Марта Заозерная
Ты Ия. Помнить всё
Глава 48
Макар
Смеркалось. А я тащусь к «бывшему» своей несостоявшейся девушки. Даже звучит это погано. Спросите, на кой хрен оно мне надо? Сам не знаю. Ищу любой повод за неё зацепиться. Понять, оправдать и начать заново. Слабак, одним словом.
Хотя кого я обманываю, абсолютно плевать, как это выглядит со стороны. Этот парень мне напомнил Илью: за всей показной дуростью есть нечто очень глубокое. Просто так он бы не позвонил.
Паркуюсь около нужного дома, адрес которого так заботливо скинут в сообщении. Выхожу из машины. Следом за мной подъезжает один из наших парней. Смотрю на него, понимает он сразу.
– Илья Вячеславович, – пожимает плечами.
Ну естественно, вдруг прикончим друг друга.
– Заходишь, только если труп из окна выпадет, – говорю предельно серьезно, направляясь к подъезду. Лицо парня вытягивается, но глупых уточнений не следует.
«Парадная 9», падает на телефон сообщение. Ты посмотри, какие мы милые, точно как и подружка. Широкой души люди.
Как только слышу характерный звук домофона, на нужный этаж буквально взлетаю. Дверь в квартиру открыта. Здоровая детина подпирает косяк плечом.
– Проходи, – отступает в глубь квартиры. – Видеть тебя у себя – то ещё удовольствие, но говорить об Ие где-то еще, я б не стал, – судя по голосу, я успел в миллиметр. Хламина близка.
– С чего ты решил, что я буду с тобой о ней говорить? – уточняю с усмешкой.
– Потому что она тебе не безразлична. Сам же ты понимаешь, что она тебе ничего не расскажет. И чуть что, так и вовсе пошлет, – фокусирует взгляд с трудом. – Уже, да?
– Чудеса проницательности.
– Я её знаю с первого класса. Первого декабря девяносто девятого она к нам пришла. Прошлый век. Пиздец, я запомнил, – качает головой, разговаривая с самим собой. – Проходи на кухню, – зовет за собой. – Не переживай, я специально нажрался, чтоб быть поспокойней.
Судя по всему, парень в моем лице увидел компанию на «побухать». Алкоголя на кухне запиться или же утопиться, чего не скажешь о еде.
– Да расслабься. Ситуация мутная, согласен, – Егор открывает холодильник и начинает выгребать оттуда закуски. – Пиздец, скажи мне кто, что я Ию сам буду другому мужику рекламировать… Уе**л бы. А тут здрасте, пожалуйста, – опускает на стул тяжело.
Судя по настрою, я тут не особо и нужен, может, так, свободные уши. Уйти отчего-то не хочется. В том, что Ия сама никогда не расскажет, я уверен. Но надо ли мне оно, знать о ней что-то? Я и так бы предпочел забыть то, что навсегда в память засело.
– Громко думаешь. Если ей и будет неприятно, мотивы мои она поймет. Да и твои тоже. Вообще, она на редкость понимающая. Мне есть с чем сравнить, – большими пальцами указывает на себя.
– Я её почти три недели не видел. Думаешь, мне стоит о ней что-то знать? – эмоции стараюсь контролировать.
Егор вздыхает, опуская при этом голову. Затем трет руками лицо.
– Счастлив был бы сказать, что нет, но… – разводит руками. – Если даже вы не помиритесь… Меня она, должным образом, не простит.
Что-то в его голосе меня напрягает, словно ограничители вырубают сильные эмоции.
– В эту встречу? – уточняю то, что действительно важно.
Качает головой.
– Много лет назад. Сейчас мы общаемся, совершенно не так. Итак, с чего мне начать? Сначала или с конца, – Егор усаживается в кресле удобнее.
Происходящее – сюр.
– Ты мне про Ию собираешься что рассказать?
