Олег Артюхов
Анты
Посредине глинобитного пола на низкой широкой колоде стояла ручная мельница, состоящая из двух небольших жерновов с дыркой посредине и длинной палкой, прикреплённой одним концом к краю верхнего жёрнова, а другим к потолочной балке.
Слева от печи на стене висел круглый боевой щит, кожаная рубаха с покрытыми железными накладками грудью, плечами и нижней частью рукавов. Рядом поблёскивали металлом кольчуга с короткими рукавами, конический шлем, и боевой топор. С краю виднелся пучок коротких сулиц, пяток длинных ножей в кожаных чехлах и массивная шипастая булава. Широкую метра в полтора лавку в несколько слоёв покрывали овчины, а ближе к входу к ней вплотную пристроился похожий на сундук длинный ларь, тоже накрытый овчинами.
Потом я оглядел примыкающую к входу горницу. Она занимала большую часть дома и была весьма просторна. Вдоль стен по кругу стояли гладко выскобленые лавки, а в середине вокруг обложенного валунами открытого очага лежали хорошо обтёсанные деревянные колоды. Над очагом на почерневшей от времени и дыма железной цепи висел большой закопчённый медный котёл.
В стены чьи-то заботливые руки воткнули зелёные берёзовые ветки, и, видимо, эти же руки тщательно вымели ровный пол. По интерьеру я догадался, что Асила не местный, а скорее всего родом со словенского запада.
Мы расселись вокруг очага, и после положенных приветствий Пархим перешёл к сути вопроса. Сначала он передал Асиле, как главе братства ковалей и члену городского совета старейшин, послание от жрецов Арконы. Потом он достал из калиты и вручил на пробу образцы железных заготовок из Силезии и Рудных гор.
Вож ковалей с поклоном принял свиток послания, и обещал огласить его братчеству. Затем принялся изучать образцы силезского железа, нюхал, обстукивал, чиркал и царапал каким-то камнем и, наконец, пробасил:
– Добро.
Затем арконские гости представили нас как вольных воев и ковалей. Асила долго сверлил нас взглядом, хмурил брови, топорщил усы, потом кивнул головой, встал и повёл в кузню. Там продолжала кипеть работа. Мы прошли в дальний конец, где на грубом верстаке помимо инструментов лежали разные поделки, заготовки, поковки и куски металла. Он посмотрел на меня с прищуром и выложил на край верстака четыре почти одинаковые поковки:
– Гости арконские все уши про вас прожужжали, и я никак в толк не возьму вои вы, али ковали? – И он упёрся взглядом, – глянь сюда, вож Бор, что скажешь про железо?
– Многое чего могу сказать, уважаемый вож Асила-коваль, ибо все мы знаем тайны железа, но я попрошу моего названного брата Черча ответствовать.
Всем было известно, что Черч железо нутром чует, вот пусть и отдувается. Он вышел вперёд, слегка кивнул в приветствии головой и принялся вертеть поковки. Потом он разложил их на верстаке и спокойно ответил:
– Вот это местное болотное железо, мягкое, грязное и годное только на гвозди, да и то вряд ли. Пойдёт на переплавку. Это тоже болотное железо, но очищенное, хорошо прогретое и раз тридцать кованое. Годится на грубый инструмент, лемехи и всякое скобьё. Вот это хорошее рудное железо, возможно из неметчины або Богемии. Ковкое, не худо закаливается, из него можно сладить тяжёлое ударное оружие вроде топоров и секир, а также детали простой зброи и основной приклад. А вот это железо с севера, возможно от готов. Годно для клинков, богатой зброи да тонкого режущего приклада.
Асила стоял рядом и улыбался в усы:
– А что про них скажешь? – и он выложил три одинаковых грубо скованных клинка.
– Эти два плохие, когда докуёте их, пойдут траву да соломень скотине резать. А этот пригоден, только правильно закалить его потребно, да отпустить осторожно. Для дружины сойдёт, но для вожа слабоват.
Кузнец кивал головой, а потом подвёл Черча к мешкам с углём:
– Как уголёк?
