Открываю глаза.
Егор стоит очень близко, закусив щеку, рассматривает мое лицо.
«Да, мой некогда самый родной, я знаю, что ты чувствуешь».
От осознания этого становится только больнее. Как-то надо вздохнуть.
– Ты прекрасно справилась. Тело помнит, – произносит негромко.
Навряд ли нас, точнее меня, кто-то видит. Егор закрывает полностью, с другой стороны —стена. Прислоняю голову к его плечу. Нужно пару секунд, дух перевести.
– Не только тело помнит, Егор.
– Хочу, чтоб как раньше. Легко было общаться друг с другом, Ий, – произносит Егор с теплотой. – Пока была далеко, попроще воспринимал воспоминая. А сейчас с головой.
Нахожу ладонь Егора на своей талии и сжимаю, надо идти к остальным.
Приближаясь к столу, издалека замечаю, что людей вокруг собралось немереное количество. Все о чем-то оживленно болтают или спорят даже. Весело и шумно.
– Ия Игоревна, нам тут птичка одна прекрасная донесла, – Мотов бросает взгляд на Юлю, которая тут же краснеет, смотрит на меня умоляюще и в таком же жесте складывает ладони. Улыбаюсь ей. «Прощаю, конечно, болтушка». – Вы любите спорт.
– На последнем корпоративе выяснилось: она столько всего знает. Мы в шоке были, ведущий от нее отлипнуть не мог весь вечер, – с энтузиазмом тараторит Юлек.
– Кто бы сомневался, – усмехаясь, произносит Егор, качая головой.
Я стараюсь не рассмеяться, прикусывая нижнюю губу. Смотрю на Мотова вопрошающе.
«Продолжайте, всем присутствующим интересно».
– Хороший вкус у ведущего, – посмеивается он. – У нас вопрос назрел. Что вы скажете, кто у нас в этом году в «Премьер-лиге» чемпионство возьмет?
– Le Spartak est un campion. Donc ella dira, – с умным видом произносит мой маленький Егор.
Непонятно откуда взялся.
Ребенок сегодня точно в ударе. Столько сил в свое время было приложено, чтоб хоть алфавит французский выучить, но всё без толку. Мы так думали. А сейчас стоит справа от меня с невозмутимым видом.
Увидел, что я с кем-то танцую, и пришел?
– Здравствуйте, – уверенно обращается ко всем.
– Ты уверен, что именно сейчас стоило проявить знание французского? – спрашиваю с улыбкой.
Вообще, я также учила его не вклиниваться в разговоры взрослых.
– Плюс один повод гордиться мной, – произносит довольно.
Обнимаю его.
– Всегда горжусь, – заверяю его.
Слишком много событий за пару минут. Не знаю, как реагировать. Все смотрят. Мотов немного растерялся. Гайворонский сидит, откинувшись на стуле, смотрит внимательно, о чем думает, могу только догадываться. Юля с родными с восхищением на Егора смотрят.
Очаровал их сегодня.
Обнимая сына, прохожу к своему месту. Егор, тот, что старше, помогает со стулом, отставляя его.
– Я соскучился, – произносит мой малыш тихо, обхватывает ладонь обеими ручками, смущается. – Но уходить пока не хочу, – добавляет поспешно.
– Нравится, – спрашивать не обязательно, и так понятно. – Хочешь, посиди со мной и пойдешь? – показываю на свои колени, он стоит рядом, между нашими с Егором стульями.
– Я постою немного и пойду. Меня ждут.
– Здравствуй, Егор, – произносит Завьялов, протягивая руку для приветствия.
– Здравствуйте, Егор Александрович, – сын невозмутимо пожимает протянутую руку.
– Даже так? – глаза Егора… Александровича загораются.
Он удивлен.
– Вы одноклассник мамы. Видел ваши с ней фото в альбомах, – немного задумывается маленький. – И меня назвали в честь вас, я знаю.
Не знаю, что испытывает Егор. Оба. Не могу об этом думать. Все силы брошены на то, чтоб не расплакаться.
