Глеб Ковзик
Родная партия
Глава 16. Машина, пластик, лес
Заседание в кабинете Мишина. Серый пиджак вещает на птичьем языке о заключительной стадии готовности к фестивалю молодежи, напротив меня сидит Курочка и калякает на бумаге; я же, погруженный в свои мысли, изредка делаю легкий кивок: “Всё так, слушаю, подтверждаю, ага…” Мишин то и дело смотрел в мою сторону, но никаких реплик не давал. Разговор с ним в последние дни стал сухим, как пустыня Сахара, с оттенком враждебности.
Его право. Спасибо Лире за поддержку на выходных: с ней удалось лучше разобраться в случившемся, перестать винить за то, что было за пределами моей ответственности. Иногда достаточно простого слушания и внимания без осуждения, чтобы человек раскрыл в себе долгожданную устойчивость в жизни. В этом Лира точно преуспела. Как итог, я в некотором роде принял смерть Ручкова. Если разложить его кейс по полочкам, то выйдет следующее: сперва он оскорбил меня и проявил враждебность, затем попытался напасть, наконец, бросился в атаку. Я также вспомнил, что не только хотел избежать конфликта, уйдя с балкона обратно в дом, но и не пытался проявить встречную агрессию. То есть, действовал максимально экологично, без провокаций, наращивания конфликта и с возможностью поставить ссору на тайм-аут.
Но сейчас мои мысли поглощены другим инсайтом. Чем больше я находился в комсомоле, тем сильнее убеждался в том, что он неофициально поделен на две структуры.
Вертикальная структура полностью воссоздает партийно-государственный механизм. Её основная функция – подчинять и подчиняться. Ничего более. Документальная база этой структуры практически повторяет слово-в-слово документы КПСС. Тот же язык, те же термины, те же задачи. Комсомол полностью зависим от компартии, признает в ней даже не старшего брата, а именно начальника.
Этот факт не вызывает во мне глубокого отторжения. Да, фиксирую внутри себя определенный хейт, но он скорее побуждает желание сделать изменения. Я прекрасно понимаю правила игры. Комсомол жестко связан с КПСС, со сталинских времен все общественные организации увязаны на партийном ядре и централизованы. Однако, я не могу не признать, что эта вертикальная структура – полный шлак и бесполезный мусор.
Во-первых, это вообще ни разу не коммунизм. С чего вдруг бюрократия стала синонимом коммунистического? Я ловлю стыд с каждого совещания, где одни и те же фразы, писанные канцелярскими чернилами и покрытые золотом бравурных заявлений, перекочевывают из одного рта в другой. Почему в СССР нет классов? Вот же, это определенно класс богатых – номенклатура. Да я сам номенклатурщик. Что-то я не замечаю, чтобы в “Праге” сидели за столом рабочие и колхозники. Ну и наконец, тема, об которую я не один раз бился до крови в околополите – куда же исчезло государство, если оно в восемьдесят пятом году повсюду, где только можно?
Во-вторых, вертикальная структура имеет очень мало демократических практик. Согласования, перешептывания, какие-то элитарные всклоки, обязательно должно быть решение Инстанции. Без мнения ЦК КПСС никаких серьезных изменений, в том числе кадровых.
В-третьих, и для меня это самое главное, полный отрыв от настоящего и будущего. Формализм в вертикальной структуре уничтожил всё креативное. Люди в центральном аппарате, да и на местах, когда меня направляли для чтения “очень важного” доклада перед комсомольскими работниками, тихо и как бы делясь сокровенным говорили, что никаких особых мероприятий комсомол уже давно не проводит. Будущее в комсомольских рядах исчезло исчезло вместе с романтизмом. Никакой серьезной веры в идеологию, никакой надежды на качественный скачок. Ожидание на холодном старте. Вот почему Горбачева встретили с позитивными ожиданиями, что было мной замечено по разговорам в магазинах и метро. Но вслед за будущим комсомол утратил настоящее. Да, всё работает. Да, вклад в экономику. Да, комсомольцы участвуют в войне, многие оказались в Афганистане, и в отделе, где работает Елфимов, вроде как активно работают в направлении поддержки афганских ветеранов из комсомольских рядов.