– Историю о том, как я её прое*л. Прое*л самое ценное, что в моей жизни было. Сыночек, прости, – парень поворачивается к стене, на котором висит коллаж фото: Егор и парнишка лет десяти.
– Похож на тебя.
Он смотрит на фото и едва заметно кивает.
– Блд, сейчас передумаю. Пора начинать, – отпивает вискарь и закусывает щеку изнутри. – Ей сейчас плохо. Аня рассказала, это подруга её. Ты, наверное, знаешь. Сама она никогда… Только если очень прижмет.
Знаю, конечно. И Аню знаю, и то, что Ия излишне скрытная. Несколько дней нашего общения мне казалось, что мы нашли точку соприкосновения. Но за несколько часов всё изменилось. Жесть. Злость кровь разгоняет. Понять первопричину, может быть, то, что Ие плохо, и она мне не позвонила. Всё бы, блд, бросил и прилетел. Может быть, то, что её подруга не мне позвонила. А этому, который напротив сидит. Какова вероятность того, что она сама так решила?
– Прием, – щелкает пальцами. – Ия не знает, что я знаю. Узнает о том, что и ты в курсе, вообще в шоке будет. Не знаю, как лучше поступить, поэтому днем и сорвался. Ты, – пальцем указывает в мою сторону, – меня до жути бесишь. Она тебя выбрала. – Вот уж сюрприз. Меня выбрала? Каким, интересно, образом. Когда послала подальше? – Подожди, – поднимает ладонь. – Выслушай, потом скажешь, что думаешь.
Киваю, что еще остается? Напротив меня сидит предельно серьезный бухой мужик. Зрелище странное.
– Несколько раз прокрутил в голове этот разговор, – постукивает прижатыми друг к другу пальцами одной руки, о другие также сложенные. – Нервничаю, – бросает взгляд на свои руки. – В своей башке я уже всё тебе рассказал. Теперь бы понять, что надо повторить, а что нет.
Степень его опьянения вызывает во мне всё больше вопросов.
– Короче. Познакомились мы с Ией в школе. Пришла она к нам зимой, хоть и числилась в классе с начала учебного года. А когда появилась… Мы все офигели. Милая, как с картинки, девчушка. Но очень отстраненная. Самоуверенно-снисходительная, – он слегка улыбается, вспоминая. – Сидела за первой партой с ботаником нашим. В первом классе ботан – это диагноз.
Интонации резонируют. Если об Ие говорит с теплотой, то о парне – с явным презрением.
– Её все задирать пытались, даже девчонки. От зависти. Конец девяностых, одеты мы были как попало, хотя не сказать, что кто-то бедствовал. А она всегда аккуратная. Красивые платьишки, юбочки, белые блузки. Хочешь – не хочешь, взгляд именно за нее цеплялся. Стрижка всегда идеальная. Попроси у нее, она фото покажет. – Киваю в ответ. «Дурак, как ты просить собираешься?» – Так вот, ей всегда было всё равно на всеобщие подколы, у нас уже пар из ушей валит, а она посмотрит небрежно и отвернется. Или еще хуже, скажет что-то едкое, и с тебя класс ржет весь день. И вот этот самый ботан решил за счет нее самоутвердиться. Она так и не сказала потом, что он именно сделал, но увидел я её за школой плачущей. Сидела в своем темно-синем платье на пыльных ступеньках и горько плакала. Ушлепок, – понять, кого он эпитетом наградил не сложно. Челюсть машинально сжимается. – Это я к чему. Она ранимая, Макар, даже когда по ней и не скажешь.