Надо бы голову запрокинуть и проморгаться, но это будет слишком заметно. Поэтому просто ее опускаю.
Когда я решала, как назвать сына, о таких моментах не думала абсолютно. Тогда мной другие чувства двигали.
Как же сложно.
– Да, твоя мама мне большую честь оказала. И ты тоже. Вон, какой вырос, – кладет свою ручищу на плечо моего сынишки, сдавливает одобряюще. – Видел тебя последний раз так давно. Ты совсем маленький был. – Егор смотрит так добродушно. Теплым его взгляд бывает в исключительных случаях. Сейчас такой, несомненно. – Грузинскому мама тоже учила?
Егор качает головой отрицательно.
– Я его уже не помню почти. Французский тоже не очень. Практики нет, – пожимаю плечами.
– Мам, я пойду, – Егор быстро обнимает меня за шею и уносится к детям в другой зал.
Прослеживаю взглядом до тех пор, пока не замечаю, как его за плечи обхватывает ждущая у входа в зал нянечка.
– Грузинский? Серьезно? – Юля усаживается на соседний стул, скрещивая руки на груди. – Вы меня простите, – обращается к нам с Егором. – Просто слышно было. Чего мы еще о тебе не знаем? Танцы, французский, грузинский… И ты говорила, что ничего не умеешь? Тебе не стыдно?
Меня этот наезд веселит. Смотрю на нее, посмеиваясь, но молчу.
– Рисует она хорошо, готовит отлично, – вклинивается пришедший в себя Егор.
– Рисую? Ты шутишь. Мы в художку вместе ходили, хоть раз меня там хвалили?
– А то, Михалыч всегда говорил, что ты самая красивая, – Егор начинает смеяться, Юля подхватывает.
– Ия Игоревна, – Мотов наклоняется ко мне под недовольным взором Гайворонского. – Как так вышло, что коренная петербурженка болеет за Спартак? Или сын пошутил? – степень заинтересованности вопросом – наивысшая.
Молча достаю из сумочки телефон и, разворачивая задней панелью, показываю Мотову. Справа от камеры на нем значок Спартака.
Мотов смеется, откинув голову назад. Так заливисто, что я невольно улыбаюсь.
– Не забудь надеть чехол, как домой приедешь, – посмеивается Егор. – Проблемная.
– Были прецеденты? – уточняет Мотов.
– Она, – Егор наклоняет голову в мою сторону, – вела себя хорошо. Сильно не высовывалась. Попрыгает на трибунах и домой. Только друзья мои не понимали, как это так, с ними не хожу, а в курсе всего. Потом увидели нас и поняли…
Подношу ладонь к лицу и прикрываю смех.
Воспоминания захватывают в миг. Как обрабатывала ссадины на лице Егора. Сбитые костяшки рук. Перед глазами темнело. Крови боюсь ужасно. Слабость накатывала. Но это же мой Егор. Ему было больно, знала, что больно, хоть он и не признавался никогда. И все из-за меня. Например, когда «бабой» назвали. Мне было пофиг, смешно же. Шестнадцать, какая я баба?! Для него повод веский, даже если косо посмотрят. А тут. Мы возвращались вместе со стадиона, и уже около дома нас встретили его «типа друзья» – парни с секции. «Проводить время с бабой, которая к тому же – курица тупая – за врагов болеет, не по-пацански. Западло». Я всегда знала, что степень вспыльчивости у него крайняя, но в тот день в него бесы вселились. Я не ошиблась, их именно несколько было.
Бывали моменты, когда его стоило и мне бы бояться, но я была уверена, что он меня не тронет. Всегда только оберегал.
– Ия, хочу вас обрадовать. У нас тоже есть ярый болельщик Спартака, – Мотов никак не уймется, весело мужчине. – Он, – указывает на друга, – у нас тоже белая ворона со своим Спартаком. Локо – сила, – разводит руками.
– Ты сегодня в ударе, – голос Макара звучит низко. Уголки губ приподнимаются.
– За двоих работаю, ты-то молчишь. Не заболел ли.
