Юрий Витальевич Яньшин
Второй день на царствии
– Ага! Кто бы сомневался?! И еще делили портфели! – фыркнула любительница всегда оставлять последнее слово за собой.
– Да! Представьте себе! И это тоже! – решил не сдаваться Афанасьев. – Не мне вам объяснять, что такая страна как наша не может позволить себе находиться в режиме безвластия хоть какое-то время.
– Хорошо. Я поняла вас, – сдала она несколько назад, чувствуя, что не стоит дальше зарываться.
– Это хорошо, что поняли. И все-таки, поясните мне причину вашего неудовольствия? Ведь не на ровном же месте оно образовалось?
– Охотно! – вновь вскочила она на своего боевого коня. – По какой-то нелепой и полагаю досадной случайности, возможно сами того не желая, и уж во всяком случае не предвидя последствий, вы поручили общение с представителями ближнего и дальнего зарубежья гражданину Нечипоренко.
– Да. Было такое. Не спорю, – не стал отпираться Верховный. – Он первый, кто прибыл со своими спасателями на место происшествия, а что?!
– А то! То же, мне, дипломат еще тот. Мало того, что он погибших при взрыве представителей государств, где ислам является государственной религией, велел положить в гробы, а не на специальные носилки, так он еще умудрился отдать распоряжение о выставлении останков в Колонном зале для прощания.
– А что?! – не понял Афанасьев. – Надо же с ними попрощаться, отдать дань, так сказать, уважения.
– Да какого, к черту, уважения?! – опять вспылила она. – Этот недоумок разве не знает, что каждый уважаемый правоверный должен быть, если этому ничего не препятствует, захоронен в тот же день до заката Солнца.
Афанасьев с Рудовым недоуменно переглянулись, явно оконфуженные.
– Я что-то такое слышал, – неуверенно пробормотал Рудов.
– Я тоже где-то об этом вроде читал или слышал. Не помню точно, – нехотя признался Верховный.
– Но и это еще не все! – продолжала свое наступление по всем флангам Хазарова. – Проясняя зарубежным представителям обстановку, складывающуюся вокруг этой трагедии и объясняя появление на улицах военных частей на спецтехнике, этот с позволения сказать доброхот, не нашел ничего лучшего, как посоветовать дипломатам укрыться в своих посольствах. Думаете, почему? Да потому, что по его видению не исключены провокации уже в отношении самих представителей дипломатических ведомств со стороны дезориентированных в обстановке граждан! Последнее предложение можете взять в кавычки, потому что я его просто процитировала. Ну, не дурак ли?!
– Гмм… – промычал неопределенно Афанасьев, но все же сделал робкую попытку заступиться за глупого, но усердного врио министра МЧС, – я понимаю ваше раздражение, Мария Владимировна. С точки зрения дипломатической этики и знания законов шариата, Нечипоренко, безусловно, дал маху. Однако, с точки зрения эмчеэсника, желающего предотвратить ненужные эксцессы с новыми людскими жертвами, он действовал вполне оправданно, ведь никто не гарантировал, что уязвленные москвичи столь дерзким терактом не пойдут бить окна в американском, скажем, посольстве, как это было в 99-м при нападении на Сербию.
– Да?! А мне что прикажете в этом случае делать, когда иностранные дипломаты обрывают мой телефон с требованием официального разъяснения ситуации? Мне что дезавуировать его слова?! На каком основании?! Ведь мы даже не в курсе новой политики руководства! Вторые сутки министерство пребывает в подвешенном состоянии…
– Вот поэтому я сейчас и звоню вам, дражайшая Мария Владимировна, чтобы договориться с вами об очной встрече для расстановки всех точек над i.
– А почему именно со мной, ведь у Сергея Викторовича имеется куча замов? Я всего лишь спикер дипломатического ведомства, – озадаченно поинтересовалась она, явно напрашиваясь на комплимент.
– Да, но в ранге заместителя Министра и Чрезвычайного и полномочного посла! Насколько я помню в подобных чинах первой и последней такой женщиной была Александра Коллонтай,[37] – разжигая тщеславие женщины, проворковал «комод». – К тому же – комсомолка, спортсменка и просто красавица!
