Марта Заозерная
Ты Ия. Помнить всё
– Ты от нас ещё не устал? – спрашивает настолько тихо, что сперва кажется, что послышалось.
Приподнимаю её лицо, на глазах слезы сверкают в утреннем сумраке. Боже, дай сил.
– Ты о чем? – выходит строже, чем хотелось бы. Даже думать не хочется, что она всё же поверила, что я мог с кем-то ей изменять.
– Ты стал мало времени дома проводить. Особенно последний месяц, – всхлипывает. Не знаю, пожалеть её или отругать. – Я понимаю, Макар, но без тебя так одиноко, – очередной всхлип. – Мне кажется, я не справлюсь, – прячет лицо у меня на груди. Чувствую её слезы кипящие – оставляют на коже ожоги.
Прижимаю голову крепче к себе, зарываясь пальцами в волосы, целую макушку.
– Юш, никто мне не был так дорог, как ты, – снова целую. Отчаянно хочется, чтоб она верила. – Это всё для тебя, для Егора, для Миши. Люблю тебя, маленькая. И никогда не перестану любить, – нахожу ладошку, переплетаю наши пальцы, подношу к губам, целую по очереди каждый её пальчик. – Ты моя. Только Моя.
– А ты мой, – снова плачет, взрывая мой мозг. Не думал, что можно столько плакать, откуда в ней жидкость берется, столько она даже не пьет? Месяца с третьего постоянно глаза на мокром месте.
В кровать забирается рыжий кошара, тарахтеть начинает тут же. Ложится аккурат между нами, вытягивает лапы и кладет их на живот Ии. Они и раньше были не равнодушны друг к другу, а сейчас так и вовсе он никуда от нее не отходит, ходит хвостом, трется об ноги. Стоит мне встать с постели – кот тут, как тут. Она его гладит, он всё громче урчит. Идиллия. Таким темпом я и к коту ревновать её буду.
– Я постараюсь освободить несколько дней, проведем их вместе с детьми.
Ия вскидывает голову, в глаза мне заглядывает, нереально доверчиво и открыто.
– Обещаешь?
– Обещаю. Я ведь тоже по тебе очень скучаю, – тянусь к её губам, снова соленые.
– Твой голос звучит убаюкивающе, – Ия улыбается мне в губы, не вижу, но чувствую это.
Её животик прижат к моему боку, через тонкую футболку, которая на жене надета, чувствую легкие толчки, мы вместе замираем в попытке как можно сильнее момент прочувствовать.
– Проснулась звезда. Они с Мишей эту ночь оба были в ударе. По очереди со мной решили общаться, – кладу руку на животик и начинаю гладить, первые несколько секунд затишье, а затем толчки возобновляются с новой силой.
Ия стонет негромко.
– Акробатка. Как ей так удается, разом во все стороны бить? – зажмуривается, прикусывая губу.
Перекладываю недовольного кота, опускаюсь пониже, чтобы сообщить дочке, что маму обижать нам никак нельзя. Заканчивается всё традиционными поцелуями, от которых Ия смеется.
***
Подохнуть от ужаса вполне реально. Каково это захлебнуться в тревоге, осознал только сегодня. Если день рождения Миши был одним из самых волнительных в положительном плане, то сегодняшний – самый жуткий.
На время к нам перебралась мать погостить, как она это назвала, но я, как впрочем и Ия, понял, что она волнуется, старается быть полезной. Поэтому возвращаясь домой в компании Ильи, был уверен, что всё под контролем. Уверенность рассеялась ровно в тот момент, как зашел в холл. Ия стояла на лестнице и, увидев меня, оторвала руку от перил, но взмахнуть так и не успела, потому что, вся сжавшись, схватилась за живот. Доля секунды, и она уже катится со ступенек. Закрываю глаза и снова переживаю те эмоции гнетущие. Видел всё как в замедленной съемке и всё равно не успел. Сжимаю голову руками, давлю что есть сил, но всё равно слышу звук удара её головы о ступеньки. Снова и снова.
– Малыш. Ия, глазки открой, – руки, словно при Паркинсоне трясутся.