– Этот из разных дерев, мусор для растопки. Этот хороший берёзовый для работы. А этот наилучший из дуба. Его поберечь для закалки для большого жара.
– Вижу, знаете толк в нашем деле, а руками то можете что сотворить?
Я усмехнулся:
– Руками много чего сотворить можно, и в прах изломать и красоту создать. Мы можем и то и другое.
– Умён, молодец. Дык можете, али нет?
Я продолжил разговор:
– А знаком ли тебе вож Асила-коваль булатный уклад, по-вашему харалуг?
– То великая тайна полуденных ковалей.
– Мы можем ту тайну тебе поведать.
У Асилы отвисла челюсть. Он машинально повертел в руках поковки, потом, выгнув бровь, кинул на нас грозный взгляд, отвернулся, громко бросил железо на верстак и, не поворачиваясь, зло прогудел:
– За такую лжу мало живота лишить.
– А ведомо ли тебе вож Асила-коваль, – продолжил я невозмутимо, – как из худого железа изготовить зело крепкий клинок?
Он уже отошёл от первой растерянности и, повернувшись, сверлил нас недобрым взглядом и словно бык раздувал ноздри. В руке он держал молот, который машинально прихватил с верстака, ещё немного и он бросится плющить нас ковадлом. А я продолжал, как ни в чём не бывало:
– Глянь сюда вож Асила-коваль, – я вытянул из ножен и протянул ему свой меч.
Он уронил на землю ковадло, бочком и шажком приблизился, опасливо глядя на клинок, и замер в изумлении. Асила сразу всё понял, едва взглянув, но боялся поверить глазам. Вытер задрожавшие руки о рубаху, осторожно взял меч, погладил от рукояти до острия. Поднёс к глазам, понюхал, стукнул костяшками пальцев, прислушался, поскрёб по ногтю и прижал к груди. В его загоревшихся шальным блеском глазах плескалась мольба, а в душе клокотала буря. Я понимающе кивнул головой. Асиле, наверно, легче было расстаться с левой рукой, чем отдать клинок. Но он сделал это и сразу сник. Чтобы сгладить ситуацию, я продолжил:
– А не вернуться ли нам в твой дом, вож Асила-коваль? Мы надолго пришли в вашу землю с миром и решили, что пора открыть здешним ковалям тайны железа и уклада. А такие клинки ты сам и твои мастера будете ладить в своих кузнях.
Около двух часов мы по очереди открывали Асиле секреты выплавки стали, прогрева булата, цементации в шамотном муфеле с карбюризатором. Он узнал тайны нормализации, закалки и отпуска сталей, изготовления коленчатого дамаска. Такой объём ценнейшей тайной информации кого угодно мог свести с ума, но только не Асилу. Он ловил сведения на лету, задавал на удивление точные вопросы, царапая свинцовой палочкой на выглаженных тонких берёзовых дощечках соотношения, нормы и количества. Напоследок Рок рассказал об устройстве доменной печи и о способах интенсивного дутья для получения углеродистых сплавов.
Потрясённый и ошеломительно счастливый Асила только из вежества не смел немедленно броситься в кузню. Едва сдерживаясь от нетерпения, он отправился нас провожать. Мы уже садились в лодью, когда стоящий на мостках сияющий Асила перешёл к главному для нас вопросу:
– Поистине светлые боги привели вас в наш край. Поведанные ноне тайны требуют созыва схода братчества ковалей. Сей же день брошу клич. После завтрева на заре жду вас всех у меня. Будет сход. А что касаемо безродных бродников-волкодлаков, что давеча вы на пристанище посекли не тужите. Суда не будет. Не позволим. Тати обрели то, что иным уготовили.
Отчалив от берега, мы устроили короткое совещание. Пришла пора выходить на здешних авторитетов. С ковалями всё ясно, и теперь нужно искать подход к дружине воев-хоробров. Собственно говоря, по легенде мы к ним и направлялись.
