан?
– Ренато Штифт, да… он наш старший агент.
Стоя на коленях в стороне, Штифт мрачно наблюдал за ними, но не проронил ни звука.
– Расскажи теперь про заговор.
– Мессер Шульц планировал… планировал захватить власть. В Грушевом Саду. Нам приказали помочь.
– И чем же вы ему помогали?
– Деньги. Немного людей. Искали союзников.
Краем глаза Карл отметил, как зашевелилась трущобная госпожа. Чует ведьма, что где-то разводят костёр.
– И какие же друзья были у мессера Шульца в этом предприятии? Или должны были быть?
– Магна Тиллер из трущоб отказала. Капитан Лодберт из Гвардии согласился дать… дать оружие. Из Арсенала. И убрать солдат из Сада. В день Святого Патора, во время праздника. Это назначенный час.
Бургомистр, до сего момента невозмутимый и неподвижный, при имени капитана медленно поднёс руку к гладкому подбородку. Вернер Фёрц прищурился, внимательно разглядывая паренька.
– Курт Мюнцер… Шульц сам его нанял. Больше не знаю никого. Это правда…
– Да, да, я верю, – ласково проговорил Карл, ещё раз легко касаясь уцелевшей руки пленника.
– А… двое других? – осторожно произнёс Фёрц, очками указывая на Штифта и Шульца. – Они нам что-то скажут? Подтверждение, быть может?
Младший Даголо повернул голову к мужчинам, осмотрел их потемневшие лица. Во всех трёх глазах горела бессильная злость. Тот же жар иссушил и намертво склеил их губы.
– Видимо, нет. Но молчание говорит за них. Этот сговорился с кайзером и плёл заговор, – Готфрид охнул, когда на его плечо опустилась карлова рука, – а тот помогал ему покупать сторонников. Покупать членов Лиги!
Магна кашлянула.
– Осмелюсь напомнить, что от меня эти агенты ушли ни с чем.
– И ты мне даже не намекнула, что такое говно варится! – сварливо вставил отец, не поворачивая головы.
– Если бы я только знала, кто плетёт заговор…
Бургомистр быстро поднял руки в примирительном жесте.
– Это предмет отдельного разговора, и вести его нужно определённо не здесь.
– А ты, – продолжал старик, не отрывая широко раскрытых глаз от своего чемпиона, – ты, сучий потрох, вероломный выблядок хафеленской шлюхи… Ты для меня был всё равно что сын второй! И вот эта пакость – моя награда за то, как я тебя облагодеяльствовал?
По лицу патриция пробежала тень. Готфрид помалкивал. Это было бы очень мудро в любой иной ситуации: отец имел обыкновение полыхать ярко и недолго.
Сейчас же вместо того, чтобы рвать и метать, он говорил неспешно, чётко, но его пышные усы и брови чуть ли не шевелились от медленно кипящей ярости.
– Участь твоя будет ужасная. Об умении Альвино ты, кажись, весьма высоко отзывался? – Хмыкнув, он кивнул самому себе. – Что же, хорошо. Я позабочусь, чтоб он потрошил тебя вместе с городским палачом. Чтоб ты до последнего, мать твою, вздоха видел его милую харю!
– Это будет самая большая ошибка в твоей жизни, – глухо проговорил Гёц, поднимая взгляд с цепи на старика.
– Неужели? – Карл сделал шаг обратно к предателю: – Так у тебя остались ещё союзники? Может, ты и с Господом успел договориться? Чтоб тот покарал руку, занесшую на тебя топор?
Делец повернул к нему опухшее лицо. Если он и боялся, держаться у него удавалось не хуже, чем за картами.
– У меня осталась семья в Хафелене. Войной на вас они не пойдут, но могут похоронить всю торговлю в нижнем течении Рёйстера. Почти половина кальварских грузов проходит через них. Как же мессер Глауб повезёт на юг и запад бренди, медь, пиво, пеньку и всякие петли с замками?
Он обратил к Карлу рассечённые висок и верхнюю губу и снова воззрился на судей.
– Как же мессер Фёрц повезёт своё бёльсово сукно заказчикам из Верелиума, или Холемгерда, или из колоний? Как скоро купцы и мастера проедят плешь герру бургомистру?
