Иван Сергеевич Торубаров
Властитель груш
Она только теперь оторвала взгляд от земли; губы сложились в горьку усмешку.
– Что я тебя чикнула, ребята закопали, Дачс прочитал отходную, потом я уронила пару слёзок и отпустила всех по домам?
– Почти. Дачс с тобой пойдёт и всё подтвердит.
Теперь уже смешок послышался от Альфи.
– Это Дачс-то?
– У нас его брат. К концу часа будут его бабы. Теперь у меня больше аргументов, чем у него верности.
– И что потом? – спросила мечница сразу за троих.
Альфи неловко пожёвывал губы и перебирал пальцами какую-то карту. Герр Зельмар же прислонился к стене по ту сторону прохода от орошённой помойки и невозмутимо взирал на «совещание» через окошко в каске.
– Дождёмся, когда Старик начнёт праздновать кучу денег, что мы ему сделали на скачках, и мою же кончину заодно, – Шульц поочерёдно заглянул в каждое из трёх лиц, – и тогда-то возьмём их тёпленькими.
Рыцарь крякнул «Ха!», сделал пару широких шагов и осторожно хлопнул дельца по левому плечу. Всё равно оказалось несладко – но он хоть попытался.
– Так и знал, что у тебя внутри сам Бёльс по бочкам дубиной колотит! Я бы послушал этот новый план. Да и Дитмар, уверен, от восторга просто аж споёт что-то! Мы думали, ты теперь только драпать будешь в свой Хафелен… или куда там.
– Не хочешь сперва узнать, что люди думают об этой волшебной идее? – с мрачным видом Валет скомкал карту.
– Узнаем, как только Носатый подойдёт.
– Отойдём, – Эрна вдруг тоже выступила вперёд.
Зельмар пожал плечами, посторонился, и она увлекла дельца за локоть в тёмный низкий проход.
– Я знаю, ты…
– Послушай-ка, – Гёц почувствовал новые камни под спиной, опять оказавшись пригвождённым к ним колючим взглядом и пальцем, давящим на грудь. – Ты хочешь, чтобы я сунула башку в волчью пасть, чтобы потом и ты мог сделать то же самое? После того, как тебя едва не присыпали на пустыре с горелыми коротышками? Я всё правильно поняла?
Он медленно кивнул. Мечница выпустила его, отступила чуть назад и упрямо скрестила руки на груди.
– Может, тебе прилечь, отдохнуть? В лодочку. Пока она будет в Хафелен плыть.
– Я не для отдыха в Кальвар приехал. И ты тоже. И у нас были все шансы выбрать место поспокойнее, нет?
– Ну, раз ты так сказал…
– Тебя ведь полностью устраивает твоё занятие, – он чуть выдался из кожи вон, пытаясь придать голосу сколько-нибудь вкрадчивый оттенок. – Находить и отправлять к Бёльсу гнусных скотов, кто даже для виселицы не годится. Лишь бы наниматель не был полным мудаком. Не следил за каждым шагом. Не пытался взять за горло, как только его на поиск предателей заклинит. Не нажирался до визга каждый вечер.
Прищурившись, женщина рассматривала что-то на той стороне прохода, её пальцы нервно барабанили по локтю. Когда Гёц умолк, она вздохом подвела черту под списком мудацких нанимателей:
– Я видела Сульта. В городе. Сегодня. Он сказал, что Карл его подрядил.
Перед глазами пронеслись ключевые события всего предлинного дня. Герцогская барка, рыцарский лагерь, пожар в Вебеле… Чем больше Готфрид вспоминал, тем менее дико звучало услышанное.
– Ох-хо-хо! – воскликнул он после небольшой паузы, запрокинув голову.
Вроде бы такая новость должна разозлить ещё сильнее, но злость гасла под мощным потоком, что удача лила на его колесо.
– И этот умник станет бароном, когда папаша кончится?