Пока Гайворонский молчал, была поглощена отголосками прошлого, сейчас же, услышав его, будто выныриваю. По коже разносятся мурашки-колючки, внутри волна предвкушения.
Его энергетика магическим образом на меня действует. Причины своих чувств непонятны, ежикам ушастым и тем понятно, что ничего не будет.
Стараюсь отвлечься на разговор с Юлей, которая обещает обязательно придумать, как надо мной подшутить на тему полученных сведений.
Я хохочу.
– Жажда мести не лучший советчик, – мы обе шутим, обе это понимаем.
– Да уж… С твоим уровнем самоиронии это сделать сложно, – Юлька вздыхает и переводит взгляд на Егора. Они уже неплохо познакомились – с моей легкой руки. – Ты представляешь, она, – тычет в меня пальцем, будто от возмущения задыхается, но посмеивается. – В общем, от нашей коллеги муж ушел. К другой коллеге. Приехал за женой, увидел новый объект где-то на входе и «влюбился». Неизвестно сколько обсуждают. Девчонки сделали вывод: нельзя дружить с теми, кто тебя красивее, – качает головой, мол, глупые. – А эта особа, молчала-молчала, а потом говорит мне при всех: «Юля, не слушай их, тебе повезло! У тебя есть я. Со мной не страшно выходить вместе с работы», – замолкает. – Посмотри на нее. Кем надо быть, чтоб она на твоем фоне была безопасна? Еленой Троянской? И то, блин, не точно, – подруга так пылко вещает, что я заслушалась, даже не понимая смысла. Прихожу в чувства, когда она хватает мою руку и тычет ею перед глазами Егора. – Посмотри на эту кожу! И она везде такая. Руки, ноги, живот. Да ё-мое, это и животом-то не назвать, у меня вот живот, – указывает рукой направление.
Я смущаюсь, безумно смущаюсь. Приобнимаю её, соприкасаясь головами:
– Этому столику больше не наливать, – говорю с улыбкой. – Ты чего разошлась? Все же смеялись.
– Потому что это до безумия абсурдно. Поэтому смешно, – Юльчик корчит гримасу.
– Она всегда такая была. Шутила над собой, других обидеть боялась, – Егор обнимает за плечи, чувствую его дыхание на своем затылке. Не вижу, но он точно улыбается.
Бросаю взгляд на часы. Можно уже и домой ехать. Чем дальше, тем тяжелее выдерживать взгляд Гайворонского. Надо же быть таким беспардонным?!
Хочется обернуться и спросить: «Ну чего ты смотришь?». На деле так не выходит.
Нельзя лезть туда, где заведомо проиграешь. Присутствие Егора помогает тлеть под меньшим градусом.
Вот он, мой живой пример: сильные чувства не залог «долго и счастливо».
– Юль, мы поедем. Егор рано проснулся сегодня. Спящего не донесу из такси до квартиры, – глубокий вдох. Или сейчас, или никогда. Случай от себя отвернуть Гайворонского идеальный. – Ты с нами? – обращаюсь к Егору.
– Без шансов отказаться, – поднимается улыбаясь.
Доволен. Выбрала его. Последние полчаса спиной ощущала его напряжение, особенно когда время проверяла.
– На парковке буду вас с мелким ждать.
Пока прощаюсь с хозяевами вечера и известными мне присутствующими людьми, начинает бить мандраж.
Один на один с Егором – мелкий не в счет – тоже тот еще квест. Разговора не избежать.
Егор садится с нами на заднее сидение. Я немного смущаюсь: впервые пригласила мужчину к нам домой. Спрашивать у сына разрешения глупо, в то же время его мнение для меня слишком много значит.
Спустя пару минут усиленного использования серого вещества решаю отпустить ситуацию, будет как будет. В этот же момент понимаю: парни о чем-то болтают негромко, оба меня не хотят отвлекать.
– Не думай так громко, – шепотом произносит старший из тезок. – Я поеду в гостиницу, если хочешь.
– Я… – раз, два, три, решайся. – Я же позвала к нам, в гости.