Есть, конечно, исключение из правила. Личностное начало, хочешь ты того или нет, даже при тоталитаризме исключить на все сто процентов ну просто никак. К началу Перестройки о тоталитарном строе не может быть и речи. Да, есть много того, что вызывает во мне страх. Я – зумер. Я не привык к такому отношению. Жесткая, снабженная силой коллективность отпугивает или даже раздражает. Но, к примеру, наш первый секретарь Мишин, нравится он мне или нет, проявляет принципиальность в некоторых вопросах, тяготеет к гигантским комсомольским проектам. Вспомнить хотя бы наше первое совещание, где он прокатился по мне танком за то, что не упомянул в докладе БАМ. Как историк, мне интересно фиксировать такие детали.
Что уж говорить, я уже повлиял на процессы в ВЛКСМ. Минимальное новшество, но оно всё-таки появилось, и будет выражено в предстоящем фестивале. Идея о внедрении развернутого экологического дискурса пришлась по душе Лигачеву. Будь на моем месте настоящий Андрей, такого бы не случилось. Он был конъюнктурщиком от и до, вернее стал им после нескольких лет безуспешности. Что ж, проявить себя перед лицом высокого начальства полезно – для советского мира точно. Что до меня, то я бы предпочел открыть свой бизнес и держаться подальше от всяких боссов.
Но помимо вертикальной, в ВЛКСМ точно существует горизонтальная структура. Убедиться в этом мне удалось только тогда, когда совершил несколько поездок по московским районам: Ждановский, Фрунзенский и Красногвардейский. То, что есть аморфное и безынициативное начальство, совсем не означало, будто бы точно такими же являлись рядовые комсомольцы. Наоборот! В народной среде я замечал… как сказать. Желание? В простых ребятах есть запрос. Он сейчас не реализован. Уверен, если бы дать им возможность, то эта энергия окажется настолько мощной, что неизбежно возникнет вопрос о пределах её контроля.
Кто такие простые комсомольцы? Это обычные молодые люди. У них есть мечты и желания, у некоторых плохо скрываемые амбиции, стремление выбиться наверх, сбежать от дефицита. Судить за последнее неправильно. Поставь слабого в унизительные условия, и он обязательно озвереет. Как иначе? Жить-то хочется, а не стекло жевать от серых будней.
Но много таких, кто пришел за движем. Прибиться к активным и позитивным, сделать вместе, подружиться, найти досуг и общение. Это как то же самое, что делал я, ходя в антикафе и рубился в настолки с гиками. Общность интересов у таких комсомольцев наблюдается.
В горизонтальной структуре, в низовых ячейках и в рядовой среде гораздо меньше формализма. Будучи почти леваком по взглядам, мне было легко вести с ними контакт, а они, в свою очередь, охотно и с удивлением вступали со мной в диспут. Татьяна, сопровождавшая пару раз на собраниях, мягко и деликатно советовала мне соблюдать предосторожность:
– Андрей Григорьевич, люди заволнуются. Полностью поддерживаю ваш товарищеский подход и демократический стиль общения, но у некоторых возникнут опасения.
– Фамильярность? – спросил я. – Посчитают, будто забылся? Должен быть всегда и везде высоким начальником, хмурым и надменным?
– Много что подумают, Андрей Григорьевич. Пойдут письма наверх, будут задавать вопросы. Вы слишком отличаетесь от остальных.
– Если бы это было плохо, – необдуманно вылетело у меня из головы.
– И всё же, Андрей Григорьевич, постарайтесь взять золотую середину. Не скрою, вы симпатизируете мне в новом стиле. И заметно, как к вам тянутся молодые ребята. Вы их заинтересовали.
– Не так сложно это сделать, когда всюду культура формализма.
Татьяна смутилась, продолжать диалог не стала.
Потенциал, который есть у комсомола, можно использовать для прогрессивных реформ Союза. Вопрос только один: как? Я делал записи в дневнике, выстраивал какие-то гипотетические сценарии, но хороших, действительно эффективных на сто процентов вариантов выдалось слишком мало, всего два. Этот факт заставлял меня мучиться в догадках: “Почему так туплю?”.