– Понял уже, – говорю сквозь зубы. На себя злюсь пздц. Вспоминаю своё «Приезжай сегодня ко мне», и себе самому хочется башку разбить. Взгляд её тот совершенно не понимающий, а потом…
– Её отец со своей второй женой воспитывал. Это ты знаешь, – киваю. – Так, как отца, она никого не любила. Разве что сына. Мужик был что надо. Она у него одна была. После его смерти Ия с мачехой осталась. Мамашка родная её к себе не пожелала забрать. – Напрягаюсь мгновенно. То, что мама Ии жива, я понял: она вскользь говорила. В глазах тогда было столько боли, что вопросы задавать не хотелось. – Хотя Лариса Васильевна – мама вторая её, не отдала бы. После всего. – Егор проводит рукою по волосам, на затылке делая захват. – Не мать, а кукушка.
Встает, подходит окну, открыв форточку, закуривает. Через пару секунд на телефон падает сообщение: «Всё по плану?» – парни свое жалование отрабатывают. Только какой нахрен план?
– Твои бы ещё фонариком в окно посветили, – усмехается друг Ии. – После смерти отца ей очень не хватало любви и внимания. Лариса человеком была прекрасным, но чувства не особо свои проявляла. Ие мало быть самой лучшей, ей надо быть единственной, самой необходимой. Всего одного человека достаточно. Так уж вышло, что со смерти папы и до рождения сына таких людей в её жизни не было.
– А как же ты, верный друг? – спрашиваю иронично.
– Ну… – передергивает плечами, словно ему неприятно. – Верным меня назвать можно только с огромной натяжкой, – смотрю тот же самый коллаж с фото, картинка в мозгу складывается. – Верно мыслишь. Сын родился, когда мне было девятнадцать. Ие, соответственно, восемнадцать. Блд, – Егор сжимает кулак и постукивает им себе по губам. —Хочешь увидеть недоумка, посмотри на меня. Так берег свою девушку, ждал её совершеннолетия, что трахал других, пока одна из них не залетела. Не смотри так на меня, я сам всё знаю, – отмахивается. – Самое поганое в этом, что как только мы с ней расстались, ей в доверие начал втираться этот мудила. Бесил неимоверно, но она за собой его таскала, чтоб я не лез. Один единственный раз повелся на уговоры родителей и всё просрал. В общем, года через полтора они стали реально встречаться. Прикинь, Ия, и какое-то чмо с неё ростом. Вообще никакой. Естественно, блин, он её ревновал. Понимал ведь, что не дотягивает. Нельзя таким девушкам встречаться с обычными, они же, блд, комплексуют. Чувства сводят с ума, и, как следствие, выплеск агрессии происходит, – дальше уже не слушаю. Сам и так понимаю, что к чему.
– Он её беременную избил? – спрашиваю.
Когда мы с Ией и мелким гуляли в Крыму, в парке беременной девушке стало плохо. Мы с мелким были неподалеку, она же отпаивала девицу водой, пока ждали супруга. Говорила о том, что знает, как трудно бывает выносить двойню. Потом в разговоре мельком сказала, что у неё вот не вышло. Ия умеет дать понять, где та грань, за которую она не переступит, можно даже не спрашивать.
– Молоток. Сходу понял, а я вот понял, только когда, сука, поздно стало, – охватывает голову руками и закидывает назад, разглядывая потолок. – Думал, убью его после, только толку. Хотя лучше бы не оттаскивали… Говорят, мучается сейчас инвалидом, – кадык дергается, у обоих. – Ия мне звонила в тот вечер. Жена трубку взяла, естественно, мне потом ничего не сказала. Ненавидела Ию, – собеседник выглядит настолько разбитым, что остается только пожалеть. – Он ей голову разбил и уехал. Она из квартиры даже выйти не могла. На следующий день только. В БСМП наш местный. У них и травма, и роддом – все в одном месте. Только её там послали, мол, ничего страшного. Ещё через день уже скорая привезла. Одного из мальчишек спасти не смогли.
У меня нет слов.
Сидим и дружно сверлим взглядом бутылку – как она не загорелась еще от накала? Как можно ударить беременную? От тебя самого беременную девушку.