Фёрц нахмурился. Хайнц фон Терлинген откинулся на спинку кресла, складывая руки на груди.
Отец оскалил жёлтые зубы.
– Этим ты меня пугать задумал?
– Возможно, публичная экзекуция – так себе идея, – тихо заметил ткач.
Старший Даголо медленно вздохнул, набирая побольше воздуха в грудь. Не иначе как собирается наорать на цеховика… Или нет, но Карл спиной чувствовал: сейчас – именно тот момент, когда наследнику надо бы скромно ввернуть веское слово.
– Отец!
Несколькими длинными шагами он пересёк зал и заглянул барону прямо в глаза.
– Ты сам мне говорил о дальновидности. И о том, что нам больше не надо воевать и развешивать везде трупы врагов вместо голов кабаньих. Может, и впрямь выгоднее уладить дело тихо? Кто надо – посыл и так уловит…
Ненароком он встретился глазами с Магной и тут же поспешно отвёл взгляд.
– …а у хафеленцев не будет возможности трясти напоказ зверской казнью младшенького беса, чтоб заставить своих купцов и лодочников терпеть убытки.
Бургомистр одобрительно закивал, а позади вновь послышался ровный голос:
– Выгоднее всего посадить меня на цепь и выслать предложение о выкупе. Кроме того, вам ведь в любом случае придётся без меня справляться со скачками, и играми, и…
Тирада резко оборвалась бульканием. Оглянувшись, младший Даголо обнаружил речистого дельца скрючившимся на толстом кулаке Альвино.
– Завали хайло, пока синьоры перетирают, – прошипел палач, косясь на судей. – Синьоры… и синьора.
Недовольно дёргая себя за ус, барон посмотрел влево и вправо – оглядывал перешёптывающихся садовых деляг. Остальные «судьи» помалкивали – об их мотивах Карл мог только догадываться, но не сомневался, что отец примет верное решение.
Только бы никто не трындел ему под руку и не подначивал. О последнем Альвино уже позаботился.
– Ваша взяла, тихушники, – буркнул старик и жестом велел сыну подвинуться. – Уберите это говно с глаз моих обратно под замок!
Ненадолго Гёц упёрся, молча всматриваясь в лица «судей», покуда пара тычков не сдвинули его с места. Фёрц проводил взглядом тех пленников, что ещё могли идти своими ногами, и повернул голову к обоим Даголо.
– И что ты решил?
– Представление окончено! Всем расход! – прикрикнул барон на зрителей, стиснул пальцами подлокотники и одним рывком поднялся на ноги. – Сами с ним разберёмся. По-тихому. Ваша милость, не угодно ли Вам отойти пошушукаться?
– С удовольствием, герр Даголо, – ответил бургомистр.
Отец же быстро ткнул пальцем в грудь Карла.
– Ты тоже.
Предатель в последний раз зыркнул на них, и невысокую фигуру заслонили плечи покидавших зал бойцов. Карл встретился глазами с Эрной, застывшей в напряжённой позе у самого выхода. Плотно сжав губы, она покачала головой.
И что же это, Бёльс её побери, такое означает? Казалось бы, дело кончено – он победил, и ему даже удалось убедить отца не развешивать поджаренные кишки Шульца по площади, за что, между прочим, обе стороны могли бы и поблагодарить. Но вспышка удовлетворения погасла, словно на неё выплеснули ушат застоявшейся в бочке воды. В голове по новой зазвучало тревожное нытьё, пока тихое, но всё же безмерно отвратительное.
Он сделал шаг вперёд, и тут позывы заглушил резкий голос отца:
– Карл!
«Рабочий кабинет» Пьетро Даголо чаще подвергал беспорядочному украшению, чем удостаивал визитом. Тут имелись и кресла из чёрного дерева с роскошной мягкой обивкой, явно неподходящие к остальной меблировке, и медвежья шкура на полу, и старая охотничья утварь на стенах, и вышедшая из моды полуоткрытая каска – подарок бывшего нанимателя. Половина утвари давно просилась в руки старьёвщикам.