Ниже по течению на том же правом берегу господствовала возвышенность, которую местные анты называли просто – Гора. По всем признакам она и являлась городским центром с воинским станом, святилищами и домами знати. К ней с трёх сторон примыкали городские концы. Выше по течению вдоль берега вытянулись уже известные нам торговая и кузнечная слободы, за ними в глубине лежала самая большая ремесленная, а ниже по течению житная. Между тремя первыми концами находился торг – треугольная в плане площадь, окружённая разными навесами, амбарами и приземистыми хибарами, в которых с трудом узнавались торговые лавки.
Около полудня мы причалили к берегу вблизи Горы и напялили на себя весь наш боевой обвес, включая плащи, щиты, копья и шлемы, чтобы пустить пыль в глаза обитателям воинского стана.
Вокруг Горы расположился городской центр, который широко охватывали ров и вал, ощетинившийся частоколом из брёвен. С напольной стороны ров был шире и вал чуток повыше, а по краям ограды торчали две крытые замшелым горбылём сорожевые вышки. И только над въездными воротами возвышалась более-менее приличная башня с навесами и бойницами. Напротив ворот ров перекрывал мост из дубовых брёвен, покрытый слоем слежавшейся засыпки из соломы и земли, густо поросший по краям мхом и мелкой травой.
Искомый нами воинский стан являлся лишь частью застройки и вместе с цитаделью-детинцем находился за внутренней оградой, хотя, ни о какой крепости здесь и речи не шло. Этому сооружению больше подходило название «острог», и то с большой натяжкой и обязательно с прилагательным «хреновый», ибо был он примитивный и, скажем прямо, никудышный. Внутри и снаружи острога виднелись бревенчатые дома и разные строения.
Глядя на все сооружения Горы, я понял, что строить здесь умели немногое и немногие, но и то, что у них получалось, выглядело неважно. Да-а, аховое укрепление, к тому же местные вояки стрелять брезгуют, не благородно, видите ли. Аваров на них нет с их тугими степными луками и огненными стрелами. Вот займётся огоньком эта большая куча дров, и будут они тогда благородным и хорошо прожаренным шашлыком.
Помимо главной дороги в Гору вели несколько натоптанных извилистых дорожек, по одной из которых мы поднялись наверх. Отсюда с верхотуры открылся прекрасный вид на Днепр, на равнину левобережья за ним, на вековые леса, исчезающие в сизой дымке северного горизонта. Вместе с зелёными холмами правобережья, светлой кромкой береговой линии, рыжими песчаными обрывами на фоне глубокой небесной лазури первобытный пейзаж выглядел более чем величественно. Ну, как такой край можно отдать на поругание поганцам? Я смотрел на открывшуюся красоту, и мне стало жутковато от того, что всего за пару-тройку лет нам предстояло поднять эту дремлющую страну на дыбы.
Вдоль тына мы направились к воротам, и я собрался громко орать, чтобы часовой пропустил. Но никакого часового и в помине не оказалось. Распахнутые настежь створы понизу поросли травой, и, похоже, даже в землю вросли. В воротах, пришлось пропустить пару волов лениво тянущих в острог повозку с копной прошлогоднего сена. Зашли внутрь. Возле ворот никого, в башне никого и вокруг никого. Мужики переглянулись, может эпидемия у них? Я усмехнулся: действительно, здешний народ поразили три опасные и непреходящие славянские болезни под названием «авось», «небось» и «пох», когда и жить скучно, и утопиться лень. И болезни те столетиями лечатся больно, долго и даже до нашего времени не прошли.
На самом деле, удивляться и возмущаться такой поразительной беспечностью городской дружины не приходилось, ведь такие порядки вполне укладывались в логику здешнего бытия. Ситуацию могли бы исправить своей властью князь или воевода. Но князь тут фигура сомнительная, не правитель и не вождь, а так – ходячая жертва с двумя функциями: вовремя собрать гощение, тоесть поборы с деревень, и насильственно помереть в нужный момент по приказу жрецов. Вот ведь и воевать местные обыватели толком не могут, и организоваться не могут, а чуть что, князя под нож. Каким образом? Очень просто. Либо бойники-волкодлаки по приказу сразу после гощения прирежут, либо жрецы сами на пиру торжественно придушат. Малейший повод, и князю амбец. Коровы дохнут, ничего страшного, прикончим князя, и дохнуть перестанут. Степняки налетели, пожертвуем князем, и уйдут поганые. Засуха замучила, опять каюк князю. И воеводы здесь тоже начальство временное. Коль грядёт война, собирается вече, выкликивает воеводу, вручает булаву и на коня сажает. Закончилась драка, слезай воевода с коня, сдавай на склад булаву и ступай поле пахать.