– Мальчишки недоношенными родились. Егор живой, Богдана мертвым уже достали. Она каждый год прилетает, к нему в том числе, – Завьялов откашливается. – Я её когда увидел после, думал, умом тронулась. Но нет. К концу первого года жизни Егора она на призрака стала похожа, скелет, обтянутый кожей. При её ста семидесяти трех, сорок пять – это мало. Мне, реально казалось, что ела она, только когда мы к ней приходили и заставляли поесть. Мелкий, правда, хорошо пошёл, к году уже, можно сказать, все потери нагнал. Что она с ним только не делала. Пока ей самой плохо не стало, – теперь замолкает надолго.
– Обезвоживание? – понимаю, что это не театральная пауза, но меня уже подрывает.
– Ретроантероградная амнезия, на фоне перенесенной черепно-мозговой травмы, ну и стресса с усталостью. – Нет, вот теперь у меня нет слов. – Мне коллега её позвонила. Приехала её проведать, а Ия стоит с мелким и плачет. Она говорила, что понимает: мальчик её, но не помнит. Как по мне, она и себя тогда плохо воспринимала. Несколько месяцев лечения. Большую часть она вспомнила, но не всё. Потом говорила, что моменты появляются в сознании. Это полный пздц был, Макар. Я себя простить не могу, – взгляд снова осмысленность приобретает.
У меня всё внутри коркой льда покрывается. Она ведь маленькая, совсем беззащитная.
– Она ведь не рассказала сначала. Только то, что они поругались, и она сказала уроду, что хочет расстаться. Мол, ударил её он, и всё. Первый раз ему только челюсть сломал, может быть, пару ребер. Когда лечение она проходила, оказалось, что у нее серьезная гематома была, но к счастью, микротрещина образовала…
– К счастью?! Череп может «к счастью» треснуть? – сходу орать начинаю.
– Выпей, – наливает полбокала, толкая ко мне. – Представь себе, к счастью. Нам так в больнице сказали. Если бы не эта трещина, она б умерла. Её никто не лечил, а так «самоисцеление», блд, – смахивает со стола бокал и часть тарелок. – Я не знал, блин, не знал! В первый раз, когда она сама приехала в больницу, снимок ей сделали, но ничего не назначили, хотя все на снимке было видно. Как в плохом кино… Суки. Там тетя Артура работала. Сразу вкурила, что к чему, с коллегой своим договорилась, чтоб домой отправил. После родов её делали повторный, там уже сгустка не было видно. Вышел частично через трещину, – снова трет руки. – Эта сука сидит: там полно за что, а козлина свалил куда-то. Надеюсь, не лечит урод никого.
Не знаю, сколько мы времени разговариваем, но список на утиль разрастается быстро. Как после этого эта старая сука, бабушка, блд, могла говорить что-то Ие.
– Она сама тебе этого не расскажет, Макар. Стесняется очень. Ее скромность всегда за высокомерие принимали. А после этого… в её отношении к себе вот такая дыра, – разводит руки в стороны шире головы. – Страшно и одиноко. Если хочешь помочь – помоги. Только силы свои оцени перед этим. Это я тебе как друг говорю, – усмехается грустно.
Глава 49
Мысли, поселившиеся в голове после разговора с Завьяловым, подобны стае назойливых мух, одну отгоняешь – две появляются. Трудности давно не пугают, но у меня, у взрослого мужика, в груди сдавливает до боли, когда понимаю, через что молоденькой девушке пришлось самой пройти.
Когда смотришь на то, как она общается с сыном, можно решить, что излишняя трепетность в воспитании парня не слишком уместна. Постоянные обнимания и поцелуи. Однако же в парне заложены все необходимые представления и понятия о том, как себя должен вести мужчина. Сейчас же я ещё понял тот факт, что ребенок является её точкой опоры. Их связь неразрывна. Хочу стать частью этого алмазного тетраэдра.
Не слишком большой итог за сутки размышлений, но очень важный для меня.