Когда Карл перешагнул порог хранилища древностей, бургомистр плавно погрузился в одно из кресел – так, чтобы ни одна из складок его чёрной с тремя золотыми полосами мантии не изменила положения. Следом и отец тяжело рухнул в кресло напротив, тихонько застонавшее от такого обращения, и водрузил левую ногу на медвежью башку.
– Ты поручишь Эрне увести нашего маленького друга, разобраться с ним, – проговорил он, слегка повернув к двери подбородок. – Я хочу, чтобы он исчез с концами, будто бы Бёльс его целиком сожрал.
– Эрне? – медленно повторил Карл.
Он сделал вперёд несколько мягких шажков и аккуратно приложил шляпу к груди. Почему-то при виде герра Хайнца его всякий раз одолевало смутное желание выглядеть даже более расфуфыристо, чем выходило со слов парней.
– Может, лучше я сам? Это может быть плохой идее…
– Это охренительно здравая идея, – ворчливо перебил старик, раздражённо распутывая пальцами узел на шее. – Моя дорогая Эрна меня беспокоит. И это великолепный шанс проверить, могу ли я полагаться на неё так же, как прежде.
– А если не можешь?
Отец наконец справился с платком, сдёрнул его с шеи и разложил на коленях. Услышав вопрос, он вполоборота сел в кресле лицом к сыну. По его лицу пробежала усмешка.
– Ну, не будь же таким наивным. Ты же не думал отправить её одну, без пары хороших ребят, которые за всем присмотрят?
Он снова обратил глаза к платку и аккуратно согнул его пополам.
– И потом, Эрна обидится почище твоей матери, если заставишь её копать яму. Она – наш лучший меч, а не лучшая лопата.
Действительно, проще и не придумаешь. Пускай шлёпнет скурвившегося любовника – или вместе с ним накроет стол для червей. Вот так, значит, и должен рассуждать барон? Даже если речь о тех, кого вроде как называешь «друзьями»?
«Может, тут и для меня проверка приготовлена?» – задумался Карл на миг. Увы, отец обратил откровенные глаза к патрицию, не давая почерпнуть ответ из них – осталось только согнуть спину в лёгком покорном поклоне.
– Как прикажешь.
– Фрау Тиллер говорит правду? О том, что не знала, кто именно готовит заговор? – бургомистр сперва поглядел на барона, затем на младшего Даголо.
«Это ведь ты добыл признания, правда?» – читалось во взгляде.
– Это так, – признал он с неохотой, немного помедлив. – Младший сказал, что имён они не называли. Отчасти потому Магна и отказалась, а вовсе не от большой верности Кальвару. Если бы кайзер отвалил сундук побольше…
– С капитаном они, видать, учли эту промашку, – вставил старый кондотьер.
Карл постарался заглушить в груди вздох досады: в конце концов, отец сказал примерно то, к чему он и сам собирался подвести. Кивнув, он только добавил:
– Паренёк сообщил, что ещё один шпион пристроился лакеем в доме Манцигенов.
Бургомистр хранил степенное молчание, почти не шевелился и вроде бы даже не слишком глубоко дышал. Эта манера месканских аристократов обычно вызывала недоумение, но следовало признать: когда благородный муж начинал говорить, Карл в самом деле пытался слушать его повнимательнее.
– Понимаю ваше негодование, друзья мои. Однако пока вы не задумали следующее возмездие… Наш друг герр Лодберт допустил серьёзную промашку, когда связался с имперской разведкой. Этим можно воспользоваться, чтобы ослабить позиции Манцигенов в Лиге.
– Каким это, допустим, образом? – осторожно проговорил Карл под внимательным взглядом герра Хайнца.
Идея звучала недурно, но как-то очень уж размыто. Не говоря уж о том, что под «ослаблением» могла подразумеваться какая-то типично аристократская хрень вроде раздевания до исподнего перед уважаемым обществом и позорного побивания подушками по голой заднице.
– Учитывая обстоятельства, допустим, передачей Арсенала под попечение более ответственного члена Лиги. И небольшой встряской среди офицеров Гвардии Кальвара. Они, похоже, стали забывать, что служат городу, а не Лодберту фон Манцигену.
– Было бы чудно продолжить этот разговор завтра, – заметил отец, непринуждённо постукивая носком башмака по медвежьему лбу. – Не угодно ли Вашей милости зайти на наш скромный праздник, когда кончим с помолвкой?