Так или иначе, стена острога ограждала просторный городской центр, в котором вокруг площади располагались главные сооружения. Посредине ближе к воротам на возвышении находилось божище пяти главных богов: Сварога, Перуна, Даждьбога, Хорса и Макоши, где перед их идолами находилась площадка жертвенника с постоянно горящим огнём. Снаружи неглубокого кольцевого рва к божищу примыкало капище. Там через равные промежутки виднелись пять приземистых полуземлянок, в которых обитали жрецы и их помощники. Третьим кольцом всё сооружение окружало требище – место, принадлежащее верующим, несущим туда подношения, получающим там причастие освящённой пищей и участвующим в ритуалах.
Сразу за святилищем располагалась площадь, со всех сторон зажатая разными строениями. На дальнем краю точно напротив святилища стояло восьмигранное в плане бревенчатое сооружение под остроконечной тесовой крышей. От иных домов его отличали высота, крыльцо с лестничным маршем, треугольные окна со ставнями и две боковые пристройки. Это странное сооружение называлось хорм – место проведения жрецами закрытых ритуалов, место собрания городского совета старейшин, а также место временного пребывания князя во время гощения. Позже для городского совета и для князя стали строить отдельные дома: палаты и терема, а хормы остались только местом служения богам и обитания жрецов. В христианские времена хорм превратился в храм, но сохранил свои округлые формы, поскольку ещё с глубокой древности считалось, что всякая нечисть прячется именно по углам, а нет углов, и нечисти нет.
Справа и слева к хорму примыкали длинные строения, возле которых я заметил вооружённых людей. По всем приметам это были воинские дома или по-готски hus arm, проще говоря, казармы. Дальше по кругу с одной стороны от них располагалась большая харчевня, с другой кузня. Ближе к святилищу стояли дома знати, а за казармами вторым кругом виднелись конюшни, коновязи, скотницы, амбары, сеновалы, колодцы. Третьим кругом возле частокола теснились жилые полуземлянки, и ещё бог знает чего.
С интересом осматривая городской центр, мы встали напротив хорма, дожидаясь, когда на нас обратят внимание. И в самом деле, нужно сильно постараться, чтобы не заметить восемь вооружённых до зубов чужаков с одинаковым вооружением, в одинаковой одежде посреди главной городской площади. Заметили. В казармах началось шевеление, и на краю площади, поправляя зброю, начали выбираться вооружённые вои, по одному и группами потихоньку смещаясь в нашу сторону. Я смотрел на них и офигевал, по тревоге здешние бойцы поднимались почти полчаса.
– Тоже мне вояки, мать их…, – не выдержал Марк, – пофигисты, трупы ходячие.
– Да, – поддержал его Зверо, – с таким войском не аваров бить, а самим зарезаться и закопаться, чтобы не мучиться.
– Не хрен нос воротить. Лучше присматривайтесь к вашему будущему активу, – встрял я, – а сейчас пошли знакомиться.
Нас плотно окружили поболее сотни воинов, и вооружены они были заметно лучше, чем древляне или бойники-волкодлаки. По местным меркам городские дружинники имели весьма неплохую зброю: у большинства кожаные куртки с плотно нашитыми железными или бронзовыми пластинами, через одного поблёскивали верхние нагрудники, каждый пятый мог похвастаться кольчугой, некоторые шелестели чешуйчатыми доспехами. Лишь треть имела металлические шлемы из склёпаных четвертин, остальные – кожаные шапки с железными ободами и накладками. Широкие пояса и круглые дощатые щиты дополняли боевое снаряжение. В отличие от древлян, вои-хоробры не чурались мечей и пехотных копий с листовидными наконечниками.