– Ну, насчет спортсменки и красавицы я с вами спорить не буду, вам мужчинам виднее, – не стала та излишне скромничать. – Однако из комсомольского возраста, увы, уже вышла, – притворно горестно вздохнула Хазарова.
И тут Афанасьев решил слегка вернуть ее с небес на землю:
– Впрочем, если вы имеете что-то против нашей встречи, то я могу обратиться, например, к Тутову, Твердомолотову или на худой конец к Рябцову, – брякнул он первые из попавших ему на ум замов Калантарова.
– Нет-нет! – тут же вспыхнула Хазарова, быстро смекая, чем может для нее обернуться отказ от встречи. – Только не они! Я согласна. Когда и где?
– Сегодня. У нас на Фрунзенской, в «малом» кабинете, скажем так, часиков… в пять, – сказал Афанасьев, увидев растопыренные пальцы рудовской пятерни. – Пропуск я вам закажу, и вас проводят.
– А пораньше никак нельзя?! А то боюсь, что к этому времени, меня просто порвут на части послы и журналисты.
– Я и сам боюсь, что со мной к тому времени может приключиться та же история, – вздохнул он, разбивая женское сердце в материнской жалости.
– Хорошо-хорошо. Как скажете. В пять часов я буду у вас, – поспешила она успокоить диктатора.
– Вот и отлично! – разом повеселел тот. – Тогда до встречи!
– До свидания, – тоже на мажорной волне попрощалась та.
– Уф-ф! – произнес, отдуваясь и вытирая пот со лба Афанасьев. – Штучка, я вам скажу, еще та! Поговорил десять минут, а как будто вагон антрацита выгрузил.
– Да уж! – согласился Рудов. – Баба – кремень. А знаешь, Валерий Василич, чем-то она меня зацепила. Не скажу, что стал полностью согласен с твоим предложением по ее кандидатуре, но что-то в ней определенное есть. Какая-то перчинка присутствует.
– Ну да, и я о том же! Однако же, Сергей Иваныч, я тебя опять нагружу маленько. Ты там поднапряги нашего жандарма, пусть он соберет все, что сможет по ней. До пяти часов вечера, – ко времени нашей встречи с ней. Мы не имеем права рисковать с таким важным направлением, как иностранные дела. Кондратьич, а ты то, что думаешь о ней, как представитель народа? – весело обратился он уже к водителю.
– Дык, что тут говорить, Василич?! – покряхтел он. – Не знаю уж, какой из нее будет министр, а вот только не дай Бог, такая вот, как она, станет тещей моему внуку. Ведь сожрет и даже не подавится. Баба-Яга в расцвете сил.
Дружный хохот со всех сторон, включая Коржика, был ему в качестве знака мужской солидарности.
II
Через пару минут подъехали к указанному навигатором высотному зданию, где на первом этаже располагался один из офисов банка «Столичный». Конвой или эскорт, Афанасьев еще сам до конца не разобрался, дружно повыпрыгивал из кунгов и бронетранспортеров, оцепив вход в отделение банка.
– Я постараюсь недолго, – бросил Афанасьев своим спутникам, давая понять, что в лишнем сопровождении не нуждается и выкарабкался наружу, одергивая на ходу китель. Все кроме Коржика послушались Верховного, а тот упрямо последовал за ним.
Плотная кучка спецназовцев тут же окружила его плотным кольцом, уставив тупые рыла стволов по сторонам. Так и вошли в вестибюль банка, ощетинившимся ежиком. Если внутренняя охрана банка и была удивлена таким экзотическим сопровождением одного из своих клиентов, то на ее поведении это никак не сказалось. Охранники как стояли смирно, так продолжили стоять, не делая резких движений, дабы не спровоцировать нежданных посетителей. Войдя внутрь помещения спецназовцы, повинуясь привитой привычке, рассыпались по вестибюлю, беря под прицел каждый метр просторного помещения. Немного смущаясь поведения своих сопровождающих, Валерий Васильевич обратился к молодой и миловидной девушке, сидящей на рецепшине и замершей от неожиданности от вторжения, на подобие, Лотовой жены.