Однажды пришел к выводу, что по-серьезному давит знание исторического опыта этой страны. СССР не стало. Комсомол его не пережил. Партия тоже. Реформы провалились либо успешно реализовались лишь частично. Элиты предпочли ограбить собственные народы, часто прикрываясь красивыми лозунгами. У многих свободу, полученную от исчезновения коммунистического режима, отобрали вновь. В общем, в сознании каждый раз включается мощнейший блок: “Зачем менять то, что по идее неизбежно погибнет?” Такое блокирование принуждало часто опускать руки; чтобы двигаться дальше в размышлениях, мне придется рано или поздно проработать этот блок.
В разговорах с Лирой у меня более-менее сформировалась собственная позиция по будущему СССР: она абсолютно против Союза, постоянно называет его Совком, я же нейтрально отношусь к его возможному продолжению; она не хочет изменять СССР, а я предпочту провести историческую интервенцию с целью изменения сложившегося в моем мире процесса, у неё отвержение всего советского, у меня же желание отсечь всё ватное и консервативное в пользу прогрессивного. Лира слушала мои скромные предположения о возможностях комсомола, но неизменно говорила: “Андрюша, ты просто не прожил в этой стране жизнь. Не романтизируй, пожалуйста”.
Моей “жене” увидеть бы, как случается ядерная война.
– Заканчивая свой доклад, хочется процитировать слова Генерального секретаря ЦК КПСС, товарища Михаила Сергеевича Горбачева, – серый пиджак сделал освежающий глоток из высокого стакана. – Советское государство неизменно поддерживает право всех народов самим, в соответствии с собственным выбором, определять свое социально-экономическое настоящее и строить будущее без какого-либо вмешательства извне. Пытаться отказывать народам в этом суверенном праве – дело безнадежное, обреченное. И международный фестиваль молодежи, который будет проведен в ближайшие дни в нашей прекрасной Москве, убедят прогрессивных представителей самых разных стран в нашей безусловно верной позиции. Благодарю за внимание.
Жидкие секретарские аплодисменты.
– Товарищ Озёров, ваша очередь выступать, – холодный взгляд Мишин перевелся с меня на кафедру.
Мой выход сопровождало множество сощуренных глаз. Встав за кафедру, я заметил, как изменилось окружение в Центральном комитете комсомола. Оно стало отстраненным и опасливым. Изолировать не удалось, приходится терпеть. Чувства выражают по-всякому, но в большей мере через игнорирование. Видно, как стратегически победить враждебную группировку в ЦК мне получится только в двух случаях – стать выше остальных, то есть перейти в высшее руководство, либо получить в первые секретари нового человека, дружелюбного ко мне. Я не помню, была ли смена первого секретаря в ВЛКСМ. Предположу, что да, была, и была она основательной, так как Перестройка целиком сформировала кадровую революцию.
Доклад подготовила Татьяна, собравшая воедино концепцию. Замы отработали на ура: как винтики двигателя, они сделали комфортный для номенклатуры текст про победы, успехи и будущие планы. Общая линия доклада была идеологически верной, и сделано это для того, чтобы не спровоцировать дополнительный конфликт.
Да и гнева Мишина следовало бы остерегаться. Так, на всякий случай. Он же всё ещё первый секретарь комсомола. К его голосу прислушаются.
Начало выступления было стандартным. Цитата Ленина, объяснение важности предстоящего мероприятия с точки зрения мира, Советского государства, акцент на идеологическом противостоянии с Западом и империалистическим Вашингтоном. Перечислял необходимые действия для пропагандистского и агитационного сопровождения международного фестиваля. Читая вступление, я невольно зевнул, чем удивил публику.
“Вот нужно было мне сейчас стать сонливым? – злился я на себя. – Теперь подумают, что я издеваюсь над ними”
А вот дальнейшая речь была сделана мной и Татьяной. За несколько дней до собрания пригласил свою секретаршу в кабинет:
– У меня для вас ответственное задание.
– Какое, Андрей Григорьевич?
– Мне по поручению Егора Кузьмича Лигачева необходимо подготовить политическую акцию. Инициатива моя, её задача – представить СССР и нашу молодежь в лучшем свете перед международным сообществом. Моя идея заключается в том, чтобы вывести в дискуссии на “Свободной трибуне” экологическую тему.
– Да, Андрей Григорьевич, это интересное предложение. Но замечу, что экология на фестивале не новинка. Её обсуждают в контексте антивоенной борьбы с милитаристами, а также негативным влиянием индустриального капитализма…
– Погодите, – я выставил вперед руку, приглашая остановиться и дослушать. – Татьяна, у меня задумки поинтереснее. Ваша задача – обеспечить им сопровождение из круга наших экологов.