С тех пор, как много лет назад моя несостоявшаяся жена сделала аборт, убив нашего с ней ребенка на позднем сроке, потому что подвернулся вариант побогаче, желание обзавестись серьезными отношениями не возникало. Теперь многое изменилось.
Особых затяжных страданий не было. Пару месяцев побухал и отпустило, но выводы сделал. Сейчас настало время менять ориентиры. Хочу именно Ию.
Из-за непогоды на юге я ещё не там. К тому же у отца снова здоровье шалит. Обязательно было сейчас?
Звонит телефон, зажатый в руке.
– Слушаю.
– Макар Викторович, парня нашли, но он это… Еле ходит, короче. Инвалид. Еще и рожа перекошена, – тут же вспоминаю слова Егора: «По сто одиннадцатой чуть не полетел, батя решил вопрос, но оно того стоило. Можно не волноваться, он к Ие не сунется». Хорошо, но всё-таки мало.
– Поводите его, скинь потом. Я решу. С остальными что?
– Мама нормально себя ощущает, на ней сеть небольших магазинов по области, чистотой не отличается. Есть за что раскрутить. Сына она полюбила, как тот захворал, до этого они почти не общались. Мы всё проверили. Муж у нее никакой, клоун ряженый, бывший мент. Зарвался – ушли. Кто там дальше, – задумывается. – Тетка по матери, она вот снова врачует. Её на пять лет отстраняли.
– Реши. Максимально жестко, – мысли об этой суке выводят мгновенно. – Что с врачом?
– Макар Викторович, – начинает несмело, понятно уже: нашли. – Как сквозь землю, но я обещаю. Лично найду.
– Договорились, ищи, – скидываю вызов.
Мстительность осталась из прошлого. Как и курение, плохая привычка. В тоже время уважение не всегда помогает, методы обучения бывают разные.
– Макарий, ты тут? – в кабинет заглядывает мама.
Автоматически улыбаюсь. О чем я там говорил? Отношение мамы особенное, мне ли не знать. Учился я всегда хорошо, но поведение было отвратительным, это сейчас уже гонор утих. Сколько бы ей в школе не жаловались учителя, ответ всегда был один: «Макар наш не мог». Она реально так думала, а я пользовался.
– Почти закончил, – стараюсь подавить вспышку гнева, что посетила минутою ранее. – Спускаться?
– Да, мы с Ольгой уже почти всё накрыли. Отец на подходе. – Киваю в ответ. – Может, останешься на несколько дней? Нам тебя не хватает.
Стыдно, что тут ещё скажешь. Откупиться деньгами от родителей… Сын я не лучший.
– Вернусь с юга и приеду к вам на несколько дней, – чуть не сказал «приедем», захочет ли Ия – вопрос.
– С девушкой?
Поднимаю на мать удивленный взгляд. Чтоб было понятно, с ними никого не знакомлю, после той самой. Двадцать лет прошло уже.
– Ты просто другой последние месяцы, – поясняет очень мягко. – Я подумала, может, у тебя взгляды на семейную жизнь изменились.
Главная тема для матери – отсутствие у меня детей. У нее в двадцать уже я был. Потом родилась и сестра, у которой дети уже выросли. Понятно, к чему она ведет.
– Посмотрим, – обсуждать что-то с ней – гиблое дело. Фантазия очень богата. Обижать отстраненностью тоже не хочется.
– Макар, она молоденькая? Надо бы да, рожать ведь ещё. – Кто б сомневался. Взгляд становится строже. – Не ругайся ты. Я всё поняла, буду ждать, – судя по всему, настроение у матери приподнимается. Как мало надо для счастья.
***
– Макар Викторович, – обращается «помощник». По мнению Ильи, я, видимо, немощный. – Приземлимся в Геленджике. Ближе никак, рейсы отменяют пачками. Непогода.
Странно. Обычно пилот общался со мной напрямую. Ну да ладно, будем считать, рожа у меня слишком серьезная последнее время. Неконтролируемое тревожное состояние. Хочется думать, что я так остро чувствую усталость Ии.