Не могу сказать, сколько минут прошло к тому времени, когда она открыла глаза. В них пустота и испуг. Её страхи меня заразили, до чертиков страшно от того, что она может снова забыть. Всё забыть.
– Маленькая, где болит? – в ответ она только глазами хлопает, моргает всё чаще, в уголках глаз слёзы начинают собираться. Взгляд потерянный.
Илья врачей уже вызвал, а я не знаю, как ей помочь. Чтоб не навредить. Голова, позвоночник. Кладу руку на живот, вроде бы не твердый. Или я не воспринимаю реальность. Когда беда касается родных и любимых, сложно мыслить трезво.
– Малыш, ты меня помнишь? – не удерживаюсь от вопроса, когда в глазах Ии вижу леденящий душу испуг, он острее всего, что ранее в них видел. Она молчит, убивая меня. – А себя? Ты Ия, – несу полную чушь, ощущаю, что тону в эмоциях.
Детка кивает слегка. Слёзы течь начинают.
– Я случайно, – шепчет. – В глазах потемнело, не удержалась. Не сердись, пожалуйста, – сперва даже понять не мог, о чем она говорит, только когда она живота касается своими руками, доходит.
Смотрю на часы, с тех пор как последний раз врач выходила, прошло уже двадцать минут. Их заверения, что всё хорошо, насколько это возможно, меня не успокаивают.
Набираю Илью, чтоб отвлечься. Он остался маму отпаивать и парней успокаивать. Берет трубку с первого гудка.
– Пока новостей нет, обошлось вроде, – на том конце провода выдыхают. – Свяжись с Мирошниченко, проект дома нужен другой. Никаких лестниц, только одноэтажный.
– Ворон, у вас там уже фундамент залит, – не догоняет сперва. Я же не хочу даже думать, что ей может снова стать плохо, а если никого рядом не будет?
– Мне, – выдыхаю до боли в груди, – всё равно. Пусть переделывают. Илья, это важно, – повышаю голос от бессилия. – И на сейчас нужен дом, после выписки ей в квартире этой делать нечего будет, – никогда не думал, что второй этаж может быть такой проблемой.
Илья заверяет, что решит, и, сбросив вызов, покидает меня, как и присутствие духа. Был да весь вышел. Начинаю измерять коридор шагами – от стены до стены, от двери, до двери. Гребаное дежавю, только сейчас в разы страшнее.
От помешательства спасает появление врача, с виду женщина выглядит спокойной. Это ведь хорошо?
– Макар Викторович, можете пройти к супруге. Она очень взволнована, может быть, у вас получится её успокоить получше, чем с помощью препаратов, – старается пошутить, на роже моей написано, что неудачно. – Серьезных травм нет, ушиб голеностопного сустава и вывих лучезапястного сустава, травмы головы мы не установили, но мы будем наблюдать, – добавляет. – Завтра проведем кесарево сечение.
– Зачем, если, по вашим словам, с ней всё в порядке? – перебиваю её, чувствуя, что она мне что-то не договаривает.
– Мы с коллегами из неврологии и травматологии, посоветовавшись, решили, что так будет безопаснее. У Ии Игоревны область передней брюшной стенки имеет повышенную чувствительность, скорее всего, это связано с ранее диагностируемой пупочной грыжей. Малышка именно туда зачатую удары ножками наносит, – у женщины во взгляде читается сочувствие, говорит со мной, подбирая слова, это чтоб чувства мои трепетные не ранить и лишнего не сказать?
– Можно к жене? – спрашиваю не в силах её больше слушать, нужно срочно Ию увидеть.
– Конечно, – делает жест в сторону нужной двери.
Лицо малышки осунулось. Глаза стали казаться ещё более огромными. Молча сажусь рядом с ней, беру в руки её ладошку, настолько белую, словно крови в ней нет вовсе.