На лице Татьяны возникло бледное смущение.
– Я, кажется, вас совсем не понимаю…
– Хорошо, давайте попроще. Знаете советских ученых-экологов?
– У меня есть дружеские отношения с некоторыми из них, Андрей Григорьеивч.
– Соберите их предложения. Обозначим их как социалистическую инициативу в экологии. Это будет прогрессивный политический вызов.
Татьяна задала ещё несколько уточняющих вопросов, а после отпросилась в поездку к друзьям из экологических кругов. Я дал ей согласие, вдобавок пожелав большой удачи. Она в ответ скромно улыбнулась.
Я специально остановился в чтении. Руководящий аппарат после паузы снова сосредоточился на мне. Почти никто из них не знает, что политические очки Озёрова в последние дни резко возросли.
– Итак, товарищи, есть одно важное дело, которое предстоит выполнить Центральному комитету комсомола в связи со скорым началом международного фестиваля молодежи. По поручению члена Политбюро ЦК КПСС Егора Кузьмича Лигачева, перед Отделом пропаганды и агитации ЦК комсомола поставлена задача – провести политическую акцию. Её цель ясна и очевидна – обезоружить иностранную пропаганду от лживых заявлений в адрес Советского государства. Мировая общественность получит истинную, реальную картину прогрессивности социалистического строя.
Члены ЦК, заведующие отделов, заведующие секторами и инструкторы стали переглядываться. Никто не ожидал это услышать. Для всех это новость, нонсенс: “А что, наш Андрей теперь под крылом Лигачева?” Сережа тонко улыбнулся. Мишин сидел с каменным лицом.
Я продолжил речь:
– Товарищи, в своем докладе на апрельском пленуме ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев заявил: “Советский Союз еще и еще раз заявляет, что будет твердо следовать ленинским курсом мира и мирного сосуществования, который определяется нашим общественным строем, нашей моралью и мировоззрением. Мы выступаем за ровные, корректные, если хотите, цивилизованные межгосударственные отношения, основанные на подлинном уважении норм международного права. Но должно быть предельно ясно: только при отказе империализма от попыток решить военными средствами исторический спор между двумя общественными системами удастся ввести международные отношения в русло нормального сотрудничества”. Для реализации поставленной цели ЦК ВЛКСМ обеспечит проведение экологической кампании на фестивале. Мы подготовим агитаторов и дискутантов с международными представителями прогрессивной молодежи. Совместно с Международным отделом собрана рабочая комиссия, куда войдут как руководящие работники ЦК, так и товарищи – будущие участники фестиваля. По предложению Сергея Георгиевича участвовать в акции будут также молодые коммунисты из Германской демократической республики.
Многие с удивлением посмотрели на Курочку. Тот нисколько не смутился, только ручкой постучал по бумаге.
– В акцию входят перечень предложений, новаторских по духу и одновременно реалистичных по исполнению. Не стоит забывать, что империалистический Запад подаст всё в ином ключе, поэтому на первое время стоит ожидать негативной реакции. Мы должны быть к этому готовы.
Кто-то из слушащих невольно кивнул. По-видимому, речь затронула их умы.
– Мы поступаем с нашей землей цинично, называя её по-русски матушкой, а по факту калечим. Поем ей гимн, а сами разрушаем плодородный слой. Мир разрушается, и по вине Запада, прежде всего. Но и с нашей стороны есть некоторые недочеты, – от этих слов часть публики съежилась. Самокритика не в почете у наших людей – ни в какие времена, надо полагать. – Поэтому мы предложим иностранной молодежи следующие меры. Во-первых, следует рекомендовать к продвижению идею о разбивке нового парка в каждом крупном городе-миллионике мира. Международная молодежь активно поддержит такую инициативу, поскольку она доступна и проста в исполнении. Эту инициативу может подхватить также Организация объединенных наций, однако здесь вопрос следует решать нашим товарищам из Центрального комитета КПСС, Советского правительства и, в частности, Министерства иностранных дел.