– Гадёныш должен получить своё, – проворчала мечница, – но я не буду убивать Старика из-за… этого.
Теперь Гёц сам сократил дистанцию, приблизившись настолько, чтобы слышать напряжённое сопение.
– Не надо убивать никого. Просто скажи, что дело сделано. Когда мы нападём на Палаццо, можешь исчезнуть.
Она снова обратила к нему испытующий взгляд.
– Но я бы предпочёл, чтобы ты осталась.
– Чтоб усмирять тех, кого не перебьёшь?
– Чтоб я хоть к кому-то мог спиной повернуться.
Эрна прикрыла глаза. Через несколько секунд её голова медленно качнулась вперёд. «Наконец! Отлично!» – возопил внутри дельца голос, изо всех сил выискивавший подходящие слова, но для вида он лишь повторил сдержанный кивок.
– Теперь дело за малым, н-да?
Трефы умолкли, стоило ему вынырнуть во внутренний двор, и расступились перед маленько свороченной с петель дверью. У порога сидел белобрысый детина. Левый его глаз злобно пересчитывал пришельцев, правый вместе с половиной лба он старательно зажимал ладонью.
Глядя строго вперёд, Гёц просквозил через почётный коридор и нырнул в логово местного заправилы.
– Этих троих – вон, с Дачсом мы поболтаем, – распорядился он, быстро пересчитав пленников на всякий случай.
Трефы пинками подняли на ноги Опарыша и Заступа, вслед за ними Гюнтер выволок за дверь стонущего Крюца с холстиной на ноге. Дачс, стоя на коленях, уставился исподлобья на капитана. Вольф навис над привратником, как смертный грех над душой. Правда, грехам ни к чему держать пистолет у твоей башки.
– Как ты оцениваешь свои шансы, дружок?
Громила облизнул губы и покосился на выход. Крюца перетащили через порог, и дверь кое-как запахнулась на место.
– Шибко похоже на то, что мы тебе зачем-то нужны.
– На лету подмечаешь.
Делец зацепил носком башмака табурет, передвинул его с кошмарным скрипом и уселся перед пленником, бережно придерживая опухшую руку.
– Я хочу, чтобы ты вместе с Эрной вернулся к Старику. Вы скажете, что я готов, выпьете с ним по чарке за мою грешную душу и разойдётесь.
– Идёт. Развязывай.
Вольф усмехнулся. Готфрид почувствовал, что не готов шевелить лицом сильнее, чем это требовалось для простого говорения слов.
– Ты ведь понимаешь, что мы проследим за Палаццо и узнаем, если ты сдашь Эрну?
– Конечно. Я ж не дурак.
– Тогда, наверное, ты понимаешь, что я придержу до тех пор Крюца? И что наведаюсь к твоим бабам, прежде чем тебя отпускать?
Вольф немного шевельнулся; его плечо закрыло остатки света, падавшие из окна на лицо Дачса. Тот блеснул глазами из полутени.
– Угу.
– Если ты сдашь её, – Шульц наклонился чуть вперёд, чтобы слова не успевали остывать по пути к ушам, – или если вздумаешь вякнуть хоть какой-нибудь сраный намёк – я узнаю об этом. И тогда твой брат, твоя жена, твои девчонки – все они окажутся в Бёльсовой заднице. И я позабочусь, чтобы они туда попали самым хреновым способом. Веришь, что я это сделаю?
– С тебя станется, – хрипло отозвался привратник.
За всю тираду он не моргнул ни единого раза.
– Честно говоря, у меня маловато фантазии, чтоб кого-то мучать. Да и ребята мои – мужики порядочные, такая гнусь им в тягость. Так что я найду в трущобах парочку совершенно конченых отморозков. Веришь, что найду?
– Верю, Гёц.
Делец выпрямился на табурете и мельком взглянул на Вольфа. На том застыла будничная душегубская маска.
– Я рад, что ты так хорошо меня понимаешь. Постарайся не забыть, о чём мы говорили. Кстати, это ведь ты разобрался с Джиттой Погремушкой? Помнишь, девчонка спёрла у Старика золотую чашу?
Дачс ненадолго опустил глаза к полу. Вольф снова покачнулся, но тень не спешила покидать лицо пленника.
– Помню. Лучше, чем тебе кажется.
– Прекрасно. Помни о Погремушке. Помни, что Волда, Имма и остальные, как их там, запросто могут пройти за нею след в след. Или сделаешь, как я сказал, и рана Крюца останется единственным уроном для всех. Я даже покажу его доктору, чтоб нога не сгнила нахрен, пока мы тебя дожидаемся. А сейчас оставлю тебя вместе с Вольфом… Позови меня, если вдруг передумаешь, ладно? Тогда мы прямо сейчас вами займёмся. Может, Опарыш посговорчивее будет?..
Готфрид медленно поднялся с табурета и напоследок покосился на Дачса, взявшись за дверную ручку. Бедный мужик, кажется, едва удерживался от того, чтобы не начать выглядеть несчастным.
«Надо было соглашаться на мешок серебра», – беззвучно прошептал делец и дёрнул дверь на себя.
– Капитан! – Носатый попытался радостно улыбнуться, но губы у него нервно подрагивали, а глаза перебегали с одной цели на другую. – Я та-ак рад тебя видеть… гм, почти целым… но Альфи тут говорит, мы снова идём на войну?
Король Треф обвёл взглядом небольшую, но ладно сложенную колоду, и чувство гордости потеснило в голове опечаленную дачсову рожу.
– Ах, мои ребятки!
Человек более сентиментальный нашёл бы тут отличный повод прослезиться, но в конце концов, разве крепко сбитая команда не была главным вложением?
– Сегодня я узнал, что Карл Даголо нанял шайку Сульта, чтобы ограбить нас на Кавальелле и выставить никчёмным говном перед Стариком. Эрна, я ничего не спутал?
Мечница затравленно оглянулась из угла на толпу мужчин, внезапно перенесших на неё массу внимания, но затем быстро кивнула. Несколько изумлённо распахнутых ртов обозначили решительное негодование. Носатый молча нахмурился.
– Эрна предоставила нам отличный шанс – ударить завтра, во время праздника, пока Старик и Карл думают, что я мёртв, а вы все – разбежались.
– Даже без Курта? – с сомнением уточнил Колум.
– Без Курта. Его мы заставим слезами умыться. Позже.
– И парни Даголо, значится, не втопчут нас в грязь?
Гёц покосился себе за спину, на распахнутую дверь. Утечку среди Треф больше нет смысла принимать в расчёт… А вот Дачсу лучше не стоит знать, в чей дом Штифт залез напоследок.
– У меня остался ещё один союзник, – сообщил он заговорщически пониженным голосом, – и его не замазали на судилище. Постучимся к нему.
В заднем ряду сохранился сомнительный шепоток. Колум засопел. В каморке за спиной царила гробовая тишина.
– Что это за новый союзник?
– Ну-у… Скажем так…
Шульц осторожно отпустил покалеченную руку, сделал вид, что хватает пальцами иголку, и изобразил в воздухе несколько стежков. В глазах перед ним недоумения, скорее, только прибавилось. Тогда он оттянул пальцами ворот дублета, постучал ногтем по шву…
– Нихрена не понятно, капитан, – признался Носатый.
«Угу, да», – поддержали его с двух сторон честные титаны игорного дела. Вот уж у кого художественного воображения ещё меньше, чем у Короля Треф, так это у его парней.
Он тяжело вздохнул и сплюнул.
– Так! Вы двое – со мной! Остальные…
Он осёкся, опустил руку с двумя перстами, оттопыренными в сторону Альфи и Колума. Колючий взгляд прилип к битому блондинчику у двери.
– А он тут что делает? Под замок!
Слабый протест тут же парировали обещанием засветить и во второй глаз. Гёц уже не следил за тасованием пленников.
– Идём, – бросил он на ходу Эрне, коснувшись пальцами её локтя.
Даже через плотный рукав дублета он ощутил, как прикосновение отозвалось лёгкой дрожью. Можно ли это списать на перспективу «сунуть башку в волчью пасть»?
– Ты нам ничего не говорил про ещё одного союзника, – Носатый прислонился к створке ворот, запиравших проход во двор.
В его голосе никакого укора не было – он лишь трезво указывал на то, чего предвидеть и не мог. Готфрид покосился на мусорную кучу и сделал пару шагов к противоположной стене.
Альфи корчил хмурую мину, разглядывал пальцы – в общем, убедительно не подавал знающего вида.
– Я заключил сделку с Колёсным Дирком.
Колум вытянул губы в трубочку и присвистнул. Эрна облизала пересохшие губы, хмурясь сильнее прежнего. Валет в этот раз не стал разыгрывать удивление.
– Вот так-так! – Носатый щёлкнул в воздухе пальцами, а затем оттопырил один в сторону ткацкого квартала: – А чего тогда медведь очковый за тебя не вписался?
– Задницу свою хотел прикрыть, естественно, – проворчал шулер и стиснул пальцы в кулак.
Гёц спокойно кивнул.
– Само собой. А я про него ни слова не сказал. И теперь я на свободе. И мои славные мальчики со мной! – он хлопнул Колума по плечу так, что тот вздрогнул и нервно хихикнул. – Курт нас кинул, но больше ничего не поменялось. Почему бы им не возобновить сделку?
– Зачем ты мне это говоришь? – сухо проговорила Эрна.
Сложив руки на груди, она посматривала в сторону прочь от заговорщиков и мусора.
– Затем, что завтра на празднике ты напомнишь о нашей сделке Мамаше Беккер. И если она вздумает кочевряжиться, намекнёшь ей на Дирка.
Старая шлюха боится Даголо, как самого Бёльса, но страх перед Колёсным Дирком сильнее вдвое. Дирк из Кальвара никуда не денется и до любой хитрой особы сумеет дотянуться. И уж точно захочет дотянуться. О дирковом прощении могли бы кое-что рассказать скелеты, прибитые к колёсам, если бы кто-то навещал их на дне Рёйстера.
– Уф, и она? – Женщина демонстративно утёрла лоб тыльной стороной ладони. – Кому ещё ты успел заплатить?
– Капитану Лодберту. Ему тоже нужно заслать письмецо… Но лично не соваться. Рядом с капитаном крутится один шпик. Зовут Йоханом…
– Йохан Язва? – уточнил Колум.
– Точно. Откуда знаешь?
– От Язвы и знаю, – он усмехнулся, почёсывая нос, – потому как этот трепач припёрся к нам на склад. Когда Альфи ушёл тебя искать. Я его на всякий случай привязал и оставил с Хмугой.
– Хорошо, хорошо…
Хорошо, что не догадались сразу прирезать – на всякий случай. Готфрид не был уверен, что среагировал бы так же сдержанно.
– Его к патрицию и отправь. Приложи записку, что я не кололся, его слили Мюнцер и младший агент. И запечатай.
Даже если патриций во гневе и пристрелит посыльного, немного погодя он должен смекнуть, что вариантов у него немного: либо держаться сделки до конца, либо молча смазывать зад маслом, нагибаться и молиться, чтобы Терлингены и Машвицы его пополам не разорвали.
Пожалуй, это даже к лучшему, что капитанские уши вылезли наружу на пол-Кальвара.
– Передайте нашим. Только так, чтобы Дачс и остальные ничего не слыхали. О…
Про остальных он и забыл.
– С ними-то что делать? – надавил в то же место Валет, поднимая к нему тревожный взгляд.
Делец вздохнул.
– Избавиться.
Ох, ну надо же – сказать это гораздо легче, чем поначалу казалось! Может быть, из-за пары лопаток, которыми его собирались прикопать на горелом пустыре?
– Крюца и дачсовых женщин – на склад. Приставь к ним Хмугу и… и кого-нибудь из новеньких. У кого кишка не тонка. Остальных в расход.
– Мы не сделаем им предложение? – выражение лица Альфи оставалось никаким.
– Всё равно их не подпишешь. А караулить некем, нас и так хрен да маленько.
Шулер кивнул и опустил взгляд обратно на руки. Колум уставился в небеса, Эрна – через арку вдоль по улице, покуда прямые линии позволяли. Значит, в этот раз без сопливых возражений.
– Хорошо, – повторил Гёц и кивнул самому себе. – Пора разбегаться. Я с Альфи, Вольфом и Дитмаром постучусь к Ткачу в заднюю дверь. Если он меня приморит…
Хмыкнув, он пожал плечами.
– Вы знаете, что делать. А пока сбор на складе.
«Замётано», – сухо отозвались Колум и Эрна. Валет поднял решительный взгляд.
– Что насчёт завтрашнего?
– А завтра в бой. Если до тех пор не обделаемся со всех сторон.
– От меня в бою толку не будет, ты же знаешь.
– У вас каждый мужик на счету, – когда мечница вдруг открыла рот спустя столько времени, голос её прозвучал глухо и сурово, как приговор. – А с аркебузой от кого угодно толк есть, если в упор садить.
Ренер молчал, упрямо глядя вперёд. Картёжник он и впрямь знатный. Не зная его половину жизни, вряд ли подумаешь, что на деле глубоко внутри сидит маленькая трусливая лисичка. И от страха перед пальбой она вот-вот вусмерть изгадит шубку.
– Ха, да ладно! – крякнул вдруг Носатый, сделал шаг к Валету и залихватски хлопнул его по спине. – Это ж Альфи, наш любимый хитромудрый ссыкун! Кое-кто прям обалдел, когда он упёрся, что мол надо тебя, капитан, решительно отбивать. Ну, конечно, только не я.
– Доставай перо – и посмотрим, у кого быстрее штанцы намокнут, – ровно отозвался шулер, смерив товарища взглядом сверху вниз.
– У меня будет для тебя подходящее дело подальше от Палаццо, – быстро проговорил Гёц, пока воздух не накалился.
Рука некстати снова заныла в голос – а он-то уж думал, что старая плутовка потерпит хотя бы до следующего колокола. Приложившись спиной к стене, он ненадолго прикрыл веки.
– Всё. Вперёд. Нехрен больше здесь тереться. Уходить помаленьку. Сбор на складе.
Когда он открыл глаза, перед ним стоял только Альфи. Убедившись, что взгляд не направлен сквозь него, он нервно улыбнулся, быстро кивнул:
– Так что за дело?
– Для начала проведёшь нас всех до Клистира, – пробормотал делец.
Кто будет лучшим проводником, чем искуснейший в Кальваре любитель кошек, успешно укрывавшийся столько лет от признания?
***
Подземелья Палаццо не слишком годились на роль тюрьмы. Всё же чаще они служили приютом для вин, окороков, сыров, оружия и пороха, а для этого добра запах плесени, капающая тут и там водица, заржавленные цепи и прочие составляющие порядочной темницы – не лучшие соседи. Впрочем, Альвино пошучивал, что в его лета всё равно вредно работать в сырости. К тому же, в сердцах большинства «посетителей» раскаяние почему-то великолепно созревало и без лишней влаги.
Дверь пыточной заскрипела всеми тремя петлями под плечом Сика. Должно быть, толстяк специально подмазывал их водой, чтобы одним появлением своим взгревать заждавшегося пленника.
– Дружище, запали-ка свет во-он там, – Карл указал кубком в тёмный угол с пыточным инструментом.
Сик молча кивнул.
Стефан же не переставал тихонько бухтеть, даже пока закрывал дверь:
– Ну, что он ещё нам скажет-то? Точнее, чего ещё не скажет?
– Почему не попробовать? Уверен, мессеру Ренато достаточно наскучило сидеть тут одному!
Валон опустился на табурет перед обожжённым шпионом – плавно, дабы не расплескать вино из кувшинчика. Вот так-то лучше. Ходить туда-сюда, когда воздух загустел, как кисель – очень весело, но утомляет.
– Нет? Язык из задницы не достанешь?
Прищуренным левым глазом Ренато Штифт осмотрел гостей – и снова зажмурил его, когда Сик зажёг два других фонаря. Правый глаз не открывался вовсе.
– Зря ты это.
Карлу удалось наконец отвести взгляд от страшного лица и сосредоточиться на вине. Так-то лучше.
– Я не пытать тебя пришёл. Как видишь.
Чересчур опрометчиво он описал наполненным кубком круг перед праздничным нарядом, немедленно украсив его двумя пятнами. Ну и ладно.
– По правде, не думаю, что в этом смысл есть. Сдаётся мне, ты ничего путного не скажешь, даже если умишком тронешься от боли…
Шпион не проронил ни слова. Грудь его с парой свежих ожогов, густо замазанных желтоватой мазью, едва заметно вздымалась через равные промежутки – только это и выдавало остатки жизни в скрюченном теле. Во всяком случае, пока путы удерживали его на стуле, привинченном к полу.
– …но отец настаивает на продолжении. Велел Альвино снова взяться за твоего паренька.
Челюсть Штифта задвигалась. Всё ещё беззвучно.
– Альвино перестарался, в общем. Приморил его.
Теперь уж замерла и грудь. Карл нахмурился, отпил большой сердитый глоток. Какой упёртый, мог бы хоть простонать что-то! Но в шпионы, должно быть, и не берут тех, кто переживания свои видимым образом переживает.
– Ты что-то совсем пригорюнился. Глотнуть хочешь?
Ренато издал некий звук; облизал губы, затем повторил:
– Нет.
Вздохнув, Даголо наполнил опустевший кубок. Ну и дурак. На пустой желудок его бы и один стаканчик нахлобучил – разве это хуже, чем на трезвую голову истязание терпеть?
– Знаешь, меня завтра помолвят…
– Поздравляю.
– Спасибо! – он вдруг обнаружил, что широко улыбается. – Странное чувство. Я долго думал, что мне в конце концов придётся взять косоногую девку Ткача. Но всё оказалось не так уж плохо. Правда, она мне до смерти маменьку напоминает. Не знаю даже, радоваться ли?
Он снова приложился к вину. Чем больше слов он говорил, тем большим идиотом себя чувствовал. Стефан как в воду глядел: спуститься в подвал с хмелем в голове и начать подмазываться к собственноручно запытанному – это не могло закончиться ничем, кроме жалкого лепета или откровенного издевательства.
– Хочешь, я отдам тебе Альвино?
Левый глаз затрепетал.
– Что?
Вот почему сразу нельзя было закинуть эту наживку?
– Отвяжу тебя. Дам нож. Оставлю вас наедине…
Карл почувствовал, что дно опять уходит из-под ног: каким образом нож подсобит обожжённому и измочаленному бедолаге против здоровенного кабана?
– Правда, он тебя успел потрепать, – быстро добавил он, деловито щуря глаза, как купчина на лошадиной ярмарке. – Чтоб всё по-честному, накачаю его сперва бренди.
– По-честному?
– Я так и сказал. Ты расскажешь мне то, чего не знал твой паренёк. Я дам тебе шанс поквитаться. Ах, да что там, я тебя даже отпущу прочь, если сможешь Альвино кончить, слово даю!
Он чуть наклонился вперёд; кровь обожгла щёки, а где-то далеко, за затылком, блуждала мысль: «Я это серьёзно сейчас обещаю?»
– Но после лучше бы тебе свалить. Возвращайся к кайзеру. Передай, что мы тут в Кальваре тоже не пальцем деланы. Попадёшься мне тут снова – пеняй на себя.
Тело зашевелилось. Рука Штифта стиснула подлокотник кресла, так что лишённые ногтей пальцы побелели; грудь содрогнулась от глубокого вздоха, глаз раскрылся более, чем наполовину – насколько царапина на брови позволяла.
«Он бы и меня сейчас цепью удавил, если б мог!» – тихо восхитился Карл. Сними жирный мучитель с него всю роскошную одёжку и усади на почётное место посреди застенка, сумел бы он не то, что кого-то заколоть недрогнувшей рукой, а хоть бы подтереться ею же?
«Впрочем, зачем кому-то меня пытать?» – вопросы в пьяной голове рождались быстрее, чем пленник успевал ответить хотя бы на один. Для любого, будь он хоть рыцарь, хоть торгаш, а уж тем паче мужик, нарезать ремни из Даголо – всё равно, что со свечой заглядывать в жерло заряженной пушки. Даже Гёц таким бы не стал заниматься. Он-то получше многих понимал, куда лучше не лезть, пока от жажды власти у него чердак не потёк.
Ответ всего один: только полубезумному отморозку, что удит любую рыбку и потрошит ради удовольствия, пока не будет пойман по неряшливо разбросанным кусочкам. И с таким при всём желании не договоришься.
Валон зябко повёл плечами; к счастью, пленник вовремя собрался с мыслями и просипел:
– Нет.
– Что «нет»?
– Слово даёшь? Слово атамана? Я скорее цвергу поверю.
– Не понимаю, чем моё слово тебе не по вкусу.
В едином обиженном порыве Карл вскочил со стула; пошатнулся, проморгался, указал пустым кубком на Стефана:
– Это ближайший мой друг, – указатель переместился к Сику, – а это ближайший после него. Братья, считай. Я не просто так их сюда притащил. Если я дам тебе слово, а потом нарушу его, что они обо мне подумают?
Грудь шпиона крупно вздрогнула, из глотки послышалось странное булькание. Неужто упрямая скотина посмеивается?
– Как долго я останусь атаманом, если моё слово гроша не будет стоить?
– Кажется, я слишком старый для таких детских рассуждений, – пробормотал Штифт, а потом закрыл глаз обратно.
Пришло время Стефану фыркнуть со значением.
К прерывистому дыханию пленника примешался стон, когда Даголо сжал пальцами его плечо:
– Я видел, как ты пытался бежать и вырваться, старичок, – прошипел он прямо в необожжённое ухо. – И ты отказываешься от шанса отплатить должок за мальца?
– Я почту его лучше, если не стану брать ещё один грех на душу.
Вспышка родилась где-то в животе, возопила: «Влепи же ему!»
Внимательно он посмотрел на собственную занесённую руку и почесал подбородок вместо удара. Хватит. Ничем хорошим очередное мордобитие не закончится. Придётся опять хвататься за батоги и железо, опять надрываться, чтобы услышать парочку упрямо-сдержанных хрипов. А назавтра руки опять будут плясать, как у старого пьяницы, и их-то он и протянет девице перед алтарём. Прекрасный способ воспроизвести новый жалкий день из жалкого вечера.
– Вот досада! – вздохнул он наконец. – Ну, если передумаешь…
Конец фразы повис в воздухе, когда Карл наклонился за почти опустевшим кувшином. Штифт договаривать не спешил.
– Позвать Толстого? – равнодушно прогудел Стефан.
Оторвавшись от созерцания остатков, валон медленно кивнул. Упырьей работой пусть упырь и занимается. Своё дело для каждого, да поменьше под ногами путаться – как Гёц и говорил. Слава Единому, теперь-то уж можно спокойно поразмыслить и поучиться чему-то у покойных вражин!