Олег Артюхов
Анты
Прогнав коня рысью, шагом и галопом, вёрст десять, я вернулся с большим желанием выпить полведра холодного квасу и искупнуться в речке. Квас то я выпил, а вот искупнуться не успел.
– Поздорову, воевода Бор, – в дверях появился молодой мужик и низко поклонился, – выдь побаять, мужи просют, – и он с поклоном вышел.
Так, а это ещё что такое? Возле дома мяли шапки с десяток молодых мужиков.
– Поздорову, огнищане, о чём рек?
– Вот миром пытаем, верно ль, або исполчать бысть весь край?
– Так.
– Наши по жребью уж пошли в Бусов град, и пошто там бысть?
– Учить биться, абы живот уберечь и врага одолеть, абы живьём с сечи вертались.
– То дело. Ано и в веси мочно сбираться, и дом недалече.
– Толковая мысль, – проговорил я вслух. – По типу казачьей станицы создать в каждой веси отряд во главе с обученным десятником вроде курса молодого бойца, и являться на сборы изначально подготовленными, збройными и оружными. Пожалуй, так и будет.
– Ты давеча малых спытал на игрищах. То дело. Ано и мужей тако же мочно спытать.
Про себя я ухмыльнулся. Эк, мужики хитро подкатили. Игр им тоже, видите ли, захотелось на потеху народу. Ладно, их есть у меня.
– Добро. Дам вам бойные забавы. Шорника в веси имаете? Реките ему, обаче стачал из кожи покрепче вот такой круглый бульб. И крепко набил старым тряпьём. Аще надобно из крепких жердин толщиной в пару пальцев сробить дюжину чурбачков долом в пядь и четыре дубинки в аршин.
По дороге на речку я вспоминал правила игр в регби и городки. Ну, теперь они точно разнесут всю весь по брёвнышку. Надо сказать, чтоб соорудили игровую площадку за околицей. Потом весь вечер я наставлял мужиков.
Выспавшись до невозможности закрыть глаза, на другой день я начал собираться в Бусов град. Ведун Даян ушёл туда накануне. Едва я уложил в суму вещи, как в дом вошёл Лео:
– Здорово, Бор. Не опух ещё от сна. Хорош бока отлёживать. Дружина собралась и ополчение. Тебя все заждались.
– Давно готов. И собрался уже.
Я попрощался с бабой Збарой, оставив ей пять серебряных щеляг, взметнулся в седло, и мы с Лео верхом отправились восвояси.
В поле за городом горели костры, теснились холщовые навесы, тут и там виднелись повозки, и повсюду беспорядочно бродили мужики. Жуткая неразбериха, ужасающая антисанитария и абсолютное неумение ополченцев ввергали в уныние. Увеличившаяся втрое дружина выглядела не в пример лучше, но тоже весьма прискорбно. Я смотрел на этот бардак, и меня одолевали и злость, и отчаяная решимость взяться за дело всерьёз.
В хорме с трудом поместились жрецы, ковали, веские и войные вожи и, естественно все наши мужики из группы, кроме Рока. С облегчением среди них я увидел Стинхо и Черча. Вернулись. Я поздоровался со всеми, а парочку опоздунов дружески хлопнул по плечам. Все примолкли, похоже, ждали только меня.
– Слава светлым богам. Поздорову честные мужи. Винюсь, або задержался.
– Поздорову, вож вожей Бор, – проговорил жрец Сварожич, – не винись, сход токмо починаем.
Вперёд вышел жрец Перунич:
– Ныне собран сход, смотр учинить ополчению, и принять решение дале об исполчении земли.
Я поднял руку:
– Дозволь слово молвить.
Перунич кивнул и сел.
– Честные мужи, вожи и служители богов. Видел я ноне наше ополчение и дружину воев-хоробров. Горькое и жалкое зрелище. Люди смелы и сильны, ано купно то не войско, а стадо. А то лишь малая толика воев, коих должно собрать. Яко великие сборы почнём, так они друг друга и вовсе потопчут, а потом разбредутся от неустройства. Мало мужам исполчённым оружье дать, надо устроить строгий и ясный наряд.