В памяти снова всплывают слова Егора: «Она вечно во что-то влипает. Маяк для убогих. Глаз да глаз нужен». Хочется думать, что к убогим относятся люди, которым она постоянно стремится помочь, а не психи.
Беспокойство растет. Не есть хорошо.
Пару часов, и увижу её. Радует. Так или иначе, её уникальность я понял сразу, просто степень сразу не прочувствовал. Вместе пробыли всего ничего. В башку же словно гвоздь забили, теперь я помечен. Она магнит и притягивает к себе за этот чертов метал.
– В машине жди, – говорю на автомате, паркуясь. Кататься на пассажирском совсем не мое. Чаще это чем-то обусловлено.
Только поднявшись на нужный этаж понимаю, что-то не так. Общая дверь на две квартиры открыта. Был я тут всего раз, но отчетливо помню: Ия её запирала.
Предчувствие мрачное.
В квартиру дверь просто прикрыта, мыслей стучать не возникает. Дергаю её на себя, тут же оказываюсь в широком коридоре – прихожей. Первое что вижу на входе, это капельки крови на полу. Следом слышится тонкий пронзительный крик.
«Ия».
Пару мгновений, и в комнате застаю одну из самых ужасных на моей памяти картин. Ия лежит на полу и бьется, голова отвернута в сторону, лица её не вижу. Сверху над ней нависает Янсон, одна рука на шее Ии, вторая, которую она удерживает двумя своими, у нее между ног.
Понять, что он ей шепчет, не успеваю. Ярость неистовая, сдерживать которую желания не возникает. Убить. Разорвать. Других установок не существует.
– Макар, он не дышит.
Понимаю, что за руки сзади хватают. Похрен. Продолжим.
– Ты девушку пугаешь, – орет подручный мне в ухо.
Теперь отрезвляет. Оборачиваясь, вижу Ию. Прижимается спиной к стене. В глазах её вижу отражение собственной боли.
Глава 50
Сижу рядом с Ией и боюсь к ней притронуться. И дело совсем не в том, что руки в крови и могу её испачкать. Не хочется жизнь её портить… от слова совсем.
Сейчас она выглядит еще более хрупкой и маленькой. Колени прижаты к груди. Голова почти касается ног, за растрепанными волосами лица не видно. Не плачет, не всхлипывает, не трясется. Застыла. Перевожу взгляд на открытые участки кожи ног, на них виднеются красные пятна. Бешенство снова несется по крови. Рядом с ней надо себя контролировать. Смотрю, как она поджимает пальчики ног.
– Маленькая, – аккуратно касаюсь её волос. – Пойдем отдохнешь. Парни здесь всё уберут, – через плечо бросаю на них взгляд, тормознуто кивают в ответ.
Поднимаюсь на ноги и протягиваю Ие руку. Немного помедлив, она вкладывает свою ладонь в мою. Помогая подняться, замечаю: некоторые ногти сорваны под корень. Они у нее свои, крепкие, овальной формы. Еще когда в первый день она рядом уснула, успел рассмотреть её всю, от корней волос до ногтей. И даже их обломала, так цеплялась в руку обидчику.
Обнимаю её за плечи, выводя в коридор. Виктор негромко произносит:
– В течение получаса всё решим, за собой приберем, – киваю.
Зайдя в спальню Ии, меня осеняет.
– Егор не в квартире?
– Он с Аней и Арей. На пару часов уходили, – медлит и выглядит потерянной. – Не знаю, сколько времени прошло, если честно. Оно будто остановилось, – тянет носом воздух.
Я расстилаю постель.
– Отдохни. Уже всё позади, – не знаю, как себя с ней вести. Если бы билась в истерике, всё понятно, стоит утешить. – Если согласишься, то в клинику съездим.
Несколько раз моргает, глядя сквозь меня. После отводит глаза в сторону.