– Гости, – повторяет улыбаясь.
– Мааам, – затягивает второй.
«Держись, Ия, сейчас что-то будет».
Смотрю на сына внимательно.
– Ты не будешь ругаться? – спрашивает сыночек.
– Так-то в планах не было, – как можно ругаться, когда на тебя так доверчиво смотрят.
– Я кушать хочу, – произносит, вздыхая. – Не знаю, как так вышло. То одно, то другое, забегался. Не успел поесть.
Смеяться с Егором начинаем одновременно.
«Боже. Не может же генетика быть так сильна?»
– Где-то я слышал это, много лет назад, – отсмеявшись, произносит Егор, прищуривается. – Да, точно слышал, – толкаю болтуна в плечо.
Маленький нас не понимает, слегка удивлен.
– Бывает, малыш, что-нибудь придумаем. Хочешь, закажем пиццу? – произношу сразу, не дав ему уточняющие вопросы задать.
– Вообще, я домашнюю еду люблю, – серьезно так произносит мой сын.
Отчего-то мне снова становится смешно. Сегодня он явно ведет себя странно. Обычно, только заикнись и главный вопрос будет в том, сколько сырных соусов ему заказать к картошке, и можно ли колу со льдом.
– Что с тобой? – тыльной стороной касаюсь его лба. – Всё в порядке?
– Конечно, – отмахивается сын. – Хочу вареники с клубникой. Ты же оставляла? – столько надежды в глаза не вселяли ни одни вареники в мире.
– Да, рыбкин, остались. Приедем, сварю.
– Я тоже такие люблю, – произносит большенький.
Не удивил, знала, что не промолчит. Каждый раз, когда мы летом бывали у бабушки Егора, бедная женщина в пять утра вставала, чтоб успеть к завтраку их приготовить. С пылу, с жару. Для любимого единственного внука.
– Там не много, – выпаливает мой «воспитанный» мальчик. – Но я поделюсь, – добавляет, словив мой недобрый взгляд.
Оставшуюся часть дороги до города проводим почти в тишине. Стараюсь не погружаться глубоко в мысли. Только сейчас не хватало начать тонуть.
– Егор Александрович, какой адрес? Или в гостиницу? – уточняет водитель.
Егор тут же бросает вопросительный взгляд на меня. Любое замешательство и он поедет к «себе».
Говорю адрес, не давая себе времени на «подумать». Особой пользы это занятие мне никогда не приносило.
Сыночек начинает кунять почти сразу же после ужина. Засыпает после купания. Все по нашей программе: лежит на моем плече, закинув на меня одну из своих нижних (для меня сладких-сладких) конечностей.
Егор остался на кухне. Когда мы выходили из ванной, он по телефону начал говорить, отвлекать не стала. Сейчас же надо собраться и выйти к нему. Повода задерживаться нет, ребенок мой спит. Сердце стучит где-то в горле в предвкушении.
Успокаиваю тем, что сейчас мы постарше, не такие горячие и импульсивные. Помогает не слишком.
Если в присутствии Макара у меня горит кожа от смеси зарождающегося влечения, возбуждения, смущения и еще много чего, то тут дела обстоят иначе.
Завьялов Егор – самый родной человек. Долгое время был таковым. Долгие и долгие годы нам достаточно было посмотреть друг на друга, чтоб всё понять. Как оказалось сегодня, года разлуки связь не рушат.
– Освободился? – спрашиваю, обхватив рукой дверной проем на балконе, где нахожу Егора после недолгих поисков.
Он курит. Молча кивает. Выхожу к нему, обхватив руками свои плечи.
– Я постелю тебе в своей спальне, – произношу, разглядывая его руки, пальцы.
Наблюдаю за тем, как он подносит сигарету к губам. Егор улыбается, выпуская дым, закинув голову. В этот момент до меня доходит.
«Тупица».
– Я с Егором лягу спать, – добавляю резковато. «Блин. Контролируй себя, Ия!». – Пойду, поменяю постельное.
– Побудь со мной, – Егор ловит мою руку и тянет на себя.