Во-вторых, мы предложим проект создания зоны, свободной от транспорта на двигателе внутреннего сгорания. Это доступная мера. Например, освобождение одного проспекта или улицы в столичном городе от транспорта позволит улучшить экологическую обстановку в целом районе. Конечно, эта идея легко вызовет как сторонников, так и противников. Поэтому наши агитаторы будут опираться на статистические данные и предложения об альтернативном построении городского планирования. На примере СССР мы покажем, что озеленение районов приводит к заметным позитивным результатам.
Наконец, в-третьих, мы выдвинем идею о расширении раздельного сбора перерабатываемого мусора. У нашей страны богатый опыт в этом деле, но пока речь шла только о стекле, бумаге и металле. Инициатива социалистической молодежи будет исходить из того факта, что пластик не только опасен для здоровья, но и доступен для переработки.
Дальнейшая речь шла с использованием цитат Ленина, которые вроде бы близки к экологическим темам. Идеологическая мимикрия очень важна. Закончив доклад, я собрал бумаги и окинул взглядом зал.
А зал молчал.
Некоторые аккуратно захлопали в ладоши. Часть продолжила сидеть как обычно. Двое перешли в аплодисменты, к ним присоединился Курочка. Остальные, которые больше всех сомневались, глядели на Мишина. Первый секретарь опустил взгляд и сухо поблагодарил.
Вот он издевается надо мной! Что помешало ему выразить больше слов одобрения?
– На этом я предлагаю закончить наше совещание. Приступаем к выполнению задач, помните, что за нами наблюдает Центральный комитет партии, – люди задвигали стульями и двинулись на выход, когда Мишин вдруг позвал меня: – Нам нужно обсудить кое-что.
– Мне остаться? – спросил Курочка. – Речь о нашей инициативе?
– Нет, Сергей Георгиевич. Мне нужно остаться надеине с товарищем Озёровым.
Пожав плечами, Курочка улыбнулся мне и показал большой палец: “Молодец! Вот это круто!”
Все ушли. Я сел напротив Мишина. Между нами была странная космическая ваза, из которой вылез инопланетный пучок. Металлические шарики белого, красного и синего цветов держались на тонких прутьях.
– Буду очень краток, – холодно заявил первый секретарь. – Возможно, вы впечатлили товарища Лигачева своей задумкой. Вполне может быть, что комсомольские работники, услышав сегодняшнее предложение от Отдела пропаганды и агитации, подумает о вас как о хорошем организаторе и затейнике. Могу даже представить себе, что у отдела всё получится, и на фестивале комсомольцы, как всегда, покажут себя с самой лучшей стороны, – Мишин наклонился ко мне ближе. – Но я никогда, ни при каких обстоятельствах вам больше не поверю. Ни-ко-гда. Вы нарушили дисциплину, вы вели себя неподобающим образом в прошлом, вы создали опасный прецедент, из-за которого в отношении меня и вас могли принять организационные выводы. Вы нарушаете моральные нормы, что недопустимо для носителя комсомольского знамени. Андрей Григорьевич, вы заведующий отделом ЦК ВЛКСМ. От вас ждут соответствующего поведения, но каждый раз приходится сталкиваться с неадекватным и неприемлемым.
Он затих, облокотился на спинку кресла. Я молчал. Затем Виктор Максимович продолжил:
– Самое главное. Что произошло с Владимиром Ручковым?
– Несчастный случай.
– Вы понимаете, что это позор? – голос Мишина стал более возмущенным.
– Понимаю, Виктор Максимович, что случилась трагедия, – холодно ответил я. – Никто не желал такой участи для товарища Ручкова.
– Не верю вам. Не верю. Ни дай бог вы причастны к случившемуся – вышвырну из комсомола, как безродного щенка. И никакой звонок вашего отца уже не поможет. Нас расспрашивают милиция, прокуратура, следователи допросили… И потом, что за ахинея про воровство? Не может такого быть. Ручков не мог запятнать себя подобным! Просто чушь, обман, сплошное вранье! – Мишин умолк, долго чесал свою бровь. – Надеюсь, что решение о вашем переводе будет принято, и это решение будет отрицательным. А теперь вон с глаз моих. Видеть вас не хочу.
Я взял бумаги, сложил их в папку и вышел из зала. Далеко не пошел – встал у стены и глядел в широкое окно. Проехал троллейбус, вслед за ним ещё один.
До чего же отвратительны начальники.