– Я бы в душ сначала хотела. Такой, – опускает голову и смотрит на себя. – Я не лягу. В грязи вся, – по тону понятно, что она имеет в виду под словом «грязь».
– Сейчас парни уйдут, и пойдешь. Дверь в ванну оставим открытой, пожалуйста. Я тут подожду. Мне так будет спокойней.
Ия поднимает на меня взгляд и хмурится, будто не понимая.
– Я не собираюсь ничего с собой…
Даже договорить ей не даю. От одной мысли волна отторжения по коже проходит.
– Я не о том. Вдруг тебе плохо станет. Или понадобится что-то. Позовешь, – приближаюсь к ней, касаюсь ладонью припухшей щеки. Ну точно ходячая катастрофа. Без присмотра никак нельзя оставлять. – Так испугался. Никогда так жутко мне не было, – поглаживаю её скулу.
Неожиданно Ия бросается, обвивает мою шею руками и утыкается в неё лицом. Успеваю её обхватить и прижать.
– Так хорошо, что ты приехал. Так хорошо. Не знаю, чтоб без тебя только делала, – произносит шепотом мне в грудь. – Я растерялась. Не ожидала его тут увидеть. Думала, Аня с Егором что-то забыли, вернулись. У нас вчера что-то с общей дверью стало, а я без раздумий в квартиру открыла. – Вот, теперь всхлипывает. Глажу одной рукой по волосам, второй так же прижимаю к себе. – Я по тебе очень скучала, – жмется сильнее. – И ты приехал. Почувствовал.
Больше всего на свете мне хочется её чувствовать. Сейчас понимаю это как никогда остро. Не простил бы себя. На инстинктах сжимаю руки сильнее. Ия негромко стонет и дергается.
Отстраняю её и снова осматриваю. Сначала показалось, что на ней платье надето, теперь понимаю, что топ, по-видимому, в юбку заправлен был. Тяну его вверх. Тут же в глаза бросается синяк на ребрах. Наливается с левой стороны.
«Что ж за сука такой?!»
Если не убил, то сейчас точно готов. Останавливает только испуг Ии, понимаю: она не дышит. Смотрит на меня во все глаза.
– Давай в клинику съездим? – мыслить рационально не получается, слишком много эмоций.
– Всё в порядке, я не хочу никуда. Только руку поможешь в порядок привести? – разглядывает кисти и морщится.
– Где болит? – так и стою, придерживая рукой её за одежду.
– Ты теперь не успокоишься? Я нормально, подумаешь, обломала, отрастут же.
Прекрасно понимаю: храбрится. Маленькая, смелая девочка. Притягиваю её к себе и обнимаю, контролируя себя, чтобы больно не сделать. Как так вышло, что за пару месяцев крышу мою сорвало? Хрупкие песочные часики. Рядом с ней я живой.
Жду, пока она искупается, стоя под дверью. Маньяк? Теперь это бесспорно. Зайти в ванную комнату я не могу, хотя и хочется. Но давать лишний повод для переживаний не стоит. Ей и так страшно. Не может быть по-другому.
Радует, что приступа истерики нет. Не хотелось бы его спровоцировать.
Выходит Ия, завернувшись в халат, под ним вижу сорочку.
– Холодно что-то, – поясняет.
Залипаю на том, как она босиком ступает на пальчиках, оставляя за собой влажные следы. Волосы тоже мокрые. Выглядит просто великолепно. Уместно так говорить, после того, что случилось?
Хочу её очень. Безумно. Благо, отчетливо понимаю, что нельзя.
– Ты останешься или уйдешь? – спрашивает, уже забравшись под одеяло.
Как тут уйти?
– Побуду, – сажусь на край кровати. – Ты отдохни, – снова касаюсь волос. С ума сойти можно от притяжения. Мой личный магнит. – Поспи, хорошо? Что-нибудь нужно, чтобы уснуть?