Даголо-младший почувствовал вдруг, что из-под его стоп резко выдернули ковёр, который обещали аккуратненько скатать и на время унести прочь, чтоб как следует почистить.
– Помолвкой? Завтра?
– Чего откладывать? После того-то, как предыдущая помолвка так затянулась. Э-э… – старик хмыкнул, дёрнул ус и немного наклонился вперёд, в сторону патриция. – При всём уважении, герр Хайнц.
Не изменившись в лице, Терлинген кивнул и сдержанно ответил:
– Я тоже заинтересован в скорейшем оформлении нашего… партнёрства.
Похоже, через его благородный рот не смогло протиснуться слово «союз», когда речь шла о Даголо. Даже когда он снова взглянул на младшего из них, всего из себя ухоженного, в высшей мере приличного и с изящно приложенной к сердцу шляпой.
– Герр Карл, Вас это не слишком шокирует?
– Я буду счастлив как можно скорее надеть лучший колет для Вашей дочери, – елейно отозвался жених.
С удовлетворением он отметил лёгкую улыбку на лице бургомистра: тот явно оценил ответ. Вот же змеюка!
– Ступай, – бросил отец.
Только теперь он обратил к Карлу лицо, на котором наконец появилось какое-то подобие обыкновенной жизнерадостности.
– Эрна тебя ждёт. И по дороге дай кому-нибудь пинка – хочу, чтобы немного вина с моей родины и пригоршня с соблазнили герра бургомистра завтра бежать к нам со всех ног.
Неловко Карл поддержал вспышку изрядно наигранного веселья и попятился к двери, по-прежнему держа на груди дурацкую шляпу. А ведь ему ещё предстоит озадачить Эрну и кого-то из ребят… Кажется, в скорейшем времени завязать на себе узы брака не так уж и жутко в сравнении с этим делом.
Меж двух ударов
– Господь Единый, как же я рад наконец заняться чем-то подальше от сраной будки! – жизнерадостно сообщил Дачс, на ходу расправляя руки в стороны.
Целых две вольности, сейчас Готфриду совершенно недоступных.
– Рожи и жопы, жопы и рожи, мелькают мимо целый день. И хоть бы кто в бутылку полез!
– То-то от таких видов ты и себе рожу шире жопы отъел, – мрачно заметила Эрна.
Привратник добродушно хохотнул в ответ и обеими руками потянул за ворот. Братец Крюц одновременно принялся вращать второе колесо на другой стене.
За блестящей деревянной обшивкой слева, справа и сверху зашуршали зубчатые колёса цвергского механизма; стальная плита и решётка в тёмном проходе лязгнули и поползли – одна в сторону, другая вверх.
Коренастый Опарыш первым ступил в темноту с лопатой и фонарём в руках, поворачиваясь чуть бочком, а жилистый Заступ грубо пихнул низложенного Короля в спину. С его ног сняли железо, чтобы он мог топать к могиле шустро и не слишком шумно, так что ему удалось быстро выставить вперёд ногу и не шлёпнуться носом на каменный пол.
Если патриций строит шикарную домину в тогда-ещё-предместьях города с подвалами для хранения провианта, вин и недобровольных гостей, обносит её стеной в два человеческих роста, нанимает холемских мастеров-резчиков по камню и дереву, дерущих гульден в неделю, и даже возводит для жены часовенку в перелёте стрелы к северо-западу – можно быть уверенным, где-то в подвале найдётся и потайной ход.
Дабы не ломать голову, заканчивался он в том самом соседнем доме божием. Хотя, конечно, по нынешним временам там не дом, а скорее шалашик, в который Господь изредка заглядывает, бывая проездом в соборе Святого Дидерика,
Прекрасный был бы путь для проникновения в Палаццо для бойни, если б три года назад Гёц сам не позаботился о замене единственной ржавенькой решётки, поднимавшейся единственным визжащим колесом с цепью. Вскрыть новую дверцу снаружи в принципе невозможно, а взорвать – ну, разве что вместе со всем проходом. Зато цверги сделали ему порядочную скидку на двери, замки и запоры в конторе и Вихре за то, что убедил Даголо раскошелиться.