– Вы кто такие? – вперёд вышел матёрый вой в богатом чешуйчатом доспехе и коническом железном шлеме. Ага, вот и начальник обозначился.
– Моё имя Бор. Мы вольные вои-хоробры с далёкого востока, ищем справную дружину и славу. Вот к вам заглянули.
– А с чего вы взяли, что нам подходите?
– Я назвался, соблюдай вежество, вож.
– Х-м-м, – он оскалился, – зови меня Кугут. Уж больно ты борзый, старшим указывать.
– И не думал указывать. А вот мой друг здешний вож ковалей Асила меня уверял, что на Горе вои и биться могут, и головой мыслить.
– М-да-а. Асила-коваль, говоришь? Ну, добро. Оружие и зброю при вас вижу, а воев покамест – нет.
– А отчего же железом не позвенеть, вож Кугут. Авось и воев увидишь.
– Ишь ты – железом позвенеть. Покалечу невнарок, а посля виру стребуете.
– Не стребуем. При всех светлым богам роту даю.
– Тогда выходи в круг по одному. Спытаем вас. Он первым будет биться, – и Кугут указал на высокого гибкого воя в приличном доспехе.
Я кивнул Стинхо, и он вышел вперёд. Глядя на обоих бойцов, я удивился их схожести. Оба одного роста, стройные, русые с рыжинкой и с голубыми глазами. Все местные вои загалдели, подзадоривая своего бойца. Как я понял, он считался у них знатоком боя на мечах. Но, когда Стинхо вытянул оба клинка, гомон стих. Обоерукий боец – всегда мастер клинкового боя.
Вой встал в оборонительную позицию, ноги чуть согнуты, щит закрывает половину лица, меч над щитом остриём в сторону противника. Стинхо сделал несколько быстрых обманных шагов, потом качнул маятник, запутывая противника. Тот поспешил с атакой и провалился вперёд. Стинхо скользнул влево, и его клинки упёрлись в противника, правый в подмышку, левый в шею. Всё. Бой окончен. Чуть больше минуты. Для Стинхо это много.
Дружинники громко загомонили. Начались поединки. Надо ли говорить, кто выиграл все бои. Быстрее всех оказался Серш. Он за пять секунд двумя ударами раскрыл противника и слегка кольнул его в грудь. Один вид бердыша Лео вызвал лёгкое потрясение, и никто не пожелал выйти против него.
Громко крякнув, вперёд выбрался Кугут, стукнув мечом в щит:
– Выходи, вож Бор, сразимся.
Чтобы поставить эффектную точку, я чуток сшельмовал отдав команду Филу: «Фил, острота клинка до молекулярного уровня». Кугут нетерпеливо постукивал мечом, когда я вышел, также вытянув оба клинка.
– Вы что, все обоерукие? – озадаченно протянул Кугут, нахмурился и поднял щит.
По щиту я ударил чуток сильнее, чем надо. На глазах изумлённой дружины щит Кугута распался надвое, как две неравные дольки апельсина. Над ристалищем повисла гробовая тишина, лишь громко фырчала лошадь у коновязи. На секунду замешавшись, Кугут отбросил обломки щита и с оттягом нанёс удар. Я только подставил клинок. Верхнюю треть меча вожа срезало будто соломинку бритвой. Он отскочил, ошеломлённо глядя на обрубок своего оружия, и в его глазах плеснула ясность понимания. Он слегка склонил голову, потом гордо её поднял, обвёл толпу строгим взглядом и раздвинул могучим плечом. Я не стал возражать, поскольку не хотел позорить его на глазах дружины.
Вои осторожно подходили знакомиться, потом нас потащили в харчевню. Отвечая направо и налево, я высматривал Кугута. Но он куда-то пропал. Я незаметно выбрался из толпы и отправился на поиски вожа, считая, что необходимо погасить конфликт в зародыше и определится в отношениях.