– Егор рано просыпается, в зале не вариант спать. Разбудит тебя ни свет ни заря. В моей спальне сможешь сколько угодно, – тараторю, стараясь не концентрировать на прикосновениях.
Егор же обхватывает меня под грудью, выше живота, прижимает к себе спиной. Утыкается в волосы лицом.
Замираю.
– Я бы предпочел не выспаться, – произносит тихо и низко в мой затылок, отчего мурашки разносятся по всему телу. Почва под ногами зыбкой становится. – В твоей комнате.
Макар
Это даже не злость.
Ярость, её крайняя степень.
Бешенство. Вот, что я чувствую, глядя на мелкую дурочку, которая так мило улыбается своему «другу».
«Мы просто друзья, где же я такое уже слышал?»
Завьялов – её одноклассник, просто одноклассник. Он, блд, цели имеет определенно схожие с моими. В трусы к ней залезть.
Разница в том, что он маскируется. В моем же возрасте все гораздо проще. Захотел – предложил. Да – да, нет – нет.
До неё, последние много лет, всегда было «да». Тут решила спустить с небес на землю барышня. Единственное, что в этой ситуации забавляет, это её реакция, когда поднимает глаза на меня.
Понимаю – палевно, и всё равно смотрю, глаз от нее не оторвать. Единственный повод присутствовать тут.
Хозяин торжества уловил на лету, что лучше Ие сидеть тут. Так для него лучше.
Без неё ломка. Пора в этом признаться, хотя бы себе. Плюнуть бы и идти дальше, а я всё еще тут, который месяц курорты Краснодарского края влекут меня.
Безумное влечение. Кому скажи, не поверят. Я б не поверил, скажи мне кто-то другой. Когда денег дохрена, смена девушки – эволюция. Для меня она замерла.
– Вам что-либо принести, – надо мной стоит молодая девчонка, официант, глазища огромные смотрят внимательно. – Может быть, хотите чего-либо? – смотрю и не пойму, что ей надо.
– Кого.
– Что, простите? – то ли я туплю, то ли она.
Рявкнуть, чтоб свалила?
– Спасибо, прекрасная девушка. Ему ничего не надо. Перегрелся под вашим жарким солнцем. Минералочки можно, холодненькой, – выпроваживает липучку Илья.
Девушка резко срывается с места. Спасибо и на том. У меня-то дела поважнее.
– Ты сейчас в девушке дыру прожжешь. У нее уже мочки ушей красные. Тормози, Ворон, – друг тянется за нашими бокалами, подает мой. – Базару нет, красивая. Даже эти самые мочки хороши, я б пососал.
– Заткнись, блд. Ты охренел?
– Говорит человек, который последние несколько часов взгляда от девахи не отводит. Ты её сколько раз мысленно поимел на нашем столе?
Втягиваю носом воздух, какой-то пздц.
– Ты чего добиваешься?
– Хочу, чтоб ты очнулся, брат. Так нельзя. Она человек. Человек, который «нет» тебе сказал. Какого хрена? Где твой хваленый контроль?
– Был, да весь вышел.
– Так пусть зайдет обратно. Девчонка, ведь, Гай. Все видят, как ты пялишься. То, что ты в ярости – только я. Но твои планы, не слишком-то далекоидущие, видят все. О ней и так болтают лишнего много, зачем ещё повод давать.
Перевожу взгляд на друга. Слышу его, но смысл доходит не сразу.
– Что говорят?
– Да многое. Содержанка якобы чья-то. Это зависть, Макар. Обычная человеческая. Она выделяется. Если б ты не был так увлечён, то заметил, как наряжены здесь остальные, какие взгляды бросают. А ты все глядишь на одну-единственную.
Обвожу глазами зал. Девки, как девки. Как и везде. Как по мне, слишком пафосные.
– Ничего особенного.
Илья задорно смеется:
– О ней говорят точно так же. И всё-таки у нее открытых участков кожи меньше на теле, чем в декольте у тех ажурных девчонок. Но смотришь ты, как и многие другие, именно на неё, – кивает головой куда-то в сторону. – Эх, если бы не работа, остался бы посмотреть, чем у тебя дело кончится.