Впрочем, какая уж теперь разница? Сейчас единственная забота связана с туннелем – не оступиться в тех двух местах, где он вилял вверх-вниз.
Опарыш опустил на пол фонарь и взялся за третий ворот. Мраморная плита впереди поползла в сторону, выпуская на башмаки Шульца полоску розоватого света. С ума сойти, неужто его мурыжили до заката? Когда-то Старик был куда быстрее на расправу. И вообще-то характер его к лучшему не поменялся. Может быть, Фёрц всё же проявил немного сраной благодарности за то, что про ночное свидание на суконном складе никто даже не заикнулся?
– Так вы меня убивать ведёте или исповедоваться? – осторожно произнёс Гёц, поворачивая голову.
К его неудовольствию, свет лампы выхватил только харю Дачса.
– Прости, Гёц, придётся без отпущения помирать. Топай.
Зачем-то его опять ткнули под рёбра, будто это могло заглушить дикую боль в руке, или над глазом, или… Наклонившись, он услышал низкий голос привратника:
– Хотя, из уважения к тебе… Могу выслушать заместо попа. Клянусь, что передам всё первому же монаху, какого увижу после.
«Да подотрись ты своим уважением», – подумал делец, едва-едва задевая притолоку макушкой. Заступу пришлось согнуться сильнее, но его пальцы остались сомкнутыми на поясе пленника. Спасибо хоть, что громила перестал держать его за руки, крепко стянутые верёвкой.
– И где ты меня прикопаешь?
Гёц в упор посмотрел на женщину, выскользнувшую из лаза последней. Эрна прикусила губу, но продолжила смотреть в сторону, на дверь часовни. Её пальцы барабанили по эфесу.
– На пустыре у цвергов.
– О, ну, с коротышками ему точно будет уютно, – ухмыльнулся Дачс, пока его брат ковырялся ключами в замке. – Пойдём сейчас налево, потом мимо Скобяного, потом по краю Пятака?
– А как же ещё? Хочешь патрулю его показать?
Пока Крюц звенел ключами уже снаружи часовенки, Гёц осторожно расправил плечи и глубоко вздохнул. Свежий ветерок набегал прямо со стороны собора. Человека более экзальтированного это могло бы натолкнуть на определённые мысли.
– Эрна, отпусти меня, – ровно проговорил он, переводя взгляд с ключника на мечницу.
– Вот так просто? – фыркнула она.
– Думаю, потом тебе придётся соврать Старику, что я того. Это немного усложняет дело. Но не очень.
Дачс молча стоял рядом со скрещенными на груди руками и таинственно, как ему, видно, казалось, улыбался. Это лучше десяти слов показывало, зачем он тут.
– Не стоило срать в карман Старику, Гёц.
– Что ж, видать, ошибся я…
Делец осторожно приподнял левое плечо. Заступ опять пихнул его, но болтать на ходу – ничуть не сложнее:
– Теперь будет мне по ночам сниться, сколько денег я профукал, и буду я просыпаться и кричать. А ты как, крепко спать будешь?
– Мне не привыкать.
– Может, и так. Наверное, после этого дела Старик наконец будет доволен. На какое-то время. До послезавтра – наверняка. Точно стоит того.
Спускаясь от часовни вниз, к узкому переулку, Эрна вышла вперёд, так что разглядеть её лицо он теперь не мог. Зато хорошо видел, как побелели её пальцы, обвивающие рукоять, каким жёстким был шаг, какой яростный пинок она отвесила подвернувшемуся на пути камешку.
– Вам, ребята, тоже наверняка изрядно пообещали, – делец украдкой посматривал на тех провожатых, кто оставался в поле зрения. – Дачс, неужто Старик согласился выставить приданое для твоих четверых девок?
Привратник только хмыкнул. Ну, разумеется, даже не близко. Как следует пристроить замуж такую ораву ненамного дешевле, чем обтяпать переворот. Не говоря уж о текущих расходах.
– Я заплачу вам с братом столько серебра, сколько сможете утащить. Вам всем, – быстро добавил Гёц, повернув голову назад, где маячила тёмная харя Заступа. – Каждому хватит, чтобы укатить в Холемгерд, купить дом и вообще больше не работать.