– Простите, девушка, к кому я могу обратиться по поводу операции со своим счетом?
Девушка с усилием сглотнула подступивший к горлу комок и изобразив на лице нечто вроде доброжелательной улыбки пропищала неестественно тонким голосом:
– Здравствуйте, Валерий Васильевич! По поводу операций со счетом вы можете обратиться в секцию номер два. Если хотите, я вас туда провожу?
– О! Я весьма польщен тем, что вы меня узнали! И был бы вам крайне признателен, если вы меня туда проводите! – улыбаясь в свою очередь, проговорил Верховный.
Девушка тут же соскочила со своего высокого стула, оказавшаяся разом какой-то кукольно-миниатюрной и засеменила в дальний конец большого зала. Он поспешил за ней, широко расставляя ноги, чтобы не отстать от шустрой пигалицы. Коржику он велел оставаться в зале. Охранники диктатора, последовали за ними – не отставая, но и не обгоняя. Секция номер два представляла собой небольшой, но уютный закуток с большими кожаными креслами и диванчиком для посетителей. За большим столом сидела, словно сошедшая с обложки глянцевого журнала для сексуально озабоченных мужчин, пышноволосая и пышногрудая блондинка, с приклеенной намертво к лицу голливудской улыбкой приправленной дорогостоящей металлокерамикой и с марлевой маской под подбородком. На ее груди, не меньше четвертого размера, Афанасьев с трудом разглядел бэйджик с надписью «Иоланта». У бойцов спецназа, неотступно следовавших за ним по пятам, хватило ума и такта не соваться в закуток. Они лишь мельком заглянули туда и вернулись на исходные позиции на подступах к секции. Афанасьев присел в кожаное кресло, чинно положив барсетку на колени. Игнорируя имя, указанное в бэйджике, он обратился к ней доброжелательно-нейтрально:
– Девушка, я в 2011 году открыл в вашем банке счет. Не могли бы вы мне сообщить о его состоянии на сегодняшний день и помочь мне произвести кое-какие операции с ним?
– С удовольствием помогу вам, Валерий Васильевич, – улыбаясь, проговорила она голосом, которым, наверное, разговаривают только ангелы, населяющие райские кущи и операторы службы «секс по телефону». – Уточните, пожалуйста, вашу фамилию!
– Э-э-э, – растерялся генерал армии, доктор военных наук, начальник Генерального штаба и Глава Высшего Военного Совета Российской Федерации, усиленно соображая, кто из них двоих больший идиот. Наконец, после некоторого замешательства, решив, что все же идиотом является он сам, назвался, впрочем, не отказывая себе в праве немного пошутить, – с утра был Афанасьевым.
– Спасибо! – дежурно улыбнулась красотка, никак не реагируя на слова, не относящиеся к делу. – Я сейчас посмотрю по базе данных. После чего резво начала барабанить наманикюренными пальцами по клавишам «навороченного» моноблока. «Как же она подтирается с такими ногтищами?!» – следя за порханием ее пальцев, невольно подумал он и тут же покраснел от этой скабрезной мысли.
– В каком году и месяце открыли счет, не припомните? – продолжала она свой допрос, забыв, что он уже сообщил ей о годе открытия с самого начала.
– Гмм! – на несколько секунд задумался он, припоминая. «В конце декабря десятого меня перевели из командующих Московским военным округом, где я уже успел поднабрать деньжат, в заместители начальника Генштаба, а где-то в январе или феврале 2011-го, по совету тогдашнего своего шефа – Камарова Николая Егоровича, открыл счет, куда и положил, заработанное непосильным трудом» – внутренне усмехнулся он последней фразе. – Если мне не изменяет память, то в январе-феврале 2011-го.
– Отлично! Можно ваш паспорт?
– Да-да, конечно, – забормотал он, раскрывая свою барсетку и роясь в ней. – Вот! Пожалуйте, – протянул он ей свой паспорт. Девица сунула на миг раскрытый паспорт в какую-то щель и тут же вынула обратно, отдавая владельцу.