Моё молчание друг принимает за призыв к продолжению монолога.
– Слышал, девушки обсуждали – Ия еще одну квартиру купила, а цены-то у них поднялись тут ого-го как. Чуть ли не цену хаты знают. В общем, говорят, за услуги берет немало. Готовь деньги, Макар, – Илья провоцирует. Скучно придурку. Понимаю это и всё равно хочется по морде заехать. Челюсть сжимается, кровь разгоняется. Илье становится ещё веселей. – Ой, чувствую, это будет твое самое «дорогое» знакомство.
И тут до меня, блд, доходит.
– Твою мать, – усмехаюсь, качая головой.
Только дошло насчёт квартиры. Представляю, каким козлом я в её глазах в том ресторане выглядел.
– Процесс пошёл, – Илья откидывается на спинку стула, внимательно смотрит. – Пора кафтанчик заказывать на твою свадьбу, а то гляди не успеют отшить, – бенефис Мотова, честное слово. – В руку Егорки своего так вцепилась… – размышляет говнюк. – Только отпустит и он тебе вцепится в глотку. А там кто знает, кто победит. Он помоложе будет.
– Если ты сейчас не заткнешься, в глотку вцеплюсь тебе я.
– Пошли покурим, мой вспыльчивый друг.
Как же тяжело просыпаться в восемь утра, когда в пять ты еще не спал.
Открыть глаза сил не хватает. Натягиваю плед на голову, и тут мой мозг просыпается. Шарю рукой по кровати, Егора не нахожу. Паника простреливает мозг, заставляя резко подняться. По доносящимся из кухни шуму и запаху становится понятно, где находится искомый объект.
Одной рукой придерживая у основания голову, норовящую упасть на плечо и снова отрубиться, иду на звук. Парни о чем-то громко спорят.
Остановившись в дверях, рассматриваю площадь поражения объекта – если бы сейчас я не хотела так сильно спать, у меня бы непременно задергался глаз от увиденного зрелища.
– Очень доброе утро, – произношу, прикрывая ладонью рот.
Диверсанты как по команде оборачиваются.
– Мам, пол чистый. Честное слово. Я контролировал, – произносит сыночек серьезно.
– Доброе утро, Ийкин, – тот Егор, что постарше, определенно не парится из-за моего пунктика в части чистого пола. – Мы тут завтрак решили приготовить, – оглядывается по сторонам. – Можешь нами гордиться – справились.
Гор как обычно доволен собой, да так искренне, что ругаться язык не поднимется. Хотя несколько использованных мисок, тарелки, открытые пачки продуктов в глаза бросаются яркими пятнами.
– Мы смотрели видео, как готовить оладьи, – произносит мой кулинар.
– Да, вы определенно нашли общий язык, – смотрю на свою полуженную сковороду. – Видимо, видео было очень увлекательным, – глазами указываю на неудачный опыт готовки.
Для обоих он был первым, с уверенность могу говорить.
– Зря ты не разрешаешь парню готовить, – бросает Егор невзначай. – У него талант.
После этой фразы сыночек загорается словно лампочка. Как мало надо для счастья. И это девушки ведутся на красивые слова?
– А у тебя отличная вытяжка, – смеется друг.
– Ну так с моей памятью ей часто приходится работать усиленно, – меняемся местами, теперь смешно мне, а Егору нет. Становится непривычно серьезным. – Все в порядке, – успокаиваю его. – Бывает, то воду оставлю и усну, то про супчик забуду. Ничего катастрофичного.
– Какао и бутерброды с сыром мы сделали вполне прилично. Мелкий может мастер-класс провести.
– Егор, мне даже спрашивать неудобно, – произношу тихо. – Но зачем было делать вот это, раз вы позавтракали, – указываю на два миски, в которых намешано…
Если бы не переживала за тонкую душевную конструкцию парней, то сказала бы, что жижа там в миске.
Егор слегка качает головой вперед и назад, поднеся к губам ладонь, сложенную в кулак. Глаза игриво стреляют в меня.
– Ладно, ты пока придумай свой вариант, – поворачиваюсь к мелкому. – Начнем с тебя.
– Это, – указывает на одну из мисок, – банановые оладьи, очень красивые должны были быть, – бросает взгляд на одну из сковородок, на которой имеются несколько – судя по всему, прилипших, – кучек черного цвета – А это, как твои обычные панакоки. Но там сразу не пошло, – вздыхает так тяжело, что сердце щемит.
– Панкейки, котенок. Уж не знаю как вы так… Рецепт простой.
– Дорогу осилит идущий, – произносит старший маленький мальчик.
– Идти вам пока далеко, – смеюсь, хотя понимаю, что не стоит, но я-то по-доброму.
– Пейте свое какао, я пока испеку. Судя по тому, что я вижу, вы их очень хотели.
– Ий, давай закажу, – отзывается тут же Егор.
– Оладьи? – уточняю с недоверием, поворачиваясь к нему, слегка наклоняю голову вбок.
Во времена, когда мы были не разлей вода, возможности что-то заказывать не было. Это, собственно, и был основной повод учиться готовить в то время.
– Да что хотите, можно и их, – Егор явно не понимает, что меня смущает.
– Ты их ждать будешь дольше, чем приготовить, – отворачиваюсь, убирая использованную посуду в мойку. – Зато понятно, как ты просуществовал год без жены.
– Последние годы жизни с ней я стал осваивать это занятие, – это меня удивляет.
Первое время его супруга так точно старалась все делать сама, в чем преуспела гораздо сильнее меня.
– Разбаловал, – единственное, что могу сказать.
Думать о ней мне не хочется.
– Мамуль, позовешь меня, как будет готово, – Егор, подхватив тарелку с бутербродами, выходит из кухни.
Сказать бы ему, что едим мы на кухне, но и так чувствую себя занудой.
Поворачиваюсь к оставшемуся в моей компании Егору, смотрю на него внимательно.
– Как ты думаешь, стоит ли наказывать человека за его излишнюю доброту или самой мыть посуду?
Егор смеется и тут же поднимается на ноги, подходит к мойке и начинает закатывать рукава рубашки.
Отворачиваюсь. Залипать на его руках не стоит.
– Все как в старые добрые времена. Ты готовишь, я мою посуду. Команда, – произносит, наклоняясь немного к моему уху.
– Блин, ты испачкаешься, – мне становится неловко, больно я гостеприимна, мыть посуду заставляю.
– Да ну брось, подумаешь, – отмахивается.
К моему счастью, третий заход оказывается более удачным. Об этом могу судить по довольным лицам ребят. Сын еще и трындит с набитым ртом, дескать, оладьи – лучшее из того, что я готовлю, не считая лучшей в мире гречки.
– В чем секрет? – уточняет Завьялов.
– Не солю её, – произношу, посмеиваясь.
– Ты в своем репертуаре, – усмехается.
После завтрака, для кого-то второго, Егор собирается съездить в гостиницу за сменными вещами. После – они еще с утра договорились – покататься на катере.
За четыре года жизни на юге я так и не соизволила совершить такую прогулку с ребенком. Вечно страшно: вдруг укачает, не догляжу и свесится с ограждения, обгорит, да много чего. Сейчас же меня ставят перед фактом, а я, собственно, и не против.
Когда Егор уже стоит в дверях, собранный, в дверь стучат. Половина десятого. Выбор из списка гостей не велик.
Щелкаю замком, дверь тут же распахивается, Аня с порога звонко произносит.
– Скоро обед, а я так и не знаю, скольких греков ты очаровала вчера. Тебе не стыдно? – как видит Егора, замолкает в секунду и густо краснеет, так умеет только она. То, насколько расползаются ее глаза по лицу, надо видеть. Судя по ее шоку, она сейчас уверена, что перед ней стоит один из представителей этой славной нации.
«Спасибо, дорогая, столько времени общаться и подумать о том, что я первого встречного домой притащила».