– Что я в этой жопе мира не видал? – проворчал Крюц.
Делец вздохнул. Всё же сейчас он не в лучшем положении для раздражения.
– У мира есть много других жоп с такими же расценками. Можешь выбрать любую. Хоть верелиу… Ай, сука!
Он чуть не взвыл, когда Дачс схватил его за локоть и приложил к стене. Легонько – ноющие рёбра едва заметили, что в кладке несколько камней порядком выдаются из общего ряда. Правда, в таком зажатом виде немедленно напомнил о себе бедный мочевой пузырь. Господи, дай сил не опозориться напоследок…
– Слушай, дружок, – с расстановкой сообщил привратник, – Карл ведь знал, что ты начнёшь нам серебром в уши ссать. Поэтому выбрал тех, кому и тут тепло живётся, сечёшь?
Сукин сын даже не думал выпустить его руку, но Готфрид сумел удержать болезненный стон в груди. Подняв взгляд на грубо вытесанный нос Дачса, он хладнокровно проговорил:
– Цена не устраивает?
– Не-а.
– Как насчёт жизней твоих баб?
На миг брови сурово сдвинулись, но проблеск гнева тут же сменился снисходительной улыбкой.
– И как же ты моих баб достанешь, а? Трефы давно слиняли – ты сам умников понабрал, они давно смекнули, куда всё покатилось. Разве что встанешь сам из могилы?
– Мать вашу, пойдём уже! – прошипела Эрна, упираясь в громилу злобным взглядом.
Привратник пожал плечами и убрал наконец пальцы с вопящего предплечья.
– Если хочешь сама взять меня под руку, пускай это будет левая, ладно?
– Вот трепло, – буркнула она, но всё же вцепилась в нужный локоть.
Человек более сентиментальный предпочёл бы сосредоточиться на том, что это самая приятная часть всего прошедшего дня. И всего оставшегося вечера.
– М-мать! – приятность закончилась так же стремительно, когда она стиснула руку ничуть не слабее, чем любой из двоих громил до сего момента.
Вообще-то когда в конце одной из узких кальварских улочек вдруг появляются мужики с железяками в руках и начинают быстро перебирать ногами тебе навстречу – знак это однозначно хреновый, независимо от района. Но прямо сейчас зрелище заставило почтенного мессера Шульца округлить глаза, вытянуть шею и быстро зашевелить пальцами ног, будто он снова стал подростком и только что его угостили изрядной порцией неразбавленного вина.
Эрна дёрнула в обратную сторону, но и из начала переулка на них наставили три аркебузы, спёртые из кальварского Арсенала.
– Бросить оружие, черви! Пустите мессера Шульца!
Рокочущий звук исходил от высокого воина в алом нагруднике и носатом шлеме. Бесовски похоже на герра Зельмара, орущего через ведро.
Женщина издала утробный звук; в её левой руке блеснул кинжал, а правой она сгребла Готфрида за дублет и прижала к той же самой проклятой стене, только в другом месте. Камней тут выступало поменьше, но точнее не сказать: зародившийся было смех провалился обратно в глотку, запрокинутую подальше от холодной острой стали.
– Стооооп! – прокричал он вверх, надеясь, что призыв не улетит слишком высоко.
– Стоять на месте, не то срежу ему башку на раз!
Женщина вцепилась в него крепче, чем в постели. Даже будь правая целой, даже не будь она скреплена с левой и втиснута в камень, едва ли удалось бы достаточно быстро нанести такой удар, который выбил бы дух из её широкой груди.
Да с переломанными костями ему не выбить и пробку из бутылки.
– Эрна! – встревоженный голос Альфи доносился с правой стороны, где осталась часовня. – Бёльсова Мгла, опусти нож! И мы никого не тронем!
Скосив глаз влево, Гёц увидел Дачса и Крюца с внушительными тесаками в руках, преграждавших путь фигуре рыцаря, забронированной от колен до самых глаз. А жизнь-то, похоже, налаживается…
Остался лишь один щекотливый нюанс.
– Эрна, – сипло проговорил делец и опустил глаза – благо этого оказалось достаточно, чтобы взглядом нащупать обескураженное лицо женщины.
– Прошу, опусти нож. Пожалуйста.