Кугут в конюшне неспешно седлал жеребца. Собственно, седлами, как таковыми, в те времена анты не пользовались. Если ехать недалеко и без зброи, то наездники скакали охлюпкой на спине лошади. А, если подальше и в зброе, то на конскую спину укладывали несколько слоёв войлока, сверху овечью шкуру и прикрепляли всё это под брюхом лошади ремнями. Только сарматы и византийцы пользовались так называемыми парфянскими сёдлами с высокой лукой и задней опорой. Кугут как раз укладывал на спину коня войлочный потник. Видать, строго придерживаясь старых традиций и правил, после поражения он собирался покинуть город.
– Кх-м, – я вежливо кашлянул, – надо поговорить, Кугут.
– А, это ты, рубака, – он пошевелил густыми усами и пробуравил меня взглядом, – по нашим законам теперь ты можешь возглавить дружину.
– И не подумаю. Ты опытный и уважаемый вож, а я тут человек новый. Да и думки у меня иные. Я не желаю твоего места. Пошли, выпьем мёду, я угощаю.
Он внимательно вгляделся в меня.
– Чего ты хочешь, Бор?
– Мои думы пошире дружины. Если поладим, всё тебе расскажу. Назавтра вож ковалей Асила пригласил меня на сход их братчества. А на другой день мы с тобой и потолкуем. Согласен?
– Добро. А покамест ступай к воям, ноне ваш день, – сказал он, как отрезал, – опосля побалакаем.
Остаток дня мы провели в окружении воев-хоробров, расстались в харчевне с толикой серебришка, но перезнакомились и узнали местные новости. Я не стал никого из наших удерживать и к вечеру вся моя команда разбрелась по Горе и её окрестностям.
От дружинных воев я узнал, что все они их из разных племён, а местных антов и четверти не наберётся. Тут были и дулебы с Буга, и древляне с Ужа, и чехи с Моравы, и словены с Тисы, венеды, бодричи и лютичи с Балтии. Но добрую треть дружины, её боевое ядро составляли балтийские руги, которых словены и ляхи называли ружами, а днепровские анты – русами. Живущие на острове Руян, называемый в наше время Рюгеном, и на прилегающем побережье от Лабы до Одры руги-русы считались самыми сильными и организованными бойцами. Они имели в багаже не один век жестокой борьбы с кельтами, германцами и готами, что позволило им накопить уникальный боевой опыт.
В присутствие такого количества выходцев с Балтии нам, как нельзя лучше, подошла наша новая легенда наёмников с далёкого востока, поскольку о тех землях никто ничего толком не знал. Правда, два булгарина-савира, немного знающие восток, попытались уточнить, откуда мы родом, но я так заплёл им мозги, что они сами переключились на другие темы.
Другим интересным персонажем оказался сармат с Дона по имени Самар. Поговорив с ним, я понял, что его родичи ещё не забыли, как орудовать в седле длинным копьём. И хоть сарматы начали растворяться в племенах славян, булгар и аланов, их древние воинские традиции и дух сохранились, а места их станиц по Дону и его притокам хорошо известны.
После общения с воями, поздно вечером мы сели в кружок и приблизительно прикинули план противодействия нашествию аваров. Постепенно замысел начать обретать кое-какие очертания, но требовал терпения и огромного труда. Лишь бы нам хватило времени, средств, здравомыслия и удачи.
Вместе с тем, пока дела шли как нельзя лучше. Мы легализовались и в основном определили своё место в здешнем обществе, хотя ещё предстояло выйти на верхушку светской и культовой власти. С этими мыслями я и заснул на выделенном мне топчане, накрывшись с головой плащом.
Утренняя суета разбудила до рассвета. Здесь все привыкли ложиться рано и вставать затемно. Может оно и к лучшему, ведь сегодня намечался сход братства ковалей, на который опаздывать никак невозможно. В неверном свете горящих лучин я растолкал свою команду. Лёгкие остатки вчерашнего застолья не помешали делу, и едва зарозовел рассвет, мы отправились в кузнечную слободу.
Асила встретил нас во дворе и повёл в дом. В горницу мы вошли с первыми лучами восходящего солнца. Несмотря на раннее утро, в просторном доме собрались десятка два ковалей разного возраста. Облачённых в кожаные фартуки мужиков, отличали гривны и амулеты на шеях. Старейшины сидели на лавках напротив входа, ковали помоложе расселись вдоль стен. Наши места оказались в центре у очага. Красный угол заняли два старых седых коваля, мощные фигуры которых выделялись даже на фоне не слабых мужиков. Народ собрался сильный и жилистый, но эти двое Слуд и Кудар отличались особой статью. Вставший между ними Асила поднял руку с зажатым в ней древним каменным молотом. В горнице стало тихо.
– Ныне собрал я вас, братья, именем наших богов Сварога и славного сына его Перуна, ибо случилось важное. К нам с восхода пришли вои-ковали и поведали тайны великие…
С полчаса, заглядывая в записи на нанизанных на шнурок дощечках, он довольно точно рассказывал о производстве булата, о цементации стали, режимах нормализации, закалки и отпуска, о плавке чугуна в домнице, и о продувке расплава воздухом для получения стали.
К концу его речи горница гудела, как встревоженный улей. Некоторые ковали помоложе порывались вскочить, но суровый взгляд стариков прижимал их к лавкам.
– Вот они, – кивнул Асила в нашу сторону, – вои-ковали Бор, Рок, Серш, Лео, Стинхо, Марк, Черч, Зверо. Низко кланяюсь сходу и прошу принять их в наше братчество.
Скамья заскрипела. Поднялся один из старейшин Слуд:
– А желают ли они сами стать нашими братьями? Ответствуйте вои-ковали.
Мы все, естественно, желали, громко о том заявили, выказали уважение к сходу и обещали ещё много чего рассказать о тайнах железа и иных металлов.
– Любо! – прогудел Слуд
– Любо! – поддержали его Кудар и Асила.
– Любо, – один за другим вставали ковали и кивали головой, прижимая к груди правый кулак.
– Клянитесь именем светлых богов, хранить честь и тайны нашего братчества, всегда помогать братьям словом и делом, где бы их не встретили.
Именем светлых богов мы поклялись на древнем каменном молоте. После этого Асила раздал нам кожаные фартуки, Слуд надел на шеи маленькие железные амулеты в виде молота, а Кудар – деревянные фигурки Перуна с длинными усами, открытым ртом и прижатыми к груди руками. Потом мы по очереди обнялись с каждым ковалём.
– Теперь вы наши братья и мудрость Сварога, и сила Перуна ныне тоже с вами. Показав эти знамено любому ковалю или жрецам Перуничу, Сварожичу, Даждьбожичу или Хорсичу на всех славянских землях вы получите помощь и поддержку. С вами светлые боги.
Я поклонился на три стороны, коснувшись рукой земляного пола. Земной поклон – знак наивысшего почтения.
– Братья вои-ковали, нет боле радости, яко слышать ваши слова, и мы роту даём, что будем блюсти все тайны братчества, хранить и боронить нашу землю от ворога поганого. А теперь скажу вам главное и скажу горькое, ибо не в мочи молчать. В лето третье отныне придёт с восхода сила страшная, сила злая. Никого не пощадит и не успокоится, пока не испепелит Антанию и не только её. Примучают поганые и булгар, и савиров, и уличей с тиверцами, и дулебов, и словен закатных. Все славные народы кровавыми слезами зальются, и многие исчезнут с лика земли, и иные на века станут смердами поганых, родной язык и веру забудут. Так поведали мудрецы, что отправили нас к вам на подмогу. Помогите же нам спасти вас, ваши пажити, кровы и чада, могилы пращуров ваших и капища богов ваших.
После секундного затишья, совершенно ошалевшие от неожиданного поворота от благостных поздравлений к страшным предупреждениям ковали вскочили с мест, окружили нас и начали трясти и кричать, требуя правды. Страсти накалились до края.
– Тихо!!! Досталь горлопанить! – словно гром раздался бас Кудара, и движение остановилось, словно розетку выдернули. Все расселись по своим местам и выжидательно уставились на меня. А я встал, ожидая неизбежных вопросов.
– Говори, брат Бор!
– По верным сведениям сюда с восхода грядёт огромная орда кочевников именем авары. То не племя, не народ, а сброд разных татей, злодеев и бродяг. Далече на восходе тюрки крепко побили аваров, разгромили их и начали гнать, объявив смертными врагами. Беглые авары двинулись на закат в нашу сторону. По пути они пополнили орду встречными бродягами и татями, а такоже покорили и принудили встречные народы и племена хионитов, угров и оногуров. Этим летом авары преодолели Ар-реку. Через лето они подойдут к Дону, а потом направятся к Днепру, вместе с покорёнными аланами, савирами и кутригурами. Ноне их сорок тысяч конных воев, а через два лета будет сто двадцать тысяч. Проскачут они по Антании и мокрого места не оставят. Авары вельми хитры, подлы, алчны и кровожадны. За ними завсегда остаётся токмо пепел и смерть. Они бьются на конях, и у них добрые зброя и оружие, сильные луки и калёные стрелы. Я и мои друзья вои знаем, как их победить. Мы можем и хотим спасти Антанию, всех славян и булгар, но нас всего восемь воев-хоробров. А потому мы просим помочь нам спасти вас от страшной беды.
Ковали принялись громко спорить, махать руками, хватать друг друга за грудки, и угомонились, когда встал Асила:
– Ваши слова братья вои-ковали страшные и грозные, но всё едино в них есть надежда и сила духа. Высказывайтесь братья.
– Ано что тут баять, – запальчиво выкрикнул молодой широкоплечий коваль, – надо помощь приять, да сбираться спешно! Два лета, как миг пролетят!
– Помыслить надобно, – встал пожилой коренастый коваль, – разузнать всё да обсудить.
– Ано может лжа всё то, – проговорил рыжий дылда, – никто о том досель не ведал. Слухи, поди.
– Вот поджарят вас на ваших же горнах да в задницы ваши же молоты вобьют, вот тогда и сядете судить да рядить, – разозлился коваль, заросший бородой до глаз, – сбираться надо, покуда срок не пришёл, и не след перечить воле богов, что нам воев-ковалей с восхода послали. А боги токмо за тех, кто сам рук не покладает. Вече надо сзывать, жрецов да князя упредить.
Трое старейших переглянулись, сдвинули головы, пошептались и поднялись. Все остальные быстро примолкли.
– Старейшины совет держали и порешили вече созывать. Наши братья вои-ковали весть принесли, и верить им должно, ибо грядёт беда злая, неминучая и вельми изрядная. Слово сказано, и притвориться, что ништо не случилось не мочно. Болтать тоже боле недосуг. Биричей ноне шлём созывать старейшин родов, веских вожей, войных вожей, жрецов да ведунов. Через два дни всем бысть в хорме на Горе. Слава светлым богам, – и он махнул рукой на выход.
Ошеломлённые развитием событий ковали вышли из дома, и разошлись по двое, по трое, оживлённо переговариваясь. Я понял, что лёд тронулся. И, не задерживаясь, мы отправились на торг.
На наполненном шумом, звуками и суетой торжище бродило немало разного люда. Большинство безденежного народа глазели по сторонам да вздыхали, обновки приобретали немногие. Повсюду шныряли приблудные бродяги, среди немногих убогих попрошайничала разная голытьба беспортошная. Орали и тянули за руки зазывалы с глазами прожжённых мошенников, скучали, и вяло переговаривались торговцы.
Пройдясь по рядам, мы не нашли ничего интересного и заслуживающего внимания. Лишь задержались в лавках оружейников присмотреться к местному оружию, ведь будущее ополчение надо чем-то вооружать, а, выйдя на торжище, обменялись мнениями.
– Луки дрянные, – прямо заявил Серш, – простые охотничьи однодревки. Стрелы лёгкие, неровные со срезнями или костяными наконечниками. Видел пару составных луков скифского типа с роговыми и жильными накладками, но то дорогие и редкие экземпляры. Здесь такие не делают и не умеют пользоваться. Будем делать длинные английские из тиса в крайнем случае клеёные из ясеня, клёна и берёзы.
– Самострелы тоже так себе, – поддержал его Рок, – Тяжёлые. Плечи деревянные, со слабым ходом, быстро натянуть невозможно. Такие и даром не нужны, луками обойдёмся.