– Обычно пью воду, чтобы уснуть, но сейчас и так спать хочется.
Вспоминаю таблетки: видел у нее на работе. Сейчас явно не время расспрашивать.
Так и сижу рядом, пока она не засыпает. Абсолютно изящная, даже во сне. Не знал, что так бывает.
Хочется с ней рядом остаться, но выхожу. Набираю парням, а сам захожу в гостиную. Реально всё подчистили. Ни крови, ни осколков.
– Макар Викторович, – голос Степана немного взволнованный.
Откашливаюсь.
– Он живой, авось подлатают.
– Спасибо. Охрану выстави, – облегчения от того, что живой, не приходит, скорее, наоборот.
– Сделаем. Как Ия Игоревна? Мы волнуемся, – а это они с ней даже не общались.
– Уснула, – не очень мне нравится её с кем-то обсуждать. Словно делиться приходится.
– Машину Янсона неподалеку увидел и понял. Мы её отогнали, – докладывает, а я не могу сконцентрироваться.
– Вы молодцы, – хвалю их нечасто. Сегодня же не хватало при Ии забить до смерти, пусть и му***.
Минут через десять, когда я снова не могу от Ии отлипнуть, звонит телефон. Илья. Доложили.
– Мне прилететь? – первое, что спрашивает. Голос взволнованный.
– Только тебя тут не хватает.
– Я серьезно. Ты в больницу её отвез?
– Она не хочет.
Повисает недолгая пауза.
– И что с того? Ты, можно подумать, послушнейшим стал. Он её не успел?
– Нет, – челюсть непроизвольно сжимается. Надо успокаиваться.
– Сам лично их обоих закопаю: и бабу владовскую, рыжую эту козу, – вникать в слова друга не хочется. Сейчас я ему и слова не скажу, если он их реально почистит. И похрен на бабки.
Замок в двери щелкает. Прощаюсь с другом и подхожу ко входу. Если Анна при виде меня выглядит просто растерянной, то малец мне не рад. Его хмурый вид красноречив.
– Здравствуйте, Макар, – произносит подруга Ии несмело. – Ариш, возьми ключи и иди к нам, – оборачивается к дочери. – А Ия?
– Она спит.
– Где мама? – впервые он не здоровается. Не сказать, что мы долго знакомы. Но всё же. Понимаю, что Егор смотрит на мои руки. Кровь я отмыл, но костяшки припухли и сбиты. – Где?
Киваю на её комнату. В секунду разувается и несется до мамы. Парень пойдет далеко, видит только цель.
– С Ией всё в порядке? – интересуется Анна.
– Насколько это возможно, – не уверен, что стоит посвящать. Захочет малышка, сама ей расскажет. Не все хотят такое подвергать огласке.
– У неё снова приступ был? Она очень сдала за последнее время, – глаза девушки увлажняются. А меня в очередной раз разрывает тревога.
После разговора с другом детства Ии всё прояснилось, но новая информация вкупе с удивительно спокойной реакцией Ии порождают новые страхи.
– Слабость была, она уснула, вас не дождавшись. Меня оставила на хозяйстве.
Девушка кивает.
– Егора я заберу, поиграют с дочкой.
– Я не уйду, – подает голос, стоя в дверях. – Аня, я буду звонить, если что, но с мамой останусь.
Девушка явно боится уйти. Оно и понятно: посторонний мужик в доме, но спустя минут двадцать уходит.
– Это вы ей руки поранили? Мама всегда аккуратна с ногтями, ей из-за них всегда больно, – произносит недовольно. Ответить не успеваю, он продолжает. – Она снова из-за вас будет плакать? Как тогда в гостинице.
Не понимаю, о чем он. Шансов что шутит, немного.
– Не помню, чтоб до слез твою маму доводил.
– Вас тогда не было. Она с вашей женой говорила.
Сказать, что я удивлен, ничего не сказать. Как я мог пропустить такое событие в жизни?