– Пообещай мне, что Егора не бросишь, что бы ни случилось, не бросишь, – тянет воздух носом и поднимает взгляд на меня. В нем столько эмоций, что ком в горле застревает. – Макар, пообещай! Он не виноват в том, что я не справилась. Миллионы женщин, как кошки рожают, а у меня с этим проблемы. Боже, – вторую руку к лицу подносит, сжимает большим и указательным пальцами нос, стараясь себя в руках удержать. – Она меня просто пнула не очень удачно, а я и того не выдержала, – старается от меня отвернуться.
Обхватываю её подбородок, поворачиваю к себе.
– Посмотри на меня, – говорю строго, потому что она глаза опускает. – Чтоб я больше такого не слышал, ты меня поняла? – моргает. – С чем у тебя проблемы? С деторождением? Ты для меня двух парней потрясающих родила, скоро и дочка появится. В том, что так вышло, вины твоей не больше, чем моей. Это я не уберег, не помог тебе должным образом. За это ругать себя буду всегда, если бы с вами что-то случилось, не простил бы себя никогда. – Смотрит на меня, щеку свою закусив. Боль сейчас у нас одна на двоих. Не рассчитал объем ответственности. – Егора не брошу, как ты могла вообще о таком подумать! – от напряжения накопившегося держать под контролем свое возмущение не получается. – И ты его тоже не бросишь. Никого из нас не бросишь, – говорить стараюсь уверенно, хотя страшно самому адски. – Всё ясно? Мы с парнями будем ждать вас с Полиной. Уразумела? – Ия кивает, слизывая слезы.
***
Смотрю на своих девочек. Плюшка такая смешная, сидит у Ии на коленях, в своем ярко-розовом купальнике и огромной шляпе, на плечи накинута тонкая белая рубашка – словно взрослая девушка… с детским округлым пузиком. Одежда у дочки сшита по образцу маминой, они выделяются на фоне остальных, взгляд цепляют. Стараюсь не думать о том, как меня бесят чужие взгляды. Научился себя контролировать.
– Пошли к девочкам? – предлагаю сыну, задаю кивком головы направление.
– Конечно, – Егор живо выпрыгивает из воды.
Парадокс: он очень самостоятелен и развит не по годам, но связь с Ией так и осталась очень тонкой и необходимой – им обоим. Часами могут болтать обо всем, читать книги, играть. Теперь еще в их компанию добавилась Поля, дай ей волю – она своим единственным зубом вцепится в брата и не отпустит.
Выбираюсь из бассейна, подтягиваясь на руках. Вас когда-либо на людях раздевала глазами жена? С ума сойти можно от того, как быстро эрекция дает о себе знать. Дико хочется ее наказать, да и просто хочется. Приближаюсь, удерживая ее взгляд. Ия облизывается. Блд. Я когда-то жаловался, что она слишком правильная? Понял, осознал, стоит забыть. Просто несносная девчонка! Считаю до десяти, думаю о том, что рядом наши дети. Один хрен. Не помогает.
– Малышам пора спать, милый, – говорит очень мягко и нежно. – А Егор с Ариной просятся в автоматы поиграть, не знаю, как быть, – вздыхает моя девочка. Будто грустит, но я-то знаю.
– Ия, я с ребятами спущусь, а вы с Аней и детьми отдохнете, – Эд, в отличие от меня, не в курсе. – А Макар поработает, – улыбается довольно.
Пока Ия укладывает детей, принимаю душ. Даже ледяные струи не могут сбить напряжения. Вернее, помогают, но ровно до тех пор, пока не вспоминаю взгляд Ии на своем паху, слишком медленное поднятие глаз вверх по торсу, а затем кончик языка на верхней губе. Выдыхаю. Ну зачем. Не могу больше ждать. Выхожу из ванной и не нахожу Ию в детской. Зато слышен плеск воды из второй душевой.
Ия стоит спиной ко входу и из-за шума воды не слышит моего появления. Могу свободно любоваться женой, не волнуясь, что она снова немедля смутится. Я бы сказал, что ей нужно немного поправиться, две подряд беременности ее истощили. Однако, по не очень авторитетному мнению Ильи, Ия максимально изящна. Блд. Ловелас недоделанный.
Жена наклоняется, сквозь затуманенное паром стекло я вижу очертания её потрясающей попки. Тормоза, прощайте. Быстро к ней приближаюсь, хватаю за талию, разворачиваю и толкаю животом к стекленной стене душевой. Ия пищит, но тут же расслабляется в моих руках.
Одной рукой обхватываю ее твердую грудь, которая за время поочередных беременностей и кормлений стала моим фетишем. Не знал, что грудь может быть такой охуенной на ощупь и вкус. От моего прикосновения Ия стонет надрывно и протяжно. Второй рукой обхватываю ее шею спереди, слегка сдавливая, бедрами толкаюсь в ее ягодицы. Нас обоих током прошибает.
– Еще раз спровоцируешь в тот момент, когда я не могу тебя трахнуть, накажу. Жестко.
– Как? – шепчет хрипло.
– Еще одна беременность будет доходчиво?
– М-м-м-м, – Ия снова стонет и перетягивает мою руку с шеи, поближе к своему лицу, немного наклоняет голову и начинает облизывать мои пальцы. Пзд. – Насколько я помню, в беременность ты называл меня распущенной…пумой. Уверен, что этим способом ты накажешь меня, а не себя?
– Точно. Чуть не стерла, – посмеиваюсь. – Еле выжил. Обошлись без потерь.
Дыхание резко спирает, Ия обхватывает указательный и средний пальцы губами, начинает интенсивно сосать. Фух. Как можно быть такой… разной. Она все та же, всё тот же нежный цветочек, лишнее слово, и щеки алеют, но такой Содом, как она, мне не устраивал никто и никогда. Это на уровне инстинктов, смотрю на нее понимая: или трахну её, или сдохну.
Вжимаю влажное тело своим в запотевшее стекло, она выгибается, выставляя попку, приглашая. Предложение от каких не отказываются. Отпускаю ее грудь, перемещаю пальцы на складки, они мокрые от воды и естественных соков, которые я ни с чем не спутаю. Растираю. Ия выгибается еще сильнее, стонет тягуче, втягивая пальцы всё поглубже. Больше приглашений не требуется, направляю себя рукой и вхожу. С губ жены срывается крик.
– Тише, моя девочка. Я не переживу, если булки проснутся.
Ия кивает. Перемещаю руку обратно на ее шею, поворачиваю большим пальцем ее лицо к себе. Рот приоткрыт – влажный, взгляд пьяный. От одного вида можно кончить. Кидаюсь на ее губы. Съел бы. Продолжаю резко вдалбливаться, ловя ртом ее стоны.
Трахать Ию во время оргазма – отдельный вид удовольствия. Моего удовольствия. Кайф колоссальный. Однако в этот раз ее экстаз такой сильный, спазмы сжимают в тиски. Сдержаться без вариантов. Получаемые с ней ощущения – чистый наркотик. Дикий.
Ия откидывает голову мне на плечо, открывая доступ к шее. Лижу ее… и тут же чувствую, как она вновь сокращается, растягивая наше с ней удовольствие.
Разница в росте позволяет разглядывать ее грудь. Обнаженная, набухшая, просто роскошная. Если можно завидовать самому себе, это явно тот случай. Девочка максимально расслаблена и податлива. Дает вытереть себя и отнести в нашу спальню. Засыпает мигом, позволяя мне собой любоваться.
В сексе она максимально отзывчива, отдается отчаянно, просто пзд. Как-то раз, полагаю с подачи Ильи, которого хоть не корми, хоть грохни, но дай вокруг Ии покружиться, она уговорила меня попробовать с ней секс с элементами БДСМ. Если когда-то мне нравилось подчинять женщин, то с ней не вышло. Кончить, видя на ее белоснежной, почти прозрачной коже веревки, не вышло. Не знаю, как удержался и не закопал после этого Илью. Многолетняя дружба, по словам Ии, драгоценный дар, которым раскидываться нельзя, а так бы…
– Люблю тебя, мой рай, – говорю негромко ей в волосы, которые так и пахнут ванилью. – Счастье, что ты стала Гайворонской. Моей.
– И я тебя очень люблю, мой самый хороший, – произносит с улыбкой сквозь сон, ногу на меня повыше закидывая.
Конец)