– Антания уж сто зим не ведала войн, – проговорил вож ковалей Асила, – а полки племён и родов досель купно не сходились. То сызнова надобно всё обустроить.
– Так, и станем сызнова строить войско Антании. Но строить изначально крепко и сильно. Како основа, тако и крепость стоит.
– С чего почать мыслишь, воевода? – пробасил жрец Хорсич.
– Почнём с весей. В каждой веси мужей собрать во главе с обученным воем, чтоб знали они войный уряд, место в строю и оружье. Веские десятки сойдутся в сотни, десять сотен в батальон, а пять батальонов в полк. Во главе сотен и батальонов встанут дружинные вои-хоробры, коим надлежит воев в сечу вести.
Всякий полк займёт особый острог с домами, конюшнями, оружным амбаром, кузней, харчевней, ристалищем и домом для отроков. Полковых острогов бысть числом десять, и один учебный, в коем обучать будут новиков. Весями слать мужей на сборы в черёд и строго в указ.
Дале. Все градские и веские домницы, кузни, шорни, оружни, угольницы и конюшни переходят на войный лад под руку братчества ковалей и схода старейшин. Ковалям надобно починать ладить оружье и зброю, и поставить столь горнов, сколь потребно. На Псёле ставим новый град укладников, абы плавить железо и варить уклад в нужном числе.
Весям строгий указ: ставить амбары и токи, жита вдвое и втрое боле сеять, ибо огнищане уйдут в полки, а кормить их потребно. Тако же взрастить поболе скотского поголовья и делать припас впрок копчёной и вяленой убоины, а в лютую зиму много льда в погреба заложить, або питщу в лето хранить. Веским вожам сделать запас льна, шерсти, шкур, кож, холста, войлока и пряжи.
Дале. Смердам волю дать и к делу приставить, пусть како антанский народ тако же бремя несут. Созвать артели умельцев для возведенья острогов, мостов и иных строений. Не сыщете тут, зовите инородцев работать за щеляги. В черёд на веси и смердов бремя возложить на заготовку круглого леса, камня, глины. За работу платить серебром по уладу.
Дале. Четыре крепких града заложим в устьях Десны, Сейма, Псёла и Ворсклы. Главную крепость поставим в Бусовом граде. В обороне надобно учесть такоже древние Змиевы валы, кои пращуры ваши меж реками возвели от набегов поганых.
Немного поспорив, ошалевшие от моего натиска участники схода с планом согласились, и против даже не заикнулись. Распределив обязанности персонально, мы отправились смотреть ополчение.
Моё выступление явно не прошло бесследно, и все вожи крепко призадумались, глядя на бестолковое ополчение совсем иными глазами. Я уж не говорю о наших мужиках из «Темпа», у них от вида неорганизованной толпы буквально зубы заболели.
Когда веские вожи и мужики разъехались и разошлись по домам, мы снова собрались в хорме. На этот раз в круге сидели только свои и Перунич, как хозяин очага.
На время организации войска, властью воеводы Антании я назначил Лео и Серша полковниками четырёх антских полков. Как и планировалось, Марк и Зверо займутся двумя полками полян. Рок приведёт к сроку из Зимно три дулебских полка. Стинхо и Черчу предстояло натаскивать дружину, будущих командиров сотен.
И началась повседневная тягомотина. Весь август рутинная работа и забота выматывали душу. Жаркое солнышко ещё отчаянно припекало макушки, но день уже заметно сократился, и впереди замаячила осень, а там не поспеешь и глазом моргнуть, и белые мухи полетят. Неторопливые аборигены за нашими спинами ворчали и осуждали нашу непоседливость, называя ужаленными в задницу. А мы привыкшие к иным темпам и скоростям без конца пинали и подгоняли огнищан, пытаясь хоть как-то раскачать это протухшее болото. Так или иначе, дело сдвинулось с мёртвой точки, и страна начала медленно с жутким скрипом и стоном раскачиваться, как тяжёлый ржавый язык старого колокола.
Худо-бедно все вопросы находили решение, но строительство вообще и строительство полковых острогов завязли наглухо. Здесь я пребывал в полной растерянности, поскольку не понимал в этом ничего. Но на самом верхнем верху кто-то продолжал на меня ворожить, и этот неразрешимый вопрос вскоре благополучно решился, когда за строительство взялись жрецы Даждьбожич и Хорсич вместе с советом старейшин, а вож ковалей Асила обещал подкинуть на это дело золотишка, инструментов и скобяных железяк.
Порадовали ведуны. Во главе с Даяном они взялись организовать амбулаторно-госпитальную службу, которой предстояло заниматься лечебной, аптечной, санитарной, карантинной и профилактической работами. Под своё начало Даян обещал собрать всех колдунов, лекарей, костоправов и травников.
Отдельной и жгучей проблемой стала сословная реформа. Как известно, в самом низу общества антов находились смерды – пленные чужаки или местные должники-закупы, отказавшиеся от почады. Ониобычно занимались тяжёлыми и грязными работами: пастушеством, скотоводством, лесоповалом, выжиганием угля, добычей руды, глины и камня, землекопством, гончарным делом. И, если почаженные, прислуживая в богатых домах и хормах, и в ус не дули, то смерды жили особняком и тяжело трудились, почти не общаясь с местными жителями. Иногда они объединялись в отдельные общины и ремесленные союзы и часто добивались немалых успехов. Меня категорически не устраивал такой общественный перекос, и я намеревался привлечь смердов к общему делу, дав им полную свободу и все гражданские права, но без права покидать Антанию в течение трёх лет. Я рассчитывал, что изменение состояния станет для бывших невольников мощным стимулом, и, что свободные пастухи вырастят в разы больше скота, а свободные горшечники завалят страну хорошей керамикой. Про углежогов я вообще не говорю, ведь очень скоро кузням потребуются тысячи тонн угля.
Особое место в моих планах занимали бойники-волкодлаки. Одну ватагу Лео уже прибрал к рукам, но по стране бродили ещё два десятка таких банд. Оставить этих головорезов в тылу во время войны, когда все силы будут брошены в бой, было бы равносильно самоубийству. Сейчас отвлекать силы на долгую и неопределённую борьбу с бандитами слишком расточительное и неоправданное удовольствие. Их нужно не побеждать, а возглавить, как это сделал Лео. Вот этой зимой на день Мары 24 декабря в день общего схода всех бойников я и собирался приручить эти банды. Или уничтожить. Как пойдёт.
Времени категорически не хватало, и поначалу в моём воеводском хозяйстве царила бестолковая неразбериха, пока я не догадался подключить к работе всех имеющихся в наличие жрецов и их помощников, которые образовали что-то вроде штабов по направлениям и взяли на себя писанину, учёт, организацию, контроль, связь и взаимодействие.
Биричи заметались по Антании, оповещая, призывая, сообщая, передавая приказы, доводя сроки. Часть из них отправилась в Савирию, Словению, Богемию, Булгарию, Балтию. Вся наша команда, войсковая и жреческая верхушка с головой погрузились в дела, и найти на Горе кого-то из святых отцов, вожей и полковников стало нереально.
Приближалась осень. Пока охваченные горячкой уборочной страды огнищане косили, молотили, веяли и укладывали в закрома жито, дружинники Кугута во главе с Черчем и Стинхо от темна до темна занимались боевой подготовкой. Буквально на глазах неорганизованная толпа воев-хоробров превращалась в сплочённую и грозную дружину.
Наша команда тоже без дела не сидела. Вместе с войными вожами мы разбрелись по окрестностям, отыскивая площадки для полковых лагерей и места для будущих крепостей. Делом это оказалось не простым, и, если бы не помощь местных ведунов и артельщиков, то вряд ли бы мы быстро управились.
К началу сентября можно было с полной уверенностью сказать, что предварительная подготовка закончена и осталось лишь дождаться окончания уборочной, когда освободятся рабочие руки. Не секрет, что до сих пор всю зиму огнищане мучительно бездельничали, лёжа на боку в своих землянках и считая дни до весны, теперь же пахари сидеть по домам точно не будут.
В последний августовский день ко мне подошёл ведун Даян:
– Поздорову воевода, дозволь слово сказать.
– Ну, что ты, Даян, как неродной, обращайся по-простому.
– Невмочно по-простому, коль у тебя на груди знамено богов. А сказать я хотел, что бытуете и ты, и твои полковники, яко брошенные кони, ни стойла, ни хлева, ни пастбища.
– И к чему твои слова, уважаемый Даян?
– А к тому, что жильё вам надобно ставить.
– Самим что ли строить?
– Зачем, самим. В Бусовом граде найдутся умельцы.
– А знаешь, Даян, пожалуй, ты прав. Надоело мотаться по чужим углам, да в воинском доме торчать. И как это лучше устроить?
– Просто. Выбрать место, найти артель, уговориться да щеляг отсыпать.
– Послушай, Даян, помоги мне в этом деле. Мудрость твоя известна, и худо ты не сделаешь. А в том доме и тебе будет место, и всем друзьям моим. Согласен?
– Добро. Помогу. А строить надо в ближней роще, что на холме в двух поприщах от Горы над речкою малой. Там и лагерь полковой неподалёку.
– Благо дарю, Даян, – я прикинул, и расстояние в полтора километра до Горы меня вполне устроило, – великую заботу ты снял с меня. И прими злата для этого дела.
– Жилище то како себе мыслишь?
– Формой в полкруга, открытое на полдень. Высокая основа-подклеть на камне. Там амбары и погреба. Стены из брёвен в один поверх. Полы и потолки тёсаные. Окна со ставнями на полдень, рамы двойные. Горниц со светёлками пусть будет восемь с печами и жаровнями для обогрева в каждой. В серёдке большой общий терем для схода с большим очагом и крыльцом во двор. Входы в горницы с общего крытого хода-гульбища. А на задах всё, что положено из пристроек, сам знаешь, – и я выложил на его ладонь двадцать золотых номисм.
– Знаю, видел схожее жильё у словен. Ко дню Макоши будет нам всем новый домина.
Вовремя Даян заговорил о доме. Впереди зима, и не думаю, что в этих краях будет тепло. Кстати, поскольку местные помимо коров предпочитают разводить овец и птицу неплохо бы научить их валенки валять. Видел я, как делается это, подскажу. А местные, коли войлок изготавливают, так и валенки сообразят, как свалять. А заодно пусть пером подушки и перины набивают, они не в пример мягче и теплее, чем сено и солома.
В один из дней в Бусовом граде меня отыскала ведьма Есмена:
– Поздорову тебе, воевода Бор.
– И тебе не хворать.
– Всё бегаешь, торопишься? Кого ни спрошу, ответствуют: только что был да ушёл.
– Дел без счёта, Есмена. Спросить, что хотела?
– Скажи, нам исцелять увечных воев надобно, али станем бросать их на волю богов?
– Странные речи ведёшь. Мы ж о том толковали не раз. Надобно и дюже надобно.
– А я так вижу, что нет.
– Говори, что не так.
– Сколь воев собрать мыслишь в полковых острогах?
– Десять полков по пять тысяч душ.
– Ага! А где лечить их прикажешь? Где средства хранить? Где увечных содержать, выхаживать и кормить? Где лекарям и целителям бытовать?
– А и права ты, Есмена. Понял я. При каждом полковом остроге будем ставить лекарские дома с пристройками. Осенью и зимой строить почнём, а что и как обговори с Даяном, он в этом дока. И вот что ещё. Люда соберётся много и разного, беда будет, коль брюхом умаются. Надо заране поболе щёлоку и ацета запасти, следить, абы вои руки мыли пред приёмом питщи, а воду пили вскипевшую, сырую воду пить строго немочно. Строго!
Ведьма ушла, а я присел на траву рядом с Бродягой. Подставил последнему августовскому солнышку лицо и спросил сам себя: когда же вся эта хрень закончится? А потом сам себе и ответил: по сути, она ещё толком и не начиналась.
В первый день сентября Марк привёз с Припяти третью посылку профессора Артемьева. Пока мы нуждались только в деньгах и соли, вот их Марк и привёз. Однако не успели мы сосчитать золотишко и серебришко, как они немедленно начали таять. Толком ещё ничего не построено, а денег ушла прорва. Приходилось надеяться только на ингульские прииски, с которых вот-вот должен подойти в Бусов град первый золотой караван.
Как известно денег не хватало всегда, везде и во все времена, а посему мы не долго ломали голову и решили чеканить свою антскую монету с головой быка и буквами «АНТ» на аверсе, снопом жита и надписью «МЕЖАМИР» на реверсе. За весовой стандарт приняли византийскую номисму. Идея всем страшно понравилась, а штамп и чекан взялся вырезать рукодельный Серш, который неплохо рисовал и когда-то увлекался резьбой и гравировкой.
Так начался сентябрь, а вместе с ним пришла и непогода. Прямо скажу, неделю непрерывных дождей в полуземлянке выдержит не каждый без телевизора, интернета, книг, телефона, кофе, пива и, главное, без света. Дела, конечно, нашлись, но настроение трепыхалось на уровне земляного пола. В сырости и нудном ожидании прошла неделя, и вот сильный ветер угнал циклон на восток, и опять установилась тёплая сухая погода. Вместе с первыми ясными деньками на поля высыпали огнищане, добрать то, что не успели в августе. От темна до темна они закладывали в закрома дары земли и заготавливали разносолы. Не иначе светлые боги обернули свои лики к Антании, одарив в ту осень небывало богатым урожаем.
По всей стране даже по ночам громыхали кузни, не давая остыть булату, тревожа огнищан звоном и грохотом, слышимым на многие поприща окрест. Гончары тоже не ленились, стараясь до морозов наделать поболее посуды, а по моим задумкам и рисункам начали обжигать черепицу. Пастухи выгоняли стада на последнюю зелёную травку. Старики спешили побольше надрать лыка, бересты и нарезать лозы, чтобы долгими зимними днями наплести лаптей, туесов и корзин. Бабы с детишками ковырялись в огородах, таскали корзинами репу, чеснок, лук и морковь. Бабки и девки начали тянуть на пряслах шерстяные и льняные нити. А вои продолжали без устали звенеть железом. Короче, весь народ был при деле, а семь иновременцев сидели вокруг горящего очага и подводили первые итоги.
– Что ты, Бор, всё психуешь? – успокаивающе проговорил Марк, – всего четыре месяца тут торчим, а уже чёрте чего наворочали.
– И что же мы тут такого наворочали? Ни хрена не видать. Эти лапотники, как кроты в землю зарылись, и вытянуть их оттуда невозможно.
– Страда, что ж ты хочешь, – встрял Черч, – ещё пару недель и загуляет народ. Свадьбы начнутся, пьянки. Красота!
– Какие, нахрен, пьянки! Великое вече на носу. Шишки разные понаедут со всех краёв, а что мы им предложим? Осенние свадьбы? Пьянки? Всё бла-бла.
– Ты не прав, Бор, – вступился за друзей Стинхо, – решены главные вопросы. В Зимно сидит наследственный правитель, начавший первую антскую династию, князь Межамир. Это раз. Кузнецы технологии сталей и булата отработали. Отличная руда потоком пошла. На днях домницы литое железо и чугун выдадут. Это два. Золотишко надыбали. Денюжку вот-вот чеканить начнём. Это три. Мобилизационные планы сверстали, дружину почти подготовили. Полковые лагери заложили. Это четыре. Придираешься ты к себе и к людям. Занудный и нервный ты стал, твоё превосходительство.
– Я тебе сейчас покажу, превосходительство. Ишь, моду взяли. Чуть что сразу обзываются и обидеть норовят. Пользуетесь моей добротой. Ладно. Согласен, кое-что сделали. По поводу вече, что думаете?
– Проведём на высоком международном уровне, – пробасил Лео, – Чего ты, Бор, межуешься, есть у нас, что шишкам сказать и показать.
– Это ты о чём?
– Не хотел говорить, а придётся. Серш штампы закончил и закалил.
– Это правда, Серш?
– Ну, да. Утром на олове попробовал. Вроде неплохо вышло. Так что монеты мы предъявим. А это не хухры-мухры. Это демонстрация богатства, государственности и силы.
– Да, это аргумент. А что там у Асилы? Цементацию освоил?
– А як же, – все мы знали, что Черч испытывал особое пристрастие к железу и чаще бывал в кузне у Асилы, чем в дружине. – Хорошие клинки из рудного железа вышли, похоже, что в руде есть природные примеси ванадия, хрома и циркония. Сначала металл крючило при обычной закалке. Теперь режим отработали и уже полсотни стальных клинков наковали. Сейчас Асила булат в шамотном тигеле варит. Второй день сталь греет. И вроде всё вытанцовывается.
– Отлично. Черч, передай Асиле, пусть сработает пару десятков одинаковых мечей из цементированной стали с гербом Антании на клинке. Будем вручать их вождям союзников. Пусть призадумаются откуда у нас стальное серийное оружие. Надо Асиле золотишка отсыпать.
– Не возьмёт. Игнульское золото и так к нему стекается, да, и счастлив он без меры, что кучу новых технологий надыбал.
– Была бы честь предложена. Золото и нам самим пригодится. Хочу у сарматов боевыми конями разжиться. Сотен шесть для начала, а потом ещё столько же. Сотню полковникам и комбатам отдам, а остальные для полка катафрактов. Будет мощный бронированный кулак для перелома хода сражения.
– Дело! – обрадовался Марк, – отдай мне этот полк, Бор. А Зверо и один с полянами управится.
– Управишься?
– Конечно. Что там управляться. Лёгкая пехота с ростовыми щитами. Манёвра – ноль. Знай, строй держи, щиты поднимай, сулицы мечи, да булавами и клевцами долби тех, кто подвернётся.
– Ладно, Марк, будет тебе конный полк катафрактов.
Выдув бочонок хмельного мёда, мы разошлись по топчанам за полночь.
Устраиваясь спать в потёмках, я мельком бросил взгляд на амулет и вздрогнул, заметив, что центр воеводского знака слегка светится. Что-то мне чуток заплохело, поскольку в первую очередь подумал о радиации.
«Фил, ты не спишь?». «На дурацкие вопросы не отвечаю, но тебе по секрету скажу: не сплю. Нечем мне спать. А относительно тебя я сплю, когда ты сам дрыхнешь». «Я не говорил тебе, что ты становишься занудным брюзгой?». «У тебя и нахватался, сам знаешь, с кем поведёшься, с тем и наберёшься». «Вечно ты на меня стрелки переводишь, а ведь я тебя плохому не учил». «А личный пример? Вот мой характер и испортился». «Ладно, умник, вопрос у меня. Та штука, что на шее висит, кажется, светится в темноте, не радиация случаем?». «Нет. Была бы опасность, давно бы тебя предупредил. Насколько я понимаю, эта штука неземная. В ней полно не существующих у вас элементов. Она улавливает торсионные поля, сканирует и одновременно от них подзаряжается и, переизлучая фотоны, слегка светится. Что это за устройство понятия не имею, поскольку не мой профиль». «Не радиация, и ладно. Спасибо, Фил». «Всегда пожалуйста».
Вот угораздило же инопланетную штуку на шею повесить. Всё чудесатее и чудесатее. Я-то думал, что мы в прошлое отправляемся, а тут из будущего привет. Вернее, отголосок. А может не из будущего, а из неизвестного и страшно далёкого прошлого. Что-то я совсем заблудился в причинах и следствиях. Слишком многое событий выпадает из здравого смыла: сначала – Древо Жизни, а теперь – инопланетный артефакт. С другой стороны, и до сего дня парадоксов тоже хватало: Деми, Фил, Запределье, переносы сознания в прошлое. А само Лукоморье в какой здравый смысл укладываются? А нынешнее наше пребывание в 6 веке, с точки зрения здравомыслящего человека разве не абсурд? Похоже, вся моя жизнь шаг за шагом становится сплошным парадоксом, поворачиваясь неизвестной стороной реальности. Ох, как не хочется оказаться рыбкой в аквариуме.
Восемнадцатого сентября за шесть дней до великого вече из Бусова града в сторону Табора выехал караван в составе полусотни лошадей, дюжины повозок, меня, а также десятка дружинников, шести жрецов, пяти ковалей, трёх ведунов и двух десятков почадников. Караван двигался до тошноты медленно и только на пятый день вполз в предместья святого града. Почему святого? А потому что в нём находилось общеславянское святилище всех богов. Тоесть Табор являлся южным аналогом северной священной столицы всех славян – балтийской Арконы.
Обычно малолюдный город бурлил от обилия гостей. Все окрестные луговины покрывали шатры и разные навесы, крытые воловьими шкурами и войлоком повозки, а люди всё пребывали и пребывали. Наши жрецы с ведунами и прислугой сразу покинули караван и скрылись в граде, а остальные выбрали подходящую поляну, на которой почады принялись разбивать стоянку. До великого веча оставалось чуть больше суток, и, пока судь да дело, я решил осмотреться.
Как выяснилось, Табор возник на месте древнейшего трипольского поселения, возникшего во времена неолита примерно 35 веков тому назад. Но искреннее недоумение вызывало утверждение жрецов, что здешнее святилище существовало задолго до появления на этой земле людей.
Святилище занимало большую часть огромного плоского холма. Его центральную часть окружали девять тысячелетних дубов с вросшими в них черепами животных: кабана, тура, лошади, барана, козы, волка, рыси, лося, медведя. В отличие от иных славянских святилищ, здесь в центре находилась круглая площадка метров тридцать в поперечнике, выложенная ровными каменными плитами и видимая издалека со всех сторон. В середине площадки в два роста человека возвышался ступенчатый пьедистал, на вершине которого горел священный огонь. В наружном кольце капища за древними дубами поднимались хормы девяти богов. Весь этот удивительный комплекс окружал глубокий ров, к которому по каналу была подведена речная вода.
Расположенный на соседнем холме примыкающий к святилищу город возник недавно всего три-четыре сотни лет назад в сарматские времена на руинах древней крепости, от которой остались фундаменты стен из мелкого камня.
Отличия града Табора от града Бусова бросались в глаза с первого взгляда. Здесь среди немногих жилых домов преобладали общинные дома, казармы, харчевни, конюшни, коновязи, амбары и навесы. Тоесть град Табор возник и существовал для обслуживания обитателей святилища и сотен паломников.
Сейчас все девять хормов: Сварога, Перуна, Даждьбога, Хорса, Макоши, Велеса, Мары, Лады и Святовита, кишели жрецами и ведунами из разных концов славянского мира. Все проходы через ров охраняли вои-хоробры из разных дружин, поэтому мы даже не стали пытаться проникнуть внутрь.
Повсюду сновали повозки, смерды и почады что-то таскали и суетились. У костров чинно сидели вожи и вои из разных племён. Тут и там мелькали колдуны и ведьмы со своими погремушками. И среди этого хаотичного движения даже внимательный взгляд не смог бы заметить и малейший намёк на какой-либо порядок.
Вернувшись на стоянку, я обнаружил там только дружинников да почадников, остальные делегаты растворились среди обитателей святилища или града.
Ночь прошла, как череда засыпаний и просыпаний от неожиданных звуков, голосов и нескончаемой суеты. Сменившее бессонную ночь беспокойное утро тоже не оставило шансов на отдых. Сосредоточившись на ощущениях, я некоторое время гадал, толи накануне меня кто-то качественно отмудохал, толи во сне по мне проехала конная дружина. В добавок к этому ещё с вечера меня не оставляло какое-то смутное тревожное предчувствие, а с утра поганое настроение усугубила пасмурная погода. Едва пробивающийся из-за облаков и тумана солнечный свет безобразно исказил цвета, создавая сумрачную палитру.
Кряхтя и стоная, аки старец, я заставил себя сделать разминку и облиться родниковой водой. И только тогда в организм вернулась привычная бодрость, и я стал нормально воспринимать действительность.
Приводя себя в чувство, я по ходу отметил, что хаотичное скопище приехавших в Табор гостей за ночь и утро чудесным образом превратилось в подобие обустроенного лагеря благочестивых паломников. Смерды и почады навели порядок на стоянках, а паломники и делегаты принарядились и примолкли в ожидании событий.
И события не заставили себя ждать и начали развиваться, постепенно втягивая всех прибывших, и меня в том числе, в свой круговорот. Не успел я слегка перекусить, как прибежал запыхавшийся служка главного жреца Перунича и сообщил, что лично меня ждут в святилище. Пробираясь через бесчисленные стоянки извилистым путём, парнишка привёл меня к хорму Перуна.
В перуновом божище вокруг идола, изображающего грозного бога с булавой, открытым ртом и посеребрёнными усами, стояли полтора десятка жрецов в красном, среди которых я заметил и ковалей: Асилу, Слуда и Кудара. Главный жрец что-то бормотал с подвываниями, точно я не разглядел, но, по-моему, они приносили жертву. Через пять минут жрецы разошлись, а ко мне направились двое: Асила и одетый в багряную хламиду незнакомый жрец с надменным лицом и непроницаемым взглядом.
– Поздорову, воевода Бор, с тобой реки бысть горний жрец Перуна Руг, – прогудел Асила.
– Поздорову, вож Бор, наслышан о делах твоих и о вестях твоих. Ныне вече великое свершится, и слово твоё сильные мира сего услышать хотят.
– Слава светлым богам, жрец Руг, – меня сразу начали раздражать снисходительная бесцеремонность и высокомерие святоши, – прав ты, вече великое грядёт, только сильными мира сего жрецы, вожи да господари может бысть и станут, коли купно ворога поганого одолеют. А слово моё и впрямь важное, и коли захотят его услышать, то услышат.
– Дерзок ты, вож, и беспокоен, коли вече великое созвано в неурок по хотьбе твоей, – ледяное равнодушие в голосе сменилось заметным раздражением.
От слов гордеца ко мне вернулось утреннее препоганейшее настроение:
– По хотьбе я в харчевню иду, або на гулянку, а на вече и в сечу идут по великой нужде, або по великой беде. А беда та будто глыба нависла над нашей землёй.
– Слышал я, что ты тут чужак и заявился с восхода, так какая земля тут твоя?
– Исто послухи твои донесли, жрец. Верно, явились мы с братьями с восхода, ано сердцем болеем за Антанию и кровь в эту землю за неё прольём. А ведь и ты тут чужак. Зрю, с полуночи ты в Табор явился, и мыслю, студёную кровь свою сей земле не отдашь, а для себя ухоронишь.
Десяток секунд мы молча бодались взглядами.
– Ты дерзок и груб, вож Бор, ано баять с тобой недосуг. Вскоре все хормы таинства свершат, и боги призовут на сход всех владык. Надобно ль тебе верные слова указать? – вкрадчиво прошелестел злой и дрожащий от ярости голос.
– Благо дарю, жрец Руг, но зря ты помыслил, что я обносился умом. Ведаю нужное слово, ибо выстрадал оно, радея за благо Антании. Но то слово не нашёптано чужаком с средцем студёным. Абы изречь то верное слово светлые боги и вручили мне знамено сие, – я указал на знак солнца.
– Твоя дерзость несносна и оскорбляет служение богу.
– Уж не возомнил ли ты, жрец, себя равным богам. Исто глаголю, како жрецы, тако и боги, а како боги, тако и святость.
Перунич побледнел, покрылся красными пятнами, скрипнул зубами и, сверкнув глазом, поспешил к идолу своего бога. Совершенно ошеломлённый нашей перепалкой Асила замер с открытым ртом.
Тягучий вибрирующий звук заставил меня повернуться. Оказывается, пока я общался с Перуничем, служки установили на площадке треногу и подвесили огромный бронзовый диск диаметром метра в полтора. Рядом с ним стоял жрец в чёрных одеждах. От удара гонг продолжал низко гудеть, затихая.
От священных дубов отделились девять фигур в одеждах разного цвета, несущих на вытянутых руках большие полукруглые сосуды с водой. По очереди главные жрецы слили воду в поставленную возле постамента каменную чашу. Потом они окружили священный сосуд и принялись серебряными навершиями своих посохов толочь воду, произнося при этом ритуальные молитвы на непонятном языке.
Снова ударил гонг. Жрецы вернулись в круг, а их место у чаши с водой заняли одетые в белое три волхва, которые деревянными трезубцами Велеса принялись по очереди чертить на поверхности воды рунные знаки, что-то тихо при этом бормоча.