– Да. Действительно. Счет вами открыт в феврале 2011-го под 8,2 % годовых, сроком на пять лет, без пополнений и снятий, затем в 2016-м пролонгирован еще на пять лет, на тех же условиях, под 9,8 % и пополнен до двухсот миллионов, – затараторила она, считывая информацию с экрана. – Верно?
– Не знаю. Наверное, так, – пожал он плечами. – Сколько там сейчас у меня набежало?
– С учетом пополнения и «плавающей» ставки по вкладу, на сегодняшний день, вы являетесь законным обладателем двухсот восьмидесяти девяти миллионов шестисот шестидесяти семи тысяч восьмисот двадцати трех рублей и шестнадцати копеек, – отбарабанила она умопомрачительную с точки зрения Афанасьева цифру, на которую он явно не рассчитывал, а потому был более чем приятно удивлен, полученной информацией.
– Ой, девушка, – повеселевшим голосом обратился он к ней, – не могли бы вы мне написать на бумажке, а то я, по-стариковски, на слух плохо цифирь воспринимаю.
Та согласно кивнула и, выхватив из стопки приготовленную четвертушку бумаги, живо нацарапала просимую сумму и протянула ее счастливому обладателю несметных капиталов.
– Но это еще не все, – продолжил он, цепляя на нос очки. – У меня к вам будет еще одна просьба. Нет. Даже две просьбы.
– Всегда рада помочь! – улыбаясь во весь рот, заявила оператор.
– Не могли бы вы с этой суммы сделать два перевода на корсчета Минфина?
– Да, разумеется, – подтвердила она. – Назовите суммы и назначения платежей.
– Значит, так, – уставился он в свою бумажку и продолжил, – двести миллионов отправьте в Минфин с сопровождающей надписью «возврат незаконно приобретенных сумм с использованием служебного положения».
– Что?! – состроила она свои аккуратно выщипанные бровки домиком. – Так прямо и писать?!
– Да-да, так и пишите, – закивал он, глядя на нее поверх очков и улыбаясь своим мыслям.
– Записала, – придушенным голосом проговорила она, с испугом глядя на сумасшедшего главу государства. – Дальше.
– Значит, оставшуюся сумму в восемьдесят девять миллионов шестьсот шестьдесят семь тысяч восемьсот двадцать три рубля и шестнадцать копеек отправьте туда же, но с другой надписью.
– Какой?! – спросила она уже на автомате, с трудом ощущая, где сама находится, и как ее зовут.
– Частичное покрытие взноса за приобретенную на незаконно полученные доходы, жилую площадь на имя Юлии Валерьевны Афанасьевой, расположенную по адресу: город Москва, улица Тверская 19, квартира 11. Записали?
– Да, – пискнула фотомодель, – и опять принялась выстукивать на клавиатуре дробь.
– Вот и чудненько. В связи с этим у меня к вам будет еще одна м-а-аленькая просьбишка. Вы как завершите оформление банковского перевода, то дайте мне, пожалуйста, полную выписку движения средств с моего счета за весь период и банковскую справку о последних двух операциях. Я вас этим не слишком сильно напрягу?
– Н-нет, – пролепетала девица, засовывая лист формата А4 в принтер.
– Замечательно!
Дождавшись, когда принтер выплюнет листок испещренный цифрами, она нажала какую-то кнопку, затем сняла трубку телефона и произнесла в нее:
– Юлий Эдуардович, подойдите, пожалуйста, здесь требуется ваша подпись на справке.
Не прошло и минуты, как за углом послышалась возня в сопровождении чьего-то тихого возмущения. Пришлось встать и выглянуть за угол. Там спецназовцы ловко обыскивали мужчину в костюме от «брионии», расставив ему ноги на ширину плеч, на что тот возмущался, но не очень громко, потому что уже знал, кто к ним пожаловал с визитом.
– Пропустите гражданина, – скомандовал он негромко своим бойцам. Те сразу повиновались. Одергивая на себе пиджак Юлий Эдуардович скроил подобающее случаю радушное лицо и поспешил в закуток.
– Рад! Очень рад вашему визиту дорогой Валерий Васильевич! – тряся обеими руками руку Верховного, которую тот и не думал ему подавать. И тут же кинулся к оператору. – Какие проблемы, Иолочка?!
– Никаких, просто господин… – запнулась она, еще не зная как правильно назвать должность Афанасьева, – Валерий Васильевич хочет получить справку о совершенных сейчас операциях. Нужна ваша подпись. И еще я так поняла, он желает закрыть счет.
– Как закрыть?! – ужаснулся банковский начальник. – Валерий Васильевич, это правда?!
– В общем-то, да, – ответил Афанасьев. – Вот рассчитаюсь с государством, сколь возможно, и закрою депозит.
– Я, конечно же сейчас все оформлю и подпишу, но милейший Валерий Васильевич, – рассыпался тот мелким бесом, – оставьте на счету хотя бы рубль!
– Зачем? – удивился Верховный.
– Ах, Валерий Васильевич, сейчас такие тяжелые и непредсказуемые времена, а нам так не хватает стабильности и уверенности в завтрашнем дне, – подпустил он лживую слезу. – Если вы не закроете счет, а оставите на нем хотя бы чисто символическую сумму, то мы с полным правом сможем заявить кому надо, что вы по-прежнему являетесь нашим клиентом. А уж мы-то не останемся неблагодарными, – заговорщически подмигнул он Афанасьеву.
– Я так понимаю, что словосочетание «кому надо» относится к регулятору, то бишь к Центробанку? А мое имя в этом случае будет в качестве индульгенции на случай грехопадения?
Банкир только всплеснул ручками, театрально закатывая бесстыжие глаза.
– А если я все же не послушаю вас и закрою счет? Что будет? – спросил Верховный, впиваясь своим взглядом в современного шейлока.[38]
– Нам станет еще труднее поддерживать высокий процент по вкладам наших vip-клиентов, так как мы зачастую проводим весьма рискованные операции на рынках ценных бумаг. Центробанк внесет нас в «черный список», наши акции покатятся вниз, а что будет дальше, то даже и говорить не хочется, – махнул обреченно рукой разоткровенничавшийся Юлий Эдуардович.
– А что в том плохого, если с рынка уберут рискового игрока с чужими средствами на доверии? – Верховному уже начинал нравиться этот разговор, из которого он надеялся почерпнуть для себя важные моменты.
– Да, помилуйте! А что же в том хорошего, что клиенты уйдут от нас, и скорее всего в иностранные банки типа «Райффайзена» или «Кредит Суис»? Или паче того – в оффшоры, чтобы переждать в тихой гавани смутные времена, да так и остаться там. Вы вот, небось, по своему незнанию, что вполне понятно, думаете, наша тетя Эльвира заботится о чистоте банковского мундира, регулярно объявляя о санации то одного, то другого банка? А вот ничего подобного! Просто она расчищает поляну для создания супербанка, ну, вы наверняка догадываетесь какого?!
– Конечно, – кивнул Афанасьев, слабо разбиравшийся в дебрях финансовых структур, – государственного – «Сберегательного Банка».
– Ой вэй! Святая простота! – приложил руки Юлий Эдуардович к тому месту, где у обычных людей располагается сердце. – Да затребуйте реестр акционеров и убедитесь в своем диком заблуждении.
– Непременно затребую, – сказал Афанасьев, поглубже устраиваясь в кресле, и делая приглашающий жест банкиру последовать его примеру, то есть сесть в кресло напротив, что тот незамедлительно и сделал. – А пока вы мне объясните на словах ошибочность моего суждения. Хотя нет, погодите. Можно я еще приглашу на нашу с вами беседу одного человека?
– Да ради Бога!
Афанасьев достал из брючного кармана коммуникатор и набрал короткий номер.
– Иваныч, ты там часом не уснул? Нет?! Ну, хорошо. Подгребай-ка сюда ко мне. Тут, я думаю, тебе будет очень интересно.
Через минуту Рудов уже сидел в сторонке, на диване и приготовился выслушать информацию, обещанную Афанасьевым.
– Мы вас внимательно слушаем, – обратился он к банкиру, забыв тому представить Рудова. – Продолжайте, Юлий Эдуардович!
– Охотно! – не стал артачиться тот. – На первый взгляд, все предельно просто и прозрачно. 52 % активов «Сберегательного банка» принадлежат Центральному Банку Российской Федерации, а 48 % соответственно другим акционерам. Вроде все нормально. Но, как известно, дьявол кроется в мелочах…
– Ну-ка, ну-ка, – подбодрил его Афанасьев, заинтригованный до крайней степени.
– Да. Так, вот, – продолжил словоохотливый, что крайне редко встречается в их среде, банкир, – вас не должны успокаивать эти цифири, ибо 52 % якобы принадлежащие государству в лице Центробанка моментально испаряются, если поглядеть на то кому принадлежит сам Центробанк.
– Неужели не государству?! – выпучил глаза Верховный.
– С этим делом, вообще складывается хитрая история. В Законе о Центробанке вопрос о его принадлежности завуалирован до невозможности. Там сказано только то, что в своей деятельности он неподотчетен Правительству России, зато обязан в своей деятельности руководствоваться указаниями Международного Валютного Фонда, международного законодательства в сфере банковских услуг и решениями своих акционеров. И тут мы подходим к еще одной интересной информации. Что вам, Валерий Васильевич известно про блокирующий пакет акций?
– Ну-у, это некоторое количество акций, позволяющее их владельцу блокировать любое решение общего собрания акционеров, – морща лоб и тщательно подбирая слова, выговорил он, как на экзамене по политэкономии.
– Феноменально! Браво! Вы меня просто удивили глубиной своих познаний! – вскричал Юлий Эдуардович, смущенному Афанасьеву. – А теперь не припомните ли минимальный процент для блокировки решений?
– Твердо не скажу, но что-то вроде 30 % плюс одна акция, так?
– Не совсем. По российскому законодательству, квалифицированное большинство для принятия ключевых решений должно быть не меньше 75 %. Следовательно, чтобы преодолеть его, надо всего лишь иметь 25 % плюс одна м-а-аленькая акция! – весело возразил банкир, но глаза его были отнюдь не веселыми.
– И как это относится к нашему случаю? – спросил Афанасьев.
– Напрямую! В составе этих 48 % доля иностранных нерезидентов составляет примерно 45,6 %. Согласитесь, что это гораздо больше того, что необходимо для полного паралича банка. Скажу даже больше – около 40 % от этой доли принадлежит никому иному, как небезызвестному «Franklin Templeton». А он, как известно, в свою очередь является крупнейшим в США инвестиционным фондом, вкладывающим свои средства в военно-промышленный комплекс Штатов. Вот и судите сами после этого кого содержат наши пенсионеры, несущие последние копейки в якобы государственный банк России.
Афанасьев строго поджал губы, а лицо Рудова, и так белое после «головомойки» стало еще белее.
– Это что же, выходит, когда говорят, что Россия богатеет день ото дня, скупая золото у производителей через Центробанк, это не наше золото?! – спросил Верховный, уже заранее зная приблизительный ответ.
– Моя покойная бабушка – еврейка из Одессы, да смилостивится над ней Яхве, утверждала, что деньги могут считаться твоими только тогда, когда ты держишь их в руках.
– Т-а-а-к! – угрожающе проскрежетал из угла, сверкая глазами на белом лице Рудов, – Стало быть, все эти валютные накопления о которых нам взахлеб вещали с экранов телевизоров, принадлежат кому угодно, но только не России?!
Банкир неопределенно пожал плечами:
– Теперь вы понимаете, для кого госпожа Наибулина расчищает площадку, делая инвестиции в отечественную промышленность и науку высоко рисковыми мероприятиями. Сначала она, якобы заботясь о простых россиянах, обвиняет такие банки в безответственности по отношению к своим вкладчикам, а затем присылает им «черные метки» лишая их лицензии. А мы же сделали ставку на отечественного производителя. И не прогадали, что позволяет нам сохранять высокие ставки по вкладам. Но чтобы не мозолить лишний раз глаза госпоже Наибулиной, вот уж наградил Господь наиболее точной фамилией, стараемся как можно меньше светиться на публике, опасаясь несправедливых репрессий.
– Теперь я понимаю, почему Грех, ссылаясь на санкции, отказывается открывать филиалы в Крыму, – скрипнул зубами Рудов.
– Хозяева не разрешают, – кивнул Афанасьев, соглашаясь с другом.
– Юлий Эдуардович, – обратился он уже к нему, – не могли бы вы мне представить для ознакомления, документы, отражающие вашу инвестиционную политику в отношении российской промышленности?
– Да. Могу. Причем немедленно, если вы немного подождете, но прошу вас при этом учесть, что предоставляемые мной данные относятся к коммерческой тайне. К тому же у нас имеются только сведения по нашему филиалу. Сводный баланс находится в головном офисе – на Волхонке.
– Учтем, не беспокойтесь, – хмуро кивнул Афанасьев.
– Иола, деточка, – обратился банкир к притихшей как мышь под веником оператору, – соединись с отделом кредитования и скажи Зинаиде Алексеевне, чтобы она принесла сюда сводную таблицу выданных за последний год кредитов юридическим лицам.
Пока ждали заведующую кредитным отделом, в закутке повисла гробовая тишина, которая длилась недолго. Минуты через две все услышали бодрый цокот женских каблуков, направляющийся в их сторону. Афанасьев забеспокоился, что его охрана начнет обыскивать и ее, но у той хватило ума этого не делать. Высокая женщина средних лет, в строгом костюме и роговых очках принесла папку с запрашиваемыми данными. Юлий Эдуардович, молча, указал глазами кому ее передать. Передав папку, та немедленно удалилась. Получив папку в руки, диктатор углубился в ее изучение. Рудов решил за Афанасьева продолжить интересный диалог.
– И что же вы нам посоветуете предпринять в этом плане? – сумрачно сверкнул глазами из своего угла Сергей Иванович.
– Нет-нет! – повернувшись к нему, замахал руками Юлий Эдуардович. – Не в моих правилах раздавать советы сильным мира сего. А только я вам так скажу, любезные генералы, от лица немногочисленного, но патриотически настроенного финансового олигархата, коли вы уж взяли власть в свои руки, то делайте это по полной программе, а не отделывайтесь полумерами, как покойный президент, метавшийся из стороны в сторону, подобно рыбацкой шаланде в штормовую погоду. Как бы мы не относились к товарищу Сталину, а тот дураком не был и не дал втянуть СССР в ловушку Бреттон-Вудского[39] соглашения, запретив Верховному Совету СССР его ратифицировать.
– Э-э-э, – замешкался Рудов, «плававший» в вопросах макроэкономики, также, как и его шеф, – не просветите ли вкратце об его сути?
– Все просто. Пользуясь тем, что из Второй Мировой войны Штаты вышли промышленно-финансовым гегемоном, в отличие от разрушенных Европы и СССР, они навязали всем игрокам свою валюту в качестве основного платежного средства в международных расчетах, привязав, в свою очередь доллар к золоту (35 долларов за тройскую унцию). А когда окончательно окрепли, то отказались и от привязки к золоту. Европейцы, в лице де Голля, порыпались-порыпались, а поздно. К концу шестидесятых они уже все были «на крючке» у дяди Сэма, кроме, естественно Советского Союза. А в 90-е и его сломали через колено.
– И как соотносятся понятия единой валюты международных платежей и финансовой зависимости России от нее?
– Говоря простым языком, мы, состоя в этих структурах, подписали документы о том, что не имеем права на самостоятельную эмиссию денежных знаков. Иными словами, сколько долларов вы в этом году заработали, ровно столько и рублей имеете права напечатать, и ни копейки больше. Одним словом, удавка, не дающая отечественным банкам из-за надзора регулятора в лице Центробанка, финансировать наши проекты на территории России.
– Так все-таки, каков же выход из сложившейся ситуации? – не унимался настырный генерал.
– Я же, кажется, и так уже открытым текстом говорю, что, если вы берете власть, то берите ее целиком. То есть устанавливайте контроль над Центробанком, пока они не вывезли «подушку безопасности» и устанавливайте контроль над печатным станком! – воскликнул он.
– Но не грозят ли такие радикальные меры финансовой войной против России со стороны коллективного Запада? Я что-то слышал про SWIFT[40] и прочие инструменты принуждения?
– Вы про золото?
– Да. А финансовая война против России никогда и не прекращалась! Ну и что они нам могут сделать? Отключить от этого SWIFT?! Да, ради Бога – нам комиссию не платить! Взамен его у нас уже четыре года существует СПФС,[41] так нелюбимой нашим Центробанком, что всячески им тормозится в деле внедрения и к которой охотно присоединятся Китай с Индия, а также все евразийское пространство, которому надоел диктат наглосаксов. Объявят бойкот основной статье нашего экспорта – углеводородам? Не смешите мои тапочки! Там, тоже умеют пока еще считать деньги.
– Так я не понял, вы хотите, чтобы мы объявили войну Западу? – опять вскинулся Рудов.
– Ни-ни-ни! – яростно замотал банкир головой из стороны в сторону. – Нет уж! Пусть они сами, устами своей сухопарой Кристины Лагард[42] объявят нас нарушителями конвенции. А мы посмотрим у кого кишка тоньше.
– Вы всерьез полагаете, что Россия сможет одержать победу в этом противоборстве?
– Во всяком случае, как минимум, она не проиграет, обретя финансовую независимость.
– А как максимум? – прищурился генерал.
– А как максимум, мы станем той соломинкой, что сломает хребет всей экономики Запада, которая рухнет в одночасье.
– Почему вы так думаете?
– Потому что нашему примеру незамедлительно последуют все игроки, недовольные прежней системой. Им просто не хватает духу начать первыми. А уж присоединиться, так это завсегда пожалуйста. Как там у Высоцкого? «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков».
– Да, но мы настолько интегрированы с ними, что вместе с ними и рухнем! – возразил упрямый Рудов.
– Ничего подобного! – живо парировал собеседник, сам увлекшийся этим неожиданным спором. – Структура политико-экономического строя Запада уже давно сместилась от промышленно-финансовой экономической формации к услуго-финансовой, где первая является доминирующей составной в доле второй. То есть экономика Запада больше виртуальна, чем осязаема физически. Вы меня извините, но Гугл, Фейсбук и Ютуб на хлеб не намажешь и шубу из них не сошьешь. Они рухнут первыми, так как за ними нет никакого материального обеспечения, а сами они закредитованы и перекредитованы по сто раз и по самые помидоры. Мыльные пузыри, в общем-то, которые никто просто еще не пробовал прокалывать. А реальный сектор экономики, с полезными ископаемыми, заводами и фабриками остался у нас, да еще в юго-восточной Азии.
Тем временем Афанасьев уже закончил просматривать кредитные портфели за прошлый год, а потому решил присоединиться к спорящим.
– Ну, что же, я просмотрел ваши бумаги. Действительно вы активно вкладывались и в ОАК,[43] и ОДК,[44] и в КМЗ.[45] И что, неужели все расходы оправдались?
– Представьте себе! Я сам вначале в это слабо верил. Но факты. Как говорится, на лицо! – с жаром обычно не присущим людям подобной профессии, воскликнул банкир.
– И с чем вы это связываете? – хитро улыбнулся Афанасьев.
– С двумя факторами. Во-первых, с недооценкой потенциала производителя, а во-вторых, с привычкой вкладывать деньги в спекулятивный капитал, а отнюдь не в реальное производство. У нас всегда боялись нового и неизведанного.
– А скажите-ка, милейший Юлий Эдуардович, вот вы критикуете Сбербанк, а сами-то в какой степени можете считать себя блюстителями государственных интересов, помимо инвестирования некоторых проектов? Я имею в виду кто ваш изначальный владелец? – в лоб спросил Афанасьев заведующего филиалом.
