– Посмотри, Саша, даже у таких, как Кабирия и Ванда – у дешевых уличных проституток, у каждой свой отдельный дом! Отдельный дом, не то, что – квартира. Они не мучаются, как мы в коммуналке. У них есть ванна, своя, а у нас в коммуналке – даже душа нет. Мы моемся раз в неделю в общественной бане. А я там едва успеваю Надю помыть и тотчас после сама падаю в обморок от той духоты и жара.
– Да, брось ты! Будет и у нас отдельная квартира! Со своей ванной! Подожди! Главное, что картина гениальная! Ведь, правда же, Ритка?
Со временем он действительно сделал отдельную 2-х комнатную квартиру, которую «дала» ему «Молодая Гвардия», как работнику издательства, где он работал. А так как издательство «МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ» была идеологическим флагманом издательского дела в советской Москве тех лет, крупнейшим государственным издательством со своей типографией, то это издательство вело жилищное строительство для своих работников. Жаль только, что наша семья тогда же и рухнула. Но не о том воспоминания.
Отличительной чертой жизни того времени это было максимально близкое сближение искусства с жизнью людей тех лет. Искусство; кинематограф, выставки, литература, театр – стали языком общения людей, их повседневной образностью, и потому чтобы общаться на языке своего «сегодня» люди прилагали много усилий, чтобы достать книгу – то есть – купить по знакомству, потому что просто в продажу ничего интересного, а тем более современного и западного во времена СССР в свободную продажу не поступало. Все моментально расходилось между своими работниками книжного отдела или магазина, которые распространяли книги, пользующиеся спросом, далее по своим каналам за отдельные деньги. А тех счастливчиков, которым выпало счастье имея «нужные» знакомства достать книгу, их просто обязывало положение такой исключительности к тому, что книги дома обычно не залеживались и пылиться не успевали, потому что они их давали почитать на короткие сроки, которые сокращались на еще более короткие, переходя из рук в руки. Например, если мои родители давали кому-то на неделю почитать книгу, то – тот, кому выпала эта удача, успевал не только прочесть, но и порой на одну ночь дать почитать эту же книгу своему другу с обязательным возвратом. Эти милые, но не вполне понятные в наше время особенности повседневности тех лет и характерные особенности взаимоотношений между людьми – рождали особо доверительный стиль отношений и очаровательный пиетет перед дружескими связями между людьми. Сама дружба обладала особой сверх значимостью и гордостью людей, потому что дружба и способность дружить была наилучшей характеристикой личности в те времена, которая рассказывала о человеке, как личности несущей и создающей вокруг себя особенно притягательный мир интереснейшего общения, в дружбе с которым можно было общаться с многими другими интересными людьми, обладающими талантом насыщать свою повседневность яркими впечатлениями, которыми делятся с большой радостью, как великолепным застольем в праздник. А точнее – превращать собственные впечатления в радость и праздник для окружающих. Поэтому эта особо азартная охота за яркими впечатлениями, расцвечивающие советскую повседневность, новинками в литературе, в кинематографе, в театрах, на выставках живописи, ради насыщения яркости личности – была ведущей темой жизни интеллигентных людей в то время. Мещанство, тяготение к тускло обывательской жизни открыто порицалось в советском менталитете, культивировался образ современника, устремленного не к приобретению материальных благ, а к достижению культурного саморазвития прежде всего, «парящего» над реальностью повседневности в пространстве духовно-интеллектуальных поисков. Дружба между людьми в те годы значила гораздо больше, чем дружба в сегодняшнем понимании – это было в хорошем смысле фетишизировано, превращалось в культ и стиль поведения в жизни. А стремление и погоня за новинками в искусстве и литературе в среде творческой и технической интеллигенции была не только культом, а необходимостью насыщения межличностного общения в культурной среде.
Это я пишу об обычных людях того времени, а не о коммунистической номенклатуре и членах их семейств, которым все доставалось на блюдечке и часто бесплатно – потому что для них в кассах театров и кинотеатров держали так называемую бронь.
До начала сеанса или спектакля. И, если желающих воспользоваться этой привилегией, на несколько минут до начала не появлялось, тогда эти билеты-«бронь» быстро продавали в кассе, давая возможность поклонникам этого искусства купить входные билеты и без охоты на «лишний билетик», без приставания с этим назойливым вопросом к входящим счастливчикам с билетами. И так абсолютно все блага жизни были ранжированы и подлежали спец распределение согласно социалистической иерархии номенклатурности, которая жила в совершенно другой реальности, отличающейся от повседневности обычных советских людей.
Досадно и несправедливо, когда о Моде периода СССР судят и вспоминают, приводя в пример тотальный дефицит советских магазинов, и царившую на прилавках магазинах "мерзость запустения". Общество, жившее по принципу двойных стандартов даже такую тему современного искусства, которым является мода, загнало под этот вынужденный «стандарт». С одной стороны, самой неприглядной для советского народа, в его быту и повседневности, а с другой и весьма полнокровной стороны развития моды, старательно закрытой от советского народа, предназначенной для демонстрации на подиумах Запада, а не для повседневной носки в жизни людей, но повернутой к Западу на протяжении с 1944 года до 2002 года. Причем совершенно целенаправленно и официально, согласно принципам "ЖЕЛЕЗНОГО ЗАНАВЕСА" СССР. Потому что народ был просто не в курсе, что ДОМ МОДЫ "КУЗНЕЦКИЙ МОСТ" планомерно и регулярно, по два раза в год всем огромным творческим коллективом создавал уникальную и прекрасную коллекцию модной одежды, отражающую творческое развитие СОВРЕМЕННОЙ МОДЫ во всех нишах: мужскую и женскую, детскую, спортивную и даже был отдел "ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЙ ЦЕХ", где модельеры «оттягивались» по полной, создавая улетную, суперавангардную моду все это блистало на подиумах но в таком великолепной виде на прилавки не попадало. Эти коллекции принимало руководство ОДМО+ партийное руководство ЦККПСС советского союза. И, уже одобренные начальством всех ступеней, после прохождения таких «экзаменов» эти высочайшего творческого уровня огромные коллекции моды гастролировали по всему миру, так же, как и ныне на разнообразных международных Неделях моды. Это известные на весь просмотры новых коллекций Домов Моды всех стран, традиция проведения которых никогда не прерывалась и для советской России, кроме лет войны. Эти показы не демонстрировались народу. Потому что цель этих показов была сугубо идеологической – показать социализм с человеческим лицом. Эти модели, за редким исключением не внедрялись в советское производство легкой промышленности. Отдельно модельеры разрабатывали модели для внедрения в отечественное производство и отдельно для заграницы. Но факт того, что великолепная работа наших художников-модельеров, показанная в капиталистическом мире, производила сильнейшее впечатление и значительно обогащала разнообразие образности облика современника. Создаваемые художниками-модельерами образы проникали в общепланетарный процесс развития моды, так же, как и образы, создаваемые художниками других стран. И дело не только в самобытности наших модельеров, но и в том, что нельзя не оценить по достоинству то, что в ОДМО была потрясающая библиотека, куда поступали совершенно недоступные для советских граждан ультрасовременные журналы – практически все, что выходило в мире на тему современного дизайна во всех областях его развития и истории – журналы, как по современной моде, так и по дизайну в целом. С удовольствием вспоминаю об этом, потому что я «выросла» на этих журналах. Мама меня приводила и благодаря хорошим отношениям, договаривалась и мне разрешали смотреть эти журналы. Их домой художникам их не давали. С ними работали в библиотеке. Нельзя не добавить, что художники-модельеры были лишены своих авторских имен, вместо этого было общее имя «ТВОРЧЕСКИЙ КОЛЛЕКТИВ ОДМО "КУЗНЕЦКИЙ МОСТ". Получали все художники нищенскую зарплату, откровенно нищенскую – 120 рублей + прогрессивка, которую обычно срезали за любой пустяк, например, за опоздание на работу, а работа начиналась в 8-30 утра. А свидетельствую я, как человек почти родившийся и выросший бок о бок с ОДМО КУЗНЕЦКИЙ МОСТ – моя мама была там художником-модельером 42 года.
Когда в моём детском саду объявляли карантин, мама брала меня с собой на работу, строго поясняя, что вести я себя должна так тихо, чтобы никто меня не замечал. Она доставала заранее приготовленные карандаши и блокноты с ее набросками «для себя» идей будущих шляп. Она разрешала мне рисовать на обратной стороне. Мое же рисование имело одну главную задачу-тянуть время и никому не мешать. Поэтому меня усаживали, где-нибудь в уголке, чтобы помалкивала. И сегодня у меня хранятся такие пожелтевшие странички и с ее рисунками и моими на обратной стороне. Они сохранились, потому ей понравился какой-то из моих рисунков.
И я научилась вести себя «тихо-тихо». Особенно, когда не было что-то очень интересно. А на «Кузнецком» на просмотрах всё было не просто интересно, а потрясающе интересно. Мне запомнилась царящая там в период «Хрущевской оттепели», то есть начале 60-х атмосфера восторженного творчества. Наполненная радостью, полное молодого дерзкого задора. Некий взгляд в будущее с оптимизмом был свойственен тем временам.
И сам "Зеленый зал" с репетициями будущего показа был похож на невероятный спектакль, в котором участвовали нездешней и, немного непривычной красоты, женщины.
И я любовалась и рисовала прекрасную, как сказочная королевна, голубоглазую блондинку Милу Романовскую и удивительную, ставшую уже тогда звездой подиума – Регину Збарскую. Кстати, как-то раз, когда я была у мамы в ее отделе МОДЕЛИРОВАНИЯ ГОЛОВНЫХ УБОРОВ в Гнездиковском переулке, мне тогда было лет 5–6, когда мама вышла из служебной комнаты, и я, осмелев, спросила Регину, пока она с удивлением рассматривала ее «портрет» моего изготовления, а знает ли она мою любимую песню. Она переспросила: "А какая твоя любимая песня?"
– "Эй, моряк ты слишком долго плавал!
я тебя успела разлюбить!" – ответила я, напевая эти слова.
Оказалось, что Регина Збарская знала этот чудный шлягер тех лет из кинофильма "Человек Амфибия" с молодой Анастасией Вертинской. Да еще и со всеми словами. А я знала только припев. Знание всех слов этой песенки казалось мне невероятной роскошью, которой Регина со мной поделилась. Она здорово, даже как-то залихватски спела ее. Явно с удовольствием, отбивая такт ногой. Так, что видела я и какой милой, артистичной и веселой она была. С мамой их связывала человеческая симпатия. Они много болтали о поэзии и литературе. Обменивались книгами. Мама навещала ее в те времена, когда ее печаль о «ее князе», совсем извела ее.
"Мой князь, князь мой…" – так она и говорила, когда так неистово ждала его.
Насыщенность высоким духом искусства и сопричастность к азарту и радости творчества и заключенная во всем этом обязательность не равнодушного проживания жизни, потребность пребывания в атмосфере высокого артистизма пронизывала жизнь и деятельность ОДМО, вовлекала в этот водоворот стихии творчества не только художников-модельеров, но и манекенщиц. Радость сопричастности этому живому, создаваемому у них на глазах искусству какой-то особенной жизни, испытывали и гордились этим и конструктора, и даже сама администрация. Оптимизм, наполненный светлых надежд, устремленность в будущее – примета 60-х, «Оттепель» тех лет. В этот период даже был приглашен преподавать сам Эллий Белютин, чтобы вести мастер-классы для художников модельеров, ведь и их эскизы моделей должны были быть прекрасной смелой современной графикой, выставочного уровня, чтобы достойно представить эскиз модели, внедряя свою идею для будущего воплощения в материале в момент обсуждения создаваемой будущей коллекции. Важно было, чтобы эскиз моделей одежды был выполнен на высоком художественном уровне так же и для того, чтобы эти эскизы достойно украшали журналы мод или отдельные страницы в журналах, посвященных современной моде. Теперь и представить такие уроки трудно, но вел те уроки сам маэстро Элий Белютин!!!!Отец Неофигуратива, всколыхнувшего и взметнувшего палитру живописи того времени. Этот его авторский абстракционизм советского послевоенного периода, объединивший вокруг себя огромное число последователей, очарованных художественными методом и новаторством изобразительной структуры, создал вокруг себя весьма многочисленный и обширный круг художников, работавших в универсальности его изобразительной системы, которая и сегодня не утратила своей актуальности. Вероятно, благодаря тому, что Элий Белютин – создал свое королевство абсолютного служения творчеству, преданности живописи, в которой авангард основывался на изобразительности и структуре русской иконописи, смело обобщал творческий опыт развития живописи разных стран и эпох, как синтез разных культур. И в этом так же заключалось новаторство изобразительной системы Элия Белютина. Это резко отличает авангард Элия Белютина от иных путей развития абстракционизма, в которых преобладала тема революционного бунтарства и противопоставления абстракционизма классическому наследию. В абстракционизме часто присутствовала – звучала гордыня и восторг разрушения наследия, но Элий Белютин основывал свой педагогический путь на обобщении художественного опыта разных культур. Он был одним из тех, кто помог абстракционизму обжить и быть на выставках даже МОСХовских залов. Влияние его творческой личности на современников было огромным. И Маргарита посещала эти потрясающие уроки! Которые оставили сильнейшее впечатление в ее жизни!
И ведь пригласила Элия Белютина вести классы живописи для художников-модельеров о администрация ОДМО! Как пел Вертинский:
– "Это тоже, нужно что-то понимать…" А какие праздничные вечера устраивались в ОДМО в те годы, названные «Оттепелью»! Каких актеров и поэтов приглашали выступать! Вот это администрация была!!! Но, потом, с окончанием вольнолюбивой Оттепели все резко прекратилось. Изменилось и творчество, артистический импульс перестал быть кредо в жизни ОДМО, Кузнецкий Мост»
То, что родители не могли оставлять меня одну, было вызвано, не только отсутствием бабушек и дедушек, но и моим скверным поведением. А с современной точки зрения – просто ужасным! И это сильно осложняло их жизнь в русле проживания и самонасыщения в интеллектуальной среде тех лет. Я должна написать об этом не из любви к мемуаристике, а потому, что это объясняет, почему жизнь Дома Моделей во времена СССР разворачивалась у меня на глазах с самого детства. И так: все началось с того, что меня застукала соседка. Она и рассказала моей маме о моих «путешествиях». Правда, начались мои безобразия с «глотка свободы», который мне преподали мои же родители. По утрам они часто опаздывали на работу. И это не удивительно, для тех, кто до поздней ночи, а то и до рассвета засиживались у мебельной стати «Неринги» – кентавра техники тех лет. Он соединял в себе радиоприемник и магнитолу. Прилипнув к ней, они пытаясь уловить сквозь шум советских «глушилок» – «Голос Америки», «Немецкую Волну». Под их шум и треск, который в детстве я частенько засыпала. Мы жили тогда на Хохловке, а это район Таганки.
На расстоянии нескольких остановок, на Абельмановской заставе находился мой детский сад. А до метро «Таганская» находилось дальше, за "Абельмановской заставой". И моим родителям, чтобы добраться до работы, нужно было ехать дальше. Поскольку времени, чтобы довести меня и сдать в детских сад, не оставалось, они меня высаживали на остановке «Абельмановская застава». И дальше к детскому саду я шла одна. И мне это взрослая независимость так понравилась, что воспетое Окуджавой – «к прогулкам в одиночестве пристрастен…», покорило меня с тех пор навсегда.
Однажды я сообразила, что тот троллейбус № 16, на котором я и ездила в детский сад, ездит по кругу! Проезжая старую, саму красивую часть Москвы – в то время не Пречистенку, как прежде, а Кропоткинскую. Правда, по возвращении, остановка его оказывалась на противоположной от наших закоулков стороне. Дорогу я переходить не умела, да и боялась. Поэтому я разработала свою стратегию поведения.
Когда выпадали деньки объявленного в детском саду карантина, а я была здорова. Со времени задуманного я ждала с нетерпением наступления Детсадовского карантина. И, когда этот день наступал – я с ключом от дома на шее, отправлялась в путешествие. Ключ на шее, в дырочку которого мама продевала тесьму потолще и понадежнее, висел у меня на шее под одеждой, вместо креста, и якоря, который так и не удержал меня в родной гавани. Этот ритуальный ключ на шее должен был позволить мне погулять во дворике рядом с домом, пока родители на работе. И я отправлялась на остановку троллейбуса. До которой, кстати, было еще идти и идти, а для меня пятилетней – это было отдельное грандиозное полное впечатлений путешествие. А бродить по Москве тогда в начале 60-х можно было бесконечно! Деревянная Москва! С дореволюционных времен, как в пьесах старика Островского, на улочках высились мощные ворота и сплошные высокие заборы, из-за которых, словно пытающиеся сбежать, свисали буйно разросшиеся заросли сирени. Незабываемые, кипящие гроздья цвета, и роскошь аромата. Бревенчатые двухэтажные дома с геранями с кошками на окошках. Во дворах, никогда не запираемых, дровяные сараи и туалеты на улице, которые то же в голову никому не приходило запирать! Поэтому и проблем у загулявшей и заигравшейся детворы не было. Все туалеты деревянной, пропахшей печным дымом, такой домашней Москвы, были всем доступны! Гуляй – не хочу!
Зимой – санки, до полного обледенения зеленых с начесом шаровар, которые помнит мое поколение. Потому, что за отсутствием разнообразия товаров в магазинах, всех детишек одевали одинаково. Мимо окошек, украшенных по-зимнему: ватой с мишурой. Это удивительное искусство, подлинно народное, и, к сожалению, сезонное – полностью исчезло. Между стеклами выкладывали толстый валик ваты, который символизировал снежный сугроб. Этот сугроб между стеклами окна каждый украшал, как мог из всего, что только подворачивалось под руки. И настриженная фольга от конфет и шоколадок, и маленькие игрушки, и самодельные финтифлюшки, и елочные игрушки. А с наступлением тепла, после майских праздников все это, на вате, почерневшей от городской пыли, выбрасывалось. Родилось это удивительное народное творчество из желания защититься от сквозняков, проникавших из щелевых и облупленных рам. До появления стеклопакетов еще четыре десятилетия нужно было потерпеть. Когда я осознала, что это настоящий "рашен поп-арт" и надо было его поснимать на фото, увы, нигде, даже в провинции я его больше не видела. Видимо столярка сильно улучшилась с тех пор и надобность в этом украшении отпала.
Мимо всего этого великолепия в разное время года я шагала по направлению к заветному троллейбусу № 16, чтобы увидеть, распахнутую Москву во всей своей красе. Те чувства восторга и распахнутости души навстречу счастью, готовность, к радости, к новым впечатлениям. Словом, все те же чувства, которые я испытывала в путешествиях, в которых мне посчастливилось побывать. И каждая новая остановка в том автобусе, так же впечатляла, как приезд в Ватикан, встреча с Барселоной или изысканно театрализованной в стиле Комеди дель арте-Венецией. Да! Это был тот же восторг! Но все праздники кончаются!
И в тот последний день тех праздничных путешествий, когда, выйдя из любимого троллейбуса № 16, я, как обычно, начала высматривать «подходящую» женщину, внушающую мне доверие, чтобы она перевела меня через дорогу. Я, уже наметанным глазом, искала тетю, именно тетю, а не даму, и не девушку, но и не старушку, желательно с задумчивым и усталым лицом. Главное, обязательно с двумя полными авоськами в обеих руках на тот случай, если ей захочется разбираться: кто я и откуда. Потому, я понимала: уж если выяснит, точно схватит меня. И не даст спокойно уйти домой. А я этого очень боялась. Если сразу не видела, среди вышедших вместе со мной из троллейбуса, подходящую мне тетю, я предпочитала дождаться следующего троллейбуса.
Но в тот день, выбранная мною прозорливица, в ответ на мою просьбу перевести меня на другую сторону улицы, только скорбно покачала головой и сочувственно произнесла: «Понятно! Значит, родители сильно пьют! Ох, ты бедняжка… Тяжело тебе!».
Меня очень обидело это предположение по отношению к моим интеллигентным и совершенно не пьющим родителям. И, доказывая ей, что это не так, я утратила бдительность. И не заметила, идущую рядом с нами нашу соседку. Которая в то время бдительности не теряла. И как только мы с той женщиной оказались на тротуаре, соседка, с проворностью разъяренной тигрицы бросилась на нас, как-то ловко сгребла обеих и оглушительно завопила: «Ты куда нашу девочку волочешь? Щасссс в милицию сдам!!!!»
Конечно, я должна обеим сказать: и «спасибо», и «простите» за то, что обе прекратили это безобразие, подвергающее мою жизнь опасности. Да только думается мне, что столько не живут на этом Свете. И вспомнив эту историю, теперь уж только – «Светлая память!» вам добрые женщины!
Понятно, что вечером того же дня мама меня выпорола. И правильно сделала!
С тех пор она меня называла: «Надя? Это – тихая хулиганка!»
Этим моим пристрастием к путешествиям по Москве я сильно осложнила жизнь моих родителей. С того дня они боялись оставлять меня дома без присмотра. Соседи по коммуналке, до вечера работали так же, как и они. А девочки – Люся и Галя Крюковские, старше меня на шесть и семь лет, до обеда они были в школе. Так что времени для загулов "тихой хулиганки "оставалось предостаточно. Это и пугало родителей.
Я пишу об этом так подробно, что бы объяснить: почему я с самого раннего детства находилась в «Доме Моделей» в рабочее время и невольно оказалась свидетельницей внутренней жизни Дома Моделей. Видела и помню многих тех, чьи имена стали легендой. А их творчество-достоянием истории и легло в сокровищницу достижений истории культуры нашей страны. Выпало такое счастье в жизни.