– Зачем бы мне это делать?
– Не-ет! – тут же встрял Крюц, чуть поворачивая к ним голову. – Держи его!
– Да! – поддержал его Дачс, неотрывно следивший за рыцарем. – Пусть они…
Зельмар качнулся в сторону и вперёд, грозя привратнику длинным мечом. Тот отшатнулся; его брат попытался достать руку рыцаря, но из-за треугольного рыцарского щита возник сержант Гюнтер и его рука, сжимавшая древко копья. Стальное жало впилось в ногу Крюца чуть выше колена.
– Затем, что на его ор сейчас полгорода сбежится!
Гёц попытался вклиниться между рёвом раненого бойца и ужасной бранью, которую он и его брат обратили в сторону рыцаря.
– Ты всё верно сказала. Друзей покупают не за деньги. А я хочу, чтобы мы оставались друзьями. Альфи!
Бледное лицо Валета мелькнуло далеко справа, за спинами стрелков. «Надеюсь, ты не собираешься сейчас проблеваться и упасть в обморок», – капитан пытался не потерять помощника из виду.
– Даже если Эрна меня кончит, отпусти её!
Братья слева на время перестали ругаться.
– Чего?
– Вытряси дерьмо из ушей! – Гёц с удовлетворением отметил дрогнувший уголок плотно сжатых губ женщины. – Когда вернёшься к Старику, попробуй сосчитать, сколько ласковых слов он тебе скажет. А теперь – режь или опускай!
Женщина моргнула. На колокольне собора послышался гулкий удар, накрывший переулок душком дешёвой трагедии в уличном театре со старенькой рындой вместо громовых раскатов. Ну, теперь хотя бы ясно, что помирать ему ровно в шесть пополудни.
– Один! Два!
Помеха чуть пониже кадыка куда-то пропала. Судорожно он вздохнул одновременно со вторым ударом. Немного поторопился со счётом.
– Трепло, – пробормотала Эрна, отступая на полшага назад.
– Не убивайте их! – Гёц тут же заглушил её, быстро поворачиваясь из стороны в сторону.
Без преграды в виде ножа свободный воздух города так хлынул в глотку, что в глазах потемнело и голова пошла кругом. С глухим рычанием он склонился вперёд, насилу простёр руку к концу проулка и прохрипел:
– А вы – бросай оружие, если жить охота!
– Сука! – презрительно выплюнул Дачс; тесак зазвенел по булыжникам.
Его брат оставил попытку восстановить равновесие, сполз по стене и застонал, зажимая ладонью кровоточащую рану.
Бойцы Зельмара скрутили привратника, натужно толкаясь втроём в промежутке между стен. Сам рыцарь выступил вперёд, вложив клинок в ножны, протянул руку и требовательно прогудел:
– Фройляйн, меч!
– Оставь, – делец распрямился, осторожно качнул головой.
Эрна шагнула ему за спину, мрачно зыркнув на рыцаря. Гёц почувствовал, что путы ослабли.
– Что же, хорошо.
Ладонью в кольчужной рукавице Зельмар неловко открыл щеколду и поднял носатое забрало вверх. На лице арлонца от блестящих глаз до кривящихся губ читалось озорство; он мигнул мечнице в ответ:
– Фройляйн!
– Гёц! – в отличие от рыцаря, на лице Альфи ни кровинки не осталось.
Нерешительно он развёл руки в стороны и сделал шаг навстречу, но Шульц предупредительно зашипел и бережно обхватил ту руку, что вопила от боли, той рукой, в которой недовольно булькала кровушка, снова двинувшаяся по законным путям.
– Хватит с меня пока объятий!
Наскоро он осмотрел четвёрку громил, уже почти не сопротивлявшихся Трефам и арлонцам, и твёрдо заключил:
– Пока рвать когти.
– Скобяной угол, – предложила Эрна своим башмакам. – Сивого не бывает не месте в этот час. Обычно.
– А необычно? – хмуро уточнил Валет.
Женщина пожала плечами.
– У вас тут половина Арсенала, так что какая разница?
– Ф-ф… в Скобяной угол тогда! Бегом! Нас и впрямь мог кто-то слышать.
В Кальваре такие вопли предпочитают игнорировать, но сегодня и так очень уж особенный день. А Готфрид не имел привычки испытывать предел божьей благосклонности к своей персоне, что ни говори, весьма гнусной и грешной. И сейчас половина грешков будто тянула за шею, плечи, руки и бока снаружи, в то время как другая половина настойчиво давила изнутри. Кажется, ослабь хоть на миг напряжение в любом месте – тут же рассыпешься…
Впрочем, даже в этом теле наверняка много слаще, чем в шкуре одного из имперских агентов.
– Мориц, труби отход! – приказал рыцарь, поворачиваясь за Валетом.
Тот первым пустился в дальнейший путь – в том же направлении, куда недавно волокли Короля.
– Что?
Паж Зельмара, невысокий паренёк в куртке из грубой кожи и сдвинутой на затылок шапочке, приложил к губам изогнутую трубу. В обе стороны переулка брызнул радостный звук, бодро отскакивающий от каждого выступающего камня, что Гёц пересчитал спиной.
– Это арлонский рожок, – важно сообщил рыцарь, мерно шагая впереди освобождённого дельца и освободительницы.
Она почему-то продолжала держать Готфрида под левую руку. От голода и плотности событий голова кругом шла, и он так и не нашёл причины сбросить хватку.
– Другая группа услышит и поймёт, что пора отступать. А арлонский рожок здесь мало кто слыхал. И никто не знает, что ты нанял пару рыцарей, н-да?
– Другая группа?
– Дитмар с этим твоим Носатым следили за главным выходом.
Шульц покивал самому себе. Простой и дельный план, чтоб его. Неужели не нужно лично всем всё объяснять, за всем приглядывать и размахивать палкой, чтобы банда чётко и быстро сработала операцию, вместо того чтобы разбежаться? Просто удивительно.
Мерное бряцание доспехов постепенно убаюкивало голову, раскалённую от вихря из оборванных мыслишек. До того, что проход между стен поплыл и закачался перед глазами.
– Уф, Господь милосердный! – простонал Гёц, оглядываясь по сторонам. – Далеко там?
Эрна хмыкнула.
– Это ты-то потерялся? Я думала, ты с закрытыми глазами по городу можешь бродить.
– Разве что бродить, а не попадать куда надо. И день был не лучший, как по-твоему?
– Туда, – женщина утянула его по повороту влево. – Ещё минут пять топать.
Похоже, совесть потихоньку-таки грызла её изнутри, то ли из-за колебаний, то ли из-за того, что вообще оказалась на этом месте. Любопытно, достаточно ли силён червячок, достаточно ли сильно Старик подкормил его разными выходками и ценными идеями?
Новопленённых пихнули под арку, отделявшую дворик благородных скобянщиков от подмастерий и остальной торгашеской челяди снаружи. Послышался звук двери, неделикатно отворённой с ноги. Кто-то громко возмутился – однако через миг уже спрятал недовольный язык поглубже. Значит, сопротивления не будет. Вот и славненько.
– У-ух, погоди, – сипло проговорил делец у мусорной кучи. – Сил больше нет терпеть.
– Хочешь, Мориц поможет? – любезно предложил рыцарь, наблюдая, как наниматель неловко распускает завязки портов одной левой.
– Вот уж не надо. Пусть поможет мне, когда и вторую сломают…
Он резко покачал головой из стороны в сторону, а после запрокинул назад с глубоким вздохом:
– О-о-о! Сука! Изверги! Полдня в цепях держали…
– Если ты закончил, я, пожалуй, пойду, – донёсся до его ушей утомлённый голос мечницы.
– Погоди-погоди, это куда ты пойдёшь? – снова встрял встревоженный Валет. – К Старику?
– Дурной что ль? Пока он не узнал, успею сбегать к Берту. И дёрнем отсюда.
Гёц спокойно привёл себя в деловой вид – насколько вообще мог с одной рукой и после суток на цепи, – и лишь после повернулся лицом к друзьям. Обратив глаза к мрачной, как грозовая туча, физиономии женщины, он медленно произнёс:
– Я не собираюсь тебя держать. И я дам всё, что попросишь для дороги. Но я прошу задержаться на день для последней услуги.
– Сказать Старику, что дело сделано?