Юрий Витальевич Яньшин
Второй день на царствии
– Есть! Разрешите выполнять приказ?! – в свою очередь браво отозвался пожилой участковый, выпячивая грудь от осознания своей значимости. Приняв разрешение от самого Верховного, тот расправив плечи, направился к разгромленному входу, чтобы там начать планомерный запуск клиентов внутрь здания.
Глава 16
I
25 июня 2020 года, Россия, г. Москва, Фрунзенская набережная 22, здание МО РФ.
На этот раз от маршрута никуда не отклонялись. Верховный трезво рассудил, что поход в Росимущество в данных обстоятельствах не слишком актуален и может спокойно пережить еще сутки. Пока ехали через парк Горького, пока пересекали мост через Москву-реку, добираясь из Раменок на Фрунзенскую набережную, Афанасьев хранил полное молчание, наподобие египетского сфинкса, давая выговориться своему негласному вице-диктатору и правой руке. Тот же всю оставшуюся часть дороги почти не умолкал, костеря направо и налево всех банкиров, олигархов, чиновников и бестолковый народец, позволивший однажды прорости этим сорнякам. Валерий Васильевич не мешал другу, вполне осознавая, что тому просто необходимо «выпустить пар» после похода в «головомойку». Лишь однажды проронил, дождавшись, когда Рудов остынет в своем праведном возмущении:
– Борисыч, больше ничего супернеприятного не случилось?
– Никак нет. Пока спокойно. Даже несистемная оппозиция еще с мыслями не собралась. Пришло сообщение от Марии Хазаровой. Стали съезжаться иностранные делегации, чьи представители пострадали, для организации траурных мероприятий и транспортировке тел на родину. Но они хотели бы встретиться с вами в негласной обстановке.
– Да, – кивнул Афанасьев, – встретиться надо. Да и отдать дань памяти тоже необходимо сегодня же. Как только встретимся и утрясем дела с самой Машей, так сразу займемся этим скорбным делом. Так и отпиши ей со своего планшета в ее Твиттер. Тут неожиданно затренькал коммуникатор Афанасьева. Он не стал всматриваться в экран, а сразу нажал на соединение. Звонил Околоков.
– Валерий Васильевич, – сумрачным голосом обратился он к Верховному, – ваш приказ по задержанию председателя правления Сбербанка – Германа Греха выполнено.
– Хорошо, Владимир Александрович, теперь я точно знаю, что не ошибся в вас. Но от чего у вас такой похоронный голос? – чуя, неладное, поинтересовался он у врио Министра Внутренних Дел.
– К сожалению, не обошлось без эксцессов. Внутренняя охрана оказала сопротивление. Какая-то частная охранная фирма. Сейчас разбираемся с вопросом, каким образом вместо травмата у них на вооружении были «мини-Узи» израильского производства.
– Жертвы?! – перебил его Афанасьев разом покрываясь холодной испариной.
– Да, товарищ Верховный. Мы никак не ожидали такого, да еще в Москве, да еще и в таком респектабельном учреждении.
– Ну же! Не тяните!
– Наших полегло семеро, включая следователя предъявлявшего постановление о принудительном приводе для дачи показаний. Одиннадцать ранено. Естественно, что ребята разозлились.
– И?!
– Охранников положили почти всех – тридцать девять человек. И что характерно, все они иностранные граждане. В основном – американцы. Оставили только их командира, едва живого. Под конец вошли в раж и помяли самого клиента. Слегка. Видимо у кого-то из ребят оказалась непогашенная ипотека.
– Это хорошо, что у вас осталось чувство юмора даже в такой ситуации, – хмуро похвалил его Афанасьев. – Ребят вот только не вернуть. Это плохо, конечно. Ну, тут и моя вина. Я тоже никак не мог предположить, что такое может случиться, иначе бы привлек к этому делу специалистов иного уровня подготовки, а не ваших из полицейского СОБРа. Ладно. Окажите семьям погибших материальную помощь и представьте мне список для утверждения посмертных наградных листов.
– Есть, оказать помощь и представить списки, – все тем же унылым голосом ответила трубка коммуникатора.
– Когда доставите задержанного на Фрунзенскую?
– Задержанных, – поправил Околоков Верховного. – Мы задержали всех членов правления. На всякий случай.
– А сучку-секретаршу тоже задержали?! – встрял Рудов, которому не терпелось посчитаться с наглой бабой.
– И ее подгребли тоже. Как вы и просили, Сергей Иваныч, – услышав голос генерала, отозвался Околоков.
– Хорошо, Владимир Александрович, через сколько, примерно, вас ждать с уловом?
– Приблизительно минут через двадцать.
– Хорошо, – еще раз повторил Афанасьев, – мы будем вас ждать прямо внизу – в центральном холле первого этажа.
– Скажи, Сергей Иваныч, – хитро прищурился Афанасьев на Рудова, когда закончил разговор с Околоковым, – а на что тебе эта глупая баба сдалась?! Я вроде бы за тобой никаких таких наклонностей ранее не замечал? Или захотелось попастись на молодой травке, вспоминая молодые годы?
– Пустое говоришь, Валерий Василич, – строго поджал он губы, – просто хочу поучить на примере этой гниды, других, таких же, что мнят о себе слишком много.
– И как же?
– Был я в прошлом году, если ты помнишь, с покойным Тургэном в Анадыре[49] с инспекцией на предмет возможности реанимации старой заброшенной ракетной базы, вырубленной в скальном массиве.
– Как же, как же, помню отлично. Тогда прорабатывался вопрос размещения там ракет средней дальности типа «Курьер»[50], похеренный в 90-х, а ныне стараниями академика Соломонова, вновь возрождаемый.
– Да. На случай выхода Штатов из ДРСМД, – поддакнул Рудов. Так вот, были мы у главы местной администрации, и он все сокрушался по поводу того, что вот де мол, уйдет сейчас его уже четвертая секретарша в декретный отпуск и все дела встанут у бедняги. А желающих заместить эту вакантную должность, среди местных девок нет – сколько им денег не предлагай. Вот я и подумал…
– Ну, ты и жесток, как я погляжу! – рассмеялся Верховный. – Кстати, насколько я помню, по итогам той поездки, решение по этой базе было принято положительное.
– Да. Работы по восстановлению начались, но ни шатко, ни валко из-за ограниченности финансирования.
– Да, – поморщился Афанасьев, – Полуянов тогда сильно подрезал нам бюджет.
За разговорами и не заметили, как уже подъехали к месту. Отпустив водителя до вечера, и предупредив наружную охрану о том, что сейчас подвезут еще одних арестованных, сами подниматься наверх не стали, ожидая с минуты на минуту Околокова с теплой компанией. В холле уже был Тучков. Держа обшарпанный портфель в руке, он о чем-то интенсивно беседовал с директором департамента финансового обеспечения МО Поклонским.
– А-а-а! Вот вы мне как раз и нужны, Евгений Геннадьевич, – с ходу обратился к собеседнику «жандарма» Афанасьев. – Насколько я знаю, все наши сотрудники центрального аппарата министерства обслуживаются в Сбербанке, не так ли?!
– Так точно, товарищ Глава Высшего Военного Совета! – без запинки пробарабанил Поклонский еще пока непривычное на слух официальное обращение. – Согласно приказа от…
– Верю-верю, – перебил его диктатор, – что вы назубок знаете все постановления и распоряжение по ведомству. Но я сейчас не о феномене вашей памяти. Подготовьте и дайте мне в кратчайший срок на подпись распоряжение Президиума Высшего Военного Совета о переводе всех финансовых операций Центрального Аппарата Министерства Обороны и Генерального Штаба и расчетов с физическими лицами, проживающими в пределах города Москвы из Сбербанка в банк «Столичный».
– Но зачем?! – округлил глаза главный военный бухгалтер, представляя себе предстоящий объем работ.
– А затем, – подпустив жесткости в голос, ответил ему Афанасьев, – я не желаю, чтобы все финансовые операции Министерства, а так же личные данные сотрудников, по крайней мере Центрального аппарата, находились под пристальным вниманием заграничных спецслужб.
– А я давно говорил уже всем, что там окапались иностранные спецслужбы, – вставил свои пять копеек жандарм.
– Да, но мы и так уже перешли на карточки «Мир», – вновь попробовал возразить военный финансист, не замечая реплики Николая Павловича. – Куда уж больше-то? И то, спросите меня, чего нам это стоило?
– Скажу даже больше. Начинайте готовиться к полному запрету на пользование военнослужащими услугами этого банка, – а про себя добавил «до тех пор, пока мы его не национализируем».
– У вас имеется какая-то инсайдерская информация о дальнейшей судьбе этого банка? – с дрожью в голосе пролепетал Поклонский.
– Евгений Геннадьевич, у вас в роду иудеев не было? – полюбопытствовал Верховный, ласково глядя на собеседника.
– Н-нет. А что?
– Да вы только и делаете, что спорите со мной и отвечаете вопросом на вопрос. А это, знаете ли, характерная черта представителей этого этноса. А насчет инсайдерской информации, так вон она, – кивнул он на входящих омоновцев, втаскивающих разношерстную группку людей, – сама, собственной, так сказать, персоной явилась.
Пестрая по своему составу группка людей представляла собой довольно жалкое зрелище. Все были изрядно помяты, а кое у кого светились на лице свежие кровоподтеки. Изрядно поотстав от задержанных, шел, тяжело ступая и вытирая пот со лба Околоков.
– Ба-а! – вскинув руки и улыбаясь, обрадовался как любимому родственнику Тучков при виде одного из них. – Как долго я мечтал о нашей встрече!
– Встретили знакомого? – спросил Афанасьев, заметив хищный блеск в глазах, пока еще эфэсбэшника.
– Прошу любить и жаловать – господин Хосис Лев Ааронович! – представил он своим собеседникам одного из представителей правления банка с характерными чертами лица, почти висящего на руках дюжих молодцев. – Вот, рекомендую вам Льва Аароновича – куратора и координатора международных операций Сбербанка. А по совместительству штатного сотрудника кампании «Vanguard Group» – негласной хозяйки АНБ и ЦРУ и состоящей, в основном, из бывших и настоящих церэушников и аэнбэшников.
Тот, кого только что представил Тучков, сделал абсолютно индифферентное лицо и демонстративно отвернулся от любопытных генеральских взоров.
– Валерий Васильевич, я таки вами горжусь неимоверно, – перешел Тучков на пародию местечкового говора. – Как это вам удается каждый день вытаскивать их омута таких крупных рыбин?!
– Да это я глядючи на вас с Костюченковым и Барышевым Николай Палыч, – в тон ему ответил Афанасьев. – Вы вчера подали нам с Сергеем Иванычем отличный пример своевременного реагирования.
– Я надеюсь, что вы, Валерий Васильевич, отдадите мне этого субъекта для доверительной беседы с применением спецсредств? – попросил Тучков, умоляюще приложив обе руки к груди, включая и ту, что держала портфель.
– Забирайте хоть всех, кроме вон того, – указал пальцем на Греха диктатор и узурпатор.
– Ой, спасибочки! – пуще прежнего обрадовался «жандарм». – Я как знал, что и сегодня будем не без улова, поэтому не отпускал автозак. И достав из кармана коммуникатор, бросил в него кому-то на том конце, – Андреич, подгоняй машину к центральному входу и готовься к приему.
– И кроме вон той, – указал кивком головы Рудов на молодую и чрезмерно намалеванную девицу, сразу сообразив, что к правлению она не имеет никакого отношения, а круг ее обязанностей носит исключительно горизонтальный характер.
Афанасьев жестом подозвал начкара к себе:
– Вот, выделите трех человек из числа охраны, примите у товарищей омоновцев и сопроводите мужчину и женщину в приемную моего кабинета. А ребят из ОМОНа проводите в нашу столовую и накормите, как следует, у них сегодня был очень тяжелый день.
У Афанасьева был кабинет в здании Министерства Обороны, хоть он и пользовался им крайне редко, предпочитая родной, расположенный на Знаменке. Тучков упорхнул, едва не приплясывая на ходу, вслед за задержанными, а к Афанасьеву, отдуваясь, приблизился тучный Околоков. Тучным его делал старомодный бронежилет, надетый поверх генеральского мундира. Дождавшись от своего высокого начальства утвердительного кивка, омоновцы с нескрываемым удовольствием последовали за сопровождающим, выделенным им начкаром, дабы вкусить от щедрот Министерства Обороны.
– Владимир Александрович, – обратился он уже к врио министра, протягивая руку для крепкого мужского рукопожатия, – позвольте еще раз поблагодарить вас за лично вами проявленное мужество при принятии этого нелегкого решения и за высокий профессионализм ваших подчиненных.
– Да чего уж там, – смутился Околоков, принимая рукопожатие, – только вот никогда я еще не подписывал похоронки в таком количестве. Сам-то я, как вы знаете, из угрозыска. У нас – у сыщиков перестрелки редко когда случаются. А тут такое… – махнул он рукой и скривился как от боли.
– Я понимаю вас, Владимир Александрович. Сам за сорок с лишним лет все никак не привыкну. И, к сожалению, мне вас обрадовать в этом плане нечем. Год обещает быть крайне неспокойным. Да, что я вам говорю?! Сами вчера убедились. Они ведь не успокоятся.
– Думаете, надо готовиться к худшему?! – затравленным взглядом глядя на Афанасьева, спросил Околоков.
– Наихудшему, – поправил его Верховный. – Год активного Солнца. С этого года начинается глобальный передел власти над всей Землей. И как покойный президент не старался оттянуть вступление России в эту свару, по иронии судьбы, первый удар был нанесен именно по нему самому. Мы искренне надеялись, что начнется хотя бы не с нас, но, увы, как видите, наши аналитики просчитались. От всех нас, и от вас в частности, потребуется, как никогда проявить стойкость и мужество.
– Все-таки решили утвердить меня в этой должности? – как-то излишне кривовато улыбаясь, спросил Околоков.
– Я с удовольствием буду рекомендовать Высшему Военному Совету вашу кандидатуру, но… – и тут Афанасьев несколько тормознул, не зная, как бы поделикатней объяснить этому седому волку, что условием получения портфеля министра может служить только прохождение проверки на лояльность. Но сам Околоков пришел на выручку Афанасьеву, все также криво ухмыляясь, уточнив:
– Но для этого необходимо, чтобы меня основательно порастрясли костоломы Пасечника?
– Тучкова. Уже теперь Тучкова. Они сейчас вовсю занимаются самим Пасечником, – пояснил Афанасьев.
– Я почему-то, сперва, так и подумал, когда телефон Пасечника замолчал, а самого Тучкова увидел в вашем окружении вчера по видеосвязи. Значит слова «да минет меня чаша сия» произносить бесполезно? Я правильно понимаю?
Пользуясь тем, что Михайлов и Коржик стояли от них на достаточно почтительном расстоянии и тоже были заняты беседой друг с другом, все равно Афанасьев начал говорить совсем уж тихо:
– Скажу честно, процедура, мягко скажем, малоприятная, и где-то даже весьма унизительная. Я сам утром прошел через нее и у меня до сих пор остались омерзительные ощущения. Впрочем, – сделал театральную паузу Верховный, – если вы чувствуете, что ваши прежние дела тянут на «вышку» или на часть 2 статьи 105[51] или вообще не дай Бог 275-ю,[52] то конечно, лучше сразу откажитесь, но тогда, сами понимаете – в лучшем случае отставка и ожидание стука в дверь.
– Вышку, говорите? – почесал в задумчивости седой бобрик волос Околоков. – А по какому кодексу? Старому или новому? В новом-то «вышка» не предусмотрена.
– Новому-новому, самому новому, – взялся успокаивать того Афанасьев. – А позвольте полюбопытствовать, по старому кодексу за какую статью беспокойство ощущаете?
– За 88-ю, – уныло ответил главный полицейский страны.
– Валютные махинации?! – просиял Валерий Васильевич.
– Они самые, – кивнул Околоков и поежился, добавляя, – в особо крупных размерах.
– Уф-ф! Ну, вы меня, право слово, напугали! Я уж думал Бог весть что. Если ничего более серьезного не припоминаете, то вам останется только постараться вернуть все. Ну и, разумеется, опубликовать свое истинное материальное положение.
– Расстаться с материальным благополучием… – проговорил потенциальный министр, как бы размышляя вслух.
– Да. Но зато, во-первых, остаться в живых, а во-вторых, остаться в истории, а не с историей. Чуете разницу? К тому же не забывайте, что шумным арестом Греха и компании, вы сами себе отрезали все пути к отступлению. А мировое закулисье таких вольностей не прощает, – голосом змея-искусителя, почти прошипел Верховный.
– Это я понял еще там, когда мы штурмовали их офис. Так что, вы сильно ошиблись, если думаете будто меня этим можно испугать. Ладно. Можно мне подумать немного?
– Думайте, но только скорее. Послезавтра я уже должен подать на утверждение Совету список министров-силовиков. И если надумаете, то не позднее завтрашнего утра свяжитесь с Николаем Павловичем и договоритесь о прохождении проверки.
– Хорошо. Разрешите идти?
– Идите. Но мне кажется, мы с вами сработаемся, сказал Афанасьев, пожимая Околокову руку на прощанье.
Проводив взглядом, уходящего медвежистой походкой, чуть косолапящего Околокова диктатор крутанулся на месте и быстро зашагал к лифту. Подниматься всего лишь на второй этаж по лестнице было лень, что выдавало в нем первые признаки приближающейся старости. За ним, как по команде ринулись Михайлов и Коржик. Уже выходя из лифта, нос к носу встретились с двумя прапорщиками, тащившими под руки плачущую навзрыд секретаршу Греха. За ними, чуть ли не строевым шагом топал Рудов.
– Что вы с ней сделали?! – изумленно воскликнул Афанасьев.
– А-а-а, Валерий Василич?! А мы уж вас потеряли. Вот иду вас искать. Там к вам уже очередь собралась. Жаждут лицезреть. А с этой «доздрапермой» ничего не случилось, просто культурологический шок, когда узнала, как в ее услугах нуждается анадырская горадминистрация.
– И куда ее сейчас волокут?
– Сначала домой – за вещами. Потом на Кубинский аэродром, а там, на ближайший транспортник, благо они часто туда летают, и «здравствуй, Берингово море!», – не слушая вопли длинноногой девицы, зло ощерился генерал-полковник.
– А законно ли это? – усомнился Валерий Васильевич. – Не перегибаем ли мы палку?
– Положения статьи седьмой Закона о «Военном положении» полностью укладываются в мои действия. На память не жалуюсь, могу процитировать, – обиженным тоном заявил Рудов, – «Часть вторая статьи седьмой. На основании указов Президента Российской Федерации на территории, на которой введено военное положение, применяются следующие меры: пункт шестой, привлечение граждан в порядке, установленном Правительством Российской Федерации, к выполнению работ для нужд обороны» и пункт восьмой «запрещение или ограничение выбора места пребывания либо места жительства».
– Так это про военное положение, а не чрезвычайное, – опять засомневался Афанасьев.
– Не-не-не! – замотал головой Рудов. – Ты меня на противоречиях не лови! Сам же только вчера на всю страну заявил, что, мол, мы де находимся в состоянии необъявленной войны. А основанием для ввода режима военного положения является в том числе на основании пункта 6 ст.3 того же закона засылка наемников, осуществляющих акты применения вооруженной силы против Российской Федерации равносильных актам агрессии. А актами агрессии, по той же статье, могут признаваться акты применения вооруженной силы против суверенитета, политической независимости и территориальной целостности страны или каким-либо иным образом, несовместимым с Уставом ООН.
– Ну, все-все, – замахал на него руками Афанасьев, – уел ты меня, пунктик, уел. Кто там, кроме задержанного, меня ожидает?
– Пойдем, сам посмотришь.
II
В небольшой приемной, кроме помятого и всклокоченного, но все еще хорохорящегося Греха сидели двое: пожилой генерал-лейтенант бравого вида и еще более пожилой гражданский – сухой и прямой как палка, с ехидным выражением на испещренном морщинами лице. Генерала Афанасьев узнал сразу. Это был Иванов из группы инспекторов при Министерстве Обороны. Обычно его посылали возглавлять ту или иную комиссию по принимаемым на вооружение новым образцам. Афанасьев сразу вспомнил, что велел тому явиться на прием, как только прибудет с полигонных испытаний «вундервафли», сотворенной на холодных и скалистых берегах Новой Земли. Второй старик был ему не знаком. Хотя он его определенно где-то уже видел. Уж больно характерная была у того улыбочка. «Ах, да! Это кажется какой-то там профессор, один из изобретателей чуда-оружия. Наверняка прибыл для того, чтобы выбить под свой проект дополнительное финансирование» – недовольно подумал он. При его появлении оба встали. Но по-разному. Иванов – как мячик, несмотря на свой возраст и комплекцию, а профессор – с достоинством и солидностью – будто милость оказывал.
– Знаю-знаю, товарищи, – скороговоркой начал Афанасьев и, махая рукой прерывая начавшего было докладывать о прибытии Иванова, – но вы уж простите меня. Тут у нас дела завелись срочные и неприятные, а разговор с вами требует большей обстоятельности и вдумчивости. Так что, не взыщите, товарищи, и обождите еще какое-то время. Сходите пока в буфет. Он тут недалеко. Все равно раньше чем через полчаса я не освобожусь, – озаботился он их желудочным состоянием. – Ведите задержанного в кабинет, – обратился он уже к охранникам и проследовал за ними. Рудов тоже захотел поучаствовать в предстоящей беседе. Михайлов и Коржик остались в приемной. Борисыч занял место секретаря за пустующим столом, где и расположился с относительным комфортом, а Коржик. Как всегда скромно присел на рядом стоящий стул.
Войдя в кабинет, Афанасьев бросил опять коротко охране:
– Снимите с него, – кивнул на банкира, – наручники, авось не сбежит.
Сел во главе стола. Рудов присел на диванчик возле окна, закидывая ногу на ногу и щурясь, как деревенский кот на солнышко. Как и все представители «ЛГБТ-меньшинства», Грех имел изнеженные повадки холеного тела, поэтому долго массировал опухшие от «браслетов» ручонки. Афанасьев не мешал, молча наблюдая, как медленно приходит в себя существо, причисляющее свою персону к высшим слоям мирового сообщества. Наконец ему надоело ожидание, когда банкир заговорит первым.
– Ну и что вы мне скажете – дитя греха и порока?! – скаламбурил Афанасьев, а Рудов с дивана гыгыкнул, понимая истинную подоплеку грубоватой шутки.
– Ничего я тебе не скажу, убийца, узурпатор и вообще – унтер Пришибеев,[53] – криво усмехаясь и при этом, пытаясь вальяжно развалиться на стуле, ответил Грех, уже окончательно оправившийся от первоначального шока.
– Приятно иметь дело с человеком когда-то читавшим Чехова, – ни один мускул не дрогнул на лице Верховного, – вот только я во-первых, не припомню, когда это мы с вами водили дружбу, чтобы мне тыкать, а во-вторых, отвечу тебе словами одного из русских монархов, так вами нелюбимого «захочешь лаять для забавы, – тебе во честь или во славу, а нам бесчестие…»[54] Поэтому я не стану опускаться до вашего лексикона и платить вам той же монетой. Мне глубоко безразлично ваше отношение к моей персоне. Передо мной, как перед главой государства стоят лишь два вопроса: откуда и от кого пришел к вам приказ о начале саботажа, и каким образом и в какие кратчайшие сроки можно ликвидировать это безобразие?
– Не я зачинщик этого, как ты выразился «безобразия», а тот, кто, взобравшись на престол власти, по неостывшим телам президента и его соратников, а так же заточивший в казематы представителей всех ветвей власти, попрал все законы, включая этические и моральные, – с вызовом отозвался тот.
– Это, какие же законы я нарушил? Просветите-ка меня, недалекого? – съерничал, начинающий уже не на шутку сердиться Афанасьев.
– Да хотя бы и Конституцию, – брезгливо скривив губы, уточнил прегрешения диктатора банкир.
Тут уже не выдержал и взорвался Рудов, подскочивший со своего места и ухвативший за лацканы пиджака задержанного:
– Ты кто такой, чтобы вообще вякать о Конституции?! В Конституции ясно написано, что Крым – наш, а ты, пес шелудивый, признал это вместе со своим гребаным правлением?!
– Не прикасайтесь ко мне своими грязными лапами! – заверещал Грех, пытаясь отодрать от себя вцепившегося мертвой хваткой Начальника Оперативного Управления.
– Да мне после тебя педрило, руки в хлорке надо будет два дня отмачивать! – проорал, брызгая слюнями в холеное лицо банкира генерал.
– А, действительно, чем вы оправдаете явное нарушение норм Конституции с вашей стороны? – хитренько улыбнулся Афанасьев, спокойно наблюдая за потасовкой. Рудов уже бросил трепать пиджак Греха, демонстративно вытирая руки о свои штанины.
– Чем-чем?! А ничем! Мы транснациональная кампания и в своих решениях опираемся, прежде всего, на мировое, а не местное законодательство. А мировое законодательство Крым российским не признало! Вот! – фальцетом и на повышенных тонах ответил Грех Афанасьеву.
– Да мне плевать на хоть трижды мировое законодательство! Вы и ваше правление, являясь гражданами России, нарушили ее Основной Закон, не признавая его действия и прямо противореча ему в своих поступках! А знаете, что за такое бывает тем, кто совершает такие преступления?! Да еще теперь занимаетесь подрывом основ социально-экономической деятельности государства.
– К тому же в условиях военного времени, – процедил сквозь зубы из своего угла, уже почти успокоившийся Рудов.
– Можно подумать, вы сами ее соблюдаете, нарушая основные права и свободы граждан, не имея от них на то никакого мандата? – окрысился Герман Оскарович, но уже более спокойным голосом.
– Мы – нет! Не нарушаем. В конституционном Законе «О чрезвычайном положении» присутствуют обстоятельства, временно ограничивающие права и свободы в угрожаемый для государства период, – опять подал голос Рудов.
– Ишь ты, какой оказывается у нас тут радетель о правах граждан выискался?! – разыгрывая истинное недоумение, съехидничал Афанасьев.
– Да! – подхватил тут же Грех. – Мы заботимся о своих акционерах, к коим относится и Российская Федерация, между прочим, и о простых вкладчиках, доверивших нам свои средства. Ибо, признай мы опрометчиво Крым и тогда санкционный вал обрушился бы на простых и не замешанных в ваших политических играх людей. Но вам на них и их чаяния – наплевать, потому что свои капиталы, нажитые путем коррупции и откровенного воровства, вы держите на тайных счетах в частных банках!
– Ба! Я сейчас расплачусь от умиления при лицезрении народного заступника! – воскликнул Афанасьев, всплескивая руками.
– Кто-то же должен в этой стране заботиться о ее гражданах, если этим не хочет заниматься государство! – не понял сарказма генерала Грех.
– Сергей Иваныч, – обратился Афанасьев к Рудову, – ты только посмотри на радетеля о простых людях! На того, кто начал думать о них еще с 98-го года, когда будучи председателем санкт-петербургского КУГИ, за продажу «Сенного» рынка получил взятку в 600 тысяч зеленых. Даже «дело» на него завели тогда с его признательными показаниями, как по этому делу, так и по делу о приватизации дома князя Горчакова.
– Это неправда! – взвизгнул банкир. – Дело было закрыто по причине пропажи ключевых улик!
– Ты наивный немецкий парень, если после того, как прожил в России всю жизнь, продолжаешь считать, что «дела» у нас «пропадают». Нет, голубок, никогда и никуда они не пропадают, а просто переходят в другие руки, – спустил его с небес на землю усмехающийся диктатор. – Продолжать?
Грех угрюмо молчал, сверля его ненавидящим взглядом исподлобья.
– Молчание – знак согласия! – правильно истолковал Афанасьев ненависть в глазах сидящего на стуле «дельца». – А вы на меня Герман Оскарович такими глазками не смотрите! Я на своем веку таких взглядов, ой, как много перевидал. Итак, продолжим, конферанс! Незаконная приватизация АО «Комбинат цветной печати» тоже кладем в ту же копилку. Сколько вы тогда положили себе в карман? Не так уж и много, правда?! Ведь вам пришлось отстегнуть немалую сумму за увольнение, а затем и убийство заместителя прокурора Ленинградской области.
– Я не убивал его, – процедил Грех сквозь намертво стиснутые зубы.
– Верю! Просто заказали это сделать! Убийство Михаила Маневича тоже из этой серии? Ладно. Поедем дальше. Исчезновение господина Коркорана – владельца фирмы «Интероксидентал» и пропажа полутора миллионов долларов тоже не в счет? А ведь он исчез прямо из вашего кабинета. Зашел, стало быть, и не вышел. В камине, что ли сожгли?
– Будьте вы все прокляты! Как я вас ненавижу быдло совковое!
– Опа! А десять минут назад вы так заботились о гражданах «совка»! – продолжал насмешничать Афанасьев. – После того, как известное всем лицо, вытащило вас из хмурого Петрограда в первопрестольную, на пост министра экономического развития, вы ведь не прекратили своей преступной деятельности? Ведь именно тогда, если не ошибаюсь, вы снюхались с представителями зарубежных разведок. Еще предстоит подсчитать, какой урон экономике страны принесло ваше руководство этим министерством.
– Пусть этот радетель вспомнит о «замороженных» вкладах 91-го года. Почему он не компенсирует их?! – опять встрял Рудов.
– Да, кстати, почему?! – согласился с ним Верховный.
– Собрание акционеров приняло решение отложить этот вопрос, – промямлил Грех, глядя в пол.
– А знаете, господин Грех, меня уже как-то не слишком-то и волнует вопрос о том, кто отдал вам приказ о саботаже, – продолжил наседать на него Афанасьев, почувствовав себя в роли Знаменского, Томина и Кибрит[55] одновременно, в своем лице. – Я и так, примерно, догадываюсь, кто бы это мог быть. Сейчас, ребята Николая Палыча, уже наверняка потрошат господина Хосиса – смотрящего за вами со стороны «Вангарда» и «Франклин Тэмполтон». И еще до конца дня мы узнаем много интересного от него. Мне было бы очень приятно опередить тучковских спецов. Поэтому не скрою, что тот из вас кто первым начнет говорить, тем самым купит себе жизнь еще на какое-то время. Не свободу, а только жизнь, – тут же уточнил он.
Грех хранил непроницаемое молчание, но по его напряженному виду было понятно, что он просчитывает варианты своего спасения.
– Итак, господин Грех, я еще раз призываю в добровольном порядке начать сотрудничать с властями, а началом этого должно послужить ваше распоряжение о прекращении саботажа всеми вашими филиалами и отделениями. Вот телефон, – кивнул Верховный на аппарат, стоящий с края его стола, – звоните и приказывайте. Или мне позвать специалистов по причинению «бо-бо», чтобы вам помогли принять правильное решение?
– Для этого надо принять решение на правлении за подписью всех членов, – пробубнил он невнятно под нос, желая хоть как-то оттянуть неизбежное и ежась, представляя, как ему втыкают иголки под ногти.
– Не болтайте ерундой, как говорят в Одессе! Тут перед вами не мальчики сидят. А то мы не знаем, что решения подобного рода никогда не оформляются в письменном виде. Ибо это письменный приговор самим себе. Так что, звоните кому там надо и не испытывайте моего диктаторско-узурпаторского терпения. Вам, так или иначе, придется набирать нужный номер, но только либо целыми пальцами, либо поломанными. Ну же! Не тяните! И без шуточек с кодовыми словами, а то знаю я вас! – подвинул вплотную к банкиру Афанасьев телефон